Diskman

От накладной бороды ужасно чесался подбородок. Ничего поделать с этим у Деда не получалось, поэтому сперва потихоньку, поглядывая, не заметит ли кто, а потом уже решительно и с синтетическим хрустом он скрёб пальцами лицо. Всё можно простить за удовольствие нести людям праздник за деньги: тяжёлую, пахнущую псиной шубу, расшитую полосами фольги, неудобный мешок на плече и даже посох, который норовил потеряться, стоило только отставить в сторонку.

Всё — но не бороду.

Снегурочки на него не хватило, но Дед давно привык. Он вообще сторонился женщин, они пугали его непредсказуемостью. Ну их.

— Хо-хо-хо, — утробным неестественным басом говорил Дед, когда ему открывали очередную дверь. — А вот и я!

Стишок. Вопросы, как вёл себя в этом году очередной малыш. Подарки.

Последние пару лет то ли народ обеднел, то ли просто ему так не везло: и подарки всё больше скромные, и наливали гораздо реже, обходясь оплатой услуг строго по тарифу. К бороде прибавилась маска, делающая Деда Мороза похожим на грабителя банков из старых боевиков.

Теперь нестерпимо чесался ещё и нос, поэтому Дед елозил ватной рукавицей по лицу, уже ничего не стесняясь. Все всё понимали правильно.

— А кто это у нас такой смелый, а? — гундел он на третьем этаже.

— Помогала ли родителям, маленькая принцесса? — это уже на шестом.

— Если можно, бутербродик. Или хотя бы запить? — на тринадцатом, понизив голос, и уже на кухне. Кадык под бородой из искусственной Чебурашки так и ходил вверх-вниз в предвкушении.

Заказов много. Люди любят своих детей, любят. Поэтому до весны Деду можно будет взять отпуск и отдаться единственной страсти. Ну как страсти — можно сказать, призванию. Запереться в однокомнатном скворечнике, предварительно накупив еды и водки, и продолжать писать книгу.

Труд всей жизни. Магнум, можно сказать, опус. Венец творения.

— А вот послушай, Шамахан! — говорил он, обращаясь к коту. — В девятой главе я сделал важное уточнение, теперь моя теория стала ещё сложнее, но тем самым и стройнее. Традиционное понимание многомерности существующей реальности, основанной на теории струн, банально и плоско, потому что не включает в себя мир духовный. Все эти, с позволения сказать, физики не верят в чудесное.

Рукопись уже длинная, мутная, местами непонятная даже автору, но как смысл одинокой жизни — вполне. Бывает и хуже.

Шамахан открывал один глаз, слегка осоловев от обильной кормёжки, старательно смотрел минуту. Иногда две. Потом монотонный голос хозяина, в котором не было ни агрессии, ни призыва продолжить трапезу, убаюкивал зверя по-новой. О мире духовного ему было неинтересно.

Но это уже потом, потом. На честно заработанные. А сейчас шла самая страда, какие уж там теории. Опять же, наливали, пусть и не везде, поэтому к ночи тридцатого декабря Дед держался исключительно на силе воли. Ещё одна квартира — и баста. Лицо чешется нестерпимо, не говоря уже о весьма заметном опьянении.

— Хо-хо-хо... — неуверенно сообщил Дед в приоткрытую дверь. В прихожей было темно, а взамен привычных уже запахов хвои, мандаринов и салатов тянуло из квартиры холодом и неустроенностью. Почти так же, как из его собственной.

Но там хотя бы кот.

Пахло ещё и чем-то медицинским: спирт не спирт, но весьма похоже. Если бы не этот манящий аромат, повернулся бы Дед, да и свалил потихоньку.

— Есть кто живой? — заметно протягивая гласные, осведомился он у темноты. — К вам волшебный Дед Мороз, он подарки вам принёс!

Где-то в глубине квартиры скрипнул пол. Показалось, что пробежало нечто массивное, но на мягких лапах. Запах спирта манил и притягивал, поэтому Дед широко перекрестился рукавицей, поправил на плече отощавший к вечеру мешок и решительно толкнул посохом дверь.

— Сюда же это... Мишку, кажется? Или куклу? — пробормотал он, заходя. — Вот склероз проклятый. А, конструктор, кажется!

Впрочем, уверенности не было. Что-то в мешке точно осталось, но... Хрен его знает.

Выключатель попался под руку на стене примерно там, где и должен был быть. Квартиры типовые все, насмотрелся уже. Неярко зажглась лампочка, свисающая с потолка на голом шнуре, безо всяких абажуров. Ни мебели, ни даже вешалки: стены в пожелтевших обоях, потрескавшийся линолеум под ногами, темный провал прохода на кухню в конце коридора. Хоть бы тапочки на полу валялись — но нет. Ничего.

— Бедновато, — сам себе сообщил Дед, захлопывая дверь за спиной. Может, квартирой ошибся, а здесь и нет никого?

Похоже на то. Но пройдётся, посмотрит. Если что — извиниться недолго.

Пол поскрипывал, пока Дед миновал одну закрытую дверь в стене, потом вторую. Массивные двери, деревянные, с простецкими ручками скобой. Зашёл на кухню, нащупал выключатель и там. Опять лампочка в голом патроне на шнуре. Стол, стул, шкафчик. В горе немытой посуды под ржавым краном давно завёлся не только пенициллин, но и звери покрупнее. На плите таз с остатками неведомой тягучей массы, пахнущей почему-то конфетами. Из переполненного мусорного ведра торчал грязный полосатый рукав какой-то робы. И даже холодильника нет.

Последнее — совсем худо. Если и нальют, то тёплого, а оно может не полезть.

Хотя... Нет здесь никого. Нежилая квартира-то, ошибся он дверью. Однако запах спирта шёл не с кухни, надо бы пройтись и по комнатам. Пьяный задор туманил голову, тащил к ненужным приключениям.

Подошёл к окну, с кривыми деревянными рамами и заметной трещиной на стекле, откуда тянуло холодом. Темновато что-то во дворе, фонарей не видно. Странно, когда сюда в подъезд заходил, там освещено неплохо было. Опять авария какая на подстанции...

За спиной по коридору вновь прозвучали мягкие шаги, скрипнул пол. Дед резко обернулся: а нет никого. И спрятаться некуда: если бы двери открывались, он бы успел заметить. Но что- то лохматое мелькнуло, если зрение не подводит.

Чертовщина. И тишина здесь жуткая, ни музыки от соседей не слыхать, ни пьяных криков. Глухая ватная тишина, даже на голову давит неприятно.

— Вот же хрень! — с чувством сказал Дед. Несмотря на старания, голос прозвучал тихо, неуверенно и как-то жалко. — Пойду я, пожалуй.

Свет в коридоре погас. Ни звука, ни треска сгоревшей лампочки, просто раз! — и всё. И опять шаги, шевеление в темноте, скрип. Показалось даже, что тонко звякнуло стекло и нечто перелили из одного невидимого отсюда сосуда в другой.

Подбородок зудел, поэтому Дед плюнул пока на все сложности, и нервно почесался. Может, ну её на фиг уже, бороду? Снять пора вместе с маской.

Сказано — сделано: неловко шевеля пальцами в рукавице, растянул тугой узел на шее, дёрнул бороду вниз. Хорошо-то как!

Кухонная лампочка над головой мигнула раз, другой, потом засветилась ярче, явно доживая последние минуты. Дед выставил перед собой в темноту коридора посох как копьё, рявкнул нечто матерное и побежал к входной двери, пока не оказался в полной темноте. К тому же запах спирта куда-то делся, сменившись мерзкой вонью мокрой шерсти, протухших яиц и чего-то ещё неопределимого, но, несомненно, гадкого. Так и вовсе наружу вывернет от эдакого амбре!

Дед бежал и бежал по совершенно тёмному коридору — лампочка предсказуемо хлопнула и погасла — а входной двери всё не было. Ужас пробрал, никакое выпитое раньше — не спасало. Пол под ногами трещал и заметно раскачивался из стороны в сторону, мешок на плече летал, хлопал по спине, раскачивался, не задевая стены.

Да и были ли они там, эти стены? Кто их знает.

— А-а-а! — сипло крикнул Дед на бегу. За ним явно кто-то гнался по пятам, пыхтел в темноте, скрипел и царапал пол.

Остановиться и развернуть посох? Ну нет! Вот как раз останавливаться никак нельзя. Поэтому Дед нёсся во всю прыть. Где-то же есть выход отсюда.

Где-то...

Же...

Есть?!

В воздухе хлопнул электрический разряд. По нашитым на шубу полоскам фольги проскочили искры, борода, которую он так и сжимал в руке, вспыхнула и съёжилась, мгновенно расплавившись. Перед глазами Деда, который умудрился не остановиться, плавали бесформенные яркие пятна, а волосы на голове встали дыбом даже под шапкой.

— Врё-о-ошь! — неизвестно кому крикнул он на бегу. — Сгинь!

Посох уткнулся во что-то упругое, его повело и вырвало из пальцев, но Дед сражаться за единственное оружие не стал. Так себе палка, да и он не монах Шаолиня, толку ему держаться и не отпускать.

Нога на бегу наподдала в темноте чему-то мягкому, увесистому, что с глухим ворчанием отлетело в сторону. Но плевать, плевать! Теперь он видел если не дверь, то хотя бы какой-то ориентир впереди: пару явно кошачьих глаз.

— Шамахан! — заорал Дед и прибавил — хотя, казалось бы, куда уж! — скорости. Понёсся прыжками подобно безумному кенгуру в праздничной шубе.

Что-то хлопнуло и зашипело за спиной, но он уже почти добежал. Вот уже и не только глаза, вот и неясный кошачий силуэт...

***

Слышь, дед! Уснул, что ли? Нажруться, а потом поздравлять норовят, — проворчал кто-то недовольно. Потом схватил за отвороты шубы и приподнял рывком.

Дед открыл глаза. Над ним, крепко держа, склонился мужик чуть младше его самого.

— Живой, дедушка-твою-мать-мороз? Замёрзнешь здесь говорю, на хрен. Вставай!

От спасителя приятно тянуло коньяком. Дед не стал сопротивляться, опёрся рукой о снег и с трудом, но поднялся на ноги. Потом откинулся назад, когда мужик его отпустил, и больно ударился спиной о стену. Но устоял.

— Сы... Сы... Сыпхасиба! — еле шевеля замёрзшими губами, прошептал он.

Мужик усмехнулся, наклонился за валявшейся на снегу шапкой и криво напялил Деду на голову.

— Сам дойдёшь?

— Ы... Ну... Ага!

— Вот и отлично! С наступающим тебя, старче.

После этого рассмеялся и ушёл. А Дед остался стоять, опираясь на стену, в тёмной, продуваемой позёмкой и заметённой снегом подворотне. Бог его знает, где это он, но хоть не там... Не в квартире.

Деда передёрнуло от ужаса, он даже протрезвел сходу. Огляделся: ни посоха, ни мешка, ни одной из рукавиц. Да и ладно.

Отлип от стены, сделал пару неуверенных шагов и дальше побрёл ломаной походкой игрушечного робота-трансформера.

Домой. Надо домой. Там Шамахан один, жрать, небось, хочет. А ведь спас. Кот спас. Ну, и мужик этот, конечно, но сперва кот. Накормить. И самому горячего бы. И выпить. Потом спать. Но сперва — кот. А рукопись сжечь к чёртовой матери. И бабу себе найти, что он так живёт, как дурак. Один. С котом. Умрёшь — не заметят.

Сжечь рукопись. Сразу. Да. Да? Да!

Бог знает, как оно насчёт многомерности пространств, а вот о мире духов он знал теперь, пожалуй, даже слишком много.

Впереди желтело пятно от фонаря на столбе, вдалеке звенел запоздалый трамвай, а вокруг была жизнь.

© Юрий Мори

Источник

З.Ы.
Всех с Наступившим Новым Годом.