warhead.su

Юность тёмного властелина

Обычно африканские инциденты у нас воспринимают отстранённо. Дескать: дикарь вчера слез с пальмы — что с него взять? Но наш герой вовсе не слез с пальмы. Старший сержант французской армии Бокасса был переведён в Африку из Нормандии в возрасте 25 лет для обучения в офицерской школе в Сенегале (страна была колонией Франции). В 1950 году, после окончания школы, Бокассу перебросили в Индокитай воевать против Вьетнама, пожелавшего независимости.

Воевал Бокасса хорошо и был награждён орденом Почётного легиона и Военным крестом. Там же, во Вьетнаме, Бокасса в первый раз женился — на местной девушке. У них родился ребёнок, к слову, зарегистрированный как француз.

Индокитайская война закончилась, как известно, поражением Франции. Но ещё за год до этого, в 1953 году, Бокассу перевели в метрополию, в город Фрежюс. Он уезжал в надежде, что его переведут обратно и он вернётся к семье, но этого никогда не произошло. До 1958 года Жан-Бедель так и служил офицером связи в курортном городке на Лазурном берегу, а затем его снова отправили в Африку.

Бокасса в 1939-м

У верной службы Бокассы на благо французской метрополии был любопытный бэкграунд. Его отец принимал участие в антифранцузских выступлениях и в 1926 году был расстрелян. Мать вскоре после этого покончила с собой.

Так в шесть лет Жан-Бедель остался сиротой и попал на попечение родственников. Они хотели, чтобы мальчик стал священником, но он стремился сделать карьеру. А в колонии Убанги-Шари (будущая ЦАР) это можно было сделать только в качестве военного в колониальной армии. В 1939 году, в 18 лет, он пошёл служить — и в 20 оказался участником Второй мировой войны, поскольку колониальные войска топили за де Голля. Сначала Бокасса сражался против вишистов в Африке, затем в 1944 году высадился во французском Провансе, где воевал с нацистами и дошёл до Рейна. Наград не получил, но был на хорошем счету. Перед молодым сержантом открылся путь наверх. Всё, как он и мечтал.

Vive la France!

Пока Жан-Бедель морозил туловище в Европе и проливал кровь на благо Франции, его дядя Бартелеми Боганда боролся за независимость колонии Убанги-Шари. И добился того, что страна в 1958 году получила автономию, а сам Боганда стал её премьер‑министром.

В 1959 году Бокасса в ранге офицера французской армии и в статусе бедного родственника наконец вернулся на родину. Но вскоре события показали, что именно Бокасса поставил на правильную лошадь.

В том же году глава государства погиб, и его место занял молодой министр Давид Дако — племянник покойного и кузен Бокассы. Кандидатуру Дако поддержала Франция, и он был избран первым президентом независимой ЦАР. Дако тесно общался с Бокассой и, когда встал вопрос о том, кому доверить армию, тут же вспомнил про двоюродного брата. С 1962 года Бокасса занимался формированием местных вооружённых сил и в 1963-м стал главнокомандующим. В его подчинении находились аж 500 человек…

В Мексике есть известный афоризм о том, как далеко эта страна от бога и как близко к США. Интересно, что сказал бы его автор про ЦАР?

В 1966 году на фоне стремления Дако сблизиться с Китаем Бокасса при поддержке Франции устроил переворот и стал президентом. Дако отправился под домашний арест, затем какое-то время отирался в местной политике, а потом улетел во Францию.

Давид Дако и Жан-Бедель Бокасса (фото: Jean-Claude Francolon)

В 1979 году Бокассу свергли французы. Из рукава они вытащили не кого-нибудь, а всё того же Давида Дако, который во второй раз стал президентом ЦАР. В 1981 году Дако опять был свергнут своим начальником Генерального штаба. На сей раз им был Андре Колингба, которого поддержали французы. После 1989 года Франция лишила его поддержки, и в 1992 году вынудила провести президентские выборы, которые он с треском продул. Лояльный ему верховный суд аннулировал результаты выборов. Но европейскую демократию на мякине не проведёшь, поэтому повторные выборы — 1993 года — Колингба тоже продул. И к власти пришёл Анж-Феликс Патассе, ближайший сподвижник Бокассы и второй человек в его империи…

Но вернёмся к нашему людоеду.

Очень приятно, царь

Возглавив ЦАР в 1966 году, Бокасса первым делом разогнал парламент и выкинул конституцию.

Затем расставил на руководящие посты своих друзей и родственников — обычная практика для стран с неустоявшейся политической системой. Доходы от алмазов, золота, кобальта, леса — всего, чем была богата страна, — потекли к нему в карман.

«А как же европейские принципы? Разве в Европе принято разворовывать национальные богатства?» — спросите вы.

Это не у всех получается. Но когда есть возможность нажиться, своего не упускают. Так что Бокасса как раз продемонстрировал здоровый европейский прагматизм. Он активно подкупал французскую элиту, включая президента Валери Жискара д’Эстена ещё в бытность того министром финансов.

Сотрудничество было взаимовыгодным: Франция получала уран для атомного оружия, добываемый неграми за гроши; ЦАР — финансовую, гуманитарную и военную помощь, оплаченную французскими налогоплательщиками. В верхах царила гармония.

Шарль де Голль и Бокасса в Париже, 1966 год (фото: Keystone-France)

Но денег много не бывает. Вдобавок у Бокассы были амбиционные планы: он хотел сделать ЦАР влиятельной державой в Центральной Африке и утвердить себя на международной арене. Поэтому мсье президент принялся предлагать себя на все стороны.

Во времена холодной войны перебежчики были на вес золота. Первым купился Китай, выделивший финансовую и военную помощь, а также специалистов для создания и модернизации предприятий. СССР денег не дал, хотя принимал диктатора очень тепло и многообещающе. В частности, в «Артеке» Бокассу приняли в пионеры, несмотря на почтенный возраст.

Сейчас этот факт нередко преподносят как доказательство некой эксклюзивной неразборчивости СССР во внешних связях. Это типичный пример того, как обычную дипломатическую пургу пытаются выдать за тайное знание. Вот, например, статья «Друг из Центральной Африки» от 1970 года о визите Бокассы в Тайвань. Несколько цитат: «президент Чан (то есть Чан Кайши) наградил президента Бокассу Орденом сверкающего нефрита»; «вручил ему золотой ключ от города»; «обсудили вопросы, связанные с расширением тайваньской помощи»; «Тайвань направит в ЦАР больше технических специалистов»; «Бокасса помог спасти африканский континент от коммунизма», «как антикоммунистический лидер президент Бокасса завоевал уважение и дружбу Тайваня».

Но вы никогда не услышите гневных отповедей о беспринципном Тайване, чей кровавый режим поддерживал людоеда. Оно и правильно, тут по большому счёту не о чем говорить.

Зато вы наверняка не раз слышали о дружбе Бокассы с Каддафи, ради которой наш правоверный католик даже принял ислам. Понятно, что даром такие шаги не делаются, и у Бокассы были большие планы подоить Ливию. Переговоры о сотрудничестве длились два месяца, но… окончились ничем.

Пришлось закатать губу и вернуться в католичество.

Иной бы, может, огорчился, но наш герой дал понять, что аукцион окончен и он возвращается в лоно метрополии. А попутно изволит провозгласить себя императором.

Император Бокасса возле золотого трона, 1977 год (фото: Pierre Guillaud)

Примечание для желающих усмотреть в этом недемократичность и варварство: кумиром Бокассы был Наполеон. Косплей коронации Бонапарта обошёлся, по скромным оценкам, в 30 миллионов долларов. Частично превращение диктатора в царя происходило на французские деньги. А СССР, напротив, утратил к реакционеру всякий интерес.

Загадка императора

Ещё одной примечательной особенностью Бокассы было какое-то запредельное количество любовниц и жён. Но если сравнить, скажем, с биографией Саркози, то и здесь разница не в менталитете, а в обстоятельствах. Да и Валери д’Эстен при каждом удобном случае тусил у Бокассы не только ради охоты, а потому что тот вроде как «делился» с ним жёнами. Жан-Бедель сумел воплотить то, о чём культурные европейцы старой закалки, не испорченные феминизмом, только мечтают.

Единственное, что не находит прямого и разумного объяснения: зачем Бокасса ел людей? По свидетельствам его повара, человеческое мясо он готовил постоянно, так что счёт жертв может идти на сотни и тысячи.

Самое логичное объяснение, как ни странно, дал сам Бокасса. Дескать, задумал я тут всё-таки опереться на Ливию, уехал туда на переговоры, а в это время французские солдаты захватили мой дворец — и что они в тот холодильник напихали, понятия не имею, меня там не было.

Париж, конечно, сделал вид, что всё это клевета и свергли Бокассу исключительно от возмущения расправой над школьниками. Возмущение и правда было. Вот только школьники протестовали ещё в январе–апреле, а переворот случился 20 сентября 1979 года — когда Каддафи договорился о военных базах в ЦАР у границы с Чадом. Но, может быть, в политике время течёт иначе.

Действительно, если бы пресловутого холодильника с человеческой расчленёнкой не существовало, его стоило бы выдумать. Компромата на действующего президента Франции у свергнутого Бокассы было завались. А интересоваться мнением каннибала — как-то фи

(Впрочем, плоха та система, которая опирается только на пиар. Когда Жан-Бедель написал книгу «Моя правда», французский суд постановил сжечь её из-за «недопустимых нарушений неприкосновенности частной жизни» и прочего. Весь тираж был уничтожен. Французское государство показало, что есть только одна правда — его собственная. Дёшево и сердито.)

С другой стороны, Бокасса верил в сверхъестественное. А в чём разница между одним сверхъестественным и другим сверхъестественным — вопрос философский. Может, Жан-Бедель и правда хотел «присвоить силу врагов». Опять же, людоедство прекрасно дополняет образ продажного беспринципного упыря, каким Бокасса — достойный слуга своих хозяев — и был всю свою сознательную жизнь. Так что, хотя суд его по этому вопросу оправдал, осадочек остался.

Бокасса в своей резиденции во Франции, 1984 год (фото: Eric Bouvet)

Несчастный свергнутый император по примеру своего кумира оправился в изгнание. Только не из Франции, а во Францию. Возможно, главное историческое предназначение Бокассы — быть карикатурой на Бонапарта.

А может быть, это урок: неважно, кого ест глава государства, — важно, какую он проводит политику.

Как только освободилась экологическая ниша упыря-диктатора, в стране стали консолидироваться политические, а затем этнические и религиозные группы. После очередного переворота в богатой месторождениями стране вспыхнула гражданская война, которая быстро приняла вид межконфессионального конфликта. Безвыходного, бессмысленного и абсолютно дегенеративного, как все подобные войны, в которых радикализованные религии, как вирусы, убивают своих носителей.

Уровень насилия и уровень нищеты выросли многократно. По стране, чья независимость и раньше представлялась насмешкой, легально шляются иностранные войска-миротворцы. Поэтому теперь жители ЦАР могут только ностальгически вздыхать о временах Бокассы.

«Он оставил нам такое государство, а мы его профукали», — считает старшее поколение и мечтает о возвращении отца нации. Но старый добрый людоед не вернётся в разрушенную страну — в 1996 году, в 75 лет, он умер от инфаркта и воскресать пока не собирается.

Этот урок остаётся невыученным.

Ольга Таболина

warhead.su

Искра на фоне мирового пожара

К началу Первой мировой войны Ирландия стала головной болью британского правительства. Страна оказалась поделена между лояльным Лондону протестантским меньшинством на севере и стремящимся к самостоятельности католическим большинством на остальной части острова. Религиозное разделение усугублялось политическим раздраем. Радикальные фракции требовали независимости, более умеренные соглашались на автономию в составе Британской монархии. Внутри каждого лагеря шла ожесточенная борьба за лидерство.

Лондон это отчасти устраивало: можно было бесконечно откладывать решение вопроса о предоставлении самостоятельности. Неизвестно, сколько бы продлилось раскачивание ирландской лодки, если бы не Первая мировая война, в которую влезла Британия.

К тому моменту в Ирландии появились две крупные военизированные организации. «Ольстерские добровольческие силы» представляли лоялистов, протестантов севера. «Ирландские добровольцы» объединили сторонников независимости. Вопрос о войне расколол последних. Одна часть считала, что надо выступить на стороне Великобритании, другая — что это чужая война, и не за что там кровь проливать.

Два года войны привели население Ирландии к нищете и не дали ни малейшей подсказки, за что же они все-таки воюют. Британские власти поставили вопрос о предоставлении самостоятельности в зависимость от воинского призыва. Ирландцы начали подозревать, что это какая-то разводка. Было очевидно, что призыв в армию сулил ещё большее усиление военных возможностей Британии. Это подталкивало к бунту.

Джеймс Коннолли

Джеймс Коннолли, будущий руководитель восстания, считал, что надо действовать быстро. Под рукой у него была военизированная организация ирландских профсоюзов «Ирландская гражданская армия» (ИГА) — маленькая, зато зубастая. Такая перспектива заставила остальные фракции, которые в более спокойной обстановке просто отложили бы бунт на «когда-нибудь потом», сесть за стол переговоров и согласовать действия. Восстание наметили на католическую пасхальную неделю.

Горячая Пасха

Ирландское Пасхальное восстание 1916 года не имело ничего общего с тем, как у нас обычно представляют восстания: рабочие с транспарантами, бабы с иконами, пейзане с вилами… Никаких массовых выступлений не подразумевалось. Чисто боевая операция по захвату власти. В ней приняли участие около 200 женщин (бойцы и санитарки).

Восстание показало женщин в новом свете. Например, скромную учительницу из Глазго Маргарет Скиннидер. Услышав, что «соседи» готовят восстание, она поехала в Дублин, чтобы присоединиться к гарнизону, занявшему Королевскую хирургическую школу. Скиннидер скромно пересекла на велосипеде Дублин, где в то время шли бои, а доехав стала так же скромно работать снайпером. Она получила серьёзное ранение, когда пыталась поджечь несколько домов на улице Харкорт. Её взяли в плен, однако она незаметно сбежала. Умерла Маргарет Скиннидер в 1971 году, успев побыть президентом Ирландской национальной ассоциации учителей.

Маргарет Скиннидер и Констанция Маркевич

Некоторые участницы успели получить известность ещё до восстания. К примеру, графиня Констанция Маркевич вошла в историю, как первая женщина-британский депутат и одна из первых в Европе женщин-министров. В 1916 году она считалась ветераном ирландского социалистического и националистического движений. Характер эта прелестная дама имела нордический. Политические установки у неё были жесткие и сводились к тому, что лучшая инвестиция — это заложить бриллианты в банке, купить револьвер и перестрелять своих врагов.

Будучи членом ИГА, Маркевич участвовала во всех боевых действиях вместе со своим женским подразделением. Дело дошло до того, что именно женщины предложили подорвать бомбой отель «Шелборн», где на тот момент засело около 40 британских солдат. Вышестоящий офицер Майкл Маллин отказал на основании слишком высокого риска. В ответ он нарвался на отповедь, что прокламация об учреждении Республики провозгласила мужчин и женщин равными, а значит, никто им не помешает рисковать своими жизнями. Маллину пришлось принять доводы графини.

«Женсовет» стреляет

Заметная доля участниц восстания принадлежала к организации «Женский совет» («Куманн на мБан»). В документах, кроме упоминаний о необходимости борьбы за равенство полов, прямо постулировалась необходимость использования вооружённой силы против британских войск в Ирландии. Основной целью «Женского совета» было «обучение его членов первой помощи, военному делу, связи и стрельбе из огнестрельного оружия».

Куманн на мБан и члены гражданской армии

Во время восстания женщины находились практически во всех захваченных зданиях. Кроме одного — гарнизона Боландс Милл, где засел будущий президент Ирландского свободного государства, Имон де Валера. По словам одной из участниц, «…де Валера полностью отказался от девушек из „Куманн на мБан“ в гарнизоне… в результате, я уверена, этот гарнизон был менее стоек, чем те, в которых бились женщины».

Женщины Коннолли

Не менее важную роль в восстании сыграли женщины Ирландской гражданской армии. Они участвовали в попытке захвата Дублинского замка — центрального комплекса правительственных зданий, в числе которых была тюрьма. С точки зрения восставших, это был зримый символ национального унижения Ирландии, её подчинения Лондону.

В неудавшейся атаке участвовало слишком мало людей. Им удалось захватить ворота замка и удерживать их, пока не подошли основные силы замкового гарнизона. Только после этого они отступили, захватив взамен мэрию. В результате ожесточённого боя британцам удалось на следующий день отбить здание. В сдавшемся гарнизоне оказался только один офицер — и это была женщина. А точнее, доктор Кейтлин Линн, одна из первых женщин-хирургов на Изумрудном острове. Британцы, несколько обалдев от увиденного, просто отказались брать её в плен. Более того, британское командование уже на второй день восстания испытывало недоумение: что делать с захваченными дамами? Поначалу британские офицеры даже стремились спровадить женщин по домам — не тут-то было.

Всего в ирландских тюрьмах после неудавшегося восстания оказалось порядка 70 революционерок. Многие из них, например, доктор Линн, были приговорены к смертной казни, позже заменённой пожизненным заключением.

Еще до окончания Первой мировой правительство Великобритании помиловало всех участниц восстания. Их выпустили из тюрем в 1917 году. Времена были неспокойные, в России случилась очередная революция, фронт волновался, и надо было умаслить бунтовщиков в тылу. После помилования и эмиграции многие из женщин-заключенных постарались в последующие годы вернуться в политику.

Пиррова победа

Восстание оказалось переломным моментом для Ирландии. Во-первых, стало ясно, что мирным путём решить вопрос вряд ли удастся. Во-вторых, любые варианты, кроме обретения независимости, перестали рассматриваться, как допустимые.

Дальнейшее всем известно: призывной кризис 1918 года, когда Ирландия провалила поставку «пушечного мяса» в британскую армию, и резкое усиление «Шинн Фейн». Эта организация победила на послевоенных парламентских выборах в британский парламент. Но депутаты остались в Ирландии, где запилили свой собственный парламент — «Дейл» — и объявили о выходе из состава Великобритании. Так началась война за независимость Зелёного острова.

Проблема в том, что в результате войны за независимость и гражданской войны к власти в Ирландии пришли наиболее консервативные круги. Революционерок они воспринимали как серьёзную угрозу государству. Дамы же считали, что новая власть предала идеалы ирландской революции. Ирония Истории в том, что правительство независимой Ирландии стало сажать «подозрительных» женщин ровно в ту же тюрьму Килмейнхем, в которую после подавления Пасхального восстания их сажали британские власти.

Арест графини Маркевич

Но джинн феминизма не спешил возвращаться в бутылку. Участница гражданской войны Мер Комерфорд участвовала в подготовке неудавшегося похищения премьер-министра Ирландии Уильяма Косгрейва. Её приговорили к смерти, но потом помиловали. Другая активистка, Эйтн Койл, в одиночку захватывала поезда, курсировавшие между Лондендерри и Донегалом. Цель набегов в стиле Дикого Запада была оригинальной: леди сжигала корреспонденцию и газеты в рамках бойкота Белфаста.

Это была героическая, но бесплодная борьба: в стране усиливались католические и консервативные настроения. Женщин постепенно удаляли из политики, их вклад в общее дело тщательно вымарывался из истории. Но дамы не сдавались. Часть пошла в политику, другие сосредоточились на социальных реформах. Борьба не была равной, но она не давала окончательно похоронить память о валькириях революции. Однако, в 1970-е плотина рухнула. Ирландские революционерки оказались героинями борьбы за независимость и видными борцами за гендерное равенство. Каждая фигура обрела по несколько биографов, а почитание некоторых из них приобрело статус национального культа. А значит, народ Ирландии не забывает о своих героях — и это очень хороший знак.

Ольга Таболина

warhead.su

Сторожевой корабль Береговой охраны США «Кимбалл» выложил на своей странице в Facebook отчёт о происшествии, случившемся, когда команда решила устроить себе выходной. Командир разрешил провести купание и личный состав с радостью попрыгал за борт, прихватив ласты, мячи и большого надувного единорога.

Разумеется, принимались уставные меры предосторожности — дежурил спасатель, а за спокойствием окрестных вод следили с палубы. Именно оттуда и заметили приближающуюся к купальщикам акулу. Хищника опознали как Isurus paucus — длиннопёрую акулу-мако. Ни одного нападения этих рыб на человека в истории не зафиксировано, но, как известно, всегда бывает первый раз. Да и вообще, вряд ли кто-то из моряков согласился бы проверить безобидность акулы на себе.

Та самая акула (фото: U.S. Coast Guard Cutter Kimball)

Когда рыбина приблизилась к купающимся на десять метров, офицер приказал отогнать её и специалист 1 класса Сэмюэль Синтрон (его можно видеть на фото в заголовке) открыл огонь из карабина. Короткая очередь спугнула акулу, но ненадолго, — вильнув в сторону, она через несколько секунд продолжила приближаться. Пришлось дальше стрелять, а пока пули удерживали хищника на расстоянии, купающиеся выбрались на борт сторожевика.

ссылка на видео: https://www.facebook.com/watch/?v=1267775640225500&extid...

По итогам инцидента никто не пострадал, включая акулу. Надувной единорог также был успешно эвакуирован и в целости доставлен на корабль. Единственная травма — ссадина на колене одного из моряков, неудачно стукнувшегося о ступеньку трапа. Иронично, что именно на этом колене у него находится татуировка в виде оскаленных акульих челюстей, — в некотором смысле, акульи зубы в тот день всё же обагрились человеческой кровью, хоть и виртуально.

Это первый за очень долгие годы случай появления акулы во время подобных купаний, что лишний раз демонстрирует нам: технику безопасности придумали не просто так. Принцип «да ладно, ни разу ничего плохого не было — и в этот раз тоже не случится» может привести к плачевным последствиям. Кстати, отдельно хочется отметить безбашенность специалиста Синтрона — палить так близко к плавающим товарищам не всякий бы рискнул. Возможно, это само по себе нарушение каких-то ещё правил безопасности, — но в этот раз всё, к счастью, обошлось.

warhead.su

Далеко не всегда на простой вопрос можно дать простой ответ.  В современном, стремительно меняющемся и информационно перенасыщенном мире, порой очень сложно чётко разграничить понятия — а тем более однозначно их трактовать. Причём «трактовать» — ключевое слово: каждая сторона стремится к тому, чтобы только её толкование была признано верным.

Военные корреспонденты бывают двух видов.

Первый — выпускники военных вузов по специальности «военная журналистика». Это военнослужащие, приведённые к присяге, со званиями и обязанностью носить форму. Для противника они в первую очередь законные цели, а во вторую… уже неважно кто. Их ещё называют комбатанты.

«Добрым словом и пистолетом» — это про них.

И — да, у них есть право носить и применять оружие.

Второй вид — гражданские лица, или нонкомбатанты. Те, кого редакция послала в зону боевых действий снимать репортажи и писать статьи. Если быть точными, то их статус звучит как «лица, следующие за вооружёнными силами, но не входящие в их состав непосредственно». Их нельзя убивать. Они пользуются привилегиями гражданского населения, «при условии, что они не совершают никаких действий, несовместимых с их статусом гражданских лиц» (п.2 ст. 79 I Дополнительного протокола к Женевским конвенциям). То есть они гражданские, пока не возьмутся за оружие.

Как только они начинают открыто носить оружие, то становятся комбатантами. Тут каждый решает сам за себя, что ему ближе. Но человек с оружием не должен удивляться, если по нему откроют огонь.

Во время беспорядков в Египте в 2011 году на армейском блокпосту задержали группу журналистов — при обыске у них изъяли перочинные ножи. Больших трудов им стоило доказать, что это не является оружием, и тем самым не быть причисленными к комбатантам. Со стороны властей Египта это, конечно, произвол, а не соблюдение конвенций, поскольку комбатантом является тот, кто носит оружие открыто, а не перочинный ножик в кармане.

Примеров pro et contra хватает с обеих сторон. Американского писателя Робина Мура, прошедшего в качестве гражданского лица подготовку в спецназе США («зелёные береты»), направили во Вьетнам, где его придали к военному подразделению штатским журналистом — при этом он носил и применял оружие в боях против Вьетконга.

И он сам, и американские солдаты считали его и журналистом, и военным корреспондентом.

То есть некомбатантом — но участвующим в боях. Вот такой парадокс.

То же самое касается редакции американского журнала Soldier Of Fortune — журналисты этого издания, начиная с главного редактора, бывали во всех горячих точках и носили там оружие. Сам Браун неоднократно хвастался, что, будучи в Афганистане, стрелял по советским солдатам. При этом он называл себя «военным корреспондентом».

Роберт Браун

Во время войны в Родезии американский журналист Росс Бауман сделал серию снимков об операциях родезийской армии. Он находился в боевом патрулировании с регулярной частью вооружённых сил, носил форму и оружие. Результат? Журналистское сообщество США пожурило Баумана за неэтичное поведение — и только. За снимки, кстати, он получил Пулитцеровскую премию.

Но так поступать категорически не рекомендуется. В США всегда очень вольно относились как собственно к международному праву, так и к его трактовке (в свою пользу, конечно). Поэтому «своим» комбатантам было позволено быть «журналистами».

В той же Родезии в 1978 году погиб британский лорд и журналист Ричард Сесил. Погиб именно в бою с партизанами ЗАНЛА, с оружием в руках, будучи одетым в военную форму. Гибель Сесила вызвала скандал на всё ту же тему: можно ли было его считать журналистом, если он в буквальном смысле слова воевал? С точки зрения Великобритании боевики убили журналиста. С точки зрения партизан — и международного права, кстати, — Сесил перестал быть аккредитованным журналистом ровно в ту секунду, как надел военную форму и взял в руки винтовку. Даже если он только собирал материал для репортажа.

При этом американский журналист Джим Хупер, первый иностранец, которого в 1986 году допустили в полицейский спецназ Намибии Koevoet, воевавший в Анголе, оружия никогда не носил, хотя часто бывал в самой гуще боя (неоднократно получая ранения).

Он твёрдо стоял на той позиции, что корреспондент не имеет права брать в руки что-либо, кроме ручки, блокнота и камеры.

Суммируя: военный корреспондент никакого оружия в руки брать не должен. Это не спасёт его от случайной пули, но даст право на то, что к нему должны будут относиться как к гражданскому лицу, а не к участнику боевых действий.

Варвара Стешевич, Серж дю Тойт

warhead.su

Мэтр изображал самые разные транспортные средства. Но к авиации у него была подлинная страсть, и летательные аппараты на его картинах появляются чаще, чем прочая техника. Если рассматривать произведения Дейнеки в хронологическом порядке, то можно запросто составить презентацию на тему «История авиации Черноморского флота в картинках».

Более того, есть в творчестве художника и загадки, связанные именно с авиатехникой.

Несколько месяцев назад в Facebook состоялась интересная дискуссия: пользователь Сергей Сигачёв опубликовал картину «Бегущие девушки» и остроумно доказал, что, во-первых, девушки на картине — не главное, а во-вторых, паровоз на заднем плане картины — не просто «я-художник-я-так-вижу» паровоз, а редкая модификация паровоза «ЭУ», у которой тендер для воды и угля был конструктивно интегрирован с самим локомотивом. Но удивительнее всего не это (по первой профессии Дейнека железнодорожник), а то, что такие паровозы сохранились в виде памятников по сей день.

А. Дейнека, «Бегущие девушки». Фрагмент

Паровоз Эу, памятник на ст. Долинская, Кировоградская обл., Украина (фото: Источник)

Но если паровозы, а также автомобили и прочие пароходы у Дейнеки обычно лишь часть фона, то самолёты часто становятся центральными элементами картин художника. На 30-е годы пришёлся пик интереса Александра Александровича не просто к авиации, а к гидроавиации. Наступила золотая эра гидропланов, и все полагали, что за ними будущее, а сухопутные самолёты и дирижабли — это так, побаловаться. Художник к тому же очень любил изображать море и небо. Только к концу десятилетия гидропланы постепенно сходят с его полотен, уступая место самолётам сухопутного базирования.

Пока одни пользователи Facebook комментировали героинь картины «Бегущие девушки», а другие участвовали в дискуссии о паровозе, автора этой заметки заинтересовало другое: а что за птица летает на известном полотне Дейнеки «Будущие лётчики»? Картина написана в 1937 году, изображает трёх пионеров, сидящих на мраморной набережной летнего приморского города, один из них, на вид постарше, указывает другим на парящий в небе белый гидроплан. Какой?

А. Дейнека, «Будущие лётчики». Фрагмент

Вскоре, хвала гуглу, выяснилось: изящный биплан с толкающим винтом и хвостовым оперением в виде лепестка — это Savoia-Marchetti S.62, лёгкий итальянский разведывательный гидросамолёт. И тут оказалось, что исполненный романтики классический шедевр соцреализма скрывает за собой забавную страницу истории отечественной авиации.

Savoia-Marchetti S.62 (производился в СССР по лицензии как МБР-4)

Самолёт, как уже было сказано, итальянский, а Италия в те годы была… ну вы поняли, фашистская она была. Тем не менее, Италия и Советский Союз вовсю сотрудничали. Прежде всего в сфере производства и закупок вооружений (причём даже во время гражданской войны в Испании, когда итальянские и советские военные друг друга убивали). А летающие лодки фирмы SIAI (известные под брендом «Savoia-Marchetti» и активно закупавшиеся СССР в 20-е и 30-е гг.) оставили яркий след в истории авиации: итальянцы осуществили два массовых трансатлантических перелёта на двухфюзеляжных S.55. Кстати, этому самолёту своим рождением обязан… Комсомольск-на-Амуре. Именно на S.55 к месту постройки будущего города прилетела комиссия, которая этим вопросом занималась.

Плакат, посвящённый международному перелёту Рим-Чикаго (1933). Гламурный фашизм как он есть

Командиром трансатлантичесего перелёта 1933 года был Итало Бальбо, министр авиации Италии и второй после дуче фашист страны (ему даже дали прозвище «наследник Муссолини»). История изображённой на «Будущих летчиках» «савойи» связана с министром самым непосредственным образом. В конце 20-х годов Советский союз сделал заказ на постройку в Италии 50-ти S.62 и купил лицензию на их производство. Но возникла проблема с проведением испытаний — для них не хватало лётчиков. Тогда на одном из официальных приемов советский военно-воздушный атташе подкатил к маршалу Бальбо и пожаловался: мол, облётывать машины некому, помогите. «Не вопрос», — ответил фашист № 2. И со следующего дня испытанием построенных самолётов занимались его подчинённые из итальянских ВВС.

К моменту появления картины «Будущие летчики» лодка S.62 постепенно уходила в прошлое — в 1936 году машины передали в учебные части, а вскоре летающие лодки вообще были сняты с вооружения. Правда, Дейнека изображал «савойю» и раньше — известны ещё три работы, где она запечатлена.

А. Дейнека, «Гидропланы над кораблями». Фрагмент

А. Дейнека, «Пионер». Фрагмент

А. Дейнека, «Севастополь». Фрагмент

Но не только S.62 славна авиационная составляющая работ Дейнеки. Александр Александрович писал и другие военные гидропланы Черноморского флота: посмотрите на Dornier Wal (акварель «Гидропланы», 1934), поплавковую версию АНТ-7 («Этюд с гидропланами» того же года), МБР-2 (картина «Летающая лодка», 1940) и другие.

А теперь загадка. На картине «Севастополь. Водная станция „Динамо“» (1934) изображён автожир, причём, без всякого сомнения, это А-7 конструкции Николая Камова. Уж больно характерные у него законцовки крыльев. Внимательным был Александр Александрович к деталям летательных аппаратов.

А. Дейнека, «Севастополь. Водная станция „Динамо“». Фрагмент

Но А-7 на картине просто не могло быть! В мае 34-го в ЦАГИ закончили постройку первого экземпляра и передали его для наземных испытаний. В воздух самолёт впервые поднялся лишь в сентябре и никуда из Москвы не улетал. Остаётся только гадать, как А-7 появился на картине, посвящённой летнему Севастополю. Возможно, Дейнека был на аэродроме, где испытывался автожир, и, вдохновлённый необычным летательным аппаратом, решил поместить его на одно из своих свежих полотен.

С годами самолётов на картинах Дейнеки становится всё меньше, но за несколько лет до смерти мэтр решил вспомнить былые навыки. Вероятно, он стал самым именитым советским художником, изобразившим Ил-62. Но Ил-62 ли?

Комментарий Евгения Башина-Разумовского, эксперта по историческим вопросам:
Эта картина — вторая авиационная загадка Дейнеки. Она написана в 1964 году, к сожалению, более точной датировки наш искусствовед не предоставил. Проблема в том, что Ил-62 в 1964 был в виде двух проходивших испытания прототипов, и встанет он на линии два года спустя, в 1966-м. Весной того же 1964 года на линии вышел британец Vickers VC-10 с идентичным расположением моторов, вот и гадай, то ли мастер увидел в аэропорту английского гостя, то ли подсмотрел за испытаниями нового советского лайнера? А может, и то, и то верно?

А. Дейнека, «Все флаги в гости будут к нам». Фрагмент

Так что вовсе не обнаженными юношами и девушками славно творчество одного из самых известных советских художников, а самолётами, у каждого из которых своя удивительная история.

Якоб Зонненлихт

warhead.su

«Настоящие» викинги исчезли в XI веке. Однако традиции лихого морского разбоя на Балтике продолжили славяне.

Балтийской Тортугой до завоевания датчанами стала языческая Аркона на Рюгене. Новгородцы не слишком отставали от западных соседей — у них возникли традиции ушкуйничества.

Ушкуй — укреплённая ладья с высокими бортами, палубой и рулями на носу и корме для лучшего маневрирования. Размеров они бывали разных: одни ходили только по рекам, другие имели экипажи в сорок человек, трюмы и без проблем выходили на Балтику, в Белое и Баренцево моря.

Вместо варяжского дракона или славянского коня по новгородской традиции нос украшали головой белого медведя — «ошкуя» в северных говорах.

В крупный поход могли собираться десятки и даже сотни ушкуев.

Романтическая традиция XIX века обычно рисовала ушкуйников лихими сорвиголовами из толщи подлинно народных масс, противопоставляя их надменным князьям и боярам. На деле, как и полагается в Средневековье, войной занимались «профильные» корпорации. В том числе войной не вполне регулярной — грабежами и набегами без объявления войны. Не будем забывать, что и регулярная война феодальных времён сводилась не столько к конным схваткам, сколько к тщательному грабежу и разорению соседей.

В ушкуйники, или молодечество, шли не особенно добры и не очень молодцы с новгородских улиц, а больше боярская молодёжь. Воевать они учились с младенчества, оружие и доспехи имели, золото по новгородской традиции любили. Ещё можно охрану купцам предложить. Или «охрану» методом старого доброго рэкета.

Почему бы не сходить в пару рейдов по варяжской традиции?

Особенно учитывая, что новгородская аристократия была не слишком против: формально это какие-то лихие люди, республика тут ни при чём, а в случае весьма вероятного успеха — сплошной профит.

Есть мнение, что многие ватаги ушкуйников, по сути, были своего рода ЧВК могущественных боярских клик Новгорода.

Почему новгородцы остались верны речным походам?

Ещё в XI веке в русских землях состоялся переход к конной войне. Пехотные стены щитов ушли в прошлое. На полях сражений стали господствовать немногочисленные, но прекрасно обученные княжеские и боярские отряды всадников в дорогих доспехах.

Новгородцы тоже выставляли сильные конные войска, которые бились с тевтонцами при Чудском озере и при Раковоре. И всё же важной составляющей их военного дела остались «лодейные рати» — в том числе ушкуйники. Почему?

По мере развития государства Рюриковичей и роста численности населения вдоль рек возникли относительно широкие полосы окультуренной земли с полями и дорогами. Конные отряды в сотни, максимум тысячи воинов, легко перемещались по ним в походах, имели возможность манёвра.

Новгородская земля лежала на севере, а её владения уходили в глухие леса Карелии, Заволочья и далее на северо-восток. Даже в ядре коренных владений новгородцев с полями уже было не очень — климат не тот. Население за пределами столицы и крупнейших городов было редким. Вдоль рек по полям и дорогам во многих местах ходить было трудно — за неимением полей и дорог. Хуже того, в дальних походах — а расстояния в новгородских владениях были огромными — на коней банально не напасёшься провианта, а докупить его на месте особенно негде. Поэтому ладьи и ушкуи были важнейшим элементом транспортной системы Новгорода — как в бассейне Невы, составлявшем его «хартленд», так и дальше: в Заволочье, в Беломорской Карелии, в долинах Северной Двины и Печоры.

Новгородские воины были просто вынуждены владеть искусством речных и морских походов — сохранив в силу необходимости традиции предков-варягов, ушедшие в прошлое в других землях Руси.

Первые походы ушкуйников

Первым упоминанием ушкуйников может быть летописное сообщение о походе новгородцев за Урал, в Югру, в 1032 году. Историки Татищев и Соловьёв полагали, что во второй половине того же XI века некие лихие русские люди вовсю грабили купцов на Волге и Оке. По традиции — эти воды ещё помнили варяжские походы на Каспий и ладьи князя Святослава, идущие на Хазарию.

Предположительно ушкуйники имели самое прямое отношение к появлению в Новгороде драгоценного трофея: искусно сделанных бронзовых врат, по сей день украшающих Софийский собор. По устойчивой исторической традиции в 1187 году их похитили в разграбленной шведской столице Сигтуне некие язычники — то ли карелы, то ли финны, то ли эсты, но после этого врата загадочным образом оказались в Великом Новгороде.

Новгородские летописи хранят на сей счёт молчание, но есть мнение, что грабили Сигтуну не только карелы, но и те самые ушкуйники, к которым формально Новгород отношения не имел, а реально — «ну вы же сами всё понимаете».

Впрочем, всё вокруг этой истории очень смутно и спорно, следов разграбления Сигтуны в это время не видно, да и появление врат в Новгороде может относиться к XV веку.

Что не помешало в Смутное время полководцу Якобу Делагарди переписываться со Стокгольмом и запрашивать у короля разрешения «вернуть исконно шведское достояние, раз уж мы в Новгороде».

Примерно к тому же времени, концу XII века, относится второй крупный поход новгородцев вдоль северных берегов на Югру, за Урал, окончившийся неудачей.С этого времени балтийские предприятия ушкуйников, похоже, затихли: на финских берегах укрепились шведы, на эстонских и ливонских — немцы. Они установили до устья Невы настолько плотную морскую гегемонию, что ходить в набеги не рисковали даже безбашенные новгородцы. Молодечество сосредоточилось на реках и северных морях, где расширяло и укрепляло новгородскую сферу влияния среди богатых пушниной лесов.

Однако по-настоящему ушкуйники развернулись в XIV веке.

«На север!»

К началу XIV столетия интересы новгородцев всё сильнее стали сталкиваться со скандинавскими. На финско-карельской границе было неспокойно со шведами, а в северных морях — с движущимися на восток, в Заполярье, норвежцами.

В 1318 году крупная эскадра ушкуйников прошла шхерами, поднялась по Аурайоки до столицы шведской Финляндии Або, ныне Турку, и тщательно её разграбила.

Почти без потерь и с богатой добычей — там накопились церковные налоги за пять лет, которые так и не отправили в Рим.

Впрочем, это был не «неформальный» набег, а «официальная» экспедиция новгородцев в рамках многолетней войны республики со шведами, окончившейся в 1323 году Ореховским миром и первым официальным разграничением.

С 1320 года Норвегия, где пресеклась династия, вошла в состав владений шведского короля Магнуса Эрикссона. Крупные отряды ушкуйников и карел принялись вести «агрессивную дипломатию» в Заполярье с норвежцами. «In Soviet Russia В Новгороде вы сами грабите викингов»: до подписания мира ушкуйники старательно разорили Финнмарк и лежащий западнее Холугаланд.

В 1348 году шведско-норвежский король Магнус объявил крестовый поход на Новгород. В ответ крупный флот ушкуйников совершил глубокий фланговый манёвр и захватил норвежскую крепость Бьяркёй близ Тромсё. Поход шведов не задался и на других направлениях, — а затем пришла Чёрная смерть.

Король Магнус согласился вернуться к Ореховскому договору, и больше шведы с новгородцами старались не связываться. Прекратились и набеги ушкуйников на финские и норвежские земли: Новгороду ссоры со шведами тоже были ни к чему.

Как раз в это время для новгородских «викингов» нашлось гораздо более интересное и вкусное направление применения сил.

Вятская Тортуга

«В Калифорнии всегда можно найти пати, в Советской России партия всегда можно найти вас». Вятские ушкуйники жили в формате Russian Reversal задолго до появления американских анекдотов — ещё во времена ига они сами грабили ордынцев.

В землях к северу от Булгарии ушкуйники обосновались ещё в конце XII века — когда о монголах никто не слышал, и даже литовцы только начинали свои конные рейды.

Если верить «Повести о стране Вятской», всё началось в 1174 году. Некие новгородские удальцы, недовольные суетой феодальных войн, дошедшей до осады Новгорода Андреем Боголюбским в 1170 году, решили попытать счастья на далёком восточном фронтире. Они погрузились на флотилию ушкуев и отправились вниз по Волге, а из неё в долину Камы, Пермь Великую, в которой вознамерились обосноваться.

Одна из ватаг «конкистадоров» захватила удмуртское городище на реке Вятке, притоке Камы. Новгородцы сожгли языческое святилище бадӟым-куалу, вырезали часть местных жителей, остальные были вынуждены бежать. Городище назвали Микулицыным и поставили там церковь.

Другая ватага захватила второе крупное городище местных жителей — Кокшаров городок, превратив его в город Котельнич. С завоеванием Камы и Перми не заладилось — зато в долине Вятки «процесс пошёл». Между городищами новгородцы возвели на Кикиморской горе собственный город Хлынов — будущую Вятку, она же Киров.

Долина и бассейн реки превратились в колонию новгородцев, которой правило вече влиятельных групп переселенцев. Отношения с формальной метрополией не заладились: Новгород обзывал их разбойниками и пытался подчинить, отправляя военные экспедиции. Колонисты жили сами по себе и подчиняться центру не желали. Экспедиции не имели особого успеха из-за дальности и дремучести мест.

Союз метрополии и колонии зародится спустя полтора века — против общего врага и объекта грабежа.

Русское население долины Вятки стало быстро расти после монгольского нашествия, когда на север устремился поток беженцев из выжженных Батыем и обложенных «выходом» земель. Коренные жители были не слишком довольны притоком «понаехавших», отбирающих земли и требующих ясак: «Черемиса жъ и Отяки и Чудь набегающе со стрелами и оружиемъ многимъ селитвы раззоряюще и пленяюще».

Пока Орда находилась на пике могущества, вятские колонисты не пытались бросать ей вызов. А вот когда в ней в 1359 году после смерти хана Бердибека прервалась династия потомков Батыя, началась Великая Замятня. По сравнению с ней «Игра престолов» может просто «подержать кумыс».Степь и волжские города Орды обратились в кровавый хаос и войну всех со всеми.

И вот тогда вятские и оставшиеся без дел на западе новгородские ушкуйники решили, что это просто праздник какой‑то.

Ушкуйники против Орды

Уже на следующий год после смерти последнего наследника Батыя ушкуйники разорили ордынский город Джукетау близ устья Камы. Очередной победивший претендент на ханский трон потребовал у великого князя Дмитрия Суздальского выдачи обнаглевших лиходеев — что и было сделано в Костроме, где они пропивали награбленное.

Помогло ненадолго. Уже в 1366 году экспедиция трёх новгородских бояр разграбила на Волге речные караваны от Нижнего Новгорода до Казани. На этот раз на требования очередного хана попросту ответили издевательской отпиской:

«Ходили люди молодые на Волгу без нашего слова, но гостей твоих не грабили, били только басурман».

Это изрядно поспособствовало приходу ещё недавно могучей Орды в упадок: претенденты на ханский трон в основном воевали в степи и резали друг друга, а вот молодечество разоряло города, истребляло торговлю и подрывало саму экономическую основу улуса Джучи.

Попутно в 1370 году ушкуйники взяли и разграбили Кострому и Ярославль. Не только в силу лихости молодецкой, но и из-за странного совпадения с укреплением там позиций враждебного Новгороду Тверского княжества. А в 1374 году «викинги» захватили сам Сарай — столицу Орды. И тоже тщательно ограбили.

«Где тут у вас наша дань лежала? Давайте-ка её обратно, басурмане!».

На следующий год они повторили визиты в Кострому и Сарай.

С усилением Мамая и наведением в Орде порядка ушкуйники «сделали паузу». После Куликовской битвы, видимо, «не успели»: уже в 1382 году воцарившийся Тохтамыш сжёг Москву и обозначил возвращение Орды. Однако в 1391 году Тамерлан разбил Тохтамыша на Кондурче — и ушкуйники немедленно нанесли удар.

К этому самому году относится первое летописное упоминание Казани: её с другими городами на Волге и Каме разграбили новгородские и вятские ушкуйники.

«В лето 6899 новгородци Новагорода Великаго да и устьюжане гражане и прочии к тому совокупившеся выидоша в насаедах и в ушкуех рекою Вяткою на низ и взяша Жукотин, и пограбиша весь, и Казань, и пакы выидоша на Волгу и пограбиша все всех, и тако поидоша прочь».

С этих пор ушкуйники «ураганили» на Волге и Каме до конца XV века, подрывая и без того покосившееся могущество Орды. Во время последнего, решающего противостояния великого князя Московского Ивана III с ханом Ахматом вятские ушкуйники сыграли важнейшую роль.

Вероятно, в ответ на разорение ордынцами Рязанского княжества уже имевшие интересные отношения с Москвой вятчане в 1471 году нанесли страшный удар в самое сердце Орды: внезапным натиском с Волги они во главе с воеводой Костей Юрьевым опять взяли и разорили Сарай:

«Того же лета, в тоу же пороу, идоша Вятчане Камою на низъ и въ Волгоу в соудехъ и шедше взяша градъ царевъ Сарай на Волзе и множество Татаръ изсекоша, жены ихъ и дети в полонъ поимаша и множество полоноу вземше, возвратишяся. Татарове же Казаньстии переняше ихъ на Волзе, Вятчане же бившеся с ними и проидоша здравии съ всемъ полономъ, и многие тоу отъ обоихъ падоша».

Хан Ахмат, вероятно понимавший, откуда подул ветер, двинул войска на Москву, но силы были уже не те.

Дальше были растоптанная ханская басма, отказ платить «выход» и стояние на Угре. Иго кончилось. В том числе благодаря очень своевременному удару ушкуйников.

После этого «мавр» оказался уже не слишком нужным. Вятская республика пала сразу вслед за ордынским игом и остатками независимости Новгорода. В 1489 году большое московское войско пришло под Вятку — и город после переговоров счёл за лучшее капитулировать. Некоторых вождей казнили, кто-то бежал вниз по Волге или вверх по Каме, остальных выселили в центральные московские владения, влив в ряды формирующегося поместного дворянства.

Есть мнение, что последние непокорные ушкуйники стали одной из первооснов волжского, донского, уральского казачества.

Когда струги Стеньки Разина выходили из-за острова на стрежень, грабили персидские города и сражались с царскими воеводами, — они просто продолжали старинную новгородскую традицию.

Да и варяжскую тоже.

Алексей Костенков

warhead.su