DoktorLobanov

Уважаемые читатели. Работа над продолжением книги "Война девочки Саши" не останавливается. Сегодня я выложу часть воспоминаний Майи Маскальковой из белорусского города Копыль. Майя Михайловна - очень активный и интересный человек. Именно её стараниями и с помощью работников Копыльского музея в новой книге появится ряд интересных рассказов.

Майя (6 лет, г. Копыль – г. Глуск (Бобруйская область), Беларусь) Майя Михайловна Маскалькова

Мы жили в городе Глуске, тогда это была Бобруйская область, сейчас Могилёвская. Отец, мать, трое детей. Я – старшая, мне уже шесть лет, двум братьям – два года и шесть месяцев. Жили в самом центре, через дорогу – школа.

В первый же день, как война началась – в той школе открыли пункт призыва. Отец обнял нас по очереди, перешёл дорогу – и больше мы его никогда не видели. И не слышали, что с ним случилось. Погиб в самом начале войны, почти в первом бою.

Мать осталась одна, с тремя малолетними детьми. Немцы всё ближе, слухи страшные ходят, наша армия отступает. Мать испугалась, «клунки» на плечи. Вовку за руку, Лёню – на руки, да я в юбку вцепилась. И пошли, куда глаза глядят, на восток. Подальше от немцев, от страха этого. Тогда ещё верили, что наши быстро немцев остановят. День, два – и покатятся назад, выгонят врага с родной земли. Поэтому мы не одни бежали. Все дороги были забиты телегами, грузовиками. Люди шли огромными толпами. Кто-то тележки катил, кто-то чемоданы в руках нёс. И все – на восток, на восток. А немцы сзади, и вокруг, и над нами. Самолёты ревут, где-то грохочет.

Мы ещё поначалу непуганые были. Ну, летит самолёт, и летит. Но вот один пролетел, второй. А третий развернулся – и из пулемётов по толпе. А толпа плотная, дети женщины. Крики, раненые, кровь. Бросились врассыпную, ещё и потоптали упавших. А самолёт на второй круг заходит, стреляет по убегающим, гоняется за людьми. Что думал тот нечеловек, что в тот момент в том самолёте сидел? Думал ли что-то вообще?

Часа не прошло – ещё несколько летят. Мы – сразу бежать, а они прошли над дорогой, и давай бомбить. Опять раненые, опять крики, земля в разные стороны. Толпа большая, не все успели убежать. Лошади на дыбы встали, бьются в оглоблях, телеги опрокидывают, и от этого ещё большая неразбериха.

Самолёты пролетели – мы опять к дороге. А что делать, идти-то надо. Идти от тех нелюдей, что по мирной толпе из пулемётов, да бомбами. Что ж они тогда за нашими спинами делают? Оставляют ли кого в живых? Пошли дальше. Всё по сторонам смотрели. Как увидим издалека самолёт летит – сразу бежать от дороги. Пешим хорошо – отбежим, попадаем в кустах-канавах друг на друга, нас среди деревьев и не видно. А вот тем, кто на телегах ехал, выбирать пришлось. Кто-то коня выпряг, телегу с барахлом бросил и пешком пошёл. Жизнь дороже.

Несколько дней так шли. У матери еда кончилась, мы с Вовкой плачем, устали, страшно нам. Добрели до какой-то деревни, присели у колодца. Вышла женщина, привела нас в свой дом, накормила, с собой дала.

Я мало что с этой дороги помню. Помню, ноги очень болели и жарко было. И спрашивала у мамы – далеко ли ещё, а она молчала. Сейчас жалею, что позже не расспросила её про эту дорогу. А сейчас поздно уже, мама умерла, и рассказать некому.

Помню, что сидим мы где-то в лесу, на большой поляне, а рядом с матерью стоит высокий мужчина в черной шапке и сапогах. Он варит что-то на костре, в ведре. Наливает нам с братом по очереди в жестяную миску. Миска жжёт руки, обжигает губы, язык, но мы пьём это ароматное варево, потому что очень кушать хочется.

Пришла женщина с ближайшего хутора. Забрала нас. Привел домой, усадила за стол. Достала из подпола холодное топлёное молоко, масло в «гладыше» (стеклянная банка). Кормила нас, переночевать разрешила. Сколько лет прошло, а я помню запах этого топлёного молока. И как Вовка масло ел прямо руками, без хлеба. Давился, но ел. А хуторянка смотрела на него и ничего не говорила, хотя он чавкал и руки об штаны вытирал.

Как же я благодарна всем этим людям. Я не знаю их имён, не помню названий деревень. Но они были свои, родные. Не давали нам пропасть.

Ещё помню, остановились у какого-то старика. Он маме сказал:

- Дети твои совсем слабые, еды у вас нет. Не дойдут, не выживут. И мне дать нечего. Ты сходи за околицу, там войска наши, когда отступали, зерно сожгли. Ты набери остатки в мешочек, хоть что-то будет.

Мать так и сделала. Собрала эти зернышки с угольками и землёй вперемешку. Они кое-как просеяли, отсыпали в мешочек. Мать жевала эти зерна, заворачивала в тряпицу и давала нам на ходу сосать эту соску. Так и шли.

В лесу наткнулись на партизан. Я сейчас думаю, что это ещё не совсем партизаны были. Какая-то часть красноармейская, что из окружения выбраться не смогла и решила в лесах остаться. Они потом стали партизанским отрядом. На поляне – целый табор. Семьи беженцев, красноармейцы с оружием. Шум, тесно. Спали вповалку, прямо на земле. Ели, что придётся. О том, чтоб помыться где-то даже не думали.

Военные соберутся тихонько, сходят на разведку. Потом сидят, молчат. А нам и спрашивать страшно. Понятно, что всё плохо.

До осени с ними жили, кое-как перебивались.

А осенью нас командир отряда собрал и говорит:

- Вот что, бабоньки. Зима на носу. Жить негде, есть нечего. Ещё и вы на мою шею. Что я с вами в морозы делать буду? Короче, у кого родственники в деревнях есть, или дома целы – идите-ка вы домой. Иначе не переживём мы зиму с этим детским садом.

Что нам оставалось делать? Пошли мы с мамой обратно, в Глуск. А вокруг уже немцы. Кругом мотоциклисты, машины ревут, колонны по дорогам пылят. Мама красивая была, немцы гоготали ей вслед, свистели. Мама каждый раз от страха замирала, стискивала мою руку. Но уберёг нас Бог, дошли.

Дом, в котором мы жили, раньше местному помещику принадлежал. Целых пять комнат, высокие потолки. Чудо какое-то, что немцы его не заняли. Их много было в Глуске, хозяйничали, выкидывали хозяев на улицу, выселяли в курятники и сараи, сами занимали дома. Наш дом им почему-то не приглянулся.

Жили мы, как мыши под веником. Лишний раз на улицу выйти боялись, по комнатам на цыпочках ходили.

Как-то утром стучит к нам в окно полицай, говорит, чтоб завтра в полдень все были в центре, на площади. Кто не придёт – того накажут.

Пришлось идти. Даже младшего брата взяли, не оставишь же его одного в доме. На площади уже полно народа. Немцы стоят цепью, теснят нас от самого центра в переулки. Прямо на земле стоит трибуна, на трибуне – офицер. Мы стоим, тесно, душно, того и гляди затопчут. Офицер посмотрел на нас с презрением и начал речь. Говорил по-немецки, но рядом полицай стоял, переводил. Что-то там про освобождение нас от коммунистов, о том, чтоб не помогали партизанам. Долго говорил, неторопливо. Мы стоим, пошевелиться боимся, потому что прямо в лица смотрят дула карабинов. И немцы смотрит поверх голов равнодушными пустыми взглядами.

Офицер договорил, махнул рукой и на площадь стали выводить евреев. В Глуске их до войн много жило. И соседи наши были евреями, и учителя в школе. Выводили маленькими группами, ставили к стене и тут же, на наших глазах расстреливали. Потом следующих подводили. После четвёртого-пятого залпа новым уже становиться негде было. Их толкали, они спотыкались, падали на тела. Мы смотрим. В толпе тишина. Кто-то из баб сзади всхлипывает – и всё. Евреи тоже молчат. Немцы – как машины. Вывели, поставили, выстрелили.

Один парень молодой испугался, закричал, бросился в сторону. Там берёза стояла, так он начал по стволу вверх карабкаться. Обезумел от страха. Солдат подошёл снизу, прицелился, выстрелил и парень мешком свалился вниз. Его оттащили в общую кучу тел.

Когда стреляли – мама нас к себе лицами прижимала, чтоб не смотрели. Но мы всё равно смотрели. И запоминали.

Продолжение следует...

Автор Павел Гушинец (DoktorLobanov)/

Группа автора https://vk.com/public139245478

Утро в отделе продаж дистрибьютора медицинской техники. Понедельник, менеджеры лениво потягивают кофе, вполголоса делятся воскресными приключениями в ожидании десятичасовой планёрки. За окном – середина осени, первые ночные заморозки, скучные дожди. Настроение сонное.

И тут стук, грохот, и на пороге возникает пара молодцеватых мужчин в военной форме. Двадцатидвухлетний инженер Коля прикидывается паяльником. Два менеджера, бывшие офицеры, как по команде ныряют под столы и тихой сапой ползут в сторону запасного выхода. Гражданские провожают их удивлёнными взглядами. Беды от военных они не ждут. И зря.

- Корнеев Александр Николаевич здесь работает? – рубит фразы тот из посетителей, что постарше погонами.

Начальник отдела продаж Саша ставит кружку с кофе на стол и храбро шагает вперёд:

- Здесь. Я – Корнеев.

Удивлённые военные протягивают ему листок с парой расплывчатых печатей.

- Получите, распишитесь. Вас призывают на учения «Запад-Восток».

- Когда? – осел голосом Саша.

- Так прямо сейчас и поедем! Чего тянуть? – ухмыльнулся тот, что погонами помладше. – У нас ещё список большой. Только в этом здании троих надо найти.

В наступившей тишине было слышно, как икает от страха инженер Коля и на всякий случай запирается в кабинете директор.

- Это какая-то ошибка, - мямлит Корнеев. – Я негоден. И мне уже тридцать пять лет.

- Разберёмся, - козыряет старший. – Не тяните время, поехали.

Девчонки всплакнули, скинулись Саше ссобойками. Мол, кто тебя там, болезного, несчастного, накормит-приголубит. Сисадмин, сволочь бесчувственная, врубил на весь офис «Прощание славянки». Провожать Сашу в коридор вышел генеральный.

- Ты это, пиши, звони, на время твоего отсутствия назначим ИО, так что за проекты не волнуйся, - он похлопал Сашу по плечу и побежал прятаться обратно в кабинет.

Корнеева отвезли к районному военкомату, посадили в автобус с такими же великовозрастными бедолагами. Осознав, что его затягивает в какой-то военный водоворот, Саша начал трепыхаться. Выскочил из автобуса и пристал к какому-то офицеру.

- Послушайте, это какая-то ошибка. Я негоден. У меня аллергия и давление. Мне нельзя в армию.

Военный посмотрел на дезертира устало и с осуждением.

- Да чего вы ноете? Две недели на природе, на свежем воздухе. Побегаете, растрясёте жиры.

Саша оценил объём жиров под форменной одеждой собеседника и покачал головой. Полевые условия явно не шли на пользу офицеру.

- У меня работа!

- У всех работа! А родину кто защищать будет? – сурово спросил военный.

- Так вы и будете, - огрызнулся Саша.

Офицер обиделся.

- Пишите рапорт военкому. Понабирают тут инвалидов!

Саша отыскал листочек, ручку. Тут же, на коленке наваял рапорт. Мол, такой-то и такой, служить не могу, у меня аллергия и вообще я негоден. Побегал по коридорам в поисках старшего. Старший – худой суровый подполковник посмотрел на него брезгливо.

- Вот из-за таких как вы родина в опасности! – сказал он.

- Мне никак нельзя на учения, - ноет Саша. – У нас план продаж горит. Я же знаю, что у вас на такой случай есть для призыва кандидат номер два. Может лучше его?

Подполковник покопался в бумажках на столе.

- Корнеев? Да, есть номер два. Авдеев Владимир Трофимович.

- Вот видите! – обрадовался Саша. – Так я пойду?

- Стоять! Авдеева мы не нашли. Поэтому за вами и приехали.

- Мне нельзя в армию. У меня аллергия.

- В третий кабинет! – сурово бурчит военный. – Заполните там анкету, отдадите рапорт. Там посмотрим.

Саша рысью в третий кабинет. Там – женское царство. Несколько пожилых дам с характерно поджатыми губами офицерских жён. Смотрят на Сашу, как на предателя.

- Всё бегают и бегают, - ворчит одна. – Нет, чтоб отдали долг родине.

- Я родине ничего не должен, - огрызается Саша.

И садится анкету заполнять.

Вопросы стандартно-казённые. «Не принимал ли наркотики? Есть ли родственники за границей? Контактировал ли с сотрудниками спецслужб?»

Саша сразу представил, как сидит он с двоюродным братом-эмигрантом в Амстердаме, вкушают «кексики», а тут подходит к ним официант, достает из-под полотенца корочку и командует.

- Товарищи! Надо отдать жизнь за нашу великую страну!

И в кафе входит Штирлиц.

Саша даже захихикал от таких мыслей. Тётки покосились на него с подозрением.

Короче, сдал рапорт, анкету, пошёл обратно в автобус. Только устроился, вылетает из военкомата давешняя тётка и трясёт листком анкеты.

- Что вы тут понаписали? Какие наркотики? Какой Штирлиц?!

- Сахар – тоже наркотик, - наставительно говорит Саша. – Не могу без него. И кофеин. Тоже доза каждое утро. Брат у меня в Киеве – чем не заграница. А сотрудников спецслужб вокруг полно, наверняка постоянно контактируем.

Автобус ржёт. Тётка багровеет.

- Идиот! Тут серьёзный документ! А ещё взрослые люди!

Автобусы завелись. У Саши всё внутри ёкнуло. Он бросился к одному из сопровождающих.

- Я тут рапорт написал. Меня оставить должны.

- Сядь! – коротко ответил военный. – Разберёмся.

Не дождался Саша решения, пришлось ехать в часть. Пока ехал – думал, как же оно так получилось.

Его же действительно комиссовали ещё в юности, в 1999-м. Из-за треклятой аллергии, из-за которой Саша по весне покрывался пятнами и чихал. Потом поступил в медицинский, а там все парни пошли на военную кафедру. Ну, Саша за компанию тоже пошёл. О своей болячке он решил забыть, а на кафедре и не спросили, поэтому отучили по полной программе. И только когда пришла пора давать присягу, опомнились.

- Корнеев, так ты ж не годен?!

- Ограниченно в военное время!

- Б….! – коротко высказался завкафедру. – Вот из-за таких, как ты вечные проблемы.

Уже задним числом подмутили что-то и поставили в карте, что Саша всё-таки немножко годен. Получил он свои лейтенантские погоны на бумаге и навсегда ушел в запас. Кто же знал, что через десять лет так дело обернётся.

Привозят в часть, печально известную почти каждому служившему белорусу. Саша опять к сопровождающим.

- Разобрались?

- Да твою ж мать, что ты пристал! – рявкает один из офицеров. – Видишь, не до тебя теперь. Пока стояли, пока с постами определялись, эти сволочи «синие» автобус заминировали. Теперь говорят, что мы все трупы.

- Отлично, - обрадовался Саша. – Если я мёртвый, то можно я домой поползу?

- Погоди, - отмахивается старший. – Мы с ними сейчас договоримся, что мина не взорвалась.

Пока договаривались, пока суть да дело, Саша кормил товарищей по несчастью офисными ссобойками и травил матерные анекдоты. Позвонил жене:

- Дорогая, к вечеру не жди, меня в армию забрали!

- Вот что только не придумает, лишь бы с ребёнком не сидеть! – фыркнула супруга. – Когда вернёшься?

- Через две, через две зимы! – пропел Саша.

Супруга психанула и трубку бросила.

Пришли какие-то сержанты, выгнали «партизан» из автобуса, построили вдоль забора. Потом повели в казарму, переодеваться в форму. Саша снова заартачился, дергает знакомого офицера.

- У меня аллергия, меня ещё в 99-м комиссовали с пометкой «ограниченно годен в военное время». Если я надену эту форму, которую неизвестно когда и неизвестно чем стирали, то не гарантирую, что сейчас же не выдам вам тут анафилактический шок.

- Да что ты юлишь! – зло отвечает военный. – Тебя же, блин, не солдатом призывают! Вот, по документам смотрю – медик. Дадут в подчинение парочку санинструкторов, будешь ими командовать.

Саше в армию ещё больше расхотелось. Он представил, что ему две недели придётся отвечать за двух незнакомых оболтусов девятнадцати лет. И всё это среди танков, боевого оружия и слегка нетрезвых сослуживцев.

- Ведите меня к врачу! – заявил он офицеру. – С моим диагнозом – нельзя в армию.

Военный сдался и потащил Сашу в медпункт. В медпункте сидел только что выпущенный из универа молодой доктор и хлопал испуганными глазами. Фуражка на два размера больше, с трудом удерживалась на оттопыренных ушах.

- Вот, лейтенант. Косарь тут у тебя какой-то! – ворчит сопровождающий. – Аллергии у него, шок! Глянь.

Медик смотрит в Сашины документы.

- Ну да, - мямлит он. – И аллергия есть. И годен ограничено. Вы рапорт в военкомате писали?

- Так точно, - обрадовался Саша. – Писал.

- И что они вам ответили?

- Ответили – разберёмся. И сюда привезли.

Лейтенант на себя ответственность не взял. Позвонил начмеду. Явился целый майор. Презрительно посмотрел на Сашу и погрузился в изучение его бумаг.- Так, ограниченно годен. Рапорт в военкомате писал?

- Так точно! – уже привычно отзывается Саша.

- Разберёмся.

Медики посовещались и позвали какого-то самого старшего. Пришёл седой товарищ в форме, которого Саша тут же окрестил Генералом.

- Служить не хочешь? – прищурился Генерал.

- Хочу, - вытянулся по струнке Саша. – Но не могу. Болен!

Генерал покосился на медиков. Те согласно закивали головами.

- Рапорт в военкомате писал? – задал закономерный вопрос Генерал.

- Так точно!

- Понабирают тут с улицы, - проворчал Генерал. – Так, где его бумаги?

Генералу тут же принесли все бумаги.

- Что это? – военный двумя пальцами вытащил из папки злосчастную анкету из военкомата. – Так. Наркотики. Штирлиц. Спецслужбы. Да он дурак какой-то!

- Так точно! – снова вытянулся по струнке Саша. – А дураки в армии не нужны. Короче, я пошёл.

- А я вот сейчас позвоню тебе на работу, расскажу, что ты наркоман! – пригрозил Генерал. – Тебя уволят и больше никуда не возьмут.

- Звоните, - пожал плечами Саша.

- Разберёмся! – закономерно рявкнул Генерал и величественно удалился.

Через пять минут Саше позвонил испуганный директор.

- Александр, мне тут какой-то генерал звонит. Жалуется на тебя. Говорит, что ты наркоман.

- Да они сами тут все наркоманы! Развели детский сад.

- Ты там поосторожнее, - просит директор. – Ты нам живой нужен. И на свободе.

Генерал вернулся ещё через час.

- Ну что? Готов служить, дезертир?

- Никак нет! – рявкнул Саша. – Можно я домой пойду.

Генерал посмотрел на него, как на насекомое. И швырнул бумаги на стол.

- Оформляйте этого дезертира! Война начнётся – тоже все, как тараканы разбегутся.

Домой Саша приехал поздно вечером на такси. За свой счёт.

Утром Корнеев вернулся на работу.

- О, начальник! С дембелем тебя! – обрадовался сисадмин. И опять, сволочь, врубил на весь офис что-то торжественное и чеканное.

Ещё неделю после этого приключения Саша говорил подчинённым:

- Я в армию уходил – поставил тебе задачу. Вернулся – а задача так и не выполнена!

- Что с людьми армия делает, - ныли сотрудники. – Совсем от рук отбился.

А потом наступил следующий понедельник и всё как-то забылось.

История основана на реальных событиях. В процессе службы ни один начальник отдела продаж не пострадал.

Автор Павел Гушинец (DoktorLobanov) рассказ из книги "Сборник номер пять"

Группа автора https://vk.com/public139245478

ПС. Уважаемые читатели. Неделю назад мне позвонили с одного известного в Беларуси ресурса и предложили дать интервью. Про моё писательское творчество, про Пикабу, и, конечно про паразитов. Почитать можно здесь. Для Лиги Лени доступен аудиовариант

https://tech.onliner.by/2019/06/27/parazity

Как я уже рассказывал, благодаря успеху книги «Война девочки Саши» я взялся за продолжение и сейчас собираю материал на тему оккупации, её роли в жизни детей и подростков военного поколения. А поэтому езжу по краеведческим музеям небольших белорусских городов и нахожу, подчас, весьма интересные артефакты.

Этот документ – комсомольский билет на имя Энтуса Мойсея Павловича был найден совсем недавно. Новые хозяева дома довоенной постройки решили сделать капитальный ремонт. Сняли многочисленные слои обоев и у самой стены, под обрывком газеты на немецком языке обнаружилась неожиданная находка.

Какова была судьба владельца билета? Скорее всего, весьма незавидная. Сразу вспоминается одна из финальных сцен фильма «Брестская крепость», где из ворот выходят пленные красноармейцы, и Ефим Фомин слышит, как немец выкрикивает:

- Комиссары, коммунисты, евреи, выходите!

Выходит, и, не сдержав улыбки, говорит:

- Я, комиссар, коммунист и еврей.

Так, случилось и с владельцем билета. Не комиссар, конечно, но комсомолец (а, следовательно, коммунист) и, несомненно, еврей.

Сотрудники Узденского краеведческого музея (отдельная благодарность Ирине Евгеньевне) пытались найти хоть какие-то сведения об Энтусе М.П., но тут-то и начались загадки.

Ни в одном довоенном документе этот человек не упоминается. Его нет среди комсомольцев Узденского района, нет в списках жертв местного гетто.

Нет ничего, кроме этого самого билета.

Человек-невидимка, человек-загадка. Ещё один маленький вопрос среди множества вопросов о войне.

Отдельное спасибо сотрудникам музеев в городах:

- Копыль

- Клецк

- Узда

- Несвиж

За участие и предоставленные материалы.

ПС. Неделю назад мне прилетело сообщение, что администрация Пикабу награждает меня новой ачивкой за серию рассказов «Война девочки Саши». Неожиданно, но приятно. Спасибо.

Моя подруга Катя нашла в Инстаграме страницу шеф-повара одного известного в столице ресторана и подсела на неё. Придет на работу и делится новыми фотографиями

:- Ты посмотри, как красиво. Это же не блюдо, это настоящий шедевр.

И тычет мне под нос какой-то салатик. А там того салатика – две столовой ложки. И сверху какая-то фигня из свеклы наструганной спиралькой. И кокетливый листочек мяты. Салат «Мечты о море», б…

- Катя, - говорю. – Я вчера вечером сковородку картошки пожарил, к ней кусочек мяса, сантиметра полтора толщиной. Вот это было красиво.

Катя обижается.

- Ты нездорово питаешься. У тебя будет холестерин в сосудах, и язва.

Катя по образованию – терапевт, я ей в этом вопросе доверяю, поэтому в следующий раз добавляю к мясу и картошке помидор. И несколько корнишонов. А что, овощи-витамины же! И пива надо взять. Там витамин «В» в большом количестве. Но алкоголизма для, а здоровья ради. С корнишонами – просто идеальное сочетание. Приходит на следующий день.

- Нет, ты посмотри.

И снова салатик. Вообще в чайных ложках объём измеряется. А наверху кувшинка из половинки яйца. Ну и что, моя бабушка на Новый год всегда так делала. Полтазика «оливье» и сверху точно такая же кувшинка. Чем моя бабушка не шеф-повар? Надо научить её в Инстаграме «оливье» постить. 

Катя обзывает меня нехорошими словами. Мол, и неандерталец я, и обжора. Снова грозит мне преждевременной смертью. Смотрю на себя в зеркало. Ну, да, килограмм десять скинуть не помешало бы. Или лучше пять. А нет, два кило долой, и я снова красавец. Хотя я и так красавец, ну его, это похудение. Все беды от него.

В среду снова достаёт меня своим шеф-поваром. На этот раз он видео выложил. Как он поехал за город, нашёл какую-то экологически чистую ферму и вручную добывает на грядках спаржу. Специально для его любимых гостей.

- Ты посмотри, какой молодец, - восхищается Катя.

- Катя, - говорю. – У него в ресторане в день бывает человек пятьдесят. Если он каждому будет руками спаржу рвать, каждому, кто заказал стейк, поросёнка резать, то ему придётся из ресторана в сельское хозяйство уходить.

Катя на меня снова дуется. Сидит, фотки этого самого шеф-повара в Инстаграме лайкает и комменты к ним пишет. Совсем человек крышей поехал.

В пятницу собрались компанией посидеть где-нибудь.
- А у меня сюрприз, - сияет Катя. – Идём в тот самый ресторан, где мой любимый шеф-повар творит свои чудеса. Я столик забронировала.

Я против, потому что не привык ужинать салатиками, но девчонки фотки в Инстаграме посмотрели, поохали и одолели нас, мужиков, количеством. Пошли, короче.

Ресторан с виду ничего такой. В классическом стиле. Официанты в жилетках снуют, музыка негромко играет. Уютно с первого взгляда.

Притащили меню. Жена моя заказала какую-то фигню из камчатского краба, Катя – само собой спаржу руками шеф-повара сорванную. Я хотел пельменей, но пельменей в этом ресторане не оказалось. Что это за ресторан, где нет нормальных человеческих пельменей? Пришлось равиолями давиться.

Пока официант заказы собирал, Катя ему шепнула, что она, мол, фанатка шеф-повара местного и всё, что он в сеть выпускает, добросовестно «лайкает». Официант улыбнулся понимающе и исчез.

А через минуту к нам сам шеф-повар вышел. И прямо к Кате. У Кати сначала ступор, потом визги радости, как будто из подсобки сам Тилль Линдерманн выбрался, или Леонардо ди Каприо, как минимум. И пошло-поехало. Селфи, лайки, какие-то там подписки-отписки. Лучше бы мои равиоли быстрее готовил, а не с Катей фоткался. Сижу, злюсь, воду из стакана глушу.

Нафоткались до умопомрачения и шеф-повар наконец-то ушел прямыми обязанностями заниматься. Катя вся такая довольная, всем обещает, что Инстаграм повара «лайками» завалит. Сидим, все такие в предвкушении, ждем сногсшибательных блюд. Девчонки заранее телефоны готовят, чтоб эти самые блюда фоткать и выкладывать.

- Дожили, - говорю. – Раньше люди в рестораны есть-пить приходили. А теперь…

Не договорил. Обвинили в отсталости, косности и сопротивлению прогрессу. Опять пью воду, жду равиоли. 

Приносят.
Перед Катей поставили огро-о-о-мное блюдо, а на ней аккуратно выложены пять полосок этой самой спаржи, сверху, словно снегом тёртым пармезаном припорошили а сбоку соусом с труднопроизносимым названием фигню какую-то нарисовали. Я в детстве очень «Властелина Колец» любил, так вот на этом блюде точно что-то по-эльфийски написано. Если прочитать – откроется дверь в Морию. 

А перед супругой моей – другое блюдо. Два огромных куска хлеба, на каждом – по пачке сливочного масла. Вокруг – поваленный лес из петрушки-шпината. А на всем этом великолепии крошечные рваные кусочки камчатского краба. Судя по этим кусочкам, камчатский краб в своём океане на подводную мину нарвался и его ошмётки до белорусской столицы долетели. Зато равиоли ничего такие. Мне бы порций пять – и я остался бы доволен. А то пришлось после такого ужина дома спагетти с сосисками варить.

В понедельник Катя молчит и фотки с Инстаграма под нос не тычет. Мне скучно стало, решил сам спросить:

- Ну что, - говорю. – Запостила наш пятничный ужин?

- Нет, - нехотя отзывается Катя.

- Чего так? – притворно удивляюсь я. – Он же тебе спаржу своими руками..

- Ты знаешь, - вздыхает Катя. – Это всё, конечно красиво и эстетично. И экологично и полезно. Но, блин, двадцать рублей за пять стебельков спаржи, это они совсем зажрались.

Короче остался шеф-повар без лайков. А Катя подсела на страницу какой-то специалистки по маникюру. Так что я теперь каждый день в экранчике её телефона ногтики наблюдаю. В пятницу идет. Обещает, что страницу мастерицы «лайками» завалит.

Ню-ню.

Автор Павел Гушинец (DoktorLobanov) "Сборник номер пять"

Группа автора https://vk.com/public139245478

К сорока годам почти все мои приятели остепенились. Женились, завели детей, кое-кто развёлся, кое-кто женился опять. Один, особо скоростной, даже внука завел. И очень забавно наблюдать, как этот товарищ с мудрым видом выговаривает младшему сыну:
- Ты где полночи шлялся? И сигаретами от тебя пахнет. Совсем распустились! Вот я в твои годы…  В его годы, Вовка, ты водку в подъезде из горла пил и курил, как паровоз. Тебя два раза в милицию забирали и чуть из школы не выгнали, когда ты на выпускной в девятом классе пришёл «в зюзю». А почему тебе пришлось жениться в девятнадцать лет, так это вообще отдельная история. Так что нечего тут!

Короче, почти все остепенились, отрастили пузо и моральные ценности. Но только не Виталик. У этого товарища юность не проходит. Помните, в фильме «О чем говорят мужчины» монолог про девушек в Отрадном? Мол, приятель звонит, поехали, а ты думаешь – «Зачем?». Вот Виталик и есть тот парень, который звонит тебе из Отрадного. Потому что у него не возникают вопросы – «зачем?», «когда?» и «нафига?». Он всегда готов.
Приволок меня в прошлом году, весной, в ночной клуб. Шумно, толпа народа, с девушками рядом сидеть страшно – по крайней мере, с виду все несовершеннолетние. Посидели, выпили, я у стойки остался, а он упорхнул. Сижу, как дурак, вискарь в одно лицо пью. Думаю, что дома сейчас хорошо, и новая серия «Престолов» вышла, а я тут время теряю. Параллельно отмечаю, как много в клубе работы для моего приятеля-нарколога. Я бы вон того парня с расширенными зрачками проверил.

Возвращается Виталик с какой-то нимфой. У нимфы дерзкий макияж, рыжие волосы и симпатичное лицо.

- Тебе тут не скучно?

Позаботился, гад. Конечно, не скучно. Тоскливо.

- А это Лидочка. Познакомься.

Лидочка знакомится. Мнется, называет меня на «вы».

- Лида, да чего ты стесняешься? Мы же в неформальной обстановке.

- Ой, вы просто так на моего папу похожи.

Дура, блин. Я опрокидываю ещё один стакан вискаря. Даже бармен, кажется, смотрит на меня сочувственно. Колонки взрываются каким-то сумасшедшим рёвом. Толпа танцующих вторит этому рёву торжествующими воплями.

- Ой, это же последний хит! – восторженно вопит Лидочка.- Пошли танцевать!

И утаскивает Виталика за собой. Я допиваю очередной стакан вискаря и решаю, что с меня хватит. Ухожу к чёртовой матери на улицу. Вызываю такси – и домой. Друг называется. Позвал, блин, в клуб посидеть. Утром звонит Виталик:

- Старичок, ты не обиделся?

- Да чего на тебя обижаться? У тебя память, как у золотой рыбки.

- Верно! – хохочет приятель.

– А я, кажется, влюбился?

- В рыжую?

- Да, в Лидочку. Исключительно забавное существо. А какие формы…

- Ты бы у неё паспорт для начала попросил.

- Обижаешь! Третий курс БГУ, так что всё в порядке.

- Ну смотри, а то залетишь со всеми этими формами.

И тут жена из ванны высовывается:

- Ты чьи там формы обсуждаешь?

Вот как они это чувствуют? У женщин что, какой-то особый орган для этого есть? Начинаешь в другой комнате другую женщину обсуждать, так они тут как тут.

- Ничего, дорогая, - говорю. – Это мы с Виталиком.

Лучше бы я этого не говорил. Виталик в среде наших «жен приятелей» враг номер один. Он нас сбивает с пути истинного, поит и таскает по борделям. Пришлось отложить обсуждение рыжей до лучших времён.

А через неделю приходит Виталик ко мне неожиданно грустный и задумчивый. Кто Виталика не знает, тому не понять. Я с ним полтора лет приятельствую и постоянно подозреваю, что он плотно сидит на ЛСД. То есть вечно куда-то бежит, вечно хохочет, постоянно дергается и не разговаривает, а вопит. А тут как подменили его. Сидит на кухне, чаем давится. С похмелья, что ли?

- Виталик,- спрашиваю. – Что случилось?

- Я, - говорит. – Постарел, наверное.

- С чего бы это? Тебе ещё и сорока нет. Посмотри на себя в зеркало! Ну да, морщины, седина проглядывает. Но это у тебя работа нервная. А сам-то ты ещё о-го-го!

- Да я не про это, - машет рукой Виталик. – Ты Лидочку помнишь?

- Рыжую такую, мелкую?

- Да. Очень милая девочка. Мы с ней гуляли, обсуждали хорошие фильмы, книги. Я ей стихи читал, и ей нравилось.

- Если современной девушке нравятся твои стихи, то это действительно феномен, - говорю я. – Меня от твоего устного народного творчества тошнит.

- У тебя просто в армии мозги заспиртовали, и ты в поэзии ни черта не понимаешь! – огрызается Виталик.

О, разозлился! Это уже хорошо. А то сидел тут грустный, как будто у него любимый кактус засох.

- Так рассказывай, что там с твоей Лидочкой. Ушла от тебя к пенсионеру? Ты для неё слишком молод?

- Да нет! – Виталик снова вжал голову в плечи. – Пару дней назад поехали мы ко мне домой. Ну, дошло уже сам понимаешь до чего. Я романтику устроил. Свечи там, вино, музыку.

- Ага, именно так во времена Агаты Кристи девушек соблазняли. Она не ржала над твоими антикварными замашками?

- Не ржала, а наоборот, ей всё очень понравилось. Короче, дошли до спальни, и тут я снимаю с неё блузку, а у неё на плече татуировка.

Виталик замолчал, нервно затянувшись сигаретой.

- И что? – удивился я. - Вот от кого, а от тебя я не ожидал! Ты же, блин, современный, прогрессивный бабник. Чем тебя какая-нибудь бабочка или китайские иероглифы «Свиная тушенка» испугали?

- Если бы иероглифы!

- А что? Купола на всю спину? «Не забуду мать родную» и профиль Сталина?

- У неё на всё плечо татуировка с Ганнибалом Лектером! – в отчаянии крикнул Виталик. – И ещё ж, блин, так качественно сделана, что он прямо тебе в душу, урод, смотрит! Я как глянул на всё это художество, так у меня всё желание пропало. Представляешь, полутьма, свечи, вино. И Ганнибал Лектер! Смотрит на меня и хочет сожрать мои мозги!

- С бобами и чудным къянти?

- Ты всё ржёшь? Друг называется! Короче – у меня на полшестого. Как не старались – ничего не вышло. Лидочка расстроилась, оделась и ушла. А я остался один в пустой квартире свечи тушить. Теперь она звонит, а я трубку боюсь поднимать. И стыдно мне.

- Это, батенька, к тебе действительно старость подкралась. Будешь теперь на скамеечке сидеть и всех проходящих мимо девушек проститутками называть.

У Виталика пиликнул телефон. Он глянул на экран и поморщился.

- Она?

- Она.

- Так подними, не будь уродом. Поговори с человеком, объясни ситуацию.

- Думаешь стоит?

- Давай-давай!

Виталик вышел в коридор, что-то там долго бубнел. Вернулся и кивнул на мой бар.

- Наливай.

- Что?

- Я ей всё объяснил.

- А она?

- А что она? Расстались, короче. Наливай.

Я с утра обычно не пью, но тут за компанию нарезались в зюзю. А через неделю Виталик уже лечил нервы при помощи девятнадцатилетней Ниночки. Потому что шоковое состояние проходит, а юность у таких людей – это вечное состояние.

Павел Гушинец (DoktorLobanov)Авторская группа https://vk.com/public139245478

Уважаемые читатели, я очень не хотел. Книга "Война девочки Саши" стоила мне нервов и бессонных ночей. До сих пор выступаю с ней, читаю рассказы и голос подводит. Зарекся возвращаться к этой теме. Но мне звонят, пишут, предлагают новые истории. Кто, если не я?Короче, вторая книга будет. Мой новый соавтор - Богдана Потехина. Рассказы о её бабушках вошли в первую книгу почти без изменений. Талантливая девушка, энтузиаст. Рождение второй книги - во многом и её заслуга. Для начала - маленький отрывок.

Люда (2 года, Ленинград)
У мамы была медаль «За оборону Ленинграда». А получило она её так. Они вечером ходили отрядом по улицам и сбрасывали с крыш зажигательные бомбы. Мама забиралась на крышу, чтоб сбросить бомбу. А дождь прошёл, крыша мокрая, железо холодное. Держится за стойку, думает, куда ногу поставить. А нога соскальзывает все время, мамина рука занемела, вот-вот упадет. Надо перехватиться. Вот и железка какая-то удобная. Мама голову поднимает, а там написано «Не трогай – убьёт!» Думает – упаду и умру, схвачусь за железку - убьёт. Плюнула и полезла. Не убило, наверное где-то осколком провод перебило.

Около дома стоял Могилевский мост. Он был деревянный, в него попала бомба и он горел. Выбило нам все стекла, слетел балкон. Так мы окна забили подушками. Все в кухню перебрались. Там было теплее всего. Там была плита, мы топили мебелью, книгами, газетами. Когда бомба попала в мост – ходили собирать обломки. Доски обгорелые, щепки. Мама расстраивалась, что не было сил утащить большое бревно, что лежало прямо поперёк улицы. Но один раз пошли за щепками к мосту, а там охрана. Прогнали нас.

Расплодились крысы. Мама их боялась. Она не за себя боялась, она думала, что крысы меня съедят. Они очень голодные были и наглые, людей за опасность не считали. Заходит мама в комнату, а на пианино сидит крыса. Мама схватила какую-то палку, стучит по крышке, а крыса не боится. Смотрит прямо в глаза. Нагло. Мама толкнула её кончиком палки, та как запищит! Громко, противно! И зубы показывает. Мама боялась очень. Крысы облюбовали чердак, носились там, как табун лошадей. Гремели чем-то по ночам. А в потолке прогрызли дырку и спускались к нам. Зачем спускались – непонятно. У нас совсем есть нечего было. Может в комнатах теплее, чем на чердаке.

Пропала в доме вода. На всей улице пропала, наверное, бомба попала в какую-то важную трубу. А напротив, через канал, вода была. В колонке возле дома. Мама перебиралась по обломкам моста. У неё было красивое ведро с цветами. К колонке стояла огромная очередь за водой. Мама боялась нас надолго оставлять. Говорила, что из этого дома, рядом с которым колонка была. Таких без очереди пускали. Но её по ведру быстро запомнили, пригрозили, что побьют, если ещё раз без очереди полезет.

23 февраля 1943 года Нас эвакуировали по Дороге Жизни. Мама была со мной в кабине, на руках держала брата, а Таня – в кузове. Мама одной рукой обнимала меня и брата, а вторую высунула и держала за рукав Таню. Холодно, ледяной ветер навстречу, но она за всю дорогу так и не отпустила танин рукав. У неё потом эта рука болела, кожу обморозила. Машины шли широким веером, чтоб в них тяжелее было попасть. Немцы бомбили сильно. Впереди машина ехала, так ушла под воду, в воронку. А наш водитель зубы сжал, не сбавляя скорости, крутанул руль, мы объехали опасное место. Там люди кричали ещё, но никто не останавливался. Потому что, если остановиться, то и в нашу машину бомба попала бы.
Павел Гушинец (DoktorLobanov)Авторская группа https://vk.com/public139245478

Мой приятель и коллега Иван Петрович работает в районной психиатрической клинике небольшого города. Город действительно небольшой, поэтому всех своих пациентов доктор знает не только в лицо, а по именам и диагнозам, встречает их на улице, в магазине и в других неожиданных местах. К таким встречам Иван Петрович давно привык, и они его не беспокоят. Приехал я как-то в райцентр, где Иван Петрович работает по командировочным делам, остановился у доктора. Посидели, вспомнили учёбу в универе, общих знакомых. Хорошо посидели, а уже в сумерках вышли проветрить головы, потому что на работу с утра.

Гуляем, вполголоса разговариваем. Увлеклись. Многоэтажки кончились, начался частный сектор, а за ним – парк. И смотрю – возле дороги по случаю внезапно начавшейся весны и забитой ливнёвки разлилась огромная шикарная лужа. Из тех водоёмов, что в лучшем случае к июню подсохнет, а то и до середины лета будет радовать горожан своими топкими берегами и плодить комариные армии.

Ну лужа и лужа, что тут необычного? Да вот только на одном из берегов на табуретке сидит мужичок в синей ветровке. В руках у мужичка длинная удочка, а в самом центре лужи покачивается под легкими порывами ветерка светящийся поплавок. Толкаю коллегу локтем.

- Смотри, Петрович, чудеса какие.

- Не трогай его, - отмахивается доктор. – Отдыхает человек, пусть себе отдыхает.

- Но он же в луже ловит! – удивился я. – Я, конечно, не специалист, но мне кажется там кроме насекомых и головастиков ничего не водится.

- Не водится, - соглашается Иван Петрович. – Пусть сидит. Ему полезно. Нервы успокаивает.

И, проходя мимо «рыбака» вежливо кивает.

- Здравствуй, Сидоров.

- Добрый вечер, Иван Петрович, - привстаёт с табуретки рыболов.

- Клюёт?

- Не-а, - разочарованно вздыхает мужичок. – С утра сижу. Ещё ничего не поймал. Завтра на червя попробую. На кашу не хочет.

- Попробуй, - кивает доктор.

- Как поймаю, - принесу вам на уху.

- Приноси, - не стал отказываться Иван Петрович.

Отошли мы на сотню шагов, я не утерпел:

- Петрович, что это было? Рассказывай, а то я от любопытства лопну.

- Да чего там рассказывать, - отмахнулся коллега. – Ты что, забыл, где я работаю? Сидоров – старый мой знакомый и пациент. Пятый год мы его лечим. Прогресс есть, но в данном случае полное излечение не светит. В прошлом году он ещё буйствовал, за женой с табуреткой бегал, на прохожих нападал. Три санитара его вязали, он кусался и плевался. Нынче сидит – рыбу в луже ловит. Пусть ловит. Вполне безобидное занятие.

Я даже немного расстроился от такого банального решения загадки. Погуляли мы по парку – назад возвращаемся. А рядом с Сидоровым уже двое стоят. Тоже мужички лет под пятьдесят. Что-то спрашивают, удочку оценивают, лужу рассматривают.

- Тоже пациенты? – шепотом спрашиваю я.

- Нет, это, кажется, не мои, - хмурится Иван Петрович.

Идём мимо.

- Да фигня это всё, - говорит один из незнакомцев. – На червя клевать не будет. Надо на муху. Карась на муху хорошо идёт. Я в прошлом году на озере во-о-от такенного взял.

И мужичок широко растопырил ладони.

Сидоров кивает с важным видом. Но взгляда с поплавка не спускает.

- Совсем люди с ума сошли, - ворчит Иван Петрович. – Ну ладно Сидоров, но эти-то куда? Должно же быть хоть какое-то соображение.

- Да они просто так, - утешаю я коллегу. – Остановились поболтать. Рефлекс у них. Увидели удочку – надо истории травить. Рыбак рыбака…

- Думаешь? – Иван Петрович с сомнением покачал головой. – А я вот уже не верю в разум человеческий. Мне иногда кажется, что все вокруг немного больные.

Утром проснулись мы с коллегой, привели себя в порядок и на работу выбрались. Идём мимо пресловутой лужи и видим картину, достойную кисти то ли Саврасова, то ли Фёдора Решетникова. На топких берегах лужи в рядок сидят человек пять в разноцветных ветровках. В руках у сидящих – удочки, взгляды устремлены на неподвижные поплавки. А в центре этой композиции – довольный Сидоров. Увидел нас, встал с табуретки, подошёл.

- Иван Петрович, видали? - кивает на «рыбаков», хихикает. – Пришли с самого утра. Сидят, рыбу ловят.

- Ты же вчера тоже ловил, - хмурится Иван Петрович.

- Так мне можно, - уже почти ржёт Сидоров. – Я сумасшедший. У меня и справка есть, между прочим, вы мне её и подписывали. - - Шёл бы ты, Сидоров домой, - посоветовал Иван Петрович. – Побьют ведь. - Не побьют, - улыбнулся пациент. Беззаботно махнул рукой и побрёл обратно к водоёму.- Ну что, вечером на уху приходить? – решил пошутить я. - А приходи, - улыбнулся, наконец, Иван Петрович. – Если Сидоров ничего не поймает, сами купим.

Автор Павел Гушинец (DoktorLobanov)Группа автора в ВК https://vk.com/public139245478

Уважаемые читатели. До окончания проекта книги "Пора в отпуск" осталось всего 17 дней. Спасибо всем, кто поучаствовал, кто ещё планирует - не затягивайте.

По всем вопросам писать в группу https://vk.com/public139245478