Все потому, что снова вернулся к самому первому рабочему дню в Глинище. К белокурому ребенку, который умер из-за полиорганной недостаточности. Савелий тогда приготовил препараты и позвонил заведующей детским отделением. Диагноз-то был чудовищным для такой крохи. Заведующая сказала, что развитие болезни было ураганным и добавила: "Вот и полотенце бабы Маши не помогло". Савелий удивился, но не стал расспрашивать.
-- Петр, а ты помнишь еще какие-нибудь случаи с белой тряпкой? - спросил Савелий.
Санитар уставился на него мутным взглядом:
-- Когда эта падла ее под ноги людям бросала? Не помню. Зато могу рассказать, что мне мать с детства талдычила: эту старуху обходи стороной, она в прислужницах у смерти. Все ее боятся, и ты бойся. Только мне все равно, у кого она на побегушках, у Выргызы этой или у смерти. Сколько раз в пацанах пришлось обложить ее матом, и ничего. Даже с работой помогла, когда из армии с ранением пришел. А вот Мишку забрала... Да она дочку своей соседки, поди, Выргызе скормила!
-- Что ты несешь? - возмутился Савелий. - Неплохо бы поуважительнее об умершей. И без клеветы.
-- Я несу? - рявкнул Петр. - А ну вспомните-ка, по весне, когда вы только к нам приехали, что случилось?
-- Не помните? Вы еще тогда себя показали - девчонка заревела, а вы такой, мол, чего ноешь, тебе не больно! Так это соседкина дочка была, с которой карга нянчилась. А она по ней и слезинки не пролила!
Они замолчали. Савелий подумал, что такое совпадение может означать лишь не описанные еще галлюцинации. Устойчивую их направленность, разновидность одного редкого синдрома. А Петр явно прислушался к чему-то.
Савелий тоже понял: в секционке, где находился труп бабы Маши, кто-то двигался.
Вот вроде задели стол с инструментами. Затем упала на пол стопка документов.
И эта галлюцинация была общей! Петр побледнел. Савелий унял дрожь рук, налил ему коньяка и встал.
-- Вы куда? - прошептал тихо, очень тихо санитар. - Нельзя...
-- Кто-то забрался в морг, -- спокойно произнёс Савелий. - Птица в окно влетела, собака прошмыгнула. Сиди здесь. Если хочешь, закрой дверь на ключ.
А сам подумал: "Если есть такие птицы, которые могут просочиться через решётку, или собаки, открывающие запоры и замки. Это человек. Возможно, убийца бабы Маши".
Савелий осознавал, что стоило бы вместе с Петром, пусть и перепуганным до смерти, проверить морг. Или вообще позвонить участковому. Если бы еще не один вариант -- им все почудилось. Но с него достаточно косых взглядов и усмешек, которых в его жизни было немерено. Пришел, наверное, тот час, когда уже не просто некуда бежать, а любое бегство не поможет.
От настороженных шагов и дыхания, которое вдруг стало шумным, свело мускулы. "Ну же, будь мужиком", -- подбодрил себя Савелий.
Он, стараясь ступать бесшумно, прошел по коридору, приоткрыл дверь секционки. Самые плохие предположения сбылись -- зал был пуст, стол свободен. Простыня валялась на полу. Савелий шагнул вперед, огляделся. Спрятаться здесь негде. Значит, он будет искать мертвячку в другом месте.
Повернул голову и увидел ее за спиной.
Труп не был страшен. Скорее, безобразен. Голова уборщицы завалилась назад и набок из-за перерезанных мышц и сухожилия. Края параллельных ран разошлись, но уже не кровили. Савелию захотелось цинично пошутить: "Мария Константиновна, придержите голову!" Он не успел осознать, реакция ли это на стресс, своеобразный инстинкт самосохранения, когда за смехом скрывается жутчайший страх иррационального, или просто стремление врача сберечь биоматериал для исследования.
В ране хлюпнуло, и по синевато-желтым морщинам шеи потек бурый ручеек.
Потом последовали хриплые, булькавшие звуки, и в них можно было разобрать:
-- Встречай... Выргызу... Не умрешь -- пожалеешь...
И Савелий спросил, хотя инстинкт требовал совсем другого:
-- Мария Константиновна, кто это сделал с вами?
Труп стал разворачиваться, протянув руку с почерневшими ногтями:
Савелий сделал усилие, оторвал взгляд от страшных ран на шее и подушкообразной обвисшей груди с тяжами темных вен.
Вдоль стены крался Петр с газовым ключом.
Вот в этот миг Савелий испугался по-настоящему, осознав, чем страх перед потусторонним отличается от реальной опасности. Искаженное лицо санитара, выпученные глаза и побагровевшая кожа являли собой пример внешней реакции шизофреника на раздражитель. Понятно, что в таком состоянии силы человека вырастают пропорционально степени аффекта. Савелий не успел даже пошевелиться.
Петр занес ключ над головой бабы Маши и со всей силы обрушил его на редкие седые волосы, под которыми просвечивала синяя кожа. И принялся гвоздить и без того уже мертвое тело.
Савелий вытер холодный липкий потек со своей щеки, зашел в секционку, закрылся на ключ и уселся спиной к двери.
Пришла какая-то совсем "левая" мысль: так вот почему его сторонились коллеги, а потом сообща травили. Чужое безумие тем и страшно, что оно запросто может стать твоим. Или пожрать тебя с неумолимостью судьбы. Да что там! Весь мир безумен. Ни у кого против него нет ни шанса. И сейчас именно Петр представляет собой самую страшную опасность для него и окружающих. А вовсе не ходячие и разговаривающие покойники.
За дверью прекратились удары, раздалось надрывное рыдание:
-- Падла... ну какая же она падла... Не трогал я ее!.. Кто мне поверит-то, а? Все, все против меня...
Савелий достал мобильник. Экран оказался абсолютно черным, хотя еще вчера телефон был по новой заряжен. Так, спасения извне ждать бесполезно.
Что делать?.. Хотя... кто поймет шизофреника лучше, чем такой же шизик?
-- Петр, -- начал вкрадчиво Савелий. - Ты присядь, успокойся. Мы ведь в одной связке. Я точно так же всю жизнь пытаюсь доказать, что ни в чем не виноват. Кто еще способен поверить тебе? А вместе мы сможем кое-что сделать. Для начала скрыть твое преступление по отношению к трупу. Ты не знал, что за глумление над телом есть уголовная статья? Я вот знаю. Мне ею не раз угрожали.
Савелий услышал, как Петр подошел к двери и уселся, тоже привалившись к ней спиной.
-- Поговорю с инфекционистом, обосную необходимость срочного захоронения. Пластиковый мешок, закрытый гроб, все такое... -- продолжил Савелий, помолчав, тихо добавил: -- Договариваться я умею, на этом многое в моей профессии держится... Только ты сначала объясни мне, почему труп... баба Маша, кем бы она ни была, указала на тебя? Она ясно сказала "он"!
Дверь мелко затряслась. Савелий хорошо знал, каковы эти беззвучные рыдания загнанного в угол мужика. Они чреваты взрывом. Или полным бессилием и бегством, как много раз случилось с ним.
Раздался глухой удар, который достал и Савелия - почудилось, что это он сам саданулся затылком о дверь.
-- А потом пойдем к участковому, пусть вызывает следаков из города. Удивишься, но и среди них у меня полно знакомых, которые кое-чем мне обязаны, -- сказал главное Савелий.
Удары сотрясли дверь. Петр выкрикнул:
-- Может, старая карга хотела сказать "она", да не успела!
-- И кто же "она"? - спросил Савелий, уже зная ответ.
-- Выргыза! - взвыл Петр, высморкался, помолчал и тихо спросил: -- Ты ничего не замечаешь?
Савелий только после его слов переключился на реальность. В морг через ламели жалюзи наползли темень и тишина. Все предметы прикрылись подозрительным сумраком. Еще несколько минут, и наступит ночь.
Но как же так? Савелий глянул на часы. Светящиеся стрелки остановились. Не может быть! Труп привезли часов в десять. Потом пришлось работать с документами. Далее последовали эти события, занявшие какой-то миг. Плюс от силы полчаса на душещипательные беседы с санитаром. Сейчас не должно быть более двенадцати дня!..
-- Темно-то как... -- заскулил Петр. - Это она, Выргыза... Без жертвы осталась. Все так и говорили - не будет ей человеческой крови в срок, она весь край сожрет. Может, мы уже в брюхе у нее!
И действительно, полный мрак уже касался щек Савелия, гладил по рукам. Пришлось открыть замок почти на ощупь.
-- Ты поднимайся, Петр, -- спокойно сказал Савелий. - Будем отсюда выбираться.
-- Не выбраться нам, -- запричитал Петр. - Куда выбираться-то?
Но отлип от двери, поднялся и сделал несколько шагов по коридору.
Савелий нашел его ладонь. Она была едва теплой, как у покойника, только что испустившего дух. Впрочем, такой же, как и у него самого. Опасений, что санитар вдруг накинется, не стало после упоминаний о местном божке. Страх, охвативший трясшегося Петра, стал лучшей гарантией безопасности Савелия.
Шаря по стене свободными руками, они прошли до кабинета.
-- Куда она делась-то? - прошептал Петр.
-- Может, наваждение какое-то, -- откликнулся Савелий. - Нам же легче.
Однако исчезновение трупа и отсутствие луж крови на полу вовсе не принесло облегчения. Савелий хорошо понимал, что видеть и слышать кошмар совсем не то, что очутиться внутри него. В любом случае им нужно к людям. Одним нельзя оставаться. Если же умалишенные патанатом и санитар причинят кому-то вред... это дело здоровых - расхлебывать все. И как он не понимал прописной истины раньше, взваливал все на себя, бежал от себя, не думал о себе!
-- Оденься, -- прошептал он санитару.
Но Петр словно бы и не услышал его. И Савелий не дотянулся до вешалки, схватил что-то с тумбочки, которая стояла у зеркала. Сейчас оно было просто черным прямоугольником, отражая темноту и выделяясь на чуть более светлой стене.
Страх словно порвал грудь Савелия, который пришел в себя, когда понял, что колотится плечами вместе с санитаром о закрытую дверь. Не оглядываясь, он нашел запор и кое-как оттянул механическую щеколду. Отшвырнул мысль, что дверь может не открыться.
Но она распахнулась и выпустила их в темноту.
Савелий и Петр навалились на нее спинами, с облегчением услышав щелчок запора.
-- А чего это мы так взволновались? - попытался схохмить Савелий под оглушительный стук своего сердца. - Ты же здорово умеешь успокаивать трупы.
Но миг эйфории от спасения был слишком коротким.
-- А это у карги спрашивать было нужно, -- с прежней злобой ответил Петр. - Она же здесь знахаркой считалась. А на самом деле выменивала жизнь за жизнь.
По двери со стороны морга заскребло что-то металлическое. Когти этого пса?
-- Идти нужно, -- обреченно молвил Петр.
-- Куда? - поинтересовался Савелий. - Кругом тьма-тьмущая.
На них со всех сторон дышал лютым морозом непроглядный мрак, в котором исчезало представление о пространстве. Только у самых ног еле обозначалось светлое пятно. Как край полотнища, которое отправляет человека к смерти.
Теперь уже Петр взял врача за рукав халата и потянул. Неуверенными шагами они двинулись вперед, стараясь наступить на пятно или блик, или отсвет. Или нежданную прореху в немыслимой черноте.
-- Тьма египетская, -- пробормотал Савелий.
-- Чего? - удивился Петр.
-- Не обращай внимания, -- вымолвил Савелий. - Сейчас мы вроде должны уткнуться в больничный забор. В нем дыра, через которую я всегда пролезаю, чтобы сократить путь.
-- Не будет ни забора, ни дыры, -- зло, в полный голос ответил Петр. - В брюхе мы. У Выргызы. Или в жопе.
-- Тогда уж лучше в жопе, -- вновь попытался пошутить Савелий, пытаясь отогнать самую жуткую мысль.
-- Почему лучше-то? - Не понял Петр.
-- В этом случае по определению есть выход, -- ответил Савелий.
Ходьба причиняла мучения, словно кто-то не спеша с каждым их шагом отнимал силы, дыхание, выпивал саму жизнь. Очень хотелось упасть, стать частицей мрака и не чувствовать изматывавшее присутствие незримого кровососа.
-- Слушай, вдруг мы померли и сейчас просто переживаем посмертье? - предположил Савелий. - В него никто из коллег не верит. Однако, если б его не существовало, мы бы не слышали голоса мертвых.
-- Так ты... поорать... предлагаешь?.. - поинтересовался, останавливаясь Петр.
Савелий не различал его лица, зато ясно видел облачко пара, которое с каждым словом становилось все более незаметным в темноте.
-- А что?.. - еле переводя дух, сказал Савелий. - Может, найдется тот, кто нас услышит...
-- Ну, услышит... Нам-то что с того? - Савелий скорее понял по невнятным звукам, чем услышал слова санитара. - Что ты... скажешь... людям?
Савелий задумался. Просить помощи бесполезно. Самый ушлый из живых капнет на марлю эфиром и положит ее на восковое лицо. Он сам так делал, желая прекратить душераздирающие вопли мертвых тел. Пока не заметили коллеги и Савелия не уволили в первый раз. Или не отделит голову трупа от тела. За это его отстранили от работы на неделю, а потом просто выгнали. Да еще шепоток в спину пустили.
Предупредить о необходимой жертве кровожадному божку, Выргызе? Кто ж ему поверит-то? Он сам бабе Маше не поверил. А если б и хоть на миг принял это, то все равно бы воспротивился роли жертвы. Как она ему угрожала-то: не умрешь - пожалеешь. Шиш ей с маслом, а не его добровольная смерть. Хотя, разумеется, бесконечного во Вселенной нет. За каждым в свое время придет неведомое. И пожрет. Но сдаться самому... нет, это не про него.
Живым не понять. Они все отвергнут. Савелий однажды попробовал передать слова трупа, касавшиеся обстоятельств гибели, следаку. Он впился в них, как клещ - других зацепок не было. Раскрутил и раскрыл. Получил повышение. А Савелию сказал, морщась: "Вы бы пролечились, что ли". Да еще и наболтал кому-то, наверное, по пьяни. Савелий оказался уволенным в очередной раз, по сокращению штата. Он, самый добросовестный, дотошный и безотказный, оказался за воротами клиники!
Семья... Ее вообще не следовало заводить. К своим мукам он добавил безграничную боль за Настьку и невинное солнышко Настюшку. Такое беззащитное перед тьмой.
Ему нечего сказать живым! И думать об этом не стоит.
Меж тем твердь под ногами задрожала. Из глубин мрака над головой послышалось нечто вроде отдаленного грома.
-- Выргыза близко, -- сообщил Петр своим обычным голосом, будто темень и не душила его, лишая воздуха и сил. - Сейчас объявится. Так что готовься, Савелий Иванович. Мира уже нет... сейчас не станет и тебя.
Савелий понял, что Петр не рядом, а где-то поблизости. Не успел удивиться в перемене голоса и интонаций: санитар сейчас явно не боялся, а ждал чего-то с нетерпением. Савелий повернулся раз, другой, стараясь разглядеть бывшего товарища по посмертью. Ему на миг показалось, что мелькнули два красных огонька. Нет, вроде почудилось.
Мрак и чудовищные раскаты вдруг стали исполинским прессом, который чуть было не расплющил Савелия. Он упал. Когда все стихло, появилось ощущение тверди со всех сторон. "Меня похоронили... заживо", -- мелькнула мысль.
-- Хочешь знать, кто бабку прирезал на самом деле? - раздался над ним голос Петра. - Не хочешь, типа не важно это сейчас? Нет, Савелий Иванович, важно. Пес Выргызы ей горло развалил. Накануне выхода Великая выпускает своих псов. И они выбирают, кто кровью заплатит за то, чтобы было все как прежде. Карга эта, бабка Маша, всего лишь под ногами путалась, пыталась изменить судьбу жертв.
В черноте над Савелием образовались две багровые, источавшие греховный пламень, прорехи. Глаза пса! Стало быть, чертов санитар специально до поры до времени прикрывал веками свою суть. Только зачем? Разорвал бы сразу...
-- Ты же сказал, что невиновен... -- сказал или подумал, что сказал, Савелий.
-- Правду сказал, -- с изгальством произнес в его голове голос санитара. - Это не я, а пес во мне пришил старую кошелку. Раньше нужно было, до того, как ты сюда заявишься. Выргыза меня не для того избрала, когда валялся с кишками наружу после взрыва на мине... А чтобы за порядком следил.
"А я?.. При чём здесь я?" -- подумал Савелий.
Ему почудилось, что от лютого холода его смертный пот обернулся ледяным саваном. В совершенно бесполезной и иррациональной попытке заслониться от неминуемой муки он попробовал закрыть лицо полой халата, который не успел снять. Под руку попалось что-то непонятное, которое оттягивало карман. Полотнище какое-то... И Савелий накинул его на свои глаза, не видевшие ничего, кроме алчных и беспощадных угольков пса Выргызы.
В тот же миг чудовищная боль саданула в уши. Это вселенский гром грянул рядом с псом и его жертвой. Полыхнула красная молния, видная сквозь полотно.
Савелий не дождался прикосновения когтей и зубов и не услышал дикий вопль пса. Провалился в небытие, которое всю его жизнь находилось рядом с ним.
Ему легко удалось объяснить разгром в морге и глумление над трупами белой горячкой санитара, который потом сам задохнулся от аспирации рвотных масс. А вот устоять перед напором главврача, который не захотел терять специалиста, Савелий не смог. Сказалась его привычка уступать во всем людям, хотя теперь в ней не стало необходимости. Как и потребности куда-то бежать. Савелий "оглох". Не слышал больше ни звука с той стороны.
Он запомнил все происшедшее до малейшей детали. Но события словно бы превратились в пепел, который заполнил его душу и тронул волосы на висках.
К нему приехали Настька с Настюшкой и радостно обжили новый дом. Савелий не смог разделить их веселье и планы вернуться в город к тому времени, когда дочке придется идти в школу. Он чего-то ждал. По утрам со страхом вглядывался в зеркало: нет ли отсвета адского пламени в глазах? Но его радужка всего лишь посветлела, как это бывает у престарелых или инсультников. Значит ли это, что ему предстоит занять место бабы Маши?
Савелий равнодушно поучаствовал во встрече первого сельского Нового года, равнодушно съездил на курсы, где прежние коллеги отметили обнадеживающие изменения в его характере, поведении и высоко оценили выступление на конференции.
Настюшка, его веселый ангел, простудилась ранней весной, да с такими последствиями, что педиатр назначил антибиотики. А потом настал тот страшный момент, когда дочка перестала дышать. Но, к счастью, все обошлось. Одна-две минуты жуткой паники и беспорядочных движений - то ли искусственную вентиляцию легких делать, то ли хвататься за то, что теперь всегда было при нем. За полотнище бабы Маши. Но его малышка справилась сама и сделала хриплый вдох. Радость от чудесного спасения дочки омрачала какая-то мысль, но Савелий не стал копаться в себе. Главное - Настюшка жива! И она не "жейтва"! А он сам - не пес.
Савелий в пух и прах разругался с врачом и женой, но настоял на домашнем режиме, лечении травами и витаминами. И дочка пошла на поправку! Может, ему никогда не придется воспользоваться последним средством, чтобы уберечь Настюшку от Выргызы. Раз он не стал тем злом, которое выбирает ей жертв, возможно, не станет и постоянно проигрывавшим спасителем. Оглох же он, оглох!
Савелий почти перестал спать, все сидел возле кроватки. Под рукой было замызганное, все в бурых и сажевых разводах, полотнище.
Однажды на миг он все же отключился и не заметил, что дочка повернулась к стене. Оцепенел, когда увидел на веселеньком детском коврике два красных отсвета. Откуда они появились? Возникли из-за двух ночников с дурацкими висюльками, от которых дробятся лучи света? Савелий раньше не замечал таких бликов. Он решил: надо бы убрать вычурные светильники, что бы по этому поводу ни сказала Настька.
Савелий прислушался: дочка тихонько болтала в полусне с васильками и незабудками набивного рисунка. Картина была умилительной, но он ощутил знакомый холод в груди.
Савелий не успел перевести дух, как дочка сказала:
Савелий не смог сделать ни одного движения, когда она легла на спину и багровые пятна переместились на потолок.
Потом усилием воли он заставил действовать затвердевшие мышцы, поднялся и сделал несколько шатких шагов к кроватке, не зная, что предпримет в следующий миг. В мозгу снова прозвучали слова бабы Маши: не умрешь - пожалеешь. Права она была, сто раз права. Рука потянулась к подушке... Нет, этого он точно не сделает. Может, удастся уберечь малышку от страшной участи - нести кому-то смерть ради чьей-то жизни. Уж лучше бы он не заслонялся полотнищем бабы Маши от клыков пса. Не берег себя. И тогда не оказался бы перед выбором: спасти дочь или других людей.
Савелий медленно, будто к ногам были привязаны пудовые гантели, отошел от кровати. Дочка уже крепко спала. Багровые отсветы погасли до того момента, когда они превратятся в пламя.
