CreepyStory

Зато сейчас Инесса с удовольствием покупала что-то для себя, могла принимать гостей без оглядки на осуждающе-ненавидящие взгляды дочки и… стыдно в её шестьдесят говорить, была открыта для общения с вдовцом из соседнего дома.

Каждый раз, поднимаясь по чистой просторной лестнице на свой второй этаж, женщина думала: «Иду домой… к себе домой». И ощущала тихую блаженную радость. Вот если бы не ещё кое-что, то Инесса могла бы сказать, что она счастлива.

Этой ложкой дёгтя были соседи напротив. Вернее, не соседи, а ребёнок. Вот и сейчас добротная металлическая дверь была чуть-чуть приоткрыта. А из неё высовывалась худенькая синеватая ручонка, вся в синяках и коростах, слышался тихий голосок:

– Тотя… тотя…

В первый раз Инесса подошла к двери и спросила:

– Что тебе, малыш? Ты один дома?

– Тотя…

Инесса сморщилась от резкого аммиачного запаха из двери, попыталась заглянуть в неширокий проём, но лампочка на площадке, как назло, перегорела. И женщина увидела только всклокоченные волосёнки, заляпанную рубашонку без пуговиц, впалый животик с чёрно-красным тюльпаном заживающего кровоподтёка.

Ей стало всё ясно. Сглотнув комок в горле, она велела малышу:

– Постой здесь. Я принесу тебе покушать.

Она как раз только заселилась, и еды в холодильнике почти не было. Пришлось изготовить бутерброд из нарезки и батона, положить в пакетик печенек и яблоко.

Обвисшая было ручонка, дрожа, снова потянулась к ней.

«Может, дитя слов не понимает? Расстроился малыш, не понять, мальчик или девочка, подумал, что я ничего не вынесу… ему или ей…» – пришло на ум Инессе.

Она отдала угощение, дверь тихо закрылась.

Инесса ещё постояла немного, тихонько выпуская воздух сквозь зубы и так же медленно вдыхая. Ей показалось, что её порвёт от злости на нерадивых родителей. Нет, это надо же, так запустить ребёнка, избить его! Если соседям этого подъезда всё равно, то Инесса не такая. Нужно сегодня же поговорить с ублюдочными мамой и папой, предупредить, а завтра – прямым ходом в инспекцию по делам несовершеннолетних... Или в опеку. Или прямо в городскую администрацию. Там тоже хороши сотрудники – прозевали такой вопиющий случай! Уроды-бюрократы!

Она содрогнулась от своих же ругательств и отправилась к себе. Тогда Инесса даже не подозревала, какой сюрприз её ждёт.

А сейчас она остановилась на лестнице, развернула два глазированных сырка, положила их в пакет вместе с булочкой. Какой же дурой она чувствовала себя уже неделю, подкармливая неизвестно кого!

Инесса ещё не ступила на площадку, как раздалось:

– Тотя… тотя…

Она быстро сунула в ручонку угощение и попыталась шире раскрыть дверь, хотя её строго предупреждали на этот счёт. Но створка не двинулась ни на сантиметр, хотя Инесса приложила всю свою силу. Однако на миг на неё глянули большие глазёнки с красными веками и тёмными полукружьями под ними. Удалось разглядеть и царапину на скуле. А щёчки… У детей не бывает таких ввалившихся щёк! Ребёнок наверняка болен… Нет, она явно сошла с ума, если считает этого попрошайку ребёнком.

Дверь закрылась, как только Инесса убрала свою руку. Лампочка, конечно, не горела. Она перегорела сразу после того, как женщина утром ввинтила новую. Такой уж была судьба всех лампочек в этом подъезде.

Женщина прошла в свою квартиру, выложила покупки и с чашкой чая присела у окна. Она очень хорошо запомнила, как вечером заявилась разбираться к родителям малыша.

Ей открыла моложавая, аккуратно одетая соседка, сразу пригласила войти и провела на кухню.

– Я видела, вы три дня назад заехали, – сказала она. – А мы уже здесь месяц. И я знаю, что вы пришли меня отругать за то, что оборвыш просит у вас еды. К нам уже являлся отец семейства с пятого этажа, тоже новосёл. Квартиры-то в этом доме дешевле некуда.

– Да!.. – взвилась было Инесса.

– Уверяю вас: в нашей семье нет ребёнка! – соседка тоже повысила голос. – Мы и приехали сюда с севера для лечения в клинике. Осмотрите квартиру, если не верите.

Инесса сразу сбавила тон:

– Но я сама видела его…

– Не вы одна, – устало откликнулась соседка.

Потом они наконец-то познакомились, разговорились.

Женя рассказала, что чудеса в квартире начались сразу в ночь после их заселения. Женя и Андрей ясно услышали, как по квартире носятся кошки, а за ними бегает маленький ребёнок и счастливо смеётся. Более того, в углу ванной одно животное яростно скребёт пол.

Андрей подскочил, включил везде свет – никого. Он зевнул, не глядя провёл рукой по стене в поисках выключателя и охнул: на коже появились глубокие царапины, словно бы его полоснула когтями кошка. Перебинтовав мужа, Женя пошла в ванную и замерла без крика: в углу смердела кучка кошачьих экскрементов. Когда вернулся голос, она позвала мужа и показала на эту мерзость, которой точно раньше не было. Женя тщательно промыла пол во всей квартире после того, как ушли грузчики.

На Андрея, прошедшего Вторую чеченскую, бывшего начальника драги, события не произвели никакого впечатления. Он подгрёб под бок жену и сладко засопел. Но Женя уснуть так и не смогла. В голову лезли всякие рассказы про домовых… Она встала, вошла на кухню. Пластиковое ведро, временно поставленное вместо мусорницы, лежало на боку. Картофельные очистки кто-то разбросал, а яблочный огрызок разжевал до кашицы. Женя налила в блюдце сока вместо молока и поставила под мойку. Подумала и положила туда же печеньку.

Утром на приёме врача узнала, что с ней всё в порядке, просто климат бывшего места жительства не подходил, вот детей и не было. А сейчас, спустя время, у неё срок около четырёх недель. И она каждый день тайком от мужа моет блюдце с остатками молока, наливает свежее.

– Как я рада за вас, Женечка! – искренне сказала Инесса и не удержалась от вопроса, хотя давала себе отчёт в том, что негоже тревожить беременную всякими несуразностями: – И что… больше ничего не происходило?..

Женя пожала плечами и нехотя призналась:

– Бывает, что в квартире возникает смрад. Пахнет то мусоркой, то деревенским туалетом. Вещи словно оживают: в детской кроватке кто-то спит и валит набок громадного медведя, которого муж посадил туда в ожидании малыша. Лошадка-качалка перемещается… И старуха…

Тут Женя осеклась и заявила:

– Я рада знакомству. Правда, очень рада. На лестничной площадке мы с вами – единственные соседи. Но говорить на эту тему больше не хочу. У нас в семье хорошие перемены. Всё остальное – ерунда. Но после рождения ребёнка мы съедем отсюда. А пока обращайтесь, если будет нужно. Андрей у меня на все руки мастер. А я буду рада простому разговору по душам. Приходите на пироги. Вообще просто приходите. Я без матери росла. Но только сейчас, в чужом городе, поняла, как важно, когда рядом есть кто-то близкий…

У Инессы налились слезами глаза, и она от души обняла Женю. Потом порадовалась за свою роднулю: уж ей-то не придётся испытать, что такое одиночество. Пока Инесса жива, конечно…

– Инесса Изяславовна, не делайте ничего, что может не понравиться… вашим видениям. Помните про царапины? Ещё был случай, когда Андрей получил травму, – предупредила на прощание Женя.

Со времени этого разговора миновала неделя.

– Так, хватит чаёвничать, – строго сказала себе самой Инесса. – Пора делом заняться.

Делом – это поквартирным обходом. Слово-то какое, точно она участковый… Но поговорить с жильцами просто необходимо. Не только для её собственного спокойствия, но и для Жениного. Для истины, в конце концов. А то ведь так и умом тронуться недолго. Инесса ясно представила тощую синеватую ручонку и вздрогнула.

Она надела тёплый шерстяной жакет и двинулась на пятый этаж. Почему именно на пятый? Так ей показалось нужным. У Инессы вообще было развито чутьё на некоторые вещи. К примеру, она всегда знала, есть ли искра божия в ребёнке, получится ли из него музыкант. А ещё могла сразу понять, поступит ли в консерваторию или училище недоросль, которого родители направили к ней по великому знакомству. Умела найти слова, которыми можно снять зажатость или страх, а то и укротить лень. Она чувствовала, каков человек изнутри, как бы он ни маскировался. Но её интуиция рассыпалась прахом перед самыми любимыми – мужем и дочерью.

Вот и сейчас, поднимаясь на лестничную площадку, Инесса кожей ощущала, от какой двери веет покоем или сварами и ссорами. А то и понимала, за какой вообще никто не живёт. Многовато было таких. Интересно почему? На пятом этаже она безошибочно постучалась в дверь, пахнувшую смертью. Сначала никто не открыл. Потом дребезжащий старческий голос спросил:

– Кого ещё принесло?

Инесса вежливо и доброжелательно объяснила:

– Я новая соседка со второго этажа. Познакомиться хочу. А ещё поспрашивать, честно скажу, об очень странных вещах.

– Ааа! Нашлась хоть одна разговорчивая! – радостно отозвались за дверью.

Щёлкнули два запора, звякнула цепочка, и на площадку выскользнула долговязая бабка, уставилась злобно горевшими глазами на Инессу.

– Тут ведь не дом, а скопище немых злыдней! Ничто ничего не скажет, молчать станут. Когда мой сынок Николаша хотел их всех собрать, чтобы разобраться с чертовщиной, ментов с психбригадой вызывали! Его и скрутили, увезли. Выпустили быстро. Так что ты думаешь? Эта тварь на него с потолка свалилась, шею с затылка порвала! Он и помер в больнице. Но мне всё рассказал!

Бабка изрыгала ругательства, как гейзер выплёвывает в небо пар и кипящую воду. Так и не дала ни слова вымолвить самой Инессе. Прооравшись, хлопнула дверью. На волосы Инессы упала пыль от побелки.

Пришлось спускаться. Никто ей не открыл, хотя люди явно были дома: слышались звуки телевизора, кто-то топтался у дверного звонка, шикал на кошку… Неудача. Но останавливаться нельзя. К счастью, есть Павел Вадимович. Он ушёл из органов задолго до того, как милиция превратилась в полицию, но знакомства сохранил.

Они договорились встретиться в половине четвёртого. По дороге в отделение Инесса пожаловалась Павлу на соседей, мол, пугает её кто-то… И вовсе это не пьянь или хулиганьё, а мальчик лет пяти. Просит каждый раз покушать, протягивает руку из соседней квартиры. А в ней не живёт. Жильцов не расспросишь, уж очень нелюдимые и неразговорчивые.

– Эвон как! Так меня бы сначала спросила. Я в доме напротив лет сорок живу, – похвастался Павел. – Зачем тебе участковый, сам всё расскажу.

Инесса сама не заметила, как прошло время в сквере. Очнулась, когда уже закоченела от холода, а фонари стали бросать круги медового цвета на бурую пожухшую листву.

– Так что это всё сказочки для впечатлительных. Ну ладно, я согласен, что не всё в мире мы можем объяснить. Но клянчит еду эта сущность, или как её там называть, только у людей с нестабильной психикой. Добрых, отзывчивых, деятельных. Неравнодушных, одним словом. Вот хочешь, я с тобой в подъезд зайду и разберусь с ней?

Инесса пожала плечами. Её ещё раньше покоробило, что для Павла есть только три категории людей: слабых, которых нужно защищать; нарушителей, которым места нет в мире, и он сам. Сильнее и умнее всех. Двух жён пережил, по-прежнему здоров и бодр. Но подставленную руку не отклонила, встала и зашагала домой.

Павел Вадимович торопился, на обвисших бритых щеках появился румянец. Он взахлёб рассказывал о своей бывшей работе, смеялся своим же байкам. Инесса поняла, как он устал от одиночества, как ему хочется снова кого-то защищать, быть нужным, незаменимым. Он вперёд неё взлетел по лестнице и указал на дверь Жениной квартиры:

– Ну? Где этот оборванец-попрошайка, а?

И победно посмотрел на Инессу с верхних ступенек.

Она поднялась и сразу услышала:

– То-тя… то-тя…

Инесса прижала руки к груди. У неё с собой ничего не было, кроме документов в сумочке.

– Заткнись, выблядок! – рявкнул Павел Вадимович.

Инесса вздрогнула от крика и прищурилась. Она увидела, как ручонка тает в сумраке подъезда, в котором перегорают все лампочки, живут отчуждённые друг от друга люди. И где всем всё равно.

– Ну? – рассмеялся Павел. – Где этот выморочный паразит? Нет его. И не будет. Ему нужно сказать только одно слово – выблядок. И он исчезнет и никогда больше не появится. Так его чокнутая бабка орала, пока не сдохла. А жильцы из этого секрет сделали. Наверное, побоялись, что если расскажут кому-то, то волшебное слово перестанет действовать.

Инесса почувствовала сильное головокружение и сказала:

– Павел Вадимович… Мне что-то нехорошо… Я в другой раз вам чаю предложу. А сейчас мне бы полежать…

Улыбка и розовощёкость исчезли с лица старика. Как будто слова Инессы стёрли с него надежду на уютный вечерок за почти домашним ужином. Точно так же, как он ругательством стёр призрачную ручонку.

– Может, скорую? – робко спросил Павел Вадимович, но Инесса покачала головой.

Ссутулившись, старик зашагал прочь, держась за перила вздрагивавшей рукой.

Часть вторая

Выблядок

Он долгое время жил, ничего не понимая. Кричал, когда хотел есть или мёрз. А ещё что-то разъедало его, постоянно связанного. Но потом понял: вслед за криком приходит боль. С него стаскивали что-то и этим же хлестали. От вони свербело в носу и щипало глаза. Поэтому он перестал вообще издавать какие-то звуки. Его кормили. Корм застревал в глотке.

– Ты своему выблядку воды дай, – говорил густой низкий голос. – Подавится тварь, неприятности будут.

– Да я б сама его пришибла, – отвечал другой голос. – Надоел, сил нет. Недовес, пиодермия какая-то… Рефлексы-хуексы… Запущенность, мля, бытовая!

– Ну пришиби, – смеялся первый. – И ступай работать, потому что пособие отберут. Лучше сразу в крытку, там тоже работа. Ты же дура, и пришибить-то путём не сможешь.

Он часто оказывался в больнице. В него втыкали болючие иголки, но он никогда не плакал. Именно там его стали называть не выблядком, а Васей. Сначала было непривычно… Он хорошо ел, много спал. На едкие повязки не обращал внимания. Ну жжёт. И что? Это же не голод, не холод и не удары по рукам и ногам. Вот бы всё время жить в больнице! Но всё кончается. Еда, какие-то деньги… Кончались и больницы. Приходили те, кого нужно было называть мамой или папой.

И всё начиналось по новой, но уже в другом месте. Последнее было особенно поганым. В маленьком помещении, почти таком же, куда его в больнице носили мыть, стояли только кровать и стол с лавкой.

– Деньги кончились! – орал папа. – Давай работай, сука!

И мама принималась работать. Выблядка отодвигали к стене, накрывали тряпкой. И он слушал ночи напролёт, как гудели голоса в комнате, как тряслась и подпрыгивала кровать, как вопила и захлёбывалась мама. Однажды тряпка сползла с него, и он увидел рядом тёмную рожу.

– Вэй, гылыдыт! – заорала рожа.

– Ну, глядит, Анзор, тебе-то что? – еле ворочая языком, сказал папа.

– Водки ему дай! – развеселился кто-то.

– Сдохнет? – полюбопытствовал ещё один. – Младенцы от водки дохнут.

– Какой младенец-то? Почти мужик – два с половиной года, – возмутился, наливаясь пьяным гневом, папа.

– А почему маленький-то такой? Или ты его таким же маленьким хером заделал?

– Что?! – взревел папа, но упал с лавки.

Весёлый, сменив Анзора, поднёс выблядку маленький стаканчик с чем-то едким. В больнице Вася привык принимать всё, даже очень противное. Вот он и открыл пошире рот, глотнул. И задохнулся, не в силах откашляться. А потом наступила тьма.

Глаза он всё-таки открыл. Сначала ничего не увидел, но потом сквозь муть проступили очертания комнаты, фигуры людей. Рыдала мама. А папа с красной спиной валялся всё там же, на полу.

Выблядок очутился в больнице и снова стал Васей. Целыми днями он смотрел, как из бутылки через трубочку капает вода. Каши не давали, но и есть почему-то не хотелось. Толстая женщина часто останавливалась около его кроватки, качала головой со словами:

– Ну как так можно: спихнуть дитя в больницу и ни разу не зайти, не позвонить?.. Я бы этой мамаше ноги повыдёргивала. Третий год ребёнку, а он ни звука не издаёт. А по глазёнкам-то видно, что всё понимает.

Однажды она пришла с тарелкой вкусной белой каши, которую Вася особенно любил раньше. Набрала её полную ложку и поднесла к губастому рту. Вася по-прежнему не хотел есть, но не посмел противиться доброй женщине. А каша сама проскочила в горло, упала тёплой струйкой в живот.

– Ну, вкусно? – спросила женщина. – Хочешь ещё? Вижу, что хочешь. А я не дам. Скажи сначала: «Тё-тя». Я небе не мать, не бабка… Ну?

Вася напрягся, но изо рта вырвалось мычание.

– Ага, можешь же! – обрадовалась женщина. – Ну-ка, тё-тя… Тё-тя!

Тут внутри у Васи что-то дрогнуло, и он выдавил из себя:

– То.. тя..

И получал ещё много ложек каши, но сперва произносил первые и единственные в своей жизни слова.

На следующее утро толстая тётя не пришла. Вася не знал, что у неё кончилось дежурство, но она снова появится через двое суток.

Поэтому загоревал, отказался есть, выгнулся дугой, сжав зубы. А пальцы стиснул так, что они побелели.

Пришёл врач и сказал другой тёте, помоложе и покрасивее:

– Назначу противосудорожные. Хуже не будет: мать – алкоголичка и наркоманка, судя по всему; давала сыну снотворные средства и нейролептики – их показали анализы; сильнейшее алкогольное отравление… Этому ребёнку судьба уйти. Наблюдай за ним, Вера. И позвони в реанимацию, пусть приготовятся. Заметишь агонию – сразу поднимем наверх.

Вера холодно посмотрела на Васю, и он почему-то у себя в голове услышал её голос, хотя губы красавицы не шевельнулись:

– Возись тут с наркоманским отродьем… уйдёт и уйдёт, одним уродом станет меньше.

Вася уходить из больницы не хотел. Ни за что. Он сжался в пружину, закрыл глаза и изо всех сил подумал: не уйду! Лучше спрячусь.

И спрятался там, где ему удалось: под своей кроватью. Сразу раздался крик мамаши, которая была в этой же палате со своим малышом. Она заорала:

– Вера! Вера! Этот недоразвитый упал! Под кровать закатился!

Он, конечно, не упал. Просто как-то произошло всё быстро: вот только что лежал на кровати и думал, потом глядь – уже на полу, в уголке. А над ним – низкий потолок. Почти как в чемодане, в котором приходилось жить, когда он был совсем маленький.

Вошла невозмутимая Вера, отодвинула кровать, резко подняла Васю и привязала его. А он и не протестовал, лишь бы не уходить из больницы.

Но пришлось. За ним явилась мама. Ей, иногородней, нужно было срочно уезжать. Вася снова, как в случае с красивой Верой, услышал у себя в голове материнский голос: «Скорее бы эти долбаные документы подписать… Зарема сказала, что долго ждать не будет, другого ребёнка найдёт. А десять тысяч на дороге не валяются. Если докопаются менты, скажу, что цыгане украли. Пусть ищут ветра в поле».

Вася потянулся к женщине в белом халате, чтобы не отдавала его маме. Но что он мог сказать, кроме «То…тя»? И его отдали.

Он никак не мог запомнить лица людей, с которыми пришлось жить. Ему всё время высыпали порошок в бутылочку с очень жидкой кашей. И Вася засыпал. Он чувствовал, что его постоянно таскали то одни руки, то другие. Слышал над собой голоса: «Помогите умирающему ребёнку на лечение… ребёнка кормить нечем… негде жить с ребёнком». А Вася хотел только одного – оказаться снова в больнице. Поэтому он не разрешил себе засыпать. Принялся обращаться то к одному участливому лицу, то к другому: «То… тя». Но его никто не понимал. Женщины утирали глаза и открывали сумочки, кошельки.

Ночью он бодрствовал и мог думать про больницу. Так сильно думал, что утром его находили в самых неожиданных местах. В последний раз – очень далеко от того дома, где приходилось жить. Тогда раскричались все странные, пёстро одетые люди. Они решили, что Вася – бэнг, чёрт. Заставили Зарему отыскать его маму и вернуть ей бэнга.

А мама оставила его бабушке, которая жила с кошками в до невозможности загаженной квартире. Вася додумался: бабушка даже не поняла, что к ней вернулась дочь и оставила ей внука. Она решила, что он тоже кошка, только странная.

С кошками началась новая, приятная жизнь. Вася ел с ними то, что приносила бабушка с улицы, спал среди пушистых мурчащих тел. Научился ползать, а затем ходить. А какими весёлыми были игры! Вася не уступал кошечкам в быстроте и ловкости. Ему даже двигаться не надо было: стоило подумать, как он оказывался где угодно. Вася сразу заприметил те места, на которые кошечки иногда глядят со страхом и настороженно. Вот в них-то было здорово прятаться от шерстяных игруний. И от бабки тоже, потому что она стала бить всю живность в квартире сначала тапками, а потом и палкой. Васе перепадало нечасто, а вот Полосатику досталось. Он умер.

И тогда бабка захотела съесть Полосатика, потому что ей уже было трудно выйти из дома. Вася впервые в жизни плакал, пока бабка варила ободранное тельце. Тогда, чтобы она больше не трогала кошечек, Вася попытался попросить еды у одной доброй тёти.

Женщина, увидев его руку, разоралась так, что у Васи заложило уши. Еды не дала. Бабка съела Пушинку. А на другой день к ним ввалилось много людей. Вася подхватил двух кошечек и подумал о потайном месте в квартире. Тут же там оказался. Но в такую-то тесноту протиснулась ещё и бабка. Как она только смогла-то?.. Бабка сразу поумнела, откуда-то узнала первое имя Васи – выблядок. И орала до тех пор, пока внук не улучил момент и не вытолкнул бабку из убежища. Её нашли и унесли. А Вася остался жить с кошечками. Иногда хотелось покушать, и Вася выбирался из тайника.

Особенно ему понравились Женя и добрая бабушка Инесса. Они ни разу не разозлили его, как сделал какой-то Николай. Васю злить нельзя. Тогда всем будет плохо.

А вот сейчас плохо бабушке Инессе, он это точно знает. Она говорит в какой-то предмет: «Доченька, приезжай…». А доченька отвечает, что бабушка Инесса до завтра никуда не денется.

Третья часть

Вместе

Инесса расстроилась от всего разом: от рассказа и поведения Павла Вадимовича; от того, что сама причинила ему боль; от неудачи с поквартирным обходом… И ещё ей было тоскливо от мысли, что она ничем не сможет помочь малышу.

В груди слева появилась жгучая боль, словно все неприятности обернулись расплавленным металлом. Валидол не помог. Пришлось потревожить роднулю. Риточка рявкнула в трубку, что её разбудил звонок, а ей завтра на первую пару.

Инесса положила в пересохший рот ещё одну таблетку. Полегчало настолько, что удалось подойти к окну и открыть раму.

Осенняя ночь дохнула ей в лицо запахом дождя, который стучал по голым клумбам и палой листве. И это был запах чего-то страшного и неотвратимого. «Я умираю», – подумала Инесса.

Она не поняла, что падает навзничь, цепляясь за тюль.

И тут раздалось настойчивое: «То-тя! То-тя!»

В голове, которая стала пустой и гулкой, эти слова показались ненужной помехой. Но они повторились вновь и вновь.

Инесса подняла килограммовые веки и глянула вверх.

Над ней парил полупрозрачный малыш и протягивал ручку.

Инесса не смогла говорить, только подумала: «Лети себе дальше, Вася… Мы больше не встретимся…»

Она не увидела, как порыв ураганного ветра сорвал тюль и гардины, пронёсся по квартире и саданул в дверь так, что выломал замки. Но и в коридоре ветер не стих, ломанулся в соседнюю дверь, затряс металл, как фанерку. Из квартиры выскочили полуодетые Женя и Андрей, бросились к Инессе.

Через полмесяца она вернулась домой из больницы. Мир стал белым-белым, как манная каша, которую очень любит Вася. Придётся теперь часто её готовить. Ведь Вася с огромным медведем и кошками из Жениной квартиры перебрался к ней.  

-Нет что ты, - едва ли не заикаясь ответил я. –Просто я задумался о своем…

-И о чем же если не секрет? – мягко поинтересовалась Юля.

Тут бы ответить прямо, да только где она и где я. Да и мятая тетрадка, что лежал в нагрудном кармане, чуть ли не прожгла дыру под собой, плюс минус там где должна была торчать сосулька убившая меня ранее. Если бы красотка знала, что там написано, то никогда бы больше не заговорила со мной. Ведь даже девичьи фанфики выглядели по сравнению с этим милой и невинной шуткой. Рука предательски скользнула по пиджаку школьной формы, будто пытаясь защитить написанное ей произведение. От карих глаз девушки это движение не скрылось. В два шага она оказалась возле меня, обдав волной из нежнейшего аромата духов,  запаха её кожи и чего то ещё… Распробовать запах не получилось, ведь заветные записи оказалась у той, кому их видеть не в коем случае нельзя.

-А что это тут у тебя? – с напускной капризностью прощебетала Юля. –Анкета? А почему тогда ты не дал её заполнить мне?

-Нет! Отдай! – мой же голос был похож больше на поросячий визг.

-Вот как? Теперь пока не прочту, не отдам. А то вдруг ты там кому то в любви признаешься и эта кто-то не я.

После такой тирады она показала язык и ловко увернувшись, отпрыгнула в сторону Нино где сразу принялась за чтение. Подруга пробежавшись по первым строчкам просто отвернулась, а вот героиня рассказа оторваться не смогла (хотя наверное было бы лучше наоборот). Меня же слова, брошенные явно в шутку, припечатали как из дробовика, на столько что даже не оставили сил на дальнейшую погоню. С каждой строчкой её глаза становились все шире, а дыхание учащалось. А после того как она закончила первую страницу, то просто уставилась на меня, не произнося ни слово.

-Это ты написал?

-Юль…

-Это ты написал? – не давая оправдаться за написанное вторила она сама себе.

-ޅ

-Я спрашиваю, это ты написал?

Все мои мечты и чаяния, все что никогда бы не сбылось, рухнуло в одночасье. Воздушные замки обрушились, будто бетонные и мысли о том что… И только взгляд подруги моей богини сквозь полуопущенные веки открыто смеющийся, дал сил на ответ.

-Да…

-После уроков, за спорт залом, возле заброшенного корпуса, - отрывисто отчеканила она, полушёпотом, таким чтобы было слышно мне и никому больше. – приходи один.

Хрупкие плечи и легкая походка оставила меня еще в большем ступоре. Она собирается меня избить?

Вошёл. Темнело уже и не было света. Во внутренней приёмной, где привычно сидела Роузи, без окон, стало совсем темно. Но глаза мои видели отчётливо. Смотрели вокруг осторожно, пытаясь помочь мне понять, что вновь привело сюда. И всё пока будто напрасно – на что бы они не наткались взглядом, внутри меня не было и близко того отклика, который заставил сорваться и лететь сюда бурей. И Майкл тогда, следовавший за мной словно… призрак, кивнул вперёд на последнюю закрытую дверь. Призрак и призрак – смешнее уж некуда!

И там я… нашёл. Почувствовал сразу, пройдя сквозь тонкие стены. Ещё не увидел, но осознал, едва моя призрачная суть преодолела барьер. А повисев немного в воздухе, посмотрев на яркую рекламу горящих щитов и букв сквозь окна, пропускавшие свет от них внутрь кабинета мистера Говарда, увидел вдруг его самого.

Я понял, что опоздал. Успел лишь на самый последний миг действия. Клайд Говард, в кресле, сидел ко мне спиной. Услышать моё появление, почувствовать колебания в воздухе, возмущения чего-либо для него осязаемого он не мог. А в следующий миг его рука уже взлетела к голове с пистолетом. Раздался громкий выстрел…

- Нет!.. – как живой человек, воскликнул я ртом. Обернулся бессильно сразу на Майкла, но тот лишь покачал головой.

- Мы – призраки, – пояснил он спокойно, не взирая на ужас и драму, повисшие в воздухе вместе со мной. – Живых не можем ни остановить, ни направить…

«Как горько…» - решил я в тот миг про себя. Имей тогда я тело, то трясся бы, наверное, весь от возмущения и непонимания происходящего. Мой сосед, мой друг-арендатор, с кем мы делили часть этажа в аренду, и шеф Розали в одном лице, на глазах у меня свёл счёты с жизнью. А Майкл сказал, что окажись мы тут раньше, то и тогда бы были бессильны помочь ему. Мёртвое не могло вмешаться в течения жизни и мысли живых…

- Но мы можем попытаться узнать, почему так случилось… – произнёс он и поднял вверх указательный палец. Глазами же указал мне на стол.

Письмо. Какой же честный самоубийца не оставит прощального слова после себя? Клайд Говард оставил. Лежало подальше, на столе, намеренно там было оставлено. Что б сохранить его чистым, без крови, Клайд отодвинул лист и прижал туго прессом.

Я начал читать. И вот тогда по-настоящему вспомнил всё. И то, что пошёл пешком вчера, потому что с утра не выпил, а сильно напился, и кофе с круассаном после – ими лишь пытался взбодрить себя. Розали позвонила рано утром, сказала, что Клайд Говард сделал ей предложение, признался в своей давнышней и страстной любви. А она рассказала ему о нас. И я, будучи сам шарлатаном, принял за шарлатанку её. Обругал, накричал, бросил трубку, после чего открыл в шкафу многолетний виски. Но всё же пошёл потом к ней. И был очень пьян – вот почему долго не мог всего вспомнить! А правильный мистер Говард, который за всю свою жизнь нигде заусенца лишнего не поставил, решил, что я порушил ему налаживавшееся у него личное и нервы его сдали. Обязанного ему клиента он в гневе нанял меня убить. Выманили запиской, сулившей большие деньги в новом экстрасенсорном деле, и вечером, не застав заплаканной Роузи в офисе и прождав её там довольно долго, я отправился на старую стоянку в двух кварталах от нашего здания. Там и получил первую пулю. В багажнике моё тело немногим позже вывезли за город. Добили, как оказалось, ещё живого, и бросили мёртвым на берегу. Банально и просто. Никто из обманутых мною клиентов был ни при чём, другой человек убил меня – мистер Клайд Говард. Пусть не своими руками, но на смерть меня отправлял именно он. Как глупо. Из-за любви. Знал бы Клайд, что у меня никакой любви не было, что я просто ушёл бы в сторону, случись что подобное, наверное, пожалел бы меня, оставил бы в живых. И добивался б тогда любви Розали, когда не осталось бы больше преград. Со временем она б уступила…

- Вот же дурак… – произнёс я в сердцах. Заметил некстати, что словами удавалось говорить всё лучше и лучше, чем мыслями. Не делись никуда и прежние чувства, а просто уступили на время место новым. Теперь они возвращались все – страх, жалость к себе, жалость к другим. Ведь если я искренне жалел мистера Говарда, может, при всей своей подлости, я не был самым пропащим, и он – он тоже заслуживал сожаления? Эх, повернуть бы всё вспять!..

Я сел в кресло напротив него. Мёртвого. Да-да, у меня получилось! Будто опять стал ненадолго живым, ощутил спинку, сиденье. Или почти их почувствовал. Попробовал взять со стола признание в руки, но лист бумаги мне не поддался. Под прессом было окончание послания мистера Говарда, хотелось прочитать и его. Пытался отодвинуть эту деревяшку снова и снова, но только злился, потому что ничего не получалось. А Майкл лишь покачал головой. Сказал, передав мне всё мыслями, что прежним не стать никогда. Призраки жили во многом так же, как люди, или старались на них походить. Воспоминания о жизни не позволяли с ней до конца расстаться. Хотелось иметь те же чувства, те же привычки. Но прежнего оставалось ровно вполовину, а на другую половину добавлялось нового. К тому же, в окончании признания существенного для меня ничего написано не было. Так он сказал, потому что как-то увидел конец письма…

- Что это? – спросил я, заметив, что в воздухе снаружи замельтешили вдруг сверху вниз цветные косые линии. Будто заморосило чем-то, словно дождём. Только радужным.

- Там? За окном? – переспросил Майкл. – Так меняется Клайд Говард. А это – дождь ангелов. Он всегда идёт, пока происходит перерождение. И укажет нам путь. Туда, где появится новорожденный дух. Если последуем за дождём, я смогу найти точное место. Через час дух Говарда перестанет метаться, и станет… таким, как мы.

- Но где же?..

- Вот и посмотрим. Ты тоже проснулся не возле красивого озера. Хочешь увидеть рождение нового Говарда?..

Я удивился. Не тому, что умерший появлялся в новой своей форме далеко от мёртвого тела. Другому.

- Значит, – предположил тогда я, – если мы видим этот дождь, то мы… мы и есть ангелы? Ты – Ангел? Я… Ангел?..

Майкл засмеялся по-доброму, тихо и выразительно.

- Нет, Кевин, нет, – сказал он, сложив на груди руки. – Мы вовсе не ангелы. И это не Рай, а дорога к нему. Но ангелы здесь, они наблюдают за нами. Не всем дано сразу их видеть. Кому-то и вовсе не суждено – такие останутся тут навеки.

-  Навеки? И здесь?..

Не так уж и плохо. Сравнить было не с чем, но свой мир я знал. И он был неплох, мне нравился даже, пока не разлучили с ним силой вчера.

Однако мой гид опять качал головой. Лицо его несло просвещение, и он объяснял мне несложно о том, что сам понимал, словно воздух, но для меня пока ещё было в новинку.

- Ты… сможешь, я знаю. Я сам видел ангельский лик однажды. И, Кевин, поверь, чтобы очистить душу до конца, достаточно одного лишь раза. Вот, когда ты решишь для себя самое важное – остаться здесь или пойти дальше.

- Пойти дальше… в Рай?

- Да! Ты понял меня! – Майкл просто сиял, как довольный учитель в школе, точно стоял сейчас у доски и ему не хватало длинной указки.

– И главное в том, – продолжал говорить он, – что Рай нужен… НАМ. Не мы нужны Раю. Но стать где-то нужнее, ценнее, не для себя, пусть для других…

А дальше я вдруг испугался. Позади Майкла внезапно появились фигуры. Сначала возникло их две. А потом и три, и четыре, и больше. И вроде бы все они были похожи на нас, но только немного другие. Глаза у этих новых светились красным, и сложно было разглядеть их лица. Я видел губы, щеки, носы, но всё вместе сложить в лицо не получалось.

Майкл заметил мой взгляд, обернулся. Потом пожал плечами, а они, появившиеся за его спиной, более смущённо, но повторили его же жест.

- Кевин – новенький, – пояснил он сначала для них. А потом обернулся ко мне: - Такие же, как мы. Только Тёмные. Когда мистер Говард переродится и Небеса решат дать ему шанс, он увидит лишь нас с тобой. Но если шанса ему не дадут, то Тёмные встретят его, что б увести…

Кожа – её у меня больше не было. Но что-то похожее на крупные мурашки пробежало по моей спине после услышанного. Я даже подумать боялся, и просто посмотрел на Майкла беспомощно, не в силах задать свой вопрос. Эти Тёмные вселяли ужас ничего не делая, просто одним своим присутствием. Хотя выглядеть для меня пытались мирно, что б не пугать, прилагали для этого усилия.

- Не бойся, – всё понял Майкл без слов и без мыслей. – Для тебя они безобидны, не тронут. И да – они так же встречали тебя. Но когда ты открыл глаза, то увидел меня и других. Других – которых я тоже когда-то встретил, и показал новый мир…

Я успокоился немного. Снова взглянул на тёмных, а те, видя, что я всё ещё немного напуган, будто смутились собственного присутствия. Со мной был надёжный провожатый – Майкл. Мир, куда я попал, мир духов и наказаний, начинал с его помощью принимать меня постепенно, а я старался понемногу понять его и тоже принять. Без этого одному из нас здесь не выжить. Уж точно не миру…

- Те, кто меня… ну, кто пришёл с тобой встретить моё перерождение… где они здесь живут? – спросил я. - Мы видели только Чарльза…

- Кто где… – ответил Майкл. – Ты тоже выберешь для себя место. Не обязательно в этом городе…

Затем он обеспокоенно посмотрел в окно. Потом перевёл взгляд на мёртвое тело Клайда Говарда, сидевшего в кресле за столом, и снова на меня.

- Хочешь сказать ему что-нибудь? – спросил он. – Его пробуждение скоро…

- Нет… Не сейчас.

- Потом станет не нужно ему … – с осуждением посмотрел на меня Майкл. – Просто если Клайд Говард получит свой шанс, одному ему здесь не справиться. Ты не выбирал свою смерть. А он ее выбрал. Дважды. И пусть за вас двоих, но ему тяжелее…

- Да что ж я могу? – не понимал я, не чувствуя большого желания помогать своему убийце, но, как ни странно, и не испытывая при этом к нему ни малой толики ненависти. - Я сам первый день здесь. Что должен я сделать? Мне нечего дать…

- Что хочешь и как чувствуешь правильно, - ответил Майкл. – А я помогу тебе дать. Попытаюсь с вами двумя. Не пробовал никогда раньше. Может, получу за это бонус…

Я удивился. Бонус? От кого? От шефа?.. Но от какого? От НЕГО САМОГО?..

- Шучу я, - засмеялся вдруг Майкл, не дав мне успеть удивиться вслух или хотя бы в мыслях.

А потом он перестал смеяться. И серьёзно посмотрел на меня.

– Ну? Ты готов? Не знаю, Тёмных увидит Клайд Говард или нас в эту полночь. Но дождь ангелов – он за окном уходит. Ты должен решить, уходим ли мы за ним…

***

Прошло шесть лет. С Майклом, когда через несколько недель закончилось моё обучение, мы виделись уже изредка – его отвлекали дела. Но друзьями остались навеки. Он был на хорошем счету, если так можно было выразиться, у ШЕФА. Мне он так и не назвал его имени, всё отшучивался. И по-прежнему занимался тем, что встречал людей вместе с Тёмными. Лишь пару раз он звал меня с собой, и я тоже ждал, какой же будет сделан выбор, Тёмных увидит новый прибывший или Светлых, то есть нас. А, поприветствовав пробудившегося, я, как и другие друзья несравненного Майкла, уходил почти сразу. Заниматься своими призрачными делами. Поверьте, их много здесь. Может, не таких почётных, как встреча новеньких, но всё же, всегда кто-то ждал, всегда где-то нужна была помощь. Быть гидом, проводником в этом мире – престижно. И таких как Майкл, на самом деле, было ничтожно мало.

И вот однажды он позвал меня снова. Не одного, но… с Клайдом Говардом вместе. Как, разве я не сказал вам? С Клайдом мы стали большими друзьями, говорю вам об этом сейчас! Наверное, даже лучшими. Простить и забыть оказалось легче, чем я мог себе представить и позволить при жизни. Он был хорошим, мистер Говард, или, кем стал теперь для меня, – добрым стариной Клайдом. Просто однажды он… ошибся. И эта ошибка стоила двух жизней, моей и его. А также – одной изувеченной судьбы. Дела у Роузи после той двойной трагедии пошли не очень. Но подробно о ней – мы, кстати, с Клайдом её не забыли, пытались отсюда помочь, и пытаемся до сих пор – я расскажу как-нибудь потом… А сейчас вам напомню про Майкла. Скажу только, что позвал он нас в тот раз на новое пробуждение не случайно. Наконец, умер Он – тот самый, кого Клайд нанял убить меня, и кто так успешно справился со своей задачей. Умер от рака лёгких, в нищете и в забвении. И ждал теперь своего духовного распределения. Как и другие, он не знал, что ожидает его в дальнейшем, просто перерождался из аморфной души в бесплотный оформленный дух – процесс, который от него никак не зависел. Не мы, и не Тёмные решали, к кому из нас попадёт он. Все молча стояли и наблюдали. А Майкл указал нам на место, где умерший должен был проявиться в новом облике, и все обступили место широким кольцом, замерли. И вот тогда я вспомнил снова тот давний день, когда перерождался заново сам. Понял лишь столько лет спустя, почему, когда очнулся, увидел, что духи рядом стоят полукругом. Другая половина мне просто была невидна. Не Тёмных выпало мне лицезреть тогда, а Светлых. Вот, как однажды дали мне шанс...

- Ну, что, ты готов? – тихо и с улыбкой спросил меня Майкл. – Решайся уже…

- Но… – почувствовал я вдруг на короткий миг растерянность, как словно в тот день, когда, оказавшись впервые в новом мире, должен был помочь встретить Клайда Говарда. – Я, наверное, не смогу… Не сумею так снова…

- Как?.. Разве?.. – удивился совсем искренне Майкл и пристально посмотрел на меня.

И тут, взглянув на него в ответ, я увидел вдруг всё. И перестал сопротивляться, поняв, о чём меня просят на самом деле.

- Да, Кевин, да… – промолвил Майкл, чем подтвердил мою догадку.

Я знал это, даже если бы он ничего не сказал. Наверное, что-то осталось ещё от меня живого и прежнего. Отнекиваться и делать вид, что чего-то не хочешь или не можешь, но знать, что давно к этому готов – так поступали люди. Нахваливали сами себя, набивали цену или просто чего-то напрасно стеснялись. Когда мы ещё летели сюда с Клайдом, где-то в глубине того, чем или кем стал новый я, созрел готовый ответ. Я научился прощать. Не как одолжение. Не в жалости. Прощать и любить по-настоящему, хотеть быть нужным. На это ушло целых шесть лет, но мне удалось. Как и моему близкому другу Клайду, оказавшемуся на этом перерождении вместе со мной рядом. Теперь, если Небеса выберут для перерождавшегося человека Светлых, а не Тёмных, не Майкл уже, а я стану новым проводником и гидом. Один, без чьей-либо помощи. Клайд Говард будет просто при мне, как я когда-то при Майкле. Но именно я окажусь за старшего. И от меня будет зависеть, как примет новый мир новорожденного. И каким он, в свой черёд, познает его...

Едва эта мысль оформилась в моей голове, едва я додумал её и осознал, возжелал целиком и немедленно взять на себя всю ответственность, как вдруг… слабый, но нежный ветер подул со спины. Ветер, которого я не ощущал много лет. Но знал, от чьих крыльев почувствовать мог его в этом мире.

«Скажи… Это... он?..» – растерянно в мыслях воззвал я к Майклу.

«О, да, – глазами ответил мой проводник. – Ты повернись. Помнишь, что было обещано? Так вот же – случилось...»

И я обернулся. Робко сначала. Но ощутил всей зыбкой сутью небывалый восторг. А внутренний благоговейный трепет разлился во мне сокровенным смыслом, наполнив истинной жизнью призрачный образ. Яркая вспышка перед глазами заставила зажмуриться на миг. Свет ослепил, но быстро исчез. Я вновь тогда поднял веки и… увидел. Передо мной стоял ангел. Прекрасные его крылья, колыхавшиеся за спиной слабо – они-то и дарили мне тот самый счастливый ветер. «Чтобы очистить душу до конца, достаточно одного лишь раза…» – вспомнились сразу слова. «Ты примешь Её?» – спросил меня ангел с ликом, чище которого был только Свет Мирозданья. «Да…» – ответил с готовностью я, зная, о чём меня вопрошали. И принял Небес Чистоту навсегда…

И как вы думаете, остался ли я в итоге, когда получил свой счастливый билет – мечту всех людей, путёвку на САМЫЙ ВЕРХ? Выбрал ли я ту дорогу, которой однажды пошёл мой гид Майкл? Да что тут гадать, скажу я вам, коли говорить уж начал… Вот он, мой счастливый билетик, всегда теперь со мной! Можно сказать, «в кармане». Только пока пусть в нём и лежит. Успеется ещё закрыть глаза и вновь увидеть слепящий свет. Рай без меня хуже не станет. А здесь что-то совсем стало много дел. При жизни не знал, что могу оказаться кому-то нужен на самом деле. Но знаю теперь…..

Автор: Adagor121 (Adam Gorskiy)

Моему коллеге-автору, научившему меня различать 50 оттенков грусти, посвящается (ко дню рождения). Осталось научиться передавать их так же, как делает это изящно он. Хотя бы вполовину...

И вот меня нет. Как я понял это? Стал видеть их. А они меня. Будто знали, где я проявлюсь, сидели рядом полукругом и ждали. И раньше, чем мои глаза открылись заново, их собственные были уже устремлены на меня. С любопытством, без ненависти, как принято было говорить о мёртвых, они созерцали моё пробуждение. Дождались и затихли. А когда я немного освоился, встал, покрутил головой, мне показалось вдруг, будто все они желали немного понравиться. Как выбирают новые сандалии – примеряют одни, другие, пробуют на ноги, подходят ли те, – так и собравшиеся пробовали себя на мой глаз, годятся ли для меня, устроят ли. Будто не они были вечностью, а я принес её, умерев так внезапно.

Один из них подал мне руку. Чем удивил. В мире живых давно никто не протягивал мне ладони просто так, из дружеских побуждений. А этот подошёл, помог подняться. Потом обвёл глазами остальных, словно показывал, смотри, мол, вот он, наш мир, и вот все мы – теперь ты с нами. Так удивительно было видеть тех, кто не прятал лица за вуалью, не отворачивался, пряча слёзы, наоборот позволил себя рассмотреть хорошо, почти что разрешил потрогать ладонью. Его я и чувствовал – прикосновение пальцев к чему-то новому, когда переводил взгляд с одного из них на другого. И как я понял позже, чуда никакого не свершилось, такая же рутина, как внизу – вот, чем для всех было моё пробуждение. Ко мне просто проявили вежливость. Не я им что-то принёс, а мне позволили не потеряться. Потом они уже все по одному уходили, и вскоре остался только он. Мой проводник, как я понял, – тот, что подавал мне руку.

«Пойдём?..» – спросил одним лишь взглядом мой провожатый в новом мире.

«Пойдём…» – точно так же ответил я, опробовав это умение – не говорить.

Полицейская машина. Длинная, с красно-синей мигалкой. Она взвизгнула резко, перед тем как тронуться, отъезжая от края озера. За ней – другая, потом уехала скорая. Но люди-то остались, и много людей, в форме, в спецкостюмах, в обычной одежде. Часть берега огородили лентой, эксперты брали пробы почвы и воды. Два копа разговаривали с туристами – палатка их стояла недалеко, но за ленту ограждения не попала. Сами они были в шортах, в майках, видно, что недавно разбудили обоих. Я понимал всё, что происходит внизу, но не догадывался, почему. Не знал этих людей, не знал это озеро, не знал дорогу рядом. Но это моё тело, сказал мой новый друг, нашли возле воды на берегу. А он будто почувствовал, что мне захочется узнать, почему я вдруг взял и умер. Потому сюда и привёл.

Вчерашний день. Я плохо его помнил, но он стал для меня последним. Знай я заранее, что всё обернётся концом, запомнил бы каждую деталь, ловил бы взгляды, искал предзнаменования и слушал бы шорохи. Но нет же, обычный день. Несладкий кофе утром, душ. Кусок говяжьего стейка для кота, хоть ветеринары были против такой кормёжки. Кот Феликс, он так любил есть мясо, что без него не слезал с моих коленей. Потом – работа. Я приходил в офис всегда в одно и то же время – не позже девяти. Но позволял себе явиться иногда пораньше. Когда хотел выпить чашку кофе с помощницей юриста, чей офис был напротив моего. Еще ни один юрист в Америке не арендовал кабинеты дверь в дверь рядом с приемной экстрасенса. Мистер Говард не признавал таких условностей, потому, наверное, во всём был первым. Ему давали деньги честность, совесть, правда – редкие и ценные для юриста качества. А мне – обман. Ведь я никого никогда не видел, не слышал и врал про послания с той стороны. Вот и настигла расплата. Но кто? За что?

Наверное, всё не столько было интересно мне, сколько моему провожатому. Это он с любопытством смотрел на происходящее у озера, и видно было, что за подобным наблюдал впервые. При жизни Майкл был успешным дантистом. Его не стало в тридцать шесть, когда в неправильном месте он вздумал перейти дорогу. Почти двадцать лет прошло, а так и не видел полицейских расследований. Вот интересно, за чем наблюдал он все эти годы? Подглядывал за другими дантистами? Учился у них новшествам? Украдкой смотрел в рот прежним пациентам и пересчитывал их пломбы? И не зубной ли феей наряжался на Хэллоуин?

Майкл улыбнулся и покачал головой. Затем увлекся снова зрелищем у озера. Он как-то понял, о чём были мои мысли, а я понимал его. Для этого он и был кем-то ко мне приставлен – что б научить жить в новом мире, не оступиться здесь, существовать. Может, и сам захотел помочь, что было б странно – я не припоминал его среди своих знакомых, а мне было уже сорок шесть. И ничего я толком не знал о месте, куда попал, зачем попал, тут для меня стало новым всё буквально. От ощущений приятного полёта, в котором мы спустились сюда одним желанием воли, до ярких красок и чётких линий. Я будто весь обновился, и видеть мог теперь лучше орла. Вот муравьи тащили мертвую волосатую гусеницу. Им не было дела до полицейских ограждений, лента была настолько высоко над ними, что, наверное, они бы ее никогда не увидели, как высоко ни задирали б крохотные рогатые головки. А на дереве с густыми ветвями, на другом берегу озера, в самом укромном от взглядов месте птица свила гнездо. И уже живыми гусеницами кормила троих желторотых птенцов, открывавших навстречу голодные рты.

«Ты слышишь?..» – коснулся рукой меня Майкл. Я был весь внимание. Мне нравилось так общаться с ним – не говорить, а словно мыслить вслух. И нас больше никто не слышал и не видел. Но он хотел, чтобы я послушал тех других, внизу, ведь двое полицейских как раз говорили о найденном теле. Мол, где-то был застрелен тремя пулями в голову и грудь, а потом привезён сюда и брошен под луной. Туристам повезло, что не проснулись. Совсем молодая пара. Поставили палатку за старым ржавым трейлером, и их не заметили. Вполне могли убить, как и меня, два ненужных свидетеля стали бы ещё двумя трупами на берегу этой ночью. Это ранние рыбаки нашли моё тело по утру, вызвали полицию, а потом уже проснулись эти двое, от шума приехавших машин с сиренами. Не повезло им встать на этом берегу лагерем, но повезло любить друг друга, и спать после любви мертвецким сном. Вот и скажите мне, что любовь никого не спасает. Спасла же двоих…

- Ты слушай, слушай… – указывая пальцем на копов, неожиданно для меня произнёс мой провожатый ртом, когда я снова отвлёкся. И я спросил его, но, уже привычно – за час-то новой жизни! – не словами, а мыслями: «А что – мы разве можем разговаривать?» Дух мой был бесплотным, хоть я и видел руки, ноги, туловище.

- А ты попробуй, – предложил он мне.

И я попробовал. Силился открыть свой рот, пытался почувствовать язык, губы, дёсны. И мне казалось, что почти получилось. Но когда повторил свой вопрос, шамкая призрачным ртом, раздалось не то «ээээ», не то «аааааа». И я прекратил попытки. Чуть над собой не засмеялся. От обиды, правда.

«Ничего, – сказал мой провожатый снова мыслями, что б не смущать меня. – Получится, привыкнешь. Не всегда выходит сразу. Как дети учатся говорить с первой буквы, так научишься и ты. Только быстрее. Я покажу, как начать…»

И показал несколько движений и гримас, дал мне почувствовать, что и как.

«Тебе не интересно?..» – спросил он, видя, что я опять не слушаю людей внизу.

- Н… Нет, – получилось у меня выговорить. – П… пойдём… в другое место…

И теперь повёл уже я, начал перемещать нас усилием воли, летел вперёд, а Майкл нёсся за мной. У озера нам оставаться было незачем. Нужно было попасть в места, где я побывал в последний день. Дом, магазин, кофейня, работа. Стоянка, где оставлял машину, дорожка на районе для утренних пробежек, тихий прудик, лес.

Мы полетели сразу к дому. А Майкл проговорил со мной всю дорогу. Ветер не уносил его слова, я отчётливо слышал каждое из них. Он рассказал о правилах, о том, что можно, что нельзя. И как избежать поначалу не самых лучших шагов. В какой-то момент, когда показались знакомые ворота и две мои машины во дворе, я понял вдруг, что мой проводник общался со мной снова посредством мыслей. И, обернувшись, мысленно спросил об этом. А он лишь улыбнулся и знаком показал на губы. «Устал говорить, - произнёс в моей голове он или её призрачной сфере. – Это и с годами подолгу даётся непросто…» «А для чего говорить?» – спросил я, когда мы спустились у дома, имея в виду привычные беседы, как говорят живые люди. Ведь если было можно общаться без языка, для чего открывать рот, напрягаться? «Так больше мы походим на живых, - удивил ответом Майкл. – На прежних себя…» «А нужно походить?..» «Ну, не всегда, - в глазах его на этот раз мелькнула грусть. – Я покажу тебе сегодня, что может опечалить в новой жизни. Не удивлю. Но покажу…»

Мой кот был всем доволен. Тот самый стейк, который я взрезал только вчера, был мелко нашинкован, – он доедал его остатки. Родная тётка Аделаида приехала из Канады, с ней за кота волноваться не стоило. Я наклонился к зверю и долго водил перед глазами и носом своей ладонью. Пытался подуть на него, шипел и рычал, издавая, как мне казалось, громкие гортанные звуки. Но как в кино не получилось. Кот не увидел призрака, а Майкла я только рассмешил. Он мне сказал, что то же самое проделывал когда-то со своими собакой и попугаем. Так же безрезультатно. Живые мёртвых увидеть не могли. Ни звери, ни другие люди.

- Т… ты долго б… будешь со мной? – спросил я, тренируясь говорить, когда мы вышли. Ничего странного в доме, не знаю, что я хотел там увидеть. Может быть, просто вспомнить последний день или успел соскучиться по коту, по кухне, по множеству кофейных кружек.

- Сколько понадобится, - так же языком ответил Майкл. – Со мной тоже был друг, пока я был новеньким. Ты не стесняйся. Спрашивай. Хуже, когда спросить некого…

- Скажи… – промямлили губы. – А я… навсегда здесь?

Вопрос, наверное, прозвучал глупо. Хоть я и не знал, куда угодил, не рай и не ад, какими их рисовали. Ответ же был очевиден в другом – все люди умирают не на время, из жизни уходят навсегда. Вот только где потом навсегда остаются?..

Однако Майкл к моему вопросу отнёсся серьёзно.

- Я – да, – ответил он мне. – Навсегда. Таков был мой выбор. Но ты – пока не спеши. Не торопи новое время, увидишь ещё. Тут дней для раздумий будет намного больше…

Мимо нас вдруг не прошёл, а проскользил в воздухе человек. Притормозил немного, взглянул с любопытством на меня. Не человек в привычном полном смысле слова, но такой же, как мы. Не живой.

- Здравствуй Чарльз, – поздоровался с ним Майкл.

- Это Кевин, – представил он меня.

- Здравствуй, Кевин! – приветливо улыбнулся Чарльз обоим нам и продолжил свой полёт.

- З… здравствуй… – успел я помахать ему рукой вдогонку.

Как выяснилось, восемнадцать лет назад Чарльз был за рулём того двухэтажного автобуса. И Майкл сам пожелал встретить наехавшего на него на перекрёстке. Прошло всего семь лет, как Чарльза нагнала та же судьба – машина, но на другом распутье дорог. Майкл не желал сказать Чарльзу что-то дурное, просто стал его гидом и показал новый мир. Всегда должен быть «экскурсовод».

- И т… ты его н… не ненавидишь? – сумел спросить я, чувствуя, как тяжело даётся двигать челюстью мертвеца.

- Нет, – пожал плечами Майкл. – Он сам ненавидел себя за это. Пока не умер. И после смерти, во время перехода, чуть не растворился от ненависти к себе. Вот я его и встретил.

Бывает же… Но был другой вопрос. И мне он был важнее.

- А … я? П… почему встретил меня? Мы не знакомы даже…

Второй раз я увидел грусть в глазах своего гида за эти пару часов.

- Тебя никто не захотел встречать, – сообщил он, не скрывая. – А мне не сложно… Так мы… куда теперь?..

Вот это новость. Тяжело. Я не мог ощущать ничего, как прежде, но принять услышанное далось нелегко. Хотя, чему тут удивляться? Всю жизнь обманывал людей, тянул из них богатство, сменил пять городов, три штата. Конечно же, один из них не выдержал. Но вот лица я вспомнить не мог, того, кто убивал меня и вывез к озеру. Вообще не помнил половину вчерашнего дня, пока был жив. Смерть наступила в полночь. Три выстрела и меня не стало. Так говорили копы между собой на берегу озера, и так почему-то отложилось где-то во мне. Ещё до того, как я их услышал…

От дома я развернулся. Хотел было полететь в парк, через беговую дорожку. Но остановился. Подумал, а ведь обе мои машины стояли дома. Значит, в офис я добрался пешком. Отчего не поехал? Бывало, конечно, хотел прогуляться. Но что тогда меня принесло на стоянку? Я помню много машин, я был там вчера, а не в один из каких-то дней.

В парк лететь я передумал, и мы направились сразу в офис. А по пути оказался тот магазин. Я останавливался иногда у него и брал круассан с шоколадом. И кажется, память мертвеца начала возвращать факты из жизни – вчера тут тоже была остановка. Потом кафетерий. Домашний чёрный кофе оставил в горле горький след и захотелось взять сладкий с молоком. Вспомнил, как я буквально проглотил тот французский рогалик с шоколадной крошкой, потому что боялся опоздать к… Розали. Так звали помощницу мистера Говарда. Но почему пил кофе здесь, если с ней мы привыкли пить его в офисе? Три чашки за утро – это подвиг. Всё как-то странно, хоть не преступно. Так непохоже на меня…

У перекрёстка, где я всегда уходил налево, вдруг захотелось срезать. Что б не поворачивать потом направо намного дальше, а сразу напрямую долететь до высотки с офисами. А по пути заглянуть в полицейский морг. Майкл не возразил ни слова, наоборот, сказал, что я ничего не почувствую. И оказался прав. Патологоанатом как раз производил вскрытие, пилил своей крутящейся пилой грудную клетку, но в новой моей груди ничего не отдавалось. Хотелось просто лицезреть, каким увидел меня убивший в последние секунды жизни. И будь я жив, я б испугался сам. Как будто нарочно какую-то злую куклу исказили до жуткого, невозможного, изувечили лицо страхом и ненавистью, придали бледных инфернальных красок. Нет, неужели я смотрел на него так – на того, кто меня убивал? Вот уж завидовать кому не стоило. Это не Чарльз, сидевший за рулём высоченного автобуса, тот тип должен был стрелять в лицо и смотреть мне в глаза. Либо эмпатия у него умерла ещё в зачатке, либо проклятье экстрасенса сведёт его скоро в могилу.

Стало смешно от последней мысли. Особенно теперь. Ведь иногда я и вправду верил, что имею какие-то способности. Убеждал в том себя, старался убедить других. Но кто же? Кого я довёл? Чего наговорил и каких за это взял денег?

А вот и наш небоскрёб. Высокий, он и вправду почти доставал до неба макушкой. Терзаемый размышлениями, я проскользнул на лестницу, и Майкл последовал за мной. Я был благодарен за возникшее между нами молчание. Мы поднялись с ним на самый верх, но как я ни метался там от стола к столу, как ни пытался коснуться своих шарлатанских шаров, книг с заклинаниями и прочих «магических» артефактов, не происходило ничего и память не возвращалась. Будто я не был здесь вчера. Вот вспомнить и не вышло. Кофейня, где мы часто сидели с Розали этажом ниже, тоже не вызвала никакого отклика. А дальняя комната в моих кабинетах, с мягкой кушеткой, осталась холодной. Как? Неужели поссорились? Не ссорились никогда, и держали нашу дружбу в тайне. Шеф Роузи, мистер Говард, не любил, когда она отвлекалась от работы, а я не хотел ничего афишировать. Удобно всем, когда в отношениях нет огласки. Мне сорок шесть, ей двадцать восемь. Я шарлатан, а она будущий адвокат. К чему ей портить репутацию, а мне не дорожить её любовью? Привязанности я не испытывал, но это было моё, сокровенное, личное. Пусть только здесь, пусть и не каждый день, но больше ничьё, тайное от всех…

С грустью я облетел бывший офис, который был закрыт и заполнен пока моими вещами. Спустился с Майклом затем на стоянку, но и там ничего. Память, что обнадёжила поначалу, заблокировалась теперь наглухо и гнала от себя прочь. Я просто молча летел. И вскоре понял, что лечу уже без своего направления, которое давно потерял. Лечу за Майклом. Теперь к его тайне…

Домик был двухэтажным. Он стоял на тихой маленькой улочке. Здесь, в южных штатах, к чему за два года привыкнуть я не успел, всегда было жарко и зелено. «Сегодня ведь рождество?» – спросил я Майкла и понял, почему никого не было в офисе. «Ага, - кивнул он. – Заглянем в окно?..» И мы подлетели. Прошло уже время, становилось темно. Но маленькое оконце горело жёлтым. Накрыт был овальный стол, стояла еда, и люди сидели за ним на стульях с высокими деревянными спинками. Их было семеро. Женщине лет шестьдесят. Две сильно моложе, с мужьями. И двое детей лет семи. Лица все праздничные. Весело, счастье. «Семья?..» – спросил я его. «Жена... И семья. Две дочери, внуки…» Вот она, грусть длинной в восемнадцать лет. Как тихая свечка зажглась в глазах призрака Майкла. И долго горела, пока мы стояли за окном, не смея побеспокоить его близких даже ветром. Мой проводник грустил по утраченному, а я, поддавшись этим чувствам, тосковал вместе с ним…

И неожиданно вдруг вспомнил. То, от чего меня оберегала память, и почему не хотел вчера ехать в офис на машине. Розали, ведь дело же в ней! До круассана и второго кофе я дома выпил. Выпил две порции виски, но за рулём не чувствовал бы себя уверенно. Потому даже не взял самокат, пошёл пешком. Роузи мне позвонила из офиса, и сказала что-то важное. Но прямо сейчас я не был уверен, что – оно, чёрт дери, ускользало, призрачная голова оказалась дырявой, всё из неё вылетало! Вот-вот показалось на миг, высунуло из-за угла нос, и снова там скрылось. Но я был уверен – нужно вернуться в офис. Только не в свой, а в кабинеты напротив – комнаты мистера Говарда, где они с Розали встречали своих клиентов.

Майкл почуял. Услышал ход моих мыслей, и повернулся ко мне лицом. Мне было жаль нарушать его единение – единение мертвеца с живой семьёй. Но мёртв был и я. Видимо, потому он решил, что живые подождут.

«Нужно?.. – одними глазами спросил он. – Если нужно, летим…»

«Спасибо…» – впервые за день поблагодарил я его, зная, что одного меня он не мог ни оставить надолго, ни отпустить.

И мы сорвались в полёт…

Часть 2 - ФИНАЛ

— Вкусно?

— Ну, вкуснее столовской тушёнки.

— Кого?

— Ну мяса.

— Так это же тоже мясо!

— Да, но не тушо… — Андрей оборвался, решив, что сейчас нет времени на объяснение подобного, — ладно, проехали. Лучше теперь скажите, кто вы, и кто такие душарники?

— Рагмир я.

— И всё?

— А что ещё ты хотел услышать?

— Ну, например, как я здесь оказался?

— Я подобрал тебя в лесу, когда ты был без сознания, а потом принёс сюда, в мой дом.

— Ну, спасибо, а теперь можете сказать, как мне попасть в лагерь?

— В какой лагерь?

— В один единственный, который здесь есть.

Рагмир пораздумал, потом сказал:

— Я без понятия, что за лагерь здесь есть. Тут уже много лет никого и ничего не было, чего бы я не знал.

— Значит вы местный?

— Не просто местный. Я живу здесь уже не первую сотню лет!

— Не первую сотню лет?

— Да.

— Вы смеётесь надо мной? Люди столько не живут!

— Знаю, но тут всё немного иначе.

— Тут?

Рагмир посмотрел на Андрея так, словно разговаривает с человеком с другой планеты.

— Если мы с тобой встретились, то находимся в одной и той же ситуации, из которой я пытаюсь выбраться вот уже… — Рагмир начал вспоминать что-то, — сбился я давно со счёта, но несколько столетий точно будет.

— Да кто вы наконец? Что за ситуация такая? Расскажите!

— Я лишь охотник, — Рагмир присел на стул возле Андрея, — как-то раз, очень давно, бродил я по этому лесу в поисках дичи, пока не наткнулся на злющего человека. Было ему, на вид, лет девяносто, если не больше. И вот он посмотрел на меня и начал кидаться. Ну и дикарь же! — яростно продолжал говорить Рагмир. — Но я не растерялся – выстрелил и сразу побежал прочь из леса. Но потом… — лицо Рагмира пошатнулось и стало выглядеть так, будто он увидел свою смерть, — тупик.

— Тупик?

— Тупик. Тропинка, из которой я зашёл в лес, снова заводила в него, причём, не там, где я заходил изначально. И лес тогда стал другим…

— Другим?

— Да. Вечная ночь. Постоянно веет прохладой, а в небе нередко скапливаются тучи и грозят. А деревья настолько сухие, что на них никогда не растут листья.

— А животные?

— Животные тут редкость.

— Почему?

— Вымирают от нехватки еды и воды. Если кого-то увидишь, то оно будет исхудалым настолько, что всем своим видом покажет, чтобы ты убил его поскорее, дабы оно перестало мучаться.

Андрей посмотрел на съеденную ранее еду и покривился.

— Да ты не переживай! За столько-то лет научился готовить уже!

— А что со стариком тем?

— Дикарём?

— Да, с ним.

— С тех пор я обречён скитаться в этом лесу, пока не убью его.

— Зачем его убивать? Что это даст?

— Свободу из этой земли.

— Я не очень понимаю, — обеспокоенным взглядом сказал Андрей.

Рагмир встал и направился к шкафу, откуда потом принёс много исписанных листов. Многие листы были разрисованы чернилами, а на некоторых Андрей замечал рисунки, пока Рагмир искал нужный ему лист.

— Видишь ли, за все эти годы пребывания в этом месте я изыскал не мало чего из того, какой прежде являлась эта земля, — говорил Рагмир, продолжая искать определённые записи.

— Так, вроде нашёл… Оно…

Рагмир взял в руки потрёпанную книгу, от которой остались лишь связанные между собой листы, и начал рассказывать, посматривая в них:

В Древней Руси существовала небольшая деревня, которая была богата залежами железной руды. Жители деревни добывали руду, переплавляли и продавали её многим другим землям, а управлял всем этим один очень суровый, но справедливый человек пожилых лет.
Однажды деревню посетил варвар со своими людьми. Он стал угрожать жителям деревни, что если они не станут работать на него, то он всех поубивает. Управляющий деревней сразу же отказал ему и сказал, что жители деревни любой ценой будут защищать её от любой напасти. Тогда варвар исполнил задуманное. Он стал жестоко убивать всех жителей, пока не добрался до управляющего. Старик стал убегать от него в шахту, но потом свалился там с руды и упал очень глубоко. Вскоре варвар посчитал его умершим.
Спустя сто лет, когда шахту решили закрыть за ненадобностью, новый народ заметил старика, лежавшего в ней. Они еле достали его, а потом выяснилось, что он живой. Прошло время, пока старик полностью пришёл в себя. И когда он вышел на свет земной, то удивился от того, как изменился мир. Но вместе с этим старик вспомнил, что раньше он был главным в своей деревне, на месте которой теперь стоит совершенно другая деревня.
Разозлившись на такой исход, бывший глава решил присвоить себе это место, чтобы вновь обрести власть. Для этого он стал учиться одному тайному искусству у единственного жреца во всей деревне. Жрец обучал его, так как по возрасту был намного младше старика. Потребовались годы, чтобы освоить это искусство в совершенстве. И когда это случилось, старик потребовал со всех жителей повиноваться ему, иначе он заколдует деревню на долгие тысячелетия, чтобы никто не мог из неё выйти. Разгневанные жители собрались, чтобы убить наглого колдуна, но тот движениями своих рук сжёг их, а потом и вовсе всю деревню. Когда он это сделал, то осознал, что его прежнюю деревню уже не вернуть. В ярости старик околдовал эти земли так, чтобы каждый входящий в них не смог выйти обратно.

Андрей был в замешательстве, не зная, как реагировать на такую историю.

— Значит он, подобно тому варвару, забрал себе деревню силой, думая, что станет прежним её правителем.

— Да, верно думаешь.

Андрей на несколько секунд подумал, что всё это время перед ним сидел просто сумасшедший человек, который от долгого одиночества стал бредить. Но потом до Андрея дошло, что, по всей видимости, он убегал от того самого старика. И ещё он вспомнил шахту, явно ту, про которую рассказал Рагмир.

— Теперь понимаю, почему вы должны его убить. Думаете, что после его смерти вы выберетесь из леса?

— Думаю, что да, — приуныл Рагмир.

— Но зачем он вообще сделал так, чтобы никто не вышел отсюда?

— Тут я ничего не скажу тебе, — уныло говорил Рагмир, — ну а ты? Может теперь расскажешь, как ты сюда попал?

— Мы играли с ребятами в прятки, всё было хорошо, но потом пропала подруга одного из моих друзей. Мы стали её искать, пока не забрели в деревню.

— Ну что ж, значит все мы и правда находимся в одной и той же ситуации.

— Что же делать? Я не хочу больше здесь находиться. Ещё и вы рассказали эту историю… Я не вынесу, я боюсь! — Андрею стало тоскливо и тревожно, отчего пробрал пот и начало трясти.

— Предлагаю найти твоих друзей.

— Вы их найдёте? Да?

— Да, но только с тобой.

— Что? Я не пойду!

— Теперь ты знаешь больше, поэтому понимаешь, что на кону могут быть жизни твоих друзей. Поэтому, помоги им. А я тебе помогу в этом. Согласен?

Андрей посмотрел на Рагмира боязливым взглядом, потом спросил:

— А вы дадите мне оружие?

Рагмир слегка посмеялся, потом дал Андрею охотничий нож.

— А мой фонарик, вы не знаете, где он?

— Не было никакого у тебя фонаря!

«Может выронил, когда убегал?» — подумал Андрей.

— Скоро выдвигаемся. И давай на «ты» уже?

— Хорошо. Дава…й, да.

Андрей с Рагмиром стали готовиться и потом вышли на поиски друзей.

Переждав непогоду, Макс с Пашей и Сашей вышли из ратуши. Деревню всё ещё окутывала холодная ночь.

— Ночь? — Паша посмотрел на часы. Было 08:22. — Уже должно быть утро!

— Может сломались?

— Сломался ты вчера, когда упал!

— Что-то явно изменилось, сказал тихо Макс, осматривая деревню.

— Эй, а что там? — увидел Саша, показав пальцем на тропу.

Увидев, что имеет в виду Саша, Макс подошёл и подобрал с земли книгу.

— Что там? — спросил Паша, подойдя до Макса.

— Это книга, которую мы с Андреем нашли в одном из домов.

— Что она тут делает?

— Видимо, он её уронил, когда убегал от того чудика.

— А что в ней? Можно посмотреть? — обратился Саша, после чего Макс передал ему книгу.

Саша рассматривал очень внимательно книгу, потом открыл её и стал всматриваться в непонятные иероглифы.

— Ты что-то можешь прочитать?

— Не знаю.

— Ты же читал про это! Вон, как сразу определил, в какой эпохе мы! — неугомонно произнёс Паша.

— Мне нужно время, чтобы понять, что тут.

— Хорошо, тогда займись этим, Саш, — после чего Макс посмотрел на ту часть деревни, которую предстояло исследовать.

Друзья двинулись.

Проходя через всё те же разваленные и сожжённые избы, ребята натыкались на уже привычные части человеческих тел. Заряд от фонариков был у всех на исходе, а телефон Саши успел разрядиться, пока они пребывали в ратуше.

— Макс, давно хотел спросить у тебя… если не секрет только, — вдруг полюбопытствовал Паша.

— Смотря что.

— Твой шрам на щеке, откуда он?

— Не хочу говорить об этом.

— Окей. Просто, ну знаешь, хотел узнать тебя получше.

— Думаешь, из-за шрама ты узнаешь меня лучше?

— Думаю, что за этим шрамом стоит какая-то история о тебе…

— История? Ну хорошо.

Макс стал рассказывать свою историю:

— Когда мне было шесть лет, родители отдали меня в залог одному плохому человеку. Я ждал их, долго ждал, но они не возвращались за мной, — рассказывал Макс, убавив шаг. — вскоре этот человек стал заставлять меня попрошайничать деньги за еду.

— Максим, если хочешь, можешь не продолжать, — между словом произнёс Саша.

— Да нет, раз я начал, то уже слушайте, — сказал Макс, продолжив рассказывать. — И как-то раз я решил сбежать от всего этого, но меня поймали и сделали… ожог... — Макс взялся за щеку. — По их мнению, это должно было быть мне уроком, чтобы больше не сбегал от тех, кто меня кормит.

— Ты усвоил этот урок? — поинтересовался Паша.

Макс задумался, потом сказал:

— Когда мне исполнилось десять, я сбежал. Вот так, — посмотрел Макс на слегка удивлённого Пашу.

Увидев в глазах Макса смирение с произошедшим, Паша понимает, что жизнь сильно потрепала Макса, учитывая его столь юный возраст.

— А вы как оказались в детском доме? Может тоже поведуете о себе? — спросил Макс братьев.

— Эх, раз так пошло, то окей.

Паша стал рассказывать, как он с Сашей попали в детский дом:

— У нас было всё. Богатые родители и всё, о чём обычно мечтают такие, как у нас в детском доме, но потом умерла мать, — голос Паши слегка стал мягче и зазвучал тоскливо, — и после этого отец начал сходить с ума, из-за чего его лишили родительских прав.

После услышанного Макс посочувствовал Паше, а Саша лишь всхлипнул в ответ.

— Да, все мы незаслуженно натерпелись… — подытожил Макс.

Вдруг Саше захотелось где-то присесть, так как нога стала резко ныть.

Присев на доски, которые казались удобными, Саша принялся читать книгу, пока боль в ноге не стихнет.

Вдумываясь в каждое слово, Саша успел прочитать некоторые страницы, пока его фонарик окончательно не сел. Но вспомнив, что в рюкзаке остался ещё один, Саша с радостью достал его и продолжил дальше читать.

В итоге Саша узнал из книги, что существует некое тайное искусство, которое нужно для защиты от нападения различной нечисти. Но если использовать его не по назначению, то тебя будут вечно преследовать души тех, кого ты убил. Также в книге было сказано, как убить того, кто владеет данным искусством. Чтобы это сделать, надо совершить ритуал, при котором нужно поймать лунный свет и отразить его на осколок стекла, после чего проткнуть этим осколком колдуна.

Не зная, чем может помочь эта информация, друзья пошли дальше, размышляя о прочитанном.

Тем временем Андрей с Рагмиром уже подходили к деревне.

— Слушай, а как там сейчас, в нынешнем мире? — неожиданно спросил Рагмир.

— Да живём. Электромашины, телевизоры, компьютеры, говорящие колонки…

— Кто это такие?

— Эх, долго объяснять. Я и сам мало чего про них могу рассказать. У таких детей, как мы, такое вряд ли будет когда-то. Телевизор только есть, и тот не всегда разрешают смотреть.

— Да-а-а-а-а, чем больше придумают, тем сложнее.

— Я тут вспомнил про картину одну… Может узнаешь…

— Какая картина?

— Когда я с другом, то есть с Максом, исследовали одну избу, я нашёл странную картину. Там был изображён человек в пещере, который поклонялся большому огню, и вокруг него лежало различное холодное оружие в крови.

В этот момент Рагмир вспомнил и поведал одну очень старую страшилку, которую ему рассказывали ещё в детстве:

Однажды шахтёры работали в шахте. И когда был уже вечер, они должны были быть дома, но их не было. Тогда взволновавшиеся родственники шахтёров пошли искать их. Обыскали они всю округу, а потом зашли в шахту, заранее взяв с собой холодное оружие. Дойдя до обрыва шахты, люди спустились и пошли дальше. Они шли, покуда внезапно не зашли в некую пещеру. Увиденное шокировало их… Там стоял старик и поклонялся огню, который исходил из расчленённых трупов тех самых шахтёров.
После увиденного напуганные жители побежали из шахты, но выбежать удалось не всем, а кто выбрался, поведал потом об этом всей деревне.
Больше никто не заходил в шахту, а кто и решался, тот пропадал в тот же день.

Андрей ужасается рассказанной страшилке, а потом спрашивает:

— Откуда ты так много знаешь об этом месте?

— Потому что в тот раз, когда я не вышел из леса, я был не впервые в нём.

— Я слушаю.

— Я жил недалеко от этой деревни. А все, кто жил неподалёку от неё, знали про местную шахту. Сколько только легенд и страшилок не ходило вокруг неё!

— Так вот откуда ты столько знаешь. Дело было не только в твоих записках.

— Не только.

— И в каком времени ты жил?

— Уже и не вспомню. Но на моём мушкете выцарапано число, — Рагмир показал своё ружьё Андрею, где римскими цифрами виднелось число пятнадцать.

— Если полагать, что это обозначение века, то судя по твоему ружью, ты жил примерно в пятнадцатом веке.

— Возможно, — неуверенно ответил Рагмир, когда он с Андреем уже заходили в деревню.

Макс с братьями на тот момент прошли уже большую часть деревни, как вдруг у него начала болеть голова, после чего он неожиданно начал видеть вблизи себя людей, напоминающих призраков. Они будто бы плавно парили над землёй и все смотрели на Макса, внушая страх и некую таинственность. Что они от него хотят? И почему Макс их видит?

Удивлённый увиденным, которое всё ещё не прекращалось, Макс спросил Сашу с Пашей, видят ли они то же? Но они ничего такого не видели.

Вскоре призрачные люди резко растворились от нахлынувших по деревне переливов. Эти переливы пронзали все постройки, всю улицу, залетая в каждую прощелину на деревне. На этот раз они были стремительно быстрыми. Летая возле парней, огибая их как удав, волнистые переливы резко слились воедино, после чего появился тот дикарь. Теперь его было отчётливо видно. Лысая голова с седой неряшливой бородой, впалое морщинистое лицо, злобные безумные глаза, острые, как когти, пальцы и затасканная одежда, будто вся сшитая из водорослей.

Дикарь начал кричать и бежать на ребят, словно сорвавшийся бык, а ребята устремились в разных направлениях. Макс в одну сторону, а Саша с Пашей в другую. Но дикарь выбрал братьев.

Пробегая через обугленные, с торчащими острыми досками, дома, братья пытались спрятаться, пока Саша не споткнулся и не упал на острую доску, обронив книгу. Паша обернулся и ринулся за братом, который лежал с больной ногой и доской в ребре, сильно крича от боли. Но безумный колдун был быстрее, пока моментально не появился над лежавшем Сашей. Взяв его за шкирку, как котёнка, дикий старик вывернул Саше руку, отчего тот начал кричать ещё сильнее, после он подкинул его вверх и схватил своими острыми пальцами, пронзив живот и повалив на землю. И всё это на глазах у Паши, который стоял в оцепенении, начав орать, как не орал никогда прежде.

— Паша! — подбежал к нему Макс, после чего на секунду ослепил старика своим фонариком, чтобы подхватить Пашу и устремиться бежать дальше.

Они бежали сломя голову, но жестокий безумец не отставал, пока в него из неоткуда не прилетела пуля.

Макс в это время обернулся и увидел, что дикарь отстал.

— Макс, эй, Ма-а-а-а-а-акс! — послышался голос откуда-то сверху.

Сверху, где была скалистая местность, виднелось два человеческих силуэта. Но голос был знакомый.

Макс с Пашей вскоре еле забрались к кричащему голосу. Там они увидели Андрея и Рагмира.

— Не время для встреч, бежим! — приказал Рагмир, когда все они встретились, после чего поспешили к его дому.

Выбежав из деревни и добравшись до дома Рагмира, ребята зашли уставшие, напуганные больше, чем когда бы-то не было.

— Брат! Его больше нет! — кричал Паша, упав коленями на пол.

— Макс, что там произошло? — спросил Андрей.

— Саша… тот безумец убил его. — с грустью сказал Макс.

— Эй, дружище, вставай, иди, полежи. Давай! — попытался поднять Рагмир Пашу и успокоить.

— Что же с ним теперь будет? — хмуро спросил Андрей.

Макс вышел на улицу, а следом и Андрей. Из дома были слышны истерические крики Паши, но через пять минут они прекратились, сойдя на еле слышимый плач. И потом вышел Рагмир.

— Он почти успокоился. Зайдём, как уснёт.

— А пока решим, как быть дальше! — сказал Макс, сжав пальцы в кулаки.

— Не так я представлял себе это знакомство. Андрей, это тот Макс, я так понимаю?

— Да.

— Ну что ж, Макс, рассказывай.

Макс рассказал про своё видение, про переливы и про саму встречу с тем ужасным убийцей. Оказалось, Рагмир ничего не знал про переливы и видение Макса. Но также Макс рассказал про книгу, которую он как раз успел схватить, когда Саша её случайно выронил, убегая от дикаря. Это заинтересовало Рагмира ещё больше, поэтому он попросил книгу, чтобы изучить её получше.

Рагмир прочитывал и переводил книгу быстрее, чем Саша. О прочитанном Рагмир поведал Андрею с Максом, и после длительного разговора выяснилось, что мистического дикаря зовут Вторак. Поэтому, прежде чем найти Риту и спасти себя, придётся убить Вторака согласно древнему ритуалу, чтобы в итоге покинуть это гиблое место.

После Рагмир предложил заночевать, чтобы потом приготовиться к новой встрече, но только на этот раз все будут готовы. Наверняка.