Жду новый пост

Серия «Дас ист фантастиш!»

В старые добрые времена, как известно, и трава была зеленее, и небо голубее, и люди добрее.

Тосковать по прошлому доводилось, наверное, каждому — поэтому среди произведений любой эпохи обязательно найдётся целый ворох римейков, сиквелов, экранизаций и стилизаций. Как правило, каждое поколение с нежностью вспоминает о событиях двадцатилетней давности: пару лет назад набирала обороты ностальгия по «лихим девяностым», а в 2030-м кто-нибудь с улыбкой вытащит из пыльного чулана Kinect или Oculus Rift, напрочь позабыв о политических треволнениях далёкого 2015-го.

Да, плохие воспоминания со временем стираются — поэтому такая ностальгия не совсем честна. Но хороший писатель или режиссёр старается остаться честным в любой ситуации — и если он при этом фантаст, то выход оказывается на удивление простым. Раз НФ-предсказатели придумывают то, чего нет, отчего бы НФ-историкам не повздыхать о том, что так и не сбылось?

Эта ностальгия по тому, чего не было — мираж в квадрате — и называется ретрофутуризмом. Наверное, любой поклонник фантастики когда-нибудь тосковал украдкой по золотым 60-м, когда на Марсе цвели яблони, у каждого в доме был робот-домохозяйка, а на другой конец земного шара можно было телепортироваться за долю секунды.

Но прежде чем описывать эту несбывшуюся эпоху и её современных последователей, стоит понять, о каких же именно временах идёт речь — и почему именно они удостоились ласковой приставки «ретро».

Строго говоря, под широкое понятие «ретрофутуризм» попадает множество разных стилей: стимпанк и дизельпанк тоже рассказывают о «будущем, которого нас лишили». Эти жанры появились довольно поздно — только в наши дни человечество взглянуло почти на столетие назад и увидело в предсказаниях предков совершенно незнакомый мир с альтернативными технологиями. Именно в начале XX века велись первые жаркие дискуссии о том, как наука может изменить облик планеты.

Пожалуй, самую широкую известность обрели предсказания Жюля Верна: в своих романах он описывал подводные лодки, небоскрёбы, электромеханические калькуляторы, факс и даже оружие с дистанционным управлением. Художник и писатель Альбер Робида не отставал от соотечественника: он изображал летающие машины всех форм и размеров, предрекал электрическое освещение и электропневматические поезда. Надо сказать, в своих мечтаниях писатели были не одиноки: прогнозы на будущее обсуждались в газетах и рисовались на открытках, а едва ли не каждое крупное открытие порождало множество новых идей. Уже тогда в летающие автомобили верили все (выходит, что этого чуда техники мы ждём больше ста лет!); многие опасались, что лошади попросту вымрут за ненадобностью. Тогда же впервые появилась идея пищевых таблеток. Школьное обучение виделось полностью автоматическим, а в рутинных делах вроде одевания и бритья людям должны были помогать сложные установки со множеством клешней и манипуляторов.

Неудивительно, что такое буйство фантазии в конечном счёте породило стимпанк — с высоты прошедших лет несбывшееся викторианское будущее кажется куда более красочным, чем минималистичная современность. Вряд ли Стерлинг и Гибсон, в шутку написав «Машину различий», предполагали, что настолько точно угадают мечты нашего поколения.

Что же общего у рубежа веков и 1960-х годов, почему именно предсказания тех времён так полюбились современным фантастам? Скорее всего, секрет в том, что любой прогноз на будущее несёт в себе черты эпохи — и нам важно вовсе не то, насколько точно автор угадал реалии грядущих дней. Куда интереснее понять, о чём он мечтал и на что надеялся — и разделить с ним эту надежду. Мы видим две эпохи, когда человечество верило в себя: в начале XX века казалось, что учёные вот-вот подчинят себе все тайны природы, а в 1960-х земляне уже готовы были собирать чемоданы и отправляться в межпланетные экспедиции. Любопытно, что раньше к прогрессу относились как к стихии: ещё в 1939 году (на нью-йоркской Всемирной выставке) бытовал девиз «Наука открывает, промышленность применяет, человек подстраивается». Пожалуй, именно в таком сплаве фатализма с оптимизмом и заключён секрет популярности «золотого века».

Первопроходец в городе будущего

Пожалуй, викторианская эпоха — самая ранняя, к которой обращается ретрофутуризм. Конечно, предсказания о будущем делались и раньше — но, чтобы задеть читателя за живое, прогнозы должны хоть как-то соотноситься с актуальными мечтами и представлениями о мироустройстве.

Вот почему вряд ли найдётся фантаст, который станет черпать вдохновение в трудах Луи-Себастьена Мерсье. Однако его роман «Год две тысячи четыреста сороковой» (1770) интересен тем, что это, наверное, самая ранняя фантастическая повесть о будущем. Автор описывает утопическое общество, которое якобы видел во сне. По законам жанра его больше всего восхищают социальное устройство и нравственность жителей будущего, а в своих монологах он то и дело с гневом обличает современников.

Сейчас пастораль Мерсье кажется дикостью: «вредные» книги в своё время сожгли, в женщинах видят исключительно «примерных жён и матерей», а высшее достижение медицины — это ароматические ванны, с помощью которых победили все болезни. Промахнулся писатель и с социологией: например, в России в 2440 году живёт 45 миллионов человек — и это число кажется герою неправдоподобно большим. В защиту Мерсье можно сказать, что в его эпоху население России составляло 14 миллионов.

Зато некоторые предсказания для 1770 года кажутся просто невероятными: в музейном зале оптики показывают несуществующие пейзажи (сложно понять, экраны это или голограммы), а специалисты по акустике научились воспроизводить любые звуки — для этого есть специальная машина с пружинами и рычагами. Вокруг города строят гидроэлектростанции, а улицы освещены «негасимыми лампами». В труде людям помогают машины, поднимающие грузы, а в картинных галереях любой желающий может напечатать себе цветную гравюру. Любопытнее всего выглядит местный музыкальный инструмент — «усовершенствованная гармоника», по описанию напоминающая современный синтезатор. Пожалуй, столь точную картину портит только транспорт: в романе упоминаются не только конные повозки, но и носилки — отнюдь не медицинские.

Стимпанку и дизельпанку повезло: их эпохи получили меткие прозвища, да и временные промежутки запомнить довольно легко — по мировым войнам. Куда хуже дела обстоят у того самого «золотого века», который предстаёт перед мысленным взором при слове «ретро». Прежде всего, вспоминать эти годы стали задолго до того, как появился удобный корень «панк» — Уильям Гибсон ещё не написал своего «Нейроманта». Кроме того, не было и технологии, по которой можно бы чётко определить эпоху. Порой робко пытаются пробиться термины «атом-панк» и «лучемётная готика» («raygun gothic») — но получается не то герой игры Fallout, не то костёл с охранной системой. Да и с эпохой не всё так гладко: основная волна «ретро» началась после Второй мировой, но основу для стилистики заложили ещё в 1930-х, когда в Нью-Йорке впервые прошла Всемирная выставка, а в кинотеатрах крутили «Флэша Гордона», «Бака Роджерса» и «Метрополис».

По обе стороны океана ретрофутуризм формировался независимо, но очень схожими путями: ведь технологии в мире развивались примерно одинаковыми темпами, и облик «городов завтрашнего дня» не сильно различался. В Советском Союзе оптимистичный взгляд в будущее был попросту государственной политикой: после победы, а особенно во времена хрущёвской оттепели жители СССР действительно поверили, что коммунизм не за горами, а советская наука способна справиться с любой задачей. После полёта Гагарина в космос всем казалось, что и межзвёздные путешествия уже не за горами, а в многочисленных НИИ понедельник какое-то время действительно начинался в субботу: неутомимое поколение «шестидесятников» было искренне влюблено в науку.

Именно таким настроением были проникнуты книги, которые теперь считаются классикой отечественной фантастики. И в романах Ивана Ефремова, и в мире Полудня братьев Стругацких схожая картина: Земля стала единым государством, с нехваткой ресурсов справились за счёт синтеза и автоматизации производства, а человечество вовсю осваивает другие планеты. Не отставали и детские книги: Николай Носов рассказывал о чудо-технологиях Солнечного города (например, крутящиеся дома — реальная идея тех времён), а у Кира Булычёва современники Алисы буднично пользовались флаерами, телепортами, космическими ракетами, а из особого состава выращивали здания, которые сделали бы честь самому Гауди.

Перестройка и развал СССР подействовали на многих как холодный душ. Романтика шестидесятых потускнела и стала казаться по-детски наивной. Но со временем даже тем, кто радовался политическим переменам, стало обидно за старую мечту — недаром ехидный Пелевин называл Россию страной подготовленных космонавтов, оставшихся без задания. Изрядная часть современной фантастики обрела ностальгический оттенок: многие до сих пор не отказались бы попасть если не в утопию Ефремова, то хотя бы в сказку Булычёва.

Казалось бы, тоска по идеализированным былым временам — дело гиблое и неблагодарное. Однако Америка, в которой не случалось таких потрясений, как в СССР, прошла через те же самые этапы: оптимизм, цинизм и ностальгия. Немного другими оказались только даты.

В США зарождение ретрофутуризма прочно связано с понятием «бэби-бума». Сразу после Второй мировой войны будущее казалось радужным и безоблачным, — ведь всемирное зло повержено, а прогресс шествует семимильными шагами. Рождаемость резко подскочила и держалась на невиданной высоте до середины 1960-х — детей стало столько, что правительству пришлось срочно строить новые школы. Именно подросшие «бэби-бумеры» стали первыми в истории тинейджерами: до того существовали только дети и взрослые, а подростковый возраст никто отдельно не учитывал. И в один прекрасный момент именно это поколение, пережив Холодную войну и Вьетнам, с грустью вспомнило свои детские годы и несбывшиеся мечты о будущем.

О чём же мечтали футурологи в послевоенные годы?

Прежде всего, дома — и даже города — обязательно надо было строить под стеклянными куполами, чтобы каждый американец мог укрыться в собственном дворе от непогоды. После бэби-бума все начали бояться перенаселения и голода, поэтому очень много внимания уделялось пропитанию. Одни предлагали строить гигантские городские зернохранилища, другие — выращивать гигантские овощи, третьи — перейти на пищевые таблетки. Когда состоялась так называемая «зелёная революция» — резкий скачок в аграрных технологиях, — такие проекты стали казаться абсурдными, но в те времена вопрос пропитания действительно был важен.

Другой серьёзной проблемой, как и во все времена, были пробки на дорогах — и здесь фантазия футурологов разошлась на полную катушку. В качестве основного решения предлагали просторные автострады, нередко — на многоуровневых эстакадах. Покрытие таких дорог должно было само очищаться от снега и льда, а машины можно было сделать электрическими. Или летающими — зачем мелочиться?

Обычные улицы в городе будущего принадлежали бы пешеходам, но почему-то при этом обязательно нужны были движущиеся тротуары. Пожалуй, дальше американцев эту идею развил только сказочник Джанни Родари: он описывал вдобавок движущиеся скамейки, на которых пенсионеры могли сидеть и гулять одновременно.

Самое интересное, что все эти мечты тогда казались не только уделом фантастов. В 1950-х годах в таком же духе были обставлены павильоны Всемирной выставки в Нью-Йорке, где каждая страна хвасталась своим прогрессом в области технологий, а Уолт Дисней — ярый поборник прогресса — открыл аттракцион «Дом будущего» с аниматронными роботами и планировал возвести целый фантастический город. Именно его проекты и наработки вдохновили создателей фильма «Земля будущего»: изучив архивные материалы Диснея, сценаристы мысленно перенеслись в 1952 год — и предались мечтам.

В годы Всемирной выставки даже в повседневной архитектуре начал появляться футуристичный стиль «гуги» — и выглядел он под стать своему прозвищу. Словно бы торопясь оказаться в городе будущего, архитекторы старались строить самые заурядные здания — заправки, мотели и забегаловки — как можно необычнее. Улицы обрастали фантастическими декорациями: скошенные фасады, дуги и арки, круглые окна, контуры летающих тарелок… Неудивительно, что вскоре фантасты уже сами стали заимствовать антураж из жизни: начиная с культового мультсериала «Джетсоны» (1962) стиль «googie» стал прочно ассоциироваться с инопланетными мирами будущего.

Именно благодаря этой комедии, где рассказывалось о типичной семье 2060-х (папа, работающий кнопконажимателем, мама-домохозяйка, дети, робот и пёс), в Америке распространился классический набор штампов ретрофутуризма. Нельзя сказать, что в сериале было много оригинальных идей, но именно им засматривались в детстве «бэби-бумеры», прильнув к чёрно-белым экранам, — и крепко запомнили, каким именно должно быть будущее. До сих пор можно услышать возмущённые возгласы: «Если 2000 год уже прошёл, то где мой ракетный ранец?»

В начале 1970-х годов, когда послевоенные дети подросли, идиллия постепенно сошла на нет: росла преступность, некогда безобидные наркотики становились всё опаснее, бушевала Вьетнамская война, был в разгаре Уотергейтский скандал. В те годы фантастика переживала спад: размышления о нездешних мирах стали казаться слишком наивными по сравнению с суровой реальностью. Но чем больше «чернухи» появлялось на экранах и прилавках книжных магазинов, тем яснее «бэби-бумеры» понимали, что им очень не хватает светлых и жизнерадостных произведений.

«У детей 10-12 лет нет мира фантазий, который был у нас. У них нет ни вестернов, ни фильмов о пиратах, ни всех этих дурацких фантастических сериалов, в которые мы искренне верили, — сокрушался в те годы Джордж Лукас. — Я сам жуткий циник, но оптимизм надо возрождать».

Что ж, у маэстро слова с делом не разошлись — именно его фильм заново разжёг в массовом зрителе интерес к полузабытому жанру.

Пожалуй, именно на конец 1970-х пришлось появление ретрофутуризма как такового — уже обращённого в прошлое, с ностальгической ноткой. Ещё в самих «Звёздных войнах» активно обыгрывались сериалы 1930-х годов, а следом дошло дело и до римейков (например, в 1979 году пересняли «Бака Роджерса»). Былая наивность обрела особый шарм: новое поколение фантастов уже успело понять, что далеко не все прогнозы сбываются так, как им бы хотелось, — но они, затаив улыбку, продолжали воспроизводить старые штампы. С тех пор закон ностальгической фантастики прост: чем безумнее и ошибочнее предсказание — тем лучше!

Иллюзион господина Белла

Одни предсказания фантастов сбылись, другие оказались неосуществимыми, но самая интересная судьба выпала видеофону. Впервые об этом приборе задумались ещё в начале XX века — сохранились рисунки, на которых джентльмены переговариваются с помощью архаичной телефонной трубки и кинопроектора. На протяжении всего XX века такое средство связи пытались соорудить на основе телевизионных технологий — и уже в 1950-х годах существовали вполне удачные прототипы. В те годы американцы мечтали, что благодаря моментальным видеозвонкам можно будет работать в любой точке земного шара, не выходя из дома. Из года в год изобретение пытались довести до ума, обещая выпустить его на рынок «всего через пару лет»… а потом снова забывали. Решение пришло с неожиданной стороны: видеоконференции оказались всего лишь одной из функций компьютера. Выходит, что технология, о которой так долго мечтали фантасты, так никогда и не будет создана — и при этом уже доступна каждому.

Забавно, что никто из писателей и режиссёров не учёл человеческий фактор: далеко не всем и не всегда комфортно красоваться перед камерой во время разговора. Сейчас функцию «видео» в «Скайпе» мало кто держит постоянно включённой — большинство по-прежнему предпочитает общаться голосом, а то и текстом.

Самые заметные промахи футуристов середины века, конечно же, касаются компьютерной индустрии. В старой фантастике компьютеры были всего лишь мощными калькуляторами. Работали они, разумеется, на лампах или транзисторах, информацию выводили в лучшем случае на пузатые кинескопы — и при этом действовало правило «чем больше, тем лучше». Правильная супермашина должна занимать территорию хорошего завода! Само собой, сейчас эта «гонка размеров» стала бесценным подарком для сатириков. Стоит вспомнить, как в комедии «Железное небо» нацистский учёный с Луны (да, градус безумия в фильме именно такой) презрительно смотрит на айфон: разве ж это компьютер?

Не забудем и про носители информации: сколь бы развитое общество ни описывалось в книгах Хайнлайна, Азимова или Бестера, их герои обязательно будут пользоваться усовершенствованными версиями магнитных лент или микроплёнок. Устройства для распознавания голоса? Легко! Искусственный интеллект? Пожалуйста! Формат данных? Кхм… перфокарты. Над проблемой форматов в своё время изрядно посмеялись создатели аниме «Ковбой Бибоп»: послание из прошлого оказалось записанным на такой устаревшей видеокассете, что во всей Солнечной системе осталось всего два музейных магнитофона, способных её прочитать.

Стоит заметить, что во всей старой фантастике бросается в глаза парадокс: компьютеры явно архаичны, но зато роботехника достигла таких высот, о которых в наше время даже не мечтают. На самом деле в те годы просто никому не приходило в голову, что искусственный интеллект и компьютер — это одна и та же технология. Кроме того, весь опыт человечества противоречил тому факту, что ходьба, речь и узнавание людей — это сложно, а высшая математика — тривиальная задача. Так и стали появляться узкоспециализированные роботы-уборщики, роботы-официанты и роботы-навигаторы, зачем-то обладавшие гуманоидным телом и совершенно не умевшие считать.

Конечно, идиллия середины века — как и любая утопия — стала лёгкой мишенью для пародий. Ким Ньюман в рассказе «Город будущего» описывает коммуну, построенную по всем заветам фантастики — с монорельсами, пищевыми пилюлями и идеальным обществом. Проблема кроется в том, что футуристичные изобретения местных жителей обычно работают гораздо хуже современных аналогов, а общество на поверку оказывается настолько неидеальным, что основой сюжета становится расследование убийства. В рассказе Уильяма Гибсона «Континуум Гернсбека» герой и вовсе решает, что даже киберпанковый мир гораздо приятнее «лучемётной готики»: когда вокруг него начинают материализовываться фантазии утопистов 1930-х, он в ужасе пытается вернуть привычные небоскрёбы обратно.

А вот над мечтами об освоении космоса ретрофутуристы смеются редко — напротив, мечтательно перечитывают смелые прогнозы и надеются, что хотя бы малую их часть когда-нибудь удастся воплотить. Пожалуй, «караваны ракет» устарели только внешне: корабли в ностальгических фильмах обязательно блестящие и серебристые, скафандры напоминают комбинезоны из фольги, а интерьеры космических станций радуют глаз белым пластиком и округлыми очертаниями в духе «гуги».

Зато в таких произведениях человечество обязательно колонизирует Солнечную систему, а то и более отдалённые уголки Вселенной. В последние годы стали снова появляться фильмы в духе «твёрдой» НФ, которые непременно хоть в чём-то ссылаются на «золотой век». Антураж «Луны-2112» перекликается с «Космической одиссеей-2001», в новом «Звёздном пути» бережно воссоздан дизайн классического сериала, и только фильм с говорящим названием «Космическая станция-76» уже откровенно пародирует предшественников.

Вот почему ретрофутуризм не только приятен, но и полезен: он заставляет порой вспомнить — и, быть может, воплотить — полузабытые идеи из прошлого. Существующие проекты поселений на Марсе выглядят пока не слишком обнадёживающе, но именно воспоминания о 1960-х заставляют людей предлагать всё новые и новые способы вырваться с планеты. Хочется верить, что рано или поздно — возможно, как раз во время очередного ренессанса ретро-фантастики, — у них это получится.

Источник: https://www.mirf.ru/worlds/nesbyvshijsya-mir-retrofuturizm/

Снежная королева — это более глубокий персонаж, чем кажется на первый взгляд. Этот браз уходит корнями в самые древние времена, так что его можно считать чуть ли не архетипом.

Мифы: злая тёща, великанша на свадьбе и Масленица

Образ хозяйки зимы встречается во многих, на первый взгляд не связанных мифологических системах. Для обзора каждого понадобится не статья, а многотомная диссертация — благо фантазией наши предки не были обделены, — поэтому ограничимся самыми характерными и очевидными примерами.

Пожалуй, самый известный из них — старуха-ведьма Лоухи из карело-финского эпоса «Калевала». Лоухи властвует в далёкой стране Похьёле (Сариоле, Пименоле), которую чаще всего описывают как туманную, суровую и сумрачную. Это красочное место ассоциируется с Лапландией (а находится, может, даже ещё севернее) и отделено от «человеческого» мира рекой Маналой — это аналог античного Стикса или нашей былинной Смородины. Однако Похьёла — не мир мёртвых, а нечто вроде пограничья, и народ в нём обитает хоть и чудной, но относительно живой: сплошь чародеи, духи и волшебные животные. Даже мельницы здесь мутируют до того, что буквально пускают корни.

Окружение, в котором живёт ведьма Лоухи, под стать стране. По крайней мере, один из героев, заглянув в её дом, видит, что «полны покои колдунов, поющих свои чаровные песни: прорицатели поют у дверей, знахари — вдоль стен на лавках, заклинатели — у печки».

К дочери Лоухи сватаются чуть ли не все герои «Калевалы», но будущая тёща только и знает, что отправляет их в разные походы: за мельницей из не самых обычных материалов («лебяжьего пуха, молока нетели, овечьей шерсти и ячменного зерна»), за говорящим лосем, быстроногим конём, чёрным лебедем, даже за волком, медведем и щукой из царства мёртвых — а замуж дочь не отдаёт. Для последней упомянутой в легендах проказы Лоухи потребовала украсть огонь, луну и солнце (которые потом сама же и выпустила обратно).

Но всё же, хотя северная ведьма и портит жизнь «хорошим» персонажам добрую половину эпоса, она одновременно подталкивает их к созданию уймы полезных вещей, от лодки до ключей ко всем замкам на свете.

У древних скандинавов похожую роль играет независимая и боевитая Скади. Она не богиня, а одна из ётунов. В английском и русском переводах их называют великанами, но на самом деле это не верзилы, а отдельный класс существ, которые ближе к потусторонним сущностям, чем к людям. Обитают они в Ётунхейме — суровом мире всякой нечисти.

Стараниями авторов Старшей и Младшей Эдд о Скади мы знаем довольно много. Самый популярный сюжет с участием зимней богини повествует о её курьёзной свадьбе с морским богом Ньёрдом. Всё началось с того, что асы, мстя за похищение богини Идунн и её плодов бессмертия, убили отца Скади, ётуна Тьяцци. Разгневанная дочь идёт разбираться с негодяями и утихомиривается, только когда Один превращает глаза покойного в звёзды, а ей самой разрешает выбрать мужа из асов. Причём отец асов не мог не подойти к делу творчески: велит потенциальным женихам выстроиться в ряд и выставить на обозрение лишь голые ступни. Скади указывает на самые, на её взгляд, красивые, и её избранником оказывается жизнерадостный Ньёрд — к удивлению невесты, асов и его самого. На самом деле Скади метила в Бальдра, известного красотой, обаянием и поэтическим даром, но просчиталась. Боги тем не менее празднуют роскошную свадьбу, но дело, как всегда, портит жилищный вопрос. Трюмхейм, снежное и мрачное владение Скади в Ётунхейме, пугает Ньёрда, привыкшего к живому морскому берегу, поэтому через девять дней пара переселяется в подвластный ему Ноатун. Но и там их счастье не длится долго: Скади заявляет, что солнечные блики слепят ей глаза, а крики чаек режут уши, и уезжает на лыжах в родные снежные горы. Приходится им довольствоваться гостевым браком.

С именем Скади некоторые учёные связывают название самой Скандинавии. Наверняка образ Скади и повлиял на Андерсена — но об этом позже.

С другой холодной во всех отношениях женщиной наверняка знакомы многие поклонники аниме и Японии: это Юки-онна, синтоистское божество зимы (в зависимости от префектуры называемая также Сикэнкэн и Юки-дзёро). Внешность Юки-онны, как и любого приличного духа-ёкая, может быть разной.

Она способна принимать облик уродливой ведьмы или же прекрасной, но подозрительно бледной девушки — правда, ростом под три метра и с фиолетовыми глазами. Развлекается она тем, что замораживает незадачливых путников, похищает задержавшихся дотемна на улице детей, а иногда и вовсе буйствует: врывается в дома и выстуживает их. Порой она пьёт жизненные силы пойманных жертв или хозяев домов, имевших глупость пригласить незнакомку в гости. А может и печень вырвать!

Впрочем, ей всё же доводилось мириться с существованием людей и даже вступать с ними в родственные отношения. Так, известна легенда о красивом и храбром юноше, которого Юки-онна пощадила, взяв обещание под страхом смерти никому и никогда про неё не рассказывать. Вскоре тот счастливо женился и завёл много детей, что уродились как на подбор, красивыми и белолицыми, все в маму. И вот однажды полностью доверяющий супруге отец семейства поведал ей о встрече с Юки-онной... Как легко догадаться, любимая жена оказалась тем самым зимним духом и вынуждена была покинуть семью. Ни детей, ни мужа она
не тронула, только велела тому ничем отпрысков не обижать, не то мороз его не пощадит.

А что же Россия? Неужели в стране, где холода длятся от четырёх до девяти месяцев, нет своего зимнего божества? С этим всё не так просто. Божество, вероятно, было — это Морена, она же Морана или Мара. Увы, все сведения о ней, как и о других персонажах русского фольклора, по тем или иным причинам сгинули: своего Снорри Стурлусона у нас не нашлось. Единственное, что достоверно известно, так это её связь со всем мрачным и зимним. Именно воплощение Морены мы до сих пор сжигаем на Масленицу. На всякий случай.

С середины XIX века, когда романтизировали всё и вся, этот образ начал разделяться; образовалась «старшая» фигура ледяной девы и «младшая» — добрая Снегурочка. Вторая мельком появляется ещё у фольклориста Александра Николаевича Афанасьева в «Поэтических воззрениях славян на природу» под именем Снежевиночки. В этой изначальной трактовке она скорее стихийный дух, к тому же невинно погубленный, и имеет мало общего с могучей и злой Королевой. Ещё дальше от хтони её характер отходит в одноимённой программной пьесе Островского (1873) и опере Римского- Корсакова (1881). Полвека спустя персонаж окончательно отделился от мифологических корней и с тех пор веселит детей на Новый год в качестве внучки такого же «одомашненного» Деда Мороза.

Андерсен и Ледяная дева

Пожалуй, самую известную в массовой культуре версию образа создал в 1884 году датский сказочник Ханс Кристиан Андерсен, всячески отстранявшийся от ярлыка детского писателя.

В XIX веке языческим духам зимы уже не было места: на смену поклонению «не имеющим морали» сущностям пришла дуалистическая картина мира с чётким разделением добра и зла.

Полностью уйти от прежних представлений у датчанина всё-таки не получилось. Кроме демонстрации торжества веры над холодом (и обычным зимним, и душевной чёрствостью), в сказке встречаются вполне языческие образы типа говорящих и всезнающих животных, теней снов, лапландских шаманок и цветника, наводящего забвение. Да и сама королева, ездящая по миру и похищающая людей подобно легендарной Дикой Охоте, не очень-то вписывается в христианскую картину мира.

Тем не менее на этот раз история получилась гораздо более сложная. Во-первых, если верить биографу писателя Кэролу Роузену, есть основания полагать, что прообразом Снежной королевы стала знаменитая в те годы шведская оперная певица Енни Линд, решительно отвергнувшая ухаживания литератора.

Во-вторых, мало кто знает, что у сказки есть куда более мрачная версия, которую в наше время отнесли бы к тёмному фэнтези. Речь о «Ледяной деве», написанной Андерсеном во время поездки в Швейцарию. Главный герой Руди в годовалом возрасте сгинул бы вместе с матерью в швейцарских горах, если бы не мистическая Ледяная дева, одарившая его — нет, не осколком зеркала, а поцелуем. С тех пор он потерял детскую наивность и весёлость. В дальнейшем Руди, став юношей, как будто оттаял и нашёл невесту, но Ледяная дева не отпустила его и утопила в озере (очевидно, забрав к себе). Эта тёмная сказка, напоминающая уральские истории о хозяйке медной горы, в 1928 году легла в основу балета «Поцелуй феи» Игоря Стравинского.

Наконец, страха нагоняет история о ранней, в возрасте около 35 лет, смерти его отца, рассказанная в автобиографии Андерсена «Сказка моей жизни». После кончины Андерсена- старшего в доме всю ночь стрекотал сверчок. «Он уже умер! Нечего звать, его взяла Ледяная дева!» — отвечала вдова. Юный Ханс сразу понял, о чём она говорит. Предыдущей зимой отец увидел в инеистых узорах на окне будто бы рисунок женщины, протянувшей руки, и полушутя отметил, что она, должно быть, пришла за ним. Этот образ его сын запомнил на всю жизнь и позже вывел в двух сказках.

Книги после Андерсена: Нарния, муми-тролли и инопланетяне

Позже писатели стали возвращать образу ледяной девы первозданную жуть, улучшая и дополняя её. Самый яркий пример, конечно, — «Лев, колдунья и платяной шкаф», первая повесть «Хроник Нарнии» Клайва Льюиса. Имя Снежной королевы в ней не звучит, но очень уж к ней близок типаж Белой колдуньи, устроившей миру вечную зиму.

Взаимоотношения Джадис (так зовут колдунью) и мальчика Эдмунда одновременно напоминают сюжет о Кае и Снежной королеве и дискутируют с ним. Картина вроде бы выглядит похожей: снежная ведьма заманивает мальчика к себе в сани и настраивает против родных. Но у Джадис, в отличие от андерсеновской королевы, есть цель: она не обзаводится компаньоном в извращённом стремлении к привязанности, а хладнокровно использует наивность и эгоизм Эдмунда, чтобы устранить обещанных пророчеством спасителей Нарнии. Она не существо вне морали, а самая настоящая злодейка, которая не знает любви и не может исправиться.

В образе Белой колдуньи вообще больше христианского, чем языческого. Она выступает источником изначального зла в новорождённой Нарнии, непрестанно совращает юных героев, сбивая их с истинного пути, устраивает жертвоприношение Аслана (намекающее на жертву Иисуса) и испытывает сложные чувства к яблокам. А в повести «Племянник чародея» выясняются имя и предыстория колдуньи: оказывается, она погубила и свой родной мир, молвив некое Слово Запретное — своего рода противоположность Песни Творения, которой Аслан создал Нарнию.

Более безобидной отсылкой можно считать вышедшую в один год с советским мультфильмом книгу Туве Янссон «Волшебная зима». Одна из наиболее взрослых и пугающих сказок о муми-троллях пронизана настоящим саспенсом: герои со дня на день ожидают прибытия Ледяной девы, на которую ни в коем случае нельзя смотреть. По мере того как температура за окном падает, градус хтони всё растёт, чтобы в канун зимнего солнцестояния, он же Йоль, достичь апогея, когда непонятные твари вершат поистине языческое действо у костра и является сама Ледяная дева. Без жертв не обходится: один бельчонок с особо шаткой памятью выглянул-таки полюбоваться красавицей и был заморожен. Правда, к весне оттаял.

Дальше — больше. Цикл подростковых романов Джоан Виндж «Снежная королева» (1981) переносит историю в антураж фэнтезийной космооперы. Действие происходит на планете Тиамат, затмевающей климатом любой Вестерос: сезоны здесь сменяются раз в полторы сотни лет. Всепланетная «зимняя» правительница с красивым именем Ариенрод пытается помешать пришествию королевы лета, которое для неё самой означает гибель. Её усилия увенчались успехом лишь частично: главная героиня, двадцатилетняя Мун, — единственный выживший потомок «летней» правительницы.

В нынешнем веке запоминающимися литературными воплощениями Снежная королева ещё не обзавелась, но лиха беда начало. В сборнике «Авиамодельный кружок при школе №8», составленном Максом Фраем, можно найти рассказ Юлии Ткачёвой «Ворон» — жутковатую «переделку» андерсеновской сказки. Здесь королева превращает Кая в воплощение зимней стихии, вымораживающее всё кругом себя. Задача королевы — ускорить наступление нового ледникового периода. Её летняя антагонистка (та самая женщина с цветником) берёт в оборот Герду, от прикосновения которой после трансформации распускаются цветы и тает снег. Освещает эту драму и способствует её завершению заглавный Ворон — из второстепенного персонажа оригинала он превращается в героя-рассказчика.

Кино и театр: Шварц, сёстры и забавные тролли

«Времена меняются, архетипы остаются», — мог бы сказать Юнг. Забвение славянской Мораны с лихвой компенсировали, как ни странно, советские авторы. В противоположность христианской поучительной версии Андерсена, у нас сюжет получился куда более светским и окончательно перешёл в сферу абстрактно-сказочного, но оттого менее интересным не стал. Советским творцам мы обязаны целым рядом запоминающихся воплощений Снежной королевы.

Первой была пьеса Евгения Шварца, сочинённая в 1938 году и поставленная год спустя. Аморфная, в общем-то, андерсеновская Герда превращается здесь в решительную особу, а Кай (переименованный в Кея), как и в «Ледяной деве», получает не осколок в глаз, а поцелуй. Также здесь появляется Сказочник, который играет роль рассказчика и помощника героев, — альтер-эго толи Андерсена, то ли самого Шварца. Надо сказать, с Андерсеном у Шварца были особые отношения: драматург почитал датчанина вдохновителем и кем-то наподобие приёмного отца. «Снежная королева» — не единственная пьеса-оммаж сказочнику: в одном ряду с ней стоят «Голый король» и «Тень» (тут Андерсен упоминается напрямую как друг протагониста).

В 1966 году пьесу перенесли на киноэкран. Увы, несмотря на участие Евгения Леонова в роли короля, Натальи Климовой в роли Снежной королевы, юной Елены Прокловой в роли Герды, Геннадия Казанского в режиссёрском кресле и песни самого Шварца, широкой известности фильм не получил. Он так и остался в тени предыдущей советской экранизации.

На десять лет раньше, в 1957 году, вышел мультфильм «Снежная королева» Льва Атаманова. Девятая полнометражная работа «Союзмультфильма» аккуратно «упаковала» сюжет в серию рассказов Оле-Лукойе, этакого духа снов. Таким образом «Снежную королеву» связали с другими мультэкранизациями Андерсена, но убрали любые намёки на мистическую сущность Оле-Лукойе (напомним, что в оригинале последний рассказ этого милого
старичка говорит о его брате, Смерти). Герои-дети в этой версии снова наивные и «карамельные», и оканчиваются их приключения куда проще, чем в оригинале или у Шварца. Тем не менее мультфильм получился невероятно красивым и удостоился в общей сложности пяти кинонаград, четыре из которых заграничные. Поговаривают даже, что именно просмотр советской «Снежной королевы» вдохновил Хаяо Миядзаки на занятие анимацией.

Помимо советских, известно не менее десятка других адаптаций «Снежной королевы», и это не считая экранизаций «Волшебной зимы» и «Льва, колдуньи и платяного шкафа». Особенно известна пожалуй, диснеевская экранизация последней (2005), которая у многих зрителей ассоциируется с Рождеством и всем зимним. Игра Тильды Суинтон, идеально попавшей в образ Белой колдуньи, производит неизгладимое впечатление.

Не столь успешным, но всё же любопытным получился трёхчасовой телефильм, снятый в 2002 году Дэвидом У для студии Hallmark. Время действия перенесли в XXI век, но сказочную страну, разделённую на земли с четырьмя сезонами, оставили. Герда здесь девушка и привязана к Каю отнюдь не как к брату, а вместо бабушки введён отец Герды. В общем, получилась экранизация, предсказуемо адаптированная для молодёжной публики, безо всяких шокирующих новшеств, кроме разве что влюблённого белого медведя. Картинка тем не менее в ней красивая, а мораль жизнеутверждающая — то что надо для семейного кино.

А в 2013 году студия Disney явила миру весьма нестандартное переосмысление всем известной сказки, которое побило рекорды популярности, — мультфильм «Холодное сердце». Путь к рождению блокбастера был долгим и трудным. Ещё в 1940 году Уолт Дисней задумал биографический фильм об Андерсене, где его сказки появлялись бы в виде анимационных вставок. Но началась война, и все силы студии были брошены на военную пропаганду. Да и образ Снежной королевы никак не хотел вписываться в наивные рамки диснеевской традиции.

В 1990-х идею возродил Джон Лассетер, один из основателей студии Pixar. Но тогда снова не удалось уловить нужное настроение. Близкую к тексту экранизацию единодушно признавали слишком мрачной. Главной проблемой оставались персонажи: они получались то злобными, то плоскими. Наконец сценаристы во главе с Дженнифер Ли додумались перекроить их отношения, сделав «снежную» принцессу (будущую Эльзу) сестрой «Герды» (будущей Анны). Но ключевым моментом, подвигнувшим авторов поменять характер Эльзы, стала написанная для неё песня Let It Go. Текст и настроение музыки получились настолько «не злодейскими», что Эльзу окончательно превратили из злодейки в непонятую героиню с трагичной судьбой. В отличие от сказочного прототипа, она никого не похищает и не замораживает, а сама бежит от людей из страха причинить им вред.

Годом ранее воронежская студия Wizart Animation выпустила свою экранизацию Андерсена. Получилось... удовлетворительно, хотя резкая анимация, глуповатые шутки и примитивная мораль несколько испортили картину, и собрала она почти в сто раз меньше, чем заокеанский конкурент. В 2015-м вышла вторая часть, «Снежная королева: Перезаморозка» (в ней архетип из названия игнорируется напрочь, а сюжет сосредоточен на забавных троллях), в 2016-м — «Снежная королева 3: Огонь и лёд» (история с элементалями, пиратами и притянутыми за уши воскрешениями), а в 2018-м — заключительная четвёртая «Снежная королева: Зазеркалье».

По меркам российского кино серию можно считать успешной, но вот сам образ Снежной королевы Wizart Animation не удался. В мифах-первоисточниках и сказке Андерсена она непостижимый дух зимы, а в этих мультфильмах — шаблонный тиран. Сперва с упорством ребёнка, перечитавшего Замятина и Оруэлла, она уничтожает всех творческих людей, а потом, словно по мановению волшебной палочки, исправляется.

О японской Юки-онне в кино повествует одна из серий антологии «Кайдан» (1964), основанной на фольклорных историях. Здесь воссоздана легенда о свадьбе снежного духа и храброго юноши.

А вот аниме-сериал Осаму Дэдзаки «Снежная королева» рассказывает именно сказку Андерсена и даже приурочен к его двухсотлетию. В новой версии появились родители и младшая сестрёнка Кая и дух ветра (по сути, милый японскому сердцу ками), а сюжет страшно растянули и подогнали под телевизионный формат. Кому-то аниме кажется скучным, перегруженным додумываниями, совершенно не соответствующим духу первоисточника, кому-то, напротив, тёплым, ламповым и душевным.

Игры: воительницы и клюква

Игровые образы, подражающие Снежной королеве, отличает изрядная примесь клюквы — спасибо отечественному климату.

Одним из первых в голову приходит вечно зимнее государство Иррисен во вселенной ролевой системы Pathfinder. Правит там, правда, не королева, а Баба-яга, но главенствующее положение в обществе занимают белые, то есть ледяные, ведьмы. Эти дамы ставят вдоль границ маленькие избушки, в которые кладут фарфоровые фигурки с вселёнными в них душами младенцев, — как ни странно, такие неквалифицированные кадры отлично справляются с защитой территории.

Нельзя не вспомнить и колоритное население Кислева из фэнтезийного Warhammer. В этой вселенной всего намешано: есть и боевые белые медведи (а ещё один огромный медведь-элементаль), и опять-таки ледяные девы (в честь их поцелуя, сюрприз, названо одно из заклинаний). На радость российским геймерам, относительно свежая Total War: Warhammer III уделяет большое внимание именно этому региону. Есть там и свой аналог Снежной королевы — царица Катарина. Эта боевая дама, происходящая из древнего ведьминского рода, командует огромной дружиной, черпает магическую силу из мёрзлой тундры и живёт в ледяном дворце. Фамильное оружие Катарины, меч Страх-Мороз, выковала её прабабка. Артефакт замораживает поверженных соперников и наглецов, осмелившихся прикоснуться к нему без ведома владелицы. Есть у царицы и Хрустальный плащ — накидка из ледяного тумана.

Другой интересный пример — Артика из Age of Wonders, что повелевает расой ледянников из Ледяных пустынь. Помимо этого, в серии есть тип юнитов под названием «ледяная королева» — они обращают в лёд всё, к чему ни прикоснутся. Зато они могут заходить в такие отдалённые северные территории, в какие и закалённые ледянники не суются.

* * *

Почему пугающий образ этой ледяной госпожи сохраняет популярность много веков подряд? Что такого интересного в воплощении зимы, скрытом за женской внешностью? Об этом можно рассуждать долго, но некоторые мысли лежат на поверхности. Холод был одним из главных врагов наших прадедов. А чужеродное и опасное не только ужасает, но и завораживает — как космос, как недостижимая вершина, как хищный зверь. В то же время во всём страшном людям хотелось отыскать капельку доброго или хотя бы понятного — отсюда облик страшноватой, потусторонней, но всё-таки женщины.

Сейчас большинство из нас проводит зиму в уютной квартире с живописным видом на пургу. Отсюда образ Снежной королевы изучать легко и приятно: с одной стороны, под рукой всё культурное богатство, с другой — никакого риска замёрзнуть. Так что читайте, смотрите, творите сами. И на всякий случай относитесь к зиме уважительно. Андерсен знал, о чём писал.

Автор текста: Евгения Юрова
Источник: журнал Мир фантастики №1(230), январь 2023

Андрей Кочетков начал создавать свои миры еще в школе — чертил их карты на миллиметровой бумаге. В 2007 году начал работать над циклом фэнтези-романов «Посол великого владыки».

В 2023 году его книги наконец увидели свет. Почему фэнтези так популярно, кто создал этот жанр таким, каким мы его знаем сегодня, почему он оказался в кризисе и какое фэнтези можно написать о Москве — об этом и многом другом Андрей рассказал в интервью.

Про фэнтези, мировые войны и человеческое счастье

Фэнтези, вопреки расхожему мнению, — жанр очень серьезный, с глобальными задачами. Он появился в период между двумя мировыми войнами и развивался уже в послевоенное время. Но его историю можно проследить, наверное, с момента появления так называемой твердой научной фантастики еще в XIX веке, когда свои романы создавали Жюль Верн и другие писатели того же направления. Суть их произведений сводилась к тому, что, если человек обладает нужными технологиями, все проблемы человечества будут решены, а люди могут стать счастливыми.

Но после двух мировых войн эта вера отошла в прошлое. Оказалось, что развитие технологий само по себе не приносит счастья, но при этом делает угрозу уничтожения человечества более реальной. Выяснилось, что есть разрыв между технологиями материальными и технологиями гуманитарными — моральными ценностями, а также всем, что связано с человеческими взаимоотношениями.

Несмотря на постоянно усложняющийся мир вокруг, наше сознание оставалось прежним. Оно просто не успевало за научными открытиями и техническими новшествами.

В этой ситуации фэнтези стало своего рода компасом, который мог подсказать, как правильно вести себя с окружающими, выстраивать с ними отношения. Могло указать, где добро, а где зло, и как прийти к тому или другому. Этот жанр не был просто развлекательным. Вообще развлечь может что угодно, будь это детектив или научная фантастика. Фэнтези — это история про самого человека. Думаю, чем дальше мы будем развиваться, тем жанр будет более востребованным.

Про Толкина, Фродо и власть

Все это есть уже в книгах Джона Толкина — в «Хоббите», «Властелине колец» и других его романах. Это не детские сказки.

Толкин писал о том, как чувствует и ведет себя человек, попадая в экстремальную ситуацию, находясь под грузом обязательств. И получается, что он справляется с этим в том числе благодаря людям, которые находятся рядом с ним, — верным друзьям. Собственно, Фродо вряд ли дошел бы до Ородруина, если бы не отряд Хранителей и, само собой, верный садовник Сэм. И, несмотря даже на очень острые конфликты, возникающие вокруг всего этого, главному герою удается все преодолеть и выполнить свою миссию, свое предназначение.

При этом Фродо проходит серьезное испытание властью, ведь Кольцо дает ему особые возможности. В определенный момент он, сам того не осознавая, устраивает испытание все той же властью для эльфийской владычицы Галадриэль, предлагая ей забрать Кольцо у него. И она могла бы это сделать и добиться с помощью него очень и очень многого, но цена была бы слишком высокой. В итоге оба персонажа выдерживают эти испытания и отказываются от такой власти.

Про Мартина, Сапковского и темное фэнтези

Но бывает и по-другому. Например, Джордж Мартин в «Песни льда и огня», которая легла в основу сериала «Игра престолов», или Анджей Сапковский в «Ведьмаке» показывают, что в жизни кто-то не выдерживает такого испытания. И это запускает целый ряд иногда трагических событий.

Причем в этих историях огромную роль играет политика, и отчетливо видно: это одна из сфер, где человек проявляет свое истинное лицо, настоящие ценности, если они вообще у него есть. Неслучайно же говорят, что есть три сферы, где каждый становится тем, кто он есть на самом деле, — любовь, война и власть. Мартин с Сапковским и показывают, что последняя может сделать с человеком и на что он может пойти, чтобы ее добиться, или в случае, если она на него давит.

И тот, и другой — представители направления, которое принято называть темным или иногда реалистичным фэнтези. Его суть в том, чтобы максимально натуралистично показать все стороны жизни, в том числе и самые неприглядные. И в нем нет однозначного деления на плохих и хороших персонажей, на добро и зло. Здесь самые положительные герои могут совершать чудовищные ошибки или быть в чем-то плохими, а злодеи — обладать особым очарованием и быть притягательными для аудитории.

То, что читателей и зрителей настолько сильно все это цепляет, говорит об одном: это все те же вопросы добра и зла, только подсвеченные с другой стороны. Мы не воспринимаем жестокость как нечто естественное. Для нас это все равно, условно говоря, грех. Иначе это не вызывало бы такого эмоционального эффекта

По этой причине настолько сильный спрос и мода на жестокое натуралистичное фэнтези через некоторое время начнут проходить. Людям просто захочется вернуться к чему-то более романтичному, тонкому и изящному.

Про выбор между классикой и фэнтези и про расширение сознания

Современный читатель, возможно, выбирая между романами Толстого и Мартина, выберет последнего. И у этого есть причины.

Само наше сознание устроено так, что постоянно стремится расширить горизонты нашего мира. Собственно, оно постоянно его конструирует. И если мы смотрим на комнату, то видим только ее образ, созданный мозгом на основании сигналов органов чувств.

В литературе и кинематографе работают те же законы. Чем сложнее, красивее и неожиданнее сконструирован авторский мир, тем он более интересен для нашего сознания. Секрет популярности фэнтези в том, что оно предлагает нашему мозгу особо сложную, интересную и увлекательную версию реальности.

Реализм отзеркаливает нашу действительность и помогает нам укрепиться в ней, но фэнтези расширяет горизонты восприятия мира. А это то, к чему инстинктивно стремится наше сознание.

Про Желязны, Азимова, Герберта и множество миров

Помимо Толкина, Мартина и Сапковского на сам жанр фэнтези повлияли и другие авторы. В первую очередь Роджер Желязны, создавший «Хроники Амбера». Во-первых, в них переплелись самые разные героические мифы, а во-вторых, в этой истории появляется идея множества миров и вселенных, возведенная в абсолют и подчиненная единой системе. При этом Желязны во время работы над своими книгами обращался в том числе и к фундаментальной физике. Пространство ее исследований — территория, где макромир стыкуется с микромиром и происходят процессы, сильно напоминающие то, что мы называем магией и волшебством.

Еще один писатель, оказавший сильное влияние на фэнтези, хотя сам он работал в жанре научной фантастики, — Айзек Азимов. Он создал цикл под названием «Академия», или, в другом переводе, «Основание». Уже в середине ХХ века, когда фэнтези только входило в моду, Азимов говорил о разрыве между материальными и гуманитарными технологиями, о дисбалансе. Он ставил вопрос остро: этот дисбаланс необходимо ликвидировать. В дальнейшем фэнтези как раз и занималось выполнением этой большой миссии.

Очень интересен и Фрэнк Герберт. Его цикл «Дюна» — это модель феодального общества в масштабе космоса. В этом он новатором не был, такие истории были и до него. Но у Герберта есть и идея героического мессианства вместе с его последствиями, и концепция закрытых орденов, управляющих судьбой и развитием человечества. И здесь же он описывает особых людей, развивших способности своего сознания до максимума и ставших людьми-компьютерами. При этом Герберта иногда критикуют за его акцент на феодализме. Казалось бы, как он вообще может существовать в эпоху межзвездных путешествий?

Но это только напоминание: какими бы сложными и фантастическими ни были технологии, психология человека останется той же самой. Если резко меняются какие-то социальные условия, люди могут быстро вернуться к феодализму. Кстати, есть теория, что это не отдельный этап развития общества, а план действий на экстренный случай, схема организации в критических условиях

И если заглянуть дальше, посмотреть на «Звездные войны» Джорджа Лукаса — там эта идея повторяется. Каким бы сложным и глобальным ни стал мир, мы останемся такими, какие мы есть. Отношения и конфликты между людьми останутся актуальными, как и поиски решения проблем, которые возникают в этом поле.

Про тех, кого стоит почитать

На меня в свое время оказали большое влияние три автора. Во-первых, это Лоис Макмастер Буджолд и ее романы о приключениях Майлза Форкосигана. Это, конечно, не фэнтези. Но мне очень нравится, как именно она создает своего главного героя. Он неидеален. Но это человек, который действует, опираясь на свой интеллект и на высокие моральные качества. Он не только умеет находить выход из запутанных ситуаций, но и обладает моральным компасом, который помогает ему делать иногда очень сложный выбор.

Второй писатель — Гарри Тертлдав, создатель «Видесского цикла». Это история о римском полководце, который со своей армией попадает в другую реальность, где существует цивилизация, очень похожая на Римскую империю. Автор — ученый-историк, изучающий Византию. Мне было интересно наблюдать, как фэнтези вырастает не из классического средневекового сеттинга, а создается на базе Античности.

И третий писатель — Терри Гудкайнд, написавший цикл «Меч Истины», по которому был снят сериал «Легенда об Искателе». В этой истории внутренний моральный выбор героев, их психологические особенности играют огромную роль. И это касается как вопросов власти и войны, так и любви.

Про российское фэнтези

Если говорить про авторов, оказавших огромное влияние на российское фэнтези, в первую очередь — это Мария Семенова и ее «Волкодав». После выхода этой книги стало ясно, что у славянского фэнтези есть огромный потенциал, а в нашей стране на него существует большой спрос. При этом часто эту историю сравнивают с рассказами о Конане-варваре, но это очень разные вещи. Проблемы, которые решают персонажи Марии Семеновой, а особенно способы этих решений серьезно отличаются от западных образцов. «Волкодав», помимо прочего, намного ближе нашему духу, нашей ментальности.

Я много читал в 90-е, поэтому не могу не упомянуть Ника Перумова, хотя эту фигуру многие считают очень противоречивой. Некоторые толкинисты готовы были буквально его растерзать за продолжение «Властелина колец» Толкина. Но потом фанфиков стало очень и очень много, и как-то все успокоилось. Тем не менее это был первый масштабный опыт переосмысления глобального фэнтези на нашей почве. И это не было слепым подражанием. Как бы кто ни относился к Перумову, но благодаря ему у нас сформировалась литературная традиция, когда авторы берут некие архетипические сюжеты и пытаются осмыслить их под совершенно иным углом. Это очень способствует развитию креативного мышления. Кстати, это еще одна из функций фэнтези.

Про кризис жанра

Авторов фэнтези сейчас очень много. Это хорошо. Благодаря такому количеству историй и миров жанр становится более сложным, интересным, а создаваемые романы и циклы — более проработанными и насыщенными.

И тем не менее фэнтези переживает кризис. Во-первых, это касается сюжетов. Уже сформировался некий набор сюжетных шаблонов. Некоторые из них стали очень модными, так что ряд авторов, конечно, не все, идут простейшим путем. Они берут хорошо зарекомендовавшие себя сюжеты и просто переупаковывают их. И получается постоянное воспроизводство одних и тех же сюжетных линий.

Была мода на героическое фэнтези? Его обрабатывали со всех сторон. Потом стало популярно фэнтези романтическое. И оно заполнило все вокруг. Появился, условно говоря, Гарри Поттер — тут же появились подражатели. Возникло темное фэнтези — появились тысячи душещипательных историй, залитых кровью, жестокостью и правдой жизни.

Но любой кризис может стать точкой роста. Это способ преодоления противоречий для дальнейшего развития. Если какие-то сюжеты полностью исчерпали себя, это повод для появления новых. Так что все происходящее ни в коем случае не похороны жанра, а процесс перехода на следующий этап.

Про Китай и азиатское фэнтези

Проработанность и сложность сюжетов азиатских историй иногда просто поражают. Даже если взять некоторые примеры из аниме, понимаешь, что это ни в коем случае не детские мультики. Это глубокие истории с очень серьезно и вдумчиво проработанными персонажами. И отправной точкой для этих сюжетов часто служат и реальные исторические события, и азиатские мифы.

Если говорить о восточном фэнтези вообще, его стремительное развитие — свидетельство все возрастающей роли азиатских стран во всех мировых процессах. В первую очередь, конечно, речь идет о Китае. Когда-то он был полностью изолирован от остального мира и ни в ком не нуждался, потом он переживал кризисный период, что в целом нормально для китайской истории, но в это время сложилось ложное представление, что эта страна слаба, не особенно развита и ни на что не способна.

Сейчас Китай возвращается к своему естественному состоянию одного из мировых лидеров. Популярность китайской культуры — одно из ярких проявлений этого процесса. Так что нет ничего удивительного во всплеске интереса к китайской литературе, в том числе и к фэнтези

Если сегодня зайти в любой книжный магазин, становится ясно, что такие книги пользуются большой популярностью, они очень востребованы.

В Китае есть своя глубокая литературная традиция, которая развивается на протяжении более двух тысяч лет. За это время сложность сюжетов и персонажей достигла огромных высот, которые авторам из других стран даже не снились.

Про страну, куда отправился посол великого владыки

Создавая пространство, в котором действуют герои книги «Посол великого владыки. Сокрытое царство», я ориентировался на позднюю Восточную Римскую империю. Это очень интересная цивилизация, со времен Александра Македонского испытывавшая на себе большое влияние греческой культуры, римской культуры, а также восточных веяний.

Люди там не просто отличались внешне от жителей самого Рима. Даже армейские доспехи были иными, не говоря уже о традициях и обычаях. И думали эти люди тоже иначе. Есть мнение, что восточные римляне мыслили абстрактно, абсолютными категориями, а западные — предметно, от земли. Кстати, это потом очень сильно отразилось в разных подходах к христианству.

Эта концентрация наследия самых разных культур, связь с восточными странами, в том числе с Индией и Китаем, с которыми торговала Восточная Римская империя, смешение западных и восточных идей и подходов к решению каких-то вопросов — все это меня очень привлекало.

А еще мне очень нравится изучать идеи различных форм социальной организации. И если в фэнтези зачастую просто берут некое реально существовавшее в истории общественное устройство, немного перерабатывают и под иным названием вводят в сюжет романа, мне хотелось чего-то другого.

В итоге вышло, что в книге нет ни одного государства, которое можно было бы назвать калькой с реальной страны в тот или иной исторический период. Каждое общество — некая комбинация признаков разных цивилизаций

Например, государство, куда отправляется главный герой, организовано таким образом, что найти какой-то аналог среди реально существовавших государств практически невозможно.

Про городское фэнтези

Когда думаешь, почему такая вещь, как городское фэнтези, стала популярна именно в России, первое, что приходит в голову, — зима. Становится холодно, и наше пространство сжимается. Люди перебегают от дома к транспорту, а потом от него — в другое помещение. Мир становится маленьким, ограниченным. Наверное, в это время многим хочется просто открыть портал на стене и перепрыгнуть, например, из офиса сразу домой. А еще лучше — оказаться в каком-то более интересном, ярком и красочном мире.

Конечно, можно поехать куда-нибудь в Таиланд, но не у всех есть возможности и желание. Но всегда есть вариант взять и почитать книгу, где описан вроде бы твой город, но немного не так, как ты привык его видеть. И все, ты погружаешься в намного более интересный, сложный и захватывающий мир, который для тебя на основе текста конструирует самый мощный и сложный компьютер на свете — твой мозг.

При этом основной элемент городского фэнтези — как раз помещение магических существ и сверхъестественных законов в нашу, казалось бы, повседневную действительность. И это цепляет нас за то, что заложено в нашей психике самой природой, — за страх и одновременную тягу к неизвестному, находящемуся рядом с нами. Где-то в глубине себя человек всегда подозревает, что мир вокруг гораздо сложнее, чем ему кажется.

Фэнтези про Москву

Я родился в Москве и прожил здесь всю жизнь. Я безумно люблю этот город, а особенно мой родной район Коньково и расположенный рядом Битцевский парк.

Несмотря на то что я, конечно, большей частью материалист, Москва для меня — город, безусловно, мистический. Нельзя объяснить исключительно материальными, экономическими причинами, как она стала центром огромного государства.

Если бы мне нужно было написать фэнтези о Москве, скорее всего сюжет был бы закручен вокруг некоего источника силы, расположенного глубоко под городом. Сейчас некоторые исследователи говорят, что под Москвой есть огромное подземное море. Вот этот источник был бы где-то в нем.

Задачей героев было бы не только обнаружить этот источник, но еще и понять, как он работает, как влияет на жителей города, на главного героя и его судьбу, вообще на все. Может быть, главный герой захотел бы использовать этот источник для решения каких-то задач в масштабах всей страны или всего человечества. И, конечно, ему бы противостояли иные силы. Возможно, они бы просто несли с собой разрушение, а может быть, у них была бы некая своя правда, и они не были бы лишены своеобразного обаяния

Сюжет разворачивался бы в моем родном Коньково, а также в Хамовниках. Мне очень нравится этот необычный столичный район. Вроде бы его уже даже можно назвать одним из центральных, но здесь нет привычных шума и суеты московского центра. Хамовники будто накрыты магическим колпаком. Здесь другая энергетика. Именно поэтому они бы очень подошли для такого сюжета.

А третьей локацией был бы район ВДНХ. Сама выставка тут почти ни при чем. Просто в таком месте тоже должен быть некий источник силы. К тому же в отдалении находится огромный парк «Лосиный остров». И я уверен: в таком месте тоже обязано происходить что-то мистическое.

Источник: https://moslenta.ru/lyudi/ot-pervogo-lica/pod-moskvoi-dolzhe...