DoktorLobanov

Прочитал недавно в новостях, что учителям в школах Флориды разрешат носить с собой оружие. Для защиты школьников от террористов и преступников, а заодно от учеников, которые могут устроить очередную бойню. А под статьёй – десятки комментариев, мол, довёл Трамп Америку, мол, и школьники там сумасшедшие, расстреливают товарищей, и без вооружённой охраны школам никуда. Короче, загнивает Запад полным ходом и у нас бы такое ни за что не случилось.

А я вот помню, как в 1986-м году, в давно почившем Советском Союзе в мою школу пришёл вот такой киллер. Автомат или пистолет он тогда не достал, но вооружился чем смог.

Учился я во втором классе и занятия наши проходили на первом этаже, в отдельном коридоре, отгороженном от остальной школы стеклянной дверью. В той же школе учился мой сосед Мишка, парень старше меня лет на шесть, а поэтому авторитет непререкаемый. Ввиду отсутствия отца и старшего брата – образец для подражания и кумир. Спортсмен, пионер, заводила.

Кто в свои тринадцать поделился со мной первой сигаретой? Мишка. С кем мы подожгли деревянный заброшенный сарайчик? С ним же. Кто выломал окно подвала, чтоб детсадовцы могли играть там в «Детей подземелья»? Мишка. Кто научил меня ловить верёвочной петлёй голубей? Ладно, не помню, но мне кажется, что без него и тут не обошлось. Вела нас дорога приключений и из нашего тандема, по мнению моей матери, не могло получиться ничего хорошего.

А в одном классе с Мишкой учился мальчик Гриша. Молчун и тихоня, замкнутый и слегка не от мира сего. Короче, готовая жертва. Чем одноклассники и воспользовались.

Положа руку на сердце, стоит признать, что Мишка-таки был хулиган и задира. Учился не очень, спортом занимался много, да всё больше теми видами, где по голове сильно бьют. Однако Гришу он особо не обижал. Это была для него слишком мелкая рыба. Он ведь лидер класса. Ему по рангу не положено. У Гриши была парочка постоянных обидчиков. Фантазией те не отличались. То книги раскидают, то в портфель воды нальют, то на спину бумажку приклеят «Пни меня». Ну и обзывания всякие, прозвища обидные. Классика.

Гриша терпел. На обидные прозвища огрызался, молча собирал книги, выливал воду из портфеля. Жаловался учителям. Обидчиков пару раз вызывали к директору, но это когда-нибудь помогало?

А как-то по весне сидели восьмиклассники в кабинете химии. Скучали, в ожидании окончания лабораторной работы, смотрели в окно, на пробуждающуюся природу. И вот от этой скуки обидчики решили над Гришей поиздеваться. Учительница как раз зачем-то вышла, а два малолетних дебила набрали в банку воды, да и плеснули Грише на школьные брюки.

Девчонки хихикают, обидчики довольны. А Мишка возьми и ляпни:

- Ты, Гриша, до восьмого класса доучился, а штаны намочил, как в детском саду.

И ведь не со зла ляпнул, так пошутить решил, перед девчонками выпендриться и ситуацию сгладить. Но для Гриши это стало последней каплей. Как потом оказалось, имелись у него проблемы в психической сфере а тут весна, обострение. Ещё и Мишка со своей глупой шуткой.

Гриша встал, пнул портфель и ушёл под гогот одноклассников.

Ну ушёл и ушёл. Удивило это только вернувшуюся учительницу, которая отметила в журнале отсутствие ученика.

А ушёл Гриша не просто так. Вернулся он домой, достал из шкафчика на кухне топорик для рубки мяса (был такой в каждой уважающей себя советской семье), заткнул за пояс полдесятка ножей разных размеров, захватил молоток и пошёл Мишку убивать.

Наверное, не стало бы у меня в тот день соседа. Затаился бы Гриша в засаде и рубанул с плеча. Да на счастье вооружённого до зубов ученика заприметила бабушка-вахтёрша с первого этажа школы. Прямо с вахты позвонила директору. А тот видно в курсе был Гришиных проблем, потому что по селекторной связи объявил в школе панику.

Учителя сработали слаженно. Учеников мигом разогнали по классам, двери завалили партами и прочей мебелью, закрыли на ключ, подпёрли швабрами, короче забаррикадировали, как могли.

Нас, второклашек, заперли в отдельном коридоре. Учительница держала оборону возле стеклянной двери. Если бы Гриша рванул в наш коридор – она вряд ли бы устояла. Но начальные классы мститель проигнорировал и прямиком направился убивать обидчика.

В кабинете химии уже никого не было. Урок давно кончился. Киллер с досады расколотил окна молотком, прошёлся по лабораторной посуде, досталось портрету Менделеева и его знаменитой таблице, которую искренне ненавидит уже не одно поколение школьников. Ворвался в лаборантскую, захватил с собой бутылку с серной кислотой. Прибавил её к своему арсеналу.

А Мишка, как назло, всю суматоху пропустил. Курил он за забором школы с корешами. Вернулся перед уроком – что такое? Коридоры пустые, классы заперты. Школа будто вымерла. Война что ли?

И тут в другом конце коридора показался Гриша. Увидел обидчика, заорал, поднимая над головой топор. Мишка соображал быстро, а бегал ещё быстрее. Поэтому следующие полчаса держал запыхавшегося киллера на расстоянии от своего драгоценного организма. Бегал от него по коридорам, ещё и орать что-то провоцирующее не забывал.

Гриша выдохся. Был он парнем неспортивным, слабым здоровьем. Устал. Бутылку с кислотой разбил, нож потерял. А обидчик маячит перед носом, недосягаемый. Обидно.

Между тем, на телефонный звонок испуганного директора в школу примчалась небывалая сила – целых два милиционера на жигулях с мигалкой. Переговоры с террористом вести не стали. Выловили в одном из коридоров, с размаху дали дубинкой в лоб и разоружили оглушённого.

Потом, конечно, был скандал. Мишку исключили из пионерской организации, Гришу выперли в школу для «особенных» детей. А вот основные обидчики аутсайдера отделались лёгким испугом. Кстати – основное отличие от современной школы. За этот инцидент не уволили директора, и никто из преподавателей не пострадал, даже с химички премию не сняли.

Так что теперь, когда я смотрю по телевизору про очередной расстрел в американской школе, я вспоминаю, топот ног одинокого подростка по коридорам, тень с топором на хрупкой стеклянной двери, испуганную толпу первоклашек и то, как молилась юная учительница начальных классов, комсомолка и атеистка до того памятного весеннего дня 1986-го года. 

Во второй половине девяностых, когда я работал санитаром в приёмном отделении районной больницы, жизнь у народа была грустная и бесперспективная. По крайней мере, в нашем городе. А потому народ пил. Пил отчаянно, ежедневно и всё, что горит. Напившись, кто-то в падал в беспробудный сон на городской клумбе, кого-то охватывала молодецкая хмельная удаль и он бодался с фонарями и стенами, а кто-то терял тягу к жизни и пытался суициднуться.. Все три категории доблестная милиция привозила к нам в приёмное. Поэтому наше отделение медленно, но уверенно превращалось в филиал вытрезвителя.

Приходишь утром на работу, а там уже веселье. В сумерках патруль привёз милого дядечку, «растущего» на травке у ног памятника Ленину. То ли начитался трудов вождя пролетариата, то ли сочувствует угнетаемым пеонам Южной Америки, интеллигент, короче. А тут «менты поганые» весь кайф сломали. Взяли под белы рученьки – и к нам. А чтоб было с чем везти, пару раз уронили интеллигента на асфальт. ЧМТ под вопросом, рассечения мягких тканей лица, именуемое в народе «асфальтная болезнь». И веточка осенней астры, кокетливо торчащая из кармана. К бабе ж шёл, что непонятно.

Патруль пациента скинул – и бежать. Мол, теперь, Гиппократы, сами разбирайтесь. Медики – люди гуманные. Капельницу пациенту. Тот от кайфа отошёл, и ну обижаться на медсестёр и санитарок. Ещё бы. Он пил, пил, удовольствие получал, мозг в иные измерения отправлял. А тут медики на раз-два все его усилия в прах обратили. Обидно? Несомненно.

Вхожу в приёмное – дым коромыслом. Санитар Виталик висит на дядечке, его хитрый напарник Аркашка прячется под столом, санитарка тётя Валя с тряпкой наизготовку в боевой позиции. На полу скользко, ибо пациента уже пару раз вытошнило, медсёстры в истерике.

А запах…

Я ж молодой был, глупый. Бросаюсь на помощь Виталику, вдвоём укладываем пациента на лопатки. Аркашка проникается ситуацией, понимает, что сила на нашей стороне, выползает из-под стола и придерживает пациента за ногу двумя пальчиками.

- Мать-мать-мать! – вежливо кричит дядечка.

Тётя Валя ласково гладит его половой тряпкой по лицу.

- Не матерись тут, в медицинском учреждении.

Испуганный тряпкой пациент затихает, позволяет поставить капельницу обратно. Потом лежит, хрюкает, ворчит в нашу сторону, но сломленный, больше не бузит.

И так каждый день.

А как-то вечером во дворе привычно тормозит милицейский УАЗик.

- Эскулапы, тут такое дело, - смущается плечистый сержант. – Короче, пацана мы на улице подобрали.

- Какого пацана? Мы же не педиатрия, - заранее возмущается фельдшер Дима.

- Да обычного пацана. Лет восемь ему, - сержант мнёт в руках пятнистую кепку. – Ехали по улице – смотрим какой-то кагал пацанят на скамейке. Мы-то понимаем, что противоправничают. Фарами на них – они и разбежались. Этот остался.

- Били что ли?

- Да какое били, - отчаянно машет рукой сержант. – Пили.

- Что пили?

- Да уж не лимонад. Самогон откуда-то достали или водки у бабок перед магазином купили. Бабки и младенцу продадут. Те, что убежали видно постарше были, поопытнее. А этому плеснули стакан, он маханул – ну и в отруб. Вот, привезли.

И милиционеры заносят в приёмное щуплое тело. Пацан одет обычно. Ну как все пацаны. Тенниска там какая-то, спортивный костюм типа «Адидас» китайский, кеды. Не бомж малолетний, не беспризорник. Но пьяный настолько, что даже дышит с трудом.

Надо спасать подрастающее поколение. Раздели его – и в реанимацию. Реаниматологи вытащили откуда-то детскую кровать, с решётками деревянными, втиснули туда пациента, написали в бумагах «алкогольное отравление» и ну лечить.

Утром прихожу в реанимацию. Сидит наш малолетний алкоголик в кроватке, руками за деревянные прутья держится и грустит. А реаниматолог Валентина Павловна сидит рядом с ним за столом, бумаги заполняет и громко читает нотации, воспитательную работу проводит.

- Что из тебя получится, идиот малолетний? Если ты в восемь лет так бухаешь, что с тобой дальше будет?

- Тётенька, я только один раз, - ноет пациент.

- Все когда-то один раз. А потом в наркологию.

Валентина Павловна дело говорит. На соседней койке лежит начинающий бомж Михалыч. Михалыч у нас уже в третий раз. То спирта технического отхлебнёт, то полироли переберёт, то «Момента» обнюхается.

И вот этот Михалыч открывает припухшие глаза, смотрит на пацана, ухмыляется во весь свой беззубый рот и по-доброму так говорит:

- Ты, докторша, хлопцу то мозги не парь, ты ему лучше полстакана спирта плесни. Пусть опохмелится.

Парень в ужасе. Смотрит на Михалыча и вижу я в его глазах, что пить зарекается. Наглядная агитация.

К полудню за малолетним алкоголиком родители приехали. Мы как папашу увидели – сразу поняли, это у них наследственное. Тот же Михалыч, только зубов больше.

Жалко парня, но тогда много таких было.

А через пару дней ночью привозят ещё одно бездыханное тело. Мы его опять под капельницы, в мочевой пузырь катетер с мешочком, чтоб не обписял нам всю реанимацию. А там хитрость одна. Чтоб катетер из мочевого пузыря не убежал – туда воздух вдувают, на конце катетера пузырёк образуется. Пока воздух не откачаешь – катетер не вылезет.

Ночью бегаю по больнице, с медсёстрами заигрываю. Подхожу к реанимации и вижу на линолеуме кровавые следы и медсестричку Свету в состоянии легкого удивления.

- Что это? – удивляюсь я.

- Я только на минутку отошла, - жалуется Света. – Хотела растворы на утро забрать. Прихожу – а пациент ночной все капельницы и катетеры из себя выдрал и сбежал.

- И ТОТ катетер?

- И тот тоже.

- А где он?

- Пошли по следам.

Идём по кровавым каплям, кое-где размазанным босой пяткой. А в конце коридора туалет служебный. И выходит оттуда наш пациент в чём мать родила, а точнее в чём он в реанимации лежал. В кровище весь, и оттуда тоже кровь капает.

- Иванов, - плачущим голосом говорит Света. – Что ж ты, подлец, с собой сделал?

- А чё? – удивляется пациент. – Я просыпаюсь ночью. Смотрю – больница. А писать хочется – аж невмоготу. И трубка какая-то оттуда торчит. Я трубку выдрал и пошёл туалет искать.

- Иванов, а вам не больно? – осторожно интересуюсь я.

- Не-а, - гордо говорит пациент. – Но чешется, блин.

И пошёл обратно в реанимацию, гордо посверкивая голым задом.

- Уволюсь я отсюда, - всхлипывает Света.

А я ухожу тётю Валю искать, чтоб пол помыла.

А ещё в эту ночь на меня пациента стошнило. Но это уже совсем другая история.

Участники этой истории без труда узнают себя в героях рассказа. Они, конечно, будут возмущаться, но пусть лучше посмотрят со стороны, как всё это выглядело. И пусть кое-кому будет стыдно. Хотя бы одну секунду.

Лет десять назад мой коллега Станислав капитан-медик и начальник санслужбы одной из региональных частей «попал на клык» своему непосредственному столичному начальнику – подполковнику Абрамову. Ни с того ни с сего тот объявил Славе подряд два выговора по какой-то надуманной причине, а три выговора в нашей армии – это уже серьёзно и грозит увольнением. Слава удивился. Абрамова он знал ещё по гражданской жизни, когда Слава был студентом первых курсов медуниверситета, а Абрамов там же заканчивал военмед. Они не раз пересекались и даже почти приятельствовали. Абрамов после окончания был направлен начмедпунктом в часть, потом переучился и попал в санслужбу. И вот когда он туда попал, а особенно когда получил майора – тут его как будто подменили. Стал груб в отношении бывших коллег, на проверках хамил, за каждую мелочь, которую можно было устранить за пять минут – драл нещадно.

Досталось и Славе. После второго выговора «ни за что» он осторожно позвонил в Минск бывшему однокурснику – а ныне майору в головной организации.

- Ваня, что происходит? Чего Абрамов на меня взъелся.

Ваня, как «пиджак» «пиджаку» ответил честно, но шепотом в трубку.

- Наверное, хочет кого-то из своих на твоё место поставить. Уже не раз командиру докладывал, что ты, мол, ненадёжный, своевольный, и вообще «пиджак». А часть ответственная, туда надо кого-то из военных.

Слава вздохнул и принялся морально готовиться к увольнению.

А тут сентябрь сменился октябрём, и в армии по приказу министра обороны наступила зима. То есть все военнослужащие облачились в зимнюю форму одежды. Да вот беда, часть, где служил Слава, располагалась южнее столицы и температура там была выше. Поэтому в самый разгар солнечного октябрьского дня солдаты на плацу парились в тяжёлых бушлатах, потели и мучились. Командир, попавший в часть из десантников, солдат пожалел и устно приказал форму одежды облегчить. Бойцы с радостью спрятали зимние шапки и помянули командира добрым словом.

Вот под всё это безобразие и прибыли из столицы проверяющие. Абрамов, получивший к тому времени подполковника и второй подполковник Сергей Владимирович, начальник эпидотдела.

Абрамов только за КПП – сразу на Славу орать:

- Что, б.., у тебя в части творится?! Почему солдаты не по форме?!

Слава молчит, безоблачное небо разглядывает, вид делает лихой и придурковатый. Абрамов поорал, поорал, пошёл часть проверять. И всё ему не так, и всё не то. Стенгазета в казарме не того цвета, доски пола не в той тональности потрескивают, вороны не строевым шагом по плацу ходят.

- Короче! – орёт подполковник. – Надоело мне всё это! Третий выговор – и полетишь ты из вооружённых сил пробкой! Нам тут такие не нужны!

Слава эту фразу уже где-то слышал.

Проверяющий поорал – устал. Проголодался. Офицеры части подполковника подхватили и повели в ближайший ресторан – выгуливать.

Остались Слава и второй подполковник вдвоём.

- Товарищ капитан, - вдруг говорит подполковник. – Мне очень стыдно.

- Что? – удивился Слава.

- Мне очень стыдно за моего коллегу и я приношу свои извинения. С моей точки зрения ваша часть вполне нормальная и никаких глобальных проблем я не выявил.

- Спасибо, товарищ…

- Сергей, в особо торжественных случаях – Сергей Владимирович, - перебил капитана подполковник. – Слушай, не в службу, а в дружбу. У тебя в городе есть одно памятное место. А я историю ВОВ очень люблю. Если тебе не сложно – покажи мне это место.

- Конечно! – обрадовался Слава. – Поехали.

Ходят они с подполковником по памятному месту, Слава историю любит, поэтому рассказывает интересно и с подробностями. Откуда немцы наступали, где кто оборонялся.

Тут звонок. Абрамов – пьяный уже вдребодан. Язык заплетается.

- Слышь, капитан, у меня капли в нос кончились! Подскочи в аптеку – привези мне.

Слава смотрит на подполковника. Тот пожимает плечами.

- Что тебе сказать? Вот я бы на твоём месте послал бы его подальше. Но я не на твоём месте. А карьеру тебе он испортит.

- Так и так испортит, - вздыхает Слава.

- Ещё не всё потеряно. Иди в аптеку, я сам тут похожу ещё.

И Слава поехал. Купил в аптеке какие-то отечественные капли. Заходит в ресторан. Подполковник в виде непотребном, раскрасневшийся, в расстёгнутом на пузе кителе учит жизни офицеров проверяемой части. Те кивают, примериваясь, в какую часть полковничьей головы лучше бить табуреткой.

- Принёс?! – увидев капитана заорал Абрамов.

Слава молча поставил перед подполковником коробочку с каплями.

- Ну что ты как неродной?! – поморщился Абрамов. – Мы ж с тобой в одном универе учились. И теперь одно дело делаем. Садись!

Сел.

- Выпей со мной, - Абрамов плеснул в рюмку водки.

Слава выпил.

- Я тебя научу работать, - не смущаясь присутствием офицеров, заговорил подполковник. – Ты вот их жалеешь, прощаешь. А их давить надо! Вот как!

И он поднёс к носу капитана кулак покрытый веснушками и рыжим волосом.

- Надо чтоб они тебя боялись – тогда уважение будет! Понял?!

- Понял, товарищ подполковник.

- Ну раз понял – вали отсюда, настроение портишь!

Слава ушёл.

Наутро Абрамов слегка похмелился и пошёл к командиру части акт проверки писать. С ним в кабинет и Слава с Сергеем Владимировичем зашли – потому что комиссия. Командир о вчерашних разговорах наслышан. Молчит, смотрит на проверяющего из-под бровей. Абрамов развалился в кресле, фуражку на стол кинул.

- Бардак у вас в части творится! – начинает заводиться проверяющий. После вчерашнего ему плоховато, а ещё и домой ехать. Поэтому настроение не очень. – На складе – непорядок, в столовой – грязно. И главное – почему солдаты не по форме одеты?!

- Не по форме?! – поднял брови командир. – А вы, товарищ подполковник в каком головном уборе в часть прибыли?

- А какое это имеет значение? – насторожился Абрамов.

- А такое, что приехали вы на проверку в фуражке, а никак не в зимней шапке. А следовательно тоже нарушаете форму одежды, установленную министром с восемнадцатого числа.

- Да я?!

- Что я? – зло сказал командир.

- Да я на вас такую бумагу напишу, что вас с должности снимут.

- А вот мы сейчас на освидетельствование в ближайшую больницу съездим, - предложил командир. – А то что-то запах от вас, товарищ подполковник, какой-то подозрительный. Не явились ли вы на проверку в состоянии алкогольного опьянения?

- Э-э, - растерялся Абрамов.

- А за подобное поведение ваше командование может и вас снять, не так ли, товарищ подполковник? Я слышал, что ваш командир крут нравом и не любит такие выходки подчинённых.

Абрамов вскочил.

- Я этого так не оставлю!

Схватил фуражку со стола – и к выходу.

- Куда?! – рявкает десантник, который как известно, бывшим не бывает. – Бойцы – задержать!

И перед Абрамовым в дверях вырисовываются два сержанта с самыми недружелюбными лицами.

И тут понял подполковник, что он попал. Что командир в своей части царь и бог, а до столицы ещё добраться надо. И что поволокут его пузатое нетрезвое тельце сейчас к эскулапам, а там в крови столько промилле, что о дальнейшей карьере можно забыть.

Чуть ли не на колени рухнул Абрамов перед командиром. Весь гонор с него мигом слетел.

Слава с Сергеем Владимировичем стоят, краснеют.

- А теперь давайте акт проверки обсудим, товарищ подполковник, - цедит сквозь зубы командир.

Уезжал Абрамов из части пришибленный, молчаливый. Глаза от встречных солдат прятал.

А командир части вызвал Славу к себе.

- Если он тебя доставать будет – ты мне скажи. Мы мигом на этого товарища управу найдём. Мне таких медиков, как ты терять нельзя. Хоть и «пиджак», но свой человек. Иди, служи, капитан.

Слава до сих пор в той части служит. Майор уже. А вот Абрамова настигла-таки карма. Попался за рулём нетрезвый. А у нас в армии за такое быстро увольняли.

На кого сейчас орёт?

P.S. Уважаемые читатели. Несмотря на метель, которая обрушилась на Минск, на встречу с автором на 25-ю международную книжную выставку пришли самые стойкие читатели. Спасибо талантливому автору Андрею, прекрасной Полине, Виталию, Дмитрию, Александру, Ольге, и в особенности моему коллеге по перу @smile2, который не пожалел своего времени и приехал пообщаться лично. Надеюсь все его проекты будут успешными.

Было это в конце 90-х, когда в жизни рядовых граждан бывшего Союза что-то начинало проясняться, появлялся свет в конце тоннеля, но как оказалось, для некоторых это был свет идущего навстречу паровоза.

Я ехал домой. Прошла тяжёлая неделя студента первого курса медвуза и я торопился в свой райцентр к маминому борщу и родному туалету без любопытных соседей, заглядывающих через низенькие фанерные перегородки. Ради этого я готов был полночи (а точнее 8 часов) трястись в сонном медленном поезде.

И вот выбираюсь я из общего вагона, ноги мои затекли, голова гудит, на дворе – полпервого ночи. А поезд приходит на вокзал Полоцка. У вокзала уже собрались таксисты, маршрутчики и последний большой автобус – «пятёрка». Следующий поезд – в пять утра, и до этого времени другого транспорта в мой родной Новополоцк не будет. Между Полоцком и Новополоцком – «золотой» маршрут. Пять километров деревень. Несколько тысяч человек живут в одном городе и работают в другом. А ещё вокзал только в Полоцке и добираться домой опять же на междугородном автобусе. В девяностые маршрутчики «пятёрки» и « десятки» считались богатыми людьми, потому что медленный скрипящий автобус ходил едва ли раз в полчаса.

Я – студент. Мне не до маршрутки и такси, поэтому бегу к автобусу. Старому желтому Икарусу, в котором летом невыносимо жарко, а сейчас, зимой холоднее, чем на улице. Автобус ждёт, открыв двери-гармошку. Билет – пусть будет пять рублей. Опускаю руку в карман – и, о ужас! Не нахожу там кошелька. Смутно помню, что где-то в районе Борисова в общий вагон зашла бомжеватая парочка, пристроилась недалеко от меня. Но я ж спал, не нашёл в себе силы проснуться. Видимо эти товарищи и позарились на тощий студенческий карман. Наварили немного – потёртый дерматиновый кошелёк, да искомые пять рублей на талончик – больше у меня не было.

Вот уроды! Но мне-то что теперь делать. Глубокая зимняя ночь. До дома – пять километров по пустынной дороге между городами. Мобильники только у «новых русских». Надеясь на лихую удачу, заскакиваю в автобус с толпой других пассажиров. Рассаживаемся, и автобус трогается. И тотчас же от кабины водителя по салону начинает двигаться пожилая женщина-кондуктор. Собирает как раз по пять рублей и отдаёт взамен кусочки длинной талонной ленты. Некоторые пассажиры купили билеты заранее, в киоске, и пробили их компостером в автобусе. Эти показывают кондуктору пробитые талоны. Та кивает и идёт дальше. Я начинаю лихорадочно копаться в карманах в поисках талончика. Фиг вам. Нашёл только яркий талончик со столичного автобуса. Но он категорически отличается от блеклого районного.

Что делать? Я заранее состраиваю жалобную физиономию, чтобы упросить тётеньку-кондуктора поверить мне в долг и не выгонять на мороз. А мороз, кстати, крепчает. Зима. Между городами, по пустынным полям метёт белорусская мини-пурга. Тоскливо помаргивают деревенские окошки.

Кондуктор всё ближе. Вот она подходит к моему сидению, смотрит на меня, я уже открываю рот, чтобы жалобным голоском попросить меня не высаживать. И тут случается чудо. Кондуктор молча кивает «Билет?» и идёт мимо. То ли дремлет на ходу, то ли лицо у меня честное.

Пронесло!!!

Я прячу красное от стыда и облегчения лицо в воротник и смотрю в окно, на проплывающие мимо деревни. Икарус покачивается, стонет, ревёт усталым двигателем, которому давно пора в ремонт. Пассажиры впадают в какую-то медитацию. И тут на очередной остановке в салон заскакивает парень в заснеженной куртке. Кондуктор оживает, отрывается от своего места и плывёт к нему.

- Ваш билет?

Парень лихорадочно копается по карманам.

- Ваш билет? – уже настойчивей повторяет кондуктор. – Или покупайте.

- Слушайте, нет у меня билета, - вздыхает, наконец, парень. – Ну так получилось.

- Тогда сходите на следующей остановке, - жестко говорит кондуктор. Из сонной добродушной женщины она мигом превращается в злобного стража ночного автобуса.

Парень смотрит в окно. Там снег, поля, ночь. До города ещё километра три осталось. Тогда он поворачивается к салону. Достает из кармана початую пачку сигарет и поднимает её над головой.

- Мужики, купите сигареты по пять рублей.

Все молчат. Конец девяностых. В людях не осталось сочувствия и понимания. Автобус останавливается на остановке и открывает дверь. За дверью – темнота, слышно, как где-то вдалеке воет собака.

- Выходите! – говорит кондуктор.

- Куда ж я пойду? – теряется парень. – Холодно.

- Деньги пропил – сам виноват. Выходи.

Парень снова смотрит в салон. Все отворачиваются и демонстративно смотрят в окно.

- Ну что вы за люди? – вздыхает парень.

Последний раз поднимает руку с сигаретами, смотрит прямо мне в глаза. Потом пожимает плечами и выходит. Дверь закрывается, и автобус уезжает, оставляя его на заснеженной остановке.

Двадцать лет прошло, а я иногда его вспоминаю.

Прости меня, дружище, если бы у меня в тот момент была хоть копейка – отдал бы не задумываясь, если б в кармане был талон – поднял бы голос в твою защиту. Сам ехал чудом. Надеюсь, ты добрался.

Павел Гушинец (DoktorLobanov)

P.S. №1. Уважаемые читателя, участники проекта книги «Сообразим на троих». 15-17 февраля я отправил всем электронные версии книги. Но как оказалось, из-за того, что в течение короткого времени ушло более 400 писем, некоторые из них попали в «Спам». Если вам не пришла ваша электронная версия, и вы не находите её в «Спаме», напишите мне. Я сижу, в полной уверенности, что всё всем отправил.

Евгения К., по-прежнему призываю вас. Вы указали неправильную почту.

P.S. №2. Для читателей из Беларуси. С 27 февраля по 4 марта состоится 25-я международная книжная выставка по адресу Победителей 14. В субботу 3 марта с 12.00 по 15.00 я буду на стенде (или рядом со стендом) издательского дома «Звязда». Приходите. Поговорим.

На третьем курсе медицинского университета какой-то особо изобретательный садист поставил лекцию по микробиологии первой парой. В огромной аудитории на сотню человек, да ещё и лечфаку с военмедом в одно время. Потом этот же садист почесал в затылке – какую бы ещё пакость сотворить? И засунул на оставшиеся места медпроф. Кафедра микробов находилась на другом конце города – час езды на метро и двух автобусах, что от военной общаги, что от общаги лечебников. Но ехать надо.

Сумрачное октябрьское утро. Толпа будущих светил военной медицины в форме и девушек в белых халатах заполняет аудиторию. Спать хочется так, что даже половые вопросы на время затихают, что для военмеда вообще не характерно. Они готовы в любой час дня и ночи. Но только не в это утро.

Лаборантка с кафедры пересчитывает студентов по головам – контролирует присутствие на лекции. После лекции – ещё и бумажки с фамилиями соберёт. А вот между этими двумя контролями хоть на ушах стой. Тем более, что лекцию сегодня ведёт молодой демократичный преподаватель Горбунов (директор НИИ Эпидемиологии в настоящее время). У него правило такое: «не интересно – вали на все четыре стороны, не мешай лекции. Как ты потом будешь на экзамене выкручиваться – твоё дело». Очень хороший подход.

Но шататься по корпусу на Стебенёва или по окраине города среди каких-то автовазовских заборов и подставлять такого замечательного преподавателя никому не хочется. Зам. декана медпрофа обитает этажом выше, объясняться с ним тоже неохота. Сидим. С последним звонком половина военмеда полегла на скамейки и погрузилась в глубокий студенческий сон.

Горбунову пофиг. Лишь бы не курили. Он читает лекцию для первых двух рядов в белых халатах. Галёрка цвета хаки безмолвствует.

Я пишу лекцию. Спасть хочется неимоверно, поэтому каждые десять минут мой мозг отключается, теряя контроль над правой рукой. Тогда на листке тетради появляется косой росчерк. Тема животрепещущая. Какая-то там дизентерия японского происхождения, и Горбунов рассказывает хорошо. В другое время я был бы только рад такой лекции. Но не в октябре, утром в понедельник.

Горбунов заканчивает подтему, щёлкает мышкой, переключая слайд. И тут откуда-то из середины лектория раздаётся громоподобный богатырский храп. Военные медики – люди простые. У них рефлексы – и с «зелёной» галёрки раздаётся дружное ржание.

- Хм, - Горбунов поднимает голову. – Чего вы ржёте? Переверните товарища.

- Хр-р-р! – акустика в зале советской постройки совершенная. Храп слышно в каждом углу аудитории. Военники привстают с мест в поисках виновника.

- Это Трактор, - хохочет кто-то. – Этот гад и в кубрике так же храпит, весь коридор слышит.

- А чё я?! – обижается Трактор, поднимая лицо, украшенное отпечатком от стола и форменной пуговицы с рукава. – Я лекцию пишу.

- Хр-р-р!

- Да это Чиж! – подаёт идею другой. – Его голос.

- Я тебе сейчас по шее дам! – рявкает Чиж.

- Хр-р-р!!!

Начинают хихикать девчонки с лечфака и медпрофа.

- Да это же Женька Матюхин, - предлагает кто-то из медпрофа.

- Чуть что - сразу Женька, - басит откуда-то со стороны Матюхин, не поднимая головы с колен будущей жены.

- Я его контролирую, - улыбается Люда.

- Я так не могу, - вздыхает Горбунов и поднимается по лестнице среди рядом столов, ориентируясь на звук. – Где этот артиллерист?

Какая нафиг лекция? Все увлечены тайной – кто же виновник. Военники быстро пересчитывают друг друга и с удивлением узнают, что личный состав не дремлет. Горбунов идёт по лестнице, вертит головой. Из-под столов выныривают сонные лечфаковцы и делают вид, что они всё время тут сидели.

Преподаватель делает последний шаг и удивлённо останавливается. На скамейке между столами вместо могучего курсанта лежит наша Ленка. Сто пятьдесят сантиметров роста, сорок кг веса, кукольное личико и писклявый голосок. И вот эта Ленка храпит, как пьяный прапорщик. Наверное, в первый раз в жизни храпит, потому что вчера промочила ноги в модных сапожках и теперь у неё наглухо заложен нос. Ещё и залегла паразитка подальше от однокурсников, чтоб выспаться спокойно. Аудитория большая, позволяет.

- Однако, - удивляется Горбунов.

Наклоняется над Ленкой.

- Девушка, девушка, - осторожно, почти нежно касается плеча студентки.

- А?! – на всю аудиторию вскрикивает Ленка.

- Ничего страшного. Вы спите, только на бок повернитесь, а то храпите очень громко.

И пошёл вниз.

Золотой был преподаватель Владимир Анатольевич. Понимал студентов, как никто другой.

Павел Гушинец (DoktorLobanov)

С моим однокурсником – врачом-эпидемиологом Дмитрием Ивановичем, произошла в недавнем прошлом презабавнейшая история.

Как все белорусские врачи, отучившиеся на бюджете, Дмитрий Иванович прошёл стажировку-интернатуру в областном центре и был направлен поднимать провинциальную медицину в районный городок на юге синеокой.

Работал Дмитрий Иванович, не щадя своих молодых сил и считался в области человеком надёжным и проверенным. Зарекомендовал себя так, что уже через год был назначен заведующим отделом районного ЦГЭ. А так как в наличии у Дмитрия Ивановича не было даже второй категории, то начальство своим приказом отправило доктора в столицу, на учёбу, с перспективой присвоения ему в дальнейшем желанной категории.

Дмитрий Иванович обрадовался учёбе. После стройных рядов печных труб и старинного центра городка, который строили ещё белополяки, он вновь окунулся в жизнь столицы. В бесконечный шум проспекта, в запахи метро, в толпу, которой вечно некогда. Его снова, как в студенчестве, будили в пять утра сонные минские трамваи, а по ночам не давал заснуть храп соседей по комнате общежития.

А надо вам сказать, что в это время в одном из технических вузов столицы учился племянник Дмитрия Ивановича – восемнадцатилетний оболтус Сашка. Ну как учился – изредка появлялся на лекциях между походами в ночные клубы и сетевыми битвами в одну популярную белорусскую игру.

Дмитрию Ивановичу звонит его сестра – по совместительству мама оболтуса.

- Димочка, ты в столице надолго?

- На месяц точно, а там посмотрим. Главный вроде отпуск обещал.

- Ты бы присмотрел там за Сашкой-то. Говорят, совсем от рук отбился.

- Сашка твой выше меня на голову и в плечах шире. Как ты мне предлагаешь бороться за его моральный облик?

- Но ты ж ему дядя.

- Дядя, который едва на шесть лет старше. Пошлёт он меня.

- Не пошлёт. Ну что тебе стоит. Поживи с ним в общежитии пару недель, я уже и с комендантшей договорилась. У них в комнате свободная кровать есть. Тебе же всё равно, в какой общаге спать.

Дмитрий Иванович призадумался. С одной стороны общага у племянника блочная, новая, комфортная, а он сейчас живёт в старой, коридорной и сосед-хирург храпит очень. Опять же со старшими сёстрами, которые тебя шваброй по двору гоняли, и в третьем классе, когда Васька Бубнов к тебе драться полез, надавали этому Ваське щелбанов, особо не поспоришь. Да и отношения с племянником вроде дружеские. С другой стороны – ну его нафиг, это воспитание. Дмитрий Иванович и сам бы в популярную белорусскую игру с удовольствием зарубился бы, насчёт клуба уже не уверен – здоровье не то, но чем чёрт не шутит. Как бы не пропасть в студенческой общаге вместе с родственником. Вздохнул и согласился.

Племянник дяде обрадовался. После серьёзного разговора за рюмкой компота, клялся, что возьмётся за учёбу и обязательно выбьется в отличники. Соседи по комнате молча приняли доктора, как старшего товарища, и через пару дней уже не стеснялись ходить при нём в трусах.

И вот как-то приезжает Дмитрий Иванович с занятий и садится с племянником обедать. Только разложили парящую гречку по тарелкам, как дверь без стука распахиваются и в комнату входят две строгие тётки предпенсионного возраста в белых халатах.

- Здрассьте, - растерянно улыбается Сашка. – Гречки хотите?

Тётки шутку не оценили. Достали из-за спины какие-то флаконы и стали по углам что-то разбрызгивать. Из углов запахло чем-то резким и химическим.

- А что, собственно, происходит? – насторожился Дмитрий Иванович.

- Дезинсекция, - снизошла одна из тёток. – Тараканов травим.

- Но простите, мы же в этом помещении находимся. И в данный момент едим.

- А что нам ждать, пока каждый студент пожрёт?! – раздраженно огрызнулась вторая тётка. – Так мы до вечера провозимся.

- Мы могли бы выйти.

- Не сдохнете, - снова уронила тётка.

Дмитрий Иванович, почуяв сотрудников родного ЦГЭ, попытался воззвать к Гиппократу и поднялся было.

- Коллеги…

- Какие мы, б.., тебе коллеги! – разъярилась тётка.- Сиди, сказала! Мы почти закончили.

Она щедро плеснула из банки в угол, где стояли туфли Дмитрия Ивановича. Комната сразу стала напоминать газовую камеру. Дядя с племянником пулей вылетели в коридор. Следом вышли тётки.

- Но послушайте, нельзя же так, - снова возопил Дмитрий Иванович.

- Будет ещё меня каждая сопля учить! – фыркнула тётка. – Валя, открывай следующую дверь.

К вечеру газификация общежития была завершена. Студенты нервно курили на лестницах и гуляли по коридорам, пока из комнат через распахнутые форточки выветривалась «дезинсекция». На их жалобы комендантша пожимала плечами.

- А что я сделаю? Внеплановая дезинсекция. Они ж с самой санстанции пришли. Тараканов опять же меньше станет.

Тараканов и правда стало меньше. На неделю, пока не выветрились остатки химии, они мигрировали в соседнее здание, а потом вернулись, захватив пленных.

Ещё через месяц Дмитрий Иванович закончил учёбу и вернулся в родной райцентр. Племянник Сашка клялся, что встал на путь исправления, но украдкой оглядывал на стоявший на столе ноутбук.

А дома доктора ждал сюрприз. Оказывается, пока он учился, главного врача повысили и перевели в столицу. И тот, уезжая, предложил молодому специалисту работу под своим крылом. Мол, мы с вами, Дмитрий Иванович в районе сработались, а в столице мне тем более свои люди нужны. Вот так всего через несколько месяцев после учёбы эпидемиолог снова оказался в городе юности.

Так как места заведующего эпидотделом на новом месте работы оказалось занятым, главврач предложил Дмитрию Ивановичу некоторое время поработать зав.отделом дератизации и дезинсекции. Ну вы уже догадались? Беларусь страна небольшая, специальность врача или среднего медработника санстанции штучная. Поэтому первым человеком, которого встретил в своём отделе Дмитрий, была та самая сварливая тётка, которая не дала ему полгода назад поесть гречки.

Они узнали друг друга с первого взгляда (Играет какая-нибудь грустная музыка французских шансонье, или что-то из ковбойских вестернов – на выбор читателя).

- Что, жаловаться пришёл, паразит? - мрачно спросила тётка. – Не забыл за столько времени?

- Нет, - ответил Дмитрий Иванович, с трудом скрывая торжество. – Я ваш новый зав.отделом. Знакомиться пришёл.

«Это было жестоко, - рассказывал мне потом Дмитрий Иванович. – Нельзя так с пожилыми женщинами. Мне очень стыдно. Казалось, что её сейчас кондрашка хватит».

- И что ты сделал? – спросил я.

- Сдавали они мне на пару экзамен по технологии проведения дератизации и дезинсекции. Долго сдавали. И теперь иногда поглядываю за ними. И ты знаешь – идеальные работники. Ни одной жалобы, наоборот, сплошные благодарности. Буду премировать по итогам года.

Теперь я знаю, что синдром вахтёра хорошо лечится шокотерапией.

Уважаемые читатели из России. Ваши посылки рассортированы, подписаны и отправлены Тимофею Умнову

Ориентировочное прибытие в пункт назначения - начало марта 2018 г. Тимофей уже во всеоружии, готовится к пересылке каждому заказчику.

Для читателей из Казахстана, Украины, США, Австралии, Германии, Прибалтики, Исландии, Великобритании прочее и прочее - завтра сажусь рассылать, честное слово.

Травматология

Раз уж стало принято на наших просторах отмечать буржуйский праздник 14 февраля и обогащать в этот день продавцов косметики, носков и поломанных гвоздик, то и я поддамся всеобщему влиянию и расскажу вам о любви. Ибо любовь – она такая, для неё диагнозы и санэпидрежим не преграда.

В травматологическом отделении нашей больницы работала медсестра Надя. Милая девушка слегка под тридцать. Очки, серьёзный вид, халат – ниже колен. Пациентам в травме скучно. Заперты они там надолго, книжки Марининой и телевизор надоедает быстро, а играть в карты с соседями по палате – себе дороже. Можно проиграть всё, вплоть до аппарата Илизарова, да и персонал не одобряет. Вот и начинают пациенты, особенно мужского пола подкатывать свой гипс к медсёстрам.

- Наденька, а мне сегодня укол куда?

- Наденька, а что вы делаете сегодня вечером? Я вот – ничего.

Конечно ничего – с переломом обеих ног-то, по дискотекам не побегаешь.

- Наденька, а вы любите апельсины?

Наденьку тошнило от апельсинов и однотипных вопросов – ибо оригинальностью кавалеры не отличались. Но то ли не находился достойный, то ли подкатывали пациенты не так уж настойчиво – сердце медсестры оставалось свободным.

И тут однажды ночью привозят в отделение молодого человека с ДТП. У того классический набор мотоциклиста. Ребра сломаны рулём, лоб разбит асфальтом, ибо шлем не для крутых пацанов, ноги зажало, кисти вывихнуло. Ещё и трещина в позвоночнике. Сочетанная травма, само собой. Короче, свезло, так свезло. Загипсовали пациента так, что одни глаза видны. Грустные и несчастные. И вот эти глаза и заглянули Наде в самую душу. Долгие зимние ночи проводила медсестра у постели пациента. О чём они там шептались, знали только соседи по палате, которые периодически выходили покурить.

Через некоторое время руки пациента срослись, гипс с них сняли и вот эти руки мотоциклист стал распускать. Надя краснела, но не сопротивлялась.

Заклятые подружки завистливо шипели:

- Он просто от тебя убежать не может. Вот снимут гипс с ног – только и видели его.

Мотоциклиста успешно вылечили. Молодые кости срослись, и он действительно укатил в закат. Но, вопреки ожиданиям завистниц, вернулся, чтобы позвать Надю замуж.

На свадьбе подружки напились и говорили пошлости друзьям жениха. Потом поехали кататься. Байкерские традиции ещё никто не отменял, поэтому поводов для зависти со стороны медсестёр стало поменьше.

А через два месяца новобрачные попали в родную травму уже в качестве пациентов. Оба с переломами. Подвела их любовь к скорости и железный конь, производства Минского завода. Правда на этот раз пролежали недолго, уже через пару недель их можно было видеть у лифта, где они шептались, балансируя на костылях. А там и выписка подоспела.

Железный конь восстановлению не подлежал, да и молодая жена проявила свой «нежный» характер, поэтому с байкерством новобрачный завязал. Работает теперь водителем маршрутки. А так как любовь к скорости у него не отняли – то будете в Полоцке – не садитесь в красную маршрутку с бородатым водителем. По опыту говорю – не садитесь.

Инфекционное отделение

А вот пациент Иванов встретил свою судьбу и вовсе в неожиданном месте. Пришёл как-то Иванов с работы, да так оголодал, что достал из холодильника десяток сырых яиц и выпил три, одно за другим. Не повезло Иванову. Уже к вечеру он обнимался с унитазом, поднялась температура, накатила лихорадка. В инфекционном отделении городской больницы поставили неутешительный диагноз – сальмонеллёз.

Плохо Иванову. Поступает он в отделение, не отходя далеко от унитаза. А принимает его, как назло, симпатичная медсестра. Фигуристая такая, рыжая. И стыдно Иванову, и неудобно. Потому что перед этой медсестрой он сходу все свои интимные тайны открыл. И мазки у него со всех мест взяли, и вид вообще неприглядный.

А я в те времена работал в этом отделении санитаром. Сижу как-то днём в коридоре, от скуки кроссворд в газете «Вести полей» решаю. В коридор выходят окна изолированных боксов с пациентами. Вдруг слышу – стучит кто-то. Поднимаю голову от «деталь кузова автомобиля – 6 букв». Иванов стоит возле стекла, смотрит на меня. Помните сцену в медпункте из фильма «ДМБ»? Вот что-то типа такого.

- Доктор, до-о-октор.

- Я – санитар.

- Не важно. Ты девушку такую рыженькую с первого этажа знаешь?

- Знаю.

- А передай ей записку.

И проталкивает мне под дверь свёрнутую бумажку. Я в юности работал пастухом и грузчиком, продавцом и санитаром. Вот Купидоном впервые пришлось. Отнёс записку «рыженькой».

Только казус небольшой получился. В день поступления Иванова дежурила в приёмном рыжая медсестра Катя. А на следующий день ей на смену пришла Вика. И тоже рыжая. Отдаю записку Вике. Та читает, смотрит на меня.

- Не поняла.

- Это от Иванова с третьей палаты.

Вика губы накрасила и пошла разбираться. Вернулась разочарованная – суёт мне записку.

- Это Катьке. Завтра отдашь.

Иванов Кате видно тоже понравился. Поэтому в течение следующих трёх дней на втором этаже возле третьей палаты можно было наблюдать шоу «За стеклом». Катя, прижав ухо к стеклу, слушала, а Иванов вешал ей лапшу на это ухо. Пересекать прозрачную преграду влюблённые не решались. Сальмонеллёз зараза заразная. Да и главврач Николай Николаевич строго следил за соблюдением санэпидрежима.

Пришлось влюблённым ждать до выписки.

PS. Уважаемые читатели. Сегодня я забрал с типографии тираж книги «Мысли из-под фуражки» и третьего сборника «Сообразим на троих», написанную в соавторстве с @yulianovsemen. В субботу 17 февраля я рассортирую книги по посылкам и отправлю в Россию Тимофею Умнову. Читателям с Беларуси, Украины, Казахстана и дальнего зарубежья разошлю сам.

Электронные версии книги сяду рассылать в субботу. Проверьте, пожалуйста, свою почту, и обязательно загляните в «Спам».

Ещё раз призываю читателей Евгению К. и Дениса С. Вы указали неправильный адрес почты, свяжитесь со мной, пожалуйста, через группу ВК "Доктор Лобанов".