vrochek

Сейчас многие забывают (или просто родились позже и не понимают), как это было.

Когда рухнул железный занавес, в Советский Союз потоком хлынуло... все. Вообще, все. Чудовищный поток информации.

Для примера: конквистадоры пришли в Америку -- и принесли с собой грипп и прочее. Для европейцев эти болезни были хоть и неприятны, но привычны и, в принципе, с ними можно было жить. А аборигенов обеих Америк обычный грипп выкосил как страшная черная метла, куда там будущей Испанке. Миллионы смертей. Просто у них не было иммунитета.

(Коренные народы в какой-то мере отомстили конквистадорам. Те вернулись в Старый Свет и принесли домой проклятое золото, табак, шоколад и -- сифилис. До изобретения антибиотиков он был жуткой и неизлечимой болезнью).

У нас, советских людей, не было иммунитета от такого потока заведомо непроверенной информации. Точнее, у нас было некоторое убеждение: если информация есть и предоставлена нам, значит, она правдива. К этому нас приучили годы советской власти. Даже несмотря на некое второе дно, картина мира для нас, советских людей, была вполне устойчивой. И тут все в один миг изменилось. Мы просто не умели отделять правду от неправды, у нас не было такого навыка. Мы словно из практически стерильной среды попали в трущобный квартал Дели. И поймали сразу пятьсот болячек, включая экзотические и редкие.

С другой стороны -- у нас была чудовищная жажда информации, нового знания, новых впечатлений. С другой -- мы не умели ее анализировать и сортировать, у нас не было нужных фильтров.

И на выработку таких фильтров ушли годы. Но это в итоге оказалось практически бесполезным, потому что пришел Интернет (ладно, сейчас разговор не об этом).

Я вот о чем. Такого всплеска веры в мистику, переселение душ, Блаватскую, тибетские гадания, спиритизм, колдовство, магию, парапсихологию, зеленых человечков, НЛО и зомби, масонов и телепатию, как было у нас на рубеже 80-90 годов, пожалуй, не будет уже никогда. Это было время чудес -- и шарлатанов. Как говорил герой "Секретных материалов" агент Малдер: Я хочу верить.

И мы хотели. И мы верили.

Гарик Перельман выбрал свободу. Сменил профиль на греческий с изящными ноздрями. Оставаясь консерватором, завел любовницу из "перемещенных". Будучи в возрасте, надел тунику с глубоким вырезом. Не желая огласки, рассказал все случайному знакомому.

- Считают меня гоем! - жаловался Перельман.

- Ты много пьешь, - сказал знакомый, наливая. Пока Гарик отлучался в туалет, знакомый успел позвонить.

Вечером за Гариком пришли. Милые вежливые люди в голубых туниках. Сняли дверь с петель и выбили знакомому четыре зуба. Он попросил их по телефону. Не хотел выглядеть в глазах Перельмана сволочью.

Гарик забрался на диван в одних трусах.

- Я буду жаловаться в Лигу Наций! - кричал он по старой еврейской привычке.

Рядом с диваном стоял шкаф. На полках лежали книги. Зеленела толстянка в горшке.

Потом Гарик вспомнил про израильскую армию. Он проходил курс молодого бойца в тиронуте. Мефакедша Сара демонстрировала приемы рукопашного боя. Груди как арбузы в камуфляже. Она научила Перельмана убивать голыми руками. Правда, и в молодости не очень получалось. К пятидесяти остался один боевой дух. Поэтому Гарик взял со шкафа цветочный горшок.

Милые вежливые люди расступились. Знакомый сказал:

- Факаный эльф!

Ему уже не было стыдно. Лежа на полу, закатил глаза.

Потом на Гарика уронили шкаф. И все померкло...

Очнулся Гарик под звуки пощечин. Его привязали к стулу. Голова напоминала футбольный мяч. Лицо горело. Над ним склонился мужчина в темных очках. Он ударил Гарика и сказал:

- Приди в себя, сволочь!

За его спиной двое смотрели телевизор. На столе была расстелена газета. Горкой лежал черный хлеб с ветчиной. Стояла бутылка водки.

Шел какой-то матч. Ворчали трибуны. Один из мужчин буравил экран взглядом. Второй молча жевал ветчину.

Перельман узнал милых вежливых людей. Вместо туник они надели брюки. На Гарике из одежды только клейкая лента. Этого было достаточно. Но унижение внезапно приобрело удивительную для Перельмана форму...

Мужчина закурил, глядя на него. Темные очки плавали в дыму.

Запах табака напомнил Гарику детство.

Выпитый нектар поднялся к горлу. Хотелось водки и хлеба. Хотелось брючной тесноты в промежности. И самое жуткое, хотелось быть патриотом. Борясь с унижением, Гарик прикрыл глаза.

Мужчина выдохнул дым и сказал:

- Не притворяйтесь, Гаринуэль Перельнумас!

Затем спросил:

- Знаете, куда попали?

- Нет, - сказал Гарик.

- А мы все о вас знаем!..

Знали они действительно много. Больше, чем Гарик мог о себе вспомнить. Если он запинался, его били. Мужчина в очках спрашивал:

- Уши вам кто делал?

Затем отвечал:

- Уши вам Рабинович делал! Мы все знаем. Не врите, Гаринуэль!

Эльфийские имена у него выходили с металлическим призвуком. Как лязганье затвора. Гарик признался, что да - Рабинович делал. Женя Рабинович до Сошествия был портной. После стал помогать соплеменникам. Те в ответ благодарили Женю материально.

Потом мужчина налил водки. Сказал:

- Жиды продали Россию эльфам! А америкосы им в этом помогли.

И выпил водку.

Провоцирует, догадался Гарик. Перельман объяснил, что не все так просто. Б-г избрал евреев. Евреи поддержали выбор Б-га. Всем было хорошо. И вдруг - Сошествие. Оказалось, что евреи - промежуточная ступень. Гарик спросил:

- Вам было бы приятно такое узнать?

Народ Моисея оказался в положении человека, у которого папа - еврей, а мама - русская. Теза, антитеза, а на выходе - черте что.

Перельман добавил:

- Или, если хотите, мы - кроманьонцы, остальное человечество - пещерные люди.

Мужчина посмотрел сквозь очки на Гарика. Сказал:

- Не хочу.

Гарик умолчал про дальнейшее. Израиль возмутился. Как, у нас отнимают б-гоизбранность?! Страна встала под ружье. Самолеты взлетели с полным боезапасом. Но ничего не случилось. Израиль как-то незаметно стерли. Прошлись по карте ластиком.

Арабы радовались как дети. В счастливом запале перестреляли кучу народа.

Мужчина сказал:

- А теперь расскажите про Врата.

- Про какие врата? - уточнил Перельман.

- С большой буквы. Ваш знакомый нам доложил.

Гарик понял: вот оно - главное.

Гарик сказал, что действительно упоминал "врата". Только в другом контексте. Разговор шел о женщинах. В частности, о мефакедше Саре.

- Вам известно выражение "врата Рая"?

Мужчина высказался нецензурно. Затем добавил, что если "эльфья морда" будет запираться, он за себя не отвечает.

От стола донеслось: "Опа!" Потом: "Гол!"

Перельман сказал:

- Я ничего не знаю.

Однако "морда" его несколько смутила. Вечно эти органы себе позволяют.

Мужчина снял пиджак. Закатал рукава. Гарик испугался по настоящему. Закричал:

- Не имеете права! Мне пятьдесят шесть!

Мужчина в очках засмеялся:

- Разве для мужчины это возраст?

И ударил Гарика по почкам резиновой палкой.

Было больно. Перельману с тоской вспомнилась мефакедша Сара. Милых вежливых людей она скрутила бы одной левой. Мужчине в очках вырвала бы пищеварительный тракт.

Не выдержав пыток, Гарик назвал адрес. Они уехали. Вернулись через несколько часов. Грязные и злые. Один держался за челюсть. Другой сказал:

- Эта сука нас обманул! Там овощной склад!

У него была рука на перевязи.

Пока людей не было, Гарик дремал на стуле. Отвязать его не догадались. Раскалывалась голова. Ныли кости. В почки влетел разрывной снаряд. Под стулом образовалась лужа.

Ничего удивительного, что проснулся Гарик в дурном настроении.

- Одно слово: жид! - сказал мужчина в очках.

Это было уже слишком. Когда били, Перельман молчал. Но хамство он, как потомственный интеллигент, терпеть отказывался.

Гарик закричал слабым голосом:

- Твари!

Слова полились. Гарик высказывал наболевшее. Про судьбу евреев, которые наполовину. Про Израиль. Про избранный Б-гом народ. Что он, Перельман, с народом этим сделает. Про Россию. Про семитскую внешность и русскую душу.

Перельман сказал: "В конце-то концов, мне надоело!"

Сначала операция. Потом экспертиза на физическое соответствие. Это еще ничего. Трудно бросал курить. Экспертиза на моральный облик. Гарик прошел со скрипом. Замена паспорта. Потом долгое ожидание. Еще ожидание. Взятка.

Наконец выдали паспорт. Обложка голубая, чтобы не сомневался. Полноправный эльф. Добро пожаловать в Б-гоизбранные.

Три дня Гарик радовался жизни.

А в посольстве эта сука ему говорит:

- В визе отказано.

- Почему?! У меня же паспорт!

- У вас мать не эльфийка.

- И что?

- Не изображайте идиота. В визе отказано.

Гарик попытался еще раз:

- Нельзя ничего сделать?

- Ваша мама жива?

- Нет.

- Тогда нельзя.

Гарик вышел из посольства. Взял пять бутылок нектара. Теперь сидит с отбитыми почками. Все удачно сложилось.

Милые вежливые люди выслушали. Второй сказал:

- Футбол из-за этого гада не досмотрели. Пошли хоть водки попьем.

А первый говорит:

- Нет. Надо развязать старика.

Сказал:

- Правильный старикан! Гнида, конечно. Но тут я его понимаю.

И добавил:

- Меня Борисом зовут. Мы из Сопротивления.

Компанией смотрели телевизор. Гарик сидел на диване. Ему выделили брюки. Мужчина в очках пояснил:

- Мы патриоты.

Гарик посмотрел на брюки. Они были размеров на пять больше. Гарик сказал:

- Понимаю.

Но это позже.

Сначала Боря отвел Гарика помыться. Ванна была в рыжих потеках. Кран хрипел и плевался. Полотенцем кто-то вытер ботинки.

- Сэнкью вэри мач, - сказал Перельман. Когда Боря ушел, Гарик потянул с себя клочья ленты. Как кору с дерева. Зашипел и передумал. Так и остался в скотче. Как матрос в пулеметных лентах.

Над раковиной было зеркало. С наклейкой "Микки-Маус" и трещинкой.

Гарик вгляделся. Ничего нового не увидел. Только уши обвисли, как у шотландского сеттера. Глаза ушли в подполье.

Тогда был вечер. По мостовой скользили желтые листья. Набережная и небо - в сером цвете. Она сказала:

- Ты постарел, Перельман. Ай-я-яй, не порядок! Будем исправлять.

Перельман видел мефакедшу второй раз. Тиронут утонул в памяти. Арбузы в камуфляже - нет. Убивать голыми руками. Сара - мощная женщина. Могла задушить в объятиях. Гарик и пальцем бы не пошевелил, чтобы этого избежать.

Перельман сказал:

- Могу я вас угостить?

- А зачем спрашивать?

И правда, вопрос был не еврейский. Решился в пять минут.

Умывшись, Перельман вышел из ванны. Подпольщики смотрели телевизор. Гарик сказал:

- У вас зеркало сломано.

Второй повернул голову:

- Что?

- Я говорю, зеркало сломано. Дурная примета.

- Ерунда!

Трибуны освистывали новый матч. Судья бегал по полю за игроками. Он был в черной тунике. Футболисты - в синих и зеленых. Мелькали голые задницы. Мужчина в очках протер очки и сказал:

- Докатились. А была мужская игра!

Боря на него шикнул. Потом раздался стук, и дверь упала в комнату. Кто-то закричал: "Лежать! Тихо! Убью!" и почему-то: "Белый!".

Люди в черных туниках заполнили комнату. Вскочил мужчина в очках. К нему бросились двое. Мужчина упал. Боря заорал тонким голосом:

- Я буду жа!..

Борю смели. Черные люди прыгали из окна.

Гарик не успел открыть рот, как все замерло. В мертвой тишине работал телевизор. Стадион ревел. Комментатор бубнил. За окном матерились.

Гарик огляделся. Сопротивленцы лежали на полу. Слева толпились люди. Справа толпились люди. Все - высокие и худые, в черных туниках. Длинные ноги - как у манекенщиц.

- Вы кто? - спросил Перельман.

Один из черных снял маску. Под маской оказалась блондинка с античным профилем. Красивая, но не во вкусе Гарика. Она спросила:

- Гаринуэль Перельнумас?

- У вас ко мне дело?

Гарику не нравились эльфийки - как женщины. Из чисто практических соображений. Все плоское, только уши выделяются. Иное дело Сара. Там было раздолье.

- Меня зовут Элберет, - сказала эльфийка. - Я командую отрядом. Мы посланы для вашего спасения.

Остальные черные сняли маски. Брюнетки, блондинки, рыжие.

Гарик удивился.

- Одного меня? Так много?!

- Жизнь каждого эльфа - огромная ценность, - сказала командир.

Посмотрела на Гарика:

- Вижу, над вами издевались.

- Вы про брюки? - спросил Перельман.

- Не только.

Блондинка подошла к столу. Античное лицо исказилось.

- Про эту жуть.

Гарик счел нужным пояснить:

- Они называют себя патриотами.

- Курить, пить, есть мертвых животных. Быть свиньей. Это и называется: патриотизм?

Из упавшей бутылки вытекла половина. На полу лежала ветчина. В пепельнице дымился окурок. Тонкая струйка исчезала на глазах.

Перельман сглотнул. Командир сказала:

- Звери! Они и вас заставляли?

- Не успели, - ответил Гарик с сожалением.

Гарик почувствовал знакомую резь и сказал:

- Простите, могу я в туалет?

Командир улыбнулась. Зубы у нее были кукольные. Блондинка сказала:

- Конечно, конечно!

И добавила:

- Но сначала расскажите про Врата.

* * *

Гарик очнулся на полу. Вокруг суетились люди в камуфляже. Они перетаскивали тела в черных туниках. Резкий запах крови. Командовала женщина с низким голосом. Бронежилет вокруг роскошных форм. Куда там эльфам. Гарик поднял голову и сказал:

- Здравствуй, Сара!

Женщина присела на корточки. Погладила его по голове и сказала:

- Проснулся? Где твой паспорт?

- Там.

Сара развела огонь и бросила документ. Гарик наблюдал. Сгорала дорого купленная свобода. Что-то болело. Наверное, почки.

Огонь полыхнул голубым и зеленым. Сара пояснила:

- Жучок.

Подпольщики лежали в центре комнаты. Отделали их на славу. Мужчина без очков открыл глаза. Потом сказал:

- Я тебя знаю. Ты работаешь на овощном складе.

Спросил:

- Врата там?

Сара наклонилась к мужчине:

- Тебе-то они зачем?

- Как зачем? - мужчина ожил. Приподнялся, заговорил:

- Найдем Врата и что-нибудь туда сунем! Нам что, жалко мировой ядерный запас?! Для такого-то дела. Всех эльфов одним уда...

Сара выстрелила два раза. Два металлических щелчка.

- Моссад без вас разберется.

Повернулась к Гарику. Сказала:

- Я для чего тебе адрес дала?! Чтобы ты сам пришел. А не посылал уродов. Это секретный объект, между прочим! Врата в другой мир!

- Правда? - сказал Гарик. Слабость была приятной.

- Правда. Ты что, ничего не помнишь? А я тебе, дура, рассказывала. И не пришел не разу. Подлец! Забыл? Или испугался?

- Забыл.

- Прямо не еврей, гой последний! Зла на тебя не хватает!

- Я очень нервничал, - сказал Перельман. - Встретились - помню. Вино брали - помню. Дальше ничего не помню. Но ты - самая лучшая! Это помню.

- Алкоголик!

- Сарочка, выходи за меня замуж, - сказал Гарик. - Только у меня нос греческий и мама - русская.

Сара замерла. Подошла и села рядом. Глаза блестели. Сказала:

- Я еврейка. Дети будут евреи. Чего тебе еще надо, подлец?

- Значит, ты согласна?

- Подожди! Сколько тебе лет?

Гарик постарался выглядеть моложе. Сказал:

- Пятьдесят шесть. А что?

Сара нахмурилась:

- Много.

- Эх, Сарочка, - вздохнул Гарик. - Разве для мужчины это возраст?

(с) Шимун Врочек

========

Моя страница ВК https://vk.com/wrochek

Моя страница на Автор.Тудей https://author.today/u/shimunvrochek

Смотрите. Вот тебе пятнадцать или четырнадцать, ты советский подросток в бурно меняющейся стране, в крови гормональный шторм, в душе мальчишник в вегасе (только без вегаса, наркотиков, веселья и как-то пока совсем без женщин... просто наутро) и ты ни черта не понимаешь, какой ты есть на самом деле. Смелый или ловкий, добрый или злой, гений или полное ничтожество. Характер у тебя или тварь ты дрожащая? Даже с сексуальной ориентацией пока не все ясно ("Мне нравятся девочки, а я им не очень. Я что, гей?!!") Да ты согласен быть хоть кем, лишь бы определиться! И тут ты открываешь книжку гороскопов, которую принесла с работы мама.

Читаешь:

"Скорпион. Злопамятный сексуальный манипулятор".

И ты такой: ну, ок.

Бонусом: подборка идиотских стрижек для подростков 80-х (и начала 90-х для нас):

Письмо моему великому деду дону Каррехиресу Ди Нагано и Илоньо.

Здравствуйте, дедушка.

Позвольте так к вам обращаться.

Вы говорили мне на постоялом дворе в Вильявале, что всякая власть от Бога, а великая власть - от великого Бога. Солнце грело мне лицо и обжигало лоб. Я помню дона Федерико Босконца, который стоял в черном плаще с дырами и смотрел на меня. Когда вы сказали про великую власть, дон Федерико кивнул. Я помню его выжженные солнцем редкие брови.

- Что тебе, мальчик, в делах власти? - спросил он меня.

- Я хочу стать великим, - сказал я. - Как вы, дон Федерико, и как дедушка.

Мне тогда было одиннадцать лет. Или двенадцать.

Солнце плыло над нашими головами. Мы сидели во дворе гостиницы и пили кислое терпкое вино.

Я до сих пор чувствую его на языке. Густой кисловатый привкус власти от бога.

Сейчас, прежде, чем я продолжу письмо, хочу сказать, что безмерно уважаю и люблю вас, дон Каррехирес. Дедушка. И мне жаль, что я оказался недостоин вас. Что оказался глупцом и предателем. Я чувствую, даже сейчас, сидя в пустоте (здесь даже пыли нет) как вы морщите обожженный лоб под цветной повязкой и говорите: ты разочаровал меня, Диего. Уходи.

Рана от этих слов болит в моей груди.

Я слышу гул. В тишине глухо воют призраки погибших до меня. Если я протяну руку, то коснусь стены. Она гладкая и теплая, и она поддается под моими пальцами. Кажется, еще чуть-чуть... Но это обман. Отсюда нет выхода.

Рацио.

Никакого разумного выхода, как сказал бы дон Федерико, великий солдат и философ, умерший через два месяца после того дня, когда стоял в дверях гостиницы и кивал. Люди алькальда окружили его, выбили шпагу из рук, подвесили его вниз головой на ветвях и выпотрошили как рыбу. Великая власть - от Бога. Даже если это власть творить беззаконие.

Я вижу, как он покачивается. На белесых бровях - песчинки.

Я многого не понимаю, мой великий дедушка Каррехирас ди Илоньо. Но я видел, как вы оплакивали своего друга. Я видел, как вы сидели за столом, ваше сердце плавилось и стекало вниз каплями кровавого воска.

Я верил, что однажды вы встанете, отодвинете кувшин с дешевым красным вином и возьмете со стола шпагу.

Я до сих пор в это верю.

Великая власть от великого бога. Но что, если любая власть - недобра уже по своей сути? В той темноте, что меня окружает, я не чувствую божественного присутствия, здесь только адский холод. В аду будет холодно, я даже не сомневаюсь. Когда я служил во Фландрии, там было сыро и все время шел дождь. Я знаю, куда я попаду после смерти. Трусы, клятвопреступники и предатели оказываются на вечной войне - в грязи и помоях. Они кутаются в рваные плащи, выливают воду из прохудившихся сапог, жуют от голода ремни и ждут рассвета - которого не будет никогда.

Те, кто посадил меня сюда, не добрые и не злые. Иногда я думаю, когда они привязывают меня к прозрачному холодному столу, что такими должны быть ангелы. Серые лица. Выпуклые равнодушные глаза. Слепящий свет. Безликие.

И жужжащий металл, вонзающийся в мою плоть. Ножи разных форм и размеров.

Куски моего тела, со стуком падающие в жестяной таз. Капли крови на сером металле.

Боль.

Для получения признания к преступнику разрешается применять пытку. Процедура называется инквизитио. "Истинная правда" - вот что интересует судей. Если бы серые задавали вопросы, я бы давно признался, но я не знаю, в чем. Потому что они не задают вопросов. И их вряд ли интересуют ответы.

Но я все равно кричу, обвиняя всех - и вас, дедушка! - во всех смертных грехах, не исключая скотоложества и богохульства. И половины моих слов хватило бы, чтобы осудить на казнь весь Мадрид. Я кричу, плачу и умоляю. Я готов предать все - я предаю всех - но это бесполезно.

Потому что им все равно.

Что может быть нелепее ненужного предательства?

В последний раз они вырезали кусок мяса из моего левого бедра.

И, похоже, не собираются на этом останавливаться.

* * *

Надеюсь, это письмо дойдет до вас, дон Каррехирес. Дедушка.

Я хотел стать великим. Как странно вспоминать детские мечты, оказавшись один на один с темнотой.

Но еще более странно, что мои мечты сбылись.

Теперь я великий предатель.

Я знаю, они наделены огромной силой. Я видел, как вспыхнул в темноте шатер, где жил полковник Себастьяно Кадехо, видел, как белые огненные мечи разили солдат, выбегающих спросонья... как вспыхнула и превратилась в пылающий факел корова. С диким мычанием она бежала, полыхая, по лагерю. Люди кричали, я застыл.

И вот они мертвы, а я оказался здесь.

И мне стыдно.

Я не был хорошим человеком. Я лгал, убивал и делал разное, но я все надеялся, что смогу стать лучше. Стать великим, как вы дедушка. Выбрать и взять шпагу со стола, чтобы противостоять беззаконию и любым "великим". Хоть людям, хоть серым.

Право выбирать - кем быть: человеком или тварью.

Право встать с колен.

Мне кажется, это единственная власть, данная человеку от Бога.

* * *

Дон Каррехирес ди Нагано и Илоньо с трудом разогнул старые колени и поднялся.

Взял со стола шпагу.

Сухая морщинистая рука была закапана красным, как кровь, воском.

(с) Шимун Врочек

Мои тексты на Автор.Тудей

Помните, был такой британский сериал, очень популярный, показывали на нашем телевидении в советское время? "Робин из Шервуда". 1985 год и повтор с показом второго сезона - 1987 год. Сериал был абсолютно культовый в мальчишеской-девчоночьей среде, все играли в Шервуд, я лично перебил из лука не меньше полусотни Гаев Гисборнов и шерифов Ноттингема. И еще десяток зарубил деревянным мечом.

Так вот. Концовка второго сезона была особенно классной и впечатляющей. До мурашек. Когда Робин Гуд, окруженный толпой врагов, прикрывает отход друзей — и каждой стрелой выбивает по одному стражнику. А стрел все меньше. Стрела, труп. Стрела - труп. Солнце клонится к закату... И вот люди шерифа просто боятся наступать на уже безоружного Робина... Он делает шаг вперед — и они пятятся назад в страхе. Потому что он уже больше, чем человек — он легенда.

Тогда Робин усмехается, поворачивается и уходит. И тут арбалетчики шерифа, которые предательски зашли с тыла, расстреливают его в упор. Ух! Вот это было круто и пробирало до печенок. "Стреляйте!", кричал шериф с искаженным злобной радостью лицом.

А потом снова появляется человек в капюшоне, похожий на Робина, хотя мы знаем, что Робина уже убили... Но нам хочется верить, что он выжил. Потому что кто иначе спасет ожидающих казни брата Тука, и Долговязого Джона и всех остальных? И человек в капюшоне спасает всех, и пугает стражников одним своим видом...

И оказывается в итоге не Робином, конечно, потому что Робин мертв (и это честно, а кто под капюшоном, мы так и не узнаем, бегут титры, играет музыка). И это прямо офигеть, как здорово.

Герой может умереть, но дело его живет.

Концовка — круче просто некуда.

А теперь фишка. Я сегодня вдруг узнал — такой крутой концовке мы обязаны тем, что исполнитель главной роли — актер Майкл Прейд — решил уйти из сериала, потому что его позвали на Бродвей, на главную роль в мюзикле (мюзикл не взлетел, но это к делу не относится). Короче, Робин из Локсли уволился.

И создателям сериала пришлось срочно устроить его смерть.

Больше моих историй о советском детстве здесь