Martiss

Martiss

Администратор группы "Спасение в абсурде" (vk.com/intheabsurd) Пишу истории, рассказы на различную тематику
Пикабушник
Дата рождения: 21 ноября 1996
поставил 321 плюс и 16 минусов
отредактировал 2 поста
проголосовал за 2 редактирования
Награды:
С Днем рождения Пикабу!5 лет на Пикабу Багажных дел мастер За неравнодушие к судьбе Пикабу За найденных котиков За победу в продуктовом сёрфинге За страсть к путешествиям За исследование параллельных миров
10К рейтинг 408 подписчиков 13 подписок 215 постов 59 в горячем

Вечность не для тебя #1

К Земле с огромной скоростью движется метеорит, который, столкнувшись с планетой, уничтожит всё живое. Люди в разных уголках планеты относятся к этой новости по-разному. Кто-то пускается во все тяжкие, кто-то молча спивается на кухне, третьи пытаются избежать смерти. На планете начинается хаос, толпы людей устраивают уличные беспорядки, убивают и творят анархию. Некоторые могут не дожить до конца света. И за всем этим приходится наблюдать двум чудаковатым богам, попутно пытаясь донести до людей разумное, доброе, вечное.

«Вечность не для тебя» – большая новелла, состоящая из нескольких разных историй. Историй людей, которых объединяет лишь приближающийся конец света. Каждый из героев уникален по-своему. Как и рассказ, написанный в определённом жанре. Тут есть и мелодрама, и триллер, и ваш любимый абсурд. Это безумный коктейль из жанров и сумасшедших сказок.

Приятного чтения

Вечность не для тебя #1 Апокалипсис, Рассказ, История, Текст, Зарисовка, Длиннопост
Пролог

— Я закурю? — спросил Дьявол, и, не дожидаясь ответа, чиркнул зажигалкой и поджёг кончик сигареты.

— Да, конечно, — саркастично ответил Бог, откинувшись в спинке кожаного кресла.

За панорамными окнами его кабинета, далеко внизу, творился хаос. Толпы людей бегали по улице, разбивали стёкла попавшихся под руку машин, кидали кирпичи в витрины магазинов, стреляли друг в друга из пистолетов, ружей или любого другого залежавшегося в доме оружия.

— Очередной апокалипсис? — спросил Сид, выдохнув облако сигаретного дыма и откинувшись на спинке белого как снег дивана.

Нэл утвердительно промычал, не скрывая своего раздражения.

— На Землю летит метеорит, — сказал он.

— Дела-а-а-а, — протянул Сид, — что делать будем?

— Что, что, — раздражённо ответил Нэл, — пережидать. Скоро всё это закончится. Любому историческому событию свойственно заканчиваться.

В тысячах метрах под ними умирали люди. Умирали от голода, от пули в голову, от смертельных ранений — было не столь важно. Важно было то, что планета медленно, но верно двигалась к неминуемой гибели.

— Ну что ж, — добродушно сказал Дьявол, затянувшись сигаретой, — тут я с тобой согласен.

— Слушай, — обратился к нему Бог, склонив голову набок, — у меня вопрос. Почему ты всегда такой спокойный?

— Спокойный? — рассмеялся Сид.

— Ты же Дьявол, воплощение вселенского Зла, а ведёшь себя, как… как добродушный дедушка, — Нэл поправил круглые очки, спадающие на переносицу и убрал со лба кудрявую прядь. — Тебя что, всё это совсем не волнует?

— Меня? — улыбнулся Сид. — Конечно же, волнует. Но я не вижу поводов для паники. Планета погибала сотни раз. И сотни раз мы всё начинали заново.

— И тебя ничего не бесит?

— Меня очень многое бесит, Нэл. Но я обычно об этом молчу. Какой смысл?

— И что же тебя бесит?

— В первую очередь, — Сид выдохнул дым от сигареты, — меня бесит людская тупость. Человечество вымирало не из-за наших с тобой споров, а из-за тупости людей. Если бы они вели себя чуть более адекватно, возможно, ничего бы и не было.

— Это всё?

— Всё? — Сид усмехнулся. — Если бы это было всё. Меня бесит моя работа, бесят мои морщины, бесит то, что мне приходится ходить в одном и том же костюме уже сотни лет, — на этих словах он отряхнул свой красный пиджак. — Бесит, что я не могу его даже постирать нормально. Кроме того, меня бесят недожаренные бифштексы и разбодяженный сидр. А, ещё бабочки. Терпеть не могу бабочек. Когда будем заново создавать Землю, напомни мне про это.

Нэл завороженно слушал, на его устах появилось некое подобие улыбки. Не каждый день обычно сдержанный и хладнокровный Дьявол перед тобой выворачивает душу.

— Меня до жути бесит политика, эти вечно копошащиеся со своими бумажками и законами тараканы, бесит жалость людей к самим себе, когда они понимают, что оказались в аду, — Сид тяжело вздохнул, глубоко затянулся сигаретой и выдохнул дым. — Если ты думаешь, что я закончил, то нет. Ещё меня выбешивает любовь. Просто до невозможности. Столько судеб было поломано из-за того, что одурманенные этим наркотиком люди, не видели ничего дальше своего объекта любви. Кстати, эгоизм, лицемерие, снобизм и высокая самооценка тоже порой вызывают у меня вспышки ярости.

— Да ладно? — удивился Нэл. — Тебя, — он сделал акцент на этом слове, — и бесит эгоизм?

— Ну, смотря какой. Я и сам порой этим грешу, но всего должно быть в меру.

Нэл понимающе улыбнулся.

— Я не закончил, — поднял на него серьёзный взгляд Дьявол. — Теперь самое главное… Меня раздражают люди, раздражает порой их неимоверная жажда наживы, их жадность, их неконтролируемая злость, их бессмысленные войны и смерти, из-за которых в аду, кстати, уже нет места. Всё, что происходит сейчас на земле, — Сид выпрямился и указал на пол, — это всё последствия человека. Не высшей силы, не нас с тобой, виной тому обычные людские пороки.

Между ними повисла долгая многозначительная пауза.

— Ну, ещё меня бесят сигареты без кнопки и твой вылизанный до блеска кабинет, — с этими словами Сид кинул сигарету на мраморный пол и затушил её мыском ботинка.

— А меня иногда бесишь ты! — крикнул Нэл и запустил пальцы в свои кудрявые волосы.

Дьявол лишь усмехнулся и поднялся с дивана.

— Да ладно тебе. Внесу капельку анархии в твоё белоснежное царство. Я просто переволновался, извини.

— Иди уже, — Бог махнул рукой в сторону выхода.

— Может, в дженгу? — предложил Дьявол.

— Давай уже после конца света, — попытался изобразить дружелюбную улыбку Нэл.

И, как только Сид ушёл, повернулся на стуле к панорамным окнам.

Смотреть свысока за тем, как люди превращают планету в наихудший из вариантов апокалипсиса.

1. Небесплатное

Хаос. Хаос. Хаос.

Меня окружал сплошной хаос.

Мешанина из криков, выстрелов, плывущих силуэтов перед глазами. Толпы людей бежали, не разбирая дороги. Бежали, снося всё на своём пути. Бежали, спотыкаясь и перепрыгивая через трупы под ногами. Трупы тех, кто не успел. Тех, кто уже не цепляется за жизнь.

Мои суставы неимоверно болели, мне трудно было наступать на ноги, не говоря уже о том, чтобы бежать так же быстро, как все остальные. Я слишком стар для спортивных нагрузок. Но всем здесь наплевать. Наплевать на отстающих стариков, плачущих детей или молящих о пощаде женщин. Каждый сам за себя. И ещё этот чёртов баул под рукой, набитый бумажками, которыми я так дорожил всю свою жизнь. Стоило бы его выкинуть и забыть об этом, но я до сих пор этого не сделал.

Все свои пятьдесят лет я жил так, как хотят жить тысячи людей по всему миру — роскошные коттеджи, путешествия, дорогущие вина в подвале, личный водитель и незабываемые курорты. Но вот смогли бы все эти тысячи людей ради такой жизни пожертвовать всем, что у них было? Прыгнуть в омут, в неизвестность, начать всё сначала? Обманывать, воровать, идти по головам? Да, я вор. Я тот, кого ненавидит налоговая, кого ненавидит весь средний класс, ненавидит общество. Ненавидит и завидует. Я вор — и только сейчас — смотря на тысячи людей, бросающих камни и коктейли молотова в полицию, наступая на мёртвые тела и будучи на грани обморока — я готов в этом признаться.

На глаза невольно начали наворачиваться слёзы. Слёзы. Что за сентиментальность? Я ещё никогда и не перед кем не показывал своей слабости. Тебе звонят и грозятся вынести всю квартиру? — стой и терпи. Тебе тычут в лицо сорокамиллиметровым дулом пистолета? — стой и терпи. Тебе угрожают тем, что убьют всю твою семью? — стой и терпи. Стоит хоть раз показать кому-то свою слабость, дать понять, что ты сдаёшься, принять поражение — и всё, ты выбываешь из игры. В конце концов, где оказались все эти недоумки, пытающиеся сбить меня словно шахматную фигуру с доски? Либо в могиле, либо в тюрьме.

Я спотыкаюсь о валяющийся прямо посередине дороги фонарный столб и чуть не падаю на землю, едва удерживая равновесие и заветный баул. Справа раздаётся звук разбитого стекла. Слева молодому парню в затылок влетает пуля, превращая в кашу его мозги. Тот падает замертво.

***

Молодой мужчина лет тридцати падает к моим ногам. Его костюм перепачкан в пыли, галстук кое-как болтается на шее. Волосы стоят дыбом, на глазах вот-вот готовы проступить слёзы.

— Пожалуйста, нет! — молит он, складывая руки в молитве и кланяясь передо мной.

Двое моих амбалов, стоящих позади него, бросают друг на друга довольные взгляды.

— Спасибо, ребята, — улыбаюсь я.

Я достаю пистолет из-за пояса, и, перезарядив его, приставляю его к голове парня.

— Ну?! Тебя предупреждали?! Это мой. Чертов. Бизнес, — чеканя каждое слово говорю я. — И такому полудурку как ты не стоило сюда лезть.

Он опускает голову и тихо всхлипывает. Что-то бубнит себе под нос. Возможно, молитву.

— Кусок дерьма! — кричу я, пиная его ногой в бок.

Парень переваливается на спину и закрывает лицо руками.

— Нет! Нет! — орёт он, когда видит дуло пистолета, наставленное на него.

— Вы проверили? Слежки не было? На улице всё чисто? — спрашиваю я у своих парней, поворачиваясь к ним.

— Всё чисто, шеф, — убеждает меня один из них.

Я вновь оборачиваюсь к парню и, игнорируя его крики, нажимаю на спусковой крючок. Пуля проделывает дырку в его лбу. Кровь медленно начинает стекать на песок.

— Время моим свинкам пообедать, — довольно ухмыляюсь я, убирая пистолет за пояс.

И я имею в виду не охранников. Настоящих свиней на этой ферме. Так проще избавляться от трупов. Сколько же уже таких как этот недалекий офисный планктон повидали мои питомцы. И наверняка их будет ещё столько же.

— Вы знаете, что с ним делать, — улыбаюсь я, кладя руку на плечо одного из парней.

Тот послушно кивает и наклоняется, чтобы убрать труп.

***

Воспоминания накатывают с новой силой. Пуля в голове, ржавые вилы в животе, нелепое падение с крыши, отравление. Моя ферма повидала много воротил бизнеса — правда, чуть менее удачных, чем я.

Но теперь это всё не имеет никакого значения. Теперь всё, что у меня осталось — это грёбаный баул с деньгами и желание выжить. У меня не осталось ни друзей, ни родственников. Все они отвернулись от меня, как только за мной пришли. Как только запахло жареным, все мои мнимые друзья резко перестали иметь ко мне какое-либо отношение.

Меня спас только вовремя начавшийся конец света. Военное положение, войсковые отряды в городе, взрывы и пожары, прогремевшие одновременно в разных частях города, гребаный метеорит. С одной стороны меня ждала тюрьма, с другой — смерть от какой-нибудь шальной пули. Я выбрал смерть. Отправил две последние пули в головы пришедших за мной копов, схватил баул и побежал.

Я ни о чём не жалею. Если бы мне выпал шанс, я бы не стал ничего менять — прожил бы точно такую же жизнь. Мне не стыдно. По крайней мере, не за себя — за обезумевшее в конец общество, которое теперь превратилось в стадо зверей. В стадо свиней с моей фермы.

И всё, что мне остаётся — стать удобрением в какой-нибудь общей могиле, куда свалят все трупы.

У меня нет ни сил, не желания хоть как-то существовать дальше. Впервые за всю свою долгую жизнь я сдался. Меня подкосил обычный камень, не вовремя подвернувшийся под ногу. Я упал на асфальт, очки слетели с переносицы, и на них тут же кто-то наступил. Баул вылетел из рук, я попытался ухватиться за него, но схватился лишь за один край. Он расстегнулся и из него вылетели деньги. Сотни купюр парили в воздухе, парили в этой обезумевшей толпе, но никому не было до них дела.

Деньги перестали иметь какое-либо значение.

Всем было насрать.

Всё, что я строил всю свою жизнь, все мои связи, счета, репутация — всё это превратилось в сотню жалких бумажек, летающих в воздухе над моим почти бездыханным телом.

2. А во что веришь ты?

«Мы – непостоянные, глупые существа с плохими воспоминаниями и большим даром самоуничтожения.»

Тифани, держа меня за руку, резко свернула в переулок, подальше от обезумевшей толпы. Мимо нас бежали сотни людей, где-то на горизонте виднелись пожары, несколько человек прямо на наших глазах упали замертво. А мы стояли, прижавшись к стене, и переводили дыхание. На Тифани была болотного цвета куртка, старые джинсы и чёрная шапка. На лице у неё была чёрная маска, чтобы спрятать лицо от посторонних и не задохнуться от дыма. Она смотрела на меня, и я видел лишь её взгляд. Усталый, встревоженный, но полный надежды взгляд. Я знаю Тифани уже давно, и она никогда не покажет своей слабости, никогда не признается, что устала. Но сейчас я вижу это в её красивых голубых глазах.

— Пойдём, — шепчет она и ведёт меня дальше.

Её руки в грязных чёрных перчатках без пальцев, за спиной болтается рюкзак, набитый едой, которую мы успели украсть.

Мы куда-то бежим уже несколько часов. Бежим подальше от хаоса, от людей, от взрывов и терактов. Бежим дворами, переулками, перепрыгивая через заборы и ограждения, игнорируя лающих на нас собак и трупы под ногами. Я знаю, Тифани страшно. А мне страшно за неё. Ведь это я мужчина, я должен её защищать, я должен убеждать её в том, что всё будет хорошо, что мы выживем. Но пока она ведущая в этой игре на выживание. Она, а не я.

Вскоре мы находим одно из заброшенных зданий. Странно, что сюда ещё никто не забрался. Повсюду валяется мусор и обломки. Весь первый этаж ввиду отсутствия дверей и открытых окон может стать для нас ловушкой. Мы, словно профессиональные сталкеры, обходим здание, убеждаемся, что кроме нас здесь никого нет, и забираемся выше. Доходим до третьего этажа и решаем передохнуть. Бросаем свои рюкзаки на землю и садимся на толстую бетонную плиту. Тифани достаёт из рюкзака сникерс и бутылку воды. Я — маленькую пачку печенья. Едим мы в полнейшей тишине, лишь где-то вдалеке слышны крики и что-то отдалённо напоминающее взрывы. Вскоре молчание становится невыносимым, меня буквально изнутри начинает разъедать какое-то паршивое чувство. Я хочу выговориться. Выговориться, чтобы стало легче, выговориться, чтобы узнать, что чувствует Тифани.

— Тебе страшно? — спрашиваю я, поднимая на неё взгляд.

Она снимает шапку, обнажив копну своих светлых волос, делает глоток воды, смотрит на меня и молчит несколько секунд.

— Давай не будем об этом, — серьёзно говорит она, даже не пытаясь отшутиться или перевести разговор на другую тему своей искренней улыбкой.

После того, как мир перевернулся на сто восемьдесят градусов, нам всем стало не до шуток. Но мы, словно последние выжившие на этой планете, пытаемся как-то существовать дальше.

— Прости.

Я извиняюсь не за нелепый вопрос, а за собственную никчёмность. За то, что не могу ничего сделать. За то, что не могу найти подходящих слов и выдавить из себя хоть что-то.

Тифани лишь молчит, доедая свой сникерс.

Мы встаём, надеваем рюкзаки и собираемся уходить. Тифани протягивает мне руку, словно маленькому ребёнку, которого собирается перевести через дорогу. Не успеваю я её взять, как со второго этажа раздаётся шум и звуки шагов. Через несколько секунд в проёме двери появляются двое парней. Спортивная одежда, балаклавы на лицах. У одного в руках пистолет, у другого — мачете.

— Ну и что мы здесь делаем, детишки?! — спрашивает один из них, загораживая нам проход вниз.

Я крепче сжимаю руку Тифани и делаю два шага вперёд, пытаясь её защитить. Она бросает на меня недовольный взгляд.

— Что вам нужно? — спрашиваю я.

— Смотря, что у вас есть, — отвечает второй, играясь со своим мачете. — Положите рюкзаки на землю и отойдите.

Тифани явно не рада такому развитию событий. Несколько секунд она просто молчит, просверливая взглядом этих двоих. Я медленно опускаю рюкзак.

— Нет, — протестует Тифани.

— Тифани, пожалуйста, — шепчу я, повернувшись к ней.

Она кидает рюкзак, словно капризный ребёнок, который не хочет идти в школу.

— А теперь отошли, — показывает на нас мачете один из парней.

Мы, взявшись за руки, делаем несколько шагов назад. Со стороны мы, скорее всего, выглядим как безоружные Китнис и Пит из "Голодных игр". Мы смотрим как разрушается мир. И как у нас отнимают последнюю еду.

Я смотрю на Тифани и вижу, как её раздирает злость. Она хочет накинуться на них, словно голодная гиена, вцепиться зубами в шею и разорвать. Но я не дам ей этого сделать.

Как только один из парней, тот, что с пистолетом в руке, подходит к рюкзакам и наклоняется, чтобы взять его, я резко достаю из-за пояса старый револьвер, доставшийся мне от дедушки, и прицеливаюсь ему в голову.

Его напарник не успевает крикнуть, как я нажимаю на спусковой крючок. Пуля, на моё удивление, попадает точно в цель, и голова парня разлетается на части, забрызгав наши рюкзаки кровью. К счастью, я убил одного из нападавших. К сожалению, в револьвере был всего один патрон. И, услышав щелчок, второй нападавший понял это и кинулся на нас с мачете.

Не успел я прыгнуть вперёд, чтобы закрыть собой Тифани, как та, воспользовавшись расстоянием между ней и нападавшим, берёт с земли внушительного размера камень и, издав громкий крик, кидает тому в голову. Парень теряет равновесие и роняет своё оружие, а я, воспользовавшись моментом, подбегаю к нему и разбиваю о его голову обломок плиты, подобранный с пола. Я сажусь на него и несколько раз опускаю на его лицо этот грязный обломок. Его лицо сочится кровью, но чёрная балаклава скрывает от нас весь ужас. Всё, начиная с момента выстрела, я делал на одном адреналине. Я словно наблюдал за своими же действиями со стороны и не отдавал себя отчёт в происходящем. И только сейчас, смотря на лицо парня, превратившееся в кашу под маской, до меня начинает доходить.

— Алан, пойдём, — дёргает меня за рукав куртки Тифани.

Я выдыхаю и оставляю бездыханное тело наедине со своими проблемами. Подобрав рюкзаки, мы бежим к выходу, мои ноги всё ещё трясутся. Тифани снова ведёт меня. Но в дверях она оборачивается, смотрит на меня и произносит тихое «спасибо».

Ближе к вечеру мы нашли ещё одну заброшку. Найдя там пыльную, захламлённую комнату без окон, мы развели костёр. Время от времени мы подбрасывали туда доски или шины, что нашли в этой заброшке, отчего уже провоняли резиной. Но это была меньшая из наших проблем.

— Ты не говорил, что у тебя есть револьвер, — говорит она, доедая очередной шоколадный батончик.

— От деда достался, — я достаю его из-за пояса и кручу в руках, словно безделушку, — когда собирались, взял его, но потом как-то вылетело из головы.

— Зато благодаря ему у того парня тоже вылетело из головы, — отвечает она.

И впервые за этот день мы смеёмся. Смеёмся искренне, забывая обо всех проблемах.

Мы греемся у костра и просто наслаждаемся моментом. Так хорошо мне не было с тех пор, как мы узнали о конце света.

— Во что ты веришь? — наконец нарушает тишину Тифани.

— Что? — глупо переспрашиваю я.

— Ты веришь во что-нибудь? В бога?

Странно, что мы ещё ни разу не разговаривали на подобные темы.

— Нет, — я качаю головой.

— Тогда во что?

— В то, что когда-нибудь всё наладится, — вздыхаю я.

И не решаюсь сказать, что на самом деле я верю в неё. Тифани, несмотря на свою ангельскую внешность, добрые глаза и искренние улыбки, столько раз спасала меня от передряг. Передряг в том, прошлом мире. Вытаскивала меня из депрессий, затяжных пьянок, нелепых драк за барами. В конце концов, спасала меня даже от самого себя. Даже сейчас, во время грёбаного апокалипсиса, она пытается всё решить. Хотя это я должен её спасать. Сказать таким образом спасибо за всё, что она для меня сделала. А сделала она для меня очень многое.

— А ты во что веришь? — спрашиваю я, выскочив из раздумий.

Тифани тяжело вздыхает. Впервые за весь день она снимает с себя маску циника, за которой проглядывается настоящий, живой человек. Человек, который боится не только за свою жизнь. И впервые за весь этот апокалипсис я замечаю слезу, скатывающуюся по её щеке.

Она резко вытирает ладонью слезу и поднимает на меня взгляд:

— Я верю в тебя, Алан.

И из меня словно выкачивают весь воздух. Я встаю и, подойдя к ней, крепко сжимаю её в своих объятиях. Она утыкается мне в грудь и крепко обнимает.

Нам не нужно больше слов.

Теперь я думаю, что с ней мы переживём всё. По крайней мере, мне хочется в это верить.

Показать полностью 1

Заложники истории. Финал

Заложники истории. Финал Рассказ, История, Текст, Персонажи, Драма, Писатели, Длиннопост

С тех пор мы, можно сказать, подружились. Не знаю, уместно ли это выражение для двух людей, которые не уверены в том, что их новый «друг» настоящий и живут лишь творчеством. Мы разошлись по разным комнатам на втором этаже дома, а уже вечером сидели в гостиной, распивая текилу и разговаривая о творчестве.

— Ты уже придумал финал? — спросила Сара, когда мы были уже достаточно пьяны.

Я сидел на диване, она же легла рядом, закинув ноги мне на колени. На ней были розовые шорты и белая футболка.

— Нет, — ответил я, — последнее время у меня вообще нет вдохновения.

— Понимаю, — ответила она, накручивая на палец прядь своих волос.

Между нами повисла пауза, после чего Сара с детской простотой и наивностью сказала:

— Я, пожалуй, убью тебя, — и звонко рассмеялась.

— Что? — я перевёл на неё равнодушный взгляд.

— Ну, персонажа твоего в своей книге, — ответила она и икнула.

— По-моему, не стоит превращать хорошую драму в триллер.

— Да ну, правда? — спросила Сара и я заметил, как в её глазах блеснули искры огня.

Ко мне в голову пришла интересная мысль, которую я, зачем-то, озвучил вслух.

— Слушай, — сказал я, — а если мы действительно… — я засмеялся от абсурда того, что хочу сказать, — …если мы действительно создали друг друга и теперь… дружим. Что будет, если кто-нибудь из нас убьёт другого в книге?

Огонь в глазах Сары уже полыхал. Она явно прямо сейчас хотела это проверить. Её рука уже потянулась к ноутбуку.

— Нет, стой, — я схватил её за руку, — я не говорил что нужно это делать. Что если кто-нибудь пострадает?

— Да брось, — отмахнулась она, — если бы это так работало, то я бы сейчас пила с Бэтменом, а не с тобой.

Я невольно улыбнулся.

— А я чем плох? — неожиданно для себя я начал флиртовать с Сарой.

— А тебя, Такер, возможно, вообще не существует, — насмешливо сказала она, потрепав меня по волосам.

— Ну, так и давай поэкспериментируем. Только добавим в книги не смерть, а, например, любовь.

Между нами повисло молчание. Сара приподнялась на локтях и посмотрела мне в глаза. В них не было ни ненависти, ни презрения. Скорее игривость и какой-то детский азарт.

— Давай добавим её в жизнь, — с этими словами она притянула меня к себе и поцеловала в губы.

В конце концов, мы были пьяны и одиноки. Мы находились словно на необитаемом острове. Вокруг — ни души. И только мы, два несчастных и одинаковых человека сидим в гостиной старого дома, пытаясь придумать финал для нашей уже общей книги. От ненависти до любви один шаг. А от избиения скалкой до первого поцелуя — один день. Наши вещи друг за другом летели на пол, пока мы не остались совсем голые, слившись в страстном поцелуе.

***

Утром я застал Сару на первом этаже. Она стояла в белой футболке, на которую была накинута спортивная куртка, голубых шортах и кедах, волосы она заплетала в хвост и была без очков. Когда я появился на лестнице, она подняла на меня взгляд.

— Собираешься заняться спортом? — язвительно спросил я.

— Собираюсь на пробежку, — серьёзно ответила она.

Я едва улыбнулся и прошёл на кухню — готовить себе бутерброды.

— Сначала пробежим пару километров по лесу, а потом уже позавтракаешь, — Сара повернулась в мою сторону.

— Что?

— Собирайся, говорю. Побежали.

— Э… нет, — я поднял руки в сдающейся позе, — нет, нет, нет. Без меня. Я не готов, — сказал я, заваривая чай.

Та идея про бег, зародившаяся у меня в начале поездки, уже окончательно умерла.

— Спать ты со мной готов, а бегать по утрам нет? — она так посмотрела на меня, что я не понимал — говорит она в шутку или серьёзно.

— Сара, слушай…

— Жду тебя на улице через две минуты, — подмигнула она мне и вышла на улицу.

Сука.

Надев первое, что попалось под руку, я сонный (и к тому же с похмелья) вышел на улицу, не готовый не то что бегать, а в принципе передвигаться. Но Сара побежала вперёд по тропинке и мне ничего не оставалось, кроме как бежать за ней. Она была на пару шагов впереди меня и изредка оборачивалась, проверяя, не умер ли я. Уж лучше бы умер, чем бегал бы со своими персонажами по лесу, а на следующее утро был не в состоянии подняться с кровати. Прошло около пятнадцати минут, прежде чем Сара остановилась и выдохнула, уперев ладони в колени. Мы находились на возвышенности, откуда был виден лес и совсем крошечные силуэты домов в деревне далеко отсюда. Солнце только поднималось из-за горизонта, освещая всю эту красоту предрассветными лучами.

— Надо тебе почаще выходить на улицу, — сказала Сара, смотря на задыхающегося меня.

Я не нашел в себе сил даже ответить ей и просто сел на ближайшее бревно, тяжело дыша. Сара села рядом со мной, довольная собой.

— Писатель твоя основная профессия? — вдруг спросила она, посмотрев на меня.

— Что? Ты когда-нибудь видела, чтобы писатели много зарабатывали? Я архитектор.

— Дома, значит, строишь, — сказала Сара.

— Проектирую. И не только дома. А ты кем работаешь?

— А как ты думаешь? — ухмыльнулась она.

— Ну да, мог и не спрашивать. Интересно, как мы друг о друге раньше не узнали.

Несколько минут мы молчали, любуясь рассветом.

— Побежали, — вдруг сказала Сара, толкнув меня в плечо, — нам ещё книги писать.

***

В таком темпе прошло полторы недели. По утрам мы бегали, вечерами напивались, писали книги и трахались. Думаю, у нас не было никакой влюблённости друг в друга. Мы просто спасались под этой старой крышей от проблем, прятались от внешнего мира за творчеством и алкоголем.

За день до моего отъезда, мы сидели в гостиной, готовые вот-вот закончить свои романы.

— Знаешь, — сказал я, размахивая бутылкой с ромом, — нам не нужен никакой финал.

— Что? — глупо переспросила Сара, лежа на диване.

— Мы около двух недель пыжимся над своими одинаковыми романами, пытаемся придумать какой-нибудь красивый финал… но… этим книгам не нужен красивый финал, — я облокотился на стол и сделал глоток из бутылки.

— В каком смысле?

— Это — не боевик и не психологический триллер. Это — ёбаная драма. В драмах обычно всё заканчивается совершенно обыденно. Герои либо влюбляются друг в друга, либо расстаются под конец, либо живут долго и счастливо, либо не живут вовсе, решают или не решают все свои проблемы. Нам не нужен экшен.

— Предлагаешь завершить историю ничем?

— Предлагаю завершить историю так, как заканчивается любая жизненная история — ничем.

Мы рассмеялись.

— А наша история, — начала она, убрав улыбку с лица, — тоже закончится ничем?

Я был слишком пьян, чтобы соврать ей.

— К сожалению, да, — я опустил взгляд и сделал короткую паузу. — И вообще, мы не люди, Сара. Мы — персонажи друг друга. Закончится история, закончимся и мы. Ты придумала меня, чтобы наделить своего персонажа эмоциями. Я придумал тебя. Нас не существует, — улыбнулся я.

— Слишком… слишком поэтично, — только и ответила она.

— Ладно. Тогда мы просто разъедемся и больше никогда не услышим друг о друге.

Она пожала плечами.

— Ну, может это и к лучшему.

— За самый обычный финал? — я поднял бутылку.

Она подняла свою, и мы чокнулись.

— За самый обычный финал, — подытожила она.

***

Мой отпуск закончился, а значит закончились и мои две недели с Сарой. Я не знал, как относиться ко всему, что произошло. Этот старый дом — словно вакуум. Я пришёл сюда опустошенный изнутри, и ухожу с точно такой же пустотой внутри, но с дописанной книгой. До сих пор не уверен, что Сара не была плодом моего воображения. Что этот дом — тоже не плод моего воображения. Это пространство, не заполненное ничем, пустота, лишённая материи. Я воспринял всё как один большой сон. Самый прекрасный сон в моей жизни.

Так я думал до тех пор, пока не вернулся в реальный мир — пока не оказался в своей серой однушке, пока на меня снова не накатили воспоминания о Миранде и о смерти отца, о матери, которой я не удосужился даже позвонить. Среди кучи бесполезного хлама, который я привёз в эту квартиру, когда переезжал, оказался старый фотоальбом. Предавшись воспоминаниям, я взял его с полки и стряхнул пыль с его обложки. Там заперто всё моё детство, там хранится больше, чем просто старые фотографии. Где-то там даже есть мои фотографии с отцом. Вот он держит меня на руках, когда я был ещё младенцем, вот целуется с мамой или выгуливает меня в коляске.

Среди прочих фотографий, я нашёл одну, которая привлекла моё внимание. Внутри меня что-то ёкнуло, появилось какое-то странное и необъяснимое чувство глубоко внутри. На фотографии мне было лет пять, я стоял в школьном дворе, а рядом со мной стояла светловолосая девочка с зелёными глазами, держа в руках игрушку Бэтмена. Девочка улыбалась, смотря в объектив. А под глазом у неё я заметил небольшую родинку. То необъяснимое чувство начало разрастаться всё сильнее, к горлу подкатила тошнота. Я не помнил ни этой девочки, ни этой фотографии. Но я должен был выяснить всё до конца.

***

— Кто это? — спросил я маму, положив на стол эту фотографию и тыкнув пальцем в девочку.

Мама бросила беглый взгляд на фото, а потом посмотрела на меня, закурив сигарету.

— Откуда я знаю? По-моему, дочь моей подруги. Мы с ней уже давно не общались, — она опустила взгляд, отодвинув фотографию.

Всем своим нутром я знал, что она врёт мне. Когда мама врёт, она волнуется, начинает курить и не смотрит в глаза собеседнику.

— Не ври мне! — почти крикнул я. — Скажи, кто она!

Ответом мне было молчание.

— Мама! Я видел её! Я общался с этой девочкой!

Её рука, держащая сигарету, начала подрагивать.

— Ответь мне!

— Ладно! — крикнула она в ответ и сделала глубокую затяжку.

Собравшись с мыслями, она наконец заговорила:

— Когда тебе было два года, мы с твоим отцом развелись. Я узнала, что он мне изменял. И не просто изменял — этот сукин сын жил двойной жизнью. Во время развода у него была любовница и годовалый ребёнок от неё. У меня тогда внутри всё сжалось. Так жестоко обманывать меня столько лет… — мама затянулась сигаретой. — Сначала я ненавидела его, желала ему зла, даже смерти. Ему и его… новой семейке. Но потом эта ненависть резко прошла, словно по щелчку пальца. Не поверишь, но мы даже как-то виделись с ним. С ним и его ребёнком, — она стряхнула пепел и, выдохнув облако дыма, продолжила. — Это Сара. Твоя сводная сестра, Такер, — сказала она совершенно обыденным тоном, словно сообщала мне одну из очевиднейших вещей. — Сара была потрясающим ребёнком. В отличие от её отца.

— И после его смерти, она тоже стала наследником дома, ведь так? — нервно переспросил я. Из всей истории меня волновал лишь финал.

— Так, — после короткой паузы ответила мама. — Наши отношения с твоим отцом были как синусоида. Сначала я желала ему смерти, потом пару лет мы дружили, проводили время с детьми, но вскоре наше общение снова пошло на спад. И когда я увидела в завещании две фамилии, я возненавидела его. Словно… словно он не смог определиться, кого он больше любит, и оставил дом вам обоим.

— Поэтому ты просила меня не ходить туда?!

— Ну а почему же ещё?! — вскипела мама. В уголках её глаз я заметил слёзы. — Не потому что же там призраки живут. Не хотела, чтобы ты там встретился с ней.

Я опустил взгляд.

— Но ты там встретился с ней, да?

Значит, Сара была не галлюцинацией. Я не знал, что чувствовать. Меня начинало потряхивать.

— Да, — дрожащим голосом ответил я.

Встретился. Напился. Переспал. Написал роман.

Схватив фотографию, я выбежал из дома. Мама что-то крикнула мне вслед, но мне уже было всё равно. Мне нужно было привести мысли в порядок.

Я шёл по городу, словно с сильнейшего похмелья. Меня шатало из стороны в сторону, голова готова была вот-вот взорваться. Мне срочно нужно было напиться. Я нырнул в ближайший бар, и заказал себе стопку виски. Громкая музыка, куча шумящих людей вокруг, тусклый свет — всё это всегда мне помогало справиться с проблемами.

Через час, когда я был уже пьян, я пришёл к выводу, что во всём виновато творчество. Если бы не моя больная голова, забитая историями…

Я принял шорохи в доме за привидение, хотя оно было совершенно обычным человеком. Я принял живого человека за персонажа своего романа. Я принял наши синхронные фразы за что-то нереальное, фантастическое. Две недели я сходил с ума, думая только о книге. Я смотрел на жизнь не как на совокупность фактов, а как на красивую историю. Красивую историю с совершенно банальным финалом. Вот только финал этой истории оказался куда интереснее.

Я переспал с собственной сестрой. Я прикрывался тем, что слетаю с катушек, и мне это нравилось. Жизнь же оказалась куда проще. И, если так подумать, всё, что происходило со мной в том доме — объяснимо обычными человеческими факторами. Два человека рождаются от одного отца, воспитываются примерно одинаково, дружат в детстве, растут, разочаровываются в любви, а когда вырастают, начинают писать книгу. Я ведь брал за основу своего романа, свою жизнь, а Сара брала свою. Но наши жизни не сильно отличались. Поэтому и книги были так похожи. И имена главных героев — я назвал так девушку, потому что уже слышал это имя и фамилию. Они преследовали меня на протяжении жизни, просто я не придавал этому значения. И те фразы, что мы говорили в унисон — совершенно обычные и логичные фразы, который кто угодно может сказать синхронно в нужных обстоятельствах. Если бы я смотрел на это трезво, а не под бутылкой алкоголя каждый вечер, и пытался это объяснить, а не ликовал как ребёнок, видя в этом хорошую историю, то всё бы было куда проще.

Мы заложники своих историй. Мы не живём, а рассматриваем жизнь через цветное стёклышко. Мы придаём совершенно обычным вещам какую-то мистическую подоплёку. Мы хотим раскрасить свою жизнь и ищем для этого подходящий повод, слышим в непонятных звуках призраков, приписываем себе психические расстройства, нам нравится, когда мы сходим с ума.

Мы — это писатели.

И, по-моему, мы никогда не сможем зажить нормальной жизнью.

Когда я уже собирался уходить, я услышал рядом с собой знакомый голос.

— Привет, писатель, — девушка села со мной за один стол.

Я поднял на неё пьяный взгляд — идеальная укладка, счастливый взгляд, искренняя улыбка.

— Опять спиваешься?

— Сара? — тупо спросил я и рассмеялся. — Сара, а ты знаешь, что мы настоящие?

Она лишь улыбнулась в ответ, слушая мои пьяные монологи.

— Мы живые люди, Сара.

— Знаю, — по-доброму улыбнулась она, — конечно знаю.

— И знаешь, что мы родня? — спросил я.

— Теперь — да.

— Удивительное совпадение.

— Удивительное совпадение, — в одну и ту же секунду сказали мы и громко рассмеялись.

— Ты слишком переживала после смерти отца? — спросил я, и улыбка с её лица сползла.

— Не особо, — ответила она, — он бросил не только твою семью. Но и меня с мамой. Я не видела его уже давно.

— Видимо, решил своим наследством, искупить грехи.

— Может и так. В любом случае, это уже не важно, — сказала Сара, сделав пару глотков своего коктейля.

— Зато сможем теперь собираться в том доме и писать новые истории. Превратить это в традицию.

— Звучит как тост, — сказала Сара, подняв свой бокал.

Мы просидели в баре ещё некоторое время, а после нырнули в объятия ночной улицы. Вдоль тротуаров горели фонари, мимо проезжали машины, проходили люди, а мы шли в никуда — пьяные и счастливые. Нам не нужно было даже ничего говорить друг другу, мы наслаждались моментом.

Вдруг я чуть не споткнулся обо что-то и, сдержав мат, посмотрел под ноги. О мои ноги тёрся большой рыжий кот. Я глупо переглянулся с Сарой, а после снова посмотрел на кота. По всей видимости, он выбежал из тупика между баром и торговым центром, его шерсть была в грязи.

— Какой милый, — сказала Сара, нагнувшись и погладив кота.

Я сел рядом с ними и оглянулся — не было никаких признаков, что у кота был хозяин. На нём не было ошейника, никто не звал его по имени, всем прохожим не было до него дела.

— Откуда он тут? — спросил я. — Только не говори мне, что из нашей книги.

— Ага, — усмехнулась Сара, — ещё один персонаж в нашу компанию.

Кот потёрся об её ладонь и помурлыкал.

— Я хочу забрать его себе, — вдруг сказала она, тискаясь с котом.

— Забирай, — улыбнулся я, — как назовёшь? Дугласом?

Сара подняла на меня взгляд, не прекращая гладить кота и ухмыльнулась.

— Да, будет помогать мне писать книжки.

— Пора нам завязывать с творчеством, — сказал я, поднимаясь на ноги,— это до добра не доводит.

Как только я понял, что стал заложником своих же идей и решил с этим что-то делать, тут же вернулся к исходной точке, увидев в рыжем коте нечто большее, чем просто рыжего кота. Писатель — болезнь, которая не лечится.

— Ну, не знаю. Можем и завязать, — Сара поднялась на ноги с котом на руках. Мы двинулись дальше. — А можем издать свою книгу. Объединить её в одну, половина будет от лица парня, другая — от лица девушки.

— Как в «Коллекционере»? — спросил я.

— Не знала, что ты увлекаешься классикой.

— А ещё можно сделать книгу-перевёртыш. Чтобы дочитать до середины, потом повернуть книгу на сто восемьдесят, задней обложкой к себе и читать уже от лица другого персонажа.

— Как у Макса Фрая? — улыбнулась Сара.

— Не знал, что ты читаешь сказки.

Мы снова рассмеялись. Кот в её руках снова помурлыкал и устроился поудобнее.

— Вся наша жизнь как сказка.

— Вся наша жизнь как сказка, — одновременно сказали мы.

Но теперь я видел в ней человека, а не персонажа. Теперь я жил настоящей жизнью, а не историей. Ощущал эту жизнь каждой клеточкой своего тела.

И мне это безумно нравилось.

Показать полностью 1

Заложники истории #1

Заложники истории #1 Рассказ, История, Текст, Писатели, Дом, Персонажи, Драма, Мат, Длиннопост

Мой отец умер неделю назад. Я не пришёл на оглашение его завещания. Честно говоря, я даже не был на его похоронах. Наверное, глупо было бы появиться на похоронах человека, которого знаешь лишь по фотографиям в рамках. Когда я узнал о его смерти, я не понимал, что должен чувствовать. Разочарование? Скорбь? Страх? Я не чувствовал ничего, и, что самое интересное, меня это не пугало. Я принял его смерть как факт, как очередную бесполезную новость, раздающуюся фоном с телевизора. Каково же было моё удивление, когда ко мне домой заехала мама и, тяжело вздохнув, сказала, что мне в наследство достался дом. Двухэтажный особняк в лесной глуши, куда около часа добираться на машине.

— То есть ты хочешь сказать, что отец, который бросил нас, оставил мне в наследство дом? — я облокотился на стол на кухне и сложил руки на груди.

Мама, сидя за столом и скрестив ладони, тяжело вздохнула и подняла на меня взгляд.

— Да.

Говорила она это таким голосом, словно сообщает не о наследстве, а о его смерти. Не знаю, насколько было тяжело маме пережить его смерть. Она ведь тоже не видела его много лет.

— Вот ключи, — мама положила на стол связку ключей, — делай с ними что хочешь, — всё это она говорила без тени улыбки. — Но я бы не советовала тебе туда соваться.

— Почему?

Она посмотрела на меня, как на идиота, задающего глупые вопросы.

— Просто поверь мне. Живи лучше у себя.

Под словами «у себя» она имела в виду мою однушку на окраине города, куда я пару лет назад переехал от неё. После этого переезда наши отношения значительно ухудшились.

— Я не могла не отдать тебе ключи. Это было бы неправильно, — она опустила взгляд. — Но будет лучше, если ты никогда… слышишь меня? — чуть громче сказала она. — Никогда не сунешься в этот дом.

Я стоял, не зная, что и сказать.

— Спасибо, — я пожал плечами.

Мама лишь просверлила меня взглядом и вышла из кухни. За эти годы нам так и не удалось восстановить нормальные доверительные отношения. Мы лишь изредка созванивались, и ещё реже приезжали в гости друг к другу. А теперь, в связи со смертью отца, наши отношения, казалось, достигли дна.

***

Дом, доставшийся мне в наследство, выглядел как особняк из какой-нибудь мрачной современной сказки. Два этажа, косая крыша с трубами, большие окна, из которых можно увидеть разве что лес и небольшой пруд неподалеку. Стоя перед крыльцом, я смотрел на дом и думал, стоит ли мне туда идти. Перила крыльца уже обветшали и выцвели за много лет. Как выцвел и я. Я чувствовал себя призраком, который забрался на чужую территорию, чтобы напугать местных. Что я хочу найти внутри этих стен? Что-то о жизни отца? Дешевые воспоминания? Разваливающуюся штукатурку и паутину на стенах?

Я приехал сюда только потому, что это была прекрасная возможность выбраться и наконец дописать книгу, которую я писал уже столько лет. Каждый писатель мечтает о домике на берегу моря, где он сможет закинуть ноги на стол, закурить сигарету, бросив взгляд на водную гладь за окном и придумать очередную гениальную идею. Но мне вместо моря достался непроходимый лес, а вместо уютной комнаты — заброшенное пыльное помещение, куда уже даже пауки боялись заходить. Надо будет здесь прибраться, освоиться, принести крепкий алкоголь и сесть за написание книги. Настроен я был решительно.

Просторные коридоры, брошенные комнаты, гостиная со скрипящими половицами, кухня, залитая солнечным светом, чердак, годный разве для того, чтобы рассказывать там жуткие легенды детям— все эти стены если и хранили здесь воспоминания, то мне их поведать не собирались. Здесь не жили уже много лет. Что я хочу от старой развалины? Красной ковровой дорожки и накрытого стола? Придётся всё организовать самому. В целом, здесь было довольно атмосферно. Настолько атмосферно, что если бы ночью я пошел за водой и увидел, как какое-нибудь привидение сидит за столом и ест йогурт, я бы не удивился.

***

Само собой, написание романа не продвинулось даже на несколько страниц. Вот уже третий вечер я сидел в гостиной со стопкой виски в руке и пустотой внутри. На ноутбуке в начале пустого листа то и дело мигал курсор. Каждый раз я лишь напивался, предавался воспоминаниям о прошлой жизни, жизни за пределами этого леса, и засыпал. Мне снилась Миранда – девушка, что нещадно бросила меня несколько недель назад. Это тоже послужило небольшим толчком к творчеству. Счастливые люди никогда не поедут в какую-то глушь, чтобы написать книгу. Счастливые люди живут настоящей жизнью, а не вымышленной. Когда-то и я жил настоящей жизнью. Но теперь я каждое утро нахожу себя пьяным на диване в доме отца, которого последний раз видел, когда мне было два года.

«— Это будет отличная книга, милый, — как-то соврала мне Миранда. — Я верю в тебя».

Она, может быть, и верила. А я перестал ей верить тогда, когда увидел её прыгающую на каком-то типе. Эти двое даже не заметили, как я пришёл. И как также незаметно ретировался, чтобы, не дай бог, никого не убить.

Я пытался писать каждый вечер, устроившись в гостиной, и включив лишь небольшую настольную лампу. За окнами барабанил дождь, а я сидел перед пустым листом и не находил себе места. Как сложно написать финал, умудрившись при этом его не слить и порадовав фанатов? Практически невозможно. Вся остальная часть романа — романа об утрате, любви и человеческих взаимоотношениях — уже было доведена до совершенства. Не хватало только красивого финала.

Ночью меня разбудили звуки, доносящиеся из коридора. Сначала послышался протяжный скрип двери. С таким пугающим скрипом герои фильмов ужасов обычно заходят в дом, где их ждёт смерть. С первого этажа раздавался приглушенный стук и шелест. Волосы у меня на голове начали подниматься, сердце застучало в разы быстрее. Я встал и аккуратно подошёл к двери, приложившись к ней ухом. Я не то чтобы верил в призраков, но в данной ситуации — в ситуации, когда я один нахожусь в заброшенном особняке в центре густого леса ночью, а за дверью слышатся шорохи — можно поверить во что угодно. В привидений, грабителей, даже в Миранду, которая выследила меня и пришла просить дать ей второй шанс. Может, мама просила не ехать меня сюда, потому что здесь живут призраки? Стук становился всё сильнее. Чьи-то медленные шаги слышались всё ближе, пока кто-то не остановился прямо у моей двери. Я всем своим нутром ощущал, что сейчас по ту сторону двери стоит нечто. В голове ожили все самые худшие кошмары из детства. Тот, кто был с той стороны двери, постоял несколько секунд, а после двинулся дальше. Я так и не решился открыть дверь. Что бы это ни было, оно ушло, а я, наконец выдохнув, вернулся к себе в постель. Заснуть мне так и не удалось.

Харуки Мураками, делясь советами по писательству, советовал соблюдать режим дня, придерживаться его, бегать по утрам. Когда я только приехал, я думал, что бегать по утрам — не такая уж и плохая идея. Но валяться в кровати под солнечными лучами из окна мне понравилось куда больше. Позавтракав парой бутербродов из небольших запасов, которые я привёз с собой, я пошёл на причал к пруду. Ноутбук я взял с собой. Раз уж меня не вдохновил промозглый чердак, ночная гостиная и шум дождя из окна, то может вдохновит спокойная гладь воды, весеннее солнце и пение птиц где-то вдалеке. Я сел на край причала, поставив ноутбук на колени.

Прошло около двух часов, а я написал всего пару страниц. Меня бросало от одной версии к другой, от одной гениальной идее к следующей, от счастливого финала до смерти половины героев. Решив, что продолжу вечером, я закрыл ноутбук и пошёл обратно в дом.

Как только я зашёл на кухню, я замер на пороге. Мои глаза медленно полезли на лоб, ноги невольно начали подкашиваться. Я положил ноутбук на ближайший стол, чтобы не дай бог не уронить его, и схватился за голову. В этом полузаброшенном доме, где я один проводил последние несколько дней и питался виски и бутербродами, на кухонном столе стояла тарелка с двумя аккуратно положенными на неё сэндвичами. Рядом стояла дымящаяся чашка чая и открытый ноутбук.

Что. Мать твою. Происходит?

В панике я оглянулся, но увидел лишь всё такой же пустой дом. Откуда на столе могло появиться… инородное тело, если когда я уходил, здесь ничего не было? Как только я сделал пару шагов в направлении стола, словно сапер, приближающийся к мине, я подскочил от неожиданного возгласа. Из соседнего проёма двери, насвистывая мелодию, выскочила девушка, села за стол и спокойно отпила чай из чашки. Она сидела спиной ко мне, а я готов был провалиться сквозь землю. Помните, я говорил, что не удивлюсь, если увижу привидение на кухне? Так вот — ложь. Я чуть не наложил в штаны. Если это, конечно, привидение. На девушке была светло-голубая пижама, её светлые кудрявые волосы доставали до плеч. Она сидела за ноутбуком, завтракала и поправляла свои волосы. Будто так и должно быть.

Трясясь от страха, я аккуратно потянулся к ножам, торчащим из деревянной подставки, достал самый большой из них, и, схватившись за него двумя дрожащими руками, выставил в направлении девушки.

— Ты… мать твою… кто?! — почти крикнул я.

Девушка закричала, вздрогнула и уронила чашку с горячим чаем. Та разбилась о пол и разлетелась вдребезги. Девушка в панике повернулась ко мне, и на её лице отразился ужас. Увидев нож, она подняла руки в сдающейся позе.

— Кто… кто ты такой?! — дрожащим голосом спросила она.

— Я?! — закричал я. — Я здесь живу!

Она вылупилась на меня, проглотила слюну и сделала два шага назад.

— Это… это я здесь живу! — сказала она, озираясь по сторонам. — П-п-положи нож.

Я посмотрел ей в глаза и сделал шаг вперёд. Она смотрела на меня большими испуганными глазами зеленого цвета, перед которыми на переносице болтались круглые очки. Её волосы были разлохмачены. На пижаме в районе груди был нарисован мультяшный медведь. Помимо её милой пижамы, я успел оценить её стройную фигуру. Вряд ли она представляла для меня опасность.

— Я звоню в полицию, — уж было сказал я, как понял, что мои слова выходят наружу одновременно с её.

— Я звоню в полицию.

Мы синхронно сказали одну и ту же фразу.

Поняв это, мы подняли друг на друга удивлённые взгляды.

— Это не смешно, — сказал я, глядя ей в глаза и наставив на неё нож.

— Это не смешно, — с совершенно равнодушным лицом она сказала то же самое синхронно со мной.

Из меня вырвался истеричный смешок.

— Что… — также синхронно сказали мы, подозрительно смотря друг на друга, словно проверяя, не сломалась ли вселенная и мы не застряли в текстурах, — …ты здесь делаешь? — уже быстрее добавили мы одновременно.

Что я здесь делаю? Что вообще происходит? Почему за последние несколько дней я нахожусь словно в компьютерной игре или… в романе? Ещё раз оглядев незнакомку с ног до головы, меня посетила совершенно безумная мысль. Та девушка, что сейчас стояла передо мной, была донельзя похожу на героиню моего романа. Им с главным героем предстояло встретиться и начать романтические отношения. Что если… если я придумал её и схожу с ума? Персонажи не могут оживать. И я не нашёл другого выхода, кроме как сказать правду.

— Я пишу здесь, — я был на сто процентов уверен, что в этот раз наши фразы не совпадут. Но, с запозданием на долю секунды, из уст испуганной девушки напротив вырвалась точно такая же фраза.
Она пишет здесь? Я посмотрел на ноутбук, где действительно был открыт вордовский файл. Стоп. Приглядевшись получше, я увидел полное имя одного из героев. И оно совпадало с моим. Что за…?

Не успел я повернуться обратно к девушке, как услышал громкий крик и заметил летящую мне в голову деревянную скалку.

В ту же секунду у меня перед глазами всё потемнело.

***

Я с трудом открыл глаза, мучаясь от сильной головной боли. Увидев размытые очертания дома, я успокоился, но волна страха накатила снова, когда понял, что не могу двигаться. Я был привязан к стулу и прижат к стене кухни. Незнакомка, что набросилась на меня со скалкой, расхаживала из стороны в сторону.

— Гребаный телефон! — сначала приглушённо послышался её крик, но с каждой секундой становился всё отчетливее. — Ничерта не ловит здесь.

Я что-то промычал, пытаясь привлечь её внимание.

— Твою же мать, ты очнулся.

Девушка стояла передо мной совершенно растерянная. Несмотря на то, что я был связан, по её взгляду было видно, что она боится меня. Телефон в её руке предательски подрагивал. Она запустила пальцы в копну своих волос и облокотилась на стол.

— Слушай, — тихо сказал я, — что тебе нужно? Развяжи меня.

— Только после того, как ты ответишь, кто ты такой, — серьёзно сказала она, поправив свои очки.

— Меня зовут Такер, — сказал я, подняв на неё взгляд, — Такер Ривера.

Несколько секунд девушка молчала, выпучив глаза. После протянула руку и вытащила у меня из кармана бумажник. Несколько долгих секунд она всматривалась в фотографию и имя на водительских правах.

— Не может быть… — наконец сказала она, положив бумажник на стол.

— А ты…

Решив, что терять мне уже нечего, я озвучил своё предположение вслух.

— Ты Сара Уэнрайт, — я назвал имя героини своей книги.

— Я Сара Уэнрайт, — продублировала она меня одновременно со мной.

— Ты мой персонаж, — синхронно сказали мы.

Ситуация выглядела максимально абсурдной. Я словно разговаривал со своим отражением, только с его женским вариантом. Мы были как роботы, запрограммированные говорить одни и те же фразы. Всё это походило на сон. На пьяный сон. Я просто напился в очередной раз и уснул на ноутбуке, попав в собственную книгу.

Мы молчали долгие несколько минут, уставившись друг на друга. Мы словно боялись снова что-то сказать, чтобы это опять не получилось синхронно.

— Так вот тебе не кажется, — я наконец решился вставить слово, — что всё это слегка ненормально? М?

***

Мозг писателя устроен не так, как мозг обычного человека. Писателям всё видится иначе, как-то по-особенному, они везде ищут историю, видят в людях персонажей, а не личностей, страдают от мук творчества, а не от бытовых проблем. И именно тот факт, что наше с Сарой мышление было построено одинаково — одинаково ненормально — то вместо того, чтобы выяснить более насущные вопросы, например, как она сюда попала, как узнала про этот дом, что делает здесь, мы озадачились только нашими романами. Сара развязала меня и показала несколько первых страниц на своём ноутбуке.

Мы сидели на кухне друг напротив друга с ноутбуками перед собой (я — с её, она — с моим) и читали книгу. С каждой страницей внутри меня всё переворачивалось, это был тот же самый, сука, роман. За тем лишь исключением, что я писал книгу от лица мужчины, Сара же — от лица девушки. В остальном же — в деталях, в сюжете, в персонажах (одним из которых был я сам) — всё было в точности идентично. Я просто не верил своим глазам. Не могут два человека, никогда не видевшие друг друга в глаза в одно и то же время написать две одинаковых книги. Это было что-то из области фантастики.

— Пиздец.

— Пиздец, — подытожили в унисон мы, одновременно закрыв крышки ноутбуков.

Она полностью отзеркаливала меня. Я полностью отзеркаливал её.

Я не знал, что говорить. Сара, по всей видимости, тоже. Упершись локтями о стол, она несколько секунд всматривалась мне в глаза. Волосы она заплела в хвост, под левым глазом я заметил у неё небольшую родинку.

Я решил устроить проверку реальности. Сымпровизировать.

— Есть идея, — сказал я. Сара подняла на меня серьёзный, но грустный взгляд, — давай прямо сейчас продолжим свои книги самым необычным образом. Не будем следовать сюжету, а напишем такой неожиданный поворот, какой и в голову не пришёл бы читателям. Придумаем самую безумную идею. И если наше продолжение совпадёт…

— То что? — серьёзно спросила она.

Я пожал плечами.

— Не знаю, будем решать, что делать дальше. Не может же…

— Да-да, — перебила меня она, откинувшись на спинку, — не может такого быть. Я в это всё тоже не очень верю. — Она подозрительно посмотрела на меня, либо убеждаясь, что я настоящий и она не сошла с ума, либо она ждала, что я признаюсь в чём-то, раскрою ей секрет этого безумного совпадения. — Ладно, давай.

Мы обменялись ноутбуками и приготовились писать. Нужна была всего одна страница с самой безумной идеей. Такой, какую она точно не повторит. Я отпил кофе из своей кружки и принялся писать. Применил всё своё небогатое воображение. Важна была не столько оригинальность, сколько спонтанность, безумие. Через десять минут непрекращающегося стука по клавиатуре, мы подняли друг на друга взгляды и молча кивнули. Мы обменялись ноутбуками с такими взглядами, словно я покупал у неё большую партию наркотиков и протягивал ей чемодан денег, боясь, что нас кто-то увидит. Когда я прочитал то, что написала Сара, я убедился, что окончательно слетел с катушек.

— Пиздец.

— Пиздец.

Не понятно как, но она, как и я, решила проблему героев в реалистичной драме тем, что позвала на помощь Бэтмена, который влетел в сюжет с рыжим котом в руках и убил антагонистов.

— Любишь котов? — спросил я.

— У меня был раньше кот, — с тёплой улыбкой сказала она, — Дуглас.

— В честь писателя Дугласа Коупленда?

— Что, у тебя тоже был рыжий кот по имени Дуглас? Я уже не удивлюсь.

— У меня была собака по имени Дуглас. Тоже в честь Коупленда.

Хоть в чём-то мы отличались.

— А дом, я так понимаю, тебе в наследство достался? — спросила она уже с усмешкой, а не опаской.

— Ну, само собой, — улыбнулся я, — мне кажется, я кивну на любой факт из твоей жизни.

Непонятно как, но я смирился с положением дел. Если я уж попал в какой-то совершенно абсурдный, фантастический мир, где ожил мой же персонаж, то я буду играть по законам этого мира.

— В десять лет я сломала руку, — Сара согнула в локте левую руку, словно школьник, который тянется к доске.

— Упала с забора, да? — спросил я, точно так же подняв правую руку.

Она лишь рассмеялась. Нас это определённо начинало забавлять.

— А я в пятнадцать ушёл пьяным со школьной вечеринки, и, перепутав дома, забрался к соседям.

— Мои соседи не сильно на меня за это обиделись, — улыбнулась она.

Как увлекательно оказалось разговаривать с собственным отражением.

— В двадцать пять мне изменил парень, — с вызовом в глазах сказала она, словно желая подловить меня на том, что я сейчас тоже скажу, что мне изменил мой парень.

Но улыбка с моего лица сползла, когда я вспомнил про Миранду.

— Ага, — лишь ответил я.

— У-у-у, — протянула она, — а ты, видимо, до сих пор не отошёл от измены любимой, да?

— Да, — серьёзно ответил я.

— А здесь, значит, решил спрятаться. Книга, алкоголь, тишина…

— Тебе ли этого не знать.

— Ха! — усмехнулась Сара, встала из-за стола, подошла к холодильнику и открыла дверцу.

Половина полок была заставлена крепким алкоголем — бутылками с текилой, коньяком, первоклассным виски. Удивительно, что я не заметил этого раньше. Надо было почаще пользоваться холодильником.

Внезапно я вспомнил про шум вчерашней ночью.

— Значит, то привидение, что вчера ночью шумело здесь бутылками и стучало каблуками, было тобой? — спросил я.

Сара презрительно посмотрела на меня, захлопнув холодильник.

— Привидение? — едва улыбнулась она. — Ты совсем больной что ли?

Показать полностью 1

Призраки

Призраки Рассказ, Текст, Сталкер, Призрак, Заброшенное, Длиннопост, Авторский рассказ

Призраки

Изначально мы хотели пойти на одно из наших любимых мест на берегу реки. С одной её стороны было заброшенное здание, которое мы излазали вдоль и поперёк, куча деревьев и небольшая дамба, из которой ручьём вытекала вода и вливалась в реку. Но ещё не дойдя до заброшки, вместо крон деревьев мы увидели пустое серое небо. Подойдя ближе, мы наткнулись на ограждение, несколько рабочих в униформе и технику. К берегу было не подобраться. Берега, как такового, больше не было — лишь перекопанная земля, крики строителей и невыносимая вонь.

Перейдя через мост, мы нашли уютное место на бетонной плите у берега, напротив из ниоткуда появившейся стройки. Возле наших ног то и дело плавали утки, слабое солнце, вышедшее из облаков, отражало лучи в мутной и донельзя грязной воде реки, а напротив не переставали раздаваться крики рабочих.

— Какое первое слово тебе приходит на ум, когда видишь это? — спрашивает Ка, сделав глоток из банки с энергетиком.

— Разрушение, — неуверенно отвечаю я.

— Индустриализация.

Мы бросаем друг на друга недоумённые взгляды. Меня раздирают противоречивые чувства. С одной стороны — этот город облагораживают, с другой — лишают его кучи атмосферных и тихих мест, где можно было спрятаться от мира.

За последние несколько лет мы побывали на каждой заброшке в городе, ходили по полуразрушенным лестницам, забирались на крыши из хлипких досок, чудом убегали от охранников и зевак, рисовали разного рода граффити на уцелевших стенах, рассуждали о жизни и времени на пыльных подоконниках, ходили с фонарём по давно опустевшим тёмным подвалам, залезали на вышки, перебарывая страхи, слушали дерьмовую и отличную музыку в стенах, что когда-то служили людям офисами, комнатами или больничными палатами. А теперь многих из этих по-своему красивых, мистических и привлекательных зданий больше нет. Их место заняли торговые центры, парки, детские площадки или новые офисные здания.

Я каждый раз, стоя с сигаретой на крыше какой-нибудь заброшки и с задумчивостью всматриваясь в горизонт, думаю о том, что мы почему-то всегда оказываемся на том месте, которого скоро не станет. Да, здесь будет стоять что-то другое, но этого места, с его воспоминаниями, с его призраками прошлого, с его рисунками на стенах больше не будет.

Мы каждый раз становимся частью истории.

Бегаем по местам, которые уже давно умерли. Быть может, умерли и мы сами.

Как ещё объяснить то, что нас постоянно тянет к могилам? Могилам не людей, но воспоминаний.

Мы уже не боимся встретить бродяг, которые решили спрятаться от дождя под хлипкой крышей, школьников, пришедших сюда в поисках адреналина, или даже призраков. Потому что главные призраки в этих местах — мы сами.

Мы потерялись в этой жизни. Мы не знаем чего хотим, не знаем, как жить дальше. Мы пытаемся найти ответы в прошлом, стараясь при этом не потерять настоящее. Мы приходим на руины уже не в поисках впечатлений, а в поисках умиротворения и какого-то покоя. Где может быть тише, чем в рассыпающихся на части стенах, где когда-то работали или жили люди, которых больше нет? Где может быть спокойнее, чем на деревянной крыше разрушенного здания, смотря на закат на горизонте?

— Мир построен на костях, — вдруг говорю я, затянувшись сигаретой.

— Что? — переспрашивает Ка.

— Вся история построена на костях. Либо людей, либо воспоминаний. Мы прямо сейчас ходим по костям. И от этого становится как-то… жутко.

Здание на здании на здании на здании. Больница на месте разрушенного завода. Жилой дом на месте разрушенной больницы. Торговый центр на месте снесенного властями жилого дома. Городской парк на месте торгового центра. И мы на месте нового строящегося здания на месте бывшего городского парка.

Мы в середине этой пищевой цепочки, каждое звено которой поглощает история, поглощает время.

И пока нас не поглотила история, пока мы сами – неотъемлемая часть истории, пока на этом месте не сидят другие неопределившиеся в жизни люди, рассуждая о том, что здесь было до, мы можем лишь наслаждаться моментом. Радоваться тому, что собственными глазами видим, как меняется мир.

И тому, что наконец-то пришла весна. Потому что в паузах между матами рабочих слышалось пение птиц и журчание неторопливой реки. А солнце окончательно вышло из облаков, заливая своими лучами уже совершенно другой мир, но все ещё точно таких же нас.

Показать полностью

Ангелочек #2

Ангелочек #2 Рассказ, История, Текст, Мистика, Ангел, Смерть, Мат, Длиннопост

Всё пошло не так, когда к Грэму в гости пришла его подружка. Блондинка модельной внешности в обтягивающем платье, с тоннами косметики и кудрявыми прядями, спадающими на плечи. Пройдя в туфлях на каблуках по мраморному полу, она поднялась к Грэму в комнату и прикрыла дверь. Когда на эту частную вечеринку прилетел я, оба были уже пьяны и накурены. Просторная комната с кучей грамот, кубков, с большими шкафами, в которых висела чистая форма на каждый день, плазменным телевизором и приглушенным неоновым светом провоняла запахом травы и алкоголя. Грэм с Рэйчел (так, как я потом выяснил, звали его подругу) сидели на мягких пуфиках и залипали на стену, на которой проигрывался фильм при помощи проектора.

— Я смотрю ты веселишься, — сказал я, расхаживая по комнате и пиная пустые коробки из-под пиццы и стеклянные бутылки.

— О, а вот и мой ангелочек, — радостно воскликнул Грэм.

— Что? — удивилась его подружка, посмотрев на него с тупой натянутой улыбкой.

— Рэйч, кстати, ты веришь в ангелов-хранителей? — спросил он, не отводя от меня взгляда.

Какой же идиот.

— Что? — снова спросила она. — Нет, конечно. Это же бред.

— «Это же бред», — скорчив недовольную гримасу, передразнил её я.

— А вот у меня есть один такой, — усмехнулся Грэм.

— Грэм, ты пьян, — девушка стукнула его по плечу.

— Оказывается, каким бы козлом ты не был при жизни, после смерти может появиться шанс всё исправить.

— А может и не появиться, — встрял в их разговор я. — У нас слишком психически нестабильная небесная канцелярия.

До перевоспитания этого отморозка мне ещё, конечно, расти и расти. Из всех моих рассуждений на эту тему он вынес только то, что можно оправдывать свои свиньи поступки при жизни. Если он наслушался моих историй об аде и решил, что там так классно, то он ошибался. Ад для него наступит гораздо раньше смерти. Ад — это то, что происходит с нами ежедневно.


Рэйчел, по всей видимости, потеряла нить рассуждений и начала залипать в своём телефоне. Грэм наклонился в её сторону и выхватил телефон из рук.

— Эй, отдай, мне нужно ответить.

— Потом ответишь, — сказал он, — это невежливо.

Ха! Невежливо!

Я стоял перед ними, и по мне бегали герои фильмов, на меня проецировался кусочек фильма.

Грэм подвинулся поближе к Рэйчел и обнял её, положив руку ей на шею. Вторую руку он положил ей на бедро и попытался приподнять платье.

— Что ты делаешь? — возмутилась девушка. — Давай не сейчас.

— Давай сейчас, — шёпотом сказал он, поцеловав её в шею.

Блядский выродок. Зачем я только пришёл сюда, если у него есть дела поинтереснее. Я так и остался стоять перед проектором с равнодушным лицом.

Рука Грэма была уже на полпути к трусикам Рэйчел, когда она слегка шлёпнула его по голове и вскочила с пуфика.

— Я же сказала! — крикнула она. — Я не хочу.

— Да брось, — он встал вслед за ней, подошёл вплотную, положил руки ей на задницу и снова попытался её поцеловать.

— Грэм, ты безнадёжный герой-любовник, — сказал я.

Если он делал это представление для меня, то вот ему моё мнение.

— Заткнись, — сказал он, ни капли не думая о том, что Рэйч примет его за психа. Для него она была просто вещью, куклой. Он мог делать и говорить что хочет, и пусть она только попробовала бы что-нибудь ответить.

— Ты больной, Грэм, — она оттолкнула его и прошла к выходу, но он рванул к двери и прижал её рукой. — Дай мне выйти.

— Не-а, — он поднял указательный палец и поводил им из стороны в сторону словно маятником. Потом схватил Рэйчел за шею и прижал к двери.

Да твою-то мать. Я пришёл к новому другу, а попал на сцены жёсткого порно.


Девушка оттолкнула его и уже открыла дверь, когда он схватил её за руку и со всей силы дёрнул на себя. Вряд ли кто-то из его домашних услышал её крик. Когда дверь захлопнулась, Грэм повернулся к Рэйчел и, судя по его глазам, он понял, что переборщил с силой. Рэйчел упала на пол, со всей силы приложившись затылком о дубовый стол. Он выпучил глаза, я вскочил на ноги. Рэйчел так и осталась лежать на полу, уставившись в потолок. Из-под её затылка начала растекаться лужа крови.


Грэм схватился за голову и взъерошил себе волосы. Медленно опустившись на колени, он подполз к девушке и приложил два пальца к её шее. А потом перевёл испуганный взгляд на меня.

— Поздравляю, Чарльз Дера, — сказал я, — ты влип.

— Она мертва, — замогильным голосом ответил он, прикрыв рот дрожащими руками.

— Зря конечно она не верила в ангелов-хранителей. Они, наверное, обиделись и покинули её.

— Чен, блять! — крикнул Грэм, остановив поток сарказма. — Что нам теперь делать?

— Нам?! Я тут вообще не при делах, — я развёл руками. — Ты у нас адвокат, ты и решай.

Я упал на пуфик, на котором ещё недавно сидела Рэйчел.

Дрожащими руками Грэм ещё раз проверил её пульс, несколько секунд посидел над её безжизненным телом, а после встал и заметался по комнате. Найдя тряпку, он попытался вытереть кровь.

— Нужно… нужно что-то делать, — тараторил он, пока жёлтая тряпка пропитывалась кровью.

Вечно можно смотреть на три вещи. И третья из них — смотреть на то, как кто-то пытается избавиться от трупа.

— Глупая смерть, — вздохнул я, — очень глупая смерть.

— Заткнись нахуй, — гаркнул на меня Грэм, посмотрев в мою сторону со слезами на глазах.

— Я много лет назад убивал людей потому что мне приказывали. Эти люди либо были должниками, либо слишком тупыми, чтобы перейти дорогу моим начальникам. А вот такие как ты… творят разрушение только ради ебли, удовольствия. Для нас обоих человеческая жизнь ничерта не стоит. Но я никогда не убивал тех, кто мне просто не нравится. Они знали, на что идут. А что эта девушка сделала тебе? Не дала?

— Ты…

— Прежде, чем ты начнёшь кидаться оскорблениями, хочу сказать, что так ты только испачкаешь здесь всё кровью. Первое, что тебе нужно сделать — найти большой мешок для мусора, переложить на него тело. Вытереть кровь с ковра тряпкой и перекисью водорода. Потом, желательно, расчленить труп. Но и этот момент тебе стоит продумать, так как в ней, — я показал пальцем на девушку, — примерно пять литров крови, которая забрызгает всё вокруг. Можно, конечно, подвесить её за ноги, перерезать сонную артерию, слить кровь в течение минут сорока, а потом уже расчленять. Ну, или сварить сначала. Чем ты тоже вряд ли будешь заниматься. Так что с кровью аккуратнее. После расчленения расфасуй все по отдельным пакетам и там уже делай что хочешь. Если у тебя в подвале химическая лаборатория — раствори её в кислоте. Если вид из окна выходит на море, — я приподнялся и посмотрел на глубокий лес за окном, — то утопи её. Но мы, к сожалению, не на Мальдивах. Так что остаётся два варианта — либо закапываешь её, либо скармливаешь свиньям. У твоей семьи случайно нет никакой фермы со свиньями?

Грэм сидя на полу с окровавленными руками молча смотрел на меня тупым взглядом несколько секунд, а после отвернулся и проблевался. Дилетант.

— Давай, — я встал, поднял его за шкирку и толкнул к выходу из комнаты, — тащи мешки, пока сюда не зашёл кто-нибудь.


Ничто не сближает людей ещё больше, чем общая тайна. Нашей тайной стало сокрытие преступления и совместное закапывание трупа недалеко от его особняка. Грэм умудрился вытащить тело на улицу, погрузить в багажник и отвезти подальше в лес, вооружившись лопатой.

В полной темноте, в которой горел лишь одинокий фонарь, валяющийся на земле, Грэм выкапывал могилу для своей подружки, а я сидел на бревне рядом и курил.

— Кстати, забыл спросить, её, надеюсь, никто не спохватится? — спросил я.

— Вряд ли. Жила она одна, друзей у неё не так много. Так, какие-то однодневные парни, которые пытались к ней клеиться, — задыхаясь, с паузами ответил Грэм, стоя уже по пояс в могиле.

Я помолчал и выдохнул дым от сигареты.

— Добро пожаловать в мои ряды, кстати, — усмехнулся я. — Человек, к сожалению, смертен. Внезапно смертен. Уж нам ли с тобой не знать.

— Твоё первое убийство было лучше?

— Ненамного. Я тогда завалил за баром одного мужика и просто подвинул его тело поближе к мусорным бакам. Ближайшие пару дней все его принимали просто за алкаша, пока один дотошный бомж всё же не нашёл на нём дырку от пули.

— Наверняка, эти люди тоже жили для какой-то цели, — сказал Грэм себе под нос.

— Ты этого уже не узнаешь. К тому же, нет незаменимых людей. Все великие открытия сделают за них другие люди. Музыку напишут другие люди. Нарисуют картины, станут космонавтами, предотвратят войну тоже другие люди, — я выдохнул облако дыма. — А если ты про то, что у вселенной на их счёт были другие планы, то советую забыть об этом. У вселенной нет никакого запланированного сценария на каждого человека. Как нет и судьбы, кстати.

— Откуда ты такой умный взялся?! — с нескрываемым презрением спросил Грэм.

— Из ада, конечно же, — я расплылся в счастливой улыбке.

Грэм кинул лопату, подтянул к себе мешок с трупом и кинул его в могилу.

Тяжело дыша, он сел на бревно рядом со мной и закурил.

— Не ссы, — я по-дружески хлопнул его по спине, — это всего лишь труп. Не придавай этому значения.

Ответом мне было молчание.


***


За три дня до окончания моих «исправительных» работ его величество Нэл снова вызвал меня в свой офис. Когда я зашёл, двое людей, что сидели на больших крутящихся креслах, повернулись ко мне. Между ними на столах возвышалась деревянная башенка для игры в Дженгу.

— Чен, — улыбнулся Нэл, — проходи, — он кивнул на диван возле стены.

— Рад приветствовать, чертёнок, — ухмыльнулся его собеседник и поправил свой красный галстук, идеально подходящий к его бордовому костюму и чёрной рубашке.

Я поднял руку в знак приветствия и сел на диван, закинув ногу на ногу.

Бог с Дьяволом снова повернулись к столу. Нэл аккуратно вытащил из башни деревянный блок.

— Как справляешься со своим человеком? — спросил он.

— Всё отлично, — сказал я, вспомнив вчерашнюю бессонную ночь в компании тёмного леса, Грэма и трупа в мешке.

Я бросил взгляд на панорамные окна, за которыми город тонул в солнечных лучах.

— Готов к экзамену? — спросил Сид.

— Экзамену?

— Настало время проверочного теста. Я тебе не говорил? — Бог поднял на меня взгляд из-под своих очков.

— Нет, — равнодушно ответил я.

— О-о-о, мой мальчик, — радостно сказал Дьявол, — не переживай. Ты справишься.

С этими словами он достал из башни блок. Получше приглядевшись, я увидел на торцах блоков изображения лиц. Вероятно, людей, которые уже умерли, или которые только собираются попасть к ним на службу.

— Так и что мне нужно сделать? — спросил я.

Несколько секунд оба молчали. После Нэл тяжело вздохнул и посмотрел на меня.

— Тебе нужно убить Грэма, — хладнокровно сказал он.

— Что? — скорчив недовольную гримасу спросил я и нагнулся вперёд, поставив локти на колени.

— Ты не расслышал? — Дьявол повернулся ко мне. — Убей его. Он нам больше не понадобится.

— В каком смысле?

— В прямом. Грэму больше незачем жить, — улыбнувшись, парировал Бог. — Убей его и возвращайся в свой ад. К Сиду, — он посмотрел на друга.

— Серьёзно? Вы даже не объясните зачем мне его убивать?

— Не задавай лишних вопросов. Потом всё поймёшь, — Нэл вытащил из центра башни дощечку.

— И как я должен это сделать?

— Ты нас спрашиваешь? Внеси неожиданные правки в его сценарий. Устрой ДТП, урони ему кирпич на голову. Да твою мать, он может просто споткнуться и упасть под грузовик.

— Что-то ты не особо задавался такими вопросами при жизни, — Сид снова посмотрел на меня, — а теперь что? Моралистом стал?

— А я тебе говорил, что они спелись, — ответил ему Нэл.

— А если я не хочу этого делать? — после короткой паузы спросил я.

— Ну… тебе решать, — пожал плечами Бог.

В офисе повисла тишина, нарушаемая лишь тихими ударами деревяшек друг об друга, когда они ставили их на вершину башни. Я задумался о том, что точно также, как они играют в Дженгу, они играются с людскими судьбами, переставляя их местами.

— Но учти, — сказал Сид, доставая блок из-под самого низа, — что каждое твоё действия имеет свои последствия. И в один момент…

— В один момент всё рухнет, — продолжил за него Нэл, достав вторую деревяшку с нижнего ряда.

Башня с грохотом развалилась, упав на стол. Один из блоков отскочил прямо к моим ногам.

— Прямо как эта башня, — улыбнулся он, и оба повернулись в мою сторону.

Я взял деревяшку и покрутил её в руках. На ней было изображено лицо моего брата. В голове невольно вспышками пронеслись воспоминания о нём. О том, как я, сам того не понимая, пустил пулю ему в голову. В горле встал ком. Ком из тех ошибок, что я совершил при жизни. Но сейчас я думал, что всё иначе. Что гораздо более приятное занятие спасать людей, а не толкать их к краю пропасти. Не то что бы мне составляло такого труда убить Грэма, как и любого другого человека. Проблема была в том, что я не хотел этого делать. За эти две недели мы, как сказал Нэл, «спелись». Он был одним из тех немногих людей, что понимал меня. Это как найти родственную душу, как найти хорошего друга. И втыкать ему нож в спину после всего…

— Я понял, — сказал я, встав с дивана.

— Вот и отлично, — улыбнулся Сид, — иди. Жду тебя через три дня.

Я ещё раз взглянул на этих двоих, когда они собирали костяшки и складывали их в коробку, повернулся и вышел из офиса.


***


Я залетел в комнату Грэма на следующий день. Она никак не изменилась со времён моего прошло визита. Грэм убрал за собой труп, но не убрал пустые бутылки и прочий мусор. На ковре ещё можно было разглядеть слабые въевшиеся пятна крови. Не изменилась комната, но изменились её обитатели. Грэм вот уже три дня сидел в депрессии, уткнувшись в подушку и лишь изредка выходя из дома.

— Ну ты что какой? — спросил я, расхаживая по комнате и бросая взгляд на скорчившегося в углу эмбриона. — Я же просил тебе не придавать этому значения.

Он промолчал.

— Помнишь, я говорил о незаменимых людях? — спросил я, сев на воздушный пуфик.

— Что? — он повернулся в мою сторону.

Под его глазами виднелись синяки от недосыпа. Или от руки его отца. Вместо модных шмоток на нём была лишь заляпанная в жирных пятнах белая футболка и шорты.

— Я тогда сказал, что незаменимых людей не бывает.

— И что? — хриплым голосом спросил он.

— Ну так вот — ты, оказывается, не исключение.

Я мастер преподносить хорошие новости.

— Что ты несёшь?

— Говорю, мне приказали тебя убить, — улыбнулся я, разведя руками.

Он что-то промычал, потом снова отвернулся к стене.

— Дерзай, — послышался его голос. — Мне похуй.

— Враньё. Тебе не плевать на собственную жизнь.

— Ага, — послышалось в ответ.

— Нет, правда. Нам нужно что-то делать. Иначе…

А что иначе? Иначе я не сдам этот дебильный придуманный «экзамен»? Иначе меня вернут обратно в ад? Иначе они пошлют кого-нибудь другого?

— Я не буду ничего делать, — он повернулся ко мне, сел на диване и схватился за голову. Взяв со стола пустую бутылку, он попытался вылить в себя последние пару капель.

— Предпочтёшь так же глупо умереть, как твоя подружка?

— Заткнись, блять! — он размахнулся и кинул в меня бутылку, которая разбилась о стену позади меня. — Спаситель хуев.

— Я предупреждал, что не спасу тебя от самого себя. Но хотя бы попытаюсь спасти от меня.

— И зачем?

— Нравишься ты мне, — улыбнулся я.

На его лице появился слабый намёк на улыбку.

— Может, ты уедешь подальше отсюда? Спрячешься?

— Спрячусь от кого?! — закричал он. — От Бога?!

Ну да, глупая идея.

— Я вообще не уверен, что ты не плод моего больного воображения.

— Ну… это недалеко от истины. Надеюсь, ты никому больше обо мне не рассказывал, кроме своей… — я увидел его разъярённый взгляд исподлобья. — Ладно, ладно. Молчу.

Что-то мне подсказывало, что, учитывая его нынешнее состояние, мне даже делать ничего не придётся. Он просто пустит себя пулю в лоб ещё через пару дней такой депрессии.

— Короче, — подытожил я, встав с пуфика, — я уже сказал, что не хочу тебя убивать. И мой тебе совет — завязывай с этим дерьмом и продолжай жить, как жил раньше.

— До тех пор, пока меня не убьют?

Я промолчал, посмотрев на этого морально изуродованного мальчика.

— До тех пор, пока тебя не убьют, — я тяжело вздохнул. — Но это будут уже не мои проблемы.

— Ну спасибо, мистер солидарность, — ответил он, посмотрев на меня снизу вверх.

Я подошёл и положил руку ему на плечо.

— И если повезёт, встретимся в аду, — и с этими словами я встал на подоконник, оттолкнулся и вылетел в город.

Да, я провалил тест Нэла. Ну и что с того? Я им не мальчик на побегушках, чтобы спасать, убивать кого-то. Пусть вытаскивают из ада другого черта, который будет чуть более агрессивным, чем я. А я… я на пенсии. Я больше не возьму на себя ответственность за смерть человека.


***


Прошло много лет, прежде, чем я снова оказался в кабинете Бога. Небритый, уставший, злой, без крыльев, я всё также вальяжной походкой подошёл к столу и сел в кресло.

— Давно не виделись, — сказал я.

Нэл лишь кивнул в ответ и убрал спадающую на глаза кудрявую прядь. Потом встал и подошёл к окну.

— Иди сюда, — позвал он, поманив меня рукой, — хочу тебе кое-что показать.

Я встал с кресла и подошёл к Нэлу. Перед нами расстилался ночной город во всей его красе. Сквозь облака виднелись этажи многоэтажек, в окнах которых горел свет. Люди там жили своими микро-жизнями — задерживались допоздна на работе, трахались, спали, ужинали. Далеко внизу простилалась автострада с мельтешащими туда-сюда крошечными силуэтами машин.

— Любуемся на город? — спросил я.

— Почти, — равнодушно ответил Бог, даже не посмотрев в мою сторону. — Помнишь Грэма?

— Грэма? Того мажора, которого я спасал несколько лет назад?

— «Спасал», ага, — съязвил Нэл. — А помнишь, что я попросил тебя сделать?

Я лишь молча кивнул.

— И помнишь наш последний диалог, в который я тебе наглядно показал, к чему могут привести твои поступки?

Снова кивок. Я не понимал, к чему он клонит. Вспоминает мои косяки десятилетней давности? Зачем?

— Ну так вот, — он сложил руки за спиной, — небольшая сказочка тебе. В качестве жизненного урока. Тот мажор, после того, как ты не выполнил свои обязательства, все-таки вышел из депрессии. Знаешь, депрессия сама по себе хороша. Заставляет страдать, копаться в себе, анализировать свои поступки. А Грэму, как ты знаешь, было что анализировать. Он вскоре пришёл к выводу, что его жизнь, в сущности, ничерта не стоит. Что она — дерьмо. А причину он нашёл в своём тиране-отце, который каждый день его морально изводил только ради того, чтобы его сын стал успешным. И как ты думаешь, что он первым сделал после того, как пришёл в себя?

Мы обменялись с ним многозначительными взглядами.

— Правильно. Убил родного отца. Из его же арсенала оружия. А потом изысканно избавился от трупа. Благо, ему было у кого поучиться. Да?

«Так что остаётся два варианта — либо закапываешь её, либо скармливаешь свиньям. У твоей семьи случайно нет никакой фермы со свиньями?» — пронеслись у меня в голове мои же слова.

— Вошёл, так сказать, во вкус. Ещё и грамотно обставил его пропажу — даром что ли подрастающий юрист, — Нэл снова повернулся к окну. — Спустя ещё пару лет окончил институт, даже чего-то добился. Но тяга к разрушению и крови у него никуда не делась. И тут наш мальчик начал вести двойную жизнь — днём он — успешный юрист, а по ночам — серийный убийца, психопат, режущий своих жертв на куски.

В моей груди начало зарождаться очень неприятное чувство. Я чувствовал себя плохим отцом, ребёнок которого пошёл по его стопам.

— Но и этого ему было мало. Вскоре он возомнил себя новым миссией. Решил, что с помощью насилия сможет что-то донести до человечества. Какую-то покалеченную философию про незаменимых людей. Опять же — было у кого учиться.

В очках Нэла отразилось моё испуганное лицо и совершенно тупой взгляд.

«Ты прямо-таки типичный герой какого-нибудь триллера. В конце ты обязательно должен слететь с катушек от такой двойной жизни.»

— И, спустя ещё несколько лет он в своей больной голове набросал план одного… мероприятия. Да, Чен, — повернулся ко мне Бог, — Грэм был той самой нижней деревяшкой от игры в Дженгу. И как ты понимаешь, если её вытащить…

— Но…

Нэл поднял руку, прося меня замолчать.

— Мало времени, — он посмотрел на часы на руке, — если быть точнее. Секунд пять. Смотри, — он кивнул на город за окном.

В ночном небе светила яркая луна. Прямо как тогда, на берегу моря после наших гонок.

— Пять, — Нэл поднял руку и каждую секунду загибал по пальцу.

Нет. Нет. Грэм не мог…

— Четыре.

Я смотрел на наши отражения в стекле и боялся того, что сейчас произойдет.

— Три.

Не мог один конкретно взятый человек так вдохновиться философией своего ангела-хранителя, чтобы решиться на…

— Два.

Грёбаный сукин сын.

— Один, — Нэл загнул последний палец.

И в следующую секунду до нас донёсся приглушённый звук. Словно где-то вдалеке взорвали бомбу. Небоскрёб, что виднелся из окна, начал медленно опускаться. С его первых этажей в воздух начали подниматься огромные столбы дыма. Через несколько секунд огромное высотное здание сложилось, словно карточный домик, похоронив под своими обломками кучу людей. Каждый из микро-миров отдельно взятых людей превратился в прах.

— Я…

— Тссс… — Нэл приставил палец к губам и показал пальцем чуть правее небоскрёба.

Там прогремел ещё один взрыв — в многоэтажном здании торгового центра. Город начал медленно превращаться в руины.

— А теперь туда.

Я перевёл взгляд на место, куда показывал Бог, и правее от высотки увидел ещё один взрыв. Взрывы начали раздаваться отовсюду. Через пару минут движение машин остановилось. Вид из окна начали загораживать столбы дыма. Улицы стали заполнены огнём и кучей мёртвых тел.

Мы стояли несколько минут, молча наблюдая за происходящим.

— Вот тебе, собственно, глобальная игра в Дженгу, — наконец сказал Бог. — А потом говорят, что это я допускаю войны, геноцид, взрывы, смертельные болезни.

— Я же не думал…

— Да ты никогда не думаешь! — Нэл сорвался на крик и стукнул меня в плечо. — Ты доволен, блять?! Вот тебе последствия твоего милосердия! Несколько тысяч трупов и разрушенный город! И всё это — вина не съехавшего крышей мажора, а твоя! ТВОЯ! — он ещё раз толкнул меня в плечо и я сделал шаг назад.

Через секунду он набрал в грудь побольше воздуха, чтобы попытаться успокоиться, и громко выдохнул.

— Прости, — тихо сказал я, словно нашкодивший котёнок.

— Пошёл вон отсюда! — он сел в своё кресло и схватился за голову.

Массивные двери офиса распахнулись и в дверях появился силуэт человека с рогами на голове. Сделав несколько шагов вперёд, Сид сложил руки за спиной и улыбнулся довольной улыбкой.

— Пойдём, — сказал он, — провожу тебя обратно до Ада. Там сейчас, знаешь ли, час пик. И каждый из тех, кто сейчас оказался в ненужном месте, — Дьявол указал пальцем на окна, — очень жаждет с тобой познакомиться.


Твою-то мать.

Показать полностью

Ангелочек #1

Ангелочек #1 Рассказ, История, Текст, Ангел, Смерть, Мистика, Мат, Длиннопост

Когда меня вырвали из ада, мне уже было всё равно на свою дальнейшую судьбу. Я знал, что эти двое неудачников, называющих себя Богом и Дьяволом, время от времени развлекаются, меняя местами жителей их владений. Демонов отправляют в рай, ангелов — в ад, а также играют с людскими чувствами и часто спорят о всякой херне. Вот пришла и моя очередь стать их подопытным кроликом. Прожив несколько лет в аду, я не сильно удивился, когда его величество Бог предложил побыть мне ангелом-хранителем одного земного существа.


За панорамными окнами позади его стола виднелся город во всей его красе. Офис находился так высоко, что можно было видеть верхушки небоскребов и проплывающие мимо облака. У противоположных стен офиса стояли трёхметровые скульптуры минотавров, словно охраняющие их босса от нежелательных гостей. Я развалился в кресле у стола, смотря как этот кучерявый тип что-то записывает в документах. Спустя пару минут он поднял взгляд на меня и поправил свои круглые очки на переносице. На нём был чёрный деловой костюм и белая рубашка. По сравнению с его нарядом, я в своих джинсах, чёрной шапке, потрёпанной джинсовке, накинутой на футболку и этими непривычными крыльями, торчащими из-за спины, выглядел как хипстер.

— Чен, рад приветствовать, — важным голосом сказал этот парень напротив, выглядевший даже младше меня.

Я откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди.

— Что вам от меня нужно? — спросил я и кивнул за своё плечо, показывая на крылья. — Сними это с меня и отправь обратно в ад.

— Не получится, — улыбнулся Нэл, — тебя как раз оттуда направили сюда. На исправительные работы. Ну, или что-то типа того.

— Исправительные работы?

— Ничего сложного, — Нэл подался вперед и положил руки на стол. — Твоя задача — некоторое время охранять одного человека. Быть его ангелом-хранителем, — он сделал паузу, — а крылышки тебе для красоты, — во весь рот улыбнулся он, — какой же ангел без крыльев.

— И что мне типа… спасать его надо? Следить за тем, чтобы он не умер?

— Ага, — кивнул Бог и поправил свою кудрявую прядь, спадающую на лоб.

— Что за человек? — спросил я без особого энтузиазма.

— Грэм Симмонс, двадцать два года, — Нэл кинул передо мной раскрытую папку с личным делом, где была прикреплена фотография парня и дана вся краткая информация. — Студент самого престижного вуза у нас в городе. Сын одного из успешных адвокатов, — на этих словах Нэл наконец закончил говорить как робот, который выучил текст наизусть, — короче, конченный мажор. Больше узнаешь о нём при личной встрече. Если он, конечно, захочет с тобой разговаривать.

Я бегло просмотрел папку с его делом и кинул её обратно на стол.

— И долго мне за ним присматривать?

— Две недели. Потом можешь возвращаться обратно к себе в ад, в свою зону комфорта.

— Отлично.

— Начинаешь завтра же, — улыбнулся Нэл и откинулся на спинку своего кресла.

Я скорчил презрительную гримасу, поднялся с кресла и прошёл к выходу, минуя скульптуры минотавров.


***


Даже по сравнению с преисподней, первые часы на земле мне показались просто ужасными. Город действовал мне на нервы своим бесконечным шумом, толпами бесцельно снующих по улицам людей, яркими баннерами и тупейшей музыкой, раздающейся чуть ли не из каждого заведения. В той, прошлой жизни, ещё до моей смерти и отправки в ад, я ненавидел людей. Ненавидел эту бесконечную рутину, не хотел превращаться в офисного планктона, а потом в дряхлого старика, поэтому и нашёл выход в тех немногих вещах, что приносили мне удовольствие — в драках, алкоголе и саморазрушении. А те, в свою очередь, привели меня к тому, что я стал наёмным убийцей. Теперь же, бродя по этим шумным улицам, я чувствовал себя стариком на пенсии. Мне уже не хотелось ни вечеров в клубах, ни красочных убийств, ни ежедневных драк на заднем дворе какого-нибудь бара.


Когда я добрался до нужного вуза, я сел на лавочку и ещё раз взглянул на фотографию. Словно строгий родитель, не желающий, чтобы его ребёнок шёл до дома один, я ждал своего человека. Когда он вышел из ворот я не сразу его узнал. Как минимум, мне мешала однотипная чёрная форма с эмблемой на груди у каждого из студентов. Грэм с дипломатом в руке появился в компании друзей, остановился возле входа и закурил сигарету. Он что-то обсудил со своими друзьями и двинулся дальше. Его двое друзей больше напоминали телохранителей, идущих по обе стороны позади него. Но он ещё не знал, что главный его телохранитель на ближайшие две недели — это я.


Вскоре он вместе с двумя своими шавками свернул в переулок, подальше от шумных улиц и элитных районов. Пройдя пару кварталов, Грэм остановился в одном из глухих дворов, который окружали лишь гаражи и мусорные баки. Всегда было интересно, чем занимаются такие мажоры после того, как прекращают строить из себя прилежных студентов и послушных детей. Ответ пришёл мне, когда все трое начали скручивать косяки прямо на капотах ржавых машин и глушить травку. Сидя на невысоком ограждении в нескольких метрах от них, я улыбнулся понимающей улыбкой. Как добродушный отец, который хлопает сына по плечу, и прощает ему его выходки. Но также я задумался о том, что если Грэм продолжит вести такой образ жизни, то никакой ангел его уже не спасёт. Как никто не спас однажды меня.

Когда он проходил мимо, я поймал его взгляд. Уверенный гордый взгляд человека, который получил от жизни всё. Его виски были выбриты, тёмные волосы зализаны назад, чётко выраженные скулы делали его похожим на Киллиана Мёрфи. А выглаженная, опрятная форма и дипломат в руке добавляли несколько очков в его копилку «правильного» студента. Он прыгал обратно в свой привычный мир — мир, где нет запаха травки, ржавых машин и прогулок по таким вот дворам. Но, увидев меня, он провалил тест на порядочность, усмехнувшись и сказав:

— Эй, чучело! Классный прикид!

Его друзья посмотрели в мою сторону, но, само собой, увидели лишь ограждение и пустой двор, а реплику своего друга приняли за последствия травки. Видимо, подружиться с ним у меня уже заранее не получилось. Но мы ещё посмотрим, кто из нас чучело. Я встал и посмотрел ему вслед, расплывшись в улыбке, свойственной больше чертям, нежели ангелам-хранителям.


***


Я проводил Грэма до дома — огромного трёхэтажного особняка, до которого он добирался на чёрном мерсе, купленном на деньги его заботливого папочки. Черные высокие ворота открылись перед ним, и Грэм въехал на территорию своих владений. Поняв, что мне ещё слишком рано и слишком бесполезно пытаться знакомиться с ним у него же дома, я решил дождаться его следующей вылазки в город, и уже потом попытаться с ним заговорить. Кто бы знал, что вечером мне предоставится просто потрясающая возможность это сделать.


Грэм может знать много вещей в этой жизни — где достать дешевую и качественную траву, как пикапить пьяных блондинок на своём авто, он может знать на зубок законы и права, учась на адвоката, но что он не знает — это правила дорожного движения. Ближе к ночи, выйдя из бара с бутылкой коньяка в руке, он, идя к своей машине, решил, что его вряд ли сможет убить такой же мудак как он, который, к примеру, будет гнать на скорости двести километров в час, не особо заботясь о пешеходах. И как только этот пьяный мажор начал переходить дорогу на красный свет, он услышал сигнал клаксона от приближающегося грузовика, водитель которого вряд ли успел бы нажать на тормоза.

Выкинув сигарету, я в одно мгновенье оказался возле Грэма и со всей дури толкнул его обратно на тротуар. Бутылка выпала у него из рук и разбилась об асфальт. Он посмотрел на меня пьяным и тупым взглядом, валяясь на земле под моим весом, и выдал первое, что пришло в его больную голову.

— Чу… чучело?! Я тебя где-то видел уже.


Вокруг нас начали собираться зеваки, спрашивая всё ли в порядке с этим придурком. Я поднялся с земли, отряхнулся и подал Грэму руку. Тот, подумав пару секунд, всё же взял её и поднялся на ноги.

— Кто ты, блять, такой?! — заплетающимся языком спросил он.

— Твой ангел-хранитель, — улыбнулся я, — приятно познакомиться.

Грэм поднял на меня презрительный взгляд. Люди, поняв, что с этой жертвой несостоявшегося дтп всё в порядке, начали расходиться. Сейчас Грэм меньше был похож на студента престижного вуза. Его форма сменилась модной зелёной толстовкой последних брендов, запачкавшейся в грязи после падения, обтягивающими джинсами и белыми кроссовками.

— Ты больной или как? — спросил он, приняв моё откровение за шутку.

— Я тебе вообще-то жизнь спас, — ответил я, разведя руками, — мог бы хотя бы спасибо сказать.

Мы молча уставились друг на друга. Он всё ещё верил в то, что перед ним стоит наряженный клоун с крыльями, украденными из реквизита школьной постановки, а я думал, осталось ли в нём ещё что-нибудь от адекватного человека или нет.

— Пошёл ты нахер, — ответил он, развернулся и пошёл прочь.

Нет. Не осталось. Вероятно, он решил, что я слишком безумен, а потому от меня можно ожидать чего угодно. А неизвестность и безумие — вещи, пугающие больше всего на свете.

Я поднял взгляд к небу, где виднелись звезды и полная луна. Вокруг шумел город, проглатывая меня в свой разноцветный и мигающий хаос, а я наконец-то почувствовал жизнь, вернулся на пару мгновений к тем моментам, когда я был счастлив.


***


Через несколько минут Грэм плюхнулся на переднее сиденье своего мерса. Как только он повернул ключ зажигания, он подпрыгнул от неожиданности, услышав мой голос.

— Тебя не учили, что нельзя садиться пьяным за руль?!

Я увидел его испуганный взгляд в зеркале. Он повернулся и с выражением одновременно и страха, и злости уставился на меня.

— Пошёл вон из машины!

— Слушай, что ты такой недружелюбный? — спросил я по-дружески, откинувшись на спинке. — Я тебе не сделал ничего плохого.

Судя по выражению его лица он понял, что из машины я не выйду. На его висках выступили вены, и, если бы я прислушался, мог бы услышать скрежет его зубов. Но я его понимал — какой-то мужик азиатской внешности с крыльями ходит за ним по пятам, разбивает бутылки с алкоголем, вламывается на сиденье дорогой тачки. Что ему оставалось делать? Из машины ему меня не выкинуть, из своей жизни — тоже.


Но, несмотря на все мои предположения, что Грэм сделает в следующую секунду, он сделал то, чего я ожидал меньше всего. Заблокировал двери автомобиля, повернул ключ в замке и нажал на газ.


Машина с диким визгом сорвалась с места, за пару секунд разогнавшись и нырнув в объятия ночного города. Я попытался сохранять невозмутимость. Максимум, кого он сможет напугать или убить этой поездочкой — этого самого себя. Мне же не требовался ремень безопасности, чтобы спасти свою шкуру. Отметка спидометра дошла до двухсот километров в час, когда Грэм гнал по широкому и почти пустому мосту. Он обгонял редко встречающиеся на пути машины, выруливал на встречку и то и дело давил на клаксон.

— Ты разобьёшься, придурок! — попытался образумить его я, схватившись за переднее сиденье, чтобы меня не сносило из стороны в сторону.

— Если я и разобьюсь, то только вместе с тобой, клоун! — крикнул Грэм.

Сколько самопожертвования! Какая драма! Какие красивые речи!

— Ты хочешь убить собственного ангела-хранителя? — спросил я не без улыбки.

Тот лишь рассмеялся, ещё сильнее надавив на газ.

— Меня не нужно охранять, — сказал он.

— Нужно! Как минимум от самого себя!

— Ну так и спасай, ангелочек, — ухмыльнулся он.

И в следующую секунду снова вырулил на встречку — прямо перед ехавшим на нас автомобилем. Я резко перегнулся через сиденье и крутанул руль вправо.

— Молодец, прошёл тест, — засмеялся Грэм.

Я не сдержался и отвесил ему подзатыльник, словно уставший от его выходок отец.

Грэм ещё сильнее вырулил вправо и машина врезалась в ограждение с моей стороны, заработав вмятину и кучу царапин на правом борту. Грэм буквально целовался своей машиной с этим ограждением.

— Ну что, уже не так весело?

Не знаю, хотел он меня напугать или угробиться сам, но угробить у него получилось только блестящий еще несколько минут назад мерседес. Я снова перегнулся и повернул руль влево.

— Кто тебя послал ко мне?! — крикнул он, посмотрев в зеркало.

— Бог, блять. Останавливайся!

— Ну-ну, — с этими словами Грэм повернул к широкому и опустевшему ночью пляжу.

Недалеко от дороги был пирс. Грэм свернул по направлению к пирсу и остановил машину в нескольких метрах от берега.

Через лобовое стекло я увидел как в морской воде отражается свет от луны.

Грэм положил руки на руль и опустил голову.

— Всё? Накатался? — спросил я, наконец расслабившись и упав на заднее сиденье. — Может поговорим?

Отдышавшись, Грэм открыл бардачок, в котором показалась рукоятка пистолета. Резко схватив его, он повернулся и направил дуло мне в лицо.


***


После своего первого убийства я проблевался. Я посмотрел на человека с завязанными за спиной руками, с дыркой во лбу и размазанными по стенке мозгами и меня вывернуло наизнанку. Люди, что были в тот момент со мной в комнате, одобрительно похлопали меня по плечу и поздравили с тем, что я прошёл посвящение в наёмники. Отсутствие какого-либо инстинкта самосохранения, тяга к разрушению всего вокруг и всё больше увеличивающееся число долгов заставили встать меня на эту скользкую дорожку.

Вскоре я скатился до того, что превратил убийства в обыденность. Для меня это уже не было чем-то особенным. Если раньше я блевал, нажимая на спусковой крючок, то теперь мог выполнить очередной заказ и пойти перекусить аппетитным бургером. Все эти люди — жертвы, выполненные заказы, превратившиеся в мой гонорар — все они просто жалкие ничтожные существа, цепляющиеся за свои такие же никчемные жизни в самый последний момент. Я не испытывал к ним ни жалости, ни симпатии. Я превратился в безжалостного робота. И всё шло хорошо до того момента, пока я не поссорился с теми, на кого работал. И вместо того, чтобы убить меня, как и полагается киллерам, они придумали способ изощрённей. Намного изощрённей.

В очередной раз, когда я при своём напарнике пустил человеку, сидящему передо мной на коленях с мешком на голове, пулю в голову, я не знал, что через пару секунд сниму с него мешок и увижу под ним лицо родного брата. Именно в тот момент я согнулся пополам и меня снова вывернуло наизнанку. Как и в первый раз. Я заслужил то, что со мной происходило. И заслужил место в аду.


***


Не дав мне сказать ни слова, Грэм трижды нажал на спусковой крючок. Послышалось три громких хлопка. Пули пробили меня насквозь, оставив некрасивые следы на обивке его задних сидений. В то время как на лице этого недоубийцы отражалась вся палитра эмоций — от ненависти к восхищению через удивление и страх. Я смотрел на него равнодушным и совершенно спокойным взглядом.

— Теперь ты со мной поговоришь? — нарушил я звенящую тишину.

В ответ я услышал лишь его громкий пронзительный крик, который был способен выбить окна в этой машине.

— Не бойся, ты не сходишь с ума, — улыбнулся я, — я тут в порядке вещей.

— Пиздец, — закончив орать, подытожил он.

— Ага, — кивнул я, — только Чен, а не «пиздец». Очень приятно.

Грэм молча уставился на меня, его волосы, когда-то зализанные назад, сейчас были разлохмачены и падали на глаза с обеих сторон.

— Нет, ну хочешь, пусти следующую пулю себе в голову. И тогда не будет проблем ни у тебя, ни у меня.

— Что тебе от меня нужно?

Отлично. От отрицания через гнев мы дошли до торгов. Если все пойдёт по плану, скоро дойдем и до принятия. Принятия того, что в твоей машине теперь катается ненормальный ангел.

— Да говорю же — ничего особенного. Подружиться. Поболтать. Мне скучно просто так две недели шляться за тобой по пятам и спасать от грузовиков и самого себя.

— Ага, — тупо кивнул он.

— Хотя эта гонка — последнее яркое событие в твоей жизни? — улыбнулся я. — Если да, то у меня для тебя плохие новости. Ты слишком скучен и примитивен — бары, одноразовые девушки, травка за гаражами, на «отлично» закрытая сессия в лучшем вузе страны. Ты прямо-таки типичный герой какого-нибудь триллера. В конце ты обязательно должен слететь с катушек от такой двойной жизни.

— Ты мне лекции собрался читать? — как ни странно, Грэм всё ещё держал направленный на меня ствол, несмотря на то, что тот был бесполезен.

— Лекции тебе прочитают в университете.

— Можно подумать, твоя жизнь была намного интереснее.

— Ненамного, — я пожал плечами, — но я делал то, что хочу я, а не то, что навязали мне родители. Я не прятал от них траву в тайниках дома. Чёрт, я даже не скрывал от них тот факт, что убиваю людей за деньги.

Я подёргал за ручку двери.

— Может выйдем, нет? Мне здесь не нравится.

Грэм отвернулся и разблокировал двери.

Я вышел на улицу и двинулся к морю. Лицо обдувал холодный ветер, на меня попадали капли воды. Я сел на берегу, любуясь красивым пейзажем, шумом волн и потрясающей луной.

Грэм подошёл через пару минут и сел рядом. Достав из кармана сигареты, он закурил и протянул одну мне. Как ни странно, курение — это одна из немногих вещей, которую я уже давно хочу попробовать снова. Я взял сигарету и прикурил от зажигалки Грэма.


— Может, ты и прав, — наконец сказал он, выдохнув облако дыма.

Вообще, меня направляли сюда для спасения, а не для перевоспитания. Хотя до полного перевоспитания этого мажора было ещё далеко. Это так, маленькие проблески разума в его голове, осознание того, что я прав.

— И ты правда будешь меня спасать? — Грэм улыбнулся такой улыбкой, будто прямо сейчас мог пойти и специально начать прыгать с крыш, зарабатывать смертельные болезни или травиться таблетками только ради того, чтобы проверить, вру я или нет.

— Ближайшие две недели так точно. Больше я тебе не вынесу, мне кажется.

— И какой в этом смысл? — спросил он.

Я лишь пожал плечами.

— Должен же быть какой-то смысл в том, чтобы я продолжал жить. Не думаешь, что все мы были созданы для какой-то своей цели?

— Нет никакой великой цели, — я выдохнул дым от сигареты, — мы просто бесцельно существуем. Потом также бесцельно умираем.

— А как умер ты?

Я снял шапку, и Грэм увидел на моём лбу дырку от пули. Не успел он ничего сказать, как я надел шапку обратно, натянув её на лоб.

— Я слишком заигрался в наёмного убийцу. Вот и поплатился за это, — я сделал паузу. — Но знаешь, что нас отличает друг от друга? Я всего добился сам, шёл по головам и вырывал себе место под солнцем зубами. А тебе всё досталось при помощи богатых родителей. И ты ничерта не используешь свои возможности во благо. По-любому только и делаешь, что избиваешь тех, кто слабее и глушишь сознание травой.

— Попробовал бы ты всего добиться сам, если бы за каждым твоим шагом следили. Не родители, так… так ёбаные ангелы, — улыбнулся он.

— Мне плевать на тебя, правда. Я как тот тупой качок в боевиках, который охраняет своего босса — делай что хочешь. Я буду молчать.

— И ты ни разу не жалел о своей жизни? — вдруг спросил он. — О том, что сделал?

— Нет, — ответил я. — Мне всё понравилось. А жизнь в аду нравится до сих пор. Это просто потрясающее место.

— Здесь не лучше, — с грустью в голосе ответил этот парень.

— Здесь не лучше из-за таких, как мы, — я посмотрел ему в глаза, — тех, кто портит жизнь себе и окружающим.

— И кому я испортил жизнь?

— Многим. Тем, о ком ты даже не догадываешься, — я уже говорил не столько с ним, сколько пытался сказать что-то себе из прошлого.

— Ну так и что с того? — вскипел Грэм, вскочив на ноги. — Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на кого-то ещё. Главное, что я делаю то, что приносит мне удовольствие.

— Приносит удовольствие или заглушает душевную боль и моральное давление со стороны родителей?! — я встал вслед за ним и посмотрел ему в глаза.

Он помолчал несколько секунд, докурил сигарету и бросил её на песок, раздавив мыском.

— Отвали, — буркнул он и пошёл к своей уже раздолбанной машине.

Время откровений прошло. Пришла ему пора снова надеть маску циника.

— Эй, призрачный гонщик, — бросив взгляд на бесконечное и спокойное море, я повернулся и крикнул ему вслед, — не подвезёшь?


***


Как ни странно, после той ночи мы подружились. Настолько, насколько могут подружиться бывший наёмник и будущий адвокат. Грэм уже не посылал меня нахер при каждой встрече и даже вроде бы смирился что теперь ходит чуть ли не под ручку с ангелом, который чуть что кинется его спасать. Мы катались по ночному городу, курили косяки в его роскошном особняке, разговаривали о жизни, смерти и статусах в обществе. Я же каждый день наблюдал за тем, как на него орёт отец, отвешивает ему пощёчины или кидается всем, что попадётся под руку. Я не оправдывал его поведение окружением и воспитанием, просто мне было грустно наблюдать, как его постоянно морально изводят. А он же в свою очередь занимался тем, чем занимался я в молодости — находил утешение на дне бутылки или в скрученной купюре. И, как и я однажды оступился, убив человека, Грэм, сам того не понимая, повторил мою ошибку.


***


Сид снял шляпу, обнажив свои рога и откинулся на спинку сиденья на центральном ряду кинотеатра.

— Я же говорил, что это была неплохая идея, — усмехнулся он, закинув ногу на ногу.

На экране проигрывалась запись. В роскошной гостиной с дубовыми столами, мраморными стенами, обивкой диванов из натуральной кожи и панорамными видами из окна, сидели два человека, рассуждая о смерти.

— Неплохая идея отправить одного из твоих чертей спасать человека? — с возмущением спросил Нэл, посмотрев на Дьявола. — Да они же спелись. Это два психопата, от которых теперь неизвестно чего ожидать.

— Ты прав, — усмехнулся Сид, — намечается что-то интересное. — Никогда бы не подумал, что они подружатся. А ты, кстати, готовься — скоро тебе придётся сообщить ему радостную новость.

— Мне кажется, он не сделает этого.

— А ты постарайся сделать так, чтобы он тебя послушал, — Дьявол похлопал Бога по плечу, и они продолжили смотреть фильм.

Показать полностью

Джеффри Томас "Панктаун"

Джеффри Томас "Панктаун" Рецензия, Книги, Панк-рок, Антиутопия, Джеффри Томас, Длиннопост

Ты создаешь себя, чтобы себя уничтожить.

Пакстон, или, как ещё его называют, Панктаун, – город, где нашли своё пристанище существа самого разного вида. Надоедливые мошки, жестоко мстящие создателям, чересчур чувствительные роботы, пришельцы, питающиеся человеческой плотью, и просто люди. Одинокие, отчаявшиеся люди. Панктаун вовсе не похож на толерантный рай, он больше похож на один из кругов Дантевского ада, где приходится выживать порой самыми изощрёнными способами. Город, где проще забыть вчерашний день, чем помнить, что с тобой случилось, город, где люди от недостатка работы и денег превращаются в нищих художников, творцов, которые иногда создают что-то поинтереснее простых картин на холсте.


Джеффри Томас стал для меня настоящим открытием. Бывает так, что ты лазаешь по сайту, желая купить что-нибудь интересное из альтернативы, и взгляд цепляется за книгу, про которую ты никогда не слышал. И у неё, в отличие от многих других книг серии, оказывается куча положительных оценок и отзывов на лайвлибе. А после покупки находишься в неописуемом восторге от того, что только что прочитал.


Медицина была для механиков. А он был художником. С помощью этих знаний можно было бы вылечить ухо. А можно и вывернуть его наизнанку, создав из плоти новый цветок. Уродливый или прелестный, он воплотит в себе чудо человеческого воображения, а не чудо бездумной инженерии Природы.

«Панктаун» – это сборник рассказов в жанре киберпанк. Коротких, но важных зарисовок о жизни людей (и не только) в этом городе. Джеффри Томасу отлично удалось передать гнетущую атмосферу безысходности и одиночества. Заброшенные здания, заводы, где роботы заменили людей, свалки, взрывы, ампутированные конечности, убийства ради убийств, постоянная паранойя и страх жителей города – всё это Панктаун, место, в которое не хочется возвращаться.


Персонажи рассказов – люди, от которых веет отчаянием. Они потеряли всякую надежду в этом городе и пытаются зацепиться хоть за что-нибудь – за близкого человека, за любимое дело, погружаясь в него с головой, за девушку, в которую до безумия влюблены (даже если эта девушка – их собственный клон). Они делают в рассказах тяжелые моральные выборы между добром и злом, человечностью и жаждой насилия, убийством во имя спасения и убийством ради мести. Все они – заблудшие души Панктауна, призраки, ненашедшие приют.


Это был их пузырь безопасности и безвременья — теплая постель в теплом уголке огромного холодного города в огромном холодном пространстве-времени.

Здесь милая официантка при помощи врачей удаляет из своей головы неприятные воспоминания; здесь молодой художник продаёт свою девушку как произведение искусства; безумный творец создает уродливых и искажённых клонов самого себя, над которыми впоследствии издеваются их обладатели; любопытный полицейский находит заброшенное здание, в котором, по слухам, живут призраки; а отчаявшийся робот-клон сбегает с завода, чтобы начать новую жизнь. Здесь происходят самые ужасные, но порой чертовски привлекательные вещи. И, несмотря на атмосферу полнейшей безнадёги, бьющего по ржавым подоконникам дождя и жестокости людей, Томас если и не заканчивает рассказ на счастливой ноте, то даёт своим героям хоть каплю надежды на светлое будущее.


Каждый рассказ – как удар под дых. В каждом рассказе, несмотря на их небольшой объем, поднимается множество морально тяжелых вопросов. О роли человека на планете, об искусстве, о чувствах, об искренней любви, о прошлом. После каждого рассказа хочется перевести дыхание и задуматься о собственной жизни.

Единственное, что мне не понравилось – маленький объем как самой книги, так и рассказов. Только ты погружаешься в жизнь одного конкретного человека, как тут же тебя выкидывает в следующий рассказ. Будто герои Томаса бежали марафон, передавая по кругу эстафету. Создалось ощущение, что показали трейлер к какому-нибудь шикарному большому произведению про Панктаун. С другой стороны, может, так и задумывалось – показать лишь частички жизни отдельно взятых людей, роботов или существ, не вдаваясь в подробности и оставляя открытые финалы.


Очень советую прочитать или прослушать один из рассказов - "Отражения призраков" в аудио-формате.


Он продолжит своё существование в качестве произведения искусства, даже после смерти.
Показать полностью

Рю Мураками "Фатерлянд"

Рю Мураками "Фатерлянд" Книги, Рецензия, Рю мураками, Отзыв, Фатерлянд, Триллер, Длиннопост

«Каждый живущий в этом мире - заложник, жертва насилия в той ли иной форме, но большинство людей не осознают этого на протяжении всей своей жизни.»

Времена, когда Япония была процветающей страной, куда съезжались толпы туристов, прошли. Япония потерпела финансовый крах – доллар рухнул вместе с экономикой страны, многие люди лишились работы или жилья, оттого отчаялись и опустили руки. Северная Корея, понимая, что другого шанса не будет, решает захватить Японию, отправив группу из девяти коммандос на один из её островов. Корейские солдаты, которых воспитывали посредством боли и пыток и превратили в машины для убийств, под видом повстанцев вторгаются в Фукуоку. Японские власти опускают руки, жители не знают, что им делать, и, казалось бы, корейские солдаты сейчас установят новую власть на острове. Но у Японии находятся неожиданные защитники – горстка психопатов, которых отвергало общество всю их сознательную жизнь.


Рю Мураками для меня – автор множества годных психологических триллеров, в которых он стравливает между собой двух противоположных людей со своими тараканами в головах. Это автор, в книгах которого куча "грязи", мерзких подробностей, жестокости и детских травм. И это никак не автор книг про войну. Поэтому, когда я узнал, что его новая книга "Фатерлянд" – о северо-корейском вторжении в Японию, я был удивлён и с предвкушением ждал что же из этого выйдет. А вышло нечто удивительное. Для меня книги и фильмы о войне (которые я терпеть не могу) – это истории о масштабных сражениях, перестрелках, истории солдат, бросающихся на мины, чтобы спасти товарищей, взрывы, крики и трагедии. Но Мураками пишет о другой войне. О войне двух стран-изгоев, которые ведут себя друг с другом как обиженные дети. Он создаёт удивительный коктейль из хорошей драмы, кровавого триллера и чёрной комедии.


«Покорность и смирение распространялись в помещении, словно дурной запах. Другими словами, это был отказ от какой-либо формы сопротивления. Новая власть, заявившая о себе в Фукуоке, была выстроена на насилии, а привыкшее к миру население Японии не испытывало ни малейшего желания иметь дело с жестокостью и подвергаться насилию. Никто даже не представлял, к чему это может привести. Неспособные даже представить насилие, не смогут и прибегнуть к нему.»

В "Фатерлянде" Мураками пишет даже не столько про войну, сколько про масштабный вооруженный налёт. Потому что очень сложно назвать войной то, что происходит: ни жители Японии, ни её власти не дают отпор врагу, вооружённые солдаты беседуют с Японскими художниками о искусстве, взрывов и смертей (по началу) по минимуму. И из нескольких миллионов жителей, только группа бродяг и сатанистов решает бросить корейским солдатам вызов. Демо-версия войны превращается в противостояние психопатов.


Одних всю жизнь готовили к войне – жестоко пытали, заставляли прыгать выше человеческих возможностей, убивали в голове хоть какие-то понятия о дружбе, командной работе и сочувствии. Иными словами – превращали в роботов, которые без тени сомнения в нужный момент смогут нажать на курок. Других же отвергло общество за их прошлые грешки – кто-то разрубил напополам свою одноклассницу, кто-то подорвал офис/зарезал родителей/собрал коллекцию ядовитых насекомых или же целый арсенал оружия, каждый из группы бездомных побывал в приюте и не понаслышке знает, что такое одиночество, боль и страхи. И две эти группы людей – корейцы, рожденные убивать, и японцы, не знающие жалости – сходятся в неравной схватке за свои идеалы и свою Родину, пока все остальные предпочитают молчать.


«Мори не понимал, откуда у людей может появиться такая жажда разрушения, но она присутствовала у всех, и все об этом знали. При отсутствии четкой цели стремление разрушать неизбежно обращается либо на самого себя, либо на близких, либо на все общество в целом.»

Но чтобы сражаться, нужно знать, за что сражаться. Корейцы, привыкшие к жесткой власти в своей стране, всю жизнь подчиняющиеся Великому Руководителю, не колеблются, когда им поступает приказ захватить Японию. Но вместо страны-агрессора, на землях которой однажды безжалостно пытали их солдат, они видят бедную полуразрушенную страну с её мирными жителями, которые относятся здесь к ним дружелюбней, нежели в их собственной стране. А жители Японии, в свою очередь, видят в вооруженных солдатах не захватчиков, а спасителей. Срабатывает то ли стокгольмский синдром, то ли здравый смысл, но что-то определенно им начинает подсказывать, что собственная страна доставила им больше проблем, чем девять коммандос, захвативших остров. И в итоге никто не знает ни за что сражаться, ни что теперь делать. Все просто продолжают жить как ни в чем не бывало, забывая о том, что на в их родной стране, в их собственном фатерлянде происходит переворот.


Больше всего от Мураками достаётся, конечно же, политикам – всем этим министрам, депутатам, чиновникам, бюрократам, которые стоят у власти, но, узнав о том, что Японию захватывают, не делают ничего. Они собирают экстренные заседания, на кого-то орут в трубку, кого-то с треском увольняют, обвиняют, хватаются за головы с мыслями о том, в какой заднице они оказались, иными словами – треплют языками и придумывают название захватчикам, которое бы лучше звучало на телевидение, в то время как люди из самых низших слоёв, обитатели самого дна, уже готовят взрывчатку и заряжают пушки. И это как нельзя лучше передаёт саму суть всей политики – как только доходит до дела, ни один депутат ничего не может сделать. Потому что пистолет тяжелее ручки, холодный пол хуже офисного кресла, а одиночество и боль страшнее скуки.


«Им нечего больше ждать, не на что надеяться, у них нет никакого плана действий. Страна, у которой есть цель и которая знает, что нужно сделать для ее достижения, не станет обряжать своих людей в клоунские тряпки.»

В итоге у Мураками получается почти анекдотичная война. Война, в которой нет ни победителей, ни проигравших. Война, о которой забудут через несколько месяцев. Он нароком рисует гротескные, сатиричные, абсурдные ситуации, чтобы показать всю нелепость этого противостояния. Получается не масштабная схватка, а добротный триллер с присущими автору кровавыми подробностями самых изощрённых убийств.


Каждая глава, как мини-рассказ о жизни человека, на которого так или иначе повлияла эта искусственная война. Мураками показывает нам каждого: от затюканного журналиста до отчаявшейся женщины, от солдата, готового умереть за свою страну до подростка, хвастающегося оружием, от бездомного обоссавшегося старика до строгого генерала, от вида которого холодеет внутри. Водит нас по барам, кабинетам министров, шумным офисам, захваченным пятизвездочным отелям и лачугам беспризорников, показывая всё и всех изнутри.


И главный лей-мотив, что проходит сквозь всю книгу – сражаться и воевать надо не из-за приказов свыше и не из-за слов Великого Руководителя. Сражаться надо за свою страну, свой личный фатерлянд. Но сражаться, как оказалось, готовы не офисные клерки, а чудаки, городские сумасшедшие, обезумевшие бродяги, которым, в отличие от власти, не насрать на свою родину. Только они и готовы к радикальным мерам без долгих раздумий и лишней болтовни. Их могут осуждать за радикальные меры и смерти неповинных людей, но эти люди всю жизнь только и ждали возможности что-либо взорвать, в кого-нибудь выстрелить, выпустить демонов из своей груди, и когда у них появился карт-бланш на разрушение – добра ждать не следовало. Но не будем обманываться – про горе-спасителей, как и про недо-войну скоро забудут, будто ничего и не было. Да и было ли что-нибудь?


«Если ты попытаешься подавить свое безумие, оно сожмется в крошечный шарик, который однажды взорвется. Впрочем, норма и безумие часто трудноразличимы. "Норма" не имеет ничего общего с миссионерской позицией. Безумие лежит внутри, но то, что мы могли бы назвать сутью товарищества, то есть то, что символизирует нормальность, всегда находится где-то снаружи.»
Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!