Пока я встал, умылся, оделся потеплее и попил чаю с мёдом, время уже перевалило за одиннадцать вечера. Нда… Заспался я, конечно.
Быстро сполоснув посуду, я собрался на тщательный обход. Я надел налобный фонарь, взял сумку с вещами и уже почти вышел на крыльцо, но в последний момент остановился и прихватил топор. Пригодится.
Погода к ночи испортилась. Недавно прошёл дождь, всюду были лужи, под сапогами чавкала грязь. Я поёжился от промозглой сырости. Да, сегодня звёздами не полюбуешься — небо заволокли хмурые облака, без фонарика шагу не ступишь.
Я обошёл уже два сектора кладбища, как вдруг раздался испуганный женский крик:
— Помогите!! Спасииите! Неееет!
Я бросился на звук. Как назло, он шёл из отдалённого сектора, где захоранивали неопознанные тела.
Женщина кричала уже без слов. Это был животный вопль, полный невыносимого, разрывающего лёгкие ужаса. Так кричат, столкнувшись с чем-то по-настоящему кошмарным.
Меня самого затрясло от адреналина и, чего уж скрывать, страха.
Я выбежал на боковое ответвление от аллеи, и между могилами увидел её.
Совсем молодая девушка, наверное, старшеклассница. В короткой юбке, туфлях на каблуках, ярко накрашена, модная причёска-начёс.
Она шла, шатаясь из стороны в сторону, и кричала. Ноги девчонки подгибались, она едва не падала, но всякий раз каким-то чудом удерживалась. Так идёт очень пьяный человек. Или тот, кто несёт на спине что-то очень тяжёлое…
Покрутив головой по сторонам, я убедился, что рядом никого больше нет, и подбежал к девчонке.
Она остановилась, схватилась руками за какой-то памятник и чуть не повисла на нём. Она тяжело дышала, бледное лицо заливал пот.
Широко распахнутые глаза будто заволокло туманом; странно расфокусированный взгляд смотрел сквозь меня куда-то в ночную темень.
— Эй! Не бойся, я сторож. Ты меня слышишь?
Я потрогал девчонку за плечо. Она вздрогнула, как от удара током. Взгляд стал проясняться, она с недоумением посмотрела вокруг, на моё лицо, на топор… А потом вдруг задёргалась в корчах и завизжала мне в лицо так, что я, матерно выругавшись, отскочил назад.
Девчонка визжала всё громче. Я поморщился и отошёл ещё на пару шагов. Вдруг девчонка умолкла и, обмякнув всем телом, повисла на памятнике как тряпочка. Кажется, она потеряла сознание!
Я шагнул было к ней, но вдруг…
Над телом девчушки появился то ли дым, то ли туман. Тонкие струйки тянулись вверх от её спины, плеч, головы, сливались в одно шевелящееся облако.
Хотя нет, не в облако. В вихрь, в смерч.
Я стоял, застыв от удивления, и не верил своим глазам.
Над телом девчонки со свистом крутилась вихревая воронка. Вот она слетела в сторону, на дорожку, и в один миг выросла в размерах.
Теперь прямо передо мной крутился смерч, высотой в два моих роста. В вихревые потоки захватывало листья с земли, мелкий мусор… Внутри, в центре смерча, что-то темнело.
А потом из глубины вихря раздался низкий, вибрирующий смех.
Негромкий, но невыносимо жуткий, потусторонний звук пробирал до костей.
Мои руки затряслись, дыхание перехватило. Меня прошиб холодный пот, и сердце застучало так бешено, что, казалось, вот-вот проломит изнутри грудную клетку.
Медленно, как во сне, я сделал шаг назад, а потом ещё один.
Вихрь двинулся ко мне. В тёмном центре что-то зашевелилось, по поверхности смерча прошли волны. И вдруг на верхушке стали проступать черты человеческого лица: полный бородатый старик, с презрительной улыбкой и злым взглядом.
Анатолий-Томай Суханов. Тот, кого хоронили в предыдущую мою смену.
И почему я почти не удивился?..
Вокруг меня вдруг поднялся ветер. Его порыв толкнул меня в спину так, что я чуть не упал. Я устоял на ногах, но с моей головы упал фонарик, и сверкнув звёздочкой, укатился куда-то в яму.
Я остался почти в полной темноте. Сюда еле-еле доходил свет фонарей с основной аллеи.
Новый порыв ветра налетел в лицо, ударил по глазам. Я невольно зажмурился и отвернулся, вытирая рукавом выступившие слёзы.
А ветер рванул у меня топор с такой силой, что я двумя руками едва его удержал.
Вот я дебил, у меня же есть топор!
Если на Саню напало это же существо, то топора-то оно испугалось!
Подчиняясь вспышке озарения, я выгадал короткий миг тишины между порывами ветра. А потом рванулся вперёд, и, рубанув со всего маху, всадил топор в тёмный центр вихря.
В замах и удар я вложил всё движение тела, всю злость и страх за свою жизнь и жизнь девчонки.
Почему-то я думал, что топор пройдёт сквозь смерч. Но нет, он вошёл во что-то мягкое и податливое по самую бородку . В нос ударили вонь разлагающейся плоти и почему-то — запах горящей травы.
Вихревая воронка дёрнулась и задрожала мелкой дрожью. Раздался негодующий вой; этот жуткий звук бил по ушам и, казалось, ввинчивался в самый мозг. Но я выдернул топор, размахнулся, всадил его в вихрь ещё раз и с давлением повёл топор вниз, увеличивая рану.
Вихрь забился в агонии, как выброшенная на берег рыба, и вопил уже непрерывно. Я лихорадочно дёргал топор, чтобы вытащить его и добить тварь, но лезвие намертво увязло.
В вихре проявились искажённое яростью и страданием лицо старика и длинные руки. Скрюченные пальцы рванулись ко мне, и я не успел уклониться. Призрачные руки схватили меня за горло и стали душить.
Я задёргался и стал отдирать от горла чужие пальцы. Но проще было б согнуть стальную рельсу — потустороннее существо было куда сильней меня. Лёгкие горели огнём, глаза лезли из орбит.
Уже теряя сознание, я со всей силы ударил кулаком по топору, загоняя его ещё глубже в центр вихря.
Остатки воздуха вышли из груди. Сознание моё погасло.
…Не знаю, сколько я пребывал в беспамятстве и тьме. Первым из чувств вернулся слух. Я услышал, что рядом со мной кто-то горько плакал.
Потом подключилось зрение. Перед закрытыми веками заплясали цветные пятна.
А потом вернулось ощущение тела. Я понял, что мне холодно, я лежу на чём-то влажном и холодном, и мне очень неудобно.
Застонав, я сел, открыл глаза и огляделся. Так, я на кладбище, в дальнем секторе, на тропинке между могилами. Рядом со мной прямо на земле сидела девчонка и плакала навзрыд. В руках она держала мой налобный фонарик, и он светился. Чуть поодаль валялся топор.
Я подскочил на месте. А где вихряное чудище с лицом Анатолия-Томая, чтоб ему пусто было?!
С кряхтением я встал. Девчонка перестала рыдать и уставилась на меня с надеждой и страхом. Но я молча взял у неё фонарик и заковылял к валяющемуся поодаль топору.
Он лежал в луже тёмной жидкости. Я коснулся её кончиком пальца и понюхал — кровь. Привычный запах крови, но с душком плесени. Кажется, я ранил или даже убил эту тварь… Если только мне не привиделось.
Я поднял топор. Надо его хорошенько помыть, с мылом.
— Что тут было? — спросил я у девчонки.
— Он п-п-пропал. В-в-вы его уб-били, — заикаясь, сказала она. — К-кровь из него текла.
— Вставай, пойдём в сторожку. Там согреемся, чайник поставим. Заодно всё и расскажешь. Тебя как зовут?
— Сергей. Можешь на “ты”, я ещё не такой старый. Ну, пошли?
Я помог Ане встать с земли, и вдвоём мы пошли к сторожке.
Там мы умылись, привели себя в порядок и попили чай с вкусными пирожками, которые принёс вчера добрый Равиль.
В тёплой и светлой сторожке девчонка окончательно успокоилась и стала рассказывать про себя. Я угадал: она была старшеклассницей. Она училась в 10 классе, и ей было 16 лет. Отец бросил семью, когда Аня была в первом классе, мать разрывалась между попытками заработать денег и устроить личную жизнь. Почти всё время Аня жила с бабушкой.
— И какого чёрта ты попёрлась ночью на кладбище?
— Поспорила с друзьями, — досадливо дёрнула плечами Аня. — Я до утра должна была на кладбище пробыть. Пролезла в дырку в заборе.
Я промолчал, но Аня и так поняла, что я думаю о таком поступке, и опустила глаза в пол.
— А эту тварь ты как встретила?
— Я просто ходила по аллеям. Даже и не очень страшно было. А потом слышу, как будто ветер шумит, и прямо за спиной. Поворачиваюсь, а сзади меня стоит старик. Жирный, бородатый, неприятный такой! Я закричала и побежала, он за мной, и прыгнул на спину, повис на мне и кричит: “Вези меня!”. А дальше я плохо помню, как во сне всё было. Очнулась — лежу на памятнике, а ты с этим смерчем дерёшься. И у смерча лицо старика этого! Ты в него топор всадил, он тебя стал душить, ты упал. А он подёргался и рассыпался на искорки, знаешь, как от костра. А потом ты очнулся.
— Ясно. Первый раз в жизни сталкиваюсь с какой-то чертовщиной.
— Правда?! — округлила глаза Аня — Но ты же на кладбище работаешь!
— И что? — усмехнулся я. — Ничего мистического тут нет. Точнее, не было… Ладно, утро вечера мудренее. Надеюсь, это чудище больше не сунется.
Я едва дождался утра. Снова поднялась температура, меня знобило и лихорадило, накрыла сильная слабость, веки будто свинцом налились. На ногах я держался исключительно силой воли.
Рано утром я поймал попутку, сунул водиле пару купюр и строго наказал ему довезти девчонку в целости и сохранности, демонстративно записав номер машины. Водитель, с опаской косясь на ворота кладбища и бледного меня, заверил, что сделает всё в лучшем виде. Аня тепло попрощалась со мной и обещала позвонить из дома, как приедет.
Понимая, что если я лягу в кровать, то уже не встану, я бесцельно бродил около сторожки, дожидаясь конца смены. Вот зазвонил телефон — Аня! Сообщила, что доехала без проблем и что бабушка даже не заметила её отсутствия дома. Девушка поблагодарила меня и пожелала хорошего дня. Я попрощался, и от сердца отлегло — всё с дурындой хорошо. Теперь бы и мне домой поехать…
Через пару часов пришли рабочие из камнерезной мастерской, потом сменщик, и я отправился домой.
А дома я измерил температуру — 39,5 градусов! Сердобольный сосед вызвал скорую, и меня увезли в больницу.
Высокая температура держалась долго. Дни и ночи для меня слились в один бесконечный период, наполненный слабостью и пребыванием на грани сна и яви. Смутно помню я капельницы, уколы, врачей и громко храпящих соседей по палате.
Провалялся я в больнице больше двух недель. Лечащий врач долго втолковывал, какой у меня диагноз — то ли гайморит, то ли менингит, то ли что-то подобное, я не запомнил.
Под самую выписку меня навестил Равиль. Я уже чувствовал себя хорошо, оставалась только слабость, и мы с разрешения медсестры спустились погулять в больничный двор.
День был тёплый, солнечный. Я с удовольствием подставлял лицо уже осенним, нежарким лучам и слушал напарника. Равиль рассказывал, как они всей семьёй покупали тёще новую стиральную машину. Потом он перешёл к новостям с работы. Закурив, он спросил:
— Помнишь такого — Анатолий Суханов? Двадцать первого года рождения, а хоронили его в одну из твоих смен.
— Ага, помню, — и меня всего передёрнуло.
Подул ветер, и я поплотнее запахнул куртку.
— Я вчера дежурил, и приехали дочь и сын этого Суханова, с разрешением на перезахоронение. Хоронили-то отца соседи, а дети живут чёрт знает где, на севере, приехать смогли только сейчас. И теперь дети, значит, хотели всё как надо сделать. Разрыли могилу, стали гроб доставать. А тут сын говорит: “Надо крышку открыть”. Ну, мы заспорили, зачем. А они, брат с сестрой, давай меня и копщиков убеждать, что очень надо. Типа, они соседям не доверяют и хотят убедиться, действительно ли там их отец.
— Понятное желание. А вы что?
— Ну мы открыли. И прикинь, свинтили крышку, сняли…
Равиль сделал драматическую паузу и затянулся сигаретным дымом.
— А там покойничек лежит как живой! Его ж месяц назад зарыли, а он тлением почти не тронут, усох только немного. Даже щёки румяные. И знаешь, будто усмехается злорадно. Серёга, я такое первый раз вижу. Прям не по себе стало.
— Знакомое ощущение, — сказал я, вспомнив вихрь с человеческим лицом. Меня всего передёрнуло. — А дальше что?
— Ты только никому, лады?
— А потом дети Суханова дали всем денег и попросили мертвеца перевернуть в гробу на живот! Ну, мы перевернули. Мало ли у кого какие обычаи и причуды, а мёртвому уже всё равно.
— Да говори ты толком! — разозлился я. — Чего кота за хвост тянешь?
— Нервный ты какой-то, — обиделся Равиль. — Я и рассказываю по порядку.
— Ладно, извини. Перевернули покойника на живот, а потом?
— И тут сын его достаёт молоток и колышек деревянный. И кааак с размаху вобьёт его папане в спину! До упора, чтобы полностью вошёл. А дочь в это время что-то тихонько под нос себе шептала.
— Ничего себе! Как в фильмах про Дракулу что ль?
— Ага. Потом ещё денег дали, и мы могилу обратно зарыли и памятник другой поставили, какой дети заказывали. Я их провожал до ворот, спросил, зачем на живот и кол вбивать. А они рассказали, что по марийскому поверью после смерти душа злого человека, особенно если он умер плохой, неестественной смертью, превращается в вувера. А папашка у них тот ещё гад был, плюс и помер от пьянки, они и забеспокоились.
— Вувер. Злой дух такой. Летает огоньком или хвостатой звездой, может превращаться во всякое. Но чаще является в виде смерча или человека, как выглядел при жизни. Нет ему покоя, он по ночам пристаёт к живым, пакостит, принуждает носить его на себе, душит и болезни насылает. К кому он приноснётся, тот сразу заболеет. А живёт вувер в своём же мёртвом теле, оно поэтому и не гниёт. И вот чтобы вувера угомонить, надо труп на живот перевернуть и вбить рябиновый колышек в спину, чтобы не вставал.
— Ага. Ну что мне рассказали, то я тебе говорю. А если, значит, этого вувера ночью встретишь, то его можно надолго угомонить, если топором в самую серединку вихря ранишь. Он вообще железа и стали боится вроде как. И света немного тоже.
— Чудеса… — пробормотал я. — Вувер, значит.
Я вспомнил, как услышал ночью крики и увидел девушку Аню, как дрался с вихрем, в котором мелькало лицо умершего старика Суханова, как меня душили призрачные руки. Всё это было таким далёким и нереальным…
Может, это мне всё почудилось? Запросто. Ведь я тогда заболел, была температура под сорок, и всё это могло мне привидеться в горячечном бреду или во сне.
А может, правда?! Всё совпадает, рассказ Равиля и то, что было со мной. Тогда Саня и тот парень, похожий на Дольфа Лундгрена, никакие не наркоманы, на них напал вувер! Он в самом деле катался на них по кладбищу, от Сани его шуганул я, а второго парня он успел убить.
От волнения я прикусил губу. Эх, жаль, что нет надёжных доказательств! Мало ли почему труп не гниёт. Бывают случаи, когда тело само собой мумифицируется.
Аня! Она же видела то же самое, что и я, даже больше!
Выйду из больницы, разыщу её и спрошу, что она помнит.
Был вувер на самом деле, нападал он на нас или нет?..
Ладно, в любом случае дети папашу-вувера обезвредили.
— Эй, ты чего? — помахал ладонью перед моим лицом Равиль.
— А? Да ничего, задумался просто.
…Через несколько дней меня выписали, и я вернулся к работе. С содроганием и страхом ждал я наступления ночи и до рези в глазах вглядывался в темноту: не летит ли где смерч?.. Но нет, всё было тихо.
Утром сходил я на могилу Анатолия-Томая Суханова. Дети установили на могилу тяжёлую мраморную плиту. Я хмыкнул: захочешь выбраться — изнутри не сдвинешь. А вместо таблички стоял теперь простой и строгий памятник с надписью без фотографии.
Я постоял, поглядел на него да и пошёл своей дорогой. Молодцы всё-таки дети этого Суханова! Интересно, а “вуверство” передаётся по наследству? Не грозит ли им потом папашина участь?
Потом я пытался найти Аню, чтобы поговорить с ней. Но увы, девушку я не нашёл. Фотографии её у меня не было, номер телефона я не взял, только дал свой рабочий номер. Домашний адрес она называла, но я его забыл, пока валялся в больнице. Не говорила она и свою фамилию и номер школы. Да что там — кроме меня, её на кладбище никто не видел! Я ведь отправил её домой ещё до прихода рабочих.
Оставался только номер попутной машины, которая везла Аню домой. Я нашёл того водилу, и он припомнил, что вроде вёз месяц назад ранним утром какую-то девицу с кладбища. А может, не месяц назад, а больше, а может, и меньше… А может, и не девочка это была, а взрослая тётка. Кого и куда привёз, он толком уже не помнил.
Словом, Аню я так и не нашёл.
А вувер… Я до сих пор не знаю, что сказать. Драка, удары топором, то, как меня душили — всё было очень реальным. Но голос разума говорит, что я тогда уже болел, и всё это могло привидеться мне в горячке. А остальное — суеверия и просто совпадения. Не знаю, какая версия правильней, честно.
Больше никакой мистики на кладбище не случалось. Все проблемы были исключительно земные: кладбищенские воры, наркоманы, бомжи, сектанты и прочая хорошо нам знакомая публика.
Я проработал сторожем на кладбище ещё полгода, а потом уволился и устроился на речной флот матросом. Но это уже совсем другая история…
Если кто-то захочет поддержать меня донатом или следить за моим творчеством в других соцсетях, буду очень рада. Присоединяйтесь!
