CreepyStory

Кто-то вцепился ему в штанину, вырвав из радужных мыслей. Скривившись, он посмотрел на досадную помеху. Первое, что он увидел, была грязная рука, вся в ссадинах и с обломанными неухоженными ногтями. Обладательница руки оказалась не лучше. Какая-то оборванная старуха, вся в лохмотьях, с нечесаными патлами, свисающими немытыми почти черными сосульками. От нее несло перегаром, мочой и тухлятиной. Дима брезгливо отдернул ногу.

- Слышь, старая, смотри, кого хватаешь! Развелось бомжей. Отстреливать вас уже пора, чтоб глаза не мозолили.

Он собрался идти дальше, но отошел только на пару шагов, как за спиной раздался хриплый каркающий смех. Обернувшись, он увидел, что старуха прямо-таки трясется в припадке от хохота.

- Че ржешь, карга?! Жить надоело или че?

- Ну что ты, Димочка, конечно не надоело, - пролаяла старуха, отсмеявшись. – А тебе самому жить не тяжело? Собираешься праздновать свое тридцатилетие? А вот моя девочка уже никогда и ничего не отпразднует. Все из-за тебя, Дима. Помнишь, два года назад, зимой?

Он вздрогнул от такого упоминания. Неужели эта чертова ведьма мать Таси? Как раз два года назад он познакомился с девушкой, которая ему безумно понравилась и которой он хотел овладеть во что бы то ни стало. Желание подогревалось тем больше, что она не поддавалась на его сладкие речи и дорогие подарки, держалась отстраненно вежливо и подчеркнуто сдержано. То ли хотела, чтобы ее добивались, то ли просто так воспитана была. Однажды, они гуляли по ночному городу, остановились на мосту, любуясь звездами. Тася казалась как никогда желанной и манящей. Он начал приставать к ней, распустил руки, за что вполне предсказуемо и получил звонкую хлесткую пощечину. Ярость застила ему глаза кровавой пеленой, и он со всего размаху ударил девушку кулаком по лицу. Тася отшатнулась, сделала несколько шагов назад, ухватившись за перила моста, а он подскочил к ней и толкнул вниз, в черную ледяную толщу воды. Тело девушки нашли спустя неделю, у нее не было шансов выжить. Органы, конечно, провели следствие, даже его вызывали, но доказательств никаких не нашлось. Дело замяли.

- Вижу, помнишь, змееныш, - удовлетворенно кивнула старуха и бросила ему под ноги щепотку какого-то черного порошка, после чего протяжно нараспев завела: - Как пламя свечи ярко пылает, так пусть и раб Дмитрий в смертельных муках сгорает, пусть лихорадка тело его донимает, пусть трясет его и ломает, а душа никогда покоя не узнает. Смерть его пускай заберет, но и на том свете от мук он не уйдет. Сила мести крепка, проклинаю своего врага! Заговор этот никто не разрушит, слово заветное не перебьет. Пылай, свеча, тело и душу раба Дмитрия точа́. Да будет так!

- Пошла ты, сумасшедшая! – Дима плюнул в сторону старухи и быстрым шагом направился в сторону дома. Уже через час, оказавшись в шикарном трехэтажном отцовском особняке, он напрочь забыл о неприятном инциденте и безумной нищенке. В гостиной уже был накрыт огромный стол, играла веселая музыка, собралась целая толпа гостей. К нему на шею бросилась высокая голубоглазая блондинка. Это была Марина, его новая пассия. Интеллектуальные ее способности можно было сравнить разве что с амебой, но насколько она была шикарна в постели... Он даже невольно зажмурился от приятных воспоминаний.

- Котик, сегодня вечером тебя ждет кое-что особенное, - проворковала она ему на ухо, плотно прижимаясь своим очень даже не маленьким бюстом. Это еще больше подняло ему настроение, потому как уже очень давно он хотел опробовать с ней несколько новых штучек. Потом подошел отец, крепко пожал руку, пожелал все то, что принято желать в таких случаях, и вручил заветные ключи от машины. Добрых пол часа все восхищались на улице красотой, грацией и изяществом дорогостоящего подарка. В конце концов его мать не выдержала и попросила всех пройти к столу. Не прекращая бурного обсуждения, гости расселись за праздничным столом, с поистине зверским аппетитом накинулись на угощения, обильно все запивая алкогольными напитками, постепенно все больше и больше пьянея. К концу застолья слуга выкатил на этажерке двухъярусный торт. Гости восторженно зааплодировали, выражая свое восхищение в адрес изготовившего торт мастера. Верхушка торта была украшена реалистично сделанной фигуркой самого Дмитрия, почему-то с широко раскинутыми за спиной крыльями и гордым, устремленным ввысь взглядом. Он стоял на кремовом газоне в обрамлении розовых кустов. Дима скривился: такое приторно-сладкое искусство подошло бы скорее пятнадцатилетней девочки-тинэйджеру. Но торт заказывала мама, поэтому он делал вид, что ему все нравится и продолжал улыбаться.

Единственное, что его очень удивило, это были свечи. Тридцать черных свечей ярко пылали, придавая торту праздничный и в то же время какой-то траурный вид. Он повернулся к отцу, шепотом спросил:

- А почему свечи черные?

- Не знаю, - пожал тот плечами. – Всеми этими кондитерскими делами заведовала твоя мать. Видимо, решила, что это будет смотреться элегантно и своеобразно. Ты же знаешь, если она вбила себе что-то в голову, то лучше с ней не спорить.

- Да, своеобразней некуда, - он нервно огляделся. Возникло чувство, словно незримый холодок подкрался сзади, пробежал по спине, зловеще пощекотал шею и скрылся. Он тряхнул головой, прогоняя неприятное чувство. Нет, все хорошо, праздник продолжается. Он загадал желание, вобрал в грудь побольше воздуха и дунул. Свечи затрепетали, огонь яростно забился, сопротивляясь напору воздуха. Дима испуганно отскочил назад: показалось, что в трепещущих языках пламени черных свечей мелькнуло распухшее синюшное лицо Таси. Никто вокруг ничего не заметил. Гости радостно хлопали в ладоши, говорили, мол, молодец, почти все свечи получилось задуть. Разрезали сладкое лакомство, разложили по тарелкам. Дима вяло ковырялся золотой ложкой в своем куске торта, но не ел, отчего-то не хотелось. Кто-то из гостей внезапно захрипел, схватился за горло и рухнул прямо на паркет. Катаясь по полу, бедняга буквально раздирал себе горло ногтями. Остальные гости в замешательстве смотрели на эти муки. В этот же момент раздался истерический хохот, и молодая девушка всадила вилку в грудь своему соседу слева. Белоснежная скатерть обагрилась кровью.

- Ты что наделала, тварь?! – взревел грузный мужчина лет сорока и наотмашь ударил девушку тяжелым золотым блюдом, размозжив той половину черепа. Вокруг началась вакханалия. Кто-то пытался позвонить в полицию, что-то сбивчиво кричал в трубку, называл адрес. У него отобрали телефон и прямо-таки вдавили через ухо в черепную коробку. Кто-то, как и первый гость, катался по полу, разрывая себя на куски, стремясь вдохнуть хоть глоточек живительного воздуха, но это не выходило. Некоторые гости буквально на глазах покрывались струпьями и гнойными язвами, бросаясь друг на друга, вспарывая животы, проламывая грудные клетки. Дмитрий в ужасе попятился к двери, дернул за ручку, но та не поддавалась. Сквозь стекло он увидел темный силуэт. Сперва он не разобрал, кто это, но, когда силуэт приблизился, Дима в бессильной злобе бросился на дверь, забыв, что выйти не получится. За стеклом стояла та самая старуха, которую он видел днем. На ее глаза был низко одет капюшон, но вне всякого сомнения это была она. В руке у нее пылала черная свеча. Пламя горело ровно и ярко, несмотря на разбушевавшийся на улице ветер. Старуха протянула к нему вторую руку, тыча грязным указательным пальцем. Было заметно, что ее губы что-то шепчут, правда, слова разобрать не представлялось возможным. Вспышка молнии – и за дверью уже никого нет, как будто ему все почудилось. Он развернулся, собираясь бежать куда-нибудь на второй этаж, но удар чем-то тяжелым заставил его сознание померкнуть…

Приехавший наряд полиции застал жуткую картину. В большой гостиной все было разбито и разрушено: сломана мебель, сорвана с потолка сверкающая некогда настоящими бриллиантами люстра, сорваны обои, разбита посуда, все перевернуто. Но самым страшным оказалось то, что всюду валялись тела и выглядели они так, словно пролежали тут уже очень давно: раздутые, покрытые трупными пятнами, у некоторых в ранах копошились черви. Везде засохшие пятна крови, части тел. А во главе длинного стола сидел дряхлый совершенно седой старик с безумным взглядом. Он раскачивался взад-вперед, крепко держа в руках огарок черной свечи. Каждая задутая им свеча забрала у него по два года жизни. На вопросы полиции он не отвечал, продолжал и дальше раскачиваться и лишь быстро-быстро шептал:

- Тася. Тася. Тасечка…

- Что там с последним убийством? Все то же самое?

- Абсолютно. Тело больше похоже на головешку, обуглено до неузнаваемости. Можно только сказать, что это женщина или девушка. Голова отделена от туловища, полностью выскоблена изнутри. Глазницы светились. Внутри находилось что-то вроде горящей лампадки. Эксперты проводят анализ жидкости, но я тебе и без всякой экспертизы скажу, что это керосин. А на дне этой чашки-лампадки кусочки торфа. Похоже, мы имеем дело с серийником.

- Андрюха, а ты сам-то в это веришь? – майор скептически ухмыльнулся. – Допустим, что это обычный психопат. Тогда почему столь изощренный способ убийства? И чтобы сотворить такое, нужно очень много времени. Сжечь тело не проблема, хотя и на это необходимо время. Но, чтобы избавить череп от его внутреннего содержимого, одного времени недостаточно. Нужны какие-то инструменты. И желательно место. Или ты думаешь, он прямо на улице “чисткой” занимался? Тогда должны быть какие-то свидетели. Просто обязаны быть!

- На самом деле есть, - капитан тщательно загасил окурок в хрустальной пепельнице. – После пятого убийства нашелся бомж, который видел смутный мужской силуэт неподалеку от тела. Правда, он был бухой в хламину.

- Не густо, знаешь ли. Такое к делу не пришьешь. Видел он, как убивали, как горело тело? Не видел. Силуэт? Знаешь, спьяну чего только не привидится – и силуэты, и белочки, и черти скачущие, и розовые единороги. Так что не вариант это.

- Да я и сам все прекрасно понимаю, Дим. Но показания даже такого свидетеля обязан приобщить к делу. Пусть бы он там и самого черта увидел. Да, пусто пока, глухо. Но работаем же, сам знаешь. Я сам редко дома бываю, ломаю голову над этими делами. Не выходит ничего, не складывается.

- Знаю, конечно. Потому и не наседаю на тебя и твоих ребят. Ладно, какое-то время я еще потяну. Но и ты должен понять, если мы с этим не покончим, начальство с нас самих головы поснимает и туда наши звездочки с погон вставит. И хорошо, если только в головы. Слыханное ли дело, в последний раз в нашем городке серийный убийца еще до революции объявлялся.

- Это когда такое было? – Андрей вопросительно изогнул бровь. – Что-то я не припомню такого.

- Да об этом вообще мало кто знает. Мне про этот случай дед рассказывал, а ему в свою очередь его отец рассказал. Мой прадед, получается. Была раньше профессия такая – фонарщик. Это ж сейчас кругом электричество, фонари вон на улице, хоть и не горит большая часть. А тогда фонари то ли маслом заправляли, то ли еще чем. Вот и была нужда в людях, которые по вечерам эти фонари зажигать будут, а под утро тушить. И работал тогда фонарщиком некто Семен. Говорят, замкнутый человек был, нелюдимый. Про таких говорят “себе на уме”. Не знаю, с чего все началось, дед не уточнял. А только съехала у этого Семена крыша начисто. Два десятка человек убил. Поймали его потом, конечно. В то время долго церемониться не стали бы, поставили бы к стеночке да расстреляли. Но не успели. Не было никакого суда. Из камеры-то Семен сбежал, видимо, дал кому-то из часовых на лапу. Только долго бегать не получилось. Кто-то из городских его заметил, позвал людей на помощь. Короче, прямо на нашей площади его в буквальном смысле на куски и разорвали в гневе праведном, а то, что осталось, собакам скормили, кости в выгребную яму скинули. Такая вот история, Андрюха.

- М-да, жутковато как-то. Может, последователь какой завелся? Решил переплюнуть городскую легенду.

- Я сомневаюсь, что про эту легенду кто-то еще знает. Мне ее дед и то случайно рассказал, будучи изрядно в подпитии. Так и в таком состоянии я его долго уламывал, чтобы тот раскололся. Но ты на всякий случай проверь и эту версию, покопайся в архиве. Вдруг, найдешь чего.

- Сделаю. Только бы раньше времени начальство лютовать не стало.

Андрей шел по ночной улице, зябко кутаясь в воротник пальто. Зонтик был успешно забыт еще с утра дома, и теперь мелкие холодные капли так и норовили попасть за воротник, разбивались крохотными фонтанчиками о лицо, стремились превратить одежду в мокрую бесформенную тряпку. Еще и до дома топать километра два. Автобусы в такое время уже не ходят, пытаться поймать попутку тоже бесполезно. Ближе к центру это было бы возможно, но не здесь, практически на окраине. Серые панельные пятиэтажки перемежались еще более убогими двухэтажными домиками. Местами можно было увидеть и обычный деревянный скособоченный домишко. Такие домики уже давно нужно было снести, а на их месте построить что-то современное и удобное. Но нет. Все самое лучшее строится в центре, а людям, живущим тут, приходилось довольствоваться малым. Нарваться на неприятности в этом районе было проще, чем воды попить. Кстати, количество самоубийств здесь тоже было больше, чем в каком-либо другом районе. Вот поэтому на попутку рассчитывать было и нечего. Никто не хочет рисковать собой и своим имуществом. Таксисты и те, заслышав адрес, отказывались ехать.

Маячащие дальше и чуть правее трубы химического завода не добавляли району привлекательности – там начиналась промзона. Стоит ли говорить, что там часто устраивали свои лежбища бомжи, наркоманы и прочая подозрительная шушера. Рабочие, трудящиеся на промзоне, предпочитали не связываться с ними от греха подальше. Особенно после того, как двоих работяг нашли изувеченными и с выпотрошенными карманами. Одному, кстати, посчастливилось выжить.

Андрей едва не упал, запнувшись о выщерблину в асфальте – не заметил из-за лужи. Черт, когда уже залатают этот тротуар?! Дорога-то ладно, он все равно без колес. Но люди же ходят! Так и убиться можно когда-нибудь. Он отер рукой мокрую штанину, а когда поднял голову, увидел размытую черную фигуру. Та стояла в тусклом свете фонаря метрах в ста. Капли дождя, пролетающие сквозь светлое пятно мешали разглядеть ее. Андрей моргнул, провел руками по лицу, стирая назойливую влагу. Когда же он открыл глаза, под фонарем никого уже не было. Показалось. Все-таки надо меньше работать, мерещится всякое. Он зло пнул смятую жестяную банку, валяющуюся под ногами, попытался повыше поднять воротник, пошел дальше. Когда он проходил под фонарем, ему почудился легкий запах керосина.

С утра оказалось, что дождь наконец-то прекратился, хотя серые тучи по-прежнему закрывали небосвод. Капитан проснулся, сладко потянулся в кровати, направился в ванную комнату, твердо решив, что сегодня никто и ничто не испортит ему настроения. После водных процедур он прошел на кухню, где включил плиту, разбил несколько яиц на сковородку, щелкнул выключателем чайника. С пол минуты он бездумно переключал каналы телевизора, пока не остановил свой выбор на каком-то веселом мультике. Вот, то, что нужно, с самого утра – заряд яркого позитива. За спиной внезапно потянуло гарью. Андрей обернулся и громко, красочно выругался: от сковородки поднималось пламя, горела яичница. Метнувшись к сковороде, он схватился за ручку и вскрикнул от жуткой боли. Громыхая, сковорода покатилась по полу, благо на кухне лежала плитка. Он глянул на свою левую ладонь и не поверил своим глазам: вся внутренняя сторона ладони представляла собой сплошной ожог, словно он схватился за раскаленный металл, а не за пластиковую рукоять. Раскались пластик до такой температуры, он бы просто-напросто расплавился. Сунув пострадавшую ладонь под струю холодной воды, он несколько минут стоял так с блаженным ощущением облегчения. Потом все же пришлось намазать пострадавшую ладонь пантенолом и перебинтовать. О завтраке, понятное дело, даже думать не хотелось. Андрей решил, что позавтракает на работе. Еще одной странностью было то, что, когда он поднимал с пола сковороду со сгоревшими остатками яичницы, от нее явственно несло керосином. Списав все это на нервы, он отправился собираться на работу.

Целый день Андрей провозился в архиве. Пришлось перебрать кучу древних документов, вдохнуть тонну пыли, выкурить почти пачку сигарет. Крупицы информации, найденные им, ни на йоту не приблизили к разгадке убийств. Да, действительно, был такой Степан, работающий фонарщиком. В какой-то момент сошел с ума, убил уйму народа, после чего сам был зверски убит разъяренными жителями. Почему убивал, что сподвигло его на эти преступления – ничего не известно. Единственное, в чем было расхождение с легендой, так это то, что в документах говорилось о месте захоронения: старое кладбище, могила под номером 1316. То есть, выходит, что либо дед Димы приукрасил свой рассказ, либо в документы вкралась какая-то ошибка. Странно. Надо бы сходить на кладбище, посмотреть. Непонятно, конечно, что это может дать, но все же…

Засунув руки в карманы пальто, он шел по улице, насвистывая незаурядный мотивчик. Внезапная боль в руке заставила зашипеть и скривиться. Достав руку, Андрей с удивлением увидел, что бинты пропитаны кровью. Быстро их размотав, он с еще большим удивлением отметил, что вместо ожога на ладони оказался уже заживший шрам, напоминавший… Вазу? Старый фонарь? Светильник? Голова затрещала, он рухнул на колени, обхватив ее руками. Что это за приступ? Он никогда не жаловался на здоровье, не злоупотреблял спиртным. Да, курил, но не более того. Андрей поднялся на трясущихся ногах, в ноздри тут же ударил резкий запах керосина. Да что же это такое! Неужто обонятельные галлюцинации начались? Может, пора тебе в отпуск, Андрюха, или совсем на покой? Нет, рано еще списывать себя в тираж. Впереди замаячил силуэт. Интуиция подсказала, что это именно тот, кого он видел вчера под фонарем и счел всего лишь видением. Запах керосина усилился. Показалось, что у силуэта полыхнули красным пламенем глаза.

- Эй, ты кто такой? – он двинулся к незнакомцу, но тот неуловимым размытым движением сместился в переулок. Андрей бросился вдогонку. На то, чтобы достичь переулка, ему понадобилось несколько секунд. Но, когда он оказался там, переулок был пуст. Никого. Только витающий мерзкий запах керосина в воздухе. Куда он делся? Переулок заканчивается тупиком, тут негде спрятаться. С обеих сторон две обветшалые пятиэтажки, стены покрыты сколами и облупившейся краской, окна первых этажей забраны решетками. Весь это район напоминает тюрьму, откуда людям никогда не выйти. Куда, куда он мог деться? Если на самом деле был. В конце тупика Андрей увидел мусорный бак. Вот оно! Этот чертов призрак спрятался там. Ну погоди, сейчас мы посмотрим, кто ты такой и зачем за мной следишь! Рывком открыв крышку бака, Андрей едва сдержал рвотный позыв: на него горящими глазницами смотрел пустой череп, вонь сгоревшего мяса заставляла желудок судорожно сжиматься в спазмах. На автомате он достал мобильник, набрал номер:

- Дим, вызывай наряд. У нас еще одно убийство.

Он медленно брел по кладбищу. Начальство все же устроило грандиозный разнос по поводу седьмого трупа. Грозили увольнением и лишением всех премий. Бюрократы. Заставить бы их самих разгребаться со всем этим: дышать сгоревшими телами, бегать по городу, искать свидетелей. Насчет последних и в это раз ничего не было – никто ничего не видел. Может, спали, а, может, и правда ничего не видели. Или, быть может, наоборот, видели нечто такое, о чем предпочитали молчать? Как бы то ни было, свидетелей не обнаружилось.

Кладбище заросло высоким бурьяном. Он раздвигал заросли руками, продираясь сквозь мощные стебли. Кладбище не использовали с начала шестидесятых годов. Родственники навещали усопших все реже и реже, пока место последнего приюта не приобрело поистине заброшенный и плачевный вид. Многие могилы уже давным-давно сровнялись с землей. Андрей шел, с неприятным чувством внутри осознавая, что, возможно, он сейчас попирает ногами чьи-то захоронения. Стараясь гнать назойливые мысли, он просто брел, присматриваясь к надгробиям, покосившимся крестам и обычным холмиками. Что он пытался здесь найти? На этот вопрос он и сам не смог бы ответить при большом желании. Но что-то влекло его, тянуло и с этим чувством он бороться не мог.

Вот оно! Гранитная плита, на ней табличка с номером 1316. На плите выбита корявая надпись “Семен-убивец”. И все: ни года рождения, ни года смерти, ни фамилии или отчества. Земля вокруг выжжена, ни единой сорной травинки не растет. Да и сам могильный холм казался спекшимся, песок превратился чуть ли не в стекло, покрытое сетью мелких трещин. Интересно, кто удосужился поставить серийному убийце гранитный памятник? Или же это для того, чтобы всегда помнили? И тут Андрея снова накрыло. Он рухнул на могилу, перед глазами поплыли красные круги. В мозгу пронеслось видение: горящие факелы, бушующая толпа, тянущиеся жадные руки, грязные проклятия и ругательства, захлестывающая волна жгучей боли. И обида. Вселенская тоска и обида. Всепоглощающая, всеобъемлющая. И шепот, тихий шепот, колоколом звучащий в голове: “Площадь… На площади… Черная площадь…”

Он пришел в себя и пулей рванул домой. К дьяволу все эти походы на кладбище! Ничего ему это не даст абсолютно. Андрей буквально взлетел на свой четвертый этаж, с грохотом захлопнул дверь, прислонился к ней спиной, тяжело дыша. И почувствовал, что в квартире что-то не так. Крадучись, он прошел на кухню, затем в гостиную. Нет, здесь все в порядке. Андрей, затаив дыхание, толкнул дверь в спальню, щелкнул выключателем света. Стены оказались покрыты толстым слоем копоти. Вместо встроенных светильников с потолка, покачиваясь, свисали древние фонари. Запах керосина его уже не удивил. Медленно он сполз по стене, потеряв сознание.

На следующее утро, когда он очнулся, в квартире все было по-прежнему. Правда, присмотревшись, он нашел маленькое черное пятнышко на стене. Копоть. Голова шла кругом от всего творящегося. Может, следует показаться психиатру? И что потом? Прощай работа, если он окажется душевнобольным. Сославшись на плохое самочувствие, он взял отгул в отделении и целый день провалялся на диване под тихое бормотание телевизора. Когда же стемнело, он ощутил некое чувство беспокойства, как будто нечто должно было произойти. Нечто важное и…не очень хорошее. Еще одно убийство? Вполне вероятно. В мозгу всплыли слова из видения. Что если нужно направиться на площадь? Да, да, именно на площадь! Или же напрямую в больницу, в комнату с желтыми стенами. Накинув пальто, Андрей вышел на улицу. По дороге на площадь к нему привязался какой-то алкаш, пытающийся стрясти мелочи на выпивку. Даже пытался угрожать, пока Андрей не тыкнул ему в лицо удостоверением:

- На пятнадцать суток присесть не хочешь?

Алкаш не хотел. Только пробурчал вслед что-то до неприличия нецензурное. Андрей не обратил внимания. Ноги сами несли его к площади по темной улице мимо мусорных баков, неприветливых домов. Промелькнул маленький магазинчик, давно закрытый, с выбитыми шпаной стеклами. Ветер дул со стороны химзавода, вызывая першение в горле и острый кашель. Угораздило же получить квартиру именно в этом районе! Хотя, как угораздило, получил от деда в наследство. Сделал ремонт, вбухав кучу денег, стирая следы “совка”.

Вот и площадь. Хотя, это было слишком громким названием. Настоящая площадь была в центре города, с сотней огней, обрамленная зелеными насаждениями, с аккуратными скамеечками и уютными ларечками со всякой всячиной. Здесь же ютились только несколько обшарпанных лавочек, тоскливо скрипел на ветру одинокий фонарь, периодически мигающий, словно страдающий нервным тиком. Никого, пусто. Только перекатывающиеся и шелестящие по плитке листья. Андрей огляделся. Показалось, что на одной из лавочек плеснула беспросветная чернота. Он протер глаза. Нет, черный сгусток был реален, он перетекал, менял форму, пока не обрел человеческие очертания. На негнущихся ногах Андрей медленно приблизился к лавочке. На ней сидел… Мужчина? Призрак? Сама темнота? Наверное, мужчина.

- Садись, - голос бесцветный, лишенный напрочь всех эмоций. – Ты был на моей могиле.

- Был, - Андрей тяжело опустился на лавочку. Он уже понял, кто перед ним. Но что он мог поделать? Оставалось только ждать, что произойдет дальше.

- Интересно, да? Ты что-то почувствовал. Что именно?

- Обиду. Я чувствовал очень сильную обиду. Зачем ты убиваешь?

- А пошто меня убили? Еще и на могиле написали, что я убивец.

- Ты убил двадцать человек! – выкрикнул Андрей, не веря в реальность происходящего. – Два десятка ни в чем неповинных душ!

- Не убивал я никого. Оболгали меня.

- Тогда кто, если не ты?

- Полицмейстер то был, - по лицу фонарщика пробежала рябь, глаза полыхнули огнем. – Прадед твоего майора.

- Как? Зачем? – Андрей не ожидал такого услышать. – Ты лжешь!

- Нет, не лгу. Болен он был тяжко душою. И творил свои черные дела. А меня всегда чудным считали, потому как я людей чурался. Нелюдимого просто виноватым сделать. Думал, судить меня будут. Да не тут-то было. Выгнал меня полицмейстер кнутом на улицу, а там уж люд поджидал. Полицмейстер чистым остался, хоть со службы потом и ушел.

- Но зачем убивать сейчас?! – капитан все равно ничего не понимал. – Страдают невинные люди!

- То не невинные люди страдают, а отпрыски тех, кто меня казнил без суда и следствия.

- Хорошо, - Андрей вдохнул побольше воздуха. – Но зачем тогда ты все это рассказываешь мне? Почему я вижу тебя, разговариваю с тобой? Может, я просто тронулся умом, и ты мой личный бред?

- Не болен ты. Ты отпрыск того человека, который спасти меня хотел и не верил полицмейстеру. Только не успел он сделать ничего. Мое время уходит, а у города должен быть свой фонарщик – человек, несущий свет. Иначе город погрузится во тьму. Теперь ты, чистый душою, заменишь меня на сим тернистом пути.

Фонарщик неожиданно крепко сжал руку Андрея. Тот ощутил, что по всему телу пробегает огненный смерч, выжигая человеческую сущность, превращая его в нечто совсем иное, чуждое этому миру.

Скрипел фонарь, играл листвой холодный ветер. Пустая площадь казалась черным провалом…

В дверь постучали.

- Кто там? – майор подошел к двери с чашкой кофе в руках.

- Это я. Андрей.

- Тебе чего дома не сидится, - спросил майор, открыв незваному гостю. – И что это от тебя так керосином несет?

Майор не заметил, как запылали глаза подчиненного, когда тот скосил их вниз. В одной руке у него была емкость с керосином, во второй он держал старый-старый фонарь. Андрей поднял голову, холодно улыбнулся:

- У города появился новый фонарщик. Должен же кто-то нести людям свет.

Он вошел в квартиру, захлопнув за собой дверь. По загаженной лестничной клетке разлился резкий запах керосина.

- Зачем вообще нам этот дом за черт знает сколько километров от города?

- Не ной, - Таня щелкнула мужа по носу. – Всю жизнь в городе киснуть намерен? А тут природа, свежий воздух, речка. Огородик небольшой разобьем, будешь витамины хомячить. Сплошные плюсы, куда не посмотри.

- Ты и мертвого уболтаешь, - сдался в конце концов Виктор. – Что ни сделаешь ради любимой жены. Повешу я твое зеркало, не переживай.

- Я надеюсь, - девушка направилась наверх, оставив супруга одного разбираться с царящем на первом этаже бардаком.

Виктор тяжело вздохнул, глядя по сторонам. Нет, дом за городом – это безусловно хорошо. Тем более, что достался он по бросовой цене. А если учесть то, что на всю довольно большую деревню это был единственный двухэтажный дом, то покупку можно было считать более, чем шикарной. Бубнил Виктор скорее по привычке, а не от недовольства. Единственное, что его несколько напрягало, так это количество всякого хлама. Въехали они в дом недавно и только-только навели некое подобие порядка на втором этаже, потому как Тане там понравилось больше всего, и она твердо решила, что их комната будет там. К тому же из их комнаты можно было выйти на небольшую уютную террасу, где по вечерам будет приятно сидеть, пить чай и любоваться закатом.

Первый же этаж при желании можно было смело отдать под лавку старьевщика или торговцу антиквариатом. Создавалось впечатление, что бывшие владельцы просто побросали здесь все ненужное и уехали. А с учетом того, что дом был старый, то и вещи в нем находились соответствующие: от расписной фарфоровой посуды до старинного шифоньера. Среди этого многообразия особенно выделялось старое зеркало: массивное, почти в рост человека, с позолоченной рамой, изукрашенной причудливой резьбой. Сверху рама переходила в некое подобие короны, на которой можно было рассмотреть маленьких ангелочков, прячущихся среди листвы и веточек. Единственным минусом, пожалуй, были засохшие бурые пятна на большей части зеркальной поверхности. Хотя, это было не такой уж и большой проблемой: хорошее моющее средство и тряпка и не от такого избавляли. Да, еще это зеркало оказалось очень тяжелым. Виктор промучился с ним больше часа, пару раз психовал, бросал попытки повесить его и нервно курил. В итоге все же зеркало оказалось водружено на отведенное ему место – прямо напротив лестницы.

Виктор придирчиво осмотрел результаты своих трудов и остался ими вполне доволен. Нет, ну выкидывать такую красоту определенно жалко. Да и продавать рука тоже не повернется. Зеркало определенно старинное, за него можно было бы выручить неплохие деньги, но почему-то делать этого не хотелось. Деньги потратишь – и все, а тут такая вещь в доме. Друзья обзавидуются, когда его увидят. И сам дом тоже вызовет приятное удивление – ему было больше сотни лет, за это время он сменил не одних хозяев, но отлично сохранился. В общем, как не крути, а покупка оказалась более, чем выгодной.

Следующие пару дней супружеская чета занималась тем, что приводила дом в порядок. А работы оказалось действительно много: отсортировать вещи, оставить хорошие, расставить их по местам, выкинуть лишний мусор, вымыть все и везде, починить забор, прибраться на участке. Да много чего еще требовалось переделать. Параллельно пытались завести новые знакомства с местными, но аборигены как-то странно косились и старались держаться подальше. Только один старичок, вроде, оказался общительным, но заслышав, что пара въехала в двухэтажный особняк, сплюнул три раза через левое плечо, перекрестился и поспешил убраться восвояси. Виктора это только позабавило, а вот супруга расстроилась. Ей было непонятно, отчего к ним относятся, как к прокаженным. В итоге, списали все на нелюбовь к городским и общую нелюдимость от жизни в глухомани.

Постепенно быт налаживался. Супруги перестали обращать внимание на местных, всецело занявшись домом. Татьяна оказалась замечательной хозяйкой и вскоре весь дом буквально блестел. Кроме зеркала. Антиквариат никак не желал становиться чище. Девушка нервничала, злилась, с остервенением терла зеркальную поверхность, но пятна даже и не думали исчезать. Отчаявшись, Таня ударила кулаком по раме и зашипела – кулак скользнул по резному листику на раме, оставив на нем длинный порез. Несколько капель крови попали на зеркало, медленно потекли вниз. Таня вздохнула, отложила в сторону тряпку и пошла заклеивать ранку пластырем.

Ночью она не могла уснуть. Рядом безмятежно дрых муж, периодически похрапывая. Но не это гнало от нее сон – к храпу мужа она давно уже привыкла и внимания на него не обращала. Что-то заставляло ее нервничать. Раньше все было нормально, но сегодня что-то изменилось. Лунный свет, бьющий в окно, раздражал. Тени, отбрасываемые предметами пугали, высвобождали из глубины души какие-то детские страхи, хотя бояться теней уже давно не следовало бы. Повсюду слышались шорохи, поскребывания, скрипы рассохшихся досок. Казалось, дом жил собственной жизнью, тяжело дышал, вздыхал, издавал протяжные, наполненные болью стоны. Что-то поменялось. Даже сам воздух стал тяжелым, затхлым.

Таня ворочалась с боку на бок, силясь уснуть. Ее бросало то в жар, то в холод. Внезапно появилась сильная жажда. Чувство было такое, словно она уже третий или четвертый день кряду бредет по безжизненной пустыне, язык присох к небу, во рту пересохло. Как бы не было лень, но пришлось вставать, потому что пить хотелось уж и вовсе невыносимо. Не надевая тапок, она прошлепала босыми ногами к выходу из комнаты, спустилась вниз на кухню. Кран зло зашипел, закашлялся будто в припадке, потом выплюнул струю воды. Девушка подождала, пока та стечет, вволю напилась, набрала с собой целый хрустальный кувшин. Уже собираясь подняться наверх, она мельком глянула на зеркало и испуганно вскрикнула: оттуда на нее смотрела древняя седая старуха с горящими багровым пламенем глазами. Рот старухи кривился в недоброй усмешке. Кувшин выпал из ставших в мгновение ока ватными рук, разлетелся по прихожей мелкими осколками. На шум, буквально кубарем свалившись с лестницы, примчался заспанный и встревоженный Виктор.

- Что случилось? Воры?!

- Н-нет, - супруга всхлипывала, вытирая брызнувшие из глаз слезы. – Я в зеркале старуху увидела какую-то. С-страшную. Испугалась сильно. Кувшин вот разбила.

- Сама хоть не порезалась?!

- Да нет… Не знаю… Нет, точно не порезалась. Витя, откуда тут старуха могла взяться?!

- Ну все, все, успокойся, - Виктор обнял жену за плечи, успокаивающе погладил. – Тебе просто показалось. Ночь, ты уставшая, луна вон светит не пойми как. В ее свете чего только не привидится. Все хорошо, родная, это просто видение. Пойдем наверх, надо ложиться спать.

- Ага, видение, - девушка еще раз всхлипнула, растерла кулаком слезы. – Теперь точно не усну. Будет этот ужас мерещиться.

Поддерживая жену за руку, Виктор проводил ее наверх. Они не оборачивались и не могли видеть, как на зеркале кто-то незримый прочертил несколько длинный полос, словно лезвием. Или же острыми когтями…

Утром ночное происшествие показалось простым ночным кошмаром. Да, страшно. Да, неприятно. Но, скорее всего, это на самом деле привиделось. Сам дом, купающийся в лучах утреннего солнца, смотрелся вполне обычно и даже как-то весело. За завтраком супружеская пара говорила обо всем, кроме досадного ночного инцидента. Виктор не хотел лишний раз тревожить жену, а та в свою очередь не желала вспоминать неприятное. Только когда они закончили с завтраком, и Витя понес посуду в раковину, он обратил внимание на Танины волосы.

- Все ж таки ты здорово испугалась ночью. Вон, в хвосте седые волоски появились.

- Где?! – девушка сломя голову бросилась к зеркалу. Муж оказался прав: в собранных в хвост волосах появилась целая седая прядь. Не “волоски”, как сказал он, а серебристая довольно большая прядь. Не веря своим глазам, девушка дрожащей рукой дотронулась до волос. На ощупь они оказались сухими, безжизненными и будто бы чужими. С остальной прической все было в порядке. Лишь этот седой кусок выделялся из общей картины. В глаза девушки бросилось еще и то, что пятен на зеркале стало немного меньше. Даже те капельки крови, которые она оставила от пореза, куда-то пропали. Хотя она точно помнила, что не вытирала их. Заклеила рану да так уже и не вернулась к попыткам привести зеркальную поверхность в подобающий вид.

- Вить, а ты зеркало вчера вытирал?

- Не, - ответил муж, не отрываясь от мытья посуды.

- Почему?! – она даже сама не поняла, что кричит на весь дом. – Почему ты палец о палец не можешь ударить? Тебя что, везде надо носом тыкать, чтобы ты оторвал свою задницу и что-то сделал?!

Посуда мгновенно перестала звенеть, стих шум воды. Из кухни вышел Виктор с изумленно-озадаченным выражением лица и с полотенцем в руках. По всему было видно, что такая гневная тирада для него была в новинку.

- Танюш, ты чего наезжаешь-то? Случилось что? И когда это меня носом надо было тыкать? Всегда все сам делаю. Ну ладно, с зеркалом немного провозился. Но в целом-то…

- Я еще не наезжаю! – в голосе прорезались нотки, похожие на визг тормозов. – Зеркало он повесил! Хоть бы отмыть его попробовал! Пашу тут на тебя, как проклятая!

- Так, хватит с меня, - муж отложил полотенце в сторону. – Когда перебесишься, тогда и поговорим спокойно. Не знаю, какая там тебе вожжа под хвост попала, но выслушивать оскорбления в свой адрес я не намерен.

Взяв со стола сигареты и зажигалку, он вышел из дома. Демонстративно хлопать дверью, как это порой принято, не стал. Тихонько прикрыл ее за собой. Может, Таня и правда слишком сильно испугалась? Но с чего бы? Такой, как сейчас, она никогда не была. Что могло послужить причиной такой разительной перемены? Ответов не было. Возможно, она просто устала за это время – работы и правда оказалось много. Ничего, пусть перебесится и все наладится…

Когда муж ушел, Таня опустилась на пол возле зеркала, обхватив колени руками, и разрыдалась. Слезы градом лились из глаз, а она ничего не могла с собой поделать. Она осознавала, что оскорбила мужа ни за что, но не могла понять, почему так повела себя. Это не могли быть ее слова. Да у нее и мыслей никогда таких не было! Подумалось, что хорошо бы попросить у мужа прощения. Но куда он ушел и через какое время вернется? Дура, какая же она дура! Ведь души в нем не чаяла, но вот сорвалась же не пойми с чего. Даже в глаза стыдно смотреть будет. Может, пойти и поискать его? Вряд ли он ушел куда-то далеко. Скорее всего, курит где-то во дворе или около дома. Она уже собиралось было подняться и выйти наружу, как вдруг старые сухие руки со скрюченными пальцами крепко сдавили ее шею и начали душить. Девушка задергалась, попыталась закричать, но не вышло. Не хватало воздуха, смертельные объятия невидимого врага становились все крепче. Она задергалась, силясь разжать чудовищную хватку, но с таким же успехом можно было попробовать остановить локомотив силой мысли. Перед глазами поплыли разноцветные круги, сознание готово было вот-вот ее покинуть. В этот момент раздался скрип входной двери. Сразу же душившие девушку руки пропали, а сама она скрючилась на полу, держась за горло и жадно хватая ртом воздух. Последнее, что она запомнила, это испуганное лицо мужа, склонившегося над ней. Потом сознание все же предательски ее покинуло.

Виктор, обнаружив супругу в бессознательном состоянии, поспешил вызвать скорую. Как ни странно, но связь в этой глуши ловила превосходно. Таню он отнес в спальню наверх. Похлопывания по щекам, вода в лицо и нашатырь под нос не возымели никакого результата. В ожидании скорой он нервно расхаживал по комнате взад-вперед, подходил к Тане, проверял пульс. Все было хорошо – пульс присутствовал, дыхание ровное, но в сознание она отчего-то не приходила.

Скорая примчалась минут через пятнадцать, что казалось еще более странным, чем работающая связь. Врач, седовласый мужчина пенсионного возраста, осмотрел девушку, внимательно выслушал рассказ Виктора, постоянно кивая и поправляя очки на носу, после чего вынес вердикт: глубокий шок, переутомление и стресс. Сказал, что организм так реагирует на какой-то раздражитель, и что, когда она проснется, некоторое время нужно будет попить успокоительные таблетки. Уже уходя, врач обратил внимание на зеркало, остановился, что-то бормоча себе под нос.

- Вас что-то беспокоит, доктор? – поинтересовался Виктор.

- Нет, нет, все в порядке, - врач заспешил к выходу.

Уже взявшись за дверную ручку, он обернулся и, как показалось парню, несколько испуганно проронил:

- Выбросили бы вы эту рухлядь от греха подальше.

Ночью Таня беспокойно металась во сне. Ее веки подрагивали, лоб покрылся испариной, грудь тяжело вздымалась. Скорее всего, ей снились кошмары, в которых она увязла настолько сильно, что не могла проснуться. Из-за туч выглянула бледная луна. Ее сияние казалось более мертвенным, нежели обычно. Свет вибрировал, дрожал, будто живое существо. Он не столько разгонял темноту, сколько усугублял ее, делал каждый мрачный уголок сгустком первородной тьмы, в которой могло таиться все, что угодно. Дом теперь можно было принять за старый склеп.

Постепенно дыхание девушки выровнялось, стало спокойным. Она медленно села на кровати, свесив руки вниз. Глаза ее были закрыты, лицо обращено к луне, выражение безмятежное, можно даже сказать умиротворенное. Все так же неспешно она поднялась с кровати и дергающейся походкой направилась к лестнице. Глаза ее по-прежнему были закрыты. Если бы Виктор не спал так крепко, он бы понял, что у супруги приступ лунатизма, которым она, впрочем, никогда не страдала.

Скрип, скрип, скрип. Ступени жалобно и тоскливо поскрипывали в унисон шагам. По ногам потянуло холодным воздухом, но Таня не чувствовала этого. Безвольной куклой она спускалась вниз, туда, где ее ждало старое зеркало. Оно притягивало, как будто магнит, звало к себе. Его зов был не слышен, но преодолеть его не представлялось возможным. Шаг за шагом девушка приближалась к зеркалу. Вот оно уже всего в паре метров, можно почувствовать исходящий от него холод, бьющую злость, ощутить клокочущую внутри него ярость и ненависть ко всему живому. И свечение. От зеркальной поверхности исходило бледно-серое свечение. Таня подошла вплотную к зеркалу, прижалась у нему всем телом. Свечение окутало ее, укрыло невесомым одеялом. В глубине зеркала показались горящие глаза, которые постепенно становились все ближе. Несколько секунд – и стало отчетливо видно фигуру страшной старухи. Ее высохшие сморщенные руки тянулись к Тане, зубы щелкали, развевались седые волосы, среди которых резко контрастировала темно русого цвета прядь.

- Танюш, ты что тут делаешь? – заспанный голос мужа неожиданно раздался за спиной девушки. Зеркало в мгновение ока стало обычным предметом интерьера, ничего сверхъестественного.

Таня медленно повернулась к мужу и стала оседать на пол спиной по зеркалу. Парень бросился к ней, подхватил на руки и, ругая себя за неосмотрительность, отнес ее обратно в постель.

Проснулся Виктор от непонятного шума внизу. Супруги рядом не оказалось, и он поспешил одеться и спуститься вниз. А там царил настоящий хаос: по всей кухне валялись осколки битой посуды вперемешку с продуктами; все шкафчики распахнуты настежь и изрезаны; прямо в центр столешницы был воткнут здоровенный нож для разделки мяса; на плите в кастрюле вовсю кипятилось что-то настолько вонючее, что моментально вызывало рвотные позывы. Таня стояла спиной к нему и помешивала это вонючее варево, что-то скрипуче напевая себе под нос.

- Твою ж мать! – Виктор не сдержался, выругался. – Ты совсем что ли ополоумела здесь? Ты во что дом превратила?!

- Пошел вон! – девушка резко повернулась к мужу, со всей дури запустив в него металлический чайник. Виктор каким-то чудесным образом успел пригнуться практически в последний момент – чайник просвистел над самой головой, с лязгом отскочив от стены и загрохотав по полу. Когда же парень разогнулся и вновь посмотрел на супругу, то оказался шокирован.

- Чего вытаращился, как баран на новые ворота?! – голос звучал, как чужой – злой, истеричный, с неприятными скрежещущими нотками, словно заржавевшие детали механизма терлись друг о друга. Да и внешность девушки кардинально изменилась: глубокие морщины прорезали лоб, под глазами появились черные круги. Сами же глаза горели безумным дьявольским огнем. И волосы… Волосы стали почти полностью седыми, торчали во все стороны, как солома. В Татьяне теперь невозможно было представить ту милую, очаровательную девушку, которой она еще недавно была.

- Что с тобой вообще творится? Ты себя в зеркало видела? Это же не ты!

- На себя лучше в зеркало посмотри, урод! – она зло захохотала, и в мужа полетел очередной импровизированный снаряд. На этот раз таким предметом оказалась тарелка. И снова парень увернулся. Где-то за спиной послышался звон, и полетело во все стороны мелкое стеклянное крошево.

- Дура что ли?! Какого черта с тобой творится? Тебе в дурку нужно, Таня!

- А ты попробуй отправь меня туда, идиот, - девушка выдернула тесак из столешницы, начала медленно надвигаться на мужа. Тот попятился к выходу из кухни, не отрывая глаз от оружия в руках благоверной. Когда он таким образом доковылял до прихожей, Таня бросилась на него, высоко взметнув нож в руке. Виктор сделал то, что было единственно верным решением в сложившейся ситуации: сделал вперед шаг правой ногой и, когда нож уже опускался на него, отбил руку предплечьем, захватил правое плечо жены. Бить, правда не стал, хватило на это ума даже в порыве горячки. Вместо этого развернулся к ней спиной и перебросил через себя. Пусть лучше на задницу плюхнется, чем он ей физиономию разобьет. Хотя, желание было достаточно велико. Все же, он несколько не рассчитал силу. Либо же просто адреналин сделал свое дело. Девушка влетела прямиком в зеркало. К удивлению, старая вещь не разбилась. Таню просто втянуло в него, по поверхности прошла рябь, как круги по воде, весь дом словно застонал, содрогнулся до самых основ.

Жгучий страх захлестнул Виктора, заставил броситься к двери. Он лихорадочно дергал ручку, но дверь не поддавалась. Попытался ее выбить – безрезультатно. За спиной раздался какой-то шорох. Парень мгновенно взмок, ладони стали потными.

- Милый, ты куда-то собрался? – голос прозвучал, как гром среди ясного неба, но он не принадлежал Татьяне. Зажмурив глаза, Виктор обернулся, медленно поднял веки. Старуха. Возле зеркала стояла старуха в нарядном бальном платье, которое и издавало тот самый шорох, развеваясь по полу. Древняя сморщенная старуха и роскошное платье. Более нелепой и одновременно жуткой картины сложно было представить. Позади старухи Виктору почудилось какое-то движение. Он присмотрелся и увидел внутри зеркала Таню. Глаза девушки были широко раскрыты от ужаса, рот застыл в немом крике. И она отдалялась, погружалась все глубже и глубже в зеркальную пучину.

- Ну что же ты, любимый? – проскрежетала старуха. – Неужели ты не рад? Теперь это будет наш дом, и мы станем жить в нем очень и очень счастливо. Вечно!

Виктор опустился на пол, в бессильной ярости замолотил кулаками по полу, буквально воя от безысходности. Хохот полубезумной мертвой старухи заглушил собой вой обреченного человека.

Куда идти? Где Аня?

Вдруг отвлек звук открывающихся ворот. Когда они полностью распахнулись, в помещение вошли…

Не понял.

Это галлюцинации? Иначе и не назвать. Потому что в холл прошла Анюта. Целая и невредимая. В компании Феникса? Стоп…

Или не глюки? Может… ее вылечили? Михаил услышал меня?

- Аню-… - я было бросился к ней с распростертыми руками, чтобы заключить в объятья, но уже на половине пути сбавил шаг, заподозрив неладное.

Аня неспешно осматривалась в бункере и, словно не замечала меня. Подойдя к ней ближе, я заглянул в ее глаза - мои опасения подтвердились.

С ней что-то было не так…

- Что ты с ней сделал? - сквозь зубы прошипел я, подойдя к Фениксу вплотную.

- А лучше бы она сдохла? – хмыкнул он, - теперь она… нет, сначала думал как-то тебя выручить, но нет. Она моя.

Он показательно обнял за талию уже куклу моей девушки.

Он ее обратил? Назвал своей?

Пелена ярости застлала все. Я прикрыл глаза, сжал кулаки и с размаху ударил его в грудь. Аня шарахнулась в сторону, а Феникс отлетел в стену. От удара в солнечное сплетение он начал задыхаться.

Ну да, тело-то человеческое, это мы совсем позабыли.

- Сдохла? А она не сдохла по-твоему!? - выпалил я.

- Лучше бы спасибо сказал, тряпка неблагодарная.

- Сейчас поблагодарю, - я сделал глубокий вдох.

Прижав Феникса к стене, я собрал всю свою ненависть и во второй раз ударил его в грудь. Только теперь отлетать было некуда, поэтому кулак прошел сквозь его тело.

Я чувствовал, как впечатываю его сердце в стальные ворота бункера.

Лишь когда ярость утихла, я отстранился, а он безжизненным мешком скатился по стене, оставляя на ней кровавый след.

Сколько он меня подстрекал на убийства? На то, чтобы выплеснуть злобу? Вот теперь у него это получилось, и я принялся нещадно запинывать уже мертвого Феникса.

Вот тебе моя ярость! Вот тебе мой гнев, урод! Вот тебе развлечения, которых ты так хотел! Ну, хера ли ты не смеешься!? Весело же, урод!

Но меня прервали мощным удар сзади, а затем схватили за плечи и отбросили в противоположную сторону - к двери мастерской. Предположение одно - то была Анна, что и подтвердилось, как только я поднялся на ноги и обернулся.

Осмотрев ее, я уже не увидел моей хрупкой русоволосой девушки с зелеными глазами. Моей Анюты не стало. На ее месте стояла полноценный Феникс - взгляд полыхал, как и руки, а за спиной развивались горящие крылья, от которых отходили языки голубого огня. Ясное доказательство того, что моей Анечки больше нет…

Сжав кулаки, хотел пойти в ее сторону, оборвать жизнь этой куклы окончательно, но…

Не сумел… ярость утихла. Я не мог поднять на нее руку, какой бы она ни была.

- Уходи, - пустым голосом сказал я, но она продолжала сверлить меня обозленным, - я не сделаю тебе больно.

Тяжело дыша, она переглядываясь между мной и телом Феникса, словно чего-то не понимала. Затем ее непонимание сменилось жалостью. Жалость в ее взгляде я узнаю безошибочно.

Видимо, она послушала меня и исчезла во вспышке голубого пламени.

А я остался в бункере вместе с мертвым Фениксом. С тем, кто на протяжении шести лет сопровождал меня и должен был помогать, а не вонзать нож в спину.

Но это уже ничего не значит. Смысла нет. Предназначения, думаю, тоже. Для Небес я, видимо, безразличен, раз они меня не слышат. Теперь все в прошлом. А я остался один. Совершенно один...

***

Когда осознание случившегося дошло в полной мере, я в отчаянии скатился по двери, схватившись за голову.

Анюты больше нет? Вот просто… нет? Это невозможно! С таким смириться я просто не мог. Даже верить не хотелось. Мне казалось, что это все какая-то иллюзия. Может быть сон?

Или Люцифер снова решил поиграться с моим разумом? Какие варианты я только не перебирал - одно понимал точно – девушка, чьи зеленые глаза пылали голубым пламенем, больше не являлась моей любимой. Но хуже всего было осознание, что ее душа не упокоена. Если верить словам Гефеста, конечно…

Я даже представить не мог, что Феникс додумается ее обратить. Он ведь часть меня, а значит, мог любить Анюту так же, как и я. Почему он не дал ей уйти? Бесконечные вопросы и ни одного ответа… все как обычно!

Стоило бросить взгляд на остывающее тело Феникса, меня накрыло очередной волной негативных чувств. Хотя, я ведь даже представить не мог, что смогу убить его. Получается, он был слаб? Или я просто был сильнее в момент гнева?

Несмотря на это, мне было его… жалко, что ли? Он не раз выручал меня и спасал жизнь, когда я находился в ситуации, где, казалось бы, не имелось выхода. Но как он мог так поступить с Аней? Хотя… может, он это сделал от любви, а я чего-то не знаю?

Раз уж Михаил решил не откликаться на мой зов, то у меня оставался последний вариант.

- Гефест, мать твою! Я могу хоть с тобой поговорить? – задрав голову, прокричал я.

- И это для меня закончится смертью? - появившись напротив меня, с легким скептицизмом поинтересовался он.

Неужели! Хоть он откликнулся.

- Он сам виноват. Зная, что Феникс будет полностью ее контролировать, он ее обратил. Это недопустимо без ее согласия. Это твои слова.

- Что ты говоришь? Ты уверен, что в теле Анны сейчас ее душа вместе с Фениксом? - от его слов у меня чуть не перехватило дыхание, но появилась маленькая надежда.

- В смысле? Что ты хочешь этим сказать?

- Ее душа сейчас на месте, в теле. Это Анюта и есть. Да, не спорю, Феникс извратил ее душу, пустил в нее пламя. Но, внимание - она не отказалась от вмешательства. Это был ее осознанный выбор. Она добровольно согласилась на обращение. Ее душа могла не выдержать, но… выдержала. Поэтому, несмотря ни на что, это ее собственная душа. Да, она сейчас, скажем так, в агонии, поэтому и повела себя подобным образом. Но это временное явление.

Что!? Как это понять - ее душа? Если это так, то Анюту надо срочно возвращать. Возможно, Гефест сможет в этом помочь.

- Ты можешь ей помочь? Вернуть мне ее сейчас?

- Я-то могу. Только за что мне тебе помогать? За гибель Феникса, который столько лет служил тебе верой и правдой? За сгубленную надежду усовершенствовать всех Фениксов за счет этого мутированного прототипа? Отдельно от тебя у него больше не было шансов возродиться, Андрей. Так с чего мне теперь тебе помогать? Нас больше ничто… повторяю, ничто не связывает. Без Феникса ты такой же червяк, как и все остальные, только с крепким вместилищем.

- Ну… раз ничто не связывает…

Я осклабился и, не медля подошел к нему, с размаху врезав под дых. Он согнулся и попятился, жадно и тяжело дыша.

- Тогда сейчас рядом со своим чадом приляжешь.

Двинувшись в его сторону, на этот раз я встретил отпор, причем весьма достойный. Драться он умел и весьма неплохо. Да, сейчас Феникса катастрофически не хватало, но я не унывал.

Как оказалось, зря.

Сокрушить меня он смог и без особого труда. Не ожидал, что в этом задохлике будет столько богатырской силы. Он меня прижал к стене, нанося последние, ослабляющие удары, а напоследок схватил за грудки, приблизившись к моему лицу.

- Я не прекращаю поражаться твоей наивности, юноша. У меня много детей, и каждый из них делает меня могущественнее, не забывай. А твоя Аня… а, прости. Теперь она моя.

На этих словах он швырнул меня в сторону и медленной поступью приближался, когда в его глазах вспыхнуло голубое пламя.

Я с трудом поднялся и выпрямился, бросив на Гефеста многозначительный взгляд, после которого, как правило, я приступаю к делу.

Руки Феникса внезапно окутал огонь, он вознес ладонь и сжал пальцы, от чего я сдавленно прохрипел, не в силах пошевелиться и даже что-то сказать. Я ощутил, как глотку будто стиснула колючая проволока.

В отражении стены я заметил ошейник из голубого пламени, крепко обтягивающий мою шею, словно хищная змея. Я попытался сорваться с места, когда он опустил руку, но каждый шаг отдавался страшной слабостью во всем теле.

- Полно тебе, - смотря на мои потуги подобраться к нему, Гефест примирительно смягчил тон, - драться со мной у тебя не хватит сил. Если дойдешь и не свалишься – уже хорошо.

Спорить с этим фактом как-то желания не было. Я остановился, прикрыл глаза и выдохнул, после чего глянул на Феникса.

- Это показательная порка, или решил со мной расквитаться? Так вот он я, чего ты ждешь?

- Нянчиться с тобой я не собираюсь, расквитаться – идея хорошая, но еще не время. Ты можешь пригодиться. В общем, нужно сделать…

- Это с чего вдруг? – бесцеремонно перебил я, - думаешь, я буду выполнять твои поручения?

- Будешь, - утвердительно ответил Гефест, - но это принудительно лишь отчасти. По желанию ты можешь отказаться, но тогда… ты ведь знаешь, кому сейчас принадлежит Анютка? Да-а, друг мой. А теперь, прежде чем отказать, подумай хорошенько, что ее может ожидать. На своем веку я повидал всякого, и поверь мне – знаю, как причинить боль.

Из груди словно вышел весь воздух. Он меня решил шантажировать? Нет уж…

- Ты ее не тронешь, - осклабился я, сжимая кулаки.

- Ты меня плохо знаешь, мальчик. Одну барышню я однажды распял и потом спалил заживо. Правда, ей повезло быстро умереть. Так и быть, из-за твоей вредности я устрою демонстрацию, и ты поймешь, о чем я говорю.

- Подожди! – выпалил я, сдержанно и рвано вздохнув, - н…не надо ее трогать. Что ты хочешь от меня?

Внезапно, во вспышке пламени рядом с ним появилась Аня. Вид у нее был отрешенный, в принципе, как и перед ее уходом.

- С этого и надо было начинать. Правда, ты все еще думаешь, что я добрый самаритянин, не способный на радикальные меры? Ты ошибся.

Гефест поднял ладонь и сжал пальцы. Прямо на моих глазах Анюта сдавленно просипела, ее лицо исказила гримаса нарастающей боли. Меня едва не затрясло от накатившей злости от такого вида любимой, я сорвался с места, но через два широких шага силы покинули меня окончательно, а ошейник затянулся, казалось, до предела. Я невольно повалился на колени, как и Аня.

Только я от слабости, а она – разразившись пронзительным воплем. Ее кожа начала трескаться и отслаиваться, обращаясь пеплом, тело ее затряслось, глаза закатились, словно в припадке.

- Хватит! Прекрати!

Что мне нужно было сделать, чтобы он остановился? Взмолиться ему? Нет уж, этого он не дождется. А вот удачную попытку меня сломать… пришлось признать. Как минимум для себя.

- Пожалуйста…

Только после этого слова он опустил руку, но Анюту к этому времени уже вырвало алыми сгустками. Смотреть на нее такую было невыносимо. Она страдала и даже не понимала, за что.

Понятное дело… из-за меня.

Гефест самодовольно сложил руки на груди, ухмыльнулся.

- Надеюсь, до тебя дошло, чью благосклонность ты потерял благодаря своей вспыльчивости и необдуманным поступкам.

Я не слушал его, лишь смотрел на Аню. А когда она обратила свой ослабленный взгляд на меня, я зашептал одними губами:

- Я вытащу тебя, родная. Только держись…

Уже мысленно поклялся не только ей, но и себе – боль, причиненная Анюте его руками, вернется к нему троекратно.

Исподлобья глянув на Гефеста, я задал один вопрос.

- Как ты можешь мнить себя Ангелом, манипулируя другими и причиняя боль?

- Ровно так же, как и Асмаэль. Да… в принципе, как и все, кто сидит там, - он ткнул пальцем в потолок, - тебе ли не знать.

Тут поспорить было сложно. Единственное, в чем было различие – раньше я действительно считал его нормальным. Видимо, пришло время и ему снять маску, за которой скрывался такой же лицемерный, лживый урод.

Он опустился на корточки, погладив Аню по волосам, за что хотелось вырвать ему руки с мясом.

- Не переживай, девочка. Если будешь хорошо себя вести, подобное не повторится. А в том, что было сейчас – виной всему Андрей.

- А ты ничего не перепутал? – хмыкнул я, собирая в себе оставшиеся силы хотя бы для того, чтобы держать открытыми глаза, - говори уже, что тебе нужно...

- Ближе к делу, это хорошо. Это я люблю. В общем, твоя задача сейчас сидеть тихо и не показываться. Я дам тебе знать, когда будешь нужен.

Коснувшись плеча Анюты, он исчез вместе с ней, а следом за ним и ошейник, сковывающий меня. Я подполз к дивану и с трудом забрался, пытаясь переварить все, что сейчас произошло.

Лишенный последних сил, я сам не заметил, как провалился в забытье…

Пришел в себя, как оказалось, только через несколько часов. Энергии прибавилось, уже плюс. Да уж, Феникс умеет качественно сковывать, это бесспорно.

Чтобы скоротать время, я решил прибраться в бункере, а заодно избавиться от тела. Швырнул Феникса в мастерскую и закрыл дверь, дав команду Оилу сжечь это недоразумение, чтобы даже костей не осталось.

В итоге картина сложилась весьма специфичная – весь мусор прибран, посуда вымыта, кровати в комнатах заправлены, в мастерской порядок. Идеально, не иначе. Только не хватает моей Анюты. Без нее это место – могила, сокрытая под толщей горячего песка Невады, не более.

От скуки натаскал в помещение к Оилу водки, расположился на диване и просто начал пить. А что еще делать? Ждать? Чего? Чудес не бывает, в этом я убедился лично. А от местных чудотворцев в лучшем случае можно схлопотать по физиономии. Пример не из лучших – просто голый факт.

Значит, я могу понадобиться Гефесту. Вот бы еще знать – для чего?

Пока я находился в раздумьях, очередная бутылка огненной воды пустела, а мозг размягчался под влиянием алкоголя. Посмотрев на своего красавца Шелби, я скупо улыбнулся.

- Оил… вот почему все так… погано? Я просто хотел избавиться от лишнего балласта и быть с Анютой. Так сложно, что ли, просто не лезть к нам и оставить в покое? Видимо…

Друг молчал, а меня под градусом откровенно понесло.

- Я-я-я тебе даю модернизированное тело, благодаря-я мне-е ты можешь быть с Анной, - фыркнул я, пародируя тон Владыки, - да вот веришь или нет, не нужно мне было тело. Сам бы я справился без его подачек, приехал бы к ней, вот…

Я встал и шаткой походкой приблизился к двери склада, настежь распахнув ее.

- Вот так вот, сказал бы – вот он я, Анька, весь твой! Принимай и делай, что хочешь… не уйду, хоть в подвал заселяй.

После этого я неуклюже распростер руки и шагнул вперед, но не удержал равновесие и свалился.

Раздув пыль перед носом, я поднялся и вернулся на диван, продолжив напиваться. Ничего мне эти потуги и переживания не дадут – что сделано, назад не воротить…

Я сам не понял, когда алкоголь взял надо мной верх, а перед тем, как отключиться, подумал лишь о том, что надо не плыть по течению, а идти ему наперекор…

***

Сон мне приснился весьма странный.

Я видел размытую, крупную фигуру во всем черном. Единственное, что выглядело отчетливым и въелось в память, так это широкие крылья внушительных размеров, если судить по размаху. Феникс такими похвастаться вряд ли сможет.

Вся картина состояла в каких-то отчаянных метаниях этого человека, или кто он там был. Будто он пытался добраться до меня, что-то невнятно говорил, словно зазывал к себе. Последнее, что я увидел, прежде чем проснуться от собственного крика – резкое, рваное приближение этого создания.

Оно нависло надо мной голодным хищником, а все, что я успел отложить в памяти – его звериная, вытянутая морда, застывшая в свирепом оскале, а также капающая с клыков черная слюна, больше напоминающая расплавленный гудрон, и глуховатый рык, доносящийся из глотки этого существа…

Я вскочил с дивана, случайно сбросив пустую бутылку, и истерично осматривался по сторонам. Сон? Наваждение? Что это было?

- Оил… сколько я проспал? Сколько время?

- Ты уснул вчера за полчаса до полуночи. Сейчас половина пятого вечера.

Ну и ну…

Почесав затылок, я потянулся, пытаясь продрать глаза. Прошел в ванную и, осмотрев себя, пришел к одному простому выводу – надо меньше пить и больше следить за собой. Так и скатиться недолго.

После душа я вернулся в мастерскую, убрал все пустые бутылки, забрался в автомобиль, собираясь с мыслями. Чего мне хотелось? Для начала, я попытался мысленно воззвать к тем, кто мог бы хоть как-то помочь с Аней.

Архангелы, да даже Владыка на крайний случай. Но нет, никто мне не ответил, сколько бы я не звал.

- Ладно… поехали, прокатимся.

Я услышал гул механизма, поднимающего ворота. Уж прогуляться - это нам с Оилом под силу. Была мысль тщательно осмотреться в Лас-Вегасе. Мало ли, может, какие-нибудь злачные места найдутся. Так, на будущее…

Продолжение следует

ЧИТАТЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ, ВСЕ ГЛАВЫ С ФИНАЛОМ - https://author.today/work/335206

АРТЫ, ПОДДЕРЖКА И БОЛЬШЕ МАТЕРИАЛОВ ЗДЕСЬ: https://vk.com/obitel_mefisto

Майкл чувствовал себя совершенно опустошенным и брошенным всеми. Он всё-таки решился на ту стремную работу смотрителем закрытого отеля. Любой нормальный человек дважды подумал бы прежде чем соглашаться на такую работу. Отель Black Wood приобрел дурную репутацию из-за которой его в итоге и прикрыли. Заведение принадлежало крупной корпорации, поэтому то что происходило в его стенах пытались замять как можно быстрее. Известно было ли что произошла череда несчастных случаев с посетителями отеля которые привели к летальным исходам. Слухи были самые безумные и разнообразные. Что на самом деле владельца отеля были сатанистами или маньяками которые убивали людей. Что отель был проклят потому что был построен на месте старого индейского кладбища. Что в деле были замешаны американские спецслужбы которые использовали отели в качестве поля для экспериментов по контролю над сознанием. И самое нелепые, что в деле были замешаны пришельцы.  Но в итоге как бы там ни было отель был закрыт и туда требовался круглосуточный сторож смотритель. На руки после выплаты всех налогов должны были платить 4.000 долларов. Достаточно большая сумма для подобной работы, но из-за репутации этого места мало кто согласился бы на подобное. Майклу было уже нечего терять.
Совсем недавно ему исполнилось 30 а он уже успел конкретно так напортачить в своей жизни. Хотя он всегда был странным человеком, раньше ему хватало жизненных сил сублимировать психологические проблемы внутри себя. Но в итоге женщина с которой он жил уже почти пять лет ушла от него. С перспективной работы которую он выбил для себя с таким трудом его выперли. На фоне всего этого осложнились изначальные психологические проблемы. В итоге у него не было денег купить себе нормальную медицинскую страховку. А в базовой медпомощи которую получали все люди в трудной жизненной ситуации, произошло очередное сокращение. И в первую очередь под нож пошли услуги психолога, а также субсидирование на покупку качественных лекарств. А когда он узнал о работе с проживанием да ещё и с такой оплатой Майкл согласился не раздумывая.
И вот он на месте. Трехэтажное белое здание было расположено на вершине искусственной насыпи. Оно было выполнено в колониальном стиле и напоминало собой больше усадьбу дворянских семей из телешоу.
И чем ближе подходил Майкл кем больше внутри возникало неприятное ощущение. Как будто бы за ним наблюдали сотни глаз. И вот в ушах возник неприятный звон, а во рту ощущался странный неприятный металлический привкус. Мужчина и до этого иногда видел или слышал галлюцинации на фоне обострения психического расстройства. Поэтому мужчина не сильно удивился когда звон в ушах сменился шёпотом множество голосов, Майкл не мог различить о чём они говорят, он ощущал лишь их настрой. Положительный негативный и нейтральный. Как будто бы сотни человек что-то обсуждали друг с другом. Доктор сказал что в какой-то степени это является теперь частью нормальности для него. Так как скорбь об утрате жизненных перспектив в виде отношений с любимой женщиной, а также любимой работы приводят к сильному психологическому истощению и оно в свою очередь лишь способствует появлению подобных видений.
“Эх ну и дожил ты старик, что теперь это для тебя часть нормы.”. Внутри его поджидал сотрудник которого он должен был сменить. Это был ничем не примечательный молодой человек увидев которого ты забудешь как он выглядел через 10 секунд. Коллега передал ему папку с документами, а также выдал связку ключей. И он не выглядел как тот кто работал в отеле где есть нечто странное или пугающее. Майкл проводил парня до ворот, а затем принялся осматривать своё новое рабочее место. И он не мог сейчас видеть как бывший смотритель отеля прошёл по насыпи вниз, а затем вдруг страшно закричал. “Нет. Ты же обещал что я буду свободен, и отпустишь отсюда когда сменят.” Зачем крик резко оборвался и парень медленно осыпался вниз кучкой песка. Одежда истлела и в итоге от несчастной жертвы не осталось и малейшего следа. Добро пожаловать в отель Black Wood.

Продолжение следует

Изнутри хлынула злость, которая смела собой разом все мысли и чувства.

Не слушая окрика матери в спину, она побежала прочь от родителей к лестнице, к выходу. На воздух.

Снаружи тёмное, разбухшее водой небо внезапно рассекла молния, и начался ливень. Поток воды практически мгновенно промочил насквозь одежду, смыл слёзы и отрезвил Лену. Дышать ей стало легче.  Но возвращаться в больницу к родителям не хватило сил.

Добежав до остановки, она там дождалась автобуса. В теплом салоне все мысли Лены вдруг свелись к решимости сходить в полицию, а там – будь, что будет.

Когда вышла из автобуса, дождь перешел в морось, но всё ещё грохотало. Звонки родителей она сбрасывала, сейчас было не до них.

Сократив путь через дворы, Лена дошла до полицейского участка. И, только оказавшись внутри в пустом, теплом и душном помещении, поняла, что замёрзла и проголодалась.

За решётчатым окошком регистратуры сидела ярко-накрашенная женщина средних лет и суровым тоном отвечала по стационарному телефону.

Дождавшись, когда она закончит, Лена спросила, как найти участкового.

- По какому вопросу? - строго спросила регистраторша.

- По личному, - в тон ей холодно ответила Лена.

- Минутку, - женщина быстро набрала номер и произнесла в трубку: - Харитон Ильич, к вам девушка, говорит – по личному делу. - Выслушав, она положила трубку и сказала: - Второй этаж, 45 кабинет. Поторопись. До обеда осталось 10 минут.

Лена бегом поднялась по лестнице, чтобы успеть. Затем, пытаясь отдышаться, немного постояла у кабинета и громко постучала.

- Войдите! - изнутри отозвался мужской голос.

Лена открыла дверь и вошла.

Кабинет оказался маленьким и чистеньким. Узкий шкаф у стены. Возле окна письменный стол, за ним сидел крепко сбитый мужчина, в форме, лет тридцати пяти. Русоволосый, с аккуратной короткой стрижкой и волевым лицом с ямочкой на подбородке. У него были яркие голубые глаза, а взгляд хоть и усталый, но на удивление добрый.

- Что случилось? - спросил он.

Лена замялась, а потом, сделав глубокий вдох и выдох, просто начала говорить. Как сестра попала в больницу, как позднее она увидела новости, и кратко, о том, что сегодня рассказала Марина.

- Стоп, - жёстким тоном, остановил Лену участковый. - Ты хоть понимаешь всю меру своей уголовной ответственности за ложные показания?

Лена кивнула и сказала, что ничего не придумывает. А ещё, не сдержавшись, добавила: мол, пришла, чтобы помочь следствию найти насильника. И покраснела.

Участковый хмыкнул, нахмурился и молча одарил очень суровым вопрошающим взглядом. От такого взгляда могло замёрзнуть во рту масло. Лена поёжилась и пожала плечами. Больше ей сказать ему было нечего. Легче ей, после того как всё ему рассказала, увы, не стало. И на что она надеялась?

- Родители знают, что в полицию пошла?

Она покачала головой, затем встала, собираясь уйти.

- Чай будешь? - внезапно спросил участковый.

- Что? - удивилась Лена и тут, что-то такое неуловимое заметив в глазах мужчины – некий отклик неравнодушия, вдруг поняла, что тот ей поверил.

- Буду, - ответила она.

Участковый посмотрел на наручные часы, встал, потянулся. Отошел от стола и включил электрочайник, который стоял за его спиной на подоконнике. Вдалеке за окном сверкнула молния, загрохотал гром, и ливень начался с новой силой.

- Что ж, так и думал, что сегодня обедать придется в кабинете, - пробурчал себе под нос мужчина и открыл шкаф, где на полке стояли чашки, завёрнутые в бумагу ложки и маленькая банка с сахаром. Взял и поставил всё необходимое на стол.

Затем из рюкзака, втиснутого на самую нижнюю полку шкафа, достал толстый свёрток с бутербродами, развернул их на столе и дружески предложил Лене.

- Спасибо, - ответила она и, выбрав один, взяла и жадно принялась есть, пока участковый заваривал по чашкам пакетированный чай и добавлял сахар.

Чай Лена пила не торопясь, а вкусный, сытный бутерброд с колбасой и сыром унял голод.

Участковый тоже аккуратно откусывал от бутерброда и запивал чаем, и есть получалось у него очень красиво и культурно, так что Лена подумала: если бы его сейчас представить в кафе, без формы, то и не предположишь, что мужчина – полицейский. Напротив, участковый легко представлялся в роли бизнесмена.

- Итак, Лена, - перекусив, начал разговор Харитон Ильич.

Он открыл блокнот, взял ручку и попросил как повторить свою фамилию, так и дать телефон, и адрес, и номер палаты, где лежит сестра. Затем, все записав, сказал, что она может быть свободна.

- Держите меня в курсе, пожалуйста! - попросила Лена и извинилась за недопитый чай, честно признавшись, что тот слишком крепкий.

А когда ставила чашку на стол, неожиданно мощно прогрохотал гром. Пальцы Лены дрогнули, и чашка выскользнула, упав на стол и разлившись чаем прямо на толстую бумажную папку.

- Раззява! - в сердцах бросил участковый, неловко схватил папку за край, чтобы не дать чаю впитаться в обложку, а из неё вдруг на пол посыпались фотографии.

- Я подниму! - виновато бросила Лена и присела, чтобы собрать фотографии.

- Не надо! – запоздало и сердито окрикнул участковый и, резко положив папку на стол, наклонился и стал быстро собирать фотографии.

- Что это? - прошептала Лена, чувствуя, как бледнеет, вглядываясь в снимки крупным планом, которые успела поднять. Она видела части тел, брошенные как попало на землю. Кисти рук, окровавленные стопы с длинными лоскутками отступающей по краям обрубков кожи.

На бескровную кожу в беспорядке налипли иголки, листья и грязь.

- Божечки! - сквозь зубы выдохнула Лена, когда на другой фотографии увидела женские головы, с болтающимися лохмами кожи и приплюснутыми жилами в неаккуратных, словно оторванных ранах на пеньках шей.

Руки девушки задрожали, фотографии выскользнули на пол. Наверное, она изменилась в лице, потому что участковый громко сказал:

- Урна под столом.

Лену вырвало только что съеденным бутербродом. В ушах звенело, а сердце бухало в груди как сумасшедшее.

- Дура, теперь спать не сможешь! - укорил участковый, засовывая собранные фотографии обратно в папку.

- Что с ними не так? Почему нет крови? - сглотнув слюну, осмелилась озвучить свои мысли Лена. - Это же подруги Марины, не отнекивайтесь. Я их узнала.

- Зачем тебе знать гнусные подробности? - устало выдохнул участковый. - Сказал же, что спать не будешь. К тому же сама всё видела и обо всём догадалась. А маньяка всё равно приезжие следаки из столицы искать будут. Моё дело скромное – отчёты писать, - договорил, а потом сходил за чистой чашкой из шкафчика, затем туда воды из электрочайника налил. – Вот, воды попей, дыхание переведи и топай домой. Родители наверняка с ума сходят.

Она выпила воды. С того полегчало физически, но на душе Лены воцарилась ещё большая сумятица из-за фотографий.

Она сказала спасибо и ушла. Участковый что-то буркнул вслед, но его слов Лена не расслышала.

Дома её ждал крепкий нагоняй от отца. Он ударил Лену по лицу, чего ни разу прежде не делал, и крепко выругался матом. А где была – не спрашивал, только сказал, что, прежде чем пропадать без вести, подумала бы о матери.

Пощечина жгла кожу щеки огнём. Лена чувствовала себя усталой и ненужной. Хоть и было очень стыдно. Но так сильно сейчас хотелось, чтобы обняли и приласкали, поэтому Лена подошла к сидящему на кухне отцу и сказала: "Прости".

Он сухо кивнул в ответ и налил себе водки. В груди Лены защемило. Ведь раньше, когда она была маленькой, легко уселась бы к нему на колени, положив голову ему на грудь. А отец обнял бы в ответ, погладил по голове, и в её мире всё снова бы стало на свои места.

Лена не помнила, отчего и когда родители переключили своё внимание и любовь на Марину.

В гостиной было накурено, а на диване некрасиво храпела пьяная мать. Одежда Лены, после дождя ещё полностью не просохла, как и волосы. И, вопреки летней жаре, она мёрзла.

Поэтому она пошла в душ, хотелось согреться. Остаться на кухне, поесть, пока там отец в одиночестве напивается, не хватило как смелости, так и сил.

После душа Лена вернулась в свою комнату и легла на кровать, засунула в уши наушники и незаметно для себя заснула.

…Проснулась среди ночи, вспотевшая, испуганная, с сильно бьющимся сердцем. Как и предупреждал участковый, снились кошмары: она брела по кругу по темному лесу, то и дело возвращаясь к сложенным в кучу бескровным частям тел.

Головы мёртвых подруг Марины из кустов серыми губами шептали ей предупреждения: «Берегись!» Поднимался сильный, пронзительный ветер, скрипели деревья, а позади кто-то был, и он словно кутался в тенях, сливался со стволами деревьев. И вдруг жутко захохотал, перекрывая своим громким хохотом рёв усилившегося ветра – и тем вырвав Лену из сна.

Проснувшись, она вынула из ушей наушники. Музыкальная дорожка давно кончилась, а на дисплее смартфона отображалось время – четыре часа утра.

За окном моросил дождь, стуча каплями по карнизу. Неожиданно Лену пронзило острое инстинктивное чувство, что вот-вот случится беда.

Спать больше не хотелось. Лена встала, чтобы пойти на кухню, заварить травяного чая и посидеть в тишине. И, может быть, подумать.

По пути на кухню зазвонил радиотелефон на тумбочке в прихожей. Она подняла трубку, услышала, как женщина взволнованным голосом представилась медсестрой из больницы. Затем она сказала, что Марине стало хуже, и попросила срочно приехать.

Отца Лена обнаружила спящим в спальне, там было сильно накурено, и в пепельнице перед двуспальной кроватью лежала большая горка окурков.

С трудом разбудив его, она повторила то, что ей сообщила медсестра.

Затем, кашляя от едкой сигаретной вони, подошла к окну, открыла для проветривания. Отец охрипшим голосом попросил разбудить маму, а сам потянулся за таблетками аспирина, что лежали в тумбочке.

Маму Лене пришлось сильно похлопать по щекам, чтобы она проснулась.

- Что случилось? - раздражённо спросила она.

А услышав ответ, вдруг застонала, как раненый зверь, чем напугала Лену.

- За что? Ну, за что мне это наказание? - продолжала стонать мама, и Лена, не выдержав её надломленных стонов, поспешила уйти.

Пока собиралась, часто высмаркивалась и вытирала бегущие помимо воли слёзы.

- Марина в сознании, можете поговорить с ней, - произнёс дежурный молоденький врач.

В подтексте его слов Лена уловила "попрощаться". На все вопросы родителей врач отвечал уклончиво, лишь повторял, что сейчас Марина на сильных обезболивающих.

На этот раз они все вместе зашли в палату и разговаривали, избегая как огня темы смерти: шутили, вспоминали школьные победы Марины на соревнованиях и вообще её успехи.

Она тоже улыбалась, поддерживая их настрой, но по глазам сестры было видно, каких усилий стоит Марине это показное притворство.

И вообще, как отметила Лена, она выглядела блеклой тенью себя прежней. Волосы сестры, прежде золотистые, как солнечные лучики, выцвели и поседели. Кожа сильно натянулась на резко осунувшемся лице, будто на черепе, и вся Марина стала болезненно хрупкой. Из-за этого Лене страшно было дотронуться до неё хоть пальцем: а вдруг от её прикосновения кожа и кости сестры треснут и раскрошатся?

Неожиданно Марина застонала. По телу сестры волной пошли судороги, а она сквозь силу произнесла глухим, не похожим на свой голосом.

- Найдите его, накажите, а лучше убейте за всё это!

Глаза сестры лихорадочно блестели.

- О чём она? - толкнул папа маму в бок. А та шептала:

- Мариночка, успокойся, сейчас позову врача. Всё будет хорошо, дорогая.

Марина закричала. Изо рта сестры пошла пена, и она забилась в конвульсиях. Папа выбежал в коридор за врачом. Марина затихла. У мамы началась истерика. Лена чувствовала, что задыхается, что, если сейчас не выйдет в коридор, начнёт кричать сама и уже не остановится.

На ватных ногах она вышла из палаты, села на диванчик, тяжело дыша и наблюдая, как, суетясь, папа привел врача, крепких санитаров с каталкой и медсестру.

Они нараспашку открыли дверь палаты, и медсестра начала откачивать маму, давая понюхать нашатырь.