DoktorLobanov

Часть первая По Военно-Грузинской дороге (путевые заметки)

Люди

Предыстория: Вахтанг

Несколько лет назад я работал в одной немецкой корпорации, раскидавшей филиалы по всему миру. И каждые три месяца нам нужно было летать в головной офис к директорам, отчитываться. Готовиться мы начинали недели за две. Анализировали продажи, писали планы на следующий период. Рассчитывали акции и динамики продвижения. Рисовали графики, таблицы, готовили презентации.

Слушать отчёты каждой страны отдельно директорам было тяжело, поэтому нас часто объединяли по языковому или территориальному признаку. Поначалу нас принимали в славянской спайке Россия-Беларусь-Украина. Но потом украинцы с россиянами рассорились и третьими, вместо России стали добавлять то Казахстан, то Молдову. А однажды объявили, что вместе с нами приедет директор из Грузии.

В аэропорту Франкфурта-на-Майне нас встретил уже знакомый водитель автобуса и сообщал, что придётся немного подождать. Самолёт из Тбилиси прилетает минут через сорок. Кресла в автобусе уютные, минибар имеется, отчего бы и не подождать.

Примерно через час в автобус бодро запрыгнул смуглый горбоносый человек и с ходу полез ко всем знакомиться:

- Вахтанг.

Пока немецкий водитель осторожно выруливал из города и потом вёз нас по лесам и горам в сторону завода, грузин со всеми подружился. Тут же распахнул свой необъятный чемодан и принялся одаривать новых знакомых подарками.

- Вот вам сыр, вот чурчхела. Хотите вина?

Вахтанг шутил, сам же оглушительно смеялся, очень хорошо и душевно пел, рассказывал бесконечные истории, показывал нам на телефоне фотографии детей, жены, бабушки и дедушки, своего дома в Гори и своей машины. Интровертные белорусы жались по углам автобуса. Они не привыкли к такой буре эмоций.

Утром начали работать. Отчитались киевляне, получили втык за перерасход маркетингового бюджета. Отстрелялся наш директор. Немцы важно кивали и помечали что-то в блокнотах. И, наконец, на трибуну вышел Вахтанг.

- Дорогие друзья! – радостно начал он. – Я так рад вас всех видеть. Я рад познакомиться с новыми друзьями из Беларуси. Я привёз вам подарки. Сыр, вино, сладости.

Он сделал паузу.

- А флэшку с презентацией я дома забыл.

И, самое удивительное, прокатило. Наши грозные немецкие директора осуждающе покачали головами, но согласились выслушать отчёт, так сказать «на пальцах».

***

Это была предыстория, показывающая немного грузинский менталитет. Душа нараспашку, друг и брат с первого взгляда. При этом какой-то неимоверный пофигизм в отношении дел. Впрочем, мне кажется, что все южане к этому склонны.

В Грузии я много общался с местными. Как писатель, собирал истории, короткие и длинные отрезки чужих жизней. Эта часть рассказа будет не про Грузию, а про грузин.

Вано

Решили прогуляться вдоль набережной, и навигатор внезапно рассказал нам, что в пяти километрах от нас большой парк развлечений. Соня так выразительно посмотрела на родителей, что вопрос решился сам собой. Пошли в сторону парка.

Пешеходная тропа вдоль дороги скоро закончилась, потопали прямо по траве. Тут же притормозил таксист.

- Садись, друг. Далеко идти. Довезу недорого.

Посмотрел на заросли колючего кустарника впереди и решил не повторять судьбу глупого англичанина Ливингстона. Городские жители не привыкли топтаться по траве. Когда из-под ног исчезает асфальт, они начинают чувствовать себя некомфортно. Таксисты это знают.

Нашего водителя звали Вано, но он сразу попросил называть его Иванычем.

- Из Минска? Хороший город, большой, светлый. Я там был в восьмидесятых. Люди весёлые.

Вано пел дифирамбы белорусской столице, рулил одной рукой и совсем не смотрел на дорогу.

- Куда поедете? В Тбилиси? На Казбек? Хорошо, надо страну посмотреть. Нет смысла приехать в Грузию и всё время отлежать на пляже. Таких пляжей много, а Грузия – она особенная.

От пляжей быстро перескочил на политику, покритиковал по очереди Шеварнадзе, Саакашвили, Путина и Лукашенко.

- У нас теперь лучше стало, - похвастался наконец. – Раньше наверху только старики были. Везде – в культуре, в спорте, во власти. К примеру, тебе 15 лет, ты написал стихотворение. Принёс его в газету, а там не берут. Потому что редактору 70. Было бы тебе 70, он бы взял. А так – иди себе, старей или ищи того, кто старше. Саакашвили эту систему разломал, с коррупцией боролся. Но с Россией поссорился.

Рассказал нам, как правильно управлять государством. Посоветовал не стесняться, обращаться к первому встречному.

- У нас люди хорошие, добрые, всякий вам поможет.

Под конец не удержался – обманул на 10 лари. Ну, за разговор с интересным человеком – сущие мелочи.

Ирма

Вечером зашли в очередной придорожный ресторанчик. Несколько ярких фонариков, компания стариков-грузин, неспешно потягивающих вино в уголке. Между столиков так же неспешно двигается женщина лет сорока. Подходит к нам.

- Что будете?

- Хинкали! – тут же оживляется Соня.

- Э-э, не бери сегодня хинкали. Не очень. Возьми перепёлку. Хорошо получились.

Принесла еду и стаканчик вина.

- Мы вино не заказывали, - удивляется жена.

- А-а, - беспечно машет рукой официантка. - ПодаркА.

Мы уже немного привыкли к этому «подаркА». Это в Грузии часто.

- Откуда вы?

- Из Минска.

- О-о, - официантка беззастенчиво присаживается за наш столик. – Кушайте, кушайте. Как там в Беларуси?

Соня, абсолютно не стесняясь, начинает расправляться с перепёлкой. Мы заводим разговор.

Официантку зовут Ирма. В обычной жизни она – учительница русского языка в Кутаиси. Последние годы – ещё и воспитатель в детском саду. Зарплата маленькая, на шее – два сына-подростка и старенькая больная мама. Поэтому летом Ирма едет работать в Кобулети, к подруге, хозяйке ресторанчика по имени Тамара.

- Я бы давно за границу уехала. У нас многие едут. В Италию, Испанию, к немцам, - рассказывает нам Ирма. – Но мама совсем болеет. Ходит уже плохо. Да и за сыновьями надо глаз да глаз. У них сейчас такой возраст…

Ирма выразительно покачивает головой.

По лестнице на террасу спускается ещё одна грузинка.

- О, Тамара, - устало улыбается Ирма. – Иди сюда.

- Ты куда пропала? – спрашивает хозяйка. – Там третий столик хочет счёт.

- У нас гости из Минска, - Ирма, улыбаясь, показывает на нас широким жестом.

- О-о, из Минска, - так же улыбается Тамара.

И тут же присаживается к нам за стол.

Третий столик счёта не дождётся.

Лука

Полдня бродили по узким улочкам Старого Тбилиси. Нашли неожиданный, полный драматизма памятник режиссёру Параджанову, сфотографировались на фоне моста Мира и граффити, где улыбалась известная в Союзе парочка Кикабидзе-Мкртчян , купили-таки магнитик.

Устали, а впереди ещё столько интересного. И так мало времени. И тут, как по заказу, из тени выскакивает весёлый юноша.

- Добрый день. Хотите экскурсию по старому городу? У нас есть открытый автомобиль, а потом ещё на катере по реке.

Девочки посмотрели на меня так выразительно, что мой кошелёк сам собой раскрылся.

Юношу зовут Лука. Он улыбается и с увлечением рассказывает нам о Давиде-строителе, царице Тамаре, несчастной любви полусумасшедшего художника Пиросмани.

- У вас по всему городу портреты каких-то важных дяденек висят. Это кто? Пиросмани? – вдруг интересуется Соня.

- Нет, - смеётся Лука. – Это у нас выборы были. Не всех кандидатов от заборов оторвать успели.

- А большие портреты это чьи? – не сдаётся Соня.

- Это наш мэр, Каха Каладзе, - и вдруг поворачивается ко мне Лука. – Вы футболом интересуетесь?

- Не очень, - признаюсь я.

- Каха Каладзе – очень известный футболист. – Играл в «Милане». Теперь он наш мэр.

- Напрашивается банальное сравнение с Киевом, - робко говорю я.

- Ну да, - соглашается Лука. – Но лучше футболист, чем боксёр. У него голова лучше думает.

Роман Михайлович

За два дня до возвращения заглянули мы на рынок Бони, самый большой продуктовый рынок в Батуми. Восточных рынков я перестал бояться уже давно, привычно мог скинуть цену у арабов, полчаса поторговаться с турком, и даже продавцы арбузов на минском овощном меня не пугали.

Набрали в подарок родственникам и друзьям всякой вкусной мелочи и тут я вспомнил, что кто-то из коллег просил привезти из Грузии сыр.

Пробились на второй этаж. Соня тут же прилипла к заиндевевшей витрине, за которой кверху когтями улеглись тушки жилистых кур. Местные мясники почему-то не отрубают курам конечности, а складывают их прямо так. И лежит такой ряд тушек, голосует в потолок страшненькими когтистыми лапами. Соня была в восторге.

За мясным рядом – молочный. И тут же нас берут в оборот несколько ушлых торговцев.

- Попробуй! Смотри какой сыр!

И протягивают на пробу целые ломти.

Жаль, что я за рулём. Прошёлся бы по винным и молочным рядам, уехал бы в Кобулети сытым и пьяным.

Выбираем сыр у солидного лысоватого дядечки, который тщательно упаковывает каждый кусок в бумагу. Продавец представляется Романом Михайловичем и задаёт стандартный вопрос:

- Вы откуда?

Узнав, что покупатели из Минска, тут же начинает хвалить белорусскую столицу.

- И вообще, - он внезапно переходит на едва слышный шепот и с опаской поглядывает на соседей. – Вот бы снова жить без всяких границ, как раньше.

- Как раньше – не получится, - сомневаюсь я.

- Если бы партия победила, то получилось бы.

- Какая партия? – осторожно спрашиваю я.

- Партия – одна. Коммунистическая, - суровеет лицом Роман Михайлович.

- А разве в Грузии она осталась?

- Конечно. Я и сейчас в партии, - с нескрываемой гордостью говорит мне продавец. – Секретарь партийной ячейки. Нас немного, но мы помним. Собираемся иногда, гимн поём, песни революционные.

И показывает мне телефон, на экране которого в качество заставки – большой портрет Сталина.

Зураб

Зураб – мальчик-рыбка. Я честное слово, уверен, что к концу августа он отрастит жабры и вообще перестанет выходить из моря. Несколько дней я валялся на берегу и наблюдал за коричневой от загара мальчишечьей фигурой, снующей по пляжу. И ни разу за эти дни Зураб не отошёл от волн больше, чем на шаг.

Зураб – не бездельник. Его беготня по пляжу наполнена смыслом и деловитостью. Он помогает дяде и брату, которые нещадно его эксплуатируют. Дядя управляет стареньким катером, брат – собирает деньги на берегу. Зураб – нейронная связь между ними. Он ныряет в накатывающие волны, тянет верёвку от «банана», подтаскивает к берегу «таблетку». Постоянно мокрый, живой, блестящий от воды.

Мы познакомились, когда Соня, увидев летящую мимо «таблетку» уломала меня прокатиться. Сначала грузины отправили её на полупустой «банан», а когда я попытался заплатить, то беспечно махнули рукой:

- А-а, подаркА.

На «таблетку» образовалась небольшая очередь. Пока ждали своей очереди, сидели на берегу. Зураб устало плюхнулся рядом, оставив в воде половину ступни.

Разговорились.

В сентябре Зураб идёт в пятый класс. Любит кататься на велосипеде и играть в разные игры на телефоне. За лето он планирует заработать как раз на новый телефон. С интересом поглядывает на Соньку. А эта мелкая паразитка тут же принимается кокетничать. Меня терзает мучительная отцовская ревность.

- Трудно тебе тут? – чтоб отвлечь юного джигита от дочери спрашиваю я.

- Да не очень, - машет рукой Зураб. – Море есть, солнце есть. Ем, что хочу. Денег заработаю, брат не обманет. Что ещё надо?

- Учиться любишь?

- Не-а, - отрицательно мотает головой мальчик. – Терпеть не могу. Особенно математику всякую. Вырасту, куплю катер, буду как брат туристов катать.

- А родители что говорят?

- А что родители, - тут же мрачнеет мальчик-рыбка. – Говорят: учись, дуралей, надо образование, надо институт. Будешь умным и богатым. А брат и так богатый, хоть и не учился.

Банан тем временем заполняется туристами. Девушки в купальниках примеряют спасательные жилеты, хихикают. Брат Зураба помогает им, попыхивая неизменной сигаретой.

Рядом приземляется симпатичная парашютистка. Её ловят за ноги сразу три работника развлекающей отрасли. Странно, когда в прошлый раз приземлялся пузатый дядечка, его ловил один дядя Зураба и то справился. Неужели девушка настолько тяжелее?

- Зура-а-аб! – зовут моего нового приятеля.

Мальчик вскакивает, подхватывает трос от банана, плывёт к катеру, передаёт его в руки дяди. Стремительно и легко возвращается.

Катер ревёт мотором, едко пахнет дизельным выхлопом. В набегающие волны с визгом врезается очередная партия катающихся на банане. Зураб растягивается на гальке, зато откуда-то из-за спин выскакивает рыжий лохматый комок энергии. Это пляжный пёс, который считает своей важной работой с лаем носится по берегу каждый раз, когда «таблетка» или банан заходят на очередной круг. Пёс несётся мимо отдыхающих, сбивает их с ног, перепрыгивает лежащих. Для него нет ничего важнее ревущего катера. Он лает и бежит, бежит и лает.

Банан возвращается обратно. Рыжий пёс плюхается на гальку, обдавая Зураба мелкими камешками. Мальчик-рыбка лезет в воду. К рыжему псу подходит брат Зураба, присаживается рядом с ним на корточки. Пес смотрит на него, язык вывален наружу, бока ходят, словно меха баяна.

Брат Зураба ласково и как-то укоризненно говорит ему:

- Ты совсем дурак? Зачем бегаешь? У нас – работа такая, а ты зачем?

Стучит пальцем по рыжему лбу. Пёс машет хвостом, ему приятно внимание человека.

- Ай, совсем дурак, - вздыхает брат Зураба.

Достаёт из вороха вещей полиэтиленовый пакет с какой-то едой, отламывает половину рыжему. Тот торопливо чавкает, помахивая хвостом.

Но снова ревёт катер, утаскивая в волны новую партию катающихся. Мальчик-рыбка выскальзывает на берег, а пёс, едва проглотив угощение, уносится следом за катером.

На следующий день пасмурно, высокие волны грызут берег, ветер треплет красный флаг, вывешенный спасателями. Катер не приплыл. И рыжий пёс скучает на берегу, растерянно поглядывая по сторонам. Он тычется носом в доски ресторана, облаивает живущего там чёрного пса, выпрашивает кусок шота у Сони. Он одинок и покинут.

Ещё через день снова солнце и штиль. Ревёт катер, мальчик-рыбка снуёт между водой и землёй. И пёс носится по берегу с лаем.

Он счастлив.

Рассказ из сборника «Шесть часов утра»

Автор Павел Гушинец (DoktorLobanov)

Группа автора в ВК https://vk.com/public139245478

Группа в Телеграмме https://t.me/PavelGushinec_DoktorLobanov

Прошло совсем немного времени, и я вырос. Из неуклюжего, смешного ребёнка превратился в ершистого нескладного подростка с кучей проблем, комплексов и первыми литературными опытами. Попробовал первую сигарету, первую кружку пива. Поцеловал первую девушку. Но продолжал учиться в школе, хотя впереди уже замаячил выпускной бал и поступление. Куда? Я пока не думал.

У меня были другие заботы. Закончить четверть без троек, чтоб мать не расстраивалась. Найти денег, чтоб подарить колечко моей очередной пассии. И неплохо было бы, чтоб на пиво осталось.

Кстати, насчёт пива.

Это сейчас с алкоголем как-то строже. Не продают после 23.00, не продают без паспорта. В годы моей шальной юности с этим особо не заворачивались. И если ты совсем дитё и водку тебе всё-таки в магазине на дали, то перед магазином дежурят бабки с мешком семечек. У них в сумках такая же водка. И продадут они её даже младенцу.

Пили. Давились низкокачественной дешёвой гадостью, запивая её водой из-под крана. С тех пор не люблю водку. Не могу обмануть себя качеством «Финляндии» или кристальной чистотой «Абсолюта». Мне пахнет дешёвым пойлом под маркой «Полоцкая», которую мы пили на ступеньках подъезда.

На пенсии сопьюсь текилой.

Но рассказ не про это.

На задворках большого универсама, стыдливо спрятавшись между служебным входом и рампой для выгрузки товара, располагался пивной бар №324. Вонючая комнатушка, в которой толстая тетка в грязном переднике с вечно мокрыми руками наливала из краника в пол-литровые банки смесь из разбавленного пива и невкусной пены. Рядом с тёткой стояла гудящая витрина-холодильник, в которой сиротливо приютились три засохших каменных бутерброда с тоненькими дольками колбасы. Насколько я знаю, на бутерброды никто никогда не покушался. Потому что они были вечны, как памятник Ленину на площади и котлован заброшенной стройки возле моего дома. Они были символом пивной №324. Таким же символом, как пол-литровые банки и разбавленное пиво.

Ещё у тётки можно было купить стакан водки. Торговать водкой ей запрещалось, поэтому тётка наливала страждущим из-под прилавка. Завсегдатаи смущенно благодарили, залпом опрокидывали стакан себе в рот и тут же несли посуду обратно, где взяли. А именно в стоящий у парадного входа автомат газировки. И к стакану относились бережно. Потому что для людей.

Бывали мы в гостях у этой тётки. Набирали трёхлитровые банки пива, потом бахали туда для крепости пару стаканов водки и пили эту бурду на скамейке, рядом с парком. И было нам плохо, а болела на утро голова. Но пить вот так, в хаосе и беспределе было очень романтично. Я бы запретил своему сыну общаться с собой из середины девяностых. Я плохо влиял на хороших мальчиков.

В начале девяностых в одном из видеозалов нашего города с успехом показали американскую комедию «Полицейская академия» и мальчишки тут же принялись играть в Махони и Такклбери. Фильм запомнился робкой комедийной обнажёнкой, которая тут же взбудоражила наши гормоны, незамысловатыми шутками и намёками на другую, заокеанскую жизнь. Мы хотели служить в американской полиции и обнимать молодую Ким Кэтролл.

Однажды ночью кто-то из поклонников «Полицейской академии» навсегда переименовал пивную №324. Он залез на ящики из-под стеклотары и куском угля по белой стенке, вывел над входом в злачное заведение «Бар Голубая Устрица».

Продавщица пива пришла наутро, увидела это безобразие и разразилась длинной тирадой, от которой покраснели все ближайшие грузчики. Тётка попыталась надпись стереть, но роста ей не хватило, поэтому новая «вывеска» украшала заведение ещё несколько дней. Потом кто-то из грузчиков забрался на стремянку и закрасил её.

Той же ночью надпись «Бар «Голубая Устрица» появилась прямо на свежей краске. Не хотелось бы проводить аналогий, но появление её было для нас таким же чудом, как таинственные надписи на пиру Валтасара. Утром от криков хозяйки бара улетели в тёплые края галки и голуби. Хорошо, что стремянку не убрали далеко. Надпись тут же закрасили.

Ночью она появилась на прежнем месте. И началась война. Стену покрывали двадцатым слоем краски. У двери бара дежурили грузчики, периметр патрулировала сама хозяйка. Но стоило им на минуту ослабить бдительность, как надпись появлялась снова. В её возникновении обвиняли моего соседа Мишку, хулигана Вовку, и даже однажды меня (но у меня алиби). Грозили милицией, побоями, лишением пива. Надпись появлялась снова. Уже через месяц бар №324 иначе как «Голубой Устрицей» не называли.

Мы ждали, кто же победит в этой схватке. Таинственный ночной художник, или владычица пивных морей. Болели, конечно, за художника. Но понимали, что шансов у него мало. Против него выступала целая система.

Закончилось всё неожиданно. Однажды над дверью бара обнаружился патлатый молодой человек с ведром и кисточкой. Рядом с ним, придерживая стремянку, стояла хозяйка и командовала:

- Ровнее выводи. Чётче. Ну что ж ты криворукий такой?!

И над дверью, прямо на новом слое белой краски появлялась ровная и красивая надпись: «Бар «Голубая устрица». От надписи веяло порядком и казённостью. Она была правильная и взрослая. От прежних кривоватых хулиганских каракулей не осталось и следа.

Ночной художник признал своё поражение. И переключился на другие надписи. Эти другие надписи я в книге привести не могу, и так уже 16+.

Фрагмент рассказа "Детство в серых многоэтажках", сборника "Обрывки"

Уважаемые читатели, как я и обещал, осенью 2021 года в белорусском и российском издательствах выходит первая книга дилогии "Обрывки". Рукопись вычитана редакторами и корректорами и на следующей неделе пойдёт в типографию.

Ориентировочно в середине октября появится в продаже. Вторая часть уже дописывается, её выход запланирован на весну 2022 года.

Автор Павел Гушинец (DoktorLobanov)

Группа автора в ВК https://vk.com/public139245478

Группа в Телеграмме https://t.me/PavelGushinec_DoktorLobanov

Мой преподаватель с кафедры эпидемиологии на одном из первых занятий сказал:

- Коллеги. Врач лечебного профиля, каким бы хорошим специалистом он не был, к пенсии обзаводится небольшим личным кладбищем. Врач-эпидемиолог, при должном старании, может быстро и качественно похоронить целый город.

Мы, юные студенты-медики, тогда посмеялись над словами умудрённого опытом профессора, да и забыли. Ну какие эпидемии, какие города. Двадцать первый век на дворе. Время вакцин, антибиотиков, лабораторной диагностики и ПЦР. Локально вспыхивают какие-нибудь холеры-Эболы, но это где-то далеко, в Африке-Азии. Туда, в очаг инфекции немедленно бросаются специалисты и дело заканчивается единичными жертвами среди местного населения.

Поэтому инфекционные заболевания можно отнести к пережиткам прошлого, а всерьёз заняться онкологией, ИБС и прочими, более актуальными темами.

Как же мы тогда ошибались.

Пандемия коронавируса напомнила человечеству о том, что инфекции не сдали своих позиций. Эпидемиолог снова стал популярной и востребованной медицинской профессией и сдул пыль со своих дипломов. Врачи бросились проводить противоэпидемические мероприятия, возводить преграды на пути распространения вируса. И статистика, статистика, статистика….

А горячо любимые пациенты не спешат нам помогать. Они не верят в пользу вакцин, участвуют в массовых мероприятиях, отказываются носить маски. Выстраивают теории заговора. Мало того, что наносят вред своему здоровью, так ещё устраивают казусы окружающим.

На днях встречался я со своим коллегой Сергеем Дмитриевичем, врачом-эпидемиологом из большого районного центра. И поведал он мне обычную для нынешнего сезона историю.

Неподалёку от райцентра располагается деревня Константиновка, попадающая в зону ответственности Сергея Дмитриевича. Деревня, по нынешним временам, обычная. Полсотни бывших колхозников пенсионного возраста, несколько семей помоложе, десяток разнокалиберных детей. Клуб с провалившейся крышей, сельпо, не соблюдающее товарное соседство. На лето деревня прирастает дачниками и внуками, на зиму снова пустеет.

И живёт в Константиновке предприимчивая бабка Валя. Держит бабка корову, поросят, кур. Сама делает сыр, сметану. Каждую субботу, нагрузившись сумками и вёдрами, катается старушка на рынок райцентра, становится с краю, чтоб не попадать под грозных проверяющих и пополняет свою пенсию. За годы бизнеса появились у бабы Вали постоянные покупатели. В течение часа сметают домашние молочные продукты и яйца. После чего старушка садится на обратный автобус, и довольная едет обратно в Константиновку. В деревне бабка считается местным Ротшильдом. У неё всегда можно перехватить до пенсии, и естественно, достать бутылку-другую самогона.

Внимание Сергея Дмитриевича баба Валя уже привлекала. Пару лет назад устроила она ему в райцентре небольшую эпидемию стафилококкового отравления, но тогда от ответственности ушла, прикинулась «бедной, несчастной старушкой», которую жестокие врачи попытались лишить последнего источника пропитания. Запомнилась доктору громким пронзительным голосом и выдающимися актёрскими способностями.

Первая волна коронавируса Константиновку зацепила слабо. Внуки не приехали к бабушкам на зимние каникулы, сельпо закупило маски, старички заперлись в домах, отгородившись от азиатской пакости бидонами с самогоном. Выстояли.

А к лету 2021 года расслабились. И «нулевым пациентом» на этот раз выступила баба Валя.

В очередной раз приехав на рынок райцентра, пообщалась она с покупателями, а через несколько дней почувствовала лёгкое недомогание. Позвонила фельдшерице на ФАП, а та, запуганная эпидемиологами, потащила бабу Валю на обследование. Коронавирус определили, заболевание протекало в лёгкой форме. Кроме того, больница была переполнена, а баба Валя истошно вопила о том, что дома у неё гибнут голодной смертью коровы и куры. В таких случаях пациента не госпитализируют, а отправляют домой, сидеть в карантине. Бабу Валю отвезли, оставили рекомендации, запугали последствиями, понадеялись на адекватность пациентки.

Зря понадеялись.

Через некоторое время райвоенкомат призвал едва ли не единственного в селе молодого парня. Константиновка не могла пропустить столь важный повод и устроила шумные деревенские проводы, плавно перетекающие в массовые мероприятия с песнями и танцами.

Будущий солдат приходился бабе Вале троюродным внучатым племянником по материнской линии, а значит ближайшим родственником. Пропустить проводы столь близкого человека, она не смогла. Пришла на праздник, пела, пила, танцевала, лобызала соседок и новоявленного защитника Родины.

А через неделю из Константиновки в больницу райцентра стали поступать первые пациенты. Население деревни, напомню, состояло в основном из людей пожилого возраста, поэтому многие из поступивших переносили заболевание в тяжёлой форме. Заняли свои места в РАО, инфекционном отделении. Сергей Дмитриевич с помощниками бросился в деревню, становиться преградой на пути распространения эпидемии.

Из Вооружённых Сил пришла информация, что призывник тоже попал в госпиталь и чувствует себя не слишком хорошо. Местные врачи в погонах проклинали Константиновку, коллег из райцентра и особенно Сергея Дмитриевича. Баба Валя хлопала глазами, божилась, что из дома не выходила и прикидывалась валенком.

- И вот приезжаю я туда на прошлой неделе, - рассказывает мне Сергей Дмитриевич. – А там, как в четырнадцатом веке, в разгар «Чёрной смерти». Большая часть домов стоит пустая – жители в больнице. Ревут недоенные коровы, воют голодные собаки, квохчут запертые куры. Оставшиеся на ногах жители с выпученными глазами бегают между оставленных домов, стараясь управиться с огромным количеством брошенных животных. Вчера у тебя была одна корова, а сегодня надо ухаживать за тремя соседскими. О сохранности продуктов речь не идёт – молоко тут же выплёскивают на землю. Все друг от друга шарахаются, все в панике. Слухи ходят страшные. По этим слухам, уже вся деревня вымерла, хотя реальных покойников едва ли двое. И в центре этого хаоса бабка Валя. Прикидывается валенком и собирается на выходных ехать в райцентр, сыр продавать.

И вот как с такими пациентами работать?

Рассказ из сборника «Шесть часов утра»

Автор Павел Гушинец (DoktorLobanov)

Группа автора в ВК https://vk.com/public139245478

Группа в Телеграмме https://t.me/PavelGushinec_DoktorLobanov

ПС. Уважаемые читатели. Недавно я обнаружил, что одна из моих детских книг номинирована на Национальную литературную премию 2021 года в разделе «Литература для детей и подростков». Событие неожиданное, но приятное.

Посмотрим, что из этой затеи выйдет.

ПСС. Напоминаю, что по рассказу «Первый враг» начинаются съёмки короткометражного фильма «Солдатики». Подробная информация в группе ВК автора и в Телеграм-канале.

В одной из предыдущих книг я уже писал про интереснейшего человека и опытного врача Ольгу, которая начинала свою врачебную карьеру педиатром, в небольшой деревеньке Брестской области под названием Синявка. На днях копался я в старых записях и обнаружил, что несколько историй, про Синявку ещё не рассказаны. Надо исправлять сие досадное недоразумение.

Начальство

В Синявку меня направили по распределению на два года. Оставаться там надолго я, понятное дело, не собиралась, и все это отлично знали. Ездить мне на работу было далеко, с жильём никаких перспектив. Но работала честно, вникала в проблемы каждого пациента.

Приняли меня с распростёртыми объятиями. В Синявской больнице до этого педиатра не было четыре года, всех лечил пожилой терапевт. А детей, мне кажется, он как огня боялся.

Устроилась кое-как в выделенном кабинете. Работаю. Сопли, ОРВИ, ангины. Глисты, педикулёз куда же без них в деревне.

С коллективом более-менее отношения наладила. Коллеги в основном пожилые, местные. Сядут на пятиминутке и обсуждают, как у кого картошка уродилась. Идиллия. Меня все любили, помогали с документацией, иногда советом, медсёстры яйца приносили, подкармливали.

А тут главный врач собрался в отпуск и оставил исполняющей обязанностями заведующую отделением Людмилу Ивановну. Внезапно, в отсутствие начальства, та решила себя показать, взялась за дисциплину.

Назначила пятиминутку в 8.30 утра. А у меня первый автобус из города приходил в 9.00. Пока до больницы добегу – уже 9.10 минимум. Все про это знали, закрывали на это глаза. Ну как иначе? Ради одного педиатра никто расписание автобусов менять не будет.

8.30, все врачи в кабинете у заведующей. Вместо меня – моя медсестра пришла, с блокнотиком, записать, если что-то важное скажут.

Людмила Ивановна аудиторию осмотрела, нахмурилась.

- Где педиатр молодая?

Медсестра отвечает ей:

- Так она же в городе живёт. Автобус раньше 9.00 не придёт.

- Мне всё равно, - отвечает ИО. – Пусть хоть на самолёте летит. Меня не волнует! Должна быть вовремя. Приедет – пусть ко мне зайдёт. Ишь, взяли моду дисциплину нарушать.

Поговорили про картошку – разошлись.

Приезжаю как обычно. Медсестра мне рассказывает, что на собрании произошло. А я молодая была, дерзкая. Хмыкнула, в коридор вышла. Иду по больнице и всех спрашиваю, где в Синявке аэропорт. Мне, мол, с лётчиками договориться надо. Коллеги в курсе утреннего разговора, улыбаются. Пока до кабинета Людмилы Ивановны дошла – ей уже донесли о моём концерте. Были у нас специально обученные люди.

Захожу. Сидит злая, лицо такое, как будто я у неё ночью картошку выкопала.

- Людмила Ивановна, - говорю. – Никто мне так и не рассказал, где в Синявке аэропорт. Может вы подскажете?

- Идите работайте! – цедит мне сквозь зубы.

Не приставала больше с глупостями. А там и главврач из отпуска вышел, и Людмила Ивановна притихла.

Помощники

На ночные дежурства я оставалась часто. Ну а кому ещё оставаться? Один педиатр на всю округу.

Как-то накопилась у меня гора всяких бумажек. Знаете, когда работаешь, работаешь, про отчёты-планы забываешь. Компьютеров тогда не было, всё писанина. Ещё говорят – почему у врачей почерк плохой – поэтому и плохой, что тонну бумажек надо после работы заполнить.

Сижу, дежурю, бумажки пишу. И так мне спать хочется, что хоть умирай. Устала за день. Очень уж он суматошный выдался. Отправляли ребёнка с пневмонией в город, полдня в суете пробегала. Глаза слипаются, строки сливаются, буквы убегают. Уже несколько помарок в отчёте сделала.

И тут вспомнила я, что лежит у меня в палате несколько подростков. Решила поэксплуатировать, всё равно не спят, хихикают так, что в коридоре слышно.

Захожу. Театр. Мигом все по койкам, одеялами прикрылись, глаза закрыты, лица ангельские. Ну милые дети.

- Граждане пациенты, - говорю. – Кто хочет помочь отечественной медицине?

Тут же все вскочили, загалдели.

- У кого почерк хороший? Помогайте.

Посадила за столы, отдала бумажки, рассказала, что и как писать. Для них – игра и развлечение, для меня – помощь. За полчаса всё разгребли и ещё просят. Глаза горят.

Двое потом в медицинский поступили, приезжали ко мне в город, рассказывали.

Испортила детям жизнь.

Лекции

Пришёл от районного начальства приказ – прочитать лекции о половом воспитании среди подростков. Главный меня вызывает:

- Ольга, справитесь?

А я молодая совсем, сама как те подростки. Ну какое половое воспитание, я от таких слов краснела. Собралась с духом, поехала. Со мной ещё врач наша, гинеколог поехала. Собрали со всего села подростков, показали им фильм. После этого разделили. Гинеколог в клубе осталась, с девочками, на вопросы отвечать. А мне куда деваться? Помещений больше нет. Выхожу на крыльцо, а там толпа парней по 14-15 лет. Здоровенные все, деревенские, на голову мня выше.

- Ну что поделать, - говорю. – давайте здесь обсудим.

Молчат, стесняются. Задние ряды курят, как паровозы.

Смотрю, рядом с клубом беседка какая-то. Отвела их с крыльца туда. Как от освещённых окон отошли – они и осмелели. Стали мне вопросы задавать. Обо всём. И такой серьёзной аудитории у меня никогда не было. Никаких смешков и шуток, лица напряжённые. Смотрят внимательно. У них не было интернета, а родители стеснялись рассказывать.

Рассказ из сборника «Шесть часов утра»

Автор Павел Гушинец (DoktorLobanov)

Группа автора в ВК https://vk.com/public139245478

Группа в Телеграмме https://t.me/PavelGushinec_DoktorLobanov

Уважаемые читатели.

Недавно ко мне обратилась группа молодых российских кинематографистов и предложила снять короткометражный фильм по рассказу "Первый враг".

Первый враг

Ребята интересные, талантливые, руки и голова есть. Но помощь Фонда Кино нам, понятное дело, не светит.

Создали проект на краудфандинговой платформе.

Если кому будет интересно поддержать - заходите в мою группу ВК или в Телеграмм. там вся информация.

Фильм будет в свободном доступе.

Как вы помните, действие происходит в начале 1980-х, поэтому было крайне сложно найти дворы "хрущёвок" без современных автомобилей и графиити. Решили переместить действие в извечное место игры городских детей. в гаражи. Вот несколько фотографий локаций, в которых будут проходить съёмки

Я лежу в абсолютно тёмной, узкой и крошечной комнате, каждую минуту, как проклятый, поглядывая на табло дешёвой электронной «Монтаны». Табло в темноте не видно и приходится нащупывать подушечкой пальца острую кнопку подсветки, щуриться в попытке рассмотреть цифры.

Без пяти шесть. Ещё пять минут непонятной наполовину дрёмы, наполовину тревожного ожидания писка будильника. Сегодня была очень спокойная ночь и мой напарник Виталик разбудил меня только два раза. С Виталиком мы приятельствуем, да и вообще он человек хороший, поэтому осторожно входил в каморку, слегка тряс меня за плечо:

- Паша, вставай. Везут.

И я вскакивал, натягивая халат, потому что в нашу больницу на скорой везли лежачего. А мы с Виталиком санитары. И нам надо нести носилки с пациентом в приёмное отделение, а потом куда распределят.

Виталик – хороший человек. Бывший сиделец Игорь в таких случаях просто грохочет кулаком в дверь чуланчика. А Аркаша, так и вовсе может пнуть раскладушку, на которой я сплю.

- Подъём, студент!

Они старые и злые. А мы с Виталиком - молодёжь. Я – второкурсник медучилища, а Виталик только из армии, ещё не определился. Поэтому нам с Виталиком всегда есть о чём поговорить, и я люблю с ним дежурить. Игорь может прийти на смену пьяный и полдня парить мозг рассказами о воровских понятиях и тюрьме. Потом добавить и завалиться спать на диван в приёмном, оглушая пациентов и врачей своим храпом. А ты таскай носилки с тоненькими медсёстрами. Аркашка тоже противный мужик. Появится в начале смены, притащит свой старорежимный поцарапанный чемодан со всяким барахлом. Посидит в уголочке, а потом убегает в отделения. В чемодане у него консервы, печенье, ещё какая-то мелочь. Аркашка по кругу обходит палаты и медсестёр, продавая втридорога содержимое чемодана. И пациенты покупают. Не от голода, больше от скуки.

Придёт потом Аркашка довольный, украдкой пересчитывая в кармане халата барыши. И примется учить меня жизни. Терпеть этого не могу.

- Нафиг тебе это училище? Ну отучишься, потом куда? В медицинский? А дальше? Будешь у нас в больнице старым бабкам клизмы ставить? Надо ловить момент, надо раскручиваться.

Сам Аркашка раскручивается. Подторговывает продуктами, разводит на своей старой даче белых мышей и крыс, продаёт их на рынке. Без налогов, чеков, без гарантий и разрешений. Лихой и хаотичный бизнес середины девяностых. Выгода с этой торговли копеечная, но Аркашка очень своим бизнесом гордится. На работу ходит только для того, чтоб пенсия потом капала.

С Виталиком проще. У нас одинаковые проблемы, одинаковые взгляды на жизнь. И будит он меня осторожно, аккуратно:

- Паша, вставай. Везут.

Первый раз привезли в полвторого ночи. Чумазая от сельской грязи скорая притащила бабульку с обострением холецистита. Бабулька знать таких слов не знает. У неё «унутрях болит». В толстенной карте целый набор болячек, рекомендаций, лечения. Рекомендации бабулька привычно игнорирует. Любит сало и выпить. А в больницу ложится только к зиме, когда огород убран и скотина пошла под нож. Она и сейчас недовольна, «несогласная госпитализироваться», потому что утром «курей» кормить и козу доить.

Кое-как уговариваем её. Тащим до лифта, оттуда в отделение хирургии. Коридоры успокаиваются. Я опять иду в чуланчик, урвать от ночи пару часов тревожного сна.

Второй раз привозят уже почти на рассвете. Законная добыча субботней дискотеки – ножевое ранение. Тут возни побольше. Надо аккуратно раздеть окровавленного пациента, постараться с ним не подраться, а пациент нетрезв и возбуждён. Потом на каталке – в операционную. Там уже не наша работа. Виталик остаётся ждать вызванных ментов, я опять иду спать.

И вот утро. Тревожное ожидание писка будильника подбрасывает меня над раскладушкой минут за двадцать до нужного времени. Несколько секунд я ошалело таращусь в темноту, стараясь понять, что происходит и где я. В голове ещё вертятся остатки какого-то сна, но я уже не помню, что там было. Постепенно прихожу в себя и тянусь к часам. Можно ещё подремать.

Потом бесконечные двадцать минут я лежу в темноте, на грани сна и яви, каждую минуту поглядывая на табло часов.

В каморке неприятно пахнет старым слежавшимся бельём, мышами, какой-то химией. Ещё пахнет сыростью и старыми стенами, которые никак не проветрить. Ещё неприятно пахнет от самой раскладушки. Игоря не раз тут рвало, а брезент раскладушки уже никак не отмыть.

Здание больницы древнее, ещё дореволюционное. В его стенах был кадетский корпус, и мальчишки в каких-нибудь эполетах маршировали по коридорам и во дворе, который тогда, наверное, назывался плацем. В нашем актовом зале, где сейчас на стене выцветшее пятно от давно снятого портрета Ленина, кадеты танцевали вальсы и мазурки с какими-нибудь барышнями-курсистками. И скрипел начищенный до зеркального блеска паркет, и каблуки начищенных до зеркального блеска сапог оставляли на нём чёрные полосы. И хрустела французская булка. Или не хрустела.

А в мою каморку они забирались, чтобы с бьющимся сердцем тискать этих курсисток. И эти стены слышали десятки шепотков-признаний.

Интересно, что в каморке было при кадетском корпусе? Может хранили пыльные папки с документами, может тут стояли швабры и вёдра, при помощи которых стриженные кадеты драили полы. А может в чулане, за железной дверью прятались длинные шкафы с винтовками. И с этими винтовками в 1920-м году последние кадеты корпуса шли в атаку на «красных» под Одессой.

Фантазия у меня хорошая. И стоило мысли о шкафах с винтовками проникнуть в мой полусонный мозг, как меня тут же окружили призраки мальчишек в белогвардейских шинелях. Их увезли из этого здание в далёком 1914-м, когда к городу подступали немецкие войска (к этому городу постоянно кто-то подступал, при Иване Грозном и Петре – шведы, при Александре – Наполеон, при Николае и Иосифе – немцы). Но когда-то по городу ходила байка, о том, что при ремонте здания в подвале нашли обвалившийся подземный переход (о, этот таинственный подземный тоннель из Верхнего в Нижний город). Начали копать, естественно надеясь найти клад, а нашли три полуистлевших детских скелета в военных дореволюционных шинелях. И в кармане у одного были оловянные солдатики.

Байка, не больше чем байка. Но для моей разгулявшейся фантазии этого хватает. Сна, как не бывало, потому что призраки стоят вокруг и касаются меня своими холодными пальцами. Чуть в стороне – долговязая фигура, выше на голову, чем остальные привидения. Тонкое породистое лицо великого князя. Олег Константинович, окончивший этот корпус в 1910-м и убитый на фронте первой Мировой. Один из редких погибших в войне Романовых.

И мне уже жутко и зябко, хочется спрятаться от привидений под одеялом. Но мне лень шевелиться. Каждое движение впускает под одеяло сырой и холодный воздух чулана, а пока я лежу неподвижно, под одеялом хоть немного теплее. Привидениям придётся отступить.

Я лежу и собираюсь с силами, чтобы ровно в шесть встать к раскладушки рывком. Такое ощущение, что каждая секунда чувствительным электроном проскакивает через мой мозг. А сам уже представляю, как встану, как открою скрипящую дверь, как выйду в коридор, потом загляну в приёмное. На столе, положив голову на руки, будет дремать медсестра Танечка. У Танечки поверх белого халата наброшен ещё один, тёплый и цветастый. Виталик услышит меня, выберется из угла.

- Пошли, покурим, - хриплым голосом предложит он.

Мы спустимся по высокой лестнице во двор, стена из красного потрёпанного столетиями кирпича скроет нас от ветра и от глаз начальства. Виталик достанет из кармана помятую пачку, в которой болтаются оставшиеся на утро две сигареты. Чиркнет спичкой, сложит ладони лодочкой. Из двери, которая ближе к РАО, выползет во двор санитарка тётя Валя. Тоже затеплит огонёк спички, поморщится от едкого дыма, шумно сделает первую затяжку. Тётя Валя на нас слегка дуется. Вчера днём резались мы с Виталиком в карты. А что, день тихий, пациентов почти нет. Особенно лежачих, а жидкий поток плановых нас не касается, они своими ногами дойдут. От скуки сели мы оба на диван, за перегородкой. Виталик вытащил потрёпанную колоду карт. На третьей партии в дурака за перегородку заглянула тётя Валя.:

- Пацаны, отнесите мочу в лабораторию.

Мы иногда помогали ей. Лаборатория от приёмного далеко, тётя Валя уже немолода, варикоз там и всё такое. А значит мы подхватывали деревянный ящичек с банками, в которых плескалась желтоватая биожидкость и тащили его в лабораторию. Игорь с Аркашкой тётю Валю сразу посылали, а мы жалели. Но не в этот день. Виталик в третий раз отчаянно проигрывал, поэтому огрызнулся через плечо. Тётя Валя обиделась, дулась на нас полдня. И утром тоже продолжит дуться.

- Ва-а-аль, - подаст голос Виталик.

- Пошёл нахрен! – ответит санитарка.

- Ну Ва-аль! – Виталик фамильярно приобнимет тётю Валю за плечо. – Ну не дуйся.

Санитарка начнёт таять, но гордость не позволит ей сразу сдаваться.

- Ну хочешь, мы в следующий раз за жрачкой в столовую сгоняем?

- Сгоняете? – оживится Валя.

- Зуб даю.

- Ну ладно, - тётя Валя окончательно нас простит и некоторое время мы будем стоять рядом, прижимаясь плечами к шероховатой кирпичной стенке и болтать о пустяках.

Потом мы с Виталиком вернёмся в приёмное. Поставим чайник, заварим в кружках нерастворимый кофе. Будем потягивать его, смотреть в окно и плеваться от коричневых крошек. Проснётся Таня. Зазвонит стоящий у неё на столе телефон. Заскрипит тормозами первая скорая. В конце улице покажется пошатывающаяся фигура Игоря или скрюченный Аркашка. Начнётся очередной рабочий день.

Будильник пищит на моей руке. Пора, сжав зубы откидывать колючее одеяло и вставать. Снимать с гвоздя, наощупь, помятый белый халат. Идти к умывальнику в приёмник, курить, ежась на утреннем сквозняке, первую за сегодня сигарету. Передавать половину недокуренной сигареты сонному Виталику.

Пора начинать новый день.

Шесть часов утра.

Рассказ из сборника «Шесть часов утра»

Автор Павел Гушинец (DoktorLobanov)

Группа автора в ВК https://vk.com/public139245478

Группа в Телеграмме https://t.me/PavelGushinec_DoktorLobanov

Сегодня я перебирал на компьютере старые файлы, наткнулся на папку, куда собирал истории для первого сборника, посмотрел на дату первого рассказа и понял, что сегодня небольшой праздник.

5 лет, 5 месяцев и 17 дней назад я придумал проект «DoktorLobanov».

- Где же тут юбилей? – закономерно спросите вы. – Лучше бы 5 лет отметил.

5 лет я, честно говоря, прощёлкал. А вот сегодня проекту «DoktorLobanov» исполнилось ровно 2000 дней.

Именно 2 тысячи дней назад я написал свой первый рассказ о приключениях военного врача, старшего лейтенанта медицинской службы, «пиджака» Лобанова.

Почему DoktorLobanov? В части со мной служил мой хороший приятель, капитан Вадик Лобанов. Его приключения и легли в основу первого рассказа. Я – доктор, он – Лобанов. Вот и получился такой симбиоз для псевдонима в сети.

Сейчас Вадик подполковник, большой начальник в нашей армии и солидный дядька с седыми висками. Но в моей памяти он останется бесшабашным капитаном, который постоянно залетал и получал трындюлей от командования.

Через пару месяцев жизни DoktorLobanov полез в сеть. Появился сначала на литературных сайтах, но там ему не понравилось, и он быстро перекочевал на Пикабу, ЯП, а чуть позже завёл группу в ВК. Недавно освоил Телеграмм.

За плечами – 5 книг серии. Готовится к выходу новая дилогия, шестая медицинская книга запланирована на зиму 2021 года. Полтысячи рассказов, заметок, жизненных историй.

DoktorLobanov стал узнаваем. Про него уже ходят байки. Мне всерьёз сообщают, что это давно не один автор, а коллектив литературных негров. В некоторых группах очень забавно наблюдать за обсуждением темы «Что хотел сказать автор?»

Что хочу сказать в финале. Идей ещё много. Прямо сейчас в черновиках лежит сотни две набросков, заметок, описаний, историй и героев. А значит, мы ещё не раз встретимся.

Ваш DoktorLobanov