DoktorLobanov

Мой друг и сосед Мишка женился на чудесной девушке. Всем хороша была молодая супруга. Красивая, умная, серьезная, медсестра в районной больнице. Но был у неё один весьма важный недостаток. Нет, не длинный нос или маленькая грудь. С этим как раз у девушки оказалось все в порядке. Просто её звали Лена. Вы спросите – в чем же тут проблема? Красивое имя. Из-за её тезки, между прочим, Троянская война началась, а это чего-нибудь и значит. Спросите - и будете правы. Но именно в данной базовой ячейки общества имя новоиспеченной супруги стало проблемой.

Дело в том, что у моего друга был старший брат. И он за год до этого тоже женился. И жену его звали Лена. А ещё у братьев была старшая сестра. Догадались? Правильно- Лена.

И вот сидим мы на соседской кухне брутальным мужским коллективом, чай с бутербродами пьем. Мой друг Мишка кричит:

- Лена!

И все три Лены раздражаются, потому что в этот момент другими делами заняты. И достается всем. И мужьям, и братьям, и мне за компанию.

Собрались мы как-то одной большой толпой и на полусемейном совете постановили:

- Во избежание путаницы и последующих за этим карательных мер со стороны слабой половины человечества, называть отныне старшую Лену почтительно Еленой. Среднюю – просто Леной. А младшую муж почему-то окрестил Лешкой.

Миша – товарищ серьезный. Между прочим, почти кандидат в мастера спорта по боксу. Поэтому свои шутки про немецкого психолога Фройда и латентную гомосексуальность я оставил при себе. Лешка - и Лешка.

Понемногу все привыкли. И родственники, и друзья стали называть девушку Лешкой. И даже грозный зав.отделением начинание поддержал. Ведь у него в команде тоже три медсестры Лены, а вот Лешка только одна.

Примерно через год, молодая супруга объявила Мишке, что скоро их будет трое. Не то, что бы трое в доме, потому что жили они вшестером в одной квартире. А трое - в смысле «У нас будет ребенок!» Мишка очень обрадовался, и тут же почувствовал себя отцом у меня дома. Да так хорошо почувствовал, что наутро Лешка нас откачивала и тихо материлась, жалуясь судьбе на мужа-алкоголика и соседа-балбеса.

Незаметно пролетели девять месяцев. Лешка очень серьезно, с полной ответственностью медицинского работника пила витамины и следила за своим здоровьем. В сроки проходила УЗИ и сторонилась больных краснухой. Поэтому роды наступили, как по часам.

Приблизительно в три утра я проснулся от топота за соседней дверью. Хотел было повернуться на другой бок и опять заснуть, но вдруг в мой отуманенный мелатонином мозг проникла идея:

- Это же Лешка рожает!

Я вскочил, и как был, босиком и в трусах, выскочил в коридор.

Так и есть. Мишка с безумными глазами носится по квартире, хватая очень нужные в роддоме вещи, такие как магнитофон, детские игрушки, бритву старшего брата. Ключи от машины прячутся в параллельном пространстве. Многочисленные родственники, выхваченные из постелей гормональной бурей и женской физиологией, паникуют. И единственный спокойный человек в этом дурдоме – это сама Лешка.

Она сидит на табуретке посреди коридора и отдает команды строгим грозным голосом старшей медсестры, лишь изредка морщась от накатывающих родовых схваток.

- Рожаем? – деловито поинтересовался я.

- Рожаем, - кивнула Лешка. – Ты штаны-то одень. А то если мой муж ещё полчаса не найдет ключи от машины – рожать я буду прямо здесь. А ты, как врач, будешь роды принимать.

- Лешка, у меня по акушерству три балла было! – робею я.

- А по чему у тебя было «пять»? – хмурится Лешка.

- По судебно-медицинской экспертизе.

- Тогда лучше помоги соседу ключи искать.

Бросаюсь в круговерть поисков, и через десять минут ключи сдаются, выползая из-под дивана. Мишка с ревом и лязгом подвески бросает свою «ласточку» в скоростное ралли по пересеченной местности спящего города до ближайшего роддома. Квартира затихает.

- Вы как хотите – а я пошла спать, - с типичным женским равнодушием заявляет Елена.

- Паша, может выпьем для успокоения нервов? – шепотом спрашивает Юрка – Мишкин брат.

- Я тебе выпью, - Лена сгребает мужа за ухо. – А ну – спать!

Соседи исчезают за дверью, а я иду к себе. Кошка недоверчиво смотрит на ненормального хозяина, который подскочил ни свет ни заря из-за того, что у кого-то скоро будет котята. На всякий случай мявкает, требуя пожрать.

- Спи! – командую я кошке. И иду на балкон курить. Из-за паники забыл, что уже полгода, как бросил.

Потомок Мишки появился на свет вовремя и без патологий. Роды прошли в штатном режиме, если не обращать внимания на то, что в процессе роженица командовала акушерками и мешала врачу дельными советами.

Через три дня мы с Мишкой слегка нетрезвые стояли под окнами роддома. Асфальт украшали кривые буквы «Маша, спасибо за сына!», «Катя, спасибо за дочь!» и прочие следы наскальной живописи. Я предположил, что если снять асфальт, то там обнаружится булыжная мостовая с надписью «Рогнеда, спасибо за Изяслава». Мишка посоветовал мне не умничать и спрятать бутылку в карман, потому что мы все-таки на территории медицинского учреждения. Кроме того проникли сюда через забор, поэтому вести себя надо тихо.

Уже через минуту, забыв про свои слова, Мишка заорал на весь больничный городок:

- Ле-е-ешка!

Испуганные роженицы показались в окнах всех трех этажей.

- Ле-е-ешка!

Из дверей высунулась сердитая медсестра.

- Молодой человек, какой Лешка? Это роддом.

- Да знаю я! – отмахнулся Миша. – Ле-е-ешка!

И ведь орал, пока Лешка не показала ему в окно новорожденную дочь.

На следующее утро я пришел на работу, спорол с белого халата вышитые опознавательные знаки своего отделения, прикинулся новым врачом-гинекологом и проник в палату к Лешке. Рядом с её койкой стояла крошечная кроватка, в которой лежало странное сморщенное существо с лицом, похожим на гриб-боровик.

В этом году боровик первый курс медуниверситета заканчивает.

На первом курсе медуниверситета было три студента отличавшихся по возрасту от остальных. Леха - Кролик училищный краснодипломник, партийный активист и будущий медалист университета; ваш покорный слуга, почетный санитар районной больницы; и абсолютно потрясающий пофигист по имени Андрей Халаев.

Мозгами Бог Андрюху не обидел. Тот без особого труда трижды поступал в наш ВУЗ. Однако, поступив, чувствовал свой долг перед Вселенной выполненным и на дальнейшую учебу забивал. Первый курс ему удавалось сдать. Непонятному Андрюхиному везению подчинялись и биорганика, и высшая математика с медицинской физикой и даже История медицины в лице бабушки Хаммурапи. Но на зимней сессии второго курса коварно притаилась анатомия. И это страшное препятствие Андрюхе ещё ни разу не удавалось преодолеть.

Вылетев в первый раз, Андрей пожал плечами и пошел в армию. Служили тогда долгие два года, поэтому Халаев успел слегка заматереть, поднабраться жизненного опыта, синими чернилами криво наколоть на кисти «ДМБ-1998», свести наколку марганцовкой и всерьез решить, что высшее медицинское образование ему все-таки необходимо. Дембельнулся, засел за пыльные учебники. И поступил во второй раз.

А поступив – увлекся пивом и компьютерными играми. Благополучно дошел до зимней сессии второго курса. И получил «пару» от зав. кафедры анатомии. Госэкзамены не пересдают.

Андрей не стал расстраиваться. Решил круто поменять свою жизнь и поступил в какое-то ПТУ на технаря. То ли электрика, то ли сантехника, то ли сварщика-баяниста, я уже не помню. Закончил с отличием. И тут его снова переклинило на медицине. Просто проснулся однажды утром, посмотрел на висящую на стуле робу с надписью «Стройтехмонтаж» на спине, и понял, что все-таки хочет быть врачом.

Третий раз он поступал со мной. И учились мы в одной группе. Преподаватели первого курса встречали Андрея, как родного. Лично слышал на сложнейшем зачете диалог между грозным профессором и почетным студентом Халаевым.

Преподаватель:

- Я тебе в прошлый раз что поставил?

- Четыре, - не моргнув глазом отвечает Андрей.

- А в позапрошлый?

- Тоже четыре.

- Трындишь ты, Халаев. Никак больше тройки я тебе поставить не мог. А если и ставил четыре, то нынче ты деградируешь!

И ставит «тройку». А Андрюхе больше и не надо. Он коварно улыбается и, помахивая зачеткой, спешит в общагу. Где пиво и компьютер.

Отношения Халаева со студентами старших курсов тоже были своеобразными. Обычно в студенческой общаге царит легкая дедовщина. А тут непонятно. Студенты с первого Андрюхиного захода уже стали врачами и заскакивали в общежитие только когда приезжали в столицу на какие-нибудь курсы повышения квалификации. Неизменно бухали с товарищем и, хлопая по плечу, обещали протекцию и помощь при распределении в свои ЦГЭ. Студенты со второго захода уже вышли на финишную прямую, обрели ленцу и вальяжность недалеких выпускников. А Андрюха по-прежнему болтался между первым и вторым курсом. Он поймал в этом какое-то буддийское состояние комфорта и чувствовал себя великолепно.

Зимой Андрюха всерьез влюбился. Его избранница – будущий врач-педиатр Катя не на шутку взялась за его перевоспитание. Под запрет попали пиво, компьютер, ночные игровые клубы. В приоритете – учеба, зачеты, экзамены. Наивная. Андрюха кивал с честными глазами, но своих привычек менять не собирался.

Сидим вечером в комнате, гречку с тушенкой лопаем. От каши уже воротит, потому что третий месяц её жрем. А ничего больше нет. На кулинарные изыски студентам-медикам не хватает ни времени, ни денег. Купили ящик тушенки – приятного аппетита. А тут в начале коридора раздается стук в соседские двери и Катин вопрос:

- Ребята, привет. Халаев у вас?

- Не-е-е, нет, нет, - отзывается 301-я комната.

- Тук-тук, Халаев у вас?

- Нее-е-ет, - хором отвечает 302-я.

Мы в 305-й. Весь коридор знает, что Халаев в 308-й пиво бухает с четверокурсником Валиком и режется в третьих Героев. Все слышат Катины поисковые мероприятия, но никто Андрюху не сдает. А он сам из 308-й не выходит.

- Тук-тук, Паша, Андрей у вас?

Смотрю на неё честными глазами. Не у нас же.

Катя дошла до конца коридора. Ткнулась в 308-ю, но ей не открыли и звук на компе выключили. И пошла искать суженого на четвертый этаж.

- Халаев – п..да тебе! – радостно орет из 303-й шестикурсник Серега.

Стены в общаге картонные. Каждый звук поиска слышали в мельчайших подробностях.

- А чего сразу п…? - огрызается Андрюха. – Я скажу, что в анатомичку ездил, к зачету готовился.

- Ходи давай! – нетерпеливо орет Валик. - Видишь, красный на краю появился.

- К анатомии он готовился, - ржет 304-я. – Ты скажи, нормальный человек поверит в эту байку?

Из 308-й слышится тревожная музыка. Очевидно «красный» атакует чей-то замок. Андрюхе явно не до семейных разборок.

Так под пиво и третьих Героев и докатились мы до зимней сессии второго курса. К зиме Халаев впал в какое-то нордическое спокойствие. Иногда даже учебники открывал. Стал в тему ввертывать в разговор с преподавателем латинские названия. Забрезжила надежда. Видимо Катя на него хорошо повлияла.

Неделю перед анатомией истерит весь курс. Но только не Андрюха. С видом «летали-знаем» он ходит из комнаты в комнату и учит нас жизни, рассказывает байки про преподов-анатомов. Его прическа «черви умирают стоя», теплая клетчатая рубашка, спортивные штаны с вытянутыми коленями и стоптанные сланцы мелькают по всем этажам. Он вещает, пока особо нервные второкурсники не начинают посылать его.

Из кабинета, где принимали экзамен, Халаев выходит с удивлением на лице.

- Ну?? Что? – бросаемся мы к нему.

- Сдал, - не верит Андрюха.

Открывает зачетку и подозрительно смотрит на пузатую «тройку».

- Блин, первый раз в жизни анатомию сдал. Дорохович видно пожалела.

Халаев так обрадовался чуду, что ушел в недельный запой. Завалил следующий, в общем-то не особо сложный экзамен, а потом и летнюю пересдачу. После чего плюнул, решил, что не судьба, открыл ИП и нынче занимается сборкой мебели. Зарабатывает в пять раз больше, чем его несостоявшиеся коллеги-врачи. С Катей они поженились. На свадьбе я безобразно напился и мало что помню.

А через год после финального захода старшего Халаева на лечебный факультет поступил младший брат Андрюхи Виталик. Доучился до второго курса. И на анатомии вылетел. Традиция.

ПС: Уважаемые читатели, сообщаю, что книга, которую мы с вами с нетерпением ждем, прошла редакцию и встала в очередь в типографию. Как сообщает издательство, крайний срок исполнения заказа - 1 апреля. Обложку с художником согласовали

«Если солдат боится, что его накажут за травму или болезнь – он и отрыв конечности скроет» - майор медицинской службы В.Белый.

Как-то в конце зимы в медпункт воинской части приходит солдат и сует под нос хирургу перебинтованную руку.

- Порезался? – спрашивает врач.

- Да не-е-е, - мнется солдат.

- Прижал чем-нибудь?

- Ну, типа того.

Врач разворачивает нечистую тряпицу и в нос шибает довольно неприятный запах. Повязка скрывает несколько рваных ран, которые уже начали гноиться.

- Ты что, мочу прикладывал?

- Да не-ет, - идет в отказ солдат.

- Когда была травма?

- Так с неделю назад.

- Чего же ты, подлец, неделю сидел?!

- Так я боялся, что накажут.

Врач рану обрабатывает и замечает некоторые странности. Раны симметричны. И очень напоминают…

- Боец, а кто тебя укусил?

- Никто, товарищ майор! – вскакивает солдат. Глаза таращит, лицо честное-честное. Короче, палится по первому разряду.

- А ну, сознавайся!

Солдат в отказ. Но майор не отступает. И постепенно вырисовывается следующая картина.

В прошлом месяце солдаты были на стрельбах, на одном из дальних полигонов. И прибилась к ним какая-то собака. Подкармливали её сухарями и супом, зверюга и носилась следом за бойцами. А в один прекрасный момент чего-то ей не понравилось, она и цапнула пациента за руку.

- Собака где? – бледнеет врач. Он-то знает, что такое бешенство.

- Да на полигоне осталась!

- Собаку ловите и на обследование! Всех контактных – ко мне!

Что тут началось! Сержанты на солдат ревут! Командир части на себе волосы рвет! Из столицы команда проверяющих вылетает. На полигон целая бригада собирается с веревками и кусками брезента – собаку ловить. Между делом обнаружился ещё один пострадавший, которого собака куснула В ПАХ! Как и первый боец, он свою травму скрывал и лечился народными средствами.

На следующий день бойцы приволакивают в медпункт черную дворнягу, которая скулит и огрызается.

- Эта? – спрашивает врач.

- Точно эта! – хором отвечают солдаты.

Собаку – на обследование. Бойцов – в изолятор. И только неспокойна душа у майора. Что-то ему во всей этой истории не нравится. Идет он в палату к первому пострадавшему и начинает его расспрашивать.

- А собака большая была?

- Да обычная собака, по колено мне.

- А какой окрас?

- Рыжая, с черным хвостом. И уши черные.

Врач свирепеет и идет к «бригаде охотников».

- Вы какую собаку мне притащили?

- Ту, что по полигону бегала, - разводят руками солдаты.

- Так это же не та собака, которая бойцов покусала!

- Вроде та, - мнется сержант.

- Где собака? – рычит майор.

Слово за слово, и оказывается, что после второго укуса, солдаты медлить не стали и собаку из автомата завалили. Труп прикопали где-то на полигоне, а когда начался шухер – приволокли на обследование какую-то левую дворнягу.

Минут двадцать майор высказывал солдатам все, что он о них думает. А потом загрузил в буханку пострадавших и расстрельную команду и повез их на полигон.

Дальнейшие два часа напоминали картину из какого-нибудь американского детектива. Поникшие солдаты ходят по заснеженному полю и ищут место последнего успокоения дворняги. За ними с каменными лицами два врача-офицера и сержант-водитель. Иногда группа останавливается. Солдаты мямлят:

- Да, вроде здесь.

И начинают копать. А снежок прошел, скрыл все следы. Попробуй найди через две недели. Ходили несколько дней. Но тело невинно убиенной нашли и на экспертизу отправили. К счастью, бешенство не обнаружили, так что погибла псина совершенно зря.

А кого ещё полгода любили на каждом собрании? Правильно – майора медицинской службы. Ибо не усмотрел за свои клубом любителей животных.

Больница – скорбное место. Здесь каждый день сталкиваешься с человеческой болью, несчастьем, а зачастую и со смертью. Именно поэтому медики – люди циничные. Если принимать к сердцу страдание каждого пациента – так и с ума сойти недолго.

Но были истории, от которых пронимало даже самых зачерствевших медсестер с сорокалетним опытом хирургии и реанимации.

Однажды в разгар жаркого летнего дня 1997-го года в приемную с шумом и сиреной привозят женщину. Работницу из соседнего с городом колхоза. Во время сбора сена она упала с самой вершины высоченного стога, повредила позвоночник и вообще её жизнь под большим вопросом. Реанимация, травматология, из областного центра по вызову главврача едет для консультации какое-то местное врачебное светило – ибо случай сложный.

Пациентка, к слову, обычная колхозная тетка. Некрасивое лицо со следами постоянной работы на улице и злоупотреблением алкоголем, расплывшаяся фигура. Я, честно говоря, думал, что ей лет пятьдесят. Но, заглянув в историю, понял, что на полтора десятилетия ошибся.

Проходит несколько дней. Пациентку переводят из реанимации в травматологию. Готовят к серьезной операции. И вот однажды вечером слышу со двора голоса. Выглядываю в окно. У больницы мнется мужичок в стоптанных кирзовых сапогах, драных штанах и давно нестиранной рубашке. Небритое лицо, красный нос в прожилках вен. Мужичок складывает рупором ладони и кричит:

- Скажи, с Машкой все в порядке! И Витька помогает! А корову соседка доить приходит!

В окне палаты на втором этаже мелькает санитарка тете Валя, кивает головой и исчезает внутри.

«Что за сарафанное радио?» - удивляюсь я. Иду в палату.

А там лежит та самая пациентка с травмой позвоночника. К окну она сама подойти не может, вот тетя Валя и бегает между ней и мужем.

- Тетя Валя, а чего товарищ в приемные часы не пришел?

- Так не может он, - сопит санитарка. – Работает, да за детьми смотрит. И сейчас еле добрался. Последний-то автобус в деревню уже ушел – ему обратно пятнадцать километров пешком топать.

Каюсь, совершил я должностное преступление. Одел мужичка в халат и провел окольными путями в палату к жене. Он бросился к парализованной, за руку схватил и застыл. Нас тетей Валей, как ветром из палаты сдуло. Людям поговорить надо. А мы тут лишние.

И ведь что удивительно. На вид – типичная деревенская семейка, где употребляют оба, а когда не поделят бутылку – дерутся с применением холодного и деревянного оружия. Нам последствия таких семейных посиделок каждую ночь привозили. Оба в возрасте, оба далеко не поэты серебряного века. И вдруг такие чувства!

Минут через двадцать мужичок из палаты вышел, утирая слёзы рукавом. Мы постояли с ним, покурили. Он рассказал, что дочери их Маше – пять лет, а старшему Витьке – десять. И живут они душа в душу, скоро стеклянная свадьба.

- Выпиваем, конечно, в деревне без этого никуда. Но я свою Дашку никогда даже пальцем не тронул! И детей люблю больше жизни! – мужичок рассказывает, а у самого горло от волнения перехватывает, в глазах – слезы. – Слушай, что врачи говорят? Ходить будет?

Я пожал плечами. Мне-то откуда знать. Мужичок голову опустил и поплелся домой в деревню. Пятнадцать километров по темноте.

Первая операция прошла не слишком удачно. Травма была тяжелая, с повреждением нервной ткани. Пациентка не встала. Начали готовить её к переезду в столицу, а там уж специалисты самого высокого класса.

Все это время мужичок от жены не отходил. Вечером придет с работы, детей накормит, с животиной разберется – и на последний автобус, к нам в город. Проводили мы его в палату, там он за женой ухаживал. И на судно её посадит, и помоет. И поворочает, чтобы пролежней не было. От пролежней, кстати, не спаслись. Так мужичок освоил у медсестер массаж и помогал.

Несколько раз привозил детей. Чумазую шумную Машку, не по годам серьезного Витю.

Вся больница про мужичка знала. Зав.отделением делал вид, что не замечает нарушения режима. Медсестры подкармливали, санитары пару раз оставляли ночевать в своей каптерке, когда он слишком уж засиживался. Соседки по палате умилялись и украдкой плакали в подушки. Они-то знали, что травмы тяжелые и пациентка может уже никогда не встать с постели.

Но мужичок не унывал. Таскал врачам какие-то промасленные свертки, главному помог с барахлящей машиной. А когда пришло время ехать в столицу – оставил детей на бабушку и поехал вслед.

Через пару месяцев, уже в начале зимы, парочка вернулась к нам. Похудевшие, замученные, но глаза у них горели все тем же чувством. Операция была на этот раз удачной. Предстояли долгие месяцы реабилитации уже на базе нашей больницы, а потом и дома. Так мужичок свою жену на руках носил. А в январе приехал на председательском УАЗике со снятыми задними сидениями, погрузил супругу и увез домой.

Провожать их вышло полбольницы. Наши железные медсестры украдкой всхлипывали. Собрали им немного денег, кое-что из необходимых медикаментов, бинты для перевязки. Мужичок смущенно благодарил, всем улыбался.

А следующим летом приехал в город и не поленился зайти к нам и рассказать, что поднял-таки он свою жену на ноги. Дали ей инвалидность, но устроили работать на какую-то бумажную должность. Вроде, как и повышение вышло.

После таких историй как-то надежда появляется.

Я стараюсь лояльно относиться к представителям любой конфессии. Будь ты хоть иудей, хоть кришнаит или пастафарианец – лишь бы человек был хороший. Хочешь брить голову и петь посреди улицы под барабан – пожалуйста, хочешь фотографироваться на паспорт в дуршлаге на голове – замечательно, хочешь отрастить дреды и петь регги – поделись тем, что ты куришь, не будь жмотом. Только не пытайся навязать мне свои взгляды на жителей вселенского пентхауса.

Ну и как-то везло мне с этой темой. Когда в наш город приехали адепты Аум Сенрикё с портретами Секо Асахары и десятками вербовали подростков, я пил пиво в подъезде и не пошел. Сектанта «Белого братства», привязавшегося к нашей стайке гопников мы едва не отпинали ногами, потому что он принялся упрекать нас за курение. А потом мой подростковый период миновал, появилось немного мозгов и сектантам стало со мной неинтересно.

Свидетелей Иеговых знают все. Это сейчас они уже всем надоели и их не стесняются прогонять прочь. А в конце девяностых они были ещё в новинку. По крайней мере, в нашем небольшом городке.

Одним промозглым осенним вечером в приемное отделение больницы, где я работал санитаром, поступил звонок. Две скорые везут десяток людей, угоревших в частном доме. Для нашей больницы, к сожалению, не редкость. Половина города – частный сектор, и не новомодные коттеджи, а обычные деревенские избы с печным отоплением. Каждый год с началом отопительного сезона в нашу реанимацию попадали старики, преждевременно закрывшие вьюшку или забывшие, когда в последний раз чистили трубу. Реаниматологи свое дело знали и почти всех спасали.

Так что случай в общем, банальный, только жертв очень уж много. Ну, разбудили врачей, привезли на такси отдыхавшую смену. Ждем.

Распахивается дверь! Вопли, плач, крики. Приемное мгновенно превращается в базарную площадь. Что не удивительно. Угоревшие редко лежат тихо. Обычно это плохой показатель – средняя или тяжелая степень. А пациенты с легкой степенью отравления, наоборот, бывают весьма шумными, подвижными, у них слуховые и зрительные галлюцинации, рвота, кашель.

Реаниматологи носятся, как угорелые. Пару особенно тяжелых подключают к аппаратам, остальным колют антидоты. Между делом выясняется, почему пациентов так много. Оказывается, это собрание Свидетелей Иеговых. После вечерней молитвы они собрались в доме одного из адептов, о чем-то поговорить, да и переночевать. А хозяин по рассеяности заслонку печки и закрыл.

Одной из особенностей данной религиозной организации является полный запрет на некоторые медицинские процедуры. В частности – на переливание крови. И вот одна из пораженных женщин внезапно открывает глаза, видит перед собой суетящихся людей в белых халатах и начинает истошно кричать:

- Нет! Только не переливайте мне кровь! Это нельзя делать!

А толпа одурманенная угарным газов – это весьма впечатлительное сообщество. Достаточно было заорать одной, как через минуту уже десяток пациентов вопили и скандировали:

- Нет! Только не кровь! Кровь! Кровь!

Хотя никто в принципе им ничего переливать не собирался.

Жуткое я вам скажу зрелище. В полутемной приемной райбольницы, которой три столетия, под сводчатым потолком сидит угрюмая толпа и глухими голосами повторяет:

- Кровь! Кровь!

Идиллию нарушили зав.отделением и два хирурга – здоровенные дядьки, привыкшие работать руками. Они мигом вычислили провокаторшу, погрузили её на каталку и отволокли в реанимацию. А на сектантов слегка наорали, что сбило настрой толпы.

Через пару дней бледнолицые сектанты ходили по коридорам больницы в потертых пижамах и раздавали в каждой палате свои брошюрки. Главный врач грозился их выгнать за нарушение режима, но упрямые религиозные борцы не сдавались и продолжали свою деятельность. Успели заманить в свои сети несколько санитарок. Так что ещё несколько месяцев в каждой мусорке больницы лежали яркий страницы «Сторожевой Башни».

А годы спустя ехал я из командировки в Брестскую область. Поздняя осень. Подмораживает. Идет промозглый дождь, который прямо на асфальте превращается в ледяную корочку. Тут вижу - посреди поля стоит бабулька и голосует. Так начинаются некоторые фильмы ужасов. Пустая дорога, поле, откуда старушка? Притормаживаю.

Обычная бабка в мокром пальто от которого пахнет псиной, цветастом платочке и с огромным чемоданом на колесиках. На ведьму или вампира вроде бы не похожа.

- Милый, ты в Минск?

- Туда, бабушка. Садитесь, подвезу.

Помогаю загрузить неожиданно тяжелый и грязный чемодан в багажник. Включаю печку посильнее – бабка явно замерзла. Проходит минут десять в молчании, только из колонок негромко ноет Стинг.

И вдруг бабка вздрагивает, словно её включили:

- А ты в Бога веришь?

И тут я понял, что попал.

- Верю, бабушка.

- Не в того ты Бога веришь! – категорично заявляет старушка. – В неправильного. Мы тоже раньше в неправильного Бога верили, а теперь пастор приехал и научил.

И начинает мне рассказывать историю, достойную голливудских страшилок. Деревня их в трех километрах от трассы, то есть чемодан бабуська волокла по раскисшей грязи. Обычная белорусская деревня, из которой бежит молодежь, и остаются только старики. Церковь когда-то была, но после 17-го приехали какие-то товарищи из города и взорвали – один фундамент остался. На этом фундаменте уже в начале 2000-х православные возвели часовню, но своего священника в поселке не было. Наезжал раз в месяц – крестил, женил, исповедовал.

А пару лет назад приехал в их деревню некий пастор. С невиданной быстротой построил большой кирпичный дом и начал проповедовать. Учение его напоминало одно из направлений протестантизма, но с каким-то сектантским уклоном.

- Сказал нам пастор – снимите со стен крашеные доски и принесите их к моему дому.

«Это она про иконы», - понял я.

- И принесли?

- Принесли, - радостно закивала старушка. – Развели большой костер и стали в этот костер раскрашенные доски бросать. И молитвы пели.

«Замечательно, - подумал я. – Дети кукурузы, чтоб их!»

Подумал высадить старуху что ли? Так ведь проклянет, ведьма! Да и дождь сильнее пошел. Замерзнет – помрет, возьму грех на душу.

Бабулька вещает, сыпет фразами из Евангелия, цитирует по памяти большие куски.

«И деменция её не берет! – поражаюсь я.

- А что батюшка сказал?

- А что этот еретик бородатый скажет?! – завелась бабка. – Приехал, ругался, грозился милицию натравить. Но мы его прогнали. Мужики и побить пригрозились.

Чтоб как-то сбить разговор с религиозной темы, спрашиваю:

- А в Минск-то зачем едете? К внучке?

- Нет, милый. Я на вокзале переночую, а утром на Комаровку пойду (это большой минский рынок). Буду там слово нести и проповедовать. У меня и листы с собой в чемодане.

Я стиснул зубы и всю оставшуюся дорогу нарушал скоростной режим изо всех сил. На прощание старуха пыталась всучить мне несколько ярких листков, но была категорично послана. И ушла, даже спасибо не сказала.

А через пару дней поехал я на Комаровку. И ещё издали услышал гнусавый старушечий голос, распевающий псалмы. Это была она, моя знакомая с трасы. За эти дни она слегка сдала – сказались бессонные ночи на вокзале. Из-под платка торчали немытые сальные волосы, но глаза горели прежним огнем фанатика.

Короче, будете ехать через Брестскую область, держите оружие наготове. Где-то там, среди раскисших полей зреет гнездо новоявленных «Пенсионеров кукурузы»

Эта история случилась потому, что система военно-медицинского образования в Беларуси не совершенна, а бюрократия и «волосатые лапы» остались в стране наследием ещё советских времен.

Для того, чтобы получить большую часть узких специализаций, а с ними перспективы на погоны высшего командного состава, белорусским военврачам приходится на пару лет поступать либо в Военно-медицинскую Академию в Петербурге, либо по договору с медиками бундесвера ехать в Германию. Немецкий вариант моим бывшим коллегам нравится больше, поэтому битва за места идет не шуточная. Бонус к специализации кроме погон – место в столичном госпитале и все прилагающиеся к нему плюшки.

Мой друг Володя закончил военно-медицинский факультет хирургом и был направлен в медроту большой военной части республиканского значения. В медроте Володя заскучал, потому что работы ему там было совсем мало. За год службы случился в его ведомстве один несчастный завалящийся аппендицит, да и тот из-под носа в госпиталь увезли. А так – вросшие ногти, вскрытые абсцессы, вот, собственно, и вся хирургия. И много, много писанины.

От такой жизни Володя, мечтавший о славе Пирогова, вскоре полез на стенку. А потом, одумавшись, стал вострить лыжи в Германию на учебу. Парень был настойчивый, пробивной, короче получилось у него. И вскоре мы все узнали, что Володя едет на два года учиться куда-то под Франкфурт. А после учебы заступает на должность хирурга в столичном госпитале. Ему и место придержат.

Отметили это дело, позавидовали, пожелали доброго пути. И тут выясняется любопытный факт. Обычно перед тем, как отправлять офицера на учебу, с ним заключали свежий пятилетний контракт. Мол, вернется, должен будет либо отработать, либо оплатить свое обучение. А тут казус. Володе по старому контракту ещё 2,5 года служить. Вроде как успеет вернуться до окончания. Не знаю, о чем думали чиновники из управления, наверное, ни о чем, потому что поехал Володя в чужеземный ВУЗ без контракта.

Проходит два года. Володя шлет мне по Интернету фотки с огромными пивными кружками и мордатыми офицерами предполагаемого противника. Тем временем супруга его заканчивает наш университет и начинает практиковать.

Приезжает Володя на родину. Готовый микрохирург с десятком операций за плечами. Приходит весь такой радостный к начальству, а там руками разводят:

- Извини, дорогой. Но в данный момент на твою специализацию нет места.

- Как это нет? – удивляется Володя. – Я когда уезжал – было. Куда же делось? Я два года учился, руки нарабатывал. Вот список проведенных операций. Я хоть сейчас за операционный стол.

- Понимаем, - начальники закатывают глаза к потолку. – Очень нужные навыки ты приобрел. Только места все равно нет.

- Да куда же оно делось?

- Было место, - не спорят начальники. – Но понадобилось нам одного офицера в столицу перевести. А у него дядя – генерал. Вот и поставили на твое место.

- Как же он оперирует? Он же не умеет!

- А он и не оперирует. Зачем ему такая ответственность.

- А как же я? – растерялся Володя.

- А ты побудь пока начальником медпункта. Вот тут, недалеко от Минска, километров сто, есть часть. Туда позарез начмедпункта требуется. Через пару лет товарищ на повышение пойдет, место освободится, мы тебя и переведем.

- За пару лет я все навыки растеряю. А начмедпункта это вообще терапевт!

- Ничем помочь не можем, - разводят руками начальники.

Володя голову опустил и в часть поехал. Посмотрел на протекающую крышу медпункта, на кипу пожелтевших журналов, которые ему предстояло заполнять, и душа его обратилась на темную сторону.

Тут, как назло, приходит ему из Германии сообщение:

- Герр Вольдемар, пишет вам ваш преподаватель герр Рейзеншнауцер. Вы забыли кое-какие учебные материалы, которые я вам высылаю по Интернету.

Володя встрепенулся и написал в ответ:

- Герр Рейзеншнауцер, если так случится, что я приеду к вам обратно, не поможете ли вы мне с работой?

Немец отвечает:

- Герр Вольдемар вы в своем уме, такие вопросы задавать? Мы вас два года учили, диплом дали, за вашими успехами следили. Конечно, помогу, у нас тут хорошие специалисты, обученные на халяву, всегда нужны.

Володя повеселел. А тут и конец его контракта подоспел. И совершил военврач жуткое предательство. Не стал он новый пятилетний контракт подписывать. Что тут началось! Крику было на всю армию! Володю имели во всех кабинетах управления, но он не сдавался, как последний партизан. Начальники, которые Володю в Германию отправляли без подписанного контракта, за головы схватились. За такой косяк можно и звездочек недосчитаться. Давай действовать методом кнута и пряника. Нашли ему и место в столице, и квартиру служебную. Но Володя стоит на своем, потому что отлично понимает, что после такого казуса ему путь один – подальше от родной армии. Ибо сожрут!

Так и уехал. И жену забрал.

Работает нынче Володя в небольшом городке недалеко от Франкфурта. Оперирует местных бюргеров, выплачивает кредит за дом и растит первенца. О своей военной карьере вспоминает только на 9 мая и на 23 февраля. Тогда Володя надевает парадную форму, выпивает стакан водки и с тоской понимает, что в городе – немцы.

В Интернете и в жизни я всегда защищаю коллег-врачей. Потому что понимаю, как им трудно выживать в нашем мире, какая у них зарплата и как государство их игнорирует. Но бывают случаи, когда и у меня не хватает положительных аргументов. И я тоже начинаю ругать отечественную медицину.

Несколько лет назад я проводил переговоры с одной сотрудницей аптечной сети и как-то незаметно разговор коснулся преподавателей медицинского ВУЗа. Знакомы мы были давно, да и медики в вопросах диагнозов не стесняются особо, поэтому пусть вас не удивляет откровенность последующего диалога.

Мы вспомнили общих преподавателей, деканов, проректора. А когда разговор коснулся одного из доцентов кафедры дерматовенерологии, дама вдруг помрачнела.

- А доцент Петров – гад редкостный! – неожиданно заявила она.

Я слегка опешил. Во-первых, не ожидал от солидной дамы такой резкости, во-вторых, знал Петрова, как неплохого специалиста-практика.

- Чем он вам так не угодил?

- Да лет пять назад на третьем месяце беременности вдруг ни с того ни с сего в моих анализах обнаружили антитела к сифилису. И махнули, не глядя, заключение. Никто не удосужился перепроверить. Муж был в шоке, я тоже! Представляете состояние беременной женщины? Муж смотрит на меня недоверчиво, я рыдаю. Чуть не развелись! И тут кто-то посоветовал обратиться к Петрову. Мол, он неплохой специалист, одно из светил отечественной дерматовенерологии. Он поможет. Нашли телефон, позвонили. Доцент принял меня довольно скоро и взял недорого. Назначил повторные анализы. И снова положительный ответ! Тут мне совсем плохо стало. Муж ушел жить к свекрови, а Петров, гад, стал настаивать на аборте. А у меня 20-я неделя! Я в страшном состоянии. Брак разваливается. И, что самое главное, откуда эта гадость? С мужем мы на тот момент десять лет, как женаты. Я ему не изменяла, а у него анализы отрицательные. Петров кричит на меня в своем кабинете, рассказывает, какого урода я могу родить. И каким-то чудом вынесло меня на профессора Иванова из той же клиники. Профессор отнесся к моей ситуации очень серьезно. Осмотрел, взял анализы и сам их провел. Не бесплатно, конечно, но я бы тогда любые деньги отдала. А потом вызывает меня и говорит:

- Простите нас, милая женщина. Случаются врачебные и лабораторные ошибки. Дело в том, что при беременности бывают ложноположительные пробы на сифилис и другие инфекции. Все у вас в порядке.

Святой человек! Взял телефон мужа, сам позвонил, объяснил ему все. Муж в тот же вечер вернулся, просил у меня прощения. С тех пор все хорошо у нас. А наш сифилис в следующем году в школу пойдет

Есть закон парных случаев.

Я тогда пожал плечами, мол, бывают врачебные ошибки, а доцент Петров все-таки хороший специалист. Но мою собеседницу было уже не переубедить. Да я и не старался.

А через некоторое время звонит мне бывшая девушка Аня и рыдает в трубку. Встречались мы давно и недолго, потом разошлись, она вышла замуж за отличного парня, мы сохранили хорошие отношения, взрослые люди же, да и расстались без претензий. Даже почти дружили.

Сквозь рыдания отрывками разбираю ситуацию. Короче, Аня забеременела и на очередном визите к врачу получила на руки справку с жутким диагнозом «гепатит С». Анализы показали. Бросилась читать в Интернете, и лучше бы не читала! Там в каждой статье написано: «Вы скоро умрете! Заказывайте гроб! Гепатит С – ласковый убийца!» И все такое похожее.

Аня с мужем далеко не медики. И тут почему-то вспомнили про меня. Приезжаю, благо недалеко. Аня рыдает, её муж молчит, смотрит волком. Рассматриваю справку с диагнозом. Вспоминаю историю с Петровым. Сифилис, конечно, не гепатит С, но тоже бывают казусы.

- Кто анализы делал?

- Районная поликлиника.

- Ну ладно. Поехали.

Затаскиваю рыдающую девушку и её мужа в машину, везу в ближайший платный медцентр. Сдаем анализы на гепатит С. Через некоторое время приходит на почту сообщение – «Вирус не обнаружен».

- Ну, вот видите, - говорю молодым родителям. – Скажите своей поликлинике, что они ошиблись.

Аня торжествующе летит со справкой к своему врачу, а тот пожимает плечами: «Справки из платных медцентров не принимаем, доверяем только своей лаборатории. А в платных они за ваши деньги вам такого надиагностируют!» И все это на повышенных тонах, мол вы, дамочка дура и овуляшка, а я специалист. Передает историю инфекционисту и назначает повторный анализ в районной лаборатории – снова положительный! По-моему даже злорадствует: «Вот видите, у нас анализ точнее».

Аня снова в истерике. Блин, везу их в другой центр. Опять отрицательный. Аня плачет прямо в коридоре лаборатории, сотрудники отпаивают её успокоительным. Едем к врачу в районную поликлинику. Очень мне не хотелось лезть в работу коллеги, но был вынужден.

Доктор встретил нас сразу в штыки.

- Вам мало мужа, так вы ещё одного партнера с собой приволокли?!

- Простите, - говорю. – Но вот анализы с другого медцентра. Гепатита С не обнаружено.

- А вы в этом разбираетесь?! – доктор зло смотрит на меня. – Вы что, врач?

- Я мало того, что врач, так ещё и заведующий микробиологической лаборатории и зам.начальника сан-эпид. службы в недавнем прошлом. Поэтому, коллега, давайте сбавим тон и поговорим конструктивно. Почему вы не принимаете анализы платных медцентров?

- У нас своя лаборатория!

- Простите, но я видел вашу лабораторию. Условия в ней оставляют желать лучшего. Вот ответы двух центров в противоположных концах города и относящихся к разным сетям. Справки подписаны врачами-лаборантами высшей и первой категории. Может стоит отнестись к ним серьезнее? Ведь при беременности бывают ложноположительные пробы на гепатит.

- Идите в лабораторию, - сквозь зубы бросает врач. – Назначу вам третий анализ.

Стоит ли говорить, что третий анализ оказался отрицательным. То ли лаборатория признала свои ошибки, то ли на Аню махнули рукой. Разбираться я не стал. Был ещё короткий разговор с врачом-инфекционистом, к которому нас отправили, но этот доктор оказался более адекватен, о ложноположительных анализах знал не понаслышке и беременную Аню успокоил.

Диагноз «гепатит С» с молодой мамы никто не стал снимать, несмотря на предоставленные результаты, поэтому рожала Аня в обсервационном отделении роддома. Ну и ладно, там специалисты ещё лучше. После выписки из роддома новоиспеченным родителям выдали целую пачку анализов, в которых страшный диагноз не подтверждался. Районная поликлиника к сведению эти анализы не приняла к сведению и молодой семье приходится раз в году сдавать кровь на гепатит С.

Моя вера в коллег слегка пошатнулась.