Жду новый пост

Серия «Рассказы»

А тут, раз так все складывается - куда деваться?

Морду умыл, зубы почистил, позавтракал - и в прихожую пошел, искать, где б шнурки завязать.

Вот тебе смешно, а шнурки завязывать - не такое простое дело! Это целая наука! Это как бутерброд маслом мазать!

И не везде те шнурки завязать можно. Взять, к примеру, калоши. Иди, попробуй на калошах шнурки завязать! Не выходит? То-то! Оттого и не выходит, что нет никаких шнурков у калош! На ботинках - то тебе пожалуйста, сколько угодно шнурки завязывай, но не больше двух. А на калошах - дудки!

Или на сапогах резиновых. На тех, в коих я на рыбалку хожу. Там тоже никаких шнурков нету! Так как ты шнурки завяжешь, коли их нету?

Только мы, чай, не в деревне какой живем, не в лаптях ходим. Кстати, у лаптей, чтоб ты знал, тоже никаких шнурков нету.

Нормальные мы, городские. У нас этого добра, где шнурки завязать - хоть жопой ешь! И кроссовки, и кеды. Ботинки даже зимние есть - специально из комода достал, чтобы и там шнурки завязать. На всякий случай, чтобы к зиме готовым быть.

И как пошел шнурки завязывать! Только пар из ушей валит! Сперва - на кроссовках, потом - на кедах. Самыми последними на ботинках зимних шнурки завязал. На сапогах болотных, на тех, в которых на рыбалку хожу, не стал шнурки завязывать - нет их там.

Так разошелся, так мне это дело понравилось, что как обувь вся кончилась - пошел провода бантиком завязывать. И зарядку от телефона, и шнур от холодильника. Была б моя воля - я б еще и от интернета провод бантиком завязал бы, только нет у интернета никаких проводов - беспроводной он. И в этом у интернета и калош сходство - что там, что тут, никаких шнурков нету!

Упарился весь, но до самого обеда все по квартире бегал и завязывал. Зато потом, как все завязал, такое чувство морального удовлетворения появилось! Все, что предначертано было - и во сне вещем, и в гороскопе - все исполнил. Выполнил свое предназначение!

Теперь можно обратно развязывать. А то как я кроссовки одену, ежели там уже шнурки завязаны? Они ж для того и придуманы, что как надеть или снять захочешь - развязать нужно, а как надел - так ты, будь добр, завяжи шнурки, чтобы с ноги не слетали!

Или холодильник взять тот же. Пока провод прямой - все правильно получается, как раз до розетки достает. А как бантиком завязан стал - хватать перестало.

Снова упарился весь, зато все дела переделал. Так и день не зря прошел. Никто меня попрекнуть не может, что за весь день палец о палец не ударил!

Кто-то, прочтя написанное выше, должно быть, подумал "что за бред я прочитал?" И спорить с этим утверждением я не собираюсь. С одной стороны - да, бред. С другой - поспорили мы с одним читателем, что я смогу написать даже то, как шнурки завязываю - даже это будет интересно читать. Я свое обещание исполнил, написал. Надеюсь, не обманул ничьих ожиданий и чтиво вышло захватывающим, злободневным и интригующим.

— Кажется, я, что-то придумал! Если не сработает, тогда идем к психологу. А вот если сработает... помнишь фильм «Майор Пэйн», сцену со шкафом?

Теперь очередь корчить гримасы перешла к супруге. Несмотря на темноту я, хоть и не видя, почувствовал, как ее лицо вытягивается.

— Антоша, ты с головой дружишь? Это же просто кино! И не самое умное!

— Согласен, — кивнул я. — Но признай — в этом что-то есть...

— В чем? В том, чтобы вместе с неврозом лечить еще и энурез?

— А ещё диатез, до-диез и партеногенез! Это, между прочим, настоящее приключение. Детенышу понравится, он еще год в школе хвастаться будет! Пока он в таком возрасте, в котором можно легко внушить какой-нибудь бред, нужно воспользоваться. Главное — подать эффектно, красиво!

— Со стихами с табуретки? — зевнула жена.

— Тебе лишь бы ерничать, — протянул я, зевая в ответ. — Но почему бы не попытаться? К тому же, скоро у пацана день рождения, а пистолет против монстров есть не у каждого, его и подарим. Ну, а коли не поможет — куда деваться? Разоримся на психолога.

— Знаешь, Антоша, шутка про то, что у нас в семье двое детей и ни одного взрослого мужика уже давно перестала быть шуткой.

— Вот не скажи, — усмехнулся я, запуская руку под одеяло.

— Антон, поздно уже, — не слишком настойчиво воспротивилась супруга. — И вставать рано!

— Да ладно тебе, мы быстро...

Утром, с чистой совестью прогуливая работу, я шлялся вдоль витрин «Детского мира», подыскивая подходящий пугач. Полки ломились от самых разнообразных пистолетов и автоматов. Разноцветные, бесцветные, блестящие, стреляющие, громыхающие, плюющиеся, брызгающие, громыхающие, свистящие, шипящие. Нёрфы, смурфы, бластеры, скорчеры. Читая ценники, я будто попал не в магазин игрушек, а в секретную лабораторию Министерства Обороны! Я слов-то половины таких не знал! Появилось ощущение, что там, в детстве, меня жестоко обманули, подсунув вместо всего этого разнокалиберного многообразия литой чугунный револьвер и деревянную свистульку.

Одного не было. Не было того, чего я искал. Чтобы смотрелся не игрушкой, а крайне серьезно, внушительно. Ни одна из этих детских хлопушек не могла претендовать на гордое звание монстробойки. Или, говоря языком моей беспечной юности — чудищемочилки.

— Ищете что-то особенное? — буднично поинтересовался продавец, подняв глаза от книги.

— Да, — кивнул я. — Мне бы такое...

Я замялся, не зная, как поточнее объяснить, что именно ищу. Одно точно — не то, что на прилавке.

— Какое — такое?

— Такое, чтобы... чтобы «ух»!

— Так бы сразу и сказали...

Сотрудник магазина, отложив в сторону роман, с котором скучал до моего появления, извлек из-под прилавка простую, ничем не примечательную картонную коробку. И, стоило ему открыть крышку, я сразу понял — это оно!

Металлический револьвер цвета воронова крыла, покрытый легкой патиной. Пушка смотрелась — точно как настоящая! Будто несколько лет болталась в кобуре какого-нибудь иностранного копа, патрулирующего трущобы Бронкса.

Никаких фильдеперсов, никаких украшений, узорчиков, лишних надписей — все крайне сурово. Массивный ствол, хоть и не был таким уж коротким, вызывал из глубин памяти «курносую Беретту» флеминговского Бонда и несколько смутных образов из дешёвеньких фильмов моего детства.

Нерешительно протянув руку, я взялся за оружие. Насечки на пластике рукоятки впились в кожу. Он и весил, как настоящий! Подав вперед защелку, я откинул влево барабан, оскалившийся кругом шпеньков под пистоны. Производитель не поленился даже сделать полноценный экстрактор! Бесполезно, но красиво.

Я развернул игрушку, желая заглянуть в ствол, но тут же отвел его в сторону. От черного провала дула, уставившегося в лоб, сделалось не по себе.

— Лимитированная модель, — сообщил продавец. — Только сегодня поступил, еще не успели на витрину выложить.

— Сколько? — хрипло спросил я.

Он назвал цену. Не знаю, как там на счет монстров, но комплект зимней резины для семейного пони эта пушка вполне способна прикончить! Хорошо — соврал. Не целый комплект, только половину.

Эх, почему в моем детстве не было таких игрушек? Тогдашнему Антоше нечего оставалось бы желать для полного счастья!

— Настоящая чапельная сталь, — расхваливал товар продавец, по-своему истолковав мою медлительность. — А не какой-то убогий силумин! Бахает громче настоящего! Ребенку сколько лет?

— Тридцать пять скоро, — ответил я, стирая ладонью невидимый крестик прицела с кожи лба — туда, куда десятком секунд ранее смотрел револьверный ствол. — Тьфу! Одиннадцать!

— Пожалуй, спуск будет тяжеловат, — покачал головой торговец.

— Беру! — решительно заявил я. — И две пластинки пистонов!

Бессмысленно отрицать, что покупку определил не столько я нынешний, сколько моё недоигранное детство, запертое в кладовке памяти. Но в то же время мне подумалось, что этот «бревномет», как я его окрестил, станет не просто подарком на праздник или подходящим реквизитом — он станет для моего сына настоящим защитником от надуманных страхов и надежным союзником в дворовых перестрелках с содранными коленками.

Решив, что этих соображений вполне достаточно для оправдания покупки, я разрядил в мишень кассы часть боезапаса своей карты и бодро пошагал в сторону работы, раздумывая над поводами иногда брать у сына эту игрушку в аренду...

Там же, на работе, и испытали бревномет. В обеденный перерыв, в дальнем конце склада, чтобы не потревожить нежный слух менеджеров, секретарей, бухгалтеров и иных представителей слабой половины человечества. Исключительно в мужской компании.

— Водку пить идете? — подозрительно сощурился Гена, водитель генерального, провожая взглядом пеструю гусеницу, наполовину состоящую из грузчиков в грязных комбинезонах, наполовину — из сотрудников офиса в отутюженных пиджаках.

Я, возглавляющий колонну, презрительно хмыкнул в ответ.

Пушка бахала знатно! Нет, до того грохота, что показывают в кино, ей, конечно, далеко. Но ночному страху и того хватит! Каждое нажатие на спусковой крючок озаряло темный угол искрами пистонов, оставляя после себя едкий, едва заметный запах бертолетовой соли.

Револьвер пошел по рукам. Моя совесть как-то сразу успокоилась, свернувшись пушистым котенком на дыре в семейном бюджете. Оказалось, не я один не наигрался в детстве! Каждый почти что умолял дать ему разок пальнуть. И высекая искры детской игрушкой, расплывался в блаженной улыбке, будто у лиса, забравшегося в курятник.

Там мы расстреляли одну пластинку пистонов. И там же я позаимствовал тряпицу, перепачканную отработанным маслом, в которую завернул подарок. Для пущей солидности.

— Господи, это настоящий, что ли? Ты совсем рехнулся, Антоша? — взвизгнула Маша, увидев бревномет.

— Не писай в рюмку, женщина! — хохотнул я, невольно заставив жену поморщиться, — Это всего лишь пугач. Ты в ладоши хлопаешь громче, чем его пистоны рвутся. Самая безопасная вещь на свете!

— Ты это же говорил и про шаурму на прошлой неделе. Напомнить, чем это кончилось и что у тебя хлопало вместо ладоней? Не знаю... Я его боюсь, Антоша, он страшный! Ты уверен, что он не напугает пацана ещё сильнее?

— Я сам пацан, я точно знаю, что не напугает. Завтра я Сережке расскажу, что да как мы будем делать. А ты, на всякий пожарный, предупреди соседей. Чтобы не гоношились, ежели чего...

— Гоношились... — повторила за мной супруга. — Ты вместе с пистолетом и дурных манер прикупил?

— Пардончик, — извинился я, признавая, что и впрямь начало заносить.

— А соседи — перебьются! Не хочу выглядеть полной дурой, рассказывая им про твою идиотскую идею...

Сытно поужинав, перекидываясь с Машей многозначительными взглядами, я пришел к выводу, что пора посвятить сына в свой коварный план.

— Сережа, айда сюда, — поманил я его пальцем. — Пойдем на балкон. Только, чур, молчок! Мама не должна знать!

Прошлёпав босыми ногами мимо меня, сын окунулся в уличный сумрак, деливший пространство балкона с несговорчивым электрическим светом. Я притворил за собой дверь, подошёл к сыну и, положив руку на его плечо, принялся излагать нехитрую легенду:

— Давай поговорим по поводу твоих ночных страхов...

Парень при этих словах явно напрягся. Насупился, ожидая очередных нравоучений. Мол, ты уже не маленький. Монстры в шкафах не живут и вообще в наше прогрессивное время непонятную живность гораздо проще встретить в колбасе и сосисках, а не в стенном шкафу.

— Ты не думай, — осторожно произнес я. — Мы с мамой очень серьезно к этому относимся. Потому я раздобыл тут одну штуку. Сразу предупреждаю: это — очень серьезная вещь для серьезных случаев. Ее нельзя доставать без повода. Ее нельзя наводить на людей и животных просто так. Эта штука... это поможет совладать с тем, кто сидит у тебя в шкафу. Смотри!

С этими словами я достал из глубины полок, заваленным всяким хламом, который жалко выкинуть, завернутый в тряпицу револьвер.

— Разворачивай!

Сережка в лёгком недоумении развернул ткань и округлил глаза, увидев содержимое.

— Ваааау! — восторженно выдохнул он. — Он настоящий? Это мне?

— Как бы тебе так сказать... это — очень особенный, специальный. Из чапельной стали! Как раз против всякой нечисти. Тебе им пользоваться пока рано, но со временем я тебя научу. А теперь послушай меня внимательно. Я его спрячу у себя, ты о нем пока не думай, но помни, что он у нас есть. Вечером спокойно ложись спать. Когда тебе опять ночью покажется, что кто-то на тебя смотрит или просто сидит в шкафу, просто позови меня и жди. Я приду с бревном... револьвером, тихо прокрадусь к твоей кровати и займу позицию. Ты в это время мне рукой покажешь, где этот кто-то прячется и прокрадешься на цыпочках к выключателю, потом по моей команде включишь свет. И я сделаю из этой нечисти решето. А потом, если будешь хорошо себя вести, я оставлю его тебе. Как тебе такой план?

— Офигенски, пап! Давай! А можно стрелять буду я?

— Ты, я вижу, не совсем понял...

— Да понял я, понял... — немного разочарованно сказал парень, не отрывая взгляда от оружия. — Просто спросил. Вдруг пострелять все же можно...

— Потом будет можно, но не сейчас. Главное — помни, что это — не игрушка.

— Понял, — вздохнул сын.

— Тогда — по рукам? Не будешь звать просто так?

— По рукам! Не буду.

— И помни — это наш с тобой секрет! Никто не должен знать...

— Но маме-то можно рассказать?

— Никто! — повторил я. — Даже мама!

— Понял, — вновь вздохнул пацан.

Прошло около месяца. Может, чуть больше. Или чуть меньше. Когда жизнь течет спокойно и равномерно — перестаешь считать дни.

Раздобренный ужином с пюрешкой и домашними котлетками, я щелкнул выключателем ночника и завалился в кровать.

— Ты, кстати, заметил, что Серенький уже давно засыпает без проблем? — просопела мне в ухо жена.

— Заметил. Видишь — бревномет сработал, даже стрелять не пришлось. Парень, правда, постоянно требует его посмотреть, все в руках его вертит. И вообще серьезно к нему относится, даже справочник Жука где-то на барахолке раздобыл. Я уж устал его постоянно с балкона таскать, в тумбочку положил. Говорил я тебе, а ты не верила.

— Ты у меня умница, прямо сын Фрейда и Рембо!

Я только хмыкнул, не пытаясь парировать подколку. Да и голова отказывалась придумывать достойный ответ. Все мысли вращались вокруг глубокой тарелки, накрытой блюдом, запертой в холодильнике. Тарелки, в которой оставалось еще три котлеты. И лежат они там сейчас, в холоде. Замерзшие, одинокие...

— Давай спать? — зевнул я.

— Давай...

Не знаю, сколько нам досталось сна. Часа два-три, не больше. Меня что-то выдернуло из дремотных видений обратно в реальность. Чувство смутной тревоги, с которым я проснулся, быстро прошло, сменившись то ли удивлением, то ли негодованием от того, что воздух стал сырым, холодным и каким-то противно липким. В темноте, подчеркнутой мертвенным светом электрического будильника, тихонько доносился из-за стенки голос сына, на выдохе тонко сипевшего «Пааааапааааа! Пааапочкаааа!»

— Сглазили, блин... — прошипел я, нащупывая в тумбочке бревномет.

Ладно, пора заканчивать этот чертов цирк!

Старательно стерев с лица следы некоторого раздражения, хотя в темноте это не было обязательным, я пошел на цыпочках в комнату сына, сжимая в руке револьвер, даже немного забавляясь от идиотизма происходящего.

Рэмбо, блин! В домашних тапочках, семейных трусах и растянутой футболке! Зато со стволом!

В окно детской попадало немного тусклого света от уличного фонаря, которого хватало лишь на то, чтобы не натолкнуться на густые темные пятна, которые при дневном свете были мебелью. Сын сидел, поджав ноги, на громадине дивана и вытягивал руку, указывая на шкаф. Выделявшееся в темноте бледной тенью его серьезное лицо было жутким и неузнаваемым настолько, что я на мгновение застыл. Его вид привел меня в оторопь и открыл где-то под гортанью кран, закапавший на диафрагму противным холодком.

Стряхнув это оцепенение и стараясь игнорировать ледяной кисель в груди, я кивнул в сторону. Сын медленно и осторожно прокрался к выключателю, периодически поглядывая широко раскрытыми глазами на источник своих страхов и буквально вжался в стену рядом с заветной кнопкой.

Медленно встав напротив шкафа, я широко расставил ноги и поднял револьвер обеими руками, направив его в левую дверцу ближе к низу. Легкомысленная ирония, с которой несколько мгновений назад я покинул спальню, переросла в сосредоточенную серьезность, заставившую меня тщательно прицелился в ту часть дверцы, которая выглядела темнее других.

— Свет! — я вытолкнул из себя остатки воздуха и, ощущая всеми внутренностями липкое давящее волнение, выжал спуск несколько раз.

Комнату осветили темно-оранжевые искры от пистонов, огненными шарами разлетавшиеся в стороны и отскакивающие от стен. Грохот выстрелов меня буквально оглушил, а руки заныли от мощной отдачи мгновенно потяжелевшего револьвера.

Спустя мгновение Сережка зажег верхний свет и в неестественно медленно набирающих яркость электрических лучах сквозь плавающий в воздухе кислый дым я рассмотрел перекошенное лицо сына и удивленное лицо вбежавшей в комнату жены. Левую дверцу шкафа сорвало с нижней петли и перекосило, а в той части, куда я целился, зияли опаленные дыры.

Я бы еще долго шарил взглядом из стороны в сторону, но в чувство меня привел звук, который я сперва принял за звон в ушах. Но звон в ушах не ощутить кожей, он не заставит коленки дрожать.

Крик? Возможно, но чей? Всхлипы жены и сережкины подвывания отчетливо слышны из прихожей. Не они. Может быть это я сам кричу? Но я сжал зубы с такой силой, что щелкнуло за ушами. Наверное и не я. Да и не крик это вовсе. Это визг.

Визг, хотя и слабел постепенно, но все никак не прекращался. Пульсирующий визг, похожий на крики кошки, которую мучают в подвале подростки. Перемежаясь паузами и хрипами, он раз за разом возобновлялся, злобно-обиженный, яростный и ненавидящий, сверлящий слух, будто бормашина неумелого стоматолога.

Жестом заправского гангстера я откинул барабан, проверяя боезапас. Вмятины красовались на четырех пластиковых колбочках. Осталась еще половина. Вернув барабан на место, я взвел курок большим пальцем.

— Давно пора заканчивать этот чертов цирк, — тихо проговорил я, наводя оружие на источник визга — в сторону шкафа...

Тут смело отвечать можно будет:

- Не знаю я никакой ентой вашей Америки вшивой и знать не хочу!

Так им, капиталистам проклятым! А то начали тут, понимаешь, НАТО на восток двигать! Раз НАТО на карте нету - то никуда они и не двигаются, и проблемы, стало быть, никакой нету!

Еще вот выдумали языки эти иностранные изучать в школах. То английский, то немецкий, то французский. А зачем нам их языки знать, коли они сами с нами знаться не хотят? Сидят школьники, пыхтят, ихние неопределенные артикли и шипящие дифтонги зубрят - а смысл? Нам друг с другом, что ли, ихними иностранными языками общаться? Так нам то без надобности, у нас свой язык есть, отечественный, с молоком матери впитанный. Мы и без того на нем шпарим так, что за ушами шумит!

Хотите снова, чтоб мы ваши языки изучали? Так мордой к нам, а не жопой повернитесь - вот тогда мы еще и подумаем, вертать ли ваши языки в наши школы, или обойдетесь. Сами наши языки учите!

А физика? Видал ты, чем на физике детей пичкают, что там изучают? Закон Ньютона! Закон Ома! Еще Джоуля-Ленца какого-то выдумали. Почему это мы, тута, должны жить по законам, придуманным тама? Это пусть там у них, в Европах, яблоки со всей дури оземь хлопаются! Они ж бьются от этого и гнить начинают. Нетушки! Дудки вам! Свои законы придумаем! Пусть будут законы Иванова, Петрова и Сидорова! Чтобы яблоки с дерева аккуратненько так планировали, чтобы не бились, а бережно в корзинку складывались! Еще лучше - чтобы сразу в кастрюлю прыгали и в компот превращались!

Слыхал, в чем в школах силу меряют? В тех же Ньютонах! Как ему яблоко на лоб хлопнулось, так он не только силу всемирного тяготения изобрел - еще и своим именем ее назвал! Так почему это мы нашу, отечественную силу, обязаны в ихних Ньютонах измерять? Тоже неправильно это! В чем сила, брат? А сила-то в правде! Вот и будем мерить силу в правдах! Чтобы оно нашему человеку понятнее и роднее было.

И машины в лошадиных силах мерить перестанем! Ты лошадей-то ихних видал? Да у меня Бобик, что в конуре живет, и то в два раза той лошади больше! В слонах машины измерять станем! В тех слонах, что в братской Индии и Африке водятся. Да в одном слоне ихних лошадей с десяток будет! Или того больше! Вот и пусть знают, собаки, что нахи машины ихних машин по силам шибче!

Согласен, лошадки быстрей слонов бегают, так у нас и дороги такие, что особо не разбегаешься. А уж коли слон коняшку догонит, как жопой на нее сядет - так и все, кранты коняшке! Только нужно двух коняшек сразу брать, чтобы половина жопы даром не пропадала.

На математику посмотри - там вообще ужас, что творится! Что дети в уравнениях ищут? "Икс"! Типа как буква такая мутная, непонятная, которой все непонятное обозначено. Чтобы никто не догадался! Так у нас для того, чтобы никто не догадался, своя есть буква специальная. Буква "Ы"! Исконно нашняя, отечественная! Так пущай дети в математике не "иксы" эти богопротивные, западом насквозь пропитанные, и наши "Ы" отыскивают!

Или вот число "Пи" взять. Ишь чего придумали! Не надо нам вот этого, ихнего "Пи". У нас своих "Пи" хватает - вон они, на тротуарах и газонах паркуются! Так откуда, скажи мне, в детях порядочность воспитываться будет, коли их со школьной скамью этими "Пи" пичкают?

Нужно и это "Пи" заменить на наше. Такое, чтобы от всей души было. Чтобы нутром чуялось. Во! У них пущай остается число "Пи", а у нас будет число "По"! Чтобы, коли супостаты в наши учебники взглянули, сразу поняли - нам на них глубоко по! И на ихнее мнение нам тоже глубоко по!

Может, хоть тогда им стыдно будет. Одумаются, нехристи окаянные, да придут прощения просить. Только пусть вину свою сперва загладят. Пущай Аляску взад покладут, откуда взяли, а там уж подумаем - прощать их, али пущай еще помучаются со своими "иксами" и Ньютонами.

Кладовую специальную с фильмами теми нашел. У них это "сайт" называется. И вот тебе сразу - про то фильма, как начальник секретаршу наказывает. Дюже мне интересно стало, как у них там, в Америке, секретарш наказывают? У нас-то на фабрике, пока ее не закрыли, могли и на партсобрание вызывать и там как всыпать по первое число! Толика, царствие ему небесное, помнишь? Так он после тех собраний по неделе трезвый, как стеклышко ходил!

Включил я ту фильму и смотрю. Начальник сидит в кабинете - суровый такой, дюже сурьезный. И девица к нему заходит - стало быть, секретарша. Так тот сразу по столу кулаком - как хвать! И давай ее отчитывать. Не знаю уж, в чем она провинилась - они ж там не по-нашнему говорят, а по-своему, по-ихнему. Ничего непонятно! Может, с обеда опоздала, или документ какой важный потеряла - то мне неведомо.

Покричал он еще так немного, по столу кулаком постучал, а потом как схватил девица, как на стол ее уложил, да как давай наказывать!

Нет, у нас на фабрике тоже всякое бывало. Бывало, начальник тоже так же наказать грозился. Но он же только грозился! До дела-то так ни разу и не дошло! А тут - знай себе наказывает! И на столе, и на кресле и на полу даже!

Секретарша вопит:

- Ах ты гад! - кричит. - Ах ты гад!

Не, ему все нипочем - наказывает, только шум стоит! Ох, жестокие у них нравы! Одно слово - капитализьм!

Девицу жало - молодая совсем. Что главное - непонятно, какая вина на ней? Они ж на нашнем не бельмеса не разумеют, а я - ихний не понимаю!

Да что б она ни учинила - разве это повод так человека наказывать? Влепи ты ей выговор, на крайняк - премии лиши. Ну уволь, наконец! Но чтобы вот так вот... зверство какое-то!

Сорок минут этот гад девицу так наказывал - я даже борщ хлебать позабыл, совсем остыл он у меня.

Правильно я делал, что в Америку никогда не хотел! Сейчас еще больше желание пропало! С их-то нравами!

Одно плохо - непонятно, чем фильма закончилась. Наказал он ее так - и все, и титры пошли. Никакого тебе, понимаешь, урока, никакого поучительно зерна. Без глубокой мысли фильма.

Хотя... оно и понятно. Капитализьм! Откуда у них глубокие мысли возьмутся, коли так над людьми издеваются? Сталина на них нет!

Еще больше рассказов в моих сборниках "За нами - Земля!" и "Марсианская защита"

Вот насколько хорошая училка была, что школу давно окончил, а до сих пор помню! И стыдиться ей нечего - никакой жопы и никаких сисек у математички не было. Зато очки были и бородавка на носу - все, как быть у учителя положено.

Эта училка, что у дочери, меня так за душу взяла, что начал я ейные фотки в Интырнете искать. Чтобы лишний раз на еёную жопу посмотреть и повозмущаться. Дескать, нельзя так! Коли ты учитель - так знай свое место! Никаких сисек и никакой жопы тебе не положено!

Нашел же! Она там вообще в купальнике! Нет, что в купальнике - это дюже хорошо, так для возмущений даже лучше. Все хорошо видно, есть, над чем возмущаться.

Но разве может быть такое, чтобы учитель - человек высокой культуры и нравственности, летом на пляже в купальнике ходила, голой жопой сверкала? Ладно б жопа была как у всех, я б еще стерпел как-то. Так нет же! Там такая жопа чудесная - прям картинка! Срамота, да и только! Как у нее совести-то хватает, сперва по пляжам с голой жопой шастать, а потом этой же жопой на стул в школе садиться, детей наших науками пичкать?

Потом того больше! Приперлась на урок с пузом! А кольца-то и нету! И в Интырнете написано - "не замужем", я специально посмотрел.

Что ж она такое себе позволяет-то, а? Залетела не пойми от кого, а все туда же - в школу! Ладно б кольцо на пальце было - я б еще стерпел как-то, все же в законном браке - их законное дело - детей лепить. А вот так, чтобы без кольца - это ж стыдоба-то какая!

Гнать таких нужно из школы! Вот прямо взашей и гнать! За шкирку взять и за порог выставить, да еще пинка по той жопе дать, чтобы сперва свадьбу сыграли, а потом уже детей рожали!

И, главное, никак в толк не возьму - куда правительство смотрит? Почему никаких мер не предпринимается?

Бороться с этим развратом нужно - я так считаю! Кто его знает, чем она там после школы занимается? Понакупят в секс-шопах непотребств всяких, Камасутру свою начитаются - и давай ужами вертеться, друг вокруг друга узлами завязываться. Вот самим-то не срамно, спрашивается?

Нужно в этом деле порядок навести. Чтоб, раз ты учитель - чтобы никаких извращений не было! Никаких непотребств, распутства и разврата. Чтобы секс только по делу был - чтобы детей делать, а не так, что вдруг захотелось - и давай, как седелки в постели барахтаться.

Постановление нужно специальное, правительственное. Чтобы, коли ты учитель и сексу тебе захотелось - изволь форму заполнить, заявку подать специальную, расписаться в нужных местах. Так, мол, и так, хочу сексой заниматься. Прошу оформить заявочку, на пятницу, с 13:20 до 13:22. Ладно, согласен, пусть будет с запасом - с 13:20 до 13:25. На тот случай, ежели вдруг молнию закусит или замок на лифчике сломается. Пяти минут за глаза хватит!

Чтобы справки все приложили. Свидетельство о браке, план мероприятия. Чтобы заранее все было, чтобы все согласовано! Чтобы никакой вот этой вашей Камасутры не было, чтобы никаких непотребств из секс-шопа.

Комиссия чтобы специальная была, которая в положенный срок заявку рассмотрит, план утвердит. Чтобы никакой срамоты, чтобы все по науке было! Чтобы все документы хорошо проверили. А то, вдруг, печать нужна треугольная, а они с круглой справку принесут. Как такое допустить можно?

Ответственные люди должны быть в комиссии! Фельдшер наш участковый - Маргарита Ивановна. Из педсовета обязательно представители, из РОНО. И из родительского комитета, только немного, думаю, двух-трех человек хватит. Все же, понимаем, секс - дело интимное, толпы не любит.

Собрались, как полагается, избрали секретаря, председателя комиссии, план мероприятия утвердили, дату назначили. Все протоколом закрепили, чтобы никто потом никуда не увиливал.

И чтобы при сексе вся комиссия в полном составе присутствовала! Бдительность проявляли. Чтобы все по плану было, без этих вот ваших непотребств, Камасутры и извращений!

Тут еще прокурор обязательно в комиссии нужен, чтобы спуску никому не давал. А то знаю я их - сразу взятки сулить начнут, чтобы извращения дозволить. Дудки вам! План составили? Составили! Утвердили? Утвердили! Вот и трахайтесь по своему плану! И в отведенное регламентом время. И только в тех позах, что Министерством Образования дозволены!

А как сделали секс - акт составили. Так и так, секс прошел, нарушений при сексе не выявлено. Секретаря, председателя, всех членов комиссии подписи. И обращайтесь снова через установленные законом тридцать дней.

Думаю, под это дело можно даже соцсоревнование замутить! Баллы выставлять! За артистизм, за художественный стиль, за технику исполнения. А в конце года победителю переходящий вымпел вручать!

Я ж не за себя, я ж за детей нашних пекусь. Чтобы никакой срамоты в учительском коллективе не было!

Еще больше рассказов в моих сборниках "За нами - Земля!" и "Марсианская защита"

- Иди, - кричит, - сюда, отец, погляди, что я у сына нашего в карманах нашла.

Они ж, молодежь, все тупые, как три колоды. И наш оболтус туда же - мелочь в карманах забывает, а от нее потом слив засоряется. Скажи мне, кому потом слив от мелочи чистить? Мне, конечно! Я и оплеухи давал, и компьютер отобрать обещал, чтобы чертей своих там не гонял - не, ничего не помогает! Стало быть, воспитание тут бессильно! Хорошо еще, что мать догадалась перед тем, как шмотки его в машинку пихать, карманы проверять сперва. А так бы кукиш мне с маслом, а не пиво. Ползал бы сейчас на карачках, слив прочищал бы.

Вот и кричит она:

- Иди, - говорит, - сюда отец, чего тебе покажу.

Не хотел я ходить, да как не ходить, коли она кричит? Стало быть - стряслось чего. Пошел поглядеть. А там бумажка такая маленькая, беленькая, в комок свернутая. Из кафе квитанция. А в той бумажке - самое страшное слово, какое любой родитель увидеть может: "смузи". Вот ей-Богу, чем угодно поклясться могу, прямо так и написано: "Смузи".

Мать-то, понятное дело, сразу истерить давай. Чего с нее, с бабы, взять-то? Да меня самого едва кондрашка не хватила. Это ж надо такому случиться! Не было у нас в роду такого, чтобы мужики смузи пили! Чай там, или компот какой - это всегда пожалуйста. Я, например, крыжовниковый люблю. Но чтобы такое, чтобы смузи - да никогда в жизни!

- Все, - говорит мать, - допрыгались. Потеряли сына! Зачем только в институт этот проклятые его отдавали, лучше б в ПТУ учился - человеком вырос бы. А теперь - все, пропал человек. Был сын, да не стало!

- Ты, - говорю, - мать, постой! Не пори горячку раньше времени! Может, эта квитанция - и не его квитанция вовсе? Может, друганы подшутить решили и в карман подкинули? Как мне Петрович каждый раз, когда в командировку еду, упаковку от резинок в сумку подкидывает и рубашки помадой мажет. Вот тоже шуму было, пока не разобрались!

- И то верно, - говорит мать. - Только ты скажи там Петровичу, что давно уже не смешно такое, пусть прекратит подкидывать.

Тут я сам дурак. Хорошо бы промолчать и успокоиться - нет же, дернул меня черт за язык.

- Да если даже и оступился парень, попробовал разок смузи этот - тоже не беда. Ему, поди, и не понравилось! А один разок, как известно, можно!

Мать сызнова причитать начала.

- Ох, не уследили мы за сыном, не уследили! Может, он уже тайно в ЗАГС сбегать успел и имя сменил. И нет у нас больше Бореньки, вместо Бореньки какой-нибудь Билли. Что за имя такое - Билли? Как поросенка кличут!

- Отчего ж, - говорю, - сразу о плохом? Почему именно Билли? Может, он теперь Джек?

- Ой, того хуже, как собака безродная, как пес дворовый. Нет, все. Решено. Пойду, удавлюсь. Только вот белье постираю, поглажу, а потом удавлюсь сразу.

- Да подожди ты, - говорю. - Ты главное-то проверила? Джинсы подвернуты были, али нет?

- Ой, не знаю, - говорит. - Не посмотрела. Не обратила внимания. Может, и не подвернуты!

- Вот видишь! Если джинсы не подвернуты - еще не все потеряно! Есть еще шанс человека вырастить!

Я мать, конечно, успокаиваю, а у самого на душе кошки скребут. Вспоминать начал всякое, что раньше примечал, да значения не предавал. Вот, к примеру, курит Борька, а табаком от него не пахнет! А разве бывает такое, чтобы курил, да табаком не пахло? Такое только от вейпа бывает! Это ж прямая дорога туда, в американску веру!

Так погано сразу стало, как я такое вспомнил, прямо сердце защемило. Я и матери валерьянки накапал, чтобы успокоилась, и себе стопочку - нервы поправить.

Как сто грамм замахнул - так силы-то поприбавилось. Нет, капиталисты проклятые, не такой я вам человек, чтобы сына своего без боя сдавать! Я вам еще покажу, вырву сына из ваших лап цепких!

Приготовил все, как полагается. Огурчиков малосольных, селедочку порезал, водочку в морозильник поставил. Даже нарядную рубашку надел, в которой на именины хожу и на собрания заводские всякие. Сижу, значит жду.

Пока ждал - сам пару раз водочку пригубил. Достаточно ли охладилась, дошла ли до кондиции. Слышу - дверь хлопнула. Борька домой вернулся! Так я его сразу, как котенка, за бороду ухватил и за стол усадил. Стакан налил, огурец вручил.

- Пей, - говорю.

- Ты чего, - говорит, - батя? Я водку вообще не пью!

- А кто, - спрашиваю, - тебя спрашивает? Пей давай, а не то как ремня всыплю - неделю потом всем бабушкам в трамвае место уступать в радость будет.

Хряпнули по стакану. Еще по одному. Смотрю на него - вроде, в порядке все. Человеком растет. Нашим человеком, а не ихним, загнивающим.

- А теперь, - говорю, - давай дневник тащи, оценки проверять буду.

- Какой, - говорит, - дневник, когда я в институте давно, у нас дневники еще в школе упразднили, теперь вместо них зачетные книжки.

- Давай, - говорю, - тогда книжку эту зачетную тащи. И смотри, коли там двойки окажутся - папка-то хоть и старый, но ремнем-то махать еще не разучился!

Принес он книжку свою зачетную. А я, первым делом, на заглавную страницу перелистнул. Туда, где имя пишется. Нет, тут все в порядке. Как был Борькой, так Борькой и остался. Никакой он не Билли или Джонни.

Еще по стакану хряпнули. За то, чтобы двоек не было.

- Рассказывай, - говорю, - где был, чего делал?

- Да нигде не был. С друзьями в кафе были.

- В кафе - это, - говорю, - хорошо. Мы тоже раньше в кафе ходили, мороженое там ели, девок за жопы щупали. А вы там что ели-пили?

- Ели маффины, - отвечает, - пили смузи.

Вот тут-то за сердце я и схватился. Как давление у меня скакануло - думал уже, что все, помру сейчас. Да лучше б помер, чем такой позор терпеть! Он, шельмец, не только смузи пьет, но и маффинами его заедает! Хоть бы тайком такое делал, так совести - ни грамма нету! Хоть бы отца родного постыдился! Нет же! Он прямо в глаза смотрит и такие вещи творит! Смузи с маффинами! Прямо в глаза признается!

Здесь-то я чуть не сорвался. Не поверишь, вот столько осталось, чтобы собственного сына собственными руками удавить. Слыша, да? Смузи! И маффины! В голове-то у меня все и повернулось. Все припомнил, совсем все. И как он в клуб какой-то ходил, в шахматы играть. Возвращался - и стоял прямо, и шахматами от него не пахло. Я-то в молодости когда в шахматы играть ходил - там такой перегар стоял, что наутро башка трещала. А этот сходил в шахматы поиграть, но вернулся - трезвый! Это ты мне покажи, где такие шахматы, чтобы вернуться оттуда трезвому?

Понял я, что одной бутылкой тут не обойтись, вторую достал.

- Тебе, - говорю, - сынок, лет-то сколько?

- Девятнадцать, - отвечает, - скоро двадцать будет.

- Ты, - говорю, - скажи, сынок. Может, мы с мамкой чего делали неправильно? Может, пороли мы тебя мало в детстве? Может, дозволяли чего лишнего, баловали слишком? Как ты до жизни-то такой докатился, чтобы смузи с маффинами есть? Вот на меня посмотри, на батяню своего. Вот тебе сейчас почти двадцать, а мне в твои годы уже за тридцать было! Я уже на трех работах от зари до зари пахал, а потом твою мамку в кино на ночной сеансе вел. Человеком стал! До четвертого разряда выслужился! А ты чего в жизни добился? Как ты дальше-то жить собираешься?

- Так я того, батя... битки майню.

Вот тут уже все. Терпел я все это, терпел... да не стерпел. Схватил ремень и как отстегал хорошенько, чтобы ум через жопу в башку вколотить. Рассказать кому - засмеют же! Чтобы у меня, токаря четвертого разряда, сын битки майнил! Стыда не оберешься! Хоть самому в петлю лезь.

Так он еще и уворачивается, собака! Такой здоровый лось вымахал, что кабан! Хрен прошибешь! Сам умаялся, пот градом течет, да куда деваться? В детстве не додал - теперь с процентами выдать нужно! Чтобы на смузи и смотреть не смел думать! Если б мать не вмешалась - точно убил бы, как Козьма Прутков Хому Брута! Как там Пушкин писал? Чем я тебя породил - тем и убью!

- Ты чего, - мать верещит, - творишь! Бабку только в этом году схоронили, два раза за год хоронить не потянем!

Насилу оттащила меня, а то и вправду так умаялся ремнем сына стегать, что точно кони двинул бы.

Посидели потом, отдышались, мировую выпили.

- Так, - говорю, - Борька. Понимай, как хочешь, но чтобы больше никаких смузи, маффинов и битков. И вейп твой найду и выброшу. Денег на нормальные сигареты не хватает - так воруй у меня "Беломор", как я у своего папки, твоего деда, воровал. Я разрешаю. И чтобы каждый день ходил в интернет и по пятнадцать минут на сиськи пялился.

- Зачем мне, - говорит, - в интернете на сиськи пялиться, коли у меня девушка есть?

- Вот этого, - говорю, - не надо мне тут. Я сисек твоей бабы не видел, какие они - не знаю. Может, сплошной силикон. А в интернете сиськи нормальные, натуральные, папка проверил, некоторых даже пощупать успел, пока в командировки катался. Был бы у меня в твои годы интернет с сиськами - я б никогда и не женился бы. Ты только мамке не говори, что я в интернет хожу на сиськи смотреть, а то раньше времени сиротой себя сделаешь.

Следующим же днем я проснулся чуть свет и в кафе отправился. В то самое, где наших детей смузи с маффинами пичкают, от которых они потом битки майнить начинают. Хотел в глаза из бесстыжие посмотреть и все сказать, чего о них думаю. Так, мол, и так, сами своими смузями травитесь, а детей наших нефиг всякой гадостью заморской потчевать. Вареники лучше готовьте, блины со сметаной, да пломбир советский. В том пломбире советском в одной ложке пользы больше, чем в ведре вашего смузи.

Как зашел - так у самого глаза разбегаться начали. Чего там только не было! Всего видимо-невидимо. Бургеры всякие, шмургеры. Пиццы, роллы какие-то непонятные. Все не наше, все ихнее, капиталистическое, оттудова, с загнивающего Западу завезенное!

А такого, чтобы нашнее было, исконное - ничего и нету! Никаких тебе голубцов, пельмешек. Борща даже нету! Картошка - и та только фри, которая ломтиками зажарена, от которой изжога сплошная. Чтобы чего полезного - пюрешки или в мундире - того нету, а как фри - так того навалом. Даже киселя вишневого или малинового нету! Коли попить захочешь - вот тебе или "Кока-кола", или смузи, тьфу, прости Господи. Самого простого компота из сухофруктов, которого в нашей заводской столовке бери - не хочу, и этого нету!

Понял я тут, что погорячился давеча. Как же ребенок что-то кроме смузи пить будет, коли окромя смузи ничего нету? Вот так они, капиталисты проклятые, наших детей в американскую веру обращают. Через святое идут - через желудок!

Нет, я и сам, порой, котлету промеж двух булок засуну, кетчупа плесну и жую. Только украдкой, тайком все это делаю, чтобы не видал никто. И уж, конечно, никому не рассказываю.

Но вот смузи меня в жизни пить не заставишь. Хоть с голоду помирать буду, а смузи в рот не возьму. Тем паче - с маффином. Не для того батя столько ремней об меня износил, чтобы я смузи пил.

Слово-то еще какое выдумали... смузи! Тьфу! Даже противно стало. Пойду, рот квасом прополощу, чтобы от привкуса гадкого этого избавиться. Смузи! Придумают же!

Абсолютно все мои сатирические рассказы, написанные к настоящему времени, собраны в двух сборниках - За нами - Земля! и Марсианская защита, первый из которых дописан, второй - в процессе. Оба сборника в бесплатном доступе, переводить их в коммерческий доступ в планах нету.

Штаны, опять же. Тоже непонятно! Почему они именно "штаны", а не "штан"? Это ж кто до такого додумался? Нет, я согласен, что ног - две, а у штанов - две штанины. Но я ж только поначалу на ноги их надеваю, а потом - на жопу и на пузе застегиваю! И хоть ты тресни - жопа-то у меня одна, хоть и из двух половинок! С носками - все понятно. Когда они вместе - они носки. А как постираешь в машинке - один носок остается. "Носок" же, а не "носки"! А штаны - они ж одни! Но почему-то всегда "штаны", но никогда - "штан"! Коли грушу взять и пополам разрезать - она ж грушей и останется, не превратиться в какой-нибудь "груш". Вот была груша - стало две половинки груши, но от каждой польза есть. Ежели штаны пополам разрезать - не два раза по половине штанов выйдет, а две штанины. А что проку мне в тех штанинах? Я ж не буду, как дурак, в одной штанине ходить! Потому что половина жопы голой останется! Так и какой смысл для каждой штанины отдельное слово придумывать, коли толку от нее, от одной штаны, никакого нету?

Короче, непонятно все со штанами. Вот с носками - все понятно, а со штанами - непонятно.

Хотя, если подумать, то и с носками непонятно! Вот когда один и один носок - это носки. А когда их трое? Кто тогда они? Трое носков или трое носок? Непонятно же! Как по мне - то и носки проще бутылками мерить. Бутылка носков - и все понятно, что пара их, комплект полный. А половина бутылки - это один носок. И пользы от него столько же, сколько от половины бутылки - ровно половина. Но это - все равно больше, чем от одной штаны! Я ж носки разные могу одеть, никто под ботинками и не разглядит их, какие они там! А вот две разные штаны не могу одеть - их скреплять между собой нужно, не то развалятся.

Я как обо всем этом думать начал - так и спагетти есть перестал. Потому что тоже непонятные эти спагетти. С нашей вермишелью или макаронами - все понятно, я только их и ем. А спагетти не ем, потому что непонятно. Нет, пока они в упаковке - все понятно, а ты попробуй отварить их, да в тарелку положить! Что у тебя получилось? То-то! Тарелка вермишели или тарелка макаронов - тут вопросов не имею. А если спагетти в тарелку положить - это что выходит? Тарелка спагеттей? Или тарелка со спагеттями? Непонятно же!

Все же, сволочи эти европейцы! Главное, они спагетти свои придумали и нам задвинули, а у себя переименовали. Знаешь, как они у себя, в Европе, спагетти кличут? Паста! И вот тут все понятно! Коварные! Это они специально, чтобы мы тут голову ломали над спагеттями ихними, а у них там - паста! Чтобы самим не путаться! Одно непонятно, как они пасту, которая спагетти, от зубной или какой другой пасты отличают, да хоть от гуталина того же?

Или вот еще. Вообще непонятная ситуация! Нету! Говорят, что такого слова - "нету", его нету. А как такое может быть, чтобы такое, чтобы нету - есть, а слова такого - нету? Если такого слова нету, то нету и "нету", но, если "нету" - нету, то оно есть! Выходит, что и слово такое есть! Но если оно есть - то его нету! Понимаешь, какая петрушка получается?

Нет, я б и сам был такому рад, чтобы не было слова "нету". Приходишь вот так в магазин, говоришь продавщице:

- А ну, красавица, давай мне бесплатного коньяку!

А она бы рада ответить, что бесплатного коньяку нету, но не может, потому что слова такого нету! Придется дать! Только дудки тебе! Она ж скажет как есть - нету! Вообще, как-то оно не совсем справедливо получается. Слова "нету" - нету, но такое, что бесплатного коньяку нету - все равно есть. Так что, я так считаю, что и слово такое есть. Чтобы по справедливости все было! Вот коли б бесплатный коньяк давали - мне б вообще до урюка было, что там есть, а чего - нету.

С этими своими "ча-ща" вообще лес намудрили. Чащу целую! Почему это я должен писать через "а", когда я точно слышу, что там должна быть "я"? Чё это за правила такие, что говорим одно, а пишем - другое? Кем это, вообще, придумано? Почему это я должен сам себе врать, думать "чящя", говорить "чящя", а писать - "чаща"? А потом мы еще удивляемся, что правды в людях не стало! Так откуда в них правда-то возьмется, коли со школьной скамьи учат думать одно, а писать - совсем другое?

Еще "жи-ши" эти. Я ж нутром чую, что должно быть "ы"! Нет, мне говорят - пиши, мол, "и". Поперек себя идтить заставляют!

Запятые, опять же. Совсем непонятно! Я, когда говорю, или думаю, запятые совсем не говорю и не думаю! А рисовать их я должен! Непонятно - зачем их придумали только, запятые эти?

У нас в классе девочка была - отличница. Страшная, как вся моя жизнь, зато училась на одни пятерки, сейчас в театральном буфете пирожками торгует. Так потому и в театральном, что на  пятерки училась, училась бы на тройки - на вокзале где-нибудь торговала бы. Хотя на вокзале получка больше, потому что на вокзалы людей больше, чем в театры, ходит. Я тебе это точно скажу - Сашка, который тоже с нами учился, на каждом вокзале по ларьку с пирожками имеет, он сам нам рассказывал.

Так отличница та литричке, когда Пушкина проходили, прямо говорила:

- А почему это тут у Пушкина запятая стоит, когда по правилам запятой быть не должно?

И ты знаешь, что ей училка отвечала?

- Это, - говорит, - авторские знаки!

Вот тебе и раз! Приехали! Главное, Пушкину, раз он из буржуинской семьи, можно авторские знаки ставить, где ему хочется, а мне, раз я рабоче-крестьянского, самого что ни на есть пролетарского происхождения, за неправильную запятую - двойку? Вот где справедливость-то в жизни? Выходит, нас, тружеников, еще со школы своими запятыми угнетать начали! Коли ты - дворянин, белая кость - ставь свои запятые, где хошь, никаких правил тебе не писано, а ежели ты из рабочего классу - изволь по правилам жить, которые те придумали, что сами по правилам запятые не ставят.

Враки это все, что Царь-батюшка крестьян освободил. Как мы рабами запятых были - так рабами и остались. Я когда сочинения или диктанты в школе писал, у меня всегда от этих запятых башка пухла. Так пухла, что те запятые прямо своими острыми хвостиками наружу вылезали, как иголки у ежа. И все равно за грамотность мне двойку ставили!

Потому что не могу я себе врать! Вот не могу я писать вот эту твою "и", когда точно слышу, что должна быть "ы". Сердцем чую, а сердце-то не обманешь!

Да разве в запятых этих счастье? Сашка тот, с ларьками на вокзалах, никогда больше тройки не имел. А какой бизнес воротит! Он и девочку, которая в театральном буфете работает, к себе звал, большой получкой заманивал.

- Нет, - она ему отвечает, - я - дама интеллигентная, на вокзале пирожками торговать не могу, только в театре!

Выходит, что не в запятых счастье-то! Я как это понял - так сразу, когда школу окончил, когда оценки за грамотность ставить перестали, вообще запятые ставить перестал. Даже в самых важных бумагах! Они, кто там запятые придумывали, когда их придумывали, со мной-то посоветовались? Нет? Забыли? Вот хрен вам тогда, а не запятые!

Правда, для тех, кому сильно надо, я в конце, когда все важное в важной бумаге уже написал, уже после всех слов, запятые кучкой рассыпаю. Берите, сволочи ученые, кому нужно, куда хотите - туда и пихайте, мне для вас запятых не жалко! Подавитесь, пожалуйста!