vrochek
Шимун Врочек, писатель. Автор романов "Питер" из серии Метро 2033, "Рим 1-2", романа "Золотая пуля". https://author.today/u/shimunvrochek
Награды:
54К рейтинг
706 подписчиков
43 подписки
248 постов
133 в горячем
Питер-4. Что и как
Друзья, спасибо, что читаете мои книги!
Думаю, вы знаете, что Вселенная Метро официально заморожена. Так что четвертая книга из цикла "Питер" будет на правах фанфика. Я буду пополнять "Питер-4. Шторм", когда у меня будет время, свободное от другой работы (боюсь, это случится нескоро).
На данный момент написано 4.5 авторских листа из запланированных 15 (180 тысяч из 600).
Аннотация:
Продолжается поход "грязной дюжины" Убера на станцию Обухово, где полыхает восстание рабов. Тем временем в питерском метро все еще длится "Великое перемирие" с империей Веган. Только надолго ли это затишье? И нет ли здесь коварного плана имперцев?
Герда работает в военном госпитале и слушает рассказы о "Последнем корабле спасения", который вот-вот приплывет в Питер... Нужно только выйти на Дворцовую набережную — и всех заберут в хорошее место, где много чистой воды и еды...
Комар отдыхает от войны — и ищет способ рассказать обитателям метро о зловещей Леди, которая, как он считает, обитает в покинутом Исаакиевском соборе...
А Ахмет... у Ахмета все непросто. Хотя он попал туда, куда давно стремился. В мифическое подземное убежище для элиты — Эдем-2. Только, кажется, он этому не очень рад.
А еще в книге есть Близнецы и, как минимум, один Иван.
По ссылке можно подписаться и отслеживать https://author.today/work/126662
Пока там собраны отчетные абзацы, которые я публиковал в своей группе ВК. Они расставлены по хронологии (на нумерацию не обращайте внимания, она только для меня). По сути это тизеры глав. Дальше, по мере движения к финалу, тизеры буду заменяться на полноценные главы.
Спасибо!
С уважением,
Шимун Врочек
Показать полностью
2
Кожеед (триллер, глава 3)
Он помнил предыдущие события, словно они случились во сне.
Вот он пришел в полицию. Повздорил. Ударил сержанта.
Вот его скрутили.
Крик Ани. Суета.
Камера. Снятие показаний. Денис отвечает путано и односложно.
Полицейских человек пять. Кто-то на кого-то орет... Потом двое по очереди орут на Дениса. Один спрашивает спокойно и даже сочувственно. Голова болит зверски.
Палец (отсутствующий) пульсирует в другой Вселенной.
"Ты убил? Мы просто спрашиваем... Чистосердечное признание облегчает..." Денис наконец смеется — страшно и безумно, даже для себя самого.
- Я знаю, где еще куча трупов, - говорит Денис. Полицейские переглядываются. – Хотите?! Доктор Чистота — вы ведь его ищете? Хотите посмотреть на его работу?
Денис смотрит на полицейского (это какой-то майор) и говорит, говорит.
Полицейский меняется в лице. Что-то приказывает другому, тот убегает. Денису все хуже. Вокруг все темнее.
- Где это? - спрашивают его. - Где? Парень, проснись!
Денис не может сказать. "Я не помню", думает он. Потом вдруг его озаряет.
- Телефон Степыча, - говорит он. - В машине, разряжен, правда. Но если зарядить… Там gps-навигатор. Там по отметке — та больница.
Кровь сквозь повязку на искалеченной руке капает на пол... Целая лужа на полу. Повязка набухла. Вот кровь течет уже потоком. Головокружение и отдаляющиеся голоса.
Вот кто-то куда-то бежит. Резкие голоса. Падающая на бок комната.
- Что с ним?! - его снова тормошат и спрашивают.
Денис падает. Все взмывает и улетает куда-то к чертовой матери.
- Адвоката, - вместо Дениса словно говорит другой человек. Денис чувствует, как медленно, тяжело шевелятся его пересохшие губы. – Мне нужен адвокат…
- Скорую! - кричит кто-то. - Быстрее, ну!
Темнота.
Блаженная темнота.
Блаженная, блаженная, блаженная темнота.
Можно не помнить.
Можно не быть.
Дениса нет.
* * *
Очнулся он уже в больнице, отмытый и перевязанный. Денис лежал голый, под простыней, на койке в отдельной палате. Вокруг все белое. У дверей стоял полицейский. С Денисом коротко переговорила женщина-врач, кивнула и вышла. Появился еще один полицейский, капитан, который задал пару вопросов, потом объяснил, что сейчас к Денису придет государственный адвокат.
Так и вышло. Скоро адвокат появился. Сел к столу рядом с кроватью и начал заполнять бумаги – словно Дениса здесь нет. «Прекрасная клиенториентированность», ядовито съязвил бы прежний Денис. Этому, пережившему ночь в компании с маньяком, было все равно.
Имя-фамилию гос.адвоката Денис не запомнил, хотя тот и представился. Невзрачный мужик с самоуверенными манерами задал Денису пару вопросов, выслушал, но, кажется, его это не очень интересовало. Единственное, что он объяснил Денису — по месту уже выехал наряд полиции и они там в шоке. Куча трупов, как Денис и говорил. В здании пожар. И да, та самая "скорая", на которой сбежали заключенные, найдена около больницы. Теперь наряды пожарных тушат огонь, охвативший здание, чтобы полицейские могли зайти внутрь.
- Ты теперь пойдешь как свидетель, - сказал адвокат. Протянул Денису телефон — смартфон "китаец", дорогой и стильный. - Все худшее позади. Возьми. Можешь позвонить родственникам, сказать, где ты. Только недолго. И все, расслабься, худшее позади.
«АДЕКВАТНЫЕ ЛЮДИ. АГА-АГА».
- А нападение на полицейского? - спросил Денис хрипло. Адвокат пожал плечами.
- Ну, дел ты натворил, конечно. Ладно, разберемся. У тебя состояние аффекта, стресс, все дела. Хотя это отдельное дело. Если хочешь, можешь написать жалобу в прокуратуру на неправомочные действия дежурного. Но думаю, разрулим полюбовно, они тоже были сильно не правы — ты, главное, отвечай честно и открыто на все вопросы, это важно… Понимаешь?
Денис молчал, желваки напряглись вокруг рта. Он сразупочему-то понял, что адвокат не на его стороне.
- Ты пока звони, я скоро вернусь, - сказал адвокат. И пошел к выходу.
Денис тупо смотрел в его опиджаченную спину, потом спохватился. Спина удалялась в сторону двери…
- А девушка? - запоздало окликнул он спину. - Девушка, что я привез. Аня?
Спина остановилась. Адвокат обернулся, пожал плечами. Лицо у него было устало-самодовольное. Кажется, он хотел зевнуть, но пока сдерживался.
- Не знаю. Увезли в больницу, кажется, - сказал адвокат. - Придет следователь, спросишь.
- А...
- Код разблокировки — ноль-ноль-ноль и дальше. Позвони. А то там волнуются. Да, телефон не поцарапай, пожалуйста, новенький совсем… Я пока кофе схожу выпью.
Адвокат вышел.
Денис тупо посмотрел на телефон в своей левой, здоровой руке. Положил его одеяло рядом с собой, посмотрел на израненную правую. Ее перебинтовали заново, хорошо и качественно. Дали ему таблетку обезболивающего и антибиотики. Но теперь рука болела -- словно повязка была слишком тугой. Денис с трудом удержался, чтобы не попробовать ослабить бинт.
Выругался сквозь зубы. Терпи, сказал он себе.
Как спортсмену, травмы ему были не впервой. Правда, надежда на то, что его отрезанный палец найдут и пришьют на место была призрачной (он слышал про такие случаи, а один приятель рассказывал, что отрубил себе палец топором случайно, но сразу сообразил и сунул его в снег до приезда "скорой"). А от слова "скорая" Денису чуть снова не поплохело.
Он вспомнил ту "скорую", стоящую у больницы. Черт, знать бы тогда... "Да я бы за сто километров обошел бы ту больницу и ту "скорую".
Он решился. Помедлил и, придерживая телефон забинтованной рукой, левой набрал номер, который помнил наизусть.
"Папа". Денис помедлил, выдохнул. "Что бы я только не отдал, лишь бы не звонить и не сообщать того, что сейчас сообщу..."
Гудок. Гудок. Гудок…
На седьмом звонок сбросился, телефон сообщил, что абонент вне зоны доступа, перезвоните позже.
Денис выдохнул и откинулся на подушку. Белая и чистая, как хорошо. Он прикрыл глаза, только сейчас осознав, насколько смертельно устал за прошлые сутки. "Я буду спать день и два... и всю неделю. Весь месяц". Всю жизнь.
Денис прикрыл глаза. И опять на несколько мгновений провалился в сон.
* * *
Красные и черные сполохи, круги, квадраты, треугольники, провалы. Мучительные геометрические фигуры, в которые он проваливался, как в кошмарную яму, полную черно-красных видений. И падал. Падал. И падал. Он знал, что это сон, но не мог проснуться.
Денис открыл глаза. Во рту сухо, сердце стучало ускоренно и как-то натужно, с замираниями. Подташнивало.
Обезвоживание, подумал Денис. Надо было залить в себя жидкости и электролитов перед сном. С таким остаточным после пьянки идти на тренировку — это смертельный трюк, не каждому по плечу. Сегодня же тренировка? Придется идти, а то Паханыч будет возбухать. И так уже две недели пропустил.
Паханыч – Павел Иванович, был тренером старой советской закалки. Новые методики он не признавал (хотя и отслеживал), а старый способ у него был один – иди в зал и въебывай до потери пульса.
Сердце билось в груди, с натугой перекачивая загустевшую тяжелую кровь. Денис поморщился. Пульс все так же оставался высоким. Стресс? Может быть, стресс. Черт знает. Выходной же вроде? Денис повернулся на другой бок, натянул одеяло.
Травма, что ли? Тренер меня убьет, подумал Денис. И вдруг вспомнил, где он. Черт!
Он резко сел. Голова закружилась, в глазах на мгновение потемнело.
Денис поднял взгляд. Перед глазами был белый потолок, по нему бежала неровная трещина.
Запах крови и гнили лез в нос... Денис моргнул. Трещина исчезла. Запах тоже исчез, сменился на стерильно химический. Похоже, измученный стрессом мозг продолжал подкидывать свои фокусы...
Едкий запах больницы. Денис вспомнил, как в детстве лежал в больнице — один, с мамой. Видимо, тогда ему было года три-четыре. Чем он болел? "Не помню", подумал Денис. Какая уже разница… Он вдруг ясно увидел, как маленький Денис встает и выглядывает в окно. И видит отца.
Отец стоял под ветвями и ждал. Маленький Денис закричал ему, но было понятно, что отец не слышит.
Отец стоял, смотрел по сторонам, а в один момент задрал голову. И взглянул на Дениса.
«Просто совпадение». Ага-ага.
Из детства Денис запомнил только отдельные кусочки. И один из них как раз этот: больница, окно, отец стоит под деревом и ждет. А потом поднимает голову.
И взгляды их – и отца, и маленького Дениса – выстраиваются в единую линию.
«Если бы так было… - подумал Денис с горечью. – Если бы…»
* * *
У входа с той стороны двери дежурил здоровенный полицейский. Денис видел, как сквозь стекло просвечивает его силуэт. Черная бейсболка… Денис скривился, вспомнив, как приложил такого же, с правой руки... «Дурак, что я наделал…»
Где-то рядом, на кровати завибрировал телефон. Денис долго приходил в себя, не понимая, где это, и откуда идет этот мучительный, болезненный звук. Потом сообразил. «Телефон». Огромный черный смартфон, что оставил адвокат. Денис нащупал телефон в простыни и вытащил. Усилием непослушных пальцев смахнул экран вверх – и увидел, кто звонит. Надпись на экране вывела знакомый ряд цифр. Номер отца.
Пальцы казались толстыми и неуклюжими, словно чужие. «Да что такое!», Денис с трудом удержал телефон. Поднес к уху.
- Папа? – сказал Денис хрипло. Прокашлялся, прочистил горло: - Папа, это я.
Полицейский на входе едва заметно повернул голову. Денис видел его размытый черный силуэт сквозь матовое стекло двери. Слушает.
- Папа, мне нужно тебе… сказать… - он сглотнул. «Как объяснить, что Кеши больше нет? Что его убили… что он сам себя убил?»
- Привет, поросеночек, - сказали в трубке. Голос был не отцовский. – Как твое ничего?
Дениса пронзило насквозь – словно чудовищным разрядом молнии. Затылок пробило ледяной иглой – от макушки до пальцев ног. Денис резко выпрямился.
Комната вокруг покачнулась.
Денис почувствовал себя так, словно плывет в нокдауне -- и надо страшным усилием воли удержаться на ногах. Кровь отхлынула от лица. Щеки словно занемели на морозе.
- Что ты..? – прохрипел Денис. "Где мой отец?"
- Пока с ним все отлично, - голос хмыкнул. – И будет так же… В общем, слушай.
И голос объяснил, чего хочет от Дениса.
* * *
Когда голос закончил, Денис так стиснул зубы, что они чуть не раскрошились.
- Хорошо, - с трудом выдавил он.
- Знаю, ты не поверишь, но я рад, что с тобой все в порядке, - продолжал ненавистный голос. – Как рука? Не болит?
Это было уже слишком. Волна пришла и снова накрыла его с головой. Денис закричал в трубку:
- Я убью тебя! Понял?! Найду и убью, урод!
Смешок. Гулкий и отдаленный.
- Я знал, что мы договоримся, - сказал голос. И Дениса пронзило ненавистью так, что нечем стало дышать. Грудь распирало от ярости и желания уничтожить эту тварь. Денис затрясло.
- Найду и убью!! – он орал так, что оглушил сам себя.
Открылась дверь. В проеме показался полицейский – здоровый «шкаф» два на два. Денис размахнулся и швырнул телефон в стену. Тот разлетелся на куски. Пластиковые осколки полетели в стороны, один больно ударил Дениса в лоб, оцарапал.
Полицейский отшатнулся. Через мгновение он спохватился – бросился к Денису. И профессионально заломил ему руки, хотя Денис и не сопротивлялся.
Вбежала медсестра. Денис на мгновение увидел ее встревоженное лицо. Пока полицейский удерживал Дениса в захвате, она быстро закатала ему рукав и вколола что-то. Тонкая боль пронзила руку. Денис провалился в красно-черную знакомую темноту, полную криков и ярости, и вспышек мертвенного электрического света.
По мере того, как успокоительное начало действовать, Денис перестал дергаться и вздрагивать. Лицо его разгладилось, судорога ушла. Теперь по лицу текли слезы.
Он закрыл глаза. И снова увидел:
Топор взмывает вверх. На лезвии вспыхивает отблеск света.
Топор опускается.
Мерзкий звук. Мерзкий. Словно рубят плоть.
Паря в отрешенном успокоении, Денис видел снова и снова, как трейлер одного и того же фильма раз за разом. Вот отрубают топором мужскую руку. Дикий крик за кадром. На железной кровати лежит человек, девушка, ее лица не видно, к кровати подключены провода, они ведут к огромному желтому аккумулятору, разряд, треск электричества. Гладкие красивые ноги бьются в конвульсиях. Чудовищный крик. Другая девушка, сидя за столом, приставляет к голове пистолет и несколько раз нажимает на курок (пусто-пусто-пусто… щелк, щелк… и…) Беззвучная вспышка. Висок девушки бесшумно разлетается, как в замедленной съемке… летят куски черепной кости и ошметки мозга… брызги крови… Белки глаз девушки медленно заполняются темной кровью, словно чернилами…
А потом включилась нормальная скорость. И все понеслось вскачь. Девушка упала изуродованным лицом в стол… Бум!
Гулкий звук выстрела погрузил Дениса во тьму.
(c) Шимун Врочек, Владимир Мистюков
Показать полностью
Святые парашюты
Разверни пакет, там овощи и вино.
Купи сыра.
Французского рокфора с едким раздражающим запахом.
С мягким влажным вкусом.
Ешь.
Пей вино.
Би-Джей Блазковиц открывает глаза и думает: ма-за-фа-кер. Вот так, с русским акцентом. Его папа приехал из какой-то славянской страны, так что теперь стальное жесткое "р" -- и "мазафа-керрр" отдает привкусом родины. Которую он, само собой, никогда не видел. Да и в этот раз, похоже, не увидит. Би-Джей говорит: Боже правый, спаси и сохрани. Выуживает из ворота куртки крестик и целует. Его церковь - это восточная церковь, на кресте голый мужик, раскинувший руки в последнем "прости". У человека длинное тощее тело, ноги, пробитые одним римским гвоздем и острое измученное лицо. То есть, лица почти не разобрать - оно сделано грубо, едва намечено - и именно поэтому Би-Джей его отчетливо видит. Босоногий Богосын смотрит на Би-Джея сквозь вспышки разрывов, сквозь гул двигателей С-47, сквозь скрежет и скрип дералюминиевой обшивки, сквозь сопение и пердеж парашютно-десантников. Глаза у человека голубые и спокойные. Держи крепче свою задницу, капрал, - говорит человек. Разрывы звучат один за другим. Когда Би-Джей цепляет взглядом окно, там виден острый луч прожектора, несколько других С-47 и сотни разрывов в воздухе. Ну, может десятки. Черт его знает.
На подлете к зоне выброски их накрыли зенитки гансов.
- Приготовиться! - орет сержант Флай.
Да, сэр, отвечает Би-Джей человеку с голубыми глазами.
Молодец, капрал. Ты будешь спасен - так или иначе, говорит человек.
Разрыв. Совсем близко. Самолет дергает и качает, как тележку на "русских горках". Кто-то из десантников матерится так, что это долетает даже сквозь натужный рев двигателей.
Только вот в свою Россию Би-Джей опять не попадет. Он целует крест, долгим, протяжным, страстным поцелуем и прячет в ворот куртки.
Загорается красная лампа. Воу-воу-воу - воет сирена. Один из пилотов открывает дверь. Вспышка, словно финальные фотографии уходящих в небо героев. 82-ая парашютно-десантная бригада уходит в отрыв. Внизу, в километре - Франция. Вино, девушки, сыр рокфор. Ешь, думает Би-Джей. Наливай и пей.
То плоть моя, то кровь моя.
- Первый пошел! - сержант встает у двери и орет.
- Второй пошел!
Би-Джей не сразу соображает, что нужно встать. Он встает. Пряный, мягкий вкус рокфора с вином струится по губам. Капрал облизывается.
- Пошел! - орущее лицо сержанта, огромное, как небо над Мельбурном. Вспышка.
- Блазковиц, пошел, дебил!
- Да, сержант! - орет Би-Джей и пробежав до выхода, вспышка, замирание, земля, вино, рокфор-мазафа-кер-кер-кер...
Прыгает.
Уже в полете, видя под собой вспыхивающую в разрывах далекую землю, Би-Джей складывает ноги вместе и раскидывает руки в стороны. Ветер треплет щеки. Разрываемый телом Би-Джея воздух гудит.
Я -- милосердие Господне, думает Би-Джей.
Вокруг сотни белых куполов. Один вспыхивает от попадания и уносится вниз.
Я -- гнев Божий.
Показать полностью
Две столицы (2017 год)
Злата пробует кулич - не нравится. Злата пробует яйцо - не нравится.
- Злата, кушай яичко.
- Бе! - отодвигает тарелку. - Не буду.
- А Володя кушает, - говорит мама.
- Вот и кормите своего Володю этими яичками!
Володя — Златин двоюродный брат, младше ее на шесть дней. Владимир Андреевич — роковой блондин русско-польских кровей с голубыми глазами. У Володи крупные ручки и ножки, а темперамент окрашен легкими нордическими тонами.
Володя настоящий мужик. Володя уважает яичницу, белую кашу и скоростные машины. Володин автопарк больше, чем у шейха Саудовской Аравии, но он любит машины истово и чисто, а не понтуется. Володя обожает скорость — черный педальный мерс его весь исцарапан и помят, но по-прежнему мелькает в квартире, словно маленькое черное пятнышко в уголке глаза. Только пытаешься на него взглянуть, а оно уже исчезло. Набирая скорость, Володя гудит так, что настоящий специалист легко опознает в этом звуке легендарную "шестерку" Jaguar XK с тремя карбюраторами и блоком цилиндров, окрашенным в золото. Входя в полицейский разворот, Володя голосом отрабатывает работу дисковых тормозов, скрип шин, мягкий ход подвески (правый рычаг чуть разболтан), особенности грунтовой поверхности, бряканье забытых ключей в багажнике и шипение жидкости в бачке омывателя, на который действует сила Кориолиса.
Володя — джентльмен. Когда Злата отбирает у него игрушки, он вместо того, чтобы ударить, идет и плачет в диван как настоящий мужчина. Володя знает, девочек обижать нельзя. Плакать тоже нельзя, мужчины не плачут, но тут приходится выбирать.
Володя и Злата видятся редко. Возможно, поэтому Злата стоит рядом с отобранной игрушкой в руках и с интересом наблюдает, как Вова решает свою моральную дилемму. Иногда Володя поднимает светлую голову, смотрит на Злату с нордической тоской в голубых глазах и утыкается снова. Молча, не говоря ни слова.
Злата из Москвы, поэтому ведет себя по-московски... или по-женски.
Володя из Питера.
Володя знает, что живет в культурной столице, но не знает, как культурно это выразить.
Фото: Donald Honeyman, 1959
Показать полностью
1
Кожеед (триллер, глава 2)
Следственный комитет разместился в здании бывшей советской школы. Верхний этаж отделан стандартно и скучно -- евроремонт. Длинные светлые коридоры, стены, обшитые матовыми пластиковыми панелями бежевого цвета, квадратные плафоны дневного света, встроенные в потолок, металл и хром, капиталистическая современность. А нижний этаж так и остался в Советском Союзе. Но его обычные посетители видели редко.
Любой, кто входил в здание и поднимался на второй этаж, попадал в бесконечные пустые коридоры. Сейчас у дверей кабинета, под традиционным плакатом "Их разыскивает полиция", на обитом красным дерматином диванчике сидели двое. Пожилой мужчина, он потел и нервничал, часто вытирал лоб и озирался. В руках у него был измочаленный листок с повесткой. И рядом -- красивая женщина современного вида, лет тридцати, в бледно-розовом деловом костюме и юбке-карандаш, на блестящих бежевых туфлях с высокими каблуками.
На лицах посетителей — смутная обреченность. Они сидели и ждали уже давно. Пожилой заметно нервничал, точно заранее чувствовал себя виноватым — это известная особенность казенных помещений, так действовать на людей.
Женщина, наоборот, словно заранее настраивала себя на бескомпромиссную битву за независимость.
Время шло. Пожилой несколько раз бросал взгляды на соседку, но заговорить не решался. Потом, наконец, набрался смелости. Голос у него был хриплый и неуверенный.
- Вы к кому? - спросил пожилой. Женщина с удивлением посмотрела на него, словно подала голос мебель или пыльный фикус в углу.
- Я вот к Васину… - продолжал седой. – Старшему следователю, знаете такого? Написано, в десять десять. Да чего-то все не зовут. Так вы тоже к Васину?
Женщина пожала плечами.
Вдруг за дверью кабинета раздался звонок телефона. Резкий и пронзительный, словно сирена. Посетители дружно вздрогнули. Пожилой втянул голову в плечи, женщина оглянулась и фыркнула.
Телефон продолжал звонить.
Этот звонок разносился по зданию, резонировал в пустых коридорах. Телефон звонил и звонил.
Пожилой сморщился, покрутил головой, женщина поджала губы.
Это долгий, режущий по нервам звонок.
Вдруг пожилой поднял голову. В коридоре показался молодой человек в штатском. На нем был дорогой, отлично сидящий серый костюм, тонкая золотая цепочка на запястье.
Молодой человек торопливо прошел мимо посетителей. Женщина на мгновение привстала... но сразу поняла, что напрасно.
- Потом, - сказал молодой небрежно.
Человек в костюме достал ключ с биркой, открыл дверь. Вошел и захлопнул ее за собой.
Пожилой посмотрел на женщину и сказал:
- Вот так. Мы-то для них никто.
Женщина фыркнула и пожала плечами. На двери -- табличка «Старший следователь по особо важным делам Васин С. Ю.».
Старший лейтенант юстиции, "важняк" Васин прошел вглубь, к столу. Кабинет выглядел как офис бизнесмена средней руки начала двухтысячных. Деньги и возможности уже есть, а со вкусом сложно. Все тот же навязший в зубах безликий евроремонт, все те же бежевые пластиковые панели, зеленая кожа отделки стола, все те же золотые органайзеры, личный календарь, которым никто никогда не пользуется, портрет Самого в строгой рамке на стене. Нарушал общую евростерильность только огромный сейф в углу кабинета, грубый металл в наплывах серой краски.
На столе стоял телефон-селектор. Телефон опять разразился пронзительной трелью, лейтенант поморщился.
Снял трубку. Выбрал и нажал кнопку. Щелк.
- Следственный комитет... слушаю!
В трубке ответили. Слегка брезгливое выражение лица лейтенанта мгновенно, как по волшебству, изменилось.
- Васин! - раздался в трубке резкий начальственный голос. - Какого хера трубку не берешь?!
Лейтенант порадовался, что Макарыч его не видит -- иначе бы точно вставил пистон за гражданскую одежду. Следователь на рабочем месте должен быть в форме, с начищенными погонами, отутюжен, чисто выбрит и взмылен от усердия.
- Да... Виноват, - он невольно вытянулся по струнке. «Это уже привычка», раздраженно отметил лейтенант. В штатском это выглядело странно. В стеклянной двери шкафа отражался растерянный молодой человек. Лейтенант увидел себя и передернулся. Он привык воспринимать себя, свой образ по другому. Самоуверенность и вальяжность "крутого следака" слетели с него в мгновение ока, остался только этот... молодой выскочка в отражении.
- Еще как виноват! - подытожил Макарыч. - Юрьевна где?!
- Виноват, тарищ полковник... Светлана Юрьевна? - лейтенант оглянулся. - Она сейчас в допросной...
- Я звоню, она не берет. Вы что там, совсем охуели без меня?! У нас, блять, жопа, а они на звонки не отвечают!
- Так, наверное, она мобильный выключила... - начал лейтенант.
Макарыч прервал его новым потоком ругани и проклятий. Потом начальник кратко, зато красочно описал, что случилось, -- лейтенант охнул. Новости были еще те.
- Бегом! - скомандовал Макарыч и бросил трубку. Гудки.
- Есть бегом!!
Лейтенант аккуратно положил трубку на рычаг, на мгновение задержался. На стене напротив стола висел портрет Самого. Казалось, Сам сейчас приложит палец к губам – мол, храни государственную тайну. "Такое попробуй сохрани", подумал лейтенант. Новости жгли его изнутри, как напалм.
Лейтенант вышел из кабинета, аккуратно закрыл за собой дверь. Оглядел сидящих, явно не понимая, кто они. Мысли его витали далеко. Он рассеянно положил ключ в карман пиджака — и вдруг сорвался с места, побежал.
Пожилой и женщина посмотрели ему вслед, переглянулись. Пожилой дернул плечом.
- Суки, - сказала вдруг женщина отчетливо. Пожилой подумал и кивнул. "Суки".
- Я же говорил, - сказал он.
* * *
Кофейная горечь горела в желудке. Юрьевну угостил знакомый опер из управления, заскочивший в СК "буквально на пять" минут, отдать документы. И как водится у оперов, околачивавшийся в СК уже часа два, пока она не отправила его обратно.
Опера крутые ребята, но с ними нужна железная рука.
Кофе у оперов был настолько плох, что даже вошел в местные легенды. Он не бодрил, а вызывал долгоиграющую мутную злость. Прививка от человечности, как сказал однажды Макарыч. Такой кофе хорошо брать с собой в засаду или на ночное дежурство. Точно не уснешь. Юрьевна покачала головой. "Зачем я вообще согласилась?" Кофе был горячий, в зеленом советском термосе и отдавал жестким привкусом металла. Точно, горячий, вспомнила она. Над кружкой поднимался пар. На это она и купилась.
Если сейчас подняться на второй этаж, можно выпить хорошего, по настоящему хорошего кофе из дорогой кофемашины -- и сделать это в тишине и уюте, сидя на кожаном диванчике. Но -- это же надо подняться. Время, силы. На фиг.
Капитан юстиции, старший следователь по особо важным делам Меркулова Светлана Юрьевна — для коллег просто "Юрьевна". Ей недавно исполнилось сорок лет, но "Юрьевной" она стала с момента, как пришла работать в милицию (тогда еще милицию). В юридической академии, где она училась заочно, Юрьевна на некоторое время стала "Светой", но это быстро закончилось. Макарыч забрал ее с третьего курса в прокуратуру, потом потянул за собой в следственный комитет, а затем -- через некоторое время -- и в главное управление.
Сейчас, в допросной, Юрьевна была одета как на бал. Который, правда, закончился два дня назад... "Поэтому королева выглядит слегка похмельной", мысленно съязвила она. Ага. Юрьевна была красивая, стройная женщина с жестковатым лицом. От природы светло-русая, но волосы красила. Чуть выше среднего роста. Серая шелковая блуза, кожаные брюки винного цвета. Брошка с жемчужинами. Белые кроссовки. Стрижка и окрашивание волос стоили целое состояние... И занимали, кстати, вагон времени. Юрьевна вздохнула, повернулась к арестанту. Такой роскоши, как свободное время, ей еще долго не увидеть.
За двое суток, прошедших с момента побега Реброва (Доктора блять Чистоты), она спала часа три, урывками. И даже не успела съездить домой, чтобы переодеться.
Когда беглецы совершили побег, Юрьевна как раз ехала на выставку современной живописи в ЦДХ, давно обещала Полине ее выгулять. Полина теперь смертельно обижена, неделю не будет разговаривать. Юрьевна вздохнула. Придется что-то придумать... но потом. Потом.
Она положила на стол пухлую папку в сером картоне. Дело номер… да, какая разница? В деле было уже несколько сотен томов, целая комната забита, а в связи с побегом Реброва писанины предстояло еще километры и километры. Можно весь земной шар опоясать, выложив листы в ряд, один за другим. Юрьевна хотела зевнуть, но кофе напомнил о себе -- и она передумала. Ладно, используем мутную злость в конструктивных целях.
Вокруг смыкались и слегка пульсировали выкрашенные в ядовито-зеленый цвет стены. Решетки -- коричнево-красные, словно засохшая кровь. В центре комнаты -- огромный древний стол, видевший динозавров и советских школьников. Он был сдвинут так, что допрашиваемый буквально ощущал себя притиснутым к стене. Крошечное зарешеченное окошечко под потолком, откуда падает одинокий луч света. Комната дознания.
Юрьевна перевернула страницу. Просто для начала разговора.
- Медь, значит?
Через стол от нее, напротив сидел человек с характерной зэковской поджаростью, такую на воле не получишь.
Зэк поднял голову. Ухмыльнулся, коротко сверкнули фиксы.
- Ну, Медь, и что?
Половина зубов у него железная, между ними затесалась пара золотых. Юрьевна могла поклясться, что на одной из золотых "фикс" виден след от плоскогубцев.
Она покачала головой. Насмешливо и сочувственно:
- Меднов Сергей Александрович, семьдесят восьмого года рождения. У тебя уже сын взрослый, вторая ходка, а ты все Медь.
Зэк оскалил зубы – родные у него были желтые и мелкие. В стальном ряду они смотрелись как приемные.
- А ты моего сына не впутывай, он у меня пацан ровный!
Юрьевна наклонилась над столом, посмотрела на зэка в упор. И вдруг заговорила негромко, с доверительной интонацией:
- Сережа, мы с тобой, к сожалению, не один год друг друга знаем. Скажи мне, кто организовал побег. И я пойду дальше на работу, таких, как ты арестовывать, а ты обратно в камеру – в карты доигрывать... или чем ты там занят обычно? Сэкономим друг другу массу времени. Ну, как? Готов?
Медь спокойно улыбнулся.
- Вот ты неугомонная, - сказал он.
Светлана Юрьевна выпрямилась. Интересный поворот.
- Книжки читаешь?
Медь от неожиданности вскинул худой скошенный подбородок.
- Чего?!
Она улыбнулась.
- Книжки, говорю, полюбил читать, Медь? Слово-то книжное, не ожидала от тебя.
Он пожевал губами, жилы на шее натянулись, словно канаты в шторм. И подрагивали.
- Ну, полюбил, и че? – ох уж эта сидельческая дерзость. Юрьевна пожала плечами.
- Просто приятно видеть, как человек берется за ум. Пускай и под старость.
Зэк посмотрел на нее с ненавистью – и почти уважением.
- Чеканутая ты!
- Вот, другое дело. Теперь узнаю старого доброго Сережу Меднова.
- Чего тебе надо? Я ничего не знаю.
- Я и не сомневалась.
Юрьевна аккуратно отряхнула с блузки невидимые пылинки, вернулась к двери и подняла за ручки картонный ящик, стоящий на полу. Переставила его на стол, аккуратно сдвинула, чтобы он стоял параллельно краю стола -- и начала приготовления. Медь смотрел. Юрьевна неторопливо доставала карандаши (простые, разной мягкости -- от 2H до 2B), автоматические ручки (синие, черные, красные) и раскладывала их на столе, строго параллельно друг другу, на одинаковом расстоянии. Так, теперь ластики... корректор...
Медь угрюмо смотрел на ее приготовления. Юрьевна права, они знакомы давно. Но кажется, свой ритуал она при нем проводила всего пару раз. Поэтому Медь не понимал, что происходит.
- Что?.. - начал он.
- Тихо, - она даже не подняла головы, продолжая раскладывать принадлежности. Блокнот для записей -- с красной обложкой, это для важных фактов. Его положить слева. Блокнот с вынимающимися листами -- для записи мыслей, которые приходят в голову во время допроса. Его место справа, чуть выше. Официальные листы, которые на подпись, -- на своем, раз и навсегда определенном месте. Посередине -- и чуть правее, чтобы удобнее было писать...
Наконец, Юрьевна закончила приготовления. Переставила пустой ящик на пол, к ножке стола, выровняла. Все должно быть идеально, симметрично и по линии. Юрьевна достала влажные салфетки и тщательно протерла руки, сложила их в отдельный пакет, убрала его в ящик.. Медь пялился на происходящее и недоуменно моргал.
Юрьевна отодвинула стул, села и придвинула так, чтобы осевая линия стула совпала с осевой линией стола. Вот теперь хорошо. "Моя зона комфорта". Она знала за собой эти странности и не противилась.
Юрьевна посмотрела на Меднова и покачала головой:
- Врач сказал, ты на желудок жалуешься.
Медь неловким движением поджал губы, словно целиком подобрал подбородок. Острый кадык дернулся вверх и опал.
Медь посмотрел на Юрьевну. Глаза с мучительным блеском.
Юрьевна сочувственно улыбнулась ему:
- А почему инвалидность себе не выбил? Хорохоришься все, а был бы идейным, в двадцать лет уже с инвалидностью ходил, чтобы в ШИЗО лишний раз не загреметь. Как, кстати, тебе пониженная норма питания? – она резко сменила тему. Медь поднял брови.
Медь угрюмо набычился.
- Пытку голодом в Совке еще отменили!
Она засмеялась. Медь набычился, замолчал.
Светлана Юрьевна ласково сказала:
- Ну, вот в Гаагский суд жалобу и напишешь. Бумагу с ручкой дать?
Медь отвернулся.
- Эй, Медь? Обиделся, что ли?
Медь угрюмо смотрел в сторону.
Юрьевна вздохнула.
- Ладно… Давай просто и вежливо. Мне, может, тоже неприятно с таким букой, как ты, здесь сидеть и разговаривать, но я же делаю над собой усилие. Кто это был? Постарайся, Сережа, блесни интеллектом. Не зря ведь книжки читаешь. А то будешь в «через матрас крутиться», пока язву не заработаешь. Оно тебе надо?
Жила на шее Меди дернулась. "Через матрас" -- это когда заключенный отсиживает максимальный срок в штрафном изоляторе, ему дают переночевать одну ночь в общей камере, чтобы не нарушать нормы, -- и снова засовывают на пятнадцать дней в одиночку, без общения, передачек с воли и солнечного света. На третий-четвертый цикл любой взвоет.
- Ты меня на понт не бери!
- А вдруг это рак желудка?
Медь замолчал. Сидел неподвижно, и только жилка под левым глазом тонко задрожала.
- Врешь, - сказал он наконец.
Юрьевна пожала плечами. «Самое смешное, что мне даже врать не надо. Ты сам за меня все выдумаешь».
Она равнодушно улыбнулась. Медь насторожился.
- Как знаешь, - сказала Юрьевна. - Может, это просто запущенный дизбактериоз? Хотя можно было бы организовать проверку. Как считаешь? Если тебя что-то действительно беспокоит… можешь мне намекнуть, я пойму.
Она сделала паузу -- Медь молчал.
- Я вот что думаю. Ты не просто так отстал от этих двоих… - она помедлила, отметив, что Меднов чуть напрягся, невольно выдавая себя. – Ты сбежал от них. И правильно, ты же нормальный человек, верно? А не эти… не этот… Я думаю, было так. Ты дождался, когда "скорая" притормозит на повороте, открыл дверь и выпрыгнул из машины. Ну, порезался, ну, побился. Ерунда. И правильно. Зато живой... Это я знаю, можешь не говорить. Но для меня вопрос, на который я никак не могу найти ответа. Зачем ты вообще в это дело влез? Зачем помог Реброву устроить побег, а?
Медь молчал. Но что-то в нем изменилось. «Сейчас», подумала Юрьевна. «Я его дожму».
Медь облизнул губы, быстро-быстро, словно змея высунула язычок. Юрьевна отслеживала его реакции. Вот руки на столе чуть задрожали. Ага, принимает решение.
Медь поднял взгляд – и открыл рот, чтобы заговорить…
С громким скрежетом металла открылась дверь. «Да, блять», в сердцах подумала Юрьевна.
- Светлана Юрьевна… - сказали за спиной.
- Не сейчас, – произнесла она сквозь зубы. Юрьевна не оборачивалась, держа Медь взглядом.
- Медь?
«Не вовремя, он только собрался заговорить. Идиоты, везде одни идиоты».
- Ничего я не знаю, - сказал Медь. И закрылся. Юрьевна мысленно выматерилась -- опять все придется начинать сначала. Она повернулась.
В дверях стоял Васин. Лицо молодого лейтенанта было напряженным. «Что-то случилось». Юрьевна кивнула ему и поднялась на ноги.
Васин тут же стремительно подошел -- он был выше ее ростом и крупнее, наклонился к ней. Юрьевну обдало ароматом дорогого мужского парфюма, пота, хорошего кофе -- и возбуждения. Васин, казалось, вот-вот взорвется от того, что знает. Знание бродило в нем и искало выход. Васин приблизил губы к ее уху -- его дыхание защекотало шею. И заговорил...
Юрьевна выслушала.
Затем повернулась и пошла к двери. Шаг у нее энергичный, почти мужской. За ней выскочил лейтенант. С грохотом захлопнулась дверь. Металлический скрежет замка.
Тишина.
Вещи разложены на столе перед зэком. Медь подождал, потом беспокойно оглянулся. Про него словно все забыли.
Медь растерянно повертел головой. В допросной было пусто.
- Э, а я?
* * *
- Это правда? - спросила она за дверью. Васин торопливо кивнул.
- Хорошо, пошли.
Они поднялись на второй этаж. У дверей кабинета Юрьевна остановилась, оглядела посетителей. Пожилой заерзал, женщина в розовом привстала, собралась заговорить, но наткнулась на взгляд Юрьевны -- и вдруг смутилась. Села обратно и зачем-то поправила юбку. Ноги у нее были красивые.
- Это кто? - спросила Юрьевна вполголоса. Мотнула головой в сторону посетителей.
Васин поморгал.
- А! Эти... - он с трудом вспомнил. - Вызвал как свидетелей.
- По какому делу?
Васин входил в особую группу Макарыча, и дело у них было только одно — дело Доктора Чистоты, он же Доктор Белизна. Тимофей Геннадьевич Ребров, серийный убийца. Правда, случаев до хрена — доказанных два, а сомнительных восемнадцать. Одних дел накопилось уже за 600 томов. Маньяк действовал на широкой территории, изобретательно и нагло, часто менял почерк, словно издеваясь над теми, кто за ним охотился.
- Ну, вон тот... потертый. Он вроде как видел Реброва, когда тот спускался от квартиры Свечникова... Или кого-то похожего...
- А длинноногая?
Васин моргнул. Брови его поползли вверх.
- Э... она, кажется, по делу Росликовой, какая-то там коллега по работе. Они в одном офисе работали, ну, прежде чем... Виделись, может, болтали у кулера... не знаю. Еще не снимал показания. А что?
Александру Росликову и Веру Чиркову убили после нескольких дней издевательств и пыток. Убийца заставил Росликову смотреть, затем пытать и увечить вторую, Веру. Росликова была сильная и не сдалась, отказалась. Тогда Доктор Чистота поменял их ролями. И слабая Вера, плача и умирая от сепсиса (ее убийца поймал на две недели раньше и уже обработал), пытала Росликову и резала ее ножом и пилила пилой, пока убийца смотрел, командовал казнью и наслаждался зрелищем. Следы его спермы найдены на половине вещей в подвале, на стенах, на полу, на телах жертв и даже на потолке. К сожалению, оказалось, что группа спермы и группа крови не совпадают. Ребров оказался из тех редких людей, у кого они разные.
- Так сними показания, - велела Юрьевна.
Васин подался вперед и заморгал, не веря. Бедный "золотой мальчик".
- Так я же с тобой... с вами... Я хотел на место...
Юрьевна покачала головой. Васин — он же "Васенька", был новенький, толку на месте преступления от него было немного.
Васин никогда не работал на "земле", его сразу после академии продвинули в область, он отработал (скорее числился, ядовито подумала Юрьевна) там три месяца, а потом папа через крутых знакомых продавил его в Главк, на резонансное дело (будь оно опять же неладно, подумала Юрьевна).
- Сделаешь, догоняй. Только все как положено, смотри, проверю. Без халтуры.
Васин нехотя кивнул.
- Вот и умница, солнышко. Да... Телефончик у длинноногой возьми, - заметила Юрьевна словно между делом.
- Что?!
- Вдруг мне тоже понадобится... снять показания.
Васин заметно повеселел. Решил, что нащупал слабую точку коллеги. Все-таки у этих, из высших сфер, свое мышление, слегка инопланетное. Везде ищут, кому выгодно, кто на чем сидит (от наркотиков до темных дел в прошлом), и нащупывают рычаги давления.
Васин -- мальчик милый, но испорчен судьбой генеральского сына... или чей он там сын? Юрьевну это мало интересовало. Главное, что Васеньку толкали вперед, к вершинам следственной карьеры, аки Моисея через море — на пути аж вода сама, услышав имя папеньки, расползалась в стороны.
Интересно, Макарыч в курсе, что его хотят сплавить на пенсию (которую он уже выслужил), а вместо него поставить молодые наглые кадры? Конечно, в курсе. Старый боров свой хлев знает. И сожрет молодняк в очередной раз, не подавится. Хотя папаша у Васи силен, конечно. И все-таки Макарыч -- это Макарыч. Даже представить страшно, как вот эти молодые стильные косточки нежно хрустнут на желтых выщербленных клыках...
- Все, я на место, - сказала она. - Займись свидетелями. Понял?
Васин обреченно кивнул.
Она надела пальто. Вот и сходила на выставку. Работа, работа. Прямо как на "земле".
- Служебку заказать? - оживился вдруг Васин.
- Не надо, я на своей. Так быстрее.
Юрьевна сбежала по лестнице. И вдруг остановилась.
"Подожди, - сказала она себе. - А не забыла ли я кое-что? Ах, да. Мои переживания по поводу... Свечников, Свечников".
Она достала из косметички зеркало, тщательно прорепетировала выражение своего лица, подумала, кое-что поправила... Бровь повыше, не пережимать. Еще раз прорепетировала... Вот, теперь убедительней.
"Девять тел, насильственное. Ребров убит. Свечников тоже убит", - вот что сказал ей Васин в допросной.
«Эх, Свеча-Свеча, - подумала она холодно. - Допрыгался, дурак. Говорила я тебе…» Попыталась выдавить слезу — но не получилось.
Ладно.
Она вышла из СК, нашла за забором машину — белый "мерс" 1984 года выпуска. Юрьевна села за руль, вставила ключ в замок зажигания и завела двигатель. Он ровно и мощно заработал. Машина хоть и была почти антиквариатом, но это была крутая машина, старое немецкое качество. Тевтонские мощь, основательность и скорость. Классные кожаные сиденья, деревянная отделка салона, шесть цилиндров.
В такой ее в первый раз изнасиловали, а потом выбросили голой и избитой на дорогу. Зимой. Девчонку пятнадцати лет.
Она поднялась и пошла, истекая кровью, по дороге, чтобы выжить… Шла и материлась так, как никогда больше. И выжила.
Ладно, машина была не такая же...
Машина была та же самая.
(с) Шимун Врочек, Владимир Мистюков
Показать полностью
1
Кожеед (триллер, окончание 1 главы)
* * *
«Это точно не мой фильм», подумал Денис.
Ему казалось, что со вчерашнего вечера он существует в кошмарном сне... Нет, не так. В абсурдном нескончаемом сериале ужасов. Что-то вроде "Ходячих мертвецов", какой-нибудь шестой сезон, только все вокруг — русские.
Правая рука пульсировала, словно больной зуб. Горячие толчки крови отдавались в изуродованной кисти. Он потянул железную дверь и вошел.
Бум! За его спиной захлопнулась дверь на автоматической доводке. Денис вздрогнул.
После яркого солнца на улице внутри полицейского поста он словно окунулся в темную прохладную воду. Даже дыхание перехватило. В первый момент он ничего не видел, перед глазами скакали электрические дуги — словно выжженные солнцем на сетчатке. Денис поежился. Он почувствовал, что его штормит – словно лег спать пьяным, а на утро еще не совсем проспался. Он на мгновение растерялся.
Денис почему-то думал — всю дорогу сюда, пока вез Аню и успокаивал ее (заткнись, все будет хорошо, заткнись) — вернее, он был уверен: стоит только добраться до полиции, все сразу станет просто и ясно. Все сложности закончатся. Кто-то более взрослый и адекватный, чем он, Денис, возьмет на себя разрешение ситуации. Просто лежи и дай взрослым людям разобраться со всем этим говном.
Но внутри ясно не стало. После всей этой мучительной поездки он был в полиции и не знал, что делать. Он опять должен был решать какую-то сраную проблему. А он за эту ночь, блять, разобрался с такой кучей проблем, что исчерпал свои волевые запасы на сто лет вперед.
«Ненавижу принимать решения. Вообще не знаю никого нормального, кто любил бы принимать решения».
Он потрогал повязку – влажная, черт. Рука болела, но как-то отдаленно, словно из другой Вселенной. Точно это был отрезан чей-то чужой палец, не Дениса. Он вдруг представил, что если существует множество вселенных, то в какой-то другой вселенной его палец существует отдельно. И болит оттуда.
В глотке пересохло. «Так, выкинь из головы эту ерунду». Денис постарался сосредоточиться. Приемник полицейского отдела. Денис был несколько раз в подобных местах — с его работой это было несложно. Так, надо сориентироваться. Где решетка? За решеткой находится тот, кто снимет с плеч Дениса тяжесть проблем.
Справа — вход во внутренние помещения. Он закрыт железной решеткой. За решеткой маялся от безделья здоровенный сержант в черном, в бронежителе и с автоматом. Словно почувствовав взгляд Дениса, сержант шумно зевнул.
Денис услышал ровный шелестящий гул кондиционера. По спине прошла холодная волна. Денис поежился.
Денис поискал глазами. Где эта надпись? Надпись означала конец всех проблема, служила указателем "Здесь адекватные люди. Вот именно здесь".
Вот! Окно приемной было здесь не забрано железной решеткой, как в привычном Денисе участке в родном районе, а только закрыто стеклом. На стекле была надпись красными буквами "ДЕЖУРНАЯ ЧАСТЬ". То самое. "ЭТО АДЕКВАТНЫЕ ЛЮДИ, ЧУВАК".
За окном сидел полицейский в форме, с непокрытой головой. В отличие от сержанта — некрупный и тощий. Волосы светлые.
Денис пошатнулся и в несколько шагов преодолел расстояние от входа до окна.
Пока он шел, дежурный бросил на него короткий безразличный взгляд, снова опустил глаза. Денис подошел ближе и увидел, что дежурный что-то пишет. При этом полицейский зажимал плечом и подбородком трубку стационарного телефона. Бежевый пластик равнодушно отсвечивал.
- Ага-ага... Куда повезли?.. - бормотал дежурный в трубку.
Дежурный прищурился, провел линию на листке, словно подчеркнул нечто главное. На лице полицейского была написана вся важность доверенной ему миссии.
- Повторите... Да-да, записываю...
В следующее мгновение Денис почувствовал омерзение. Он вдруг обострившимся, туннельным зрением увидел, что именно пишет полицейский. На листке был выведен шариковой ручкой, аккуратно и четко — огромный член. Дежурный дорисовал два овала и теперь твердой рукой выводил на них волоски.
Дениса замутило.
Он почти сутки не ел и страшно устал, в глазах потемнело. Комната попыталась убежать в сторону, Денис усилием воли поймал ее и оперся ладонью в стену, чтобы не упасть.
«Что происходит?» В раненой руке опять толчками, словно извержение вулкана, запульсировала боль. Из обрубка пальца словно толчками изливалась раскаленная лава.
Денис с усилием прочистил горло. Адская пустыня, по горлу точно теркой прошлись.
- Я-я... х-хочу сделать… заявление, - выдавил Денис. Полицейский даже не повернулся. Собственный голос в первый момент удивил Дениса. Он звучал слабо и едва слышно. Словно мальчишку во дворе, в песочнице обидели, но он слишком хорошо воспитан, чтобы это показать. И только голос прерывается и дрожит.
- Сделать заявление! - громче повторил Денис. Дежурный вздрогнул, дернул рукой — росчерком испортил рисунок. Но даже не поднял головы.
- Хорошо, подождите, я уточню, - полицейский прижал трубку к груди, чтобы не было слышно по ту сторону провода, поднял взгляд. Денис увидел его лицо вблизи. Светлые глаза, тонкий нос, на щеке родинка. На погонах дежурного было четыре звездочки. Капитан. Денис разозлился. Тут у них целый капитан сидит, хуйней страдает, а там… людей убивают! Вернее, уже убили.
Капитан безразлично смотрел сквозь Дениса — словно тот был неодушевленной вещью. Большой и неумытой.
Светло-голубые глаза капитана напомнили Денису старый фильм, вестерн, где все злодеи были уродливы (кроме главного), при этом у всех уродов-злодеев были прекрасные голубые глаза. И от этого становилось неуютно. Потому что потом их всех убили. Но прежде они совершили что-то жуткое.
Что это за вестерн, Денис не помнил. Да и какая нахер разница. Щелчок.
- Что у вас? - равнодушно спросил капитан. Голос его звучал, искаженный динамиком, откуда сверху.
- Я... - Денис растерялся. Капитан ждал, глядя сквозь него.
- Говорите в микрофон, - сказал он.
"Да блять!"
- Я хочу, - заговорил Денис твердо.
Тр-р-р-рррр. От резкого звука оба — и капитан, и Денис вздрогнули. Капитан повертел головой. На столе звонил другой телефон – темный. Капитан сделал Денису знак подождать, протянул руку и снял трубку — не светлую, а темную. Теперь он будет говорить с двух рук — по-македонски, желчно подумал Денис.
- На аппарате, - сказал капитан приглушенно. Денис едва не засмеялся, несмотря на ситуацию. На аппарате? Пижон херов.
"Алло, это большевики? Берите, сука, Смольный".
- Слушаю... что-что?
Капитан зажал темную трубку плечом — как до этого светлую. Потянул руку, привычным жестом вытащил лист из пачки бумаги и положил перед собой.
Ну давай, подумал Денис с мутной тяжелой злобой. Нарисуй еще один хуй.
- Так точно, Андрей Максимыч, записываю… Да-да, конечно... Нет-нет, понял, - заговорил капитан. Он начал быстро писать ручкой на листке. Что-то важное? - подумал Денис.
Ну, нет. Капитан его не подвел. Денис видел как возникают на листке виселица и повешенный человечек.
- Кому передать? - спросил капитан. - Да-да... понял, говорю. Делаю себе пометку, - он провел линию, словно подчеркиваю нечто главное. - Нет, Семин на адресе... На адресе, говорю. Кухонный бокс, все дела. Понял, кому-нибудь другому… поручу, конечно...
- Товарищ полковник, да откуда люди? - капитан сделал официальное лицо. - Все на "усилке".
Усилок, это когда для чего-то важного — например, поимки особо опасного преступника или охраны британского королевы в гостях — привлекается весь личный состав.
Физрук в школе Дениса любил блеснуть такими словечками. Он перешел на денежную работу, уволившись из армии. Самый бесполезный учитель в школе, подумал Денис. Редкий был чудак, если честно. Зато — военная пенсия плюс зарплата учителя. И армейские тупые шуточки в диком количестве.
- Этих ловят... Медного взяли, еще двоих ищут пока... да вы знаете? Ага, понял. Да, понял, как вернется, первым делом…
Капитан продолжал рисовать. "Художник херов".
Дениса неожиданно пробила крупная нервная дрожь — как у лошади, стоящей на старте ипподрома. Даже мышцы спины свело.
Денис оперся на высокую раму, приблизил лицо к стеклу.
- Понял, да, - говорил капитан.
- Послушайте! - громко и хрипло сказал Денис.
Дзынь. Капитан вернул трубку на рычаг и поднял взгляд на Дениса. Лицо было равнодушным. Видел я на этой работе и не таких идиотов, читалось в глазах полицейского.
Дениса с усилием открыл рот, челюсть точно заморозило, но капитан вдруг опустил взгляд.
Денис осекся.
Холодная волна ярости захлестнула Дениса, до темноты в глазах, до хруста зубов. «За что ты со мной так, сука?!»
Стоп! Денис постарался взять себя в руки. Нет, сейчас точно не та ситуация, чтобы выходить из себя и цапаться с ментами.
В глотке страшно першило, будто там все ободрали. До крови. Как тот, Кожеед… Черт, Аня же!
- Там девушка, - сказал Денис. - Там... на улице! Слышите?!
Голос едва звучал, сдавленный от ярости.
- Что? - капитан прищурился. - Что за девушка?
- Там… - слова куда-то исчезли. – На улице… она…
- С самого начала, пожалуйста. И нажмите кнопку.
Денис зажал чертову кнопку.
- Я хочу сделать заявление! Да послушайте! – последнюю фразу он практически прокричал.
Капитан поморщился.
- Голос не повышаем, - спокойно сказал он. – Еще раз и все с начала. Слушаю. Что у вас случилось?
«У меня несколько мертвых друзей, раненая девушка и беглый маньяк за плечами! Вот что у меня!!»
- Я... - Денис собрался. Вот сейчас он все расскажет. Спокойно и по порядку.
И тут зазвонил телефон.
"Нет!".
Капитан сделал Денису знак подождать, повернулся и снял трубку.
"Это что, издевательство такое?"
Денис уже почти лежал на стекле. Капитан поднес трубку к уху.
- На стекло не опираемся, - ровно сказал он Денису.
- Да, слушаю, - произнес он в трубку. - Нет, не занят…
Денис хлопнул ладонями по стеклу. Боль ударила так, что отдалась в глазные яблоки.
Бум! Капитан вздрогнул. Поднял взгляд — и его лицо изменилось. Он словно впервые по-настоящему увидел Дениса.
Денис стоял перед ним – высокий, спортивный, с короткой стрижкой, в синяках и порезах, в пятнах крови и сажи, в окровавленной футболке и рваных штанах. На взводе и явно опасный. Взгляд капитана стал жестким и профессиональным – наконец-то.
Денис провел рукой, оставляя на стекле кровавый след.
«Написать им кровью "Дежурная часть", что ли?» - подумал он язвительно.
Капитан прищурился. Взвелся, как курок на оружии. Его рука потянулась к пистолету.
- Федорчук! – позвал капитан негромко.
Денис услышал скрежет железной решетки, затем краем глаза увидел, как в отражении в стекле призрачно движется квадратная фигура сержанта Федорчука.
- Э! Тебе русским языком сказали! - раздался за спиной грубый голос. - На стекло не опираемся!! Два шага назад сделал. И руки держим повыше.
- Да пошел ты, - сказал Денис негромко.
- Че?!
Денис снова ударил по стеклу. Хлопок был резкий и звучный, как выстрел.
Его захлестнула веселая злая волна. Он вспомнил, как шел сюда от машины и обещал себе быть сдержанным и спокойным. Ага, щас.
Потом будет пиздец. А сейчас — Денис прямо выдохнул – это было офигенно круто и хорошо, наконец-то ничего не бояться.
«Я обещал себе быть спокойным?! Так вот — ни хера. Ни хера, я говорю».
- Слышишь ты, капитан твою мать. Вы ищете, блять, своего Кожееда?! Так вот, я знаю, где он… - Денис осекся. Он вдруг сообразил, что имя Кожеед знает только он один, так назвал себя маньяк. Для этих полицейских вокруг он – Доктор Чистота, человек с запахом белизны.
- Доктор Чистота! – крикнул Денис. – Я знаю, где он!
Капитан вскинул голову. Рот его приоткрылся…
- Доктор Чистота… что?! Федорчук, подожди… - заговорил капитан, но – не успел.
Сержант уже был рядом. Денис затылком чувствовал его массивную тушу, как темный прилив, как вода ощущает приход Луны.
Сержант протянул широкую ладонь...
Взял Дениса за плечо. Сжал пальцы. От его руки пахнуло хлоркой – Дениса чуть не стошнило.
Черт. В следующее мгновение Денис понял, что сделает, но остановить это уже не мог. Да и не хотел.
Радостная волна бешенства накрыла его с головой. И поглотила.
Сержант потянул Дениса за плечо.
Денис мгновенно повернулся, скручивая корпус, как пружину, поднырнул под руку сержанта. Тот моргнул, В следующее мгновение Денис вынырнул с другой стороны и четко выстрелил правым апперкотом сержанту в челюсть.
Н-на!
Денис ударил и понял, что попал — как надо. С приятным чувством удачного удара.
Удар был звонкий, четкий. «По красоте».
Сержанта Федорчука подбросило, отнесло на несколько шагов. Он покачнулся. Неловко дернул головой, глаза его осоловели. Сержант поплыл. Денис увидел на щеке сержанта смазанный след крови. Опустил взгляд. Его рука была вся в крови, сквозь повязку на пол капала кровь. На плитках пола расплывались безобразные красные кляксы.
«Ударил больной рукой — и даже не заметил. Вот я уникум».
Время замедлилось, как иногда бывало в спарринге, на ринге. Во время схватки.
Сержант сделал шаг назад, обмяк – и упал.
Капитан вскочил, трубка полетела на пол. Бдынь! Где-то далеко внутри здания завыла сирена. Видимо, капитан нажал тревожную кнопку. Затем капитан рванулся к выходу из каморки.
Жуткий крик женщины. Капитан замер, обернулся к двери. Денис повернулся и мучительно рванулся к двери – он вдруг понял, что-то случилось с Аней.
Это там, в уазике.
Ее нашли.
В следующее мгновение его сбили с ног, бросили лицом в кафельный пол. «Прохладный», подумал Денис с удивлением. Он приложился пылающим лицом. В следующее мгновение все утонуло в новой вспышке боли – ему вывернули руки в суставах. Перед глазами плыли огненные пятна. «Аня». В последний момент он все-таки успел рвануться туда, к ней. Жесткое колено придавило ему шею. И воздуха не стало.
(с) Шимун Врочек, Владимир Мистюков
Показать полностью
Кожеед (триллер, глава 1)
Продолжение триллера о маньяке.
===
Глава 1. Боксер
Грязный пыльный УАЗ «буханка» вылетел из-за угла и на скорости пронесся по пустынной в ранний час улице.
Радио играло во всю мощь. Грохот рвался из приоткрытого окна. Голос, искаженный плохими динамиками, истошно выводил:
«Ключ поверни и полетели… Нужно вписать в чью-то тетрадь…» Водитель, кажется, хотел выключить радио, но не рискнул оторваться от "баранки". Рев динамиков разлетался по улице, тонул в пыльных кронах тополей и отражался от серых стен пятиэтажных домов.
Старик вступил на пешеходную «зебру» и неторопливо пошел, даже медленней, чем ходил обычно. Это был его старый трюк. «Ты меня заметишь и будешь беситься, но ждать, пока я ме-е-едленно перехожу дорогу».
Но «буханка» и не думала сбавлять скорость. Она неслась на Зверева – и тот вдруг почувствовал страх. Ноги ослабели, редкие волосы на затылке стали дыбом. Словно машина задумала его убить. Обычно добродушная морда «буханки» – с круглыми фарами, словно вечно удивленными – вдруг показалась Звереву зловещей. Раздавить всмятку, страшным ударом подбросить изуродованное тело над мостовой, так, что очки улетят в одну сторону, крутясь и сверкая в лучах утреннего солнца.. А тело полетит в другую. Не тело – мешок с костями… Зверев взмок, ускоряя шаги, и успел мысленно умереть, пока машина приближалась… Ближе. Ближе… О, боже!
В последнюю секунду он успел выскочить из-под колес. Вууух. Его чуть не сбило воздушной волной от несущейся на скорости машины, развернуло и дернуло. Старик с трудом остался стоять, пошатываясь. Палка заскрипела, когда он налег на ее всем весом.
- Урод! - запоздало закричал Зверев. «Буханка» мчалась дальше, игнорируя его крики.
- Скотина! Напьются пьяные и ездят! Дебил!
Он хотел погрозить вслед тростью, но побоялся не удержаться на ногах. Суставы таза яростно ныли.
Он открыл рот, закрыл. Пожевал пластиковыми челюстями. Прошло уже полгода, как их поставили в бесплатной клинике, за госсчет, а они все еще натирали десны до крови.
Он пожевал челюстями – назло.
«С нашим государством ты вечно будешь чувствовать привкус крови во рту», желчно подумал он.
- Дебилы! – крикнул он, уже без злости. И все-таки погрозил палкой.
И вдруг замер. Он увидел, как вдалеке «буханка» затормозила и начала разворачиваться. Зверева окатило холодом. Он развернулся и заковылял обратно через переход. Домой, домой.
«Везде психи. Просто везде».
* * *
«Чуть не сбил», отстраненно подумал Денис. Мысль не пробилась сквозь усталость, окутавшую его, а ударилась в нее и словно бы заскользила по ее поверхности, точно по льду. «Ну и хуй с ним», следующая мысль была тоже отдаленная и равнодушная. Когда темная фигурка появилась на дороге, измученный мозг даже не среагировал, чтобы дать телу сигнал о торможении. Настолько Денис устал.
«Я сейчас усну». Он вскинулся в последний момент, открыл глаза. Улицу начало клонить влево… стоп.
Он нажал на тормоз, останавливая машину, чувствуя, как темнеет в глазах и не хватает воздуха. Так, спокойно. Никакой паники. Он вдохнул глубоко, задержал дыхание – и выдохнул медленно и плавно. Если делать это упражнение достаточно долго, организм перестанет думать, что умирает. Теоретически.
Он повернулся и заглянул назад, в салон. Вокруг ревело и грохотало, как в чудовищной жестяной банке.
- Аня! Ты как? – спросил он. Потом сообразил и выключил магнитолу. Сразу стало тихо – и жутко. Оказывается, весь этот грохот и рев помогал ему не думать, не вспоминать, отодвигал страх и боль куда-то в другую реальность.
- Аня?
- Н-ни… - она задохнулась. Аня дышала теперь быстро и поверхностно – и это тоже было неправильно. Возможно, это повреждение легкого, пневмоторакс… или как его там? Или шок.
- Что? – спросил он тупо. – Тебе что-то надо? Скажи. Аня!
- Н-ничего, - она говорила едва слышно, словно шелестящий на последнем издыхании вентилятор. – П-по… еали… - она устало прикрыла веки.
Она уже почти не может говорить.
Он повернул голову, щелкнул позвонок, шея занемела. Он увидел, какая она бледная. По-хорошему, ей надо бы побыстрей в больницу. Он покачал головой. Навигатор не работает, телефоны потеряны или разряжены, а он знает только путь до «ментовки».
В глазах иногда темнеет. Денис боялся, что в один прекрасный момент он просто заснет за рулем от усталости и перенесенного стресса («давайте, дамы и господа, сделаем ЭТО!») и врежется в ограждение или припаркованную машину. И конец.
«Не худший вариант», подумал Денис. Все так же, из другой галактики. Не худший точно.
И тогда точно все закончится.
Он разозлился на себя, прикусил губу – рот наполнился железистым вкусом крови.
Он посмотрел на свою руку, замотанную грязной тряпкой. Сквозь нее проступала кровь, уже подсохшая. Рука лежала на руле, на черной гладкой «баранке». Кажется, она теперь неправильной формы. И это теперь навсегда.
«Я ненавижу всех». Он выжал сцепление, потянулся к рычагу коробки передач. С хрустом, враскачку, вогнал вторую скорость. Боль в изуродованной руке разгоняла туман перед глазами. «Нет времени на раскачку… ха-ха». Чуть добавил газа – двигатель взрыкнул. Денис медленно отпустил сцепление.
Буханка дернулась, но нехотя переварила эту вторую скорость – и поехала.
«Ненавижу всех…»
И себя, подумал Денис, продолжая вести машину, подруливая и направляя. «Больше всего я ненавижу самого себя». Трус.
Хотя, возможно, мне давно стоило бы понять, какая я сволочь и мелкий жалкий мудак… и принять себя. Как во всех этих модных психологических системах. Прими себя, какой ты есть, мудила.
А этот… Дениса передернуло при одном воспоминании о том человеке. «Он тоже себя принял таким, какой он есть?»
И нет ли в этом «прими себя» – какой-то огромной невыносимо чудовищной лжи?!
Перед глазами вдруг вспыхнуло лицо брата… Затем Степы. Степыч улыбался – страшно и весело. Щека у него была вскрыта, лоскут кожи вырезан – и обнаженные мышцы двигались, натягивали белесые сухожилия, когда он улыбался и что-то говорил, Денис никак не мог разобрать, что именно. Отвернутый лоскут кожи болтался у шеи и раздражал. Потом появилась Оля – почему-то синяя и голая, она потянулась и обняла Дениса. Внезапно Дениса повело. Он вдруг понял, что заснул.
В следующий момент он рывком очнулся, увидел приближающийся столб – и с силой ударил по тормозам и вывернул руль. «Буханку» занесло и чуть не опрокинуло. От удара грудью об руль Дениса едва не убило. Он задохнулся. Боль была… сука, отрезвляющей. Он застонал сквозь зубы. Аня побелела от боли и стонала.
Он помедлил. Так, я чуть нас обоих не угробил.
«Я должен ее довезти». Да, должен – не ради себя, не ради нее, а ради брата. Довезти Аню.
«Ради брата? Да не пизди! Кому ты врешь?!»
Он помотал головой. Даже несмотря на всю встряску пробуждения и ужаса, что могло случиться непоправимое, он все равно больше всего на свете мечтал просто закрыть глаза – и умереть здесь.
Сдаться.
«Сука», Денис вздрернул голову. С уголка рта сорвалась длинная капля струны. Он вытер губы и подбородок забинтованной рукой, выпрямился.
Оглянулся на Аню. То, что он увидел, его напугало. Ее бледность превратилась в мертвенную, почти
- Аня! Аня, слышишь?! Не спи.
Он понял, что еще чуть-чуть – и не сможет даже вылезти из-за руля. Поэтому нужно сначала доехать и дать знать АДЕКВАТНЫМ ЛЮДЯМ, которые знают, как выбраться из всего этого. И тогда можно упасть, свернуться клубком, как он мечтал сейчас больше всего на свете – и спокойно умереть. Не быть. Не помнить. Не знать.
Он вздохнул. Завел «буханку» – и поехал, осторожно и аккуратно, словно лежачий больной после года неподвижности снова учиться ходить. И не доверяет пока своему телу.
«Поехали, Аня». Поехали.
* * *
- ...одного из беглецов удалось задержать. Сейчас ведутся поиски остальных. Нам известны их имена. Это некто Азамат Дунгаев, осужденный за мошенничество и сбыт наркотиков, и…
Сергеич прочертил пальцем по горлу, давая понять, что нужно остановить запись.
- Ты издеваешься? - взбрыкнула Анфиса, словно молодая норовистая кобылка. Он почти видел, как из-под стройных длинноногих копыт летит желтый песок. - Я почти весь текст успела сказать!
- Сейчас будет брак по звуку.
Словно подтверждая его слова, «скорая» включила сирену, пытаясь пробиться к главному входу. Проезд был плотно заставлен личными машинами журналистов и фургонами передвижных студий.
Журналисты недовольно посмотрели в сторону «скорой», но никто не сдвинулся с места. Они окружили гладковыбритого мордатого полицейского в погонах УФСИН, который, как попугай, повторил тоже самое, что и полчаса назад:
- Мы проводим розыскные м-мероприятия, по многим направлениям. Пока мы не можем ничего сказать по поводу... сбежавшего преступника... и точном количестве... ж-жертв…
Мордатый багровел и заикался. Больше всего он боялся ляпнуть что-нибудь не согласованное с вышестоящим начальством. А то пока молчало. За это Сергеич мог поручиться – он много повидал таких пресс-секретарей за свою жизнь. Сирена выла.
- И долго она будет орать? - возмутилась ведущая.
Сергеич пожал плечами.
- Пока кто-нибудь не отгонит машину, чтобы дать «скорой» проехать.
- А!
Сергеич устало посмотрел на свою коллегу: смазливая, стройная, в обтягивающей грудь лиловой блузке, со злым и цепким взглядом – Анфиса, «золотце», одним словом.
Текст она писать не умела, за нее это делал помощник продюсера. Учить то, что ей написали, тоже не хотела. Видимо, понимала, что на этом карьеру не построишь. А вот с кем дружить и с кем спать, она явно секла. Сергеич в число избранных не входил – это он уже сообразил по тому, как она стала на него покрикивать. Да уж, не об этом он мечтал, когда заканчивал ВГИК с красным дипломом. Его мастером на курсе был знаменитый Княжинский, который работал с самим Тарковским. А вот для него Тарковского не нашлось. Сергеич вздохнул.
Вместо Оскара за лучшую операторскую работу у него был ненормированный рабочий день, полное отсутствие личной жизни, нищенская зарплата и язва от вялотекущего алкоголизма. И еще на него теперь покрикивает эта вертихвостка, которая совсем недавно прочитала на камеру с бумажки, что этой весной уже появились первые «лесные капатэлли». Жаль что это было не в прямом эфире, лесным копателям бы понравилось, что их профессия отдает Провансом.
Сирена взвыла еще раз, и «скорая», не найдя отклика в черствых душах журналистов, проложила путь по недавно высаженной клумбе.
Анфиса презрительно встряхнула красивой головой:
- Чего стоишь? Давай еще дубль, пока из студии не позвонили.
- Нет! - отрезал Сергеич. «Пусть кровь не греет старых лап», вспомнил он некстати. Была такая песня группы «Любэ». Сергеич поморщился. Про старого битого волка, который должен выгребать за всю стаю. Полжизни слушаешь джаз, умеешь в нем разбираться, а в такие моменты вспоминаешь пургу всякую. Одинокий алкоголизм под джаз всегда идет лучше. - Быстро бежим к врачам и спросим про задержанного.
Анфиса, сообразив, что здесь надо слушаться, в два прыжка перескочила клумбу и, не обращая внимания на испачканные туфли, бросилась к машине «скорой помощи». Может, и выйдет из нее толк, подумал Сергеич.
- 38-й канал, что вы можете сказать о состоянии задержанного? – напористо набросилась она на врача в синем комбинезоне.
Тот с досадой повел головой. Но Анфиса была по-настоящему красивой, секси. Надменная мордашка, осанка стервы. И молодость. Иногда это настоящее преимущество, которое никаким опытом не перекроешь. «Почему мы, мужики, всегда на что-то надеемся?», подумал Сергеич. «Вот идиоты».
Поэтому врач ответил вежливо:
- Мы только что прибыли, вы разве не видели?
- Но вам же наверняка описали по рации ситуацию? Говорят, у пострадавшего пулевые ранения…
«Неплохо», оценил Сергеич. Дебютантка блефовала, но делала это удачно.
- Пулевые? – удивился врач. От удивления он забыл, что Анфиса красивая, и стал самим собой. - Просто порезы, это уж явно не пулей. Ожоги первой-второй степени…
Полицейский выскочил из дверей и, оттолкнув журналистку, потянулся к камере.
- Назад, я сказал! – заповедный ментовский вокал, можно сказать. Этот рык у нас песней зовется.
Сергеич профессионально, в одно движение, снял с плеча камеру, прикрыл ее всем телом и отшагнул назад.
- Да ты понимаешь, с кем разговариваешь?! - Анфиса дерзко взглянула на полицейского и тут же отошла в сторону, не поворачиваясь к нему спиной.
Быстро учится, подумал Сергеич.
- Что теперь? – спросила Анфиса громким шепотом. Сергеич покосился на нее. Вот теперь мы еще и заговорщики.
- Ладно, давай допишем текст, а потом я поснимаю перебивки, может, и в окно кого удастся подснять.
Ведущая кивнула.
Анфиса проверила макияж, глядя в камеру айфона, и затараторила заготовленный текст:
- Сейчас я нахожусь у отдела полиции, где временно находится штаб по розыску беглецов. Лучшие силы полиции, федеральной службы исполнения наказаний и ФСБ собрались здесь, чтобы найти их как можно быстрее. "Черный аист" — одна из самых охраняемых тюрьм России, многие заключенные содержатся здесь пожизненно. Рано утром, когда город еще спал, трое заключенных проникли в соседнее здание, захватили приехавшую на вызов машину скорой помощи, взяли в заложники медперсонал, протаранили заграждение и скрылись в неизвестном направлении… Позже одного из беглецов удалось задержать. Сейчас ведутся поиски остальных. Нам известны их имена. Это некто Азамат Дунгаев, осужденный за мошенничество и сбыт наркотиков, и… - Анфиса сделала драматическую паузу. - Тимофей Ребров, "Доктор Белизна"… серийный убийца и, возможно, людоед… В интернете его прозвали российским Ганнибалом Лектером…
Сергеич вдруг почувствовал страшную усталость. Кого он обманывает? Никогда он не снимет свой фильм, никогда. До конца жизни – ладно, до пенсии – будет снимать эти дубли и проходки, эти перебивки, этих безмозглых красивых ведущих одну за другой. Он словно столб у дороге, который они все должны миновать, чтобы добраться до места назначения. А кто-то не поленится и обоссыт.
«Вот и эта…».
В следующий миг его толкнули под локоть, камера дернулась. Сергеич едва удержался на ногах.
- Эй! – возмутился он.
- Извините, - сказал парень равнодушно и прошел мимо. Высокий, крепкий, лобастый, с короткой стрижкой. Боксер, что ли? – подумал Сергеич. – Или ММА-шник? Однажды он два месяца работал в команде, которая снимала документалку о бойцах смешанных единоборств. И теперь мог опознать боксера даже с километра – по характерной манере и движениям, по наклону головы. «Точно боксер», подумал Сергеич. И замер.
С руки парня сорвалась капля. Разбилась о нагретый солнцем асфальт. Почти черная.
Похоже на кровь. Сергеич моргнул. И вдруг понял, что затылок у него стиснуло – ледяной рукой провидения. Рядом ведущая что-то ему выговаривала.
- Заткнись, - приказал он. Анфиса от неожиданности послушалась. Сергеич оглянулся, он был весь как охотничий пес, натянутый и резкий.
«Но молодой вожак… поставил точку так…»
- Ты охамел? – спросила Анфиса и замолчала, увидев его лицо. Сергеич повернулся.
Вот оно. Цепочка кровавых пятен тянулась по асфальту – в сторону дороги. Сергеич выпрямился, крылья носа подрагивали, словно он скинул два десятка лет и вдруг перестал ощущать вес тяжеленной «Арри алексы» на плече. Он пригляделся. Так. Парень пришел оттуда, вон от того «уазика-буханки». Машина была грязная, пыльная… и жутковатая. Словно темное холодное пятно посреди нагретой солнцем улицы. Сергеич почему-то представил, что на рессорах у «буханки» рыжеет слой ржавчины, и это будет хорошо смотреться в кадре. Четкая фактура.
- Что? – спросила ведущая.
- Видишь машину? – сказал он Анфисе. - Работаем.
Что-то в его голосе подсказало ей, что спорить нет смысла. Они побежали. Сергеич видел, словно в рапиде, как вылетают из-под ее каблучков комья земли. «Может, и выйдет из нее толк».
- Дверь! – приказал он.
Она схватилась за ручку и потянула вниз. Наивная. Сергеич частенько имел дело с «буханками». Уазик военная машина, тут порой здоровый мужик не сразу дверь откроет.
Дверь не открылась. Анфиса прикусила алую губу – и налегла двумя руками, всем весом. К-кррак!
Дверь наконец отворилась. Анфиса замерла, отступила на шаг. Глаза ее расширились. «Отвернется», подумал Сергеич. Но она не отвернулась. Сергеич краем глаза увидел побелевшее лицо ведущей.
В машине лежала девушка.
Рыжие волосы рассыпались по полу, вся машина в крови. Сергеич застыл на долгое мгновение. Черт. Неужели это действительно происходит? Мгновение прошло, и он вскинул камеру на плечо. Работаем.
Проклятая профессиональная деформация, подумал он мимоходом, продолжая снимать.
Тарковский, чистый Тарковский.
Сцена с самоубийством Хари. Там, где она выпила жидкий азот. Нет, это лучше.
«Это мой фильм», подумал он.
А потом Анфиса закричала.
продолжение главы следует...
(с) Шимун Врочек, Владимир Мистюков
https://author.today/work/80475
Показать полностью