Серия «Истории военного врача»

В девяностые годы, в армии, как и во всей стране, творилось непонятно что, и на волне этого беспредела некоторые умудрялись зарабатывать деньги. В нашей части это наследие лихолетья выразилось в том, что несколько помещений (В действующей ВОИНСКОЙ ЧАСТИ, КАРЛ!) отдали различным предпринимателям. Так в помещении полузаброшенного клуба заработал магазинчик, а в закрытом КПП – что-то вроде кафе для солдат.

Лет десять предприниматели чувствовали себя в полной безопасности. Ни одна проверка, будь то пожарные или санстанция на территорию части не допускалась! Местного врача, отвечающего за санитарное состояние столовых, ушлые торгаши прикормили. И творили, что хотели.

И тут в город приехал шериф! В смысле на должность ответственного за санитарное состояние части поставили новоприбывшего лейтенанта медицинской службы, то есть меня.

Я был необстрелян, неопытен, но полон радужных мечтаний навести везде порядок. Реакция столовых, на появление нового проверяющего меня порадовала. Робкие попытки подсунуть мне в портфель бутылку с универсальной валютой, я пресек на корню гордой фразой:

- Я не пью.

Начпроды приуныли. Я накатал пятистраничный акт с кучей нарушений и поставил сроки выполнения. Сразу скажу, что все мои замечания им пришлось учесть, ибо в армии с этим пока строго.

Более-менее разобравшись с контингентом в погонах, я перешел к гражданским. Недели две я поганой метлой гонял бабок с семечками, сигаретами, водкой и пирожками. Каждое утро эти бабки перелазили забор части, устраивались прямо под стеной медроты и вели свой нехитрый бизнес. От пирожков солдат скрючивало в три погибели, и они приползали ко мне:

- Доктор, дизентерия!

Водка втихую распивалась по ночам в казармах. Да и вообще, нахождение на территории части БАБОК с серыми мешками и клетчатыми сумками меня нервировало. Больше всего бесило то, что про этих бабок знали все дежурные офицеры. Но офицеры были местными, бабки приходились им всякими знакомыми-родственниками, поэтому их никто не гонял.

Я вызывал на бабок милицию, выгонял их с помощью гогочущих солдат патруля. Бабки проклинали меня, обещали всякие кары на мою голову, жаловались командиру. Но тут я победил. Бабки переместились за забор, и оттуда вели свой коварный бизнес. Территорию за забором я не контролировал.

Пришло время кафе и магазина. Магазинчик сдался быстро. Достаточно было одного акта нарушений, и его хозяйка поняла, что меня лучше слушать. Мигом закупила новое оборудование, витрину-холодильник для скоропортящегося продукта, выбросили все просроченное, отмыла с дезсредствами пол и стены.

А вот с кафешкой у меня началась война.

В первый мой визит я слегка офигел. На витринах лежали пирожки и беляши просроченные дня три или четыре. Хозяйка закупала эту продукцию у местного привокзального буфета по смешной цене и продавала это солдатам. Мол, голодные, все сожрут, и молодые – ничего им не будет! Нелегальная торговля водкой и сигаретами процветала. В кафешке не было воды. Совсем. Ни горячей, ни холодной. Вялая сонная продавщица без головного убора и спецодежды, просто вытирала руки о засаленный фартук. Вода на бывшее КПП подведена была, но чтобы за неё не платить – хозяйка отключила все краны. С потолка на головы посетителей и в их тарелки сыпалась побелка. В помещении хранения продуктов, рядом со стоящими на полу подносами с пирожками лежали зимние шины от хозяйского джипа и битое оконное стекло.

Я присел за пластиковый столик, который не мыли со времен нашествия Наполеона, разогнал жирных нахальных тараканов, и наваял АКТ. С кучей нарушений. Поставил сроки исполнения – месяц, и ушел в закат.

Через месяц я вновь приехал в кафешку и понял, что на мой акт положили тот орган, которого у продавщицы и хозяйки по анатомическим особенностям не было. Я грозно нахмурил брови и наваял второй АКТ с предупреждением. А так же вызвал хозяйку на разговор. В назначенное время владелица кафешки не явилась. Моим актом воспользовались вместо туалетной бумаги, ни одно из нарушений не исправили. Тогда я попросил у продавщицы телефон хозяйки и предупредил, что буду вынужден закрыть её предприятие, а дело передать в прокуратуру.

Владелица примчалась через пять минут. Пятидесятилетняя бабища с громким голосом торговки с рынка. Она орала так, что даже я, привыкший к командным голосам военных, слегка оглох. Грозила сорвать с меня погоны, выгнать из нашей части, нажаловаться генералам и самому министру обороны.

Я держался, как пионер-герой. К счастью мое непосредственно начальство относилось к медицинской роте, в которой связей у тетки не было. Поэтому угрозы анальных кар со стороны командира части меня мало трогали.

Я предложил решить вопрос миром. Как минимум выдать продавщице униформу, завести ей санитарную книжку, включить воду и перестать торговать просрочкой. И колеса с продуктового склада убрать!

Меня послали в пешее эротическое путешествие и обозвали сволочью.

В процессе разборок приехал теткин муж. Но в драку не полез, стоял, курил, и бросал на меня грозные взгляды.

Минут через пять мне все-таки стали угрожать физической расправой. Я позвонил в медроту и оттуда в спешном порядке подтянулись два лейтенанта и капитан – мои приятели. Ребята в спор не вмешивались, просто стояли и смотрели, но муж хозяйки понял, что сила не на его стороне, сел в машину и больше не выходил.

Я предупредил тетку о последствиях её действий и протянул третий акт. Бумаги полетели мне в лицо.

- Хорошо, - сказал я.

И уехал.

Военная прокуратура принимать дело отказалась. Они вежливо послали меня к гражданским. А вот гражданские удивили. Меня принял вежливый товарищ в синем мундире, внимательно выслушал, просмотрел все три моих акта, покивал головой и выпроводил.

Через два дня в кафешку нагрянула проверка городской санстанции. Впервые в истории главный санитарный врач города выбил у командира части разрешение, и на владелицу кафе свалилась целая комиссия. Они нашли столько нарушений, что мои жалкие три акта просто рядом не стояли. Вскрылись махинации с просроченной продукцией, с нелегальной торговлей алкоголем и сигаретами, да ещё столько всего, что и перечислять долго. Вслед за санстанцией на тетку по проторенному пути свалились пожарные, налоговики и в финале прокуратура.

Тетка кинулась к командиру части, но тот, почуяв, что пахнет жареным, умыл руки.

Владелице выписали громадный штраф и ещё долго у неё были проблемы. Санстанция с тех пор приезжала с проверками каждые три месяца. В одну ночь в кафешке был проведен ремонт, подключена вода, вылизан склад, закуплено оборудование, нанята другая продавщица с санитарной книжкой и прочее, и прочее….

В финале меня вызвал в кабинет командир части и, глядя в стол, негромко сказал:

- Доктор, ты это…, ты скоро уедешь, а нам тут жить. Не надо так.

А ведь я до последнего пытался решить вопрос миром.

Знаете, какая самая большая опасность для начинающего военного врача? Думаете, проворонить в части тяжелую пневмонию, или прозевать эпидемию брюшного тифа? Как бы ни так! Самая большая опасность – это принять дела у предшественника, не проверив толком, что он вам оставляет.

Среди выпускников нашего ВУЗа ходили страшные байки, как новоиспеченные начальники медицинских пунктов годами покрывали из своих зарплат недостачи, оставленные ушлыми прапорщиками медицинской службы. Поэтому на первое место службы все ехали настороженные и запуганные.

Мой однокашник Алексей прибыл в свою часть, представился командиру и пошел осваивать медпункт. В кабинете его с распростертыми объятиями встретил старший прапорщик Иванов, который на протяжении последних двух лет являлся ИО начальника медпункта и теперь готовился передавать дела.

- Как тут вообще? – нерешительно спросил молодой доктор.

- Все в порядке! – браво ответил прапорщик. – Документы – комар носа не подточит! Принимай!

И он широким жестом вывалил на стол кипу запыленных папок.

Лейтенант погрустнел. В таком обилии документов грех было не ошибиться. Призраки будущих выплат закружились над его фуражкой. Тем более, что хитромордый прапорщик явно не внушал доверия.

Ну что делать? Стал проверять.

Инструментарий вроде на месте. Лекарства, перевязочный материал, столы, стулья…

Через каждые минут пять прапорщик трагически закатывал глаза и кричал:

- Да что ты тут смотришь? У меня комар носа не подточит! Подписывай и пошли выпьем! Надо же отметить.

Но лейтенант не сдавался.

Наконец дошли до машины.

А надо вам сказать, что к каждому военному медпункту полагается машина. Этакая разваленная «буханка», времен покорения космоса и кукурузы. Обычно она стоит где-то в парке и медленно рассыпается.

Судя по документам, машина была в порядке. Пробег, путевые листы, списанный бензин.

- Показывай, - решительно вздохнул Леша.

- А что тут показывать? – засуетился прапорщик. – Машина – в огне!

- В смысле? – не понял доктор.

- В смысле – масло я менял, шины новые, двигатель – зверь! На капоте - мухи не е***, а если и е****, то в тапочках! Я и говорю – машина в огне! Подписывай!

- Показывай! – в тон прапорщику ответил лейтенант.

Ну что делать – пошли.

Минут сорок прапор водил доктора по всему парку. Наконец, лейтенант не выдержал и спросил у пробегавшего мимо сержанта в засаленном комбинезоне.

- Боец, где медицинская машина стоит?

- Да вон там, - боец указал на ближайшие ворота, совершенно проигнорировав гневный взгляд прапора.

- Нашли, - радостно сказал лейтенант. – Открывайте.

- Я, это…. Ключи куда-то дел, - замялся прапор. – Да чего там смотреть?! Машина - в огне! Ты что, мне не веришь?

- Верю. Но хотелось бы посмотреть.

Часа полтора безуспешно искали ключи. Наконец, лейтенант поймал ещё одного сержанта, узнал, где обитает начальник парка и выцыганил у него запасной комплект ключей.

Ворота распахнулись!

На четырех березовых чурбачках в полутьме одиноко стоял пустой корпус медицинской буханки. Без колес, двигателя, стекол и даже сидений. Фары были аккуратно скручены и увезены в неизвестном направлении. Корпус, словно потрепанный непогодой череп смотрел на своего нового владельца пустыми глазницами.

- В огне, говоришь? – процедил сквозь зубы лейтенант. – В смысле – горела, что ли?

Прапор плюнул и пошел за запчастями.

Самое веселое время в жизни военного врача начинается, когда в часть прибывает молодое пополнение. Бойцы приезжают с разных концов страны, у каждого своя, характерная для данного региона микрофлора, ослабленное нервным напряжением и проводами здоровье. И, как следствие, приблизительно через неделю-полторы после прибытия солдат в часть, у нас начиналась повальная эпидемия.

Первая эпидемия настигла меня в чине лейтенанта медицинской службы в огромной учебке. Была слякотная дождливая зима. Бойцы приехали сопливые, лихорадящие. В городе набирал обороты грипп. В считанные дни все пять медпунктов были забиты до отказа, госпиталь брал на себя только самых тяжелых, к воротам части стягивались автобусы с мамами и бабушками. Ещё бы, ведь только кровиночку от титьки отобрали, как у неё уже страшный диагноз. ОРВИ.

Под больных отвели изолированный первый этаж казармы. В считанные часы он стал напоминать холерный барак. В огромном помещении на скрипучих железных кроватях метались и бредили полсотни солдат в одинаковом казенном нательном белье. Те из них, которым было получше, выбирались покурить на крыльцо. Вся наша медрота не ночевала дома.

На третий день эпидемии из столицы прибыла ПОМОЩЬ. Целая комиссия в чинах подполковничьих.

- Слава Богу! – вздохнули мы.

Но, как оказалось, рано обрадовались.

Важные медицинские подполковники сработали быстро. Они разработали АНКЕТУ для солдат. «Почему я заболел?» И мне, как самому молодому, пришлось с этой анкетой собирать солдат в актовом зале (привет эпидрежиму!) и задавать идиотские вопросы.

Собрав анкеты, комиссия посчитала свой долг выполненным и уехала.

Эпидемия набирала обороты. Под больных отвели ещё один этаж. Больными числилось уже 50% личного состава.

И тогда из министерства приехала вторая комиссия. Седые важные полковники в течение двух дней изучали работу предыдущей комиссии. И пришли к выводу, что АНКЕТА была неполной. Полковники добавили в анкету ещё два вопроса и снова отправили меня по солдатам.

Бойцы посмотрели на меня, как на идиота, но анкеты заполнили. Для полноты картины замечу, что количество больных достигло уже пары сотен.

Полковники прочитали анкеты, довольно кивнули, выпили на дорожку. И уехали.

- Суки! – сказал начальник медроты, кратко охарактеризовав работу комиссии.

Словно в ответ на его характеристику, через три дня в часть прибыла третья комиссия. В составе этой был самый главный полковник-терапевт. Мы настороженно встретили комиссию.

И не ошиблись. Начальство в считанные часы приняло меры. Наказали врачей, которые неправильно лечили солдат. И разработали ТРЕТЬЮ анкету.

С анкетой носился догадались кто? Конечно же, самый молодой.

А надо вам сказать, что к этому времени половина солдат из опрашиваемых уже выздоровела. И мне пришлось бегать по подразделениям, искать бойцов пофамильно и снова пытать их «Почему ты заболел?»

Апофеозом этого идиотизма было мое выступление в актовом зале. Я собрал там полсотни солдат из опрашиваемых, вышел на трибуну и сказал без микрофона.

- Пацаны, вы наверное думаете, что я кретин?

Бойцы промолчали. Офицеру грубить они уже были не приучены, но ответ читался в глазах.

- Правильно считаете, - сказал я. – Эту ***** бумажку разработали **** полковники. То что они **** я с вами абсолютно согласен. Поэтому давайте заполним её в третий раз и разойдемся по подразделениям.

К моему удивлению ни один из солдат меня не сдал. И мой откровенный разговор с ними не дошел до вышестоящего начальства.

Комиссия уехала. Грипп как-то сам собой пошел на спад.

Через месяц мне объявили выговор за то, что я эпидемию не предотвратил. И не вылечил её за три дня имеющимися у меня в наличии таблетками активированного угля и аспирина.

Отдельно хотелось бы отметить перлы в анкетах. Бойцы были молодые, а школа не всех успела научить писать.

На вопрос «С чем вы связываете свое заболевание?» бойцы отвечали (орфография сохранена):

- Пошел на ФИЗО и упацеу.

- Было холадна, ночу замерз и забалеу

- Упацеу после ФИЗо, кАда шли в казарму замерз

Но отдельного упоминания удостоился боец, который грешил на ОЗК. Он написал.

- Када учились, одел ЮСеКа и упацеу.

Короче все «упацели». И я больше всех

Нашу воинскую часть окружал стандартный советский забор. Забор тянулся километра на полтора, и для прохода сквозь него предусматривалось целых 5 КПП. Пятый КПП находился как раз напротив медроты, в которой я служил.

Однажды утром командир проснулся с идеей, что с таким количеством КПП забор недостаточно суров, поэтому было принято мгновенное решение пятый КПП закрыть. Медикам и их пациентам ходить через четвертый. Но вот беда – напротив пятого КПП располагалась автомобильная стоянка. Кроме того остановка электрички, на которой в часть прибывали иногородние офицеры, так же находилась ближе всего к пятому КПП.

И начался армейский беспредел. Ранним утром, вся электричка, одетая в форму, как по команде совершала бросок через забор. Стремительно перескакивали капитаны и лейтенанты. Отдуваясь и матерясь, перебирались майоры. Поминая командира и его родителей, рисковали жизнью бабушки-поварихи.

Неделю командир ходил довольный своим решением, но однажды узрел на вершине забора 150-ти килограммового начальника столовой. Командиру стало грустно от того, что его приказ так плохо выполняют. И он велел натянуть над забором колючую проволоку. Он забыл про прапорщиков! Ночью два прапора вооружились специальным инструментом и срезали метров пять проволоки, освободив проход для сослуживцев.

Утром командир приказал починить колючку. Те же прапоры её и починили. А ночью разрезали снова. Через неделю проволока состояла из латаных кусков размером не более метра.

Тогда под фуражку командира пришла новая мысль. Верх забора залили солидолом. Первым в солидол угодил уважаемый всеми майор медицинской службы. Майор нелестно отозвался об умственных способностях командира и пошел менять форменные брюки. Управу на солидол нашли быстро. Рядом с забором с двух сторон появились удобно помятые куски картона, которые подстилались при штурме преграды.

Командир окончательно расстроился. И как-то вечером решил лично засесть в кустах в засаде, чтоб пристыдить словом и делом наглых нарушителей. И надо было такому случиться, что в засаду попал не молодой лейтенантик, не прапорщик, а сам командир медроты. Между прочим, целый подполковник. Он оставил на стоянке свою машину, а обходить полкилометра ограды ему было лень. Вот и подался привычным маршрутом – через забор.

Командир части, заслышав шорох приближающихся к переправе шагов, выскочил из засады с торжествующим криком:

- Ага!

- Что - ага! – не испугался медик. – КПП открой и прекрати эту войну с забором.

Слово командира – закон. Пятый КПП так и не открыли. Но воевать с забором перестали. Через месяц прапорщики подтащили к переправе пару бетонных блоков, и ежедневный штурм преграды стал ещё комфортнее.

Было это в те смутные годы, когда наше правительство пыталось дружить с Южной Америкой, Африкой и Азией и почему-то совершенно не хотело дружить с Европой. Именно тогда я служил в военной части в качестве старшего лейтенанта медицинской службы и делал вид, что я все знаю и умею.

Именно тогда у меня появилось несколько приятелей-военных. Таких же как и я молодых лейтенантов и капитанов, переведенных в нашу часть твердой рукой Министерства обороны. Про одного из них этот рассказ.

Как-то утром в части начался переполох. Всех собрали в огромный актовый зал Дома офицеров, на трибуну вышел командир и торжественно прогремел в неработающий микрофон:

- Товарищи офицеры, на следующей неделе нашу страну с дружественным визитом посетит министр обороны южноамериканской республики Большая Патагония (название изменено – ибо военная тайна). Принято решение пригласить министра в нашу часть, как самую образцово-показательную в данном регионе. Мы с командованием долго думали, что показать высокому гостю. И решили разыграть батальную сцену из времен Великой Отечественной войны.

Командир сделал паузу. Наверное, он ждал долгих продолжительных аплодисментов, но народ безмолвствовал. Генерал кашлянул и заглянул в листок, лежащий на трибуне.

- Мы тут набросали кое-какой сценарий. Сначала в атаку пойдут немецко-фашистские захватчики, силами пяти танков и до полусотни единиц пехоты они прорвут нашу оборону. Но потом бойцы Красной армии воспрянут духом и обратят захватчиков в бегство. Реквизит возьмем на телевидении, я договорюсь. Танки покрасим.

- Ага, и «Тигры» из музеев пригоним, - вполголоса сказал один из моих друзей старший лейтенант Сергей (имя изменено – военная тайна).

Генерал обладал телепатическими способностями, поэтому фразу лейтенанта услышал.

- Под «Тигры» перекрасим наши танки. Ничего, побудут немного немецкими. А вы, товарищ старший лейтенант, будете гореть.

- Как это? – икнул Сергей.

- По сценарию во время наступления один из наших танков будет подбит. Бросим несколько дымовых шашек. А из люка выберется объятый пламенем танкист и упадет, сраженный вражеской пулей. Мы решили, что это будете вы.

- А можно я откажусь? – с последней надеждой спросил Сергей.

- Товарищ старший лейтенант, вам Родина приказывает….

Ну, раз Родина – кто же тут откажется.

Готовились в лихорадке. Покрасили танки. Половине намалевали красные звезды, половине кривые черные свастики. На киностудии взяли форму. С оружием получилась накладка, поэтому и бойцов вермахта и красноармейцев вооружили автоматами Калашникова.

Подготовили «гибель танкиста». Взяли старую телогрейку, пропитали спину какой-то горючей гадостью. Прошили изнутри тремя слоями изолирующей ткани.

Утром приехал министр. В часть по раздолбанной дороге влетело три правительственных мерседеса и два джипа с охраной. Выскочил южноамериканец. Улыбается, руки всем пожимает, лопочет что-то. Вокруг него кольцо из негров в кашемировых пальто бежевого цвета – внутренняя охрана. ТАКИХ погон, я ещё не видел. Звезды на них снимали, наверное, с кремлевских башен. Вокруг внутреннего кольца – внешнее. Из наших безопасников. Рядом с министром девочка-переводчица на высоченных шпильках.

Как говориться, приняли, поговорили и поехали театр смотреть.

А накануне, как назло, дождик прошел. И перепаханный танками полигон, где должно было происходить действо, превратился в море непролазной грязи. Мерседесы встали намертво. Министра с охраной пришлось пересаживать в УАЗики. Южноамериканец по-прежнему улыбался, лопотал и всячески веселился.

На полигоне для высокого гостя соорудили дощатый помост. Министр сел в кресло, рядом устроилось наше командование. И действо началось.

Сначала с криками «Ура!» и «За Гитлера!» в атаку пошли матерые фашистские сволочи с откровенно славянскими лицами. Впереди всех в эсесовской форме с ПМ наперевес мчался «арийская белокурая бестия» капитан Джанибекян. Из немецкого капитан знал только «Хенде хох» и «Гитлер капут», поэтому подбадривал бойцов исключительно по-армянски.

Красная армия быстро пришла в себя и организовала контратаку.

К несчастью два из пяти краснозвездных танков взревели моторами, но не завелись.

- Почему они стоят, - через переводчицу спросил министр.

- Они прикрывают наступление, - не растерялся генерал.

Красная армия пошла в атаку.

- Ну, с Богом, - сидя в танке, перекрестился лейтенант Сергей.

Напарник выбросил из люка две дымовые шашки и щелкнул зажигалкой.

Серега, объятый пламенем, с воплями и матами вывалился из люка. За танком его приняли два капитана-танкиста, накрыли брезентом, потушили огонь. Лежат, курят, ибо за дымовыми шашками все равно ничего не видно.

Рядом с танком в грязи лежит убитый немец.

- Пацаны, дайте покурить, - шепчет он. Ибо форма на всех киношная, кто офицер, кто солдат не разбирает.

- Лежи, гад, ты убитый.

- Суки! Может я раненый, подползу?

- Лежи! Ты нам ещё за Сталинград ответишь!

- Пацаны, шухер! Министр бежит!

- Какой министр? – танкисты забыли, что они убиты и поднялись.

А южноамериканский гость так проникся сценой боя, что в восторге вскочил с кресла, перепрыгнул невысокую дощатую оградку и прямо по грязи полигона побежал к подбитому танку. Привычная к таким эксцессам охрана из негров, не жалея лакированных ботинок, бросилась следом. Больше всех было жалко девочку-переводчицу, которая потеряла свои шпильки в двух шагах от помоста и, матерясь, побежала за министром босиком.

Ошарашенное командование части осталось на месте.

Министр хватал танкистов за руки, тряс их, беспрерывно лопоча что-то по-испански. С Серегой полез обниматься. Серега обмер, видя, как на бежевое пальто министра от его грязной обгорелой телогрейки остаются страшные черные разводы.

В общем, спектакль прошел на ура.

Через неделю нас опять собрали в актовом зале Дома Офицеров.

И Сергею объявили УСТНУЮ благодарность от командования за проявленный героизм и артистический талант.

Сразу после медицинского университета занесла меня кривая судьбы в армию. Причем не просто в армию – а старшим лейтенантом, начальником микробиологической лаборатории при медроте. Ощущение было странное. Ещё вчера я джинсах я бегал по столице, оформляя документы, а уже сегодня в неудобной форме с непонятными шевронами и звездочками, я сидел посреди пропахшей микробиологическими средами лаборатории. Вокруг шумел сосновый лес. Во дворе какой-то ястреб охотился за воробьями. Издалека доносились строевые песни и грохот солдатских сапог.

Я сидел и думал, как я докатился до такой судьбы.

Через полгода я освоился. Служба была несложная. Ввиду особенного положения военного доктора, я решительно забил на всякие армейские обязаловки в виде утренних построений и заседаний штаба. Сидел в лаборатории со своим микроскопом, лишь изредка выезжая в подчиненные части с проверками. Проверял я в основном столовые и медпункты.

В помощниках у меня числилась лаборантка. Назовем её Анна Николаевна. Было ей на тот момент где-то слегка за пятьдесят, и была она женой отставного полковника. То есть всю жизнь отмоталась за ним по просторам Советского Союза.

Анна Николаевна была золотой человек. Службу понимала крепче меня, молодого офицерика, вчерашнего «пиджака». Где-то подсказывала, где-то помогала. В общем, служили мы с ней душа в душу.

Теперь история.

Лаборатория была изолирована от всего остального медицинского корпуса. Вход к нам осуществлялся через двойные двери. Во внутренних дверях на высоте моей головы было окошко с сакральными надписями «Для выдачи анализов» и «Вход воспрещен». Рядом с окошком был звонок. То есть – приходит пациент, звонит, мы выходим и между двумя дверями производим все манипуляции.

Утро начиналось с того, что Анна Николаевна принимала поток жаждущих сдать анализы. Это были не только больные, но и те, кто в армии отвечал за питание. То есть повара, хлеборезы и т.д. Поток иссякал часам к двенадцати. После чего я садился за микроскоп, проводить над этими анализами врачебную работу. В подробности вдаваться не буду, это все-таки развлекательный портал, а не научный.

Однажды случилась катастрофа. Анна Николаевна ушла в отпуск. Это была хана! Я разрывался между сбором анализов, их обработкой и выездом на проверки! Две недели я не находил себе места, а потом как-то поток схлынул и я даже заскучал.

И вот как-то сижу я в одиночестве в лаборатории, оформляю треклятые бумажки, как вдруг раздается звонок.

- Кого это там принесло? – ворчу я, натягиваю на форму халат и плетусь к двери.

Напоминаю – в двери окошко на высоте моего лица. Смотрю в окошко – никого нет.

- Бывает, - я пожимаю плечами. – Полтергейст в армии ещё никто не отменял.

Только разворачиваюсь, чтобы уйти, как откуда-то снизу к звонку протягивается рука.

Я высовываю голову в окошко и встречаюсь глазами с мальчиком в ГОЛУБОМ берете. Ростом мальчик где-то 165-170, то есть над нижней гранью окошка он даже макушкой не торчит.

- Здравствуйте, - от неожиданности вежливо говорю я. – Вам кого?

Мальчик вытягивается в струнку.

- Товарищ старший лейтенант! Я – повар ****й мобильной бригады, для прохождения анализов для допуска прибыл.

В моей голове крутилось два вопроса: «Сколько тебе лет?» и «Кто тебя послал?»

Но задал я другой:

- Как же тебя в армию взяли? Да ещё в мобильную бригаду.

Мальчик не обиделся. Видно этот вопрос ему не раз задавали.

- А я в нашей деревне самый здоровый! – бодро отрапортовал он.

А вы говорите у военкоматов план не выполняется. Этак мы до Гитлерюргенда докатимся.