sterblich

Лебор. Базельская башня. Увлекательная история Банка Международных Расчётов, специализирующегося на скрытных финансовых манипуляциях центробанков.

Дартнелл. Первоистоки. Как внешние обстоятельства планеты обитания сформировали прошлое, настоящее и будущее Homo sapiens.

Даймонд. Переворот. Попытка анализа кризисных ситуаций, в которые попадали разные страны. Разумеется, не без обобщений и рецептов на будущее.

Холланд. Доминион. История формирования западного мировоззрения, начиная с античных времён. Идеи, которыми гордятся европейцы, не возникли в одночасье. Они выросли на навозе христианства. Хотите заглянуть в душу европейцу - почитайте апостола Павла.

Гребер, Уэнгроу. Начало всего. Последняя книга Дэвида Гребера, знаменитого антрополога и анархиста. Глубокий взгляд в историю человечества с целью донести до нас мысль о том, что человек был способен сказать "нет" иерархиям и и просто жить, опираясь на сотрудничество с равными.

Томпсон. Беспорядок. Финансы, энергетика, политика - глубокий анализ недавнего прошлого цивилизации. Как мы пришли туда, где находимся сейчас.

Дант. Как быть либералом. История либерального мировоззрения. Почему либерализм сегодня в кризисе и как этот кризис преодолеть.

Маунтин. Прошлые ошибки. Разбор нескольких исторических мифов и мистификаций. Не без политики, но в меру. Автор изучал национализм и хорошо разбирается в вопросе.

Миллер. Микросхемная война. Обзор индустрии микроэлектроники с момента её появления и до сегодняшних дней. Рост и падение гигантов, шансы на будущее - очень толковая книга, написанная знакомым с "нужными" людьми неспециалистом.

Перлрот. Так кончится этот мир. Кибертерроризм и всё, что с ним связано. Попытка взглянуть на малопрозрачный мир эксплойтов, атак и кибершпионажа. Написано журналюгой "Нью-Йорк Таймс", и этим всё сказано.

Экономика

Чанг. 23 вещи. Разбор кучи вещей, о которых у обывателя порой неправильное мнение. Развенчиваются популярные мифы. Автор раскрывает глаза на суть современного капитализма.
Чанг. Как работает экономика. Популярное изложение главных школ современной экономической мысли. Непредвзято.
Чанг. Съедобная экономика. На примере разной еды обсуждаются важные экономические вещи. Много познавательного и пищи для ума.

Шарма. Взлёты и падения. Попытка оценить будущее ведущих экономик мира при помощи оригинальных критериев автора.

Рикардс. Валютные войны. Обзор финансовых военных действий, начиная с Великой Депрессии. Мировой бестселлер.
Рикардс. Смерть денег. Что не так в мировых финансах и чем это нам грозит.
Рикардс. Дорога к краху. Скоро (в 2018 году) грянет страшный кризис или так дальше жить нельзя.
Рикардс. Последствия. Как будет протекать и чем закончится экономический Армагеддон. И, конечно, как пережить его с наименьшими потерями.
Рикардс. Новая Великая Депрессия. Ух! Коронавирус! Годная критика мер по борьбе с пандемией, предположение об искусственном происхождении вируса, а также попытка предсказать последствия для экономики (см. название книги).
Рикардс. Распродано. Мировая логистика пытается выдержать удары, не разваливаясь. На волне перебоев с поставками автор в очередной раз пророчит кризис.

Хадсон. Убивая носителя. Анализ мировой экономики с точки зрения критика финансового капитализма. Всему виной паразиты, которые жонглируют финансами, страховками и недвижимостью. Надо бы их прижучить и раскулачить.
Хадсон. Судьба цивилизации. Серия лекций с описанием исторических сложившихся современных схем эксплуатации, мешающих развиваться мировой экономике. Есть рецепты по изменению ситуации.

Вейк, Фридрих. Капитальные ошибки. Описание сути современной экономической системы с предложениями по исправлению ситуации (спойлер: нужно перестроить финансы).

Кригер. Денежный базар. Старая, но интересная книга о работе мировых финансовых рынков, написанная известным валютным спекулянтом. Исторические экскурсы о том, как объединились рынки капиталов.

Шайдель. Великий уравнитель. Мировое неравенство и что на его влияет. Прогноз неутешительный: уменьшается оно как правило после войн и катастроф разного рода, но не в результате реформ.

Банерджи, Дюфло. Хорошая экономика для трудных времён. Типично левый анализ мировой экономики от нобелевского лауреата с типично левыми предложениями по её улучшению. Обложим всех паразитов налогами, и наступит благоденствие.

Майер. Призрак инфляции. История денег и их непрестанного обесценивания. Нас тоже не минёт чаша сия. Взгляд экономиста австрийской школы.

Политика

Маршалл. Узники географии. Десять карт, рассказывающие всё, что нужно знать о глобальной политике.
Маршалл. Сила географии. Десять карт, раскрывающие будущее мира. По следам успеха первой книги, но тоже годно.

Шульте. Под внешним влиянием. Как Германия страдает под американской пятой. Немцам не стоит стесняться своего прошлого. Залог процветания - дружба с Россией.

Баллог. Страна денег. Офшоры, олигархи и тому подобное. Как ведутся тёмные делишки мировой экономики.

Пури. Великое имперское похмелье. Рассказ о величайших империях мира с приложением к современной ситуации.

Вагенкнехт. Самоуверенные. Что мы имеем сегодня в лагере левых и как выйти из этой незавидной ситуации.

Доддз. Пограничные войны. Границы и всё, что с ними связано в контексте геополитики.

Ханна. Будущее принадлежит Азии. Оглянитесь - и увидите: иного и быть не может. Азиаты уже догнали Европу и не собираются останавливаться на достигнутом.

Мюррей. Безумие толпы. Точно и ясно о "повесточке" с гендером, расами и прочим. Кто-то должен был это написать, и одним из первых был Мюррей.
Мюррей. Война против Запада. Как современные борцы за равноправие рушат страны, их вскормившие.

Ричел. Вскрытие пандемии. Как мировые политики под предлогом борьбы с коронавирусом проворачивают свои делишки, а коронаскептики не верят в очевидные вещи.

Росс. Неистовые двадцатые. Нехорошая ситуация сложилась на Западе и в целом в мире. Надо что-то делать, иначе будет ой-ой-ой. Традиционные левые рецепты по обузданию мировой олигархии. Удивительно, но этот человек работал на Хиллари Клинтон.

Дэвис. Нервные состояния. Одна из книг, написать которую заставили победы популистов (Брекзит, Трамп). Как они добиваются успеха и как им противостоять (их же оружием: разжигать страсти).

Ергин. Новая карта. Недавняя история геополитических событий с упором на энергию и энергоносители. Какие вызовы стоят перед нами и какими инновациями мы можем воспользоваться.

Плакроуз, Линдси. Циничные теории. Подробный обзор новомодных левацких течений, начиная с постколониалистов и кончая трансгендерами. Их мир надо знать, чтобы уметь ответить.

Голдман. Вас ассимилируют. Как Китай собирается без единого выстрела завоевать мир. Автор знает, о чём пишет и заставляет задуматься.

Блэттман. Почему мы дерёмся. Война - очень плохая вещь, но снова и снова их развязывают. Почему? Потому что стремятся получить больше, чем потеряют. А потом оказывается, что не так это просто, как казалось. Но назад дороги нет, и приходится искать дорогу к миру. Находят не все и далеко не сразу.

Эял. Бунты. Хорошая ж вещь - глобализация, или? Надо просто исправить то плохое, что в ней есть. Взгляд из Израиля.

Брегман. Утопия для реалистов. К чему стоило бы стремиться современному человеку. Идеи из левого лагеря.

Научпоп

Брегман. Добрые внутри. Каков человек по природе - добр или зол? Автор голосует за первую опцию.

Хейр, Вудс. Оригинальный взгляд на эволюцию человека, согласно которому человек развился в общественное животное, склонное к кооперации.

Морлан. Людской прилив. Прошлое, настоящее и будущее в контексте демографии.

Граймс. Неразумная обезьяна. Дезинформация, конспирология, пропаганда - мы все падки на это. Почему это так и как этому противостоять.

Лоутон. Эта книга могла бы спасти вам жизнь. Как жить дольше и лучше. Обзор современного состояния науки о здоровье с критикой хайпа и отбором действительно полезных вещей.

Ридли. Как работает инновация. Рассмотрение истории появления разных прорывных вещей с попыткой анализа того, что продвигает, а что тормозит инновацию.

Пинкер. Рациональность. Почему мы принимаем решения не всегда на основе логического анализа. Написано с претензией, но получилось не очень.

Макмиллан. Война. Рассмотрение феномена войны и его влияние на человека. Есть многое, о чём забывается в мирное время. Но которое всегда остаётся с нами. Очень интересный взгляд на разные аспекты войны и всего, что с ней связано.

Чан, Ридли. Вирус. Пандемия Covid-19. Результаты расследования интернет-активистов об искусственном происхождении вируса.

Кукушкин. Хлопок одной ладонью. Человеческая эволюция в популярном изложении учёного-биолога.

Ричи. Научные вымыслы. Халтура, подлог, мухлёж - всего этого навалом в современной науке. Потому её авторитет оказывается иногда подорван. Есть предложения по исправлению ситуации. Как по мне - недостаточные.

Левитин. Счастливое старение. Процесс старения глазами нейробиолога. Много ценных советов о том, как успешно провести осень жизни. Не всё так мрачно, как видится.

Филлипс, Элледж. Заговор. Рассказ о конспирологии и конспирологах. Хороший обзор всяких бредовых теорий. Доставляет.

Мюллер. Верь малому. Как читать современную прессу и не попасться на удочку пропаганды.

Мемуары

Зомари. Воспоминания. Его называли "цюрихским вороном" - так точно он предсказывал мрачные события. Он же был умнейшим человеком и очень способным банкиром, блестяще прошедшим все передряги неспокойной эпохи. Много деталей, объясняющих те события и раскрывающих угол зрения людей тех лет.

Шахт. 76 лет моей жизни. Воспоминания банкира, обеспечившего взлёт Третьего Рейха. Этот хитрый лис вовремя спрыгнул и избежал наказания, попав на скамью подсудимых в Нюрнберге. Пару-тройку лет он всё-таки отсидел, и, я думаю, не зря.

Ирвинг. Война Гитлера. Фюрер надеялся, что когда-нибудь появится британец, который напишет историю Третьего Рейха так, как бы сделал он сам. И он появился, этот британец, который перевернул кучу документов и описал шаг за шагом историю этой неоднозначной персоны. Куча интересных нигде не упоминаемых фактов.

Всякое-разное

Джеффрис. Всё, всегда, повсюду. Постмодерн - как он появился, вырос и умер. А может, не умер? И кому он был нужен?

The Economist. Интересные факты и истории со страниц всемирно известного журнала.

Наварро. Я вижу, о чём вы думаете. Язык тела и как его истолковывать. В жизни пригодится!

Глаудуэлл. Разговор с незнакомцем. Журналюга надёргал жареных историй и пытается сделать из них многозначительный вывод: мы плохо знаем людей.

Восс. Никаких компромиссов. Искусство ведения переговоров. Главный секрет: поменьше уступать и стоять на своём. Неудивительно, ведь автор общался в основном с террористами.

Что увидел Алоис Не успела окончиться Вторая, как один немец увидел Третью мировую.

Дрейфусу ломают саблю.

У антисемитизма в Европе долгая и кровавая история. Католическое предубеждение к «христопродавцам», псевдонаучный расизм с формой носа, левацкая враждебность по отношению к финансовому капиталу и теория еврейского заговора разжигали ненависть к этому народу.

Осуждение изначально невиновного Дрейфуса породило волну антисемитизма во Франции. Тех, кто вставал на его защиту, безжалостно гнобили, не глядя на прежние заслуги. В число новых изгоев вошёл и всемирно известный писатель Эмиль Золя. Его статья Я обвиняю ещё больше поляризовала общество. Оно разделилось на дрейфусаров и антидрейфусаров. Золя пришлось даже бежать из страны. Сотни студентов ходили по улицам Парижа с антисемитскими лозунгами. Антисемитизм, как вирус, распространился по другим городам Франции. Евреям оставалось только прятаться: попытки противодействовать клеймились как насилие.

Оправдание Дрейфуса в суде положило конец раздраю в обществе, но не оперявшемуся нацизму, чья школа политической мысли превозносила группу и атаковала чужаков.

Первая мировая привела к началу коммунистического эксперимента в России. Задумал этот эксперимент Карл Маркс, который пытался провести научный анализ капитализма. (Пытался...

Это не я сказал, это автор. Как видно, не очень он уважает марксистов.) В Манифесте Маркс говорил о классовой борьбе. В классы марксисты группируют людей по отношению к средствам производства. Картина коммунизма с его ландшафтом индивидуальной свободы была чертовски привлекательна. Однако по сути, рассуждения Маркса шли в фарватере Руссо. Равноправие человечество шло не из личной свободы, а из свободы группы. Недаром сам Маркс называл индивидуальные права «догмами» и «устаревшим словесным мусором». То, что он предлагал, было противоположностью рыночного либерализма: обеспечение всей материальной жизни государством. Власть которого над человеком была бы безграничной.

Большевики в России явились достойными продолжателями дела Руссо, встав на место претворителей не воли народа, но воли рабочего класса. Партия объявила войну концепции личной жизни. Они пытались искоренить семью и заменить родителей государством. Луначарский говорил о необходимости учить думать категориями «мы» и оставлять позади частные интересы. Семью разрушали уплотнениями в коммуналки. Людей заставляли жить вместе. У члена партии не было частной жизни. Слово «совесть» перестало употребляться, вместо него получил распространение эрзац – «сознательность». Люди реагировали на это внутренней эмиграцией, пряча чувства и надевая маски. Это со временем охватило всё общество.

Как видно, наш автор так не любит большевизм, что некритично повторяет антисоветские байки об отсутствии частной жизни у коммуниста, разрушении семьи и «внутренней эмиграции» всех и каждого. Жизнь в коммуналке была регрессом для тех, кто занимал прежде целую квартиру, оставшись в результате лишь с комнатой. В то время, как для большинства своя комната была прогрессом по сравнению с подвальными углами при царе.

Впрочем, наци Ян тоже терпеть не может. Фашизм сделал для расы то, что коммунизм для класса. Как и коммунисты, фашисты не уважали индивидуалистов. Волю расово чистого народа осуществляли их вожди. Аргументировали они преимущественно эмоциями, не утруждая себя логическими аргументами. Здесь я не соглашусь: на научное обоснование расового превосходства было было истрачено немало средств. Евгеника и социал-дарвинизм появились задолго до Гитлера и были вполне уважаемы не только в Германии, но и в целом на Западе, включая либеральную Англию.

Большевики, расправившись с буржуазией, неустанно искали новых врагов в обществе. И нашли их: это были кулаки. Коллективизация не привела к росту сельскохозяйственного производства, скорее наоборот: многие не хотели вкалывать за трудодни. Воровство стало повсеместным. Чтобы люди не сбегали в города, крестьянам не дали паспортов. Неурожай и конфискации урожая привели к голоду начала тридцатых.

У Гитлера были свои враги. В число их вошли коммунисты, социал-демократы, церковь и евреи. Сразу после прихода к власти были приостановлены статьи Конституции с базовыми свободами. Сеть концлагерей покрыла страну. Людей стали преследовать просто за хорошие отношения с евреями. Или за то, что впускают евреев в свой магазин. При этом аппарат Гестапо был невелик: помогал штат платных информаторов, да и добропорядочные бюргеры охотно стучали друг на друга. Процесс полного контроля в обществе превратил его в однородную, конформистскую, безразличную и податливую массу. Компанию коммунистам и социалистам в концлагерях стали составлять преступники, безработные, «расовые дегенераты» и прочие «асоциальные элементы». И, конечно, евреи.

Коммунисты тоже внедрили в общество культуру взаимного наблюдения. За кулаками в изгои отправились священники, торговцы, проститутки, цыгане, армяне, китайцы, финны, немцы, греки, корейцы, латыши и поляки. Их депортировали или казнили. К любому иностранцу относились с подозрением. Начиная с 1937 года, волна репрессий накрыла страну. Людей стали арестовывать и бросать в тюрьмы по ничтожнейшим доносам. Если ты «враг народа», то могли арестовать и твою жену. Чтобы добиться признательных показаний, массово применялись пытки, одной из популярнейшей из которых было лишение сна. Между 1929 и 1953 годами через ГУЛАГ прошло 18 миллионов советских граждан.

Начало мировой войны привело к радикализации нацистского режима. Он занялся уничтожением психически больных и умственно неполноценных граждан. Истребление евреев всей Европы велось в промышленных масштабах. Их расстреливали, топили в реках, душили в душегубках и травили циклоном в Освенциме и других лагерях. Миллионы жертв стали последствием краха либерализма и разрушения личного начала.

В либеральный лагерь двадцатый век тоже принёс пополнения. К рыночникам прибавился фон Хайек, к радикалам – Кейнс.

Несмотря на то, что Хайека сегодня считают консерватором, автор причисляет его к либералам. Он верил в свободу личности и его выводы, будь то политика или экономика, вытекали из этой точки зрения. Даже поддерживая диктаторов, он предал себя не как консерватор, а как либерал. Он сразу распознал, что фашизм и коммунизм – две стороны одной медали. Медали разрушения индивидуальной свободы. Свободой, которой он занимался как учёный, была не свобода мысли или разнообразие, а свобода рынка.

Согласно Хайеку, государство, вмешиваясь в рынок (например, манипулируя процентной ставкой), вносит искажения, приводящие к непродуктивному вложению капитала и потере средств. Когда деньги делаются дешёвыми, например, становится выгодно вкладываться в изначально убыточные вещи. Процесс идёт по нарастающей. Потом наступает протрезвление, ставка снова вырастает, а наросшие бизнесы становятся убыточными и банкротятся. Экономика – слишком сложная материя, чтобы пытаться ею рулить. Хайек, вслед за Констаном, считал, что рынок нужно оставить в покое. И, вопреки, Миллю – что решение вопроса о вмешательстве государства имеет однозначное решение.

Более того, тема эта не только экономическая. Любое вмешательство государства – это шаг в сторону тирании. В таком духе он рассуждал в своём бестселлере Дорога к рабству. Но даже в ней он допустил, что государству всё-таки есть кое-чем заняться, хоть бы контролем мер и весов.

Главная проблема у Хайека была в том, что его теория была манифестом бездействия. И когда мировую экономику затрясло в Великой Депрессии, ему было нечего предложить её жертвам. Которые уже имели голос на выборах. Мир на примере нацизма и большевизма уже успел увидеть, что может случиться, если пустить всё на самотёк.

Кейнс считал, что нельзя безоглядно верить рынку. Ему нужно отдать то, с чем он может справиться. А с чем нет – тем должно заниматься государство. В его системе человек укоренён в обществе. И получает пользу от общего благосостояния. После войны вмешательство государства в экономику стало практически повсеместным. Я с трудом верю, что в этом заслуга лично Кейнса, который выпустил свою знаменитую книгу в 1936 году, когда Рузвельт, Гитлер и Сталин уже вовсю практиковали то, за что выступал Кейнс. Но, как бы то ни было, послевоенное время вошло в историю не только государственным регулированием, но и построением систем социального страхования. В шестидесятых годах Кеннеди стал снижать налоги (это автор тоже называет кейнсианизмом!), а его преемник Джонсон стал бороться с бедностью, увеличив пособия. Благосостояние росло, как на дрожжах.

Мировая система торговли была перестроена на основе справедливости и кооперации. Начало положил документ под названием Атлантическая Хартия. Во как! А я думал, это американцы стали прибирать к рукам бывшие колониальные рынки под благородным девизом. Уж больно сильно эта мировая торговля оказалась завязана на единственную валюту, обеспеченную золотом – доллар. Тем не менее, упрощение и выравнивание правил в рамках либеральной системы положительно сказалось на торговле, повысив благосостояние и улучшив положение со свободой в мире.

Мир стал потихоньку объединяться. (Хоть автор говорит о том, что ничего подобного в прошлом не было, это не так. Глобализация проходила в несколько волн, предпоследняя из которых – перед Первой мировой.) Европейцы, объединяясь, стали пытаться положить конец национализму посредством торговли. В 1946 году была подписана Декларация прав человека ООН. В ней были записаны новые права права «второго поколения», включая право на убежище. А ведь ещё за семь лет до того в Майами причалило судно с девятью сотнями европейских евреев, которым не дали сойти на берег ни там, ни на Кубе, ни в Канаде. Пришлось ему возвращаться в Германию, где треть пассажиров закончила свою жизнь в концлагерях.

Декларацию ООН нельзя привести силой в действие. Но она нашла своё отражение в законодательствах стран мира. Страны-подписанты Европейской конвенции по правам человека пошли дальше, организовав независимый суд в Страсбурге. Решения суда уже обязательны. Так в целях соблюдения прав человека была отдана часть суверенитета. Возникновение таких организаций, как ВТО, ЕС и Совет Европы не оставляет сомнений: разделение властей переступило границы. Государства стали принимать решения сообща. Потеря части суверенитета явилась ценой, оплаченной за безопасность, выгоды торговли, свободу передвижения граждан, защиту от тирании и мир.

Успех фашизма и коммунизма в середине века заставил открыть глаза на одну важную вещь: люди не хотят быть атомами. Они любят объединяться в рамках культуры и общества. А классики либерализма, от Локка до Милля были безразличны к патриотизму. Помочь осмыслить этот феномен смогли два человека, первого из которых я бы не назвал либералом. Он был скорее левак либерального толка – Джордж Оруэлл.

Уже в молодости Джордж стал чувствовать пустоту в своей душе и в душах других. Эту пустоту заполняли опасные политические движения. Сам он попытался обратиться к религии. Но по-настоящему поверить он не мог, хотя и любил быть сопричастным на церемониалах. Он считал:

Если ты больше не веришь, лучше всё же ходить в церковь; лучше следовать древним дорогам, чем дрейфовать в неприкаянной свободе.

Джорджу случилось повоевать в Испании, где он воочию столкнулся со сталинскими лживыми пропагандонами. Это заронило в его сердце искру ненависти ко всему тоталитарному. Вернувшись в Британию, он стал писателем.

Оруэлл предупреждал, что потребность людей к принадлежности никогда не пропадёт. Нужно признать этот факт и взять его в основу политики, прежде чем его монополизируют фашисты. Он сам был патриотом, но не был националистом. Национализм – это тёмная сторона патриотизма, на которую переходят те, кто не любит отдельную личность. Национализм – это когда единообразие встречается с отсутствием независимого морального суждения. Когда прилипаешь к толпе наци, способность к независимому мышлению начинает сама собой растворяться.

К чему это приводит, он рассказал в своей всемирно известной антиутопии 1984. Тоталитарный режим не ограничивается физическим контролем, ему нужен и контроль ментальный. В его условиях люди начинают верить, что 2+2=5. Своим романом Оруэлл пытался призвать к оружию. Продемонстрировать, куда ведёт угроза тоталитарного мышления. И показать, как победить тоталитаризм: яростной защитой объективной реальности. Путь к свободе лежит через "cogito ergo sum".

Но всё же я считаю, что от Оруэлла далековато до либерализма. Мостик между патриотизмом и либералами навёл один талантливый еврейский мальчик. Звали его Исайя Берлин.

Я русский еврей из Риги. И все мои годы в Англии не могут этого изменить. Я люблю Англию, со мной здесь хорошо обходятся, меня восхищает многое в английской жизни, но я русский еврей, я таким родился и буду таким до конца жизни.

Это не помешало ему достигнуть чрезвычайной популярности. Родился Исайя в 1909 году, и детство его попало на тяжёлые годы войны и революции. Семья была эвакуирована из Риги в Петроград, чтобы пережить там революцию. В 1920 году они попытались вернуться в Ригу, но встретили там холодный приём. Евреев там уже сильно не любили. Выходом стала эмиграция в Британию. Исайя там прекрасно интегрировался. Мальчика, который назвал его "грязным немцем", живо побили одноклассники. Учился он прекрасно, закончил колледж Оксфорда и занимался почти всю жизнь философией. Почти всю. В войну он был дипломатом и работал в США.

Несмотря на прекрасную интеграцию в английском обществе, Исайя был, как он сам признавался, евреем. Даже сионистом, хоть в Иегову верить не мог. И когда предоставлялась возможность, сливал конфиденциальную информацию еврейскому лобби в Нью-Йорке. Да, во вред своей стране. Но он был ещё и не просто еврей, а русский еврей. Русская культура была близка ему. Когда предоставилась возможность поработать в СССР, он ей воспользовался. И сходил в Ленинграде в гости к Анне Ахматовой. Они проговорили до одиннадцати вечера. Поэтесса посвятила ему несколько строк:

Полно мне леденеть от страха,

Лучше кликну Чакону Баха,

А за ней войдёт человек…

Он не станет мне милым мужем,

Но мы с ним такое заслужим,

Что смутится Двадцатый век.

Автор не рассказал, что Берлин привёл за собой в тот вечер "хвоста". Это привело к разгромному постановлению ЦК, в результате которого Ахматова получила серьёзные неприятности и схлопотала инфаркт. Потому когда предоставилась встретиться ещё раз в 1956 году, она отказалась.

А Берлин занялся после войны философией. Собрал кучу наград, включая рыцарское звание. Он был либералом. Будучи умным и открытым миру человеком, он признавал наличие многих ценностей. Свобода, равенство, справедливость, благодарность, прилежание, гедонизм, романтическая любовь, дружба, искусство, благотворительность... И патриотизм тоже. И потому Берлин пришёл к выводу о плюрализме ценностей. Проблема в том, что они не всегда идеально согласуются. Скажем так: они находятся в конфликте. Хэппи энда не существует. Что-то всегда будет страдать. Проблемы всегда будут сопровождать человечество. Такова жизнь.

Либералам пришлось признать, что есть вещи, помимо их тотемов - свободы, разума и автономии. И эти вещи не хуже. Но, приняв эту точку зрения, мы рискуем впасть в моральный релятивизм. А именно - если нет доминантных ценностей, то "всё дозволено", и нацизм и сталинизм - вполне допустимые вещи, наряду со всеми другими.

Однако человеку свойственно рано или поздно делать выбор между ценностями. Но для того, чтобы сделать выбор - нужно быть свободным! В этом и есть важность и ценность свободы. На выбор весьма влияет контекст, внешние обстоятельства. А чтобы оценить ценности в контексте - нужно включить голову. Разум. И быть автономным в своём решении. Получается, что старые добрые либеральные тотемы - они не просто ценности, они метаценности, обеспечивающие человеку сделать свой выбор. К свободе, разуму и автономии Берлин добавил ещё одну метаценность - умеренность. Она помогает признать конфликт, не устраняя, но смягчая его.

Отсюда мораль: патриотизм имеет значение, потому что он важен для человека. Но как только он ограничивает его, он теряет своё значение. Вполне в духе либерального патриотизма.

--------------------------------------------

Несмотря на отчаянные попытки автора убедить читателя, что большевизм и фашизм - одно и то же, я всё же не убедился. Да, сходство налицо - это тоталитаризм. Но это не стратегия. Это тактика. К которой прибегают чаще всего в военных условиях. Советский Союз ранних лет и был большим военным лагерем. И война показала, что готовились не зря. Более того, на благословенном либеральном Западе тоже не гнушались преследованием инакомыслящих - достаточно вспомнить репрессии при маккартизме в США, когда коммунистов изгоняли отовсюду, откуда можно. Разве что в тюрьмы не бросали, но это ведь не принципиально. Читая про двадцатый век, убеждаешься снова и снова, что автор рисует историю чёрно-белыми красками. Про своих - только хорошее, про чужих - только плохое. Так распинался про эгалитаризм Милля и Тейлор - и не удосужился упомянуть, что равноправие женщин было первым достигнуто в стране Советов.

Включение левых и правых идей в арсенал либерализма в ходе современной истории говорит о том, что идеология сама по себе эта не отвечала на базовые запросы обществ. Потому либералы стали мыкаться по разным лагерям. Находя чаще всего приют у консерваторов, как Хайек. Которые желают свободы вложения своих накопленных капиталов. "Тоталитарные" левые в свою очередь уважают рыночника Кейнса.

Рассуждения про мета-ценности звучат красиво, но если задуматься, что это значит, то можно прийти к выводу, что не нужно воспитывать детей, а давать им некий выбор. Но во-первых, ценности закладываются в раннем детстве, когда "соображалка" ещё не работает на полную мощность. А во-вторых, время будет потеряно, и если ребёнка не будут воспитывать родители и школа, его воспитает улица. Найти силы пересмотреть свои убеждения может далеко не каждый Вундеркинд Берлин в своей философии, как и Констан, и Милль, проецирует свои качества на всё человечество.

Обеспечить людям автономность и свободу выбора в условиях непрестанной пропаганды с разных сторон - утопия. Пропаганда стоит денег, и у кого их много - тот и сильнее влияет на умы. Недаром те, кто всегда топит за свободу и либерализм - это денежные мешки. Они не любят, когда их трогают, а особенно не любят, когда трогают их деньги. Или мешают их тратить, как вздумается. Вот и получается, что в Мекке либерализма - Соединённых Штатах Америки - в выборах может участвовать любой. И выставлять свою кандидатуру - тоже любой. А вот побеждают всегда сверхбогатые и их ставленники. Вот она - свобода...

Ему "посчастливилось" быть плодом эксперимента. Его отец, богатый швейцарский полковник, решил воспитать ребёнка в идеальном соответствии своим ценностям при условии полного контроля. Его отправляли от учителя к учителю, некоторые из которых оказывались пьяницами и азартными игроками. Что принесло свои результаты: начав в пять лет с греческого, латинского и математики, в двенадцать он уже писал, как Бог. А в тринадцать дрался на двух дуэлях, влюбился и наделал первых карточных долгов. Так и прошла бы жизнь его вдали от большой истории, если бы в 1794 году он не встретился с мадам де Сталь.

Наконец-то он нашёл кого-то, кто превосходил его самого живостью, интеллектом и сексуальным аппетитом. Он не стал падать духом, когда мадам не стала включать его в "члены её кружка". Восемнадцать месяцев домогательств явили в качестве результата неслыханно сильную пару из двух монстров-эгоцентриков.

Незадолго до прихода Наполеона к власти де Сталь пыталась подбить к Бонапарту клинья, но получила от ворот поворот. Впрочем, впоследствии тот предложил сотрудничество, которое было высокомерно отвергнуто. С тех пор они стали врагами. С жёстким режимом империи наши герои-любовники стали бороться изнутри. Констан, став трибуном, не упускал возможности лишний раз обличить тиранию. Салон мадам де Сталь стал центром оппозиции. Кончилось это геройство сперва общественной изоляцией, а потом и эмиграцией.

Констан наблюдал рост авторитаризма режима, делая заметки, которые опубликовал впоследствии в виде памфлета. Истоком проблем он считал войну, которая в случае обороны страны является нужным делом. Но когда дело переходит к завоеванием - становится токсичной. Народ трудно убедить идти отдавать свои жизни в завоевательных походах, потому в ход идёт навешивание ярлыков национальной безопасности на агрессивные войны, а затем и изменение языка:

Все слова будут терять своё значение. "Сдерживание" будет предвещать насилие, "справедливость" возвестит о беззаконии.

Это было написано за полтора века до Оруэлла.

Несогласные с ложью генералов будут безжалостно подавлены. На всё общество будет наложено требование к подчинению. От всех будут требовать единообразного мнения о политике, религии, патриотизме и стиле жизни. Сам Констан был с этим не согласен, предпочитая разнообразие униформизму, а торговлю - войне:

Разнообразие - это организм, а единообразие - механизм. Разнообразие - жизнь, единообразие - смерть.

Звёздная пара де Сталь и Констана распалась окончательно в 1811 году после того, как новый молодой любовник не захотел терпеть других членов кружка мадам. Констану осталось заниматься писательством в обществе второй жены. Его автобиографический роман "Адольф" принёс ему мировую славу и оказал сильное влияние на Пушкина.

Меж тем Наполеону надавали по сусалам в России. Было очевидно, что во Францию вернётся монархия. В надежде, что она будет конституционной, Констан стал топить за шведского принца. Победил, однако, очередной Людовик. А потом подул новый ветер: Наполеон вернулся с острова Эльба. Кому и предложил свои услуги наш герой. И получил согласие! И даже поручение написать новую Конституцию. Но после Ватерлоо снова начались траблы... Однако, вместо того, чтобы дёрнуть из страны, он стал писать мемуары о работе с Наполеоном, где он представил себя борцом против автократии. Людовик Восемнадцатый, прочитав их, улыбнулся и простил гада.

Всё же, время, проведённое с Наполеоном, не прошло даром. В последующих трудах Констан изложил своё видение политической философии. В её сердце была идея независимого индивида, которого он списывал, несомненно, с себя. Он справедливо указал на Руссо, как на провозвестника Террора. Воли народа не существует! Есть только много желаний отдельных людей. Любое движение, взявшее "волю народа" на вооружение, кончает злоупотреблениями и узурпацией власти, будь то Кромвелем или Робеспьером. Верно, что народ - суверен. Но у каждого гражданина должны быть неотчуждаемые права, которые должны защищаться от посягательств государства, церкви или общества. Живя среди людей, приходится иметь дело с  секретной полицией, назойливым проповедником или любопытными соседями. Это - тирания большинства.

Защищать права меньшинств - это защищать права всех. Каждый оказывается когда-нибудь в меньшинстве. Всё общество состоит из меньшинств, которые так или иначе притесняются.

Вдобавок к этому, Констан встал на защиту частной собственности. Аргументы он взял у Адама Смита. Тот в своём Богатстве народов поставил эгоистический интерес каждого в основу преуспевания всего общества. Механизм ценообразования на свободном рынке заставить работать его "невидимую руку", которая будет благоприятствовать всем - и продавцу, и покупателю. Инстинктивное экономическое поведение отдельных участников приведёт систему на пик эффективности. А дело государства - прежде всего не мешать. Для него Смит выделил три задачи - оборона, правосудие и общественные дела типа школ или дорог. Интересно, что в будущем рьяные сторонники свободного рынка окажутся склонны топить за минималистское государство, игнорируя третью задачу, поставленную государству их кумиром. Тем не менее, сам Адам Смит указывал, что страна должна жить по средствам, платить по счетам и не накапливать долгов.

Вот эти идеи Смита и взял на вооружение Констан, обосновывая неприкосновенность частной собственности. Конфискуешь имущество? Снижаешь эффективность рынка и благосостояние каждого! Государство должно оставаться в стороне от попыток перераспределения. В начале девятнадцатого века с его бурным развитием это казалось дельным. Уже тогда самому Констану было ясно, что общество при этом расколется на два - имущих и неимущих. Политические права гражданина по факту будут иметь только первые. А вторые - обречены работать по 80 часов в неделю, чтобы снискать хлеб насущный. По факту, в добавок к исключению из числа полноправных граждан рабов и женщин, Констан исключил ещё и неимущих.

Но история шла по другому пути - пути увеличения равноправия. Вопрос неравенства требовал своего решения. Новые ответы были даны новыми людьми. Одним их которых была ещё одна жертва экспериментального воспитания по имени Джон Стюарт Милль. Его папаша тоже решил воспитать супермена. Но в отличие от папы Констана, он сам был хорошо образован и мотивирован. И занимался воспитанием сам. Вместе со своим другом Джереми Бентамом Джеймс Милль разделял философию утилитаризма. Он хотел воспитать человека, который воплощал идеал утилитариста: сухую логическую машину по максимизации пользы. Пацан в три года начал с греческого, в шесть написал историю Рима, в восемь занялся латинским, в девять перечитал многократно Илиаду, в двенадцать глотал целые библиотеки древних текстов, а в пятнадцать получил последний кусочек пазла - философию Бентама.

Папаша был доволен. Однако позднее выяснилось, что успехи в учёбе дались ценой неспособности завязать себе галстук даже во взрослом возрасте и лишением друзей на протяжении всего детства.

Я вырос в отсутствии любви и присутствии страха.

И в двадцать лет "машина" сломалась. После того, как Джон Стюарт осознал, что если реализовать те изменения, которые он желал обществу, оно не станет счастливым. Парень стал подумывать о самоубийстве. Но нашёл отдушину в поэзии и искусстве. В конце концов он оставил идею о создании полностью научной системы для постижения мира. Он привнёс в свою жизнь эмоции и открытость новым идеям. И он встретил свою женщину.

К несчастью, она была замужем. И с тремя детьми. Добавьте к этому викторианскую Британию с её браком, зависящим всецело от мужа - и можете представить себе степень затруднительности их положения. Но зато она была его верной сподвижницей, в сотрудничестве с которой он разработал все свои значимые идеи. По сути Гарриет Тейлор была его соавтором. Но история забыла её, оставив в памяти потомков в основном лишь Милля.

Пара эксцентриков Тейлор-Милль

С идеей Локка об общественном договоре было порвано. Государство - средство подчинения, и оно базируется на силе и принуждении, роль которых в ходе истории ушла на задний план. Раньше людей порабощали палками и камнями, а сейчас их держат в рабстве законами. Роль женщин в тогдашнем государстве низводила их до состояния собственности. Даже если тебя не бьют и насилуют, система мужского доминирования является ментальной тюрьмой. На протяжении всей жизни из тебя делают пассивный субъект для удовлетворения мужчин. Тебя учат только для того, чтобы выдать замуж, лишив других значимых целей в жизни. Вышла замуж? Прекрасно, рожай. И желательно мальчика!

Милль и Тейлор распознали дефицит прежних либералов: свобода должна быть для каждого. Уже в 1867 году Джон Стюарт поставил вопрос о всеобщем избирательном праве в процессе реформы. Конечно, его прокатили. Но прошло 55 лет после его смерти - и цель была достигнута.

Уважение к собственности было не чуждо Миллю - сам классик Давид Рикардо был частым гостем в доме его отца. Коммерцию он считал реальной альтернативой, делающей войну устаревшей. Но вопиющее неравенство среди людей не давало ему покоя. Он пришёл к выводу, что несмотря на благотворность рынка и частной собственности в деле повышения достатка, главным критерием пользы должно быть благополучие массы народа. В этом вопросе свободный рынок имел явные недостатки. Исправлять которые и должно государство в рамках своей третьей задачи, установленной Адамом Смитом. Оно должно обеспечивать общественные работы на благо всех. Более того, оно должно защищать коллективное принятие решений. И наконец:

Человеческие существа должны помогать друг другу, и чем выше нужда - тем больше. Никто не нуждается сильнее в помощи, чем голодающий.

Чтобы обеспечить это, требуется какое-никакое социальное государство. "Левачество", - скажете вы. Да, левый либерализм. Но вот вопрос: насколько далеко должно государство вмешиваться в свободный рынок? Увы, этот вопрос для Милля не имеет универсального ответа.

Это, конечно, далеко не весь вклад Милля в либеральную науку. Главным был трактат О свободе. В нём получила развитие центральная философская идея Констана о тирании большинства. Государство и общество - вот главная угроза для человека. Решением проблемы с его угнетением стал принцип вреда.

Единственное оправдание вмешательства в свободу действий любого человека - самозащита, предотвращение вреда, который может быть нанесен другим. Собственное благо человека, физическое или моральное, не может стать поводом для вмешательства, коллективного или индивидуального. Не следует заставлять его делать что-либо или терпеть что-то из-за того, что по мнению общества так будет умнее и справедливее. Можно увещевать, уговаривать, упрекать, но не принуждать и не угрожать.

Можно долго спорить, что такое есть этот самый вред, который нужно предотвращать. В любом случае, Милль утвердил основные индивидуальные свободы, трогать которые нельзя: свобода мысли и сознания, свобода изъявления и опубликования мнений, свобода вкусов и занятий (то есть делать то, что нравится) и свобода объединений для любых целей, лишь бы они не вредили остальным.

Звучит красиво, но касательно конкретных применений неизбежны споры и проблемы. Стоит ли ограничивать продажу яда? Нет! Надо только поставить препятствия для использования его во вред. Стоит ли запрещать людям уходить в секты? Тоже нет! Нужно, однако, обеспечить возможность свободного выхода из них. Как видим, дело это трудное, но открывающее дверь в мир сбалансированных интересов. Для Милля эта идея была глубоко личной. Его отец с друзьями-утилитаристами презирали поэзию, которая спасла ему самому жизнь. Открытость другим идеям - чрезвычайно важна. Начнёшь путешествовать, знакомиться с другими культурами - получишь "прививку" против национальной ограниченности, например.

Кроме того, трактат содержал сильные аргументы в пользу свободы слова. Начать с того, что все делают ошибки: люди, организации, государства, церкви и общественное мнение. Далее, запретить кому-то высказывать своё мнение в случае, если оно верно - значит лишиться возможности узнать правду. А если ложно - не суметь распознать его ложность. Закрывать рот оппоненту - значит покончить с прогрессом. Всё это, конечно, с одним исключением: призывы к насилию должны безусловно запрещаться.

Потому-то настоящий либерал всегда слушает тех, кто с ним не согласен. Нужно быть открытым для самых убедительных, информированных, эффективных и красноречивых атак. Для этого мало быть уверенным и независимым. Нужно иметь способность влезть в шкуру оппонента. То есть уметь сочувствовать.

Подобно Констану, Тейлор и Милль распознали противоречие между свободой личности и согласованностью в обществе. Как и он, они сравнивали разнообразие с организмом, а согласованность - с машиной. Машина, казалось, побеждает. Но в ней же крылись силы, окрылявшие либерализм. Это были обмен информацией и демократия. Они предвидели положительную обратную связь между общественным мнением и СМИ, что в условиях представительской демократии создало отдельную моральную силу, давящую на законодателей.

Как быть одиночке в обществе? Подчиниться мнению остальных, плыть по течению? Или быть хозяином своего мнения, взвешивая его разумом? Авторы предпочли последнее. Человек должен сам выбирать свою жизнь. Но лишь немногие способны шагать не в ногу с остальными.

В этих обстоятельствах вместо того, чтобы подавлять индивидуальность, следует поощрять ее действия, отличные от действий массы. Главная опасность сегодня в том, что не многие  решаются быть эксцентричными.

------------------------------

Вы, наверное, обратили внимание, что классики либерализма были вундеркиндами. И, мне кажется, они мерили общество по себе. Констан был космополитом, и думал, что каждый так сможет жить без роду, без отечества. Милль предлагал жить своим умом, уведя чужую жену из семьи, и думал, что другие тоже способны противостоять морали и осуждению общества. Увы, не все столь умны, образованы и сильны. Человек слаб и недалёк в общем случае. Быть независимым, да ещё себе на уме - участь немногих. Остальные чувствуют себя лучше в компании.

Как быть либералом.

Я думаю, что написать книгу автора побудил взлёт национализма в десятые годы. В то время, как националисты считают, что общество состоит из двух групп, постоянно конфликтующих между собой - народа и элиты, Ян говорит нам, что на самом деле ничего этого нет. Нет такой вещи, как народ. Все разные со своими ценностями, интересами и странностями. Те, кто так не считают, рассказывают свою сказку про «народ» и заявляют о своей легитимности как его представителей. Согласен? Значит, тебя берут в демократию. Нет? Ну и ладно, сиди себе и не высовывайся. Для националиста есть одна идентичность на всех. Ведь не можем же мы быть сразу многими вещами одновременно? Или? Или! Конечно, мы можем иметь несколько идентичностей. Так автор опровергает первую ложь националистов. А всего их шесть, этих видов лжи.

Вторая ложь – мир прост. Вся великая экосистема – торговые сети, закон, финансы, суверенность – стирается при этом. Всё становится простым и чёрно-белым.

Третья ложь – ты не должен возникать. Не следует задаваться и покушаться на чистоту народа. Независимые умы представляют собой угрозу власти. Таких следует нейтрализовать, пометив ярлыком «врага народа».

Четвёртая ложь – всевозможные организации (ООН, ЕС, ВОЗ, ВТО...) – все они находятся в заговоре против простых людей. На самом же деле эти организации обеспечивают баланс власти, не допуская злоупотреблений со стороны отдельных правительств. «Так не пойдёт!» - говорят националисты. Для людей, говорящих от имени народа, не должно быть ограничений их власти. Потому-то на институции ведутся атаки, всегда и во все времена. Сперва их дискредитируют, затем лишают полномочий, а в конце концов – разрушают.

Пятая ложь – бойся тех, кто не такой, как ты. Меньшинства угрожают целостности народа. Народ должнен быть един. Как организм. Как машина.

И последняя, шестая ложь – правды не существует. Лезешь со своими доказательствами – реализуешь заговор элит. Независимые эксперты и журналисты-расследователи попадают в категорию политических оппонентов. Разумеется, это недаром так: истина является вызовом для власти. Ведь так чего доброго можно вывести лжеца на чистую воду.

Как видим, весь каркас лжи призван законсервировать власть националистов. Либерализм же борется за свободу личности. Если следовать ему, он не может служить власти сильных. Он не различает между народом и элитой и преследует свободу каждого человека в своём самосозидании. Единственное ограничение при этом – защита свободы других.

Жил во Франции семнадцатого века впечатлительный юноша. Звали его Рене. Его мучали настолько явные кошмары во снах, что он стал сомневаться в том, что есть сон, а что – действительность. Как различить одно от другого, как доказать существование? Рене решил посвятить свою жизнь поиску определённости. В этом поиске он стал опираться на совершенно непреложные, несомненные факты. В процессе ему удалось разрушить старый мир и создать новый, построенный на правах, разуме и свободе.

К числу вещей, до которых он додумался, была независимость объекта от наблюдателя. Свеча существует независимо от того, кто на неё смотрит. Это значило, что весь мир существует сам по себе. Человек – не центр Вселенной. Постичь природу вещей он предлагал, опираясь на микроскопические качества, которые можно было постигнуть языком математики. В 1637 году он опубликовал книгу под названием Рассуждение о методе.

В ней было впервые заявлено о  системе подвергать всё сомнению и требовать пруфов. Система была проста и состояла из четырёх шагов: раздели истинное от сомнительного, раздели задачу на мелкие, решай от простого к сложному и, наконец, пересмотри всю работу, чтобы ничего не забыть.

Несмотря на то, что сам Декарт (такова была фамилия юноши) всегда настаивал, что его наука согласуется с христианством, новое мировоззрения было вызовом для Церкви. Учёному пришлось маскироваться: писать анонимно и переключиться на латинский. Чтобы избавиться от подозрений, он решил написать книгу, которая бы показала, что его метод подвергать всё сомнению не угрожает существованию Бога. Он потерпел неудачу. Эта книга стала известна на века именно популяризацией тех самых скептических идей.

В Размышлениях Декарт начал с сомнений в своих же ощущениях. Мы не можем быть уверены в том, что у нас есть руки и ноги: ведь мы их не чувствуем во сне. Чего уж говорить о сложных материях навроде физики, астрономии и медицины. Или неба, воздуха, цветов, фигур, звуков и т.д. Всё это даётся нам в весьма сомнительном ощущении. Ни на что нельзя положиться!

Кроме... самого факта сомнения. Он – налицо. Тот, кто сомневается – он есть, он существует. Я мыслю – значит я существую!

Cogito, ergo sum.

Итак, есть как минимум одна определённая вещь. Это – сам мыслящий человек. Индивид. Так люди стали свободны от того, чтобы быть частью целого.

Это было начало. Но далеко не конец. Следующими в цепи либералов были английские революционеры, которых называли левеллерами. Декарта они вряд ли читали, но свободу ого-го, как ценили. Особенно в условиях, когда Карл Первый душил свободную прессу. Его советник, архиепископ Лод "прославился" на этом поприще, разрешив лишь 20 печатных прессов на весь Лондон и сделав печать местных новостей преступлением.

По иронии судьбы, семена свободы вызрели внутри самой церкви. Первым был Лютер с его обличением злоупотреблений папства. Из Лютера выросло целое протестантское движение, одном из ветвей которого были пуритане, которые стали доминантной группой левеллеров. Они считали , что церковь должна быть отделена от государства и упирали на важность личного обращения к Богу. Из этого следовали три важные мысли:

Люди должны иметь свободу совести. Человек сам должен решить, в какого бога он будет верить, и будет ли верить вообще.

Каждый должен сам найти дорогу к Господу, потому делался упор на личность.

И в конце концов важно было подвергать веру сомнению. Никто не знает, как должно почитать Господа. Потому нельзя никого заставлять верить "должным образом".

Эти три идеи и легли в основу либеральной мысли.

Природой каждому  дана индивидуальная собственность, на которую никто не должен покушаться.

Он не требовал отдельных плюшек для себя, квакеров или баптистов. Но прав для каждого. Овертон пошёл дальше, говоря о том, что каждый должен иметь возможность делать всё, что хочет, пока это не затрагивает свободу других.

Гражданская война шла дальше. В 1647 году левеллеры вместе с Армией нового образца получили власть над Англией. Овертон вышел на свободу. Стало реально реализовываться разделение властей - ещё одна основа либерализма. Парламент перестал быть игрушкой в руках короля. 28 октября в Церкви святой Марии в Путни левеллеры принесли на обсуждение новый документ под названием "Соглашение народа". Это был план демократической системы, в которой народ избирает людей для написания законов. И в которой нашлось место для списка свобод, которые не должны этими законами нарушаться: свобода от произвольного тюремного заключения, свобода совести, свобода от военного призыва и т.д.

Документ, подразумевающий народ в качестве автора, был на самом деле написан самозванцами, которых никто не избирал. Под "народом" они понимали далеко не каждого: минус женщины, минус иностранцы, минус слуги, минус должники.

Левеллеры не удержались во власти. Парламент оказался зачищен. Карлу Первому отсекли голову. Но свято место пусто не бывает: Кромвель стал монархом по всем признакам, кроме названия. Один из матёрых революционеров, Джон Лильберн, написал впоследствии:

Хоть мы и потерпели неудачу, наша правда восторжествует.

Так и случилось. Их правда утвердилась, пройдя три революции.

Первой была Славная революция, положившая начало современной британской истории. Когда всё улеглось, некто Джон Локк опубликовал Два трактата о правлении, в которых он определил и обосновал то, что случилось. В них он не стал опираться на некие мифические древние установления, а прямо заявил о естественных правах каждого. Люди по природе все свободны, равны и независимы. При этом никто не должен вредить другим в их жизни, здоровьи, свободе и собственности. Да, чужая собственность должна быть неприкосновенна. Ведь она порождение труда, а труд двигает человечество вперёд. Деньги и торговля позволяют извлекать пользу каждому члену общества. Конечно, неизбежны конфликты. Для их разрешения нужна некая независимая инстанция. Это и есть государство.

Правда, власть не всегда благоприятна для общества. Вполне возможны злоупотребления с преступлением закона под любым благовидным предлогом. Чтобы снизить риск, власть надо разделять. Народные избранники должны писать законы, а правитель должен управлять, согласно им. Если же власть преступна и не выполняет свою функцию, то народ имеет право свергнуть её в процессе революции. Как свергли Якова Второго при жизни Локка.

Локк открыл глаза на новую картину мира. Картину, в которой естественным состоянием человечества была не власть, а свобода. Естественно не правительство, но права человека. А о законности правительства решение принимает не государство, а народ.

Второй была Американская революция, которая разразилась в ответ на повышение налогов Британской метрополией. Которые подняли вследствие долгов. Которые появились в результате участия в Семилетней войне. Которую Британия выиграла у Франции. Колонисты взяли идеи Локка и других радикальных авторов в свою Декларацию Независимости 1776 года, которая провозглашала, что

...все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью. Для обеспечения этих прав людьми учреждаются правительства, черпающие свои законные полномочия из согласия управляемых.

Парламент сделали двухпалатным. Сенат должен был сдерживать власть Палаты Общин. После победоносного завершения войны за независимость выяснилась, однако, неприятная штука: центральная власть была слаба, в то время, как правительства отдельных штатов могли пасть жертвой сильных групп интересов. Демократия - это не всё. Без мер защиты воля народа может быть ещё более гнетущей, чем произвол правительств.

Решением стала Конституция США. В её основу легли идеи знаменитого француза Монтескьё, который в своём труде О духе законов связал хорошее управление в стране с разделением власти на три ветви: законодательную, юридическую и судебную. Эти ветви, являясь независимыми в своих решениях, тем не менее зависят друг от друга таким образом, что ни одна сторона не в состоянии узурпировать всю власть. Так называемая система сдержек и противовесов. Её и выстроили авторы Конституции. Конгресс стал законодательной властью, президент с его офисом - исполнительной, а независимые суды с их пожизненно избираемыми судьями - судебной. Согласно системе сдержек, судьи Верховного Суда, например, назначаются президентом, но с одобрения Сената. Президент может наложить вето на закон, но оно может быть опровергнуто значительным большинством в Конгрессе. Который может отрешить от должности и самого президента.

В качестве первой поправки в Конституцию вошёл Билль о правах, где содержится свобода слова, совести, прессы, собраний и прочие ценные вещи. Пресса стала де-факто четвёртой ветвью власти, которая мешает потенциальным узурпаторам в их деле и обеспечивает борьбу со злоупотреблениями.

Как и левеллеры в Англии, отцы американской демократии не имели в виду буквально каждого, говоря об универсальных правах. Полмиллиона рабов остались в своём положении. Не имели прав и женщины, чьё исключение понималось столь естественным, что о нём даже не упоминалось. Что уж говорить об индейцах и иностранцах.

Третьей революцией стала Великая Французская. И её тоже подтолкнули проблемы с финансами. В решающий момент армия не поддержала Людовика Шестнадцатого, и 14 июля 1789 года пала Бастилия. Национальное Собрание приняло Декларацию прав человека и гражданина, в которой нашлось место и для прав на свободу, на безопасность, на сопротивление притеснению, а также в особенности - на собственность. И на разделение власти.

Но было в шестой статье нечто особенное. А именно:

Закон есть выражение общей воли.

Что это за общая воля такая? Её нашли среди идей Жан-Жака Руссо, который не считал, как Локк, что законность государства базируется на согласии граждан. Вместо этого государство руководствуется на их общей воле. Это не воля большинства, нет. И не воля какой-то группы. Это некое коллективное сознание, через которое люди действуют, являясь частью целого. Выражая абстрактный общий интерес.

Я думаю, вы уже догадываетесь: под эту мутную концепцию можно подвести любую мерзость. Во имя общей воли можно упразднить личные свободы, отвергнуть права, настоять на некоей абсолютной истине и поставить над всеми правителя, облечённого полномочиями реализовать эту общую волю на своё усмотрение.

Так и вышло. Национальное Собрание растоптало Декларацию, начав с гонений на церковь, продолжив отрешением короля от власти. Когда санкюлоты начали своё восстание, ему осталось лишь самораспуститься. Взамен его был избран Конвент, который живо отправил Людовика на гильотину. Дальнейшие ужасы террора и попрание прав оправдывались той самой общей волей. Робеспьер объявил:

Мы должны организовать деспотизм свободы, чтобы разрушить деспотизм королей.

Общая воля заменила всё: демократию, разделение властей, власть закона и индивидуальные права. Это был Террор, жертвами которого были все несогласные с "волей народа", выражаемой радикалами, сидевшими в Конвенте. За первые девять месяцев гильотина обслужила 16 тысяч человек. Революционный Трибунал работал, не покладая рук. В последующем хаосе воля народа стала означать волю Комитета общественного спасения во главе с Робеспьером. Который пал в конце концов жертвой своего же террора. Прошло немного времени - и террор угас после финального аккорда с казнью якобинцев.

Многие стали винить в произошедшем индивидуализм, вырвавшийся на свободу. Но оказался некто, кто сказал, что проблема была не в том, что было слишком много индивидуализма. А в том, что его было слишком мало. О нём - в следующей части.

-------------------------------------

Сразу скажу, что Ян - не учёный, а журналист. Он вдохновлён либеральной идеей и ищет на свой страх и риск истоки её формирования. Вот я бы, например, поостерёгся начинать с Декарта. Либерализм базируется на нескольких идеях, связь между которыми весьма иллюзорна. Принцип подвергать всё сомнению несомненно установился в век Просвещения. Но тот же век написал на знамёнах поиск объективной истины. Сомнение - лишь инструмент, но не утверждение того, что истина не существует. Или взять эгалитаризм. Здесь уж точно без апостола Павла не обойтись. Ну а упор на свободу личности не появился с пуританами, а коренится в исторической ситуации в Англии с его слабым королём и сильными феодалами.

Существует ли на самом деле такая вещь, как народ? Я считаю, что если бы и не существовала, её бы всё равно рано или поздно придумали. Ибо трудно собрать мотивированную армию из независимых свободных личностей, каждая из которых имеет свои интересы. Человек, словами Аристотеля -  общественное животное. Чтобы действовать сообща, надо иметь общие убеждение, и интересы тоже. Потому либералы могут теоретизировать столько, сколько захотят: язык пушек всегда говорит, кто на самом деле прав.

Экспедиция по поиску редкого мяса

Сам художник, Рекс Уистлер, пошёл впоследствии добровольцем на фронт, стал танкистом и погиб при высадке в Нормандии. Прошли годы. И вот в 2020 году его мурал признали оскорбительным. По причине вот этого фрагмента:

Критиков не смущало, что фрагмент закрывается детской ладошкой на многометровой стене.Там ещё нашли «неподобающие» изображения неких азиатов. Короче, рабству не место уже даже на картинах, изображающих прошлое. Особенно в помещении, где богатые белые господа набивают себе живот. Появилась онлайн-петиция с требованием или убрать мурал из ресторана, или ресторан из помещения. Судя по тому, что при открытии галереи после локдауна ресторан остался закрытым, руководство галереи склоняется в пользу второго варианта. Он закрыт по сей день, хоть окончательного решения ещё нет.

Автор называет произошедшее «современным моббингом экстремальных активистов». Занимаются этим люди, которые считают, что в британском искусстве доминируют представители белого среднего класса. Интересно, что они хотели от страны с преобладающим белым населением? По факту галерея прогнулась под паровой каток современной политической моды, угрожающий разрушить одно из произведений. Что уж говорить о погубленной репутации погибшего на войне художника...

В литературе антирасистский активизм проявился в радикальном пересмотре отношения к литературным памятникам прошлого. В свете «деколонизации» учебного плана предлагают отказаться от преподавания средневековой литературы, а также сократить преподавание ранней современности. В мае 2021 года знаменитый театр Глобус собрался «деколонизировать» самого Шекспира. Его работы признаны проблемными. Чего только в них не нашли: проблемные устаревшие идеи, женоненавистничество, расизм, гомофобию, классовость и антисемитизм... На этом основании ведутся дебаты об устранении произведений великого автора из преподавания в американских школах. Шекспиром современные антирасисты не ограничиваются. Кое-где убрали из программы гомеровскую Одиссею.

Британская библиотека занялась составлением списка авторов, связанных с работорговлей или колониализмом. В первую версию угодили Оскар Уальд, Байрон и Оруэлл. Не забыли и певца Британской империи Редьярда Киплинга. Поэта Кольриджа публичные высказывания против рабства не спасли: у него имелся племянник на Барбадосе, который сотрудничал с тамошними плантаторами. А вот Тед Хьюз жил не так давно, и за него нашлось кому вступиться.

После того, как этому выросшему в бедности Йоркшира поэту вменили извлечение пользы из работорговли и колониализма, вмешались исследователи. Они наглядно показали чушь обвинений. Библиотеке пришлось извиниться.

Из этого можно сделать вывод: сами современные антирасисты в предмете разбираются не лучшим образом, и если оказать сопротивление – сдают назад.

Не остались в стороне от современных веяний и британские садоводы. «Деколонизироваться» стали Королевские ботанические сады Кью. К числу последних идей относится изменение описания сахарного тростника и каучукового дерева, чтобы отразить их колониальное прошлое. Так же выражение «исследователь открыл растение» подверглось критике: туземцам-то оно уже давным давно было известно. В конце концов, если всё вокруг политизируется, почему бы и садовникам не поучаствовать? В Канаде критике стали подвергаться газоны. Профессор истории Джон Дуглас посчитал их «утверждением контроля над природой». Для него лучше было бы оставить всё, как есть. Ибо...

Задний двор с большим газоном подобен школьному классу колониализма.

Колониальное наследство нашлось и в музыке. А именно в «колониальной» нотной записи. Не беда, что с помощью нот можно записать практически любую музыку мира, а исторические альтернативы из Китая и Индии годятся лишь для их музыки. Борцы против белизны в культуре призывают сегодня не учить хип-хоп, а «быть им». Что бы это ни значило. Большой проблемой стали «слепые прослушивания», при которых между комиссией и музыкантом ставится экран, чтобы не видели, кто играет. Эта прогрессивная техника, которая помогла пробить дорогу в большую музыку многим женщинам, сегодня не нравится антирасистам, которые требуют квот. Требуют они и пересмотра репертуара опер, чтобы избавиться от «системного расизма» в их стенах. С неслыханным рвением ведётся поиск чёрных композиторов даже там, где их сроду не было, например в стиле эпохи Барокко. А что уж говорить о музыкантах. Стали увольнять музыкальных директоров, не желающих «разбавлять» расовый состав своих оркестров в угоду современным активистам.

Атака на всё западное в музыке ведётся не где-то на задворках, а в стенах древних университетов. Оксфордским профессорам музыки говорят, что они слишком зафокусированы на «белой европейской музыке периода рабства». То есть времён Моцарта с Бетховеном. Владение музыкальным инструментом или дирижирование оркестром, очевидно, не должны быть частью курса по причине того, что оно «структурно центрировано на белой европейской музыке». Это ведь причиняет страдания цветным студентам. Альтернативой предлагаются новые курсы поп-музыки и популярной культуры.

Королевская академия музыки тоже решила отреагировать на смерть Джорджа Флойда. Она решила взглянуть на то, что было собрано на протяжении свыше двух столетий «через линзу деколонизации». Жертвой пал Гендель, вложившийся в своё время в компанию, которая владела рабами, а также несколько клавишных инструментов из слоновой кости.

Напоследок автор обсуждает феномен, который называют культурной апроприацией. Те, кто критически относятся к принятию элементов чужой культуры, рассуждают о владении культурой. Тот, кто принимает или эксплуатирует элементы чужой, менее доминантной культуры, при этом причиняя страдания оригинальным носителям и делая на этом деньги - нехороший человек. Его надо всячески порицать. Все эти негритянские косички и индейские костюмы - ай-яй-яй!

Дуглас говорит, что вся эта дискуссия насчёт карнавальных костюмов говорит на самом деле о желании закрывать глаза на один из основополагающих феноменов мировой культуры.

Заимствование элементов чужого и использование его в контексте своего - это хорошо. Великие творцы всегда восхищались и вдохновлялись искусством и обычаями других народов. И на основе нового опыта создавали свои, бессмертные произведения. Так делали Энгр, Делакруа, ди Лассо, Моцарт, Гайдн, Дебюсси, Малер, Холст... Они никоим образом не принижали чужие достижения, а наоборот, восторгались ими. Жажда открытий - типичная черта западного образа жизни, и в этом нет ничего зловещего. История западной культуры - это история восхищения, интереса и почитания других культур. Автор не видит причин, по которым культура может рассматриваться как нечто, отделённое границами.

Словосочетание «владение культурой» меня удивило. Ведь, когда ты подражаешь кому-то, ты не лишаешь его этого. Не отбираешь у него культуру. Ты просто делаешься похожим на него. Разве это плохо, если между тобой и ближним становится больше общего? Люди должны сближаться, а не разобщаться. Из разобщения не получается ничего хорошего. Те, кто работают на разобщение, рано или поздно кончают войной.

BLM-протесты 2020 года резко продвинули CRT во все аспекты американской публичной жизни. Те, кто поняли, что проблемы с «белизной» на самом деле означают проблемы с белыми, стали сопротивляться. Родители учеников стали возражать против учебных планов, называющих пунктуальность, математическую смекалку и тому подобное "скрытым расизмом". В ответ стали говорить, что CRT, якобы, и не существует вовсе, а если существует, то это нечто, что поймёт далеко не каждый. Почему то, что не существует, преподаётся на курсах перевоспитания, куда принудительно загоняют белых? Один из критиков, Кристофер Руфо, стал мишенью в дебатах. Его приглашали на телешоу, чтобы оговорить с головы до ног, не дав открыть рот при этом. Там, где ему давали высказаться - пытались спровоцировать, спрашивая, что ему нравится в том, что он белый.

Это интересный вопрос, ответить можно тремя способами.

Первый - «я не оцениваю людей, исходя из их цвета кожи». Так по сути ответил сам Руфо, Так бы ответил и я. По одёжке встречают, но провожают по уму. А содержание головы не зависит от пигментации кожных покровов.

Второй - то, что считается белой культурой, на самом деле является частью общей мировой культуры. И если кто-то хочет изолироваться, то белые наоборот, должны открывать свою культуру для всех.

Третий - родившись белым, можно гордиться, что стал частью великой традиции, которая непревзойдённо обогатила мир своими достижениями. И которая пыталась постичь другие культуры. Аборигены не раскапывают города древних цивилизаций и не восстанавливают мёртвые языки. Далее, только на Западе оказалось вообще возможно вести этот саморазрушительный диалог. И только на Западе руководить обществом могут выбрать кого-то из чужаков, а не местного в десятом поколении.

Те, кто говорят, что будущее принадлежит атеизму, жестоко ошибаются. Друг автора Дипак Лал говорил, что на самом деле нас ждёт «век политеизма, где у каждого - свои боги». И это похоже на правду. После изъятия религиозных и других важных элементов культура Запада оказалась выхолощена. Во имя открытости и прогресса стали приниматься крайне регрессивные идеи. Ничего хорошего это не принесёт, когда в калифорнийских университетах сегодня молятся кровожадным ацтекским богам. Такие, как Кенди и ДиАнджело призывают ненавидеть самих себя. Для них никогда нельзя быть в достаточной степени антирасистом.

Правительства и публичные организации прогнулись под новый тренд. Они позаботились о гипертрофированном представительстве меньшинств в общественной жизни. Наверное, надеялись достичь чего-то хорошего. Однако вряд ли будет лучше в условиях той расовой и культурной одержимости, которая царит сегодня на Западе. Люди, сами разрывающие общественную ткань кусок за куском - вот главная угроза.

Есть два варианта, как обойтись с этой ситуацией. Вариант первый - вступить на путь борьбы. Если кто-то решил презирать моих предков, я буду презирать его предков. Если вы не уважаете наше прошлое - почему мы должны уважать ваше? На этот путь сознательно толкают многие современные борцы-антирасисты. Кехинд Эндрюс так и говорит:

Я просто имею в виду революцию. Я не собираюсь лгать. Это революционный аргумент. Мы должны делать что-то другое. Нам нужно ниспровергнуть. Ты не можешь просто полагаться на эти институты, потому что они - и есть проблема. Ты не можешь отделить расизм от капитализма, потому нам нужно делать что-то другое. Кроме революции - нет другого решения.

К счастью, есть и более мудрые голоса, подобно Уильямсу, призывающие жить в мире, в котором признаётся общее наследие и в то же время учитывается степень того, насколько оно нас самих определяет. Нельзя, подобно расистам и современным антирасистам, сортировать людей по цветам кожи. Надо искать серые зоны и то общее, что нас объединяет. Лучшие достижения должны передаваться и пониматься вне зависимости от расовых и общественных границ. Генри Луис Гейтс прав:

Любой достаточно любопытный и заинтересованный человек может полностью овладеть другой культурой, вне зависимости, насколько "чужой" она может показаться.

--------------------------------

Название книги вводит в заблуждение. Это не война против Запада, это война внутри его. Когда воюют свои со своими, это называется  - гражданская война. Автор прав, говоря о том, что этот конфликт внутри общества несёт в себе гигантскую опасность. Хочется надеяться, что люди придут к согласию. Но, глядя на незавидные экономические и экологические перспективы, которые ждут землян, приходится признать: предпосылок к этому немного.

Разрушительные идеи мирового масштаба весьма часто вызревают внутри Запада, после чего идут на экспорт. Уберечься бы в этот раз. Что может сам Запад противопоставить современному антирасизму и воук-культуре левого толка? Выбор на самом деле невелик: атеизм левых, национализм и христианство. Левые в большинстве своём склонны солидаризироваться с воук-культурой. Те из них, кто сохраняют здравый взгляд на вещи, остались в стороне. Христианство в упадке. Националисты - вот единственная реальная альтернатива. И эта альтернатива ведёт опять-таки к войне. Ведь националисты - они любят только своих, к которым причисляются далеко не все. Какого-то нового, объединяющего начала на данный момент не видится. Это жаль. Жаль, что горячий конфликт - единственный возможный выход из современного кризиса. Утешает лишь то, что после грозы всегда становится легче дышать. Будем надеяться на светлое будущее.

"Всего лишь пару книжек взяли для розжига..."

"Нью-Йорк Таймс" написала:

Правда была намного более будничной. Несколько человек из многих тысяч участников протестов, вероятно, сожгли одну-другую Библию, чтобы разжечь большой костёр.

В принципе, неудивительно для страны, потерявшей 12 процентов христиан в прошлом десятилетии. Новой религией стали провозглашать антирасизм. По-хорошему это социальное движение должно было бы признать христианские традиции как своих прародителей и обратиться к их наследию в деле борьбы против расизма, колониализма и рабства. Но это как раз то, чем новые активисты не занимаются.

Традиция идеализировать жизнь дикарей имеет на просвещённом Западе глубокие корни. Ещё Колумб рассказывал о карибских племенах, как об Адаме и Еве. Но мало того - образ жизни туземцев используется для нападок на пороки обществ самого Запада. Среди мыслителей, которые этим занимались, были Монтень, Руссо и Леви-Стросс. В своём "Рассуждении о неравенстве" Руссо, сам не видевший в глаза дикарей, выдумал некое идеальное первобытное  общество с целью сравнить его с Парижем - не в пользу последнего. Его поклонники, начитавшись о первобытной непорочности, тяжело поплатились за свои заблуждения, попав к плен к Маори. Тем не менее, традиция жива по сей день. Мало кто обращает внимание на предостережения Роджера Сэндалла , который указывал, что большинство традиционных культур включают себя репрессии, отсталость, болезни, религиозный фанатизм и серьёзные артистические ограничения. Больше восторга вызывают творения Наоми Кляйн, вещающей про кризис Запада по причине капитализма и преподносящей рецепт исцеления с созданием "освобождённых городов для мигрантов и беженцев".

Те, кто нападает на западные достижения, всегда стараются выбирать знаковые фигуры. Притом минимальные придирки служат отказу от всего творчества мыслителя. Написал Иммануил Кант где-то "негр" - долой расиста, не будем совсем читать его. Случись современному правому автору похвалить Аристотеля - значит, Аристотель виноват. Сегодня за расизм порицаются Вольтер, Джон Локк и Дэвид Юм. У последнего Кенди нашёл в одном из примечаний подозрения, что негры и прочие отсталые народы естественным образом неполноценны, ввиду того, что не смогли за длительное время создать высокие цивилизации. И пошло-поехало. Башню Дэвида Юма переименовали, статую убрали. Джон Стюарт Милль был высокого мнения об империи - тем хуже для него. Томас Джефферсон не угодил просто тем, что не был замечен в критике расизма. Да, он "казалось бы" считал всех людей равными. Но ведь не говорил явно о равенстве рас.

Примечательно, что фигуры, которых сильнее всего критикуют, так или иначе связаны с Просвещением. Всех их считают белыми расистами. Но в восемнадцатом веке говорить о высших и низших не считалось предосудительным. Люди того времени охотно занимались сравнением цивилизаций. Они не знали того, что знаем мы сегодня. Автор предполагает настоящую причину нелюбви современных борцов за равенство именно к Просвещению: именно тогда люди стали искать объективную истину. Которую можно найти и доказать. Сегодня, когда у каждого своя правда, объективную истину нужно убрать. Пойдём по этому пути - и придём к магическому мышлению. Как раз то, что мыслители Просвещения старались изгнать из умов. Вот потому они пользуются общей нелюбовью ниспровергателей авторитетов: они не опирались на "я так чувствую", а требовали твёрдых доказательств того, что говорится.

Однако в своём рвении ниспровергатели авторитетов делают исключения. Карла Маркса никто не трогает. Памятники ему стоят на месте, и даже ставятся новые (нуууу... это если не считать декоммунизации на Украине, но про неё автор не упоминает). А меж тем у Маркса полно расистских высказываний. Он называл Лассаля "еврейским ниггером", самих евреев "прокажённым народом", а обычных негров - дегенератами. Балканы для него были населены "конгломератом рас и национальностей, из которых трудно выбрать наименее подходящую для прогресса и цивилизации". Для него "каждый тиран поддерживается евреем" и всегда найдётся "горстка евреев, чтобы очистить карманы". А вот вам ещё роскошная цитата из статьи "К еврейскому вопросу":

Каков мирской культ еврея? Торгашество. Кто его мирской бог? Деньги...Деньги - это ревнивый бог Израиля, пред лицом которого не должно быть никакого другого бога.

Маркс пренебрежительно относился и к другим нациям. У индийского общества он отрицал наличие истории. Насколько я помню, русских он тоже считал чуть ли не варварами. У рабства он находил хорошие стороны: оно помогало предотвратить анархию в Штатах.

Можно возразить: он был человеком своего времени. Так ведь все были людьми своего времени! Но нападают на других, оставляя его неприкосновенным. Ибо нельзя касаться пророка, возвестившего путь к новому обществу: утопии, которой никто не достиг, несмотря на миллионы жертв. Но которую его адепты мечтают достичь в следующий раз. Ох уж, это "в следующий раз"... Вот потому они его не трогают.

Если обратиться к современности, то обнаружим, что и более поздние кумиры современных деятелей оказываются защищены от справедливой критики. Сексуальные шалости Мишеля Фуко с тунисскими детьми не вредят его репутации. На них закрывают глаза, как закрывают глаза на подпись Фуко под петицией о снижении возраста вступления в брак до двенадцати лет. Работы его цитируются, книги переиздаются.

Вот такие двойные стандарты. "Своим" позволяется то, малая толика которого непростительна для "чужих". В роли чужих странным образом оказались те, кого на Западе всегда считали объектом гордости.

Вынужден заметить, что и сам автор страдает применением двойных стандартов. Он безгранично возмущён обрисованной статуей Черчилля, но оправдывает вандализм могилы Маркса. Зато памятников никто не хочет сносить. Но ведь и Черчилля тоже никто не сносит, насколько я знаю.

Могила Маркса, осквернённая вандалами.

Современный антирасизм заставил реагировать даже самые консервативные институты: церковь. Англикане официально извиняются за "институциональный расизм", вводят квоты по национальному признаку и в рамках борьбы за расовую справедливость преподают "чёрную теологию". Американская епископальная церковь проводит "расовый аудит". Её деятели говорят о своей церкви, что она должна "перестать быть такой белой" и получить "антирасистское руководство". Патрик Молони, католический священник из MIT, попытался было возразить, что убийство Джорджа Флойда может не иметь ничего общего с расизмом, а сам Джордж был не подарок. Своё место он незамедлительно потерял, извинения не помогли.

Напрашивается вывод: если эти прежде уважаемые институты возвещают, что они пропитаны расизмом и фанатизмом, сможет ли кто-то посторонний поверить им в чём-то? В июле 2021 года в Канаде на пике низвержения статуй были обнаружены сотни безымянных могил. Пресса с готовностью подхватила сенсацию и стала трубить о туземных детях, убитых католической церковью. Тела не были обнаружены. Было лишь известно, что тысячи учеников умерли от туберкулёза в переполненных католических школах. Но дело было сделано. Канадцы стали жечь свои церкви. Было зарегистрировано около трёх десятков поджогов и других попыток вредительства. Если кто-то и пожалел об этом, то далеко не все. Один профессор правосудия описал это "сопротивлением экстремальной системной несправедливости". "Понимание" поджогам нашлось даже в среде премьер-министра страны.

Раз уж репутации церкви и философии оказались подмочены, всё же остаётся одна надежда. Надежда на точные науки. Увы! На волне протестов BLM редакция всемирно известного журнала Nature заявляет о системном расизме в науке и признаёт, что частью этого был коллектив журнала. Вот до чего они дописались:

Обычные метрики - цитирования, публикации, прибыли - вознаграждают тех, кто во власти, а не помогают сместить баланс этой власти.

Но, простите, если мы откажемся от цитирования - как мы сможем обосновывать свои мысли? Далее, с каких пор целью научных публикаций стало смещение баланса власти? Одним словом, не стоит тешить себя мыслью, что мощное течение современного воука не пощадит естественные науки. Оно уже захлестнуло их.

Математике бросается в упрёк, что она элитарная, привилегированная и расистская по своей сути. Белым - что они ценят логику выше эмоций. В современных американских руководствах по преподаванию математики декларируется вездесущее превосходство белых в математике. Учителям рекомендуется поощрять учеников "возвращать математическую родословную" посредством "чествования и признания математических знаний небелых студентов, даже если это знание выражается нетипичным способом". То есть неважно, что человек не может решить задачу. Ведь задатки у него явно есть. Надо поощрять.

В канадском Торонто искоренение "евроцентричных математических знаний" идёт полным ходом. Теорему Пифагора переименовывают в "соотношение длин сторон прямоугольного треугольника". Настоящий, не-евроцентричный подход должен, по мнению его создателей, учитывать альтернативные пути решения задач, разные пути познания, включая "туземные педагогические подходы". Что же это пути познания такие?

Вы, наверно, в курсе, что 2 + 2 = 4? Однако есть мнение, что результатов может быть несколько, включая 5. Нашлись современные педагоги, которые даже стали утверждать, что это очевидно, что результат не может быть равен 4. А "дважды два четыре" - это часть "гегемонистского повествования", и потому люди должны сами решать, что должно получиться в результате.

По-видимому, современные активисты антирасизма не читали Оруэлла, иначе бы они избрали другой объект для нападок. Цитирую из "1984":

В конце концов партия объявит, что дважды два – пять, и придется в это верить. Рано или поздно она издаст такой указ, к этому неизбежно ведет логика ее власти. Ее философия молчаливо отрицает не только верность твоих восприятий, но и само существование внешнего мира. Ересь из ересей – здравый смысл.

Это движение за "справедливую математику" и прочие точные науки неизбежно ведёт к снижению, а то и вовсе уничтожению, стандартов. Системы приёма в ВУЗы перерабатываются, в студенты принимают всё больше не по знаниям, а по жребию. Протестуют и против проверки уровня знаний. Наш давний знакомец Кенди сказал в 2019 году:

Стандартизованные тесты стали наиболее эффективным когда либо созданным оружием расизма, чтобы объективно унизить чёрные умы и легальным образом исключить их тела.

Разумеется, он не один при таком мнении. Последствия всего этого можно легко предвидеть. Процент белых студентов в Высшей Школы Науки и Техники в штате Вирджиния упал за два десятка лет с 70% до 19%. Автор называет это "системным расизмом". Парадокс: переход к приёму по жребию приведёт к неизбежному увеличению числа белых студентов на десятки процентов и примерно такому же снижению числа азиатов.

Вот так, во имя антирасизма, наука получает снижение стандартов и внедрение расистских практик. Борьба не стирает расовые различия. Она их, наоборот, высвечивает.

Наша культура, наши достижения - это на самом деле весьма хрупкие вещи. Трудно добиться, но очень легко разрушить. Что движет современными разрушителями? Ответ автор находит в ресентименте - чувстве обиды, бессильной злобы и зависти. Снедаемые этим чувством люди пытаются освятить своё желание мести термином "справедливость". Сам термин "ресентимент" ввёл в обиход Фридрих Ницше, который в своём сочинении "К генеалогии морали" пытался проанализировать, что движет этими людьми. Свою болезнь, свои неудачи, они пытаются оправдать успехами других.

"Я страдаю: должен же кто-нибудь быть в этом виновным" - так думает каждая хворая овца.

Винить в своём горе других - испытанный метод. Меж тем иногда должно лишь посмотреть в зеркало.

А пастух ее, аскетический священник, говорит ей: "Поистине, овца моя! кто-то должен быть виновным в этом: но этот кто-то есть ты сама, ты сама и виновна в этом - ты сама только и виновна в себе!"...

Мюррей говорит нам, что атака на Запад - это не стремление к справедливости на самом деле. Это патологическое желание разрушения и мести. Более мягкая версия происходящего появилась уже полвека назад в понятии деконструкции. По сути деконструкция - и есть планомерное разрушение. Она не создаёт, а только разбирает всё на части. Великий проект деконструкции и разрушения, напитанный местью и ресентиментом - вот то, что сегодня претворяется в действие. Те, кто его осуществляет, неспособны чувствовать благодарность по отношению к предкам. Им нечего сказать о самих себе или о ком-то вне Запада, потому что это изменило бы направление их отвращения. Случись им задуматься о причинах своего несогласия, они смогли бы постичь, что хотя бы часть вины лежит на них самих.

Сегодня история Запада стала предметом споров. Говорят, что она является историей патриархального притеснения, сексизма, расизма, трансфобии, гомофобии, воровства и т.д. Другие общества интересуют критиков лишь как повод лишний раз пнуть Запад. Почему стало возможно окунуться в эту критику и хотя бы на минутку не задержаться, созерцая те сокровища, которыми обогатила мир западная цивилизация? Потому, что люди ресентимента собираются запретить для нас лучшие эмоции. Самой важной из которых является благодарность. Не зря у Достоевского дьявол в "Братьях Карамазовых" не был способен её чувствовать. Если человек не чувствует благодарности за то, что ему передали предыдущие поколения, он может лишь испытывать горечь за то, чего у него нет. За то, что всё не случилось лучше того, как есть.

Самая важная задача жизни - признать то, чего у тебя нет, и в тоже время быть благодарным за то, что есть. Жить на Западе в настоящее время - это получить несравненный подарок удачи. Можно сожалеть о том, что вещи в восемнадцатом веке не сложились лучшим образом. Но это сожаление должно быть скомпенсировано тем, что жить на Западе - это жить в условиях священности любой человеческой жизни. Когда каждый имеет собственное достоинство. Где мир - это нормальное положение дел. И где ошибки сегодняшнего дня исправляются применением закона. Западные правительства, правосудие, закон - за всё это следует чувствовать глубокую благодарность. Да, они не идеальны, но лучше имеющихся альтернатив. Вместо ниспровержения основ лучше бы посмотреть на то хорошее, что унаследовано от предков, и пытаться на этой основе строить дальше.

Английский философ Роджер Скрутон, узнав, что неизлечимо болен раком, решил вспомнить все свои бедствия, случившиеся в последний год жизни. Но последними словами, которые он опубликовал при жизни были эти:

Приближаясь к смерти, начинаешь постигать, что значит жизнь. И то, что она значит - это благодарность.

-------------------------------

Объяснение Дугласом причин современных атак на духовные основы западной цивилизации меня не удовлетворяет. Недовольных психопатов хватает в любом обществе в любые времена. Но не всегда и не всюду они получают трибуну для выражения своих мыслей и университетскую кафедру для проповеди своих идей. Медийные кампании в поддержку антирасизма и подобных тем явно кем-то срежиссированы. Здесь без больших денег не обошлось. Мне больше импонирует версия Сары Вагенкнехт, высказанная в её книге: те, кто желает законсервировать свои структуры власти, стараются внести раздоры в среде обделённых и канализировать недовольство прочь от себя. Не зря Стив Бэннон сказал:

Если левые концентрируются на темах расы и идентичности... мы их можем размолоть!

Очень жаль, что современные левые, вместо того, чтобы заниматься своим прямым делом, пустились в разрушительную охоту за фантомами и впали в расизм. До добра это не доведёт.

Война против Запада. Как пробиться в эпохе неразумности.

Коротко для ЛЛ: Запад ещё раз отметился в истории расизмом, на этот раз против белых. Китай злорадно потирает руки.

В предыдущей книге автор рассказал нам о скандальных чертах современной западной культуры и идеологии: LGBT, феминизме и BLM. В этой книге речь же пойдёт... практически о том же! Первое впечатление говорит о том, что автор просто нарыл больше фактов, и сбацал по-быстрому продолжение, чтобы срубить бабла. Впрочем, не стоит ожидать от Дугласа далеко идущих выводов. Он всего лишь журналист, а не философ. У него работа такая - говорить о фактах.

Исходя из названия, понятно, что речь пойдёт о западных обществах в целом. Против которых ведётся война. Во вступлении он пытается упрекнуть современных идеологов. Те пытаются заставить Запад измениться в демографическом отношении, а другие части планеты оставляют в покое. Вместо безразличия к цвету кожи сегодня царит "расовая ультра-сознательность". То хорошее, чем раньше славилась западная культура, забывается. Взамен предлагается её демонтаж. За недавние десятилетия западная традиция перешла от прославления к чему-то анахроничному, чего следует стесняться, и в конце концов постыдному. Этому надо противостоять: дай критикам "постыдного прошлого" волю, и они превратят и будущее в ад. Критики эти прославляют любую культуру, при условии, что она не западная.

Звучит натянуто, не находите? Чем обосновывает свои утверждения автор. Он пишет, что первыми, кто подвергается атаке, являются белые. На телешоу новости о сокращении доли белого населения США вызывают восторг. Морщат нос, когда борьбу с ИГИЛ обсуждают "два белых мужчины": один из которых - автор книги, а другой - генерал НАТО. Но разве судить о человеке на основании цвета кожи - это не расизм?

Они так не считают. Кто это - "они"? Сторонники критической расовой теории (CRT). Теория эта зародилась в академических кругах США. Активисты этого движения интерпретируют почти всё через призму расы. Одной из отличительных черт их мировоззрения является то, что базируется оно не на фактах, а на личных интерпретациях и подходах. За пруфами - это не к ним. И вот этому позволено называться наукой... Академические статьи Пегги Макинтош, например, состоят практически из одних лишь голых необоснованных предъяв. Достаточно просто сослаться на кого-то, кто "так чувствует". В шкуру чувствующего не влезешь, потому давайте верить ему на слово, ага. Обмен идеями оказался захваченным "недобросовестными деятелями, которые просто настаивали, что дела обстоят так, как они говорят".

Эти деятели претендуют на потрясение основ либерального порядка, включая теорию равенства, юридические обоснования, рационализм Просвещения и принципы конституций. Они сами так говорят! Это что, наука? Нет, это политика, и политика революционная. Хочешь пруфов - ты расист. Власть принадлежит белым, потому расистами могут быть только они. Чёрные расистами быть не могут, а если бы и стали, то присвоили бы "белизну" (whiteness). Если вы думаете, что это - экстремизм, то ошибаетесь. Это сегодня - мейнстрим. Самозваные активисты объявили об изменении правил, при этом объявив себя судьями.

В 2018 году некая малоизвестная исследовательница Робин ДиАнджело выпустила книгу под названием Белая хрупкость: почему белым так трудно говорить о расизме. Читателю были преподнесены новые достижения CRT: мало того, что все белые - расисты, то, что им это не нравится, когда их в этом упрекают, то, что они возражают после этого - всё это является доказательством их расизма. Когда-то в Средние века, чтобы проверить, ведьма ли подозреваемая или нет, её садили в мешок и бросали в реку. Утонет - добрый человек, выплывет - точно ведьма. И тогда уж - на костёр. Так и здесь: согласишься, что ты белый расист - плати и кайся. Не согласишься - значит на самом деле расист. Всё равно плати и кайся. Анти-чёрность - основа идентичности белого человека, говорится в предисловии. Пруфы? Какие пруфы, я вас умоляю. Но отсутствие пруфов не помешало продаться под миллиону экземпляров "Белой хрупкости".

Робин ДиАнджело

Удивлены? Да, она белая. Да, CRT продвигают сами белые. Америка для теоретиков CRT - не просто государство с преобладающим белым населением, но общество адептов белого превосходства. Белизна - заразна, по их словам. Иначе как объяснить тот факт, что не все чёрные разделяют их убеждения?

Смотреть на общество через призму расы, говоря при этом, что эта призма - самая главная. Разве это не дикое искажение? Тем не менее, делать из частного утверждения общие выводы сегодня в моде. Убийство Джорджа Флойда в Миннеаполисе в мае 2020 года это наглядно продемонстрировало. Его сразу представили актом расизма и сделали из этого вывод о расистском обществе, несмотря на то,то этот акт не смогли доказать, а преступника посадили.

Дерек Шовин душит Джорджа Флойда

Насмотревшись этих кадров, люди начинают верить, что расизм пропитывает общество. Когда в опросах спрашивали, сколько безоружных чёрных было застрелено полицией в США в 2019 году, то 22% респондентов, считающих себя "очень либеральными" ответило, что как минимум 10 тысяч. 40% "просто либералов" считало, что свыше тысячи. На самом деле - около десятка. В реальности чёрные убивают больше полицейских, чем полицейские убивают безоружных чёрных. Но нет, это не аргумент для тех, кто встаёт на колено на стадионе перед матчем. Публика верит в вездесущий белый расизм. Её подготовили к этому годы работы CRT-"учёных" и медийная накачка. В результате идеи оказались впрыснуты в организации, компании и университеты. Люди стали видеть призраков и монстров там, где их нет. Заплутавшего монаха-доминиканца принимают за ку-клукс-клановца. Валяющийся узел из пластика на земле - за виселичную петлю. В головах хаос, и люди верят в любую нелепицу о страшных белых нацистах.

Эти искажённые образы Америка проецирует на весь мир. На полном серьёзе говорится, что младенцы способны стать расистами в возрасте трёх месяцев. При этом проблемой являются именно белые младенцы. Antiracist Baby - так, кстати, называется книга одного из современных борцов Ибрама Экс Кенди. Правда, для борца этого существует лишь один расизм, достойный борьбы. Белый, разумеется. Все другие могут быть "позитивной силой". В число расистов для Кенди попадают и те, кто выступают против репараций за былое рабство, и климатические скептики: все те, кто не согласен с самим Кенди. А чо, удобно.

Ibram X. Kendi

Всё в порядке. Этот - чёрный. А вот все те, кто с ним не согласны - расисты, независимо от цвета кожи.

Искажённые образы выплеснулись на улицу в процессе BLM-протестов. Автор рассказывает о Портленде, штат Орегон, где он был во время протестов. Тамошний левый мэр запретил полиции вмешиваться, и доблестные бунтовщики не оставили на пьедестале ни одной исторической личности. Под крики "Наци!" из толпы ситуацию выровняли федералы, присланные Трампом.

Это, вообще-то, Джордж Вашингтон.

Практические последствия всего этого безумия удручают. Обличение "белизны" неизбежно приводит к демонизации людей с белым цветом кожи.

Те, кто выступают против "антирасистского обучения" в учебных заведениях, серьёзно рискуют своими карьерами. Учитель математики Пол Росси позволил себе усомниться, что "объективность", "индивидуализм" и "страх открытого конфликта" являются характеристиками "белого превосходства". Тут же последовала обструкция от руководства. Его обвинили в притеснениях и впоследствии уволили.

Бизнес не отстаёт. Такие известные компании, как Ernst&Young, Coca-Cola и Disney с усердием загоняют свой персонал на курсы антирасизма, чтобы научить, как быть "менее белыми".

Пандемия заставила современный антирасизм засверкать новыми гранями. Когда вакцины только начали поступать, и на всех не хватало, пришлось отдавать приоритет больным, пожилым, и работникам ключевых сфер. Оказалось, что среди пожилых непропорцинально много белых. Выход был найден: работники ключевых сфер получили приоритет перед пожилыми. Так белым позволили умирать во имя "выравнивания площадки для игры". Автор также привёл пример больницы, которая принимает предпочтительно чёрных и цветных сердечников. Вот так раса из предполагаемой "социальной конструкции" становится чем-то непосредственно влияющим на здоровье и жизнь. В то время, как на страницах "Нью-Йорк Таймс" говорится о "вирусе белизны", все, осмеливающиеся выступить против - рискуют не только своими рабочими местами, но и рабочими местами своих начальников.

Куда клонят новомодные борцы - ясно. А именно к конфискации и перераспределению собственности по их правилам. Согласно цвету кожи, надо полагать. Среди них, правда, нет согласия на этот счёт. Есть активистки, которые полагают, что белые должны сами избавиться от своих "расистских привилегий". Они не скрывают:

Это союзничество будет стоить им известного образа жизни.

Вот она, сегодняшняя Америка. В то время, как она саморазоблачается перед всем остальным миром, мир этот сам далеко не ангел. Китай, который упоминает то и дело Опиумные войны, сегодня является местом производства синтетических опиоидов, от которых ежегодно умирают десятки тысяч американцев. Государство, именующее себя Народной Республикой, на самом деле ни является республикой, ни принадлежит народу. Уйгуры сидят в исправительных цлагерях, а в рамках политики одного ребёнка китаянок принуждали к абортам. Вступив в международные организации, эта страна вместо того, чтобы сама демократизироваться, вытеснила демократические нормы из этих организаций. Скупается ключевая инфраструктура, в Британии строится атомный реактор, сотрудничество с Хуавэй - это всё говорит о захвате элит в интересах Китая. Китайские лоббисты повсюду: в Кембридже, Лондонском Сити и Вашингтоне.

Сами китайцы не столь уж чисты в смысле расизма. У них достаточно обидных прозвищ для иностранцев. Расизм против чёрных - обычное дело. Всё это идёт из прошлого. И вот теперь, когда представительница США говорит с трибуны Генеральной Ассамблеи ООН о "первородном грехе рабства", то китайцы с охотой принимают правила, говоря Америке, что она с такими нарушениями прав человека им не указ. Но в то же время в самом Китае не меньше расизма. Как было не меньше расизма в СССР тридцатых, когда вышел кинофильм Цирк, по сюжету которого американская актриса с сыном-негритёнком находит новую народную любовь в Союзе.

Не стоит упрекать Запад во всех грехах мира. После ухода колонизаторов из Зимбабве и Уганды жизнь простого человека там только ухудшилась. Конечно, есть и другие примеры. Но для того, чтобы обвинять кого-то в чём-то, нужно хорошо знать историю. И вот её-то сейчас усиленно переписывают. Об этом - в следующей части.

---------------------------------------

Где пруфы, Дуглас? Так со смаком распекал CRT-шников, а как завёл речь о расизме в СССР и Китае, обошёлся голыми словами да обидными кликухами. Хоботов, это мелко! Раз уж пишешь про Штаты и колониализм - не забудь вспомнить о судьбе американских индейцев. Скелетов в шкафу у Запада ох, как много, как бы ты не вздыхал о переписывании истории. Про один только захват элит написаны многие тома.

В целом пока что слабовато. Книга называется "Война против Запада", но я пока толком не понял, кто её ведёт. Ну не Китай же спонсирует все эти BLM. Если это свои дерутся со своими, то это война не против Запада, а внутри Запада. Надо называть вещи своими именами, как говорил Михайло Горбачёв.

И уж больно смахивает на агитку. В книжке Альбрехта Мюллера можно увидеть, какими приёмами пользуется Мюррей: приём 3 - сокращение истории (рассказываем о хорошем, молчим о плохом), приём 16 - использование эмоций (нагнетает, не без того), приём 19 - обобщение (рассказывается почти исключительно об экстремальных случаях).