LyublyuKotikov

Прожив полжизни убежденным атеистом, вторую ее половину Льюис посвятил апологии христианства в мире, где вера и религия считались «старомодными». Он не был святошей: любил громкий смех в душевной компании, любил поесть, выпить и покурить. Льюис был другом культового писателя Джона Толкина, и, по словам последнего, если бы не он, «Властелин колец» никогда бы не был написан.

Зовите его Джеком

Льюис родился в Белфасте, в семье ирландских протестантов. Приверженцы этой версии христианства были в Ирландии меньшинством, более лояльным к англичанам, чем католики. Возможно, поэтому Льюис никогда особо не интересовался «ирландскостью».

Единственное, что по-настоящему восхищало его в родной земле, – это природа, а все остальное – люди, традиции, борьба за независимость – мало его занимало. Ирландия не осталась в долгу: в 1500-страничном «Словаре ирландской литературы» 1996 года К.С. Льюис вообще не упомянут.

Отец Льюиса Альберт был состоятельным юристом, а мать Флоренс, дочь священника, окончила университет Белфаста с дипломом по логике и математике. Льюиса почему-то не устраивало данное ему при рождении имя, и с пяти лет он требовал, чтобы его звали Джеком, предположительно в честь погибшей собаки Джекси. И для родных и друзей он действительно до старости оставался Джеком.

Жертва буллинга

Раннее детство будущего писателя было счастливым, наполненным играми со старшим братом Уорреном. Но однажды Уоррена отправили учиться в школу под Лондоном, и, лишившись компании, Клайв погрузился в чтение книг и фантазии. А когда ему было девять, Флоренс скоропостижно умерла от рака. Подавленный горем Альберт отослал Клайва в английский интернат.

Так Льюис почти в одночасье лишился семьи – не фактически, но по внутреннему ощущению. И если с братом он позже смог воссоединиться, то тяжелую обиду на отца Клайв поборол лишь после смерти Альберта.

Сначала Льюис попал в школу Виньярд, где царили жестокие нравы, но ее скоро закрыли, а директора признали душевнобольным. Следующим испытанием стал колледж Малверн. Мясорубка Первой мировой войны ужаснула Джека меньше, чем время, проведенное в стенах этого заведения. Говоря современным языком, там царил буллинг. Впечатлительный Клайв переносил нападки куда хуже, чем его старший брат, также учившийся в этом колледже и ничего особенно страшного там не заметивший. Уоррен был жестче Клайва, об этом говорит уже то, что он собирался стать военным (и стал им).

Клайв же хотел учиться в Оксфордском университете, и, чтобы подготовить сына к строгим экзаменам, Альберт Льюис отправил его к человеку, в свое время блестяще выучившему его самого, – Уильяму Керкпатрику.

Мечтания о Севере

Керкпатрик, носивший прозвище Старый Придира, произвел на Льюиса сильное впечатление. Он был строг, но справедлив. До него Джек знал лишь школьную зубрежку, а новый наставник научил его наслаждаться изучением истории, литературы, философии, древних языков. Придира был атеистом, и его авторитет, обаяние его рационализма довершили процесс утраты Льюисом детской веры в Бога, начавшийся с потери матери и развивавшийся в суровых условиях интернатов.

Но до того как на долгие годы стать приверженцем атеистического рационализма, Клайв успел пережить нечто, что он называл душевным томлением или тоской по радости. Неуловимое щемящее чувство, сообщавшее Джеку, что есть нечто более прекрасное и великое, чем эта жизнь перед его глазами. Это ощущение впоследствии поспособствовало возвращению писателя к размышлениям о Боге.

Кроме того, Льюис был пленен образами Севера как прекрасного мифологического пространства, описанного в скандинавских и ирландских сагах. Это тоже впоследствии вернется к нему, когда он будет писать о Нарнии. Воображение юноши питалось иллюстрациями Артура Рэкхема к английскому переводу либретто опер Рихарда Вагнера.

Забыть войну

Ко времени поступления Льюиса в оксфордский университетский колледж вовсю шла Первая мировая война. Старший брат Уоррен был на фронте; Клайва призвали по достижении совершеннолетия. Джек воевал около полугода, весной 1918-го был ранен и отправлен на родину в госпиталь.

Еще до призыва, живя в Оксфорде, Льюис начал сочинять цикл военных стихов, который продолжил в окопах. В 1920 году он опубликовал его под названием «Плененные духи», но сколько-либо заметной реакции со стороны любителей поэзии не последовало.

Этим циклом Льюис словно бы закрыл для себя тему войны и позже неохотно возвращался к воспоминаниям о ней. Куда подробнее он описывал унижения в интернате. Похоже, это была психологическая защита: Льюис отгородился от ужасов внешнего мира, закрывшись в мире воображения и книг. Он говорил: «Война померкла в моей памяти. Это слишком чуждо всему жизненному опыту».

Дон Льюис и миссис Мур

Учился Льюис блестяще – его целью было закрепиться в Оксфорде после окончания колледжа. Однако, несмотря на отличия и победы на творческих конкурсах, места для него несколько лет не находилось. Лишь через три года после окончания университета Льюис получил место тьютора по английскому языку и литературе в одном из колледжей, составлявших Оксфордский университет, – Магдален-колледже. Следующие 30 лет внешне он вел стабильное и безбедное существование оксфордского дона, как принято называть преподавателей этого заведения.

В Оксфорде Льюис жил у миссис Джейн Мур, матери его товарища Эдварда по прозвищу Пэдди. Формально Льюис исполнял данное обещание: заботиться о родных Пэдди, если тот погибнет на войне, а так и случилось. Но миссис Мур была не только домохозяйкой, но и любовницей Льюиса, а их роман завязался еще до того, как Клайв и Пэдди отправились на фронт.

Льюис прожил с миссис Мур больше 30 лет. Для него она, возможно, была не столько любовницей, сколько заменой рано потерянной матери – ей удалось хотя бы отчасти залечить рану в душе молодого человека и дать ему то, чего он был с детства лишен, – ощущение дома. Сам Льюис никогда не обсуждал свои отношения с миссис Мур даже с самыми близкими людьми.

Со временем разница в возрасте дала о себе знать: в 1940-х у Джейн развилась деменция. Льюису, к тому времени уже прославившемуся писателю, пришлось на несколько лет превратиться в сиделку. В 1951 году Джейн умерла от гриппа.

Дискуссии в пивной

Льюис не был ни «библиотечной молью», ни чопорным снобом, как порой изображают оксфордских умников. По сообщениям Толкина, тот легко уничтожал три пинты пива за один присест, а дымил, как паровоз, не стесняясь стряхивать пепел прямо на ковер.

Жизнерадостный, любивший пошутить и похохотать в голос, Льюис стал сердцем интеллектуального сообщества Оксфорда, компании, называвшей себя инклингами. В эту группу, в 1930–1940-х регулярно заседавшую в местном пабе «Орел и дитя», входили около 20 человек, в том числе Джон Толкин и его сын Кристофер, брат Клайва Уоррен, писатель Чарльз Уильямс, филолог Оуэн Барфилд.

«Инклинг» буквально означает «намек», «догадка», но также содержит в себе слово ink (чернила). Одним из главных занятий инклингов было чтение вслух и обсуждение текстов, над которыми они работали, например, фрагмента рукописи «Властелина колец» или «Хроник Нарнии».

Друг Толкин

Толкин быстро распознал в Льюисе родственную душу. Среди прочего, их сближал интерес к северной мифологии. Льюис постоянно убеждал мучимого собственным перфекционизмом Толкина не бросать работу над «Властелином колец». Он же порой защищал творчество друга-профессора от критики других инклингов.

«Я перед Льюисом в неоплатном долгу, – признавался Толкин. – Он и никто иной впервые заронил в мою голову мысль о том, что моя писанина может оказаться чем-то большим, нежели хобби. Если бы не Льюис, я в жизни не довел бы до конца свою трилогию».

Со своей стороны, Толкин, ценя Льюиса, часто не одобрял его сочинений. «Хроники Нарнии» казались ему написанными небрежно, без скрупулезной проработки деталей, которой славился он сам. Не был Толкин в восторге и от христианской публицистики друга. Ортодоксальный католик Толкин считал, что на эту тему написано уже достаточно и совершенно незачем дальше «плодить сущности».

Миф и правда

Если Льюис стал «повивальной бабкой» «Властелина колец», то общению с Толкиным он во многом обязан своим утверждением в вере. Одна из их дружеских бесед, случившаяся в сентябре 1930-го, произвела на него особенное действие. В том разговоре Льюис, уже начинавший приходить к абстрактной вере в Бога, высказал мысль, что христианство – просто миф. Толкин с этим согласился, но подчеркнул: миф не значит ложь, выдумка. Миф – это форма передачи глубинных знаний, и есть мифы, совпадающие с реальными событиями, то есть истинные, например, история Христа. Эти аргументы погрузили Льюиса в размышления, из которых он вышел через несколько дней уже осознанным христианином.

Историю своего обращения он описал в книге «Настигнут радостью». Пассивный залог в названии намекает на то, как все происходило. С одной стороны, Клайв долгое время пребывал в интеллектуальном напряжении, желая заполнить беспокоившую его внутреннюю пустоту, которая, как он позже понял, не могла быть заполнена ничем, кроме Бога. С другой – он пишет, что искал Бога примерно так, как мышь ищет кошку, то есть, скорее, прятался от Него. Обращение было не прихотью, а неизбежностью, раз уж он отправился на поиски истины.

И в ночь, когда на него наконец сошло понимание и он упал на колени в молитве, Льюис, по собственному описанию, был «наверное, самым угрюмым из неофитов». Он был бы и рад другому, светскому и необременительному решению вопроса, но на этом пути решением было только христианство, которое, с одной стороны, дает радость освобождения, но с другой – ко многому обязывает.

Поделиться радостью

Радость – одно из ключевых понятий для Льюиса. И, будучи однажды настигнут радостью, он поспешил поделиться ею с другими. Так начались его апологетические труды. Христианские эссе Льюиса – это попытка современного, не встроенного в церковную систему человека начать разговор об основах и деталях веры, обращаясь прежде всего к таким же, как он сам, умным и сомневающимся.

Льюис был не единственным интеллектуалом своей эпохи, неожиданно для окружающих пришедшим к вере и открыто исповедовавшим ее. Примерно то же самое произошло с сатириком Ивлином Во, слывшим ультрамодным писателем, а также с Грэмом Грином. Став христианским публицистом, Льюис в некотором смысле продолжил дело такого яркого автора, как Гилберт Кит Честертон, скончавшегося в 1936 году.

Большой успех пришел к Льюису после выхода «Писем Баламута» – ироничной книжки, в которой старый бес наставляет юного бесенка в том, как лучше вредить человеческим душам, эксплуатируя людские страсти, пороки и слабости. Сам Льюис не очень высоко ценил эту книгу (возможно, считал, что она затмила другие его работы), но на самом деле «Письма» были большой удачей – проблемы веры и человеческой природы были поданы в них не «в лоб», а в игровой, шутливой форме, что всегда импонирует публике.

Льюис был адептом «просто христианства»: устав от бесконечных споров и неприязни между католиками, англиканами, методистами и прочими-прочими, он старался выделить то общее, что могут воспитывать в себе люди, ходящие в разные церкви. Под названием «Просто христианство» был издан цикл его радиобесед, которые во время Второй мировой он вел по просьбе Би-би-си для укрепления духа соотечественников.

Хронологический снобизм

Оксфордская ученая публика смотрела на проповеднические труды Льюиса как на опасное чудачество. Религия в этой среде считалась пережитком. Один из биографов Льюиса, Эндрю Уилсон, вспоминает беседу со старым оксфордским доном, которого просто перекосило при упоминании имени нашего героя. На вопрос, чем же Льюис так провинился, тот проскрипел: «Он верил в Бога! И соблазнял своим умом молодежь».

При этом научные успехи Льюиса были слишком очевидны, чтобы от него можно было отмахнуться, как от «сбрендившего фанатика». В 1936-м вышел самый известный его труд «Аллегория любви», посвященный формам выражения любовных чувств в средневековой литературе и, в частности, традиции рыцарской куртуазности. Через все исследования Льюиса красной нитью проходит мысль о преодолении «хронологического снобизма». Он говорил, что и сам в молодости страдал таким снобизмом, полагая, что современное – это самое лучшее, будь то идеи, научные знания или вещи, а все, что относится к прошлым столетиям, – лишь экспонаты для музея.

Изучая историю и культуру прошлых эпох, говорил Льюис, мы видим, насколько это мнение ошибочно. В каждую из эпох люди полагали, что они обладают самым лучшим. Но все новое должно пройти испытание временем, и нередко оно этого испытания не выдерживает. «Все, что не вечно, устарело еще до своего появления», – полагал Льюис. Это была и шпилька в адрес тех, кто считал веру в Бога устаревшим предрассудком, а атеизм – передовым воззрением.

Детский писатель

Еще большее раздражение в научной среде вызвал написанный Льюисом цикл из семи сказочных повестей – «Хроники Нарнии». Это выглядело уж совсем легкомысленным занятием для солидного ученого. В отличие от Толкина, призывавшего не искать прямых параллелей между христианской верой автора и событиями «Властелина колец», Льюис намеренно насытил фэнтези очевидными христианскими аллюзиями. Даже самый простодушный читатель понимает, что в книге «Лев, колдунья и платяной шкаф» лев Аслан, добровольно идущий на унижения и смерть ради спасения провинившегося мальчика, а затем оживающий, чтобы сокрушить силы зла, символизирует Христа.

Любовь в конце жизни

Несмотря на свое богатое воображение, вряд ли, прожив самые активные годы своей жизни с миссис Мур, Льюис мог представить, что в самом конце земного существования его будут ждать любовь и страдания, которых он не ведал прежде. И символично, что центром этой истории стала женщина, чье имя Джой означало «Радость», ключевое понятие для Льюиса.

Джой Дэвидмен, американка еврейского происхождения, писательница и бывшая коммунистка, была одной из тех, кто пришел к вере в Бога благодаря книгам Льюиса. Зная писателя только по его работам, она влюбилась в него, вступила с ним в переписку и в итоге напросилась в гости. В Англию она прибыла с двумя сыновьями и после некоторого сугубо интеллектуального общения поселилась у Льюиса. Он ценил ее талант и написал предисловие к книге Дэвидмен «Дым над горой: Толкование десяти заповедей», но изначально ни о какой романтике с его стороны речи не шло.

Романтикой не пахло, даже когда в 1956 году Льюис тайно от многих друзей оформил с Дэвидмен фиктивный брак: это было нужно, чтобы дать Джой возможность жить и работать в Великобритании, так как в США началась «охота на ведьм» и ее, как бывшую коммунистку, ждали неприятности. Со своей стороны, Льюис обрел в Джой спутницу, от которой он получал не только человеческую заботу и внимание, но и стимул к творчеству. Не без побуждения с ее стороны он написал свой последний роман «Пока мы лиц не обрели».

Но, когда спустя год после заключения брака у Джой неожиданно нашли рак кости в запущенной стадии и она лежала в больнице при смерти, Льюис вдруг осознал, что без памяти любит ее. Он пригласил священника, чтобы обвенчаться с Джой перед ее уходом, и после этой церемонии, точнее, после того как священник возложил на больную руки с молитвой о выздоровлении, Дэвидмен неожиданно пошла на поправку и вскоре была выписана из больницы.

Исследование скорби

После этого чуда Джек и Джой прожили в счастье еще целых три года, но летом 1960-го рак вернулся и забрал Дэвидмен. Смерть Джой, казалось, стала самым сильным потрясением для Льюиса за всю его жизнь. Чтобы прийти в себя и как-то справиться с горем, он начал вести заметки, которые немного позже опубликовал в виде книги «Исследуя скорбь». Льюис так обнажил свою страдающую и вопрошающую Бога душу в этой книге, что предпочел взять псевдоним Н.У. Клерк.

Вера писателя не была разрушена, но физически он сам оказался на грани смерти. Последние три года он провел в мучениях. У него нашли аденому простаты, почечную и сердечную недостаточность, и каждая из болезней препятствовала лечению другой.

Льюис умер за неделю до своего 65-летия. В тот же день скончался еще один большой английский писатель, Олдос Хаксли. Но СМИ почти не упомянули об этом, потому что обе новости заслонила другая: в тот же злополучный день 22 ноября 1963 года в Далласе застрелили президента США Джона Кеннеди.

История продолжается

При жизни Льюис не без вызова называл себя старомодным динозавром. Вскоре после смерти стало казаться, что его христианские книги и сказки уже не нужны в эпоху сексуальной, наркотической и прочих революций 1960-х. По контрасту книги его друга Толкина, наоборот, к концу этого десятилетия стали культовыми среди хиппи и не только.

Но время показало, что «старину Джека» рано списывать со счетов. К началу XXI века только «Хроник Нарнии» было продано более 120 миллионов копий, эти повести перевели на 40 с лишним языков. А после выхода голливудской кинотрилогии по мотивам «Хроник» (2005–2010) тиражи выросли еще больше. Благодаря переводчице Наталье Трауберг христианскую публицистику Клайва Стейплза Льюиса хорошо знают и в России.

Льюис располагает к себе тем, что никогда даже не пытался строить из себя святошу. Не был он и религиозным фанатиком. О его веротерпимости говорит история одного из его пасынков, Дэвида, который, в отличие от своего крещеного брата Дугласа, предпочел принять веру предков, иудаизм. И старый больной писатель хлопотал, чтобы найти ему кошерную пищу и заменить в колледже изучение латыни на иврит.

Нет ни тени фанатизма и в его книгах. Все, в чем можно заподозрить нашего героя, так это в том, что он, как выразился тот старый оксфордец, «соблазнял своим умом». Работы Льюиса, их красота и откровенность мысли действительно соблазняют, подобно их автору, искать и думать о вере самостоятельно.

Автор текста: Александр Зайцев
Источник: https://profile.ru/culture/125-let-k-s-ljuisu-avtoru-hronik-narnii-i-apologetu-hristianstva-1421024/

25. «Берта по прозвищу Товарный Вагон» (1972)

Проклятие второго фильма

После неровного, но дерзкого дебютного фильма «Кто стучится в дверь ко мне?» Мартин Скорсезе попал под крыло легендарного продюсера Роджера Кормана, короля категории Б. Ушлый бизнесмен всучил начинающему режиссеру сценарий в духе «Бонни и Клайда», состряпанный по мотивам романа «Sister of the Road» американского анархиста и врача Бена Л. Рейтмана. Корман хотел сочный криминальный эксплотейшен, и он его получил.

Правда, в фильмографии Скорсезе фильм, снятый за три недели, выделяется разве что тем, что ключевые актеры Барбара Херши и Дэвид Кэрредин не симулировали страсть на экране, а действительно занимались любовью. Джон Кассаветис назвал вторую работу Скорсезе «полным дерьмом» и посоветовал режиссеру отныне и впредь работать только с тем, что ему действительно близко. Хорошо, что Марти этого совета послушался.

24. «Кундун» (1997)

Выстрел в молоко

В конце 1990-х поэт злых улиц и маэстро гангстерских эпосов почему-то решает взяться за… байопик Далай-ламы XIV. Ну, как «почему-то»? Скорсезе всегда интересовался темой религии (правда, католичеством, а не буддизмом) и симпатизировал самому далай-ламе, но достаточно ли этого для хорошего фильма? Пожалуй, что нет.

«Кундун» пусть и мастеровито-сдержанная, но абсолютно проходная работа в фильмографии Скорсезе, которая не запоминается ни одной деталью. Зато Китай настолько разозлил этот байопик, выпущенный Disney, что это сильно поссорило «мышиную корпорацию» с лидерами компартии; американским продюсерам пришлось «замаливать грехи» пару десятилетий.

23. «Цвет денег» (1986)

Сиквел чужого фильма

Продолжение криминальной драмы «Бильярдист» (1961) с Полом Ньюманом. Постаревший голливудский мачо вернулся к роли Эдди Фелсона — профессионального бильярдного знатока, который берет шефством над новым поколением шулеров в лице темпераментного Винсента (Том Круз) и его подруги Кармен (Мэри Элизабет Мастрантонио). Получилась неплохая спортивная драма, но фильму отчаянно не хватает амбиций и дерзости. В этот момент Скорсезе позволил себе немного расслабиться и так не загнал шары в лузу.

22. «Нью-Йорк, Нью-Йорк» (1977)

Неловкая ода золотому веку Голливуда

Лайза Миннелли и Роберт Де Ниро играют возлюбленных с нелегкой судьбой, которых связывают не только чувства, но и особое отношение с музыкой. Все это на фоне декораций, напоминающих о Старом Голливуде и мюзиклах MGM. Получился самая длинная на тот момент картина Скорсезе, которой не помешал бы перемонтаж.

Питер Бискинд в своей культовой книге «Беспечные ездоки, бешеные быки» писал, что режиссер пребывал в сильной наркотической зависимости во время съемок и интересовался, скорее, своим романом с Лайзой Миннелли. И хотя сейчас «Нью-Йорк, Нью-Йорк» находится в культовом статусе и неплохо смотрится в связке с «Ла-Ла Лендом», тогда его приняли прохладно — журналисты не поняли формалистских изысков режиссера, а в прокате фильм с треском провалился.

21. «Эпоха невинности» (1993)

Костюмная мелодрама глазами гангстера

История запретной любви юриста (Дэниэл Дэй-Льюис) и графини (Мишель Пфайффер), которая не выдерживает светских препонов и условностей высшего общества конца XIX века. Нетипичный для Скорсезе фильм интересен как роскошными костюмами, так и актерскими работами (кроме Дэй-Льюиса и Пфайффер тут блистает и юная Вайнона Райдер), но все равно это слишком холодное упражнение в жанре. Все же свой лучший исторический фильм Скорсезе снимет позже и с участием того же Дэй-Льюиса.

20. «Молчание» (2016)

Вымученная историческая драма

Одноименный роман Сюсаку Эндо режиссер хотел экранизировать еще в 1990-е, но, как и многие его проекты мечты, осуществился план только спустя пару десятилетий. Чем католика Скорсезе заинтересовал этот фильм, тоже понятно: как бог может оставаться безучастным к страданиям своих служителей? Но, как часто бывает в поздних работах маэстро, большой проблемой стал почти трехчасовой хронометраж. Историю злоключений героев Эндрю Гарфилда и Адама Драйвера можно было уложить в куда более скромное время, а в таком состоянии «Молчание» само периодически превращается для зрителя в настоящую пытку.

19. «Отступники» (2006)

«Оскар» для галочки

Один из самых знаменитых фильмов Скорсезе — хотя бы потому, что «Отступники» взяли главную награду Американской киноакадемии. И это было не вполне справедливо. Скорсезе пребывал в статусе оскаровского аутсайдера несколько десятилетий и должен был получить заветную статуэтку намного раньше, еще в 1970-е или 1980-е. Но точно не за «Отступников», которые сделаны на редкость лениво.

Да, этот фильм мог бы украсить резюме любого другого режиссера, но в том-то и дело, что планка Скорсезе находится намного выше! Если сравнивать «Отступников» с другими ключевыми работами мастера («Славные парни», «Бешеный бык»), то в глаза сразу бросаются небрежный монтаж (характерно, что это чуть ли не единственный раз, когда режиссер даже не участвовал в финальной сборке) и полное невнимание к мизансценам, и это притом что мы говорим об авторе, который славится своим формализмом. В итоге у него получился, скорее, проходной фильм, который остается в памяти только благодаря актерским работам Леонардо ДиКаприо, Мэтта Дэймона, Джека Николсона и Марка Уолберга.

18. «Кто стучится в дверь ко мне?» (1967)

Первый блин, но не комом

Полнометражный дебют Скорсезе, в котором как на ладони видны все волнующие режиссера темы. Италоамериканец Джэй Ар (Харви Кейтель, первая заметная роль актера) любит выпивку и вращается в криминальных кругах, но параллельно думает о своих отношениях с Богом и встречается с девушкой, которую считает практически святой. Очевидно, как из этого фильма выросли и «Славные парни», и «Последнее искушение Христа».

Но интересен фильм не только с этой точки зрения. «Кто стучится в дверь ко мне?» еще и выдает дерзкую прыть юного режиссера, в котором видны влияние американского криминального фильма, французской новой волны и итальянского неореализма. Это злое, бодрое и чувственное кино с резким монтажом, почти документальной фактурой и задорным рок-н-ролльным звучанием. Юный кинокритик Роджер Эберт, увидевший фильм на Чикагском международном кинофестивале, поспешил объявить Скорсезе будущим классиком американского кино и не ошибся.

17. «Король комедии» (1982)

Смешной двойник «Таксиста»

Прото-«Джокер» с Робертом Де Ниро в роли навязчивого усатого комика Руперта Папкина, который так сильно жаждет своей минуты славы, что готов пойти на преступление. «Король комедии» выглядит как очевидный брат-близнец «Таксиста»: оба героя Де Ниро живут в мире своих больных фантазий, но если Трэвис Бикл травмирован Вьетнамской войной и злыми улицами Нью-Йорка, то причиной помешательства Папкина является безумный мир телевидения.

«Король комедии» отлично смотрится и сейчас как сатира на американский шоу-бизнес, который плодит безумие в умах своих потребителей. А в очевидные минусы стоит записать фигуру главного героя. Обычно Скорсезе сочувствует — хотя бы немного! — даже самым отчаянным подлецам и разбойникам, но вот Руперт Папкин из «Короля комедии», кажется, не вызывает у самого режиссера никаких чувств.

16. «Воскрешая мертвецов» (1999)

«Таксист» 20 лет спустя

Последнее сотрудничество Пола Шредера и Мартина Скорсезе напоминает их первую совместную работу. Снова взгляд на городские маргиналии сквозь мутное стекло машины, только теперь на все это взирает не злой социопат, мечтающий о кровавой расплате, а разочарованный и перегоревший медик, который отчаянно хочет спасти хоть кого-то. «Воскрешая мертвецов» — недооцененная работа в фильмографии Скорсезе. В главной роли блистает Николас Кейдж, который с каждой минутой становится все более усталым и одновременно безумным, а беспросветную чернуху антуража разбавляет не менее черный юмор.

15. «Злые улицы» (1972)

Важная работа раннего Скорсезе

Прямое стилистическое и тематическое (но не сюжетное!) продолжение дебютного «Кто стучится в дверь ко мне?». Молодые италоамериканцы бездельничают и прожигают жизни, пока их более опытные и старшие коллеги делают настоящие деньги. Безупречное соседство Де Ниро и Кейтеля в одном кадре — первый играет озорного плута (кстати, это его дебют у Скорсезе), второй снова мечется между преступлением и рясой. Отличный фильм, без которого трудно представить как «Славных парней», так и позднейшие гангстерские работы вроде «Сопрано» (к тому же в «Злых улицах» играет Дэвид Провал, будущий Ричи Април из хитового сериала HBO).

14. «Авиатор» (2004)

Одна из лучших ролей ДиКаприо

Байопик Говарда Хьюза — гения, миллиардера и плейбоя, который строил передовые самолеты, снимал самые дорогие фильмы эпохи («Ангелы ада») и встречался с голливудскими звездами первого ряда (Кэтрин Хепберн, Ава Гарднер и др.). Скорсезе превращает фильм о противоречивом человеке в признание любви к буйному ХХ веку и живописует слом эпох в кино, поэтому первый час фильма имитирует фирменный хьюзовский мультиколор, где все раскрашено в голубовато-красные оттенки, а затем перетекает в вырвиглазный техниколор.

Как часто бывает у позднего Скорсезе, монументальный хронометраж часто идет не на пользу стройности драматургии. Но выполнено все чинно-технично, а Леонардо ДиКаприо в главной роли выкладывается по полной, трансформируясь из мечтательного илон-масковского юноши в обросшего неврозами безумца.

13. «Хранитель времени» (2011)

Киносказка для детей

До этого фильма было трудно предположить, что Скорсезе когда-нибудь возьмется за семейное приключенческое кино. Поэтому «Хранитель времени» оказался большим, но приятным сюрпризом. В декорациях Парижа 1930-х разворачивается увлекательная история сироты (Эйса Баттерфилд, будущая звезда «Сексуального просвещения») и его подруги (Хлоя Грейс Морец), которые пытаются разгадать тайну старого автоматона.

Почему Скорсезе заинтересовал этот материал, тоже понятно. Одним из героев этой истории оказывается пожилой и никому не нужный пионер синематографа Жорж Мельес (трогательная роль Бена Кингсли), который ненадолго обретает былую славу. Вторая половина «Хранителя времени» — сентиментальное признание в любви раннему кино, а заснеженный вокзал Монпарнас и детские приключения делают этот фильм идеальным зрелищем для всей семьи.

12. «Алиса здесь больше не живет» (1974)

Профеминистская драма

Скорсезе традиционно считается режиссером, который снимает кино для мужчин и про мужчин. Все так, но женщинам в его творчестве тоже есть место, и «Алиса здесь больше не живет» отлично это подтверждает. Актриса Эллен Бёрстин искала подходящего режиссера для сценария про молодую вдову, которая пускается в путешествие с ребенком и сталкивается с галереей неприятных цисгетероперсонажей (и даже ее финальный ухажер вызывает вопросики). Скорсезе оказался идеальным выбором для того, чтобы сделать суровое кино о нелегкой женской доле, а Бёрстин получила «Оскар» за роль Алисы.

11. «Ирландец» (2019)

Гангстер эпохи полураспада

Фильм, ставший реюнионом старой гвардии. Скорсезе почти весь XXI век проработал на энергии молодого ДиКаприо, но все эти годы мечтал снять гангстерскую драму с участием своих любимых актеров — Роберта Де Ниро, Джо Пеши и Харви Кейтеля, к которым присоединился Аль Пачино (с ним режиссер до этого момента не работал). Всё ради грандиозного, основанного на реальных событиях (ну, по крайней мере, в изложении главного героя Фрэнка Ширана по прозвищу Ирландец) фильма, который охватывает несколько десятилетий американской истории и проливает свет на исчезновение профсоюзного лидера Джимми Хоффы.

Результат оказался спорным. Омоложенный при помощи цифровых технологий Роберт Де Ниро выглядел откровенно плохо: мертвые глаза и деревянное лицо не способствовали убедительному актерскому перформансу, а походка и жесты все равно выдавали в нем человека старшего возраста. В середине «Ирландец» катастрофически провисает, превращаясь в малособытийную и скучную производственную драму. Тогда почему этот фильм находится так высоко в нашем рейтинге? Все просто: в последние полчаса Скорсезе расставляет нужные акценты. К финалу становится понятно истинное величие «Ирландца»: это помпезное прощание с гангстерской темой, максимально деромантизированный портрет преступника и кино про смерть ХХ века. Его стоило снять хотя бы ради одной из сцен в финале, когда юная сиделка в доме престарелых признается, что даже не знает, кто такой Джимми Хоффа, а герой Де Ниро, который проносит эту тайну сквозь десятилетия, понимает, что, в сущности, никому его секрет и не интересен.

10. «Остров проклятых» (2009)

Умелая нуарная стилизация

Экранизация одноименного романа Денниса Лихейна (он же написал «Таинственную реку») оказалась одним из самых популярных фильмов Скорсезе в XXI веке и собрала почти 300 (!) млн долларов в прокате. Рецепт успеха прост: эффектный плот-твист в финале, насупленное лицо ДиКаприо, классическая музыка в качестве саундтрека и, разумеется, гнетущая атмосфера. «Остров проклятых» сделан с оглядкой на лучшие нуары и хорроры середины ХХ века; такой фильм легко бы встроился в фильмографии Альфреда Хичкока и Вэла Льютона. Получилось прямолинейное жанровое упражнение, но Скорсезе выполнил его элегантно и с любовью, что чувствуется почти в каждом кадре.

9. «Мыс страха» (1991)

Виртуозный триллер со страшным Де Ниро

Ремейк одноименного фильма 1962 года, где преступник Макс Кейди, сыгранный Робертом Митчемом, мстил свидетелю, из-за которого оказался за решеткой. Версия Скорсезе получилась еще более жуткой, чем оригинал; Кейди сыграл Де Ниро, который знатно подкачался и специально испортил зубы, чтобы больше походить на человека, отмотавшего срок. Его вкрадчивый голос и кошачья грация пугают еще больше, чем внешность. А еще «Мыс страха» — очередное признание в любви к Хичкоку: за кадром звучит его постоянный композитор Бернард Херрманн, а титры фильма сделал дизайнер Соул Басс, приложивший руку к заставкам «Головокружения», «Психо» и «На север через северо-запад».

8. «Казино» (1995)

Зрелая классика гангстерского кино

Еще один важный пункт в фильмографии Скорсезе — трехчасовый эпик про связь мафии и игорного бизнеса в Лас-Вегасе, основанный на документальной книге Николаса Пиледжи (ранее он был соавтором сценария «Славных парней»). Режиссер выступает в привычном жанре, рассказывая про возвышение и падение одного конкретного человека, чья судьба зарифмована с духом времени.

«Казино» — зрелый и степенный фильм режиссера, который ни на секунду не сомневается в собственных способностях. Идеально выдержанный кадр, бодрый монтаж и саундтрек, крепкая структура и правильные актеры в нужных пропорциях (Де Ниро, Пеши, Шэрон Стоун). Но все-таки по сравнению со «Славными парнями» этот фильм более вторичный — тут режиссер уже ходит по кругу. Неудивительно, что после «Казино» Скорсезе и Де Ниро не работали вместе почти 20 лет. На тот момент их сотрудничество явно себя исчерпало.

7. «После работы» (1985)

Кафкианская комедия

Белый воротничок Пол (Гриффин Данн) с Манхэттена отправляется ночью в Сохо, чтобы купить скульптуру у симпатичной девушки Марси (Розанна Аркетт), и вскоре оказывается в настоящем аду. Новая знакомая кончает жизнь самоубийством, а вся округа начинает преследовать Пола, который предпринимает безуспешные попытки вырваться из этого нью-йоркского чистилища.

«После работы» — один из недооцененных фильмов Скорсезе. Режиссер снова рисует портрет мрачного Нью-Йорка, примерно как в «Таксисте», но на этот раз запасается обезоруживающей (само)иронией. Злые улицы города оказываются территорией абсурда, где за невинным клерком гоняются бандиты с ирокезами, а еще главный герой оказывается беззащитен перед агрессивными женщинами. Тут Скорсезе устроил прожарку субкультуре яппи и собственному привычному стилю.

6. «Последнее искушение Христа» (1988)

Самый скандальный фильм режиссера

Католик Скорсезе и кальвинист Пол Шредер берутся за экранизацию романа греческого писателя и православного лениниста Никоса Казандзакиса, который вызвал скандал еще в книжном формате. Фильм стал не менее резонансным: съемки останавливались и начинались заново (в первой версии Понтия Пилата должен был сыграть Стинг!), а прокат бойкотировали христианские активисты по всей Америке и за ее пределами. И очень зря!

«Последнее искушение Христа» пусть и считается провокационным, но на деле является вдумчивой и пронзительной трагедией богочеловека, который жертвует собой, отказываясь от трусливого спасения. А сами герои фильма за счет «неправильных» речей и акцентов (Скорсезе ругали за то, что Боуи-Пилат говорит с британским акцентом) кажутся более понятными и близкими нам; тот же Иуда-Кейтель как будто бы мог оказаться и в гангстерской драме 1980-х.

5. «Банды Нью-Йорка» (2002)

Эпический приквел всей фильмографии Скорсезе

Важный фильм в карьере режиссера, который конкретизирует его взгляд на историю Америки. «Банды Нью-Йорка» — это масштабная история про то, как американская нация закалялась на улицах, сталкивая между собой коренных и приезжих (грань между ними, разумеется, тонкая) в лице англосаксов и ирландцев, а великий город оказывается построен на костях людей, которые удобряли собой почву. И пусть ДиКаприо здесь не дотягивает до величия Дэниэла Дэй-Льюиса, но все другие составляющие отличного фильма на месте. Это эпическая история про наступление закона и укрепление государственности, с красивыми костюмами и роскошными декорациями; история о том, как Нью-Йорк остается прежним, сменив несколько обличий, но не изменив своей сути.

4. «Волк с Уолл-стрит» (2013)

Главный хит режиссера

Скорсезе часто преследуют финансовые провалы, тем интереснее обратить внимание на его кассовые успехи. «Волк с Уолл-стрит» собрал в прокате 400 млн долларов — это дикая по нынешним меркам сумма, особенно для фильма, где нет супергероев или оживших пластиковых кукол. Скорсезе, которого интересовали гангстеры и суровые криминальные герои конца ХХ века, внезапно выдал альтернативный взгляд на ту же эпоху — получилась жизнерадостная комедия про удачливого мошенника, который надул огромный финансовый пузырь, весело провел время и все еще остался в игре, пусть и на менее впечатляющих позициях; финал — более оптимистичный ответ «Казино». Искрящийся энергией ДиКаприо, комичный Джона Хилл, неподражаемая Марго Робби и просто отличные сцены с Мэттью Макконахи — фильм разошелся на мемы, гифки и цитаты, оказавшись редким моментом единения режиссера-классика и массовой аудитории.

3. «Бешеный бык» (1980)

Формалистская спортивная драма

Одна из самых впечатляющих ролей Роберта Де Ниро, приверженца актерского Метода. Чтобы сыграть реального боксера Джейка Ла Мотту, он активно тренировался на ринге, а чтобы изобразить более взрослую версию героя, набрал почти 20 килограммов (задолго до трансформаций Кристиана Бэйла). Но запоминается фильм не только выдающимся перформансом Де Ниро и его взрывным дуэтом с Джо Пеши, но и тем, как элегантно он сделан. Безупречный рапид, стедикам, оглушительная тишина и точный свет — никто так и не снял боксерские поединки лучше, чем Скорсезе, который, что характерно, вообще не любит спорт.

2. «Таксист» (1976)

Мрачный и влиятельный шедевр

Параноидальный и злой сценарий Пола Шредера, который сам какое-то время жил в машине, страдал от бессонницы и посещал порнокинотеатры, нашел правильного режиссера — знатока неспокойной стороны Нью-Йорка. Величие «Таксиста» таково, что подробное описание займет целую книгу. Это ужасно красивый фильм, снятый почти в полевых условиях и точно запечатлевший то, как выглядел Нью-Йорк в середине 1970-х. Это провозвестник нового типа героя-социопата — по стопам Трэвиса Бикла пойдут комиксный антигерой Роршах, балабановский Данила Багров и рефновский водитель Гослинга. Это самый яркий представитель неонуара, продукт своей эпохи, полный политических неврозов и тотального пессимизма. «Таксист» не устарел ни на секунду и остается на высших позициях в фильмографии Скорсезе и на полке главных эстетических достижений Нового Голливуда.

1. «Славные парни» (1990)

Вершина гангстерского жанра

К своему главному фильму про гангстеров Скорсезе шел пару десятилетий, оттачивая стиль в «Злых улицах», «Кто стучится в дверь ко мне?» и других лентах, не связанных напрямую с темой мафии. От юношеской шероховатости режиссера не осталось ни следа — это плавная, продуманная до деталей работа мастера. Де Ниро, Пеши и Рэй Лиотта фонтанируют неприличными словами (слово «fuck» тут звучит больше двухсот раз), но все равно звучат элегантно, рок-н-ролльные композиции и аккуратный монтаж Тельмы Скунмейкер идеально обрамляют жестокий и красивый видеоряд, а камера неотрывно следует за главным героем на протяжении трех минут в клубе «Копакабана» (получившаяся без склеек сцена — одна из лучших во всей фильмографии Скорсезе). Вообще, «Славные парни» сделаны настолько идеально, что по одному этому фильму можно изучать кинопроизводство — от монтажа и звука до мизансцен и актерской игры (кстати, многие важные сцены были импровизацией Пеши). Переплюнуть самого себя Скорсезе так и не смог. С другой стороны, никому это тоже не удалось, хотя прошло больше тридцати лет.

Источник: https://www.kinopoisk.ru/media/article/4008737/

Не увидел я здесь Алису Селезнёву, как ни старался, но заметил инопланетянку, которая гостит в Москве, слушает плеер, играет в автоматы, учится танцевать, а в конце улетает на большом воздушном маленькой космической ракете. Милая песня, милый клип.

Ретро рулит, космос зовёт, неземлянки интригуют...

Великолепный образчик искреннего патриотизма — проект Азбука о важном.

Не будьте к нему слишком строги — он пока находится в разработке и до окончательного варианта, формирующего крепкое гражданское самоосознание у подрастающего поколения ещё необходимо поработать, но уже видны сильные моменты и положительные стороны.

Вот, что пишут о нём сами создатели проекта:

С чего начинается Родина? Пришло время задуматься о том, что сегодня является для нас наиболее ценным и значимым. Что нужно и важно обсуждать с нашими детьми? Какие слова ребенок должен знать с детства? Давайте соберем их вместе!

Мир быстро меняется: развиваются технологии, образ жизни, на смену одному поколению приходит другое... Но вечные ценности, близкие каждому жителю нашей страны, остаются неизменными – это семья, родной дом, настоящая крепкая дружба.

Азбука о важном – это не просто слова. Это общественный проект, который поможет вновь задуматься над очень важным вопросом, который мы все слышали в детстве – с чего начинается Родина?

Первый вариант Азбуки был создан участниками из регионов Дальневосточного федерального округа, которые приняли участие во II Окружном обучающем семинаре для организаторов воспитательной и патриотической работы в сфере образования, просвещения и культуры «Разговоры о важном для взрослых».

На основе собранных слов и их определений будет подготовлено печатное издание для детей. Книга будет дополнена интерактивными творческими заданиями, раскрасками и рисованными иллюстрациями.

В общем, лучше один раз увидеть, чем сто раз прочитать об этом, поэтому не буду вас томить, оцените сами макет будущей Азбуки о важном.

Впервые вышедший в 1993 году, получивший несколько премий и считающийся классическим роман французского комиксиста Жака Тарди (обычно подписывающего просто «Тарди») основан отчасти на рассказах его собственного деда, отчасти — на разговорах с историками и изрядном количестве литературы о Первой мировой войне. Однако ни на иллюстрированное эссе, ни на типичный исторический роман он не похож. Скорее наоборот: жанр романа, предполагающий историю частного человека на фоне событий большой истории, тут показательно распадается. Тарди наводит фокус на персонажа, но через несколько страниц тот гибнет от пули (врага или собственного командира), от газа или еще одного из многих способов умереть во время окопной войны. Повествование переходит к следующему, но и с ним происходит то же самое. Эта дурная бесконечность, как правило, крайне нелепых смертей, серия несмешных анекдотов, оказывается на редкость убедительным способом рассказа о войне как территории, где исчезает всякий смысл. Сам чуть инфантильный комиксовый рисунок Тарди вдруг начинает напоминать то карикатуры Георга Гросса, то, разумеется, «Капричос» Гойи. Вроде бы крайне простая по своему устройству книга оказывается действительно очень сильным антивоенным высказыванием.

2. Реза Негарестани, Кит Тилфорд, Робин Маккей «Хронозис»

Издательство Лед
Перевод Полина Ханова

Иранец Реза Негарестани — один из самых популярных авторов современной постгуманистической философии, мистификатор-парадоксалист, мешающий Гегеля с Лавкрафтом, кумир умных гиков. Его главная книга, вышедшая по-русски три года назад «Циклонопедия», написана в форме философского хоррор-романа. В «Хронозисе» он идет в разрушении жанровых границ еще дальше. Это комикс, созданный в соавторстве с американским художником Китом Тилфордом и редактором-переводчиком Робином Маккеем. Основная действующая сила здесь, как можно догадаться по названию, время. Это не просто абстракция, а самосознающая сущность с довольно жутким характером. Также имеются могущественные рептилоиды-ласкариане, бегущие от атак времени на доисторическую Землю и несущие туда жизнь, таинственные моназзеины, путешествующие во времени назад и отправляющие таким образом мистические ритуалы, и мошенник-проповедник с Земли, доживающий последние дни перед смертью от рака мозга. Возможно, все это его бред, а возможно — нет. «Хронозис» — отчасти мрачная философская шутка с отсылками к современной физике и немецкому идеализму, отчасти — красочный психоделический трип, отчасти — постмодернистский сай-фай с массой аллюзий на классические комиксы.

3. Нора Круг «Родина»

Издательство Бумкнига
Перевод Евгения Креславская

Книга немецкой художницы Норы Круг отчетливо вписывается в корпус литературы, который описывается словом «постпамять». Вопрос здесь: насколько мы определяемся тем, чего сами не помним, зияниями в семейной и национальной истории? Канон литературы постпамяти — от «Аустерлица» Зебальда до «Мауса» Шпигельмана — так или иначе связан с травмой Холокоста. Круг подходит к тому же сюжету с другой стороны. Ее мать и отец родились после конца Второй мировой, сама она выросла в 90-х, и тем не менее жизнь в Германии для нее оказалась пронизана чувством вины, системой умолчаний и смутных намеков на ужасное прошлое. Она ощутила это, эмигрировав в Америку, и там взялась за книгу, стремясь заполнить лакуны и так вернуть себе историю семьи, а вместе с ней — родину. Круг путешествует по архивам, кладбищам, барахолкам и интернет-форумам, разговаривает с родственниками и случайными встречными. Она пытается понять, что произошло с ее погибшим на войне дядей и дедом, состоявшим в НСДАП, были ли они настоящими нацистами или просто заложниками истории. Это откровенно терапевтическая книга могла бы выглядеть наивно, если бы не форма. Круг чередует нежные акварели и жесткий фотомонтаж, лубочные комиксы и игру со стилями послевоенного искусства, пытаясь нащупать язык для разговора о невыговариваемом.

4. Гарт Эннис, Стив Диллон «Проповедник»

Издательство Азбука
Перевод Александр Лисовский

Главное детище известного британского комиксиста Гарта Энниса «Проповедник» выходил с 1995 по 2000 год в издательстве «Вертиго» (известном тем, что превратило супергероику в серьезную литературу). В этой книге — только начало, первый том из шести. Сюжет: в американского священника Джесси Кастера прямо во время проповеди вселяется существо по имени Дженезис — плод преступной страсти ангела и дьяволицы, самое сильное создание во Вселенной, бежавшее из небесной тюрьмы с неясными, но явно чреватыми катастрофой для всего мироздания целями. Священник ненароком сжигает свою церковь вместе со всей паствой и отправляется в путешествие по Америке в компании своей бывшей девушки и прибившегося к ним вампира-алкоголика. Цель их — найти Бога и предъявить ему счет за весь этот мир. По дороге они встречаются с алчной мафией хранителей Грааля, ангелом смерти, имеющим облик мрачного ковбоя, и прочими неприятными персонажами. «Проповедник» — до предела злой, безжалостно-циничный комикс. Ненависть к религии достигает у Энниса, как это бывает, вполне религиозного пыла (сказывается детство в Северной Ирландии). Но, помимо того, это настоящий американский эпос, какой в конце ХХ века мог написать только иностранец. Тем кто заинтересовался - имеется ещё и отличный сериал по этой вселенной, тоже циничный, жестокий, чёрно-юморной.

5. Анна Домини «Sанаторий»

Издательство Zangavar

Небольшую книгу автора, пишущего под псевдонимом Анна Домини, сложно назвать романом или даже новеллой. Скорее это приятная, изящно нарисованная — несмотря на подчеркнуто цифровую графику — поделка. История о таинственном санатории, где не видимый никому главный врач проводит опыты над своими подопечными, а отважная девушка пробивается сквозь марево галлюциноза к подлинной страшной и странной реальности, кажется, написана только для того, чтобы отсвечивать аллюзиями: «Волшебная гора» и «Матрица», киберпанковое аниме и артуровские легенды. Очарование этому не самому новаторскому пучку культурных ассоциаций придает пласт советского детства. Архитектура домов отдыха и московского метро, киносказки Роу, песня «Прекрасное далеко», заставка передачи «В мире животных». У всего этого ностальгического изобилия — огромный сюрреалистический потенциал, отчасти разработанный в романах Павла Пепперштейна (они при чтении «Sанатория» волей-неволей вспоминаются), но до сих пор не исчерпанный.

Источник: https://www.kommersant.ru/doc/5653606

Трудно представить, как бы выглядела без него отечественная музыка, но дело не только в ней. Особенность БГ в том, что от него всю жизнь ждут каких-то откровений: культурных, духовных, а в последнее время политических. Вокруг него не прекращается суета: кто-то кричит, что разочаровался и высмеивает бывшего кумира, кто-то, наоборот, носится с ним, как с писаной торбой. И когда кажется, что все уже сто раз спето и сказано и дальше только ровная старость и пенсия, случается что-то такое, отчего Гребенщиков снова оказывается всем нужен и должен. Похоже, до пенсии еще очень далеко.

Прощай, комсомол

«Абсолютно безвольный лидер», – писал о БГ 40 с лишним лет назад критик Артемий Троицкий* в одной из первых в истории заметок об «Аквариуме» «Ребята ловят свой кайф». Удивительная характеристика, но, надо полагать, у достопочтенного автора были для нее основания. В целом же Гребенщиков кажется весьма предприимчивым человеком, умеющим налаживать связи и рекламировать себя.

Он был одним из пионеров советской рок-журналистики, в конце 1970-х писал для первого подпольного музыкального журнала «Рокси», который сам и создал вместе с будущим президентом Ленинградского рок-клуба Геннадием Зайцевым.

К тому времени, когда Гребенщикова аттестовали как безвольного, он уже, по собственному выражению, «перестал быть научным сотрудником и стал человеком»: после оскорбившего лучшие чувства жюри выступления «Аквариума» на фестивале «Тбилиси-80» и последовавшего за ним доноса лидер рок-коллектива был выгнан с работы, из комсомола и даже из семьи своей первой жены.

Это радикальное отчисление отовсюду впоследствии было расценено Гребенщиковым как положительное событие, но в те дни, признавался он, ему было очень страшно. Изгой просился обратно: писал апелляции в ВЛКСМ, но тщетно.

Мрак и не только

Впоследствии БГ еще не раз переживет тяжелые катастрофы разного рода, что, конечно, не вяжется с массовым представлением о нем как о некоем светящемся объекте, без труда преодолевающем любые препятствия. «Моя жизнь рушится», – такими словами, по воспоминаниям будущего участника «Аквариума» Олега Сакмарова, Гребенщиков впервые встретил его на пороге своей квартиры в 1984-м – а то был один из лучших годов для группы, если судить по великолепному альбому «День серебра».

Затем были кризисы 1986–1987 годов, когда начались многочисленные гастроли по Советскому Союзу, а сама группа под натиском навалившейся славы стала тяготеть к распаду. «Я целиком выжат. Когда я прихожу домой, у меня одно желание – в анабиоз погрузиться. Я ничего уже больше не могу: ни песен писать, ничего. Мрак один», – это признание Гребенщикова можно слышать в одном из эпизодов документального фильма Алексея Учителя «Рок» (1987).

Было еще немало тупиков: после не оправдавшего надежд американского альбома Radio Silence (1989), после возвращения на родину к обломкам своей группы. Немало эпизодов было и в 1990-х, когда Гребенщикову приходилось заново доказывать себе и другим, что он еще в состоянии делать музыку. Все они сопровождались бурной реакцией поклонников – от «Боб, ты предатель», «он сдулся» до «он снова в ударе».

Было немало ситуаций, в которых Гребенщиков удивлял окружающих сомнительными в моральном отношении поступками. У этих разных по форме ситуаций был один знаменатель, который басист «Аквариума» Александр Титов в конце 1980-х определил так: «Он перешагивает через людей». Интервью того времени с коллегами БГ полны недоумения по поводу его решений, совсем не вязавшихся с тем, что он проповедовал в своих песнях. Это недоумение проходит через всю книгу воспоминаний виолончелиста Всеволода Гаккеля «"Аквариум" как способ ухода за теннисным кортом».

В хвалебных жизнеописаниях БГ все это задвигается на дальний план или не упоминается вовсе как несоответствующее исповедуемому Гребенщиковым принципу истинных денди: не нужно обнажать жизненные проблемы и демонстрировать усилия, вложенные в работу; следует делать вид, что все произошло легко и как бы само собой.

Оттенки сияния

«Он бог, от него сияние исходит», – такую информацию о Гребенщикове получали в конце 1980-х миллионы советских граждан, знакомясь посредством фильма Сергея Соловьёва «АССА» с выходящей из подполья отечественной рок-культурой. В сочетании со звучавшей в картине красивейшей песней «Город золотой» впечатление действительно рождалось божественное, тем более что сам БГ, как и полагается небесному существу, в суете на экране участия не принимал.

Вышеприведенная фраза, вложенная в уста Бананана, не слишком преувеличивала воздействие, производимое в ту пору Гребенщиковым на людей не только со сцены, но и в быту.

Перед будущей культуртрегершей и издательницей сборника Red Wave, а в 1984 году просто юной американской туристкой Джоанной Стингрей БГ предстал в лучах сияния. «Он был настолько красив, что от него было просто трудно оторвать взгляд. Я не могла отделаться от ощущения, что вижу перед собой Дэвида Боуи: четко очерченный подбородок, обрамляющие лицо светлые волосы, ярко-голубые глаза.

Однако исходивший от него исключительный свет затмевал даже его идеальную внешность: хотя он сидел тут же рядом со мной, ощущение было такое, будто он возвышается у нас над головами», – рассказывает она в книге «Стингрей в Стране чудес».

Сейчас Джоанна готовит новый том, целиком посвященный любимому БГ. Судя по доступным фрагментам, восторг там еще гуще: «Борис – ангел, он излучает свет и магию», «дух его был чистым и светлым, он излучал добро и благородство», «находясь рядом с Борисом, ты теряешь чувство времени и, очарованный, проникаешься его мудростью». Читая даже эти короткие отрывки, уже можно ослепнуть от сияния.

И все это Стингрей пишет о друге, который некогда отблагодарил ее за разнообразную помощь тем, что, поддавшись давлению, подписал письмо, осуждавшее Джоанну и ее деятельность. Но она все простила, ведь так было надо. В этом поступке БГ действительно прослеживается своеобразная мудрость: американка сильно не пострадала, а «Аквариум» вышел из опалы. Правда, близкий друг Гребенщикова Сергей Курёхин не оценил этих маневров и надолго прервал с ним отношения.

Но вернемся к сиянию. Способность завораживать собеседника и влюблять в себя даже хейтеров отмечала хорошо знавшая компанию ленинградских рокеров художница Татьяна Апраксина, которая, по некоторым данным, была прототипом воспетой Майком Науменко Сладкой N. Ей несвойственна млеющая восторженность Стингрей, но она констатирует: «Его личное присутствие всегда всех смиряло. Его вежливость, внимательность к любому собеседнику, его доброжелательная открытость немедленно завоевывали всякого. Действия его обаяния, вошедшего в поговорку, не избежала и я. Тогдашний мой муж злился и ревновал, понося Гребенщикова перед своими друзьями, но стоило тому появиться, как он чувствовал себя польщенным, обласканным и гордым столь завидной дружбой».

А вот совсем уж далекий от подобострастия Пётр Мамонов утверждал: «Он ходил, как ангел, по Питеру, как чистое пятно. Боря юный – это было очень сильно».

Когда-то он был модником

Когда-то «Аквариум» делал модные вещи: на рубеже 1970-х и 1980-х первым в Советском Союзе пытался играть панк-рок и регги, потом БГ увлекся остро актуальными «новыми романтиками». Альбом «Табу» в идеале должен был звучать, как нью-вейв, но подходящих инструментов не было, и он звучал, как хард-рок.

Попав впервые на студию Андрея Тропилло, где впоследствии были записаны все альбомы «Аквариума» золотого периода, Гребенщиков с друзьями сыграли не что-нибудь из The Beatles или The Rolling Stones, а How Do You Feel Me Love модного в те годы британского исполнителя электрорегги Эдди Гранта.

В 1980-х БГ ориентировался на Боуи и вслед за кумиром шел по пути экспериментов. Примерно до середины 1990-х он играл передовую для России музыку. Даже в «Русском альбоме» въедливые знатоки слышат отголоски не столько Башлачёва, сколько британского апокалиптик-фолка и Current 93 в частности. Но к концу 1990-х никому не пришло бы в голову назвать музыку «Аквариума» идущей в русле актуальных тенденций, хотя эксперименты в более скромном масштабе продолжались. Возможно, возраст был уже не тот, чтобы гнаться за модой.

Но странное дело: в ранние годы техническая невозможность воплотить свои идеи, от которой страдал Гребенщиков, рождала в итоге интересную и необычную музыку. Из-за нехватки кадров и аппаратуры альбомы записывались причудливым образом, в работе принимали участие случайно подвернувшиеся музыканты, не имевшие отношения к основному составу группы. Когда же Гребенщиков получил возможность делать все, как ему хочется, музыка стала предсказуемой и довольно однообразной.

Весь мир в «Аквариуме»

Впрочем, вопросы формы отступают на второй план по сравнению с тем, что Гребенщиков сделал для отечественной культуры. Ведь «Аквариум» доказал возможность существования оригинальной рок-музыки на русском языке. Было время, когда вовсе это не казалось очевидным – ранние опыты первопроходцев, вроде групп «Сокол» и «Машина времени», убеждали далеко не всех. Слишком много было в их творчестве отвлеченно-плакатного, как у официальных ВИА. Гребенщиков – порой через абсурд и сюрреализм, порой через интимность – сумел сделать свои песни глубоко личными. По его словам, он искал, не существует ли «русского Дилана», и когда понял, что еще не существует, решил сам стать им.

То, что еще выделяло «Аквариум» среди массы русских-советских групп, так это тот особый заповедный мир, который создавали песни Гребенщикова, мир, наполненный прихотливыми героями и образами – от графа Диффузора, Начальника фарфоровой башни и мальчика Евграфа до братьев Забадай, Тайного Узбека и Человека из Кемерова. Как большой любитель Толкина и вообще фэнтези и фантастики Гребенщиков знал толк в конструировании миров.

Поза миссионера

«Я устал быть послом рок-н-ролла в неритмичной стране», – это восклицание Гребенщикова в одной из ранних песен обычно рассматривается как манерный выпад: на дворе 1981 год, об «Аквариуме» еще никто толком не знает, а он, видите ли, уже устал. Но воспоминания упомянутой выше художницы Татьяны Апраксиной помогают взглянуть на эту строчку иначе.

По ее наблюдениям, молодого Гребенщикова занимало не только сочинение и исполнение музыки, но и некая культурная миссия: «Он должен был создать, сформировать новый жизненный идеал – и воплотить его в себе. Формирование идеала требовало вобрать в себя все лучшее – из самого нового, а также хорошо забытого старого, все зерна своеобразного, неожиданного, свежего мышления в соответствии со стилем новой эпохи».

Гребенщиковым двигало неприятие советской действительности, и как человек деятельный (что бы там Троицкий ни говорил) он взялся создавать альтернативный ей «свой новый мир», населяя его новыми героями, которых ваял из себя и людей своего круга. «Последовать за указанным идеалом, оценить его могли только люди подготовленные. Их надо было воспитывать, и Борис делал это щедро и от души», – пишет Апраксина.

Дело не ограничивалось только обменом пластинками и книгами. Сама музыка стала инструментом этой просветительской работы – и множество цитат из песен западных артистов, на которые часто пеняют БГ, вполне вписывается в этот сценарий. В тяжелые времена поздней перестройки Гребенщиков с горечью осмыслял свой проповеднический статус: «Может быть, суть и трагедия "Аквариума" в том, что за нами всегда куда-то шли. А идти уже некуда. Зашли в такое болото, что дальше идти некуда».

Но времена менялись, а миссионерская жилка стала характерной чертой Гребенщикова. Все игравшие с ним музыканты подчеркивают, что посиделки с БГ – это тонны полезной информации. С середины 2000-х он придал своим дружеским лекциям определенную форму и распространил их на всю страну в виде радиопередачи, а позже подкаста «Аэростат».

И роль гуру, которую ему как бы навязывают извне разгоряченные поклонники, а он как бы от нее открещивается, порождена тем же самым миссионерством. Путешествия Гребенщикова по даосизму, православию, буддизму и индуизму всегда отражались в его песнях, интервью, да даже во внешнем облике. Вот Андрей Макаревич* – тот в свое время выбрал комфортную роль рок-буржуа, кулинара, и к нему с вопросами о душе не пристают.

Крепкий орешек

Хотя Гребенщиков несколько лет назад перенес операции на глазах и сердце, после которых ему пришлось расстаться с папиросой (а она была, казалось, неотъемлемой деталью его имиджа), все же в целом он явно принадлежит к породе огнеупорных рок-звезд, которые выходят сухими из воды там, где другие тонут. В своих алкогольных мемуарах Макаревич пишет, что Гребенщиков способен смешивать разные виды хмельных напитков в немыслимых последовательностях и при этом просыпаться утром как огурчик.

Многие игравшие в «Аквариуме» музыканты с удивлением рассказывали, что, с трудом приходя в себя после регулярных, затягивающихся допоздна вечеринок, они неизменно заставали лидера группы вовсю бодрствующим и, как правило, работающим над новой песней, тогда как сами после всего выпитого едва могли сообразить, на каком они свете.

Многим виден гедонистический фасад имиджа Гребенщикова, но не многие замечают его стоический фундамент. БГ действительно умеет обходиться малым и любит работать. Будучи уже буквально пенсионного возраста, он гастролировал со своей группой почти непрерывно, играя в основном трех-, а то и четырехчасовые концерты. Зрители во время них уставали больше, чем Гребенщиков. Журналистам, расспрашивающим его о хворях, лидер «Аквариума» часто приводит в пример Джеймса Бонда, которым явно увлечен: мол, разве можно представить себе агента 007 рассказывающим о своих болячках?

Задумавший некогда создать биографию БГ писатель, журналист и драматург Александр Житинский, известный также как Рок-Дилетант, проследил, что стоические навыки в Гребенщикове развила его мама Людмила Харитоновна. «Если Боря жаловался на кого-то или на что-то, он всегда рисковал получить еще больше неприятностей. Он быстро это понял и не жаловался никогда. И никому. Зная его близко более 12 лет, я ни разу не слышал, чтобы он на что-то пожаловался», – писал Житинский. Жаль, что та его книга о БГ так и не была дописана: судя по отрывкам, это мог быть уникальный в силу критического взгляда и отсутствия всякого подобострастия труд.

Даже молодой БГ, которого все привыкли представлять в основном посреди застолья за бутылкой вина или чайником чая, на самом деле предпочитал работу посиделкам. В одном из ранних интервью он критически отзывался о привычке музыкантов тусоваться, видя в этом бесцельную трату времени. «Человека, более увлеченного своей работой, чем БГ, редко встретишь. Он работает по 18 часов в сутки. Иногда больше», – писал Житинский.

Странности перевода

Никто не застрахован от мании величия. Пару лет назад просветитель Гребенщиков издал собственный перевод «Бхагавадгиты», священного древнеиндийского текста, входящего в состав эпоса «Махабхарата».

Артист не просто рекламировал этот вариант «Гиты», но говорил о нем, как о наилучшем из имеющихся. Существует с дюжину русских академических переводов этой книги – от прозаического варианта академика Смирнова до стихотворного Семенцова, который всегда рекомендовал к прочтению знаменитый индолог Александр Пятигорский.

Но Гребенщиков о сделанных до него переводах говорил: уже первых четырех стансов этих текстов «хватает мне, чтобы видеть, что этот человек (переводчик) не знает русского языка и не понимает, о чем сказано в этой книге». Более того, он назвал эти переводы преступлением.

Утверждая подобное, Борис Борисович скромно умалчивал, что переводил он не с языка оригинала, санскрита, а с английского подстрочника, сопоставляя его с другими английскими переводами. То есть в лучшем случае его труд можно назвать литературной редактурой, а никак не настоящим переводом.

«И то правда, зачем тратить годы и десятилетия на изучение санскрита и тем более какой-то там комментаторской традиции, выросшей из осмысления "Бхагавадгиты" в разных религиозно-философских традициях Индии? Зачем эти глупости, когда есть "духовный опыт"?» – язвительно отозвался о труде БГ санскритолог Эдгар Лейтан.

Комического абсурда ситуации добавляет то, что через рок-идола, чье имя так гордо красуется на обложке «Гиты», пострадал и предполагаемый автор эпоса, древнеиндийский мудрец Вьяса. Ведь книга теперь продается в некоторых российских магазинах с наклейкой «Автор признан иностранным агентом». Но это еще цветочки. Недавно БГ поведал, что теперь работает над переводом «Упанишад», дополнения к древнеиндийским Ведам. Как говорится, товарищи индологи, держитесь крепче!

Трудно быть Бобом

До недавнего времени казалось, что обтекаемость Гребенщикова идеальна: он с одинаковым благодушием мог пировать и с кремлевским идеологом Сурковым, и с ненавидимым в Кремле Саакашвили – и ничего к нему вроде не прилипало, кроме пары тысяч гневных комментариев в интернете.

Гребенщиков не раз изрекал максиму: в любых условиях и при любом режиме человек может жить достойно. И, казалось, его личный опыт 1980-х – наглядное тому подтверждение. Но перспектива вернуться к стилю жизни подпольной рок-звезды в без малого 70 лет не показалась артисту соблазнительной, и с началом СВО он покинул родные края, а вскоре был признан иноагентом.

После отъезда резко вырос спрос на интервью с Гребенщиковым: то ли в эмиграции он стал более доступен, то ли зарубежные русскоязычные корреспонденты увидели в нем важного эксперта по судьбам России, ведь все-таки человек, с середины 1980-х практически непрерывно колесивший по стране, должен неплохо ее знать. Глядя на то, как серьезные молодые интервьюеры пытаются втянуть седобородого БГ в «политическую повестку», не видишь ничего, кроме разговора на разных языках. Он им про душу и личную ответственность каждого – они ему про президентов и правительства.

Кроме того, спокойствие и рассудительность Гребенщикова стали выглядеть особенно привлекательно в турбулентные времена. Хотя, как показал инцидент в Израиле, тележурналист способен вывести из себя даже благостного БГ. «Ты сейчас можешь получить!» – кричал растерянному корреспонденту раскрасневшийся артист, пока его уводила прочь благоразумная спутница. Можно сказать, что на рубеже восьмого десятка образ БГ заиграл новыми гранями. То ли еще будет!

–
*признан в РФ иностранным агентом

Автор текста: Александр Зайцев
Источник: https://profile.ru/culture/tancy-na-grani-zimy-70-let-borisu...