warhead.su

Жест прикладывания руки к голове называют по-разному: козырнуть, отдать честь, отсалютовать. Официально же это называется «воинским приветствием». Устав внутренней службы ВС РФ характеризует его как «воплощение товарищеской сплочённости военнослужащих, свидетельство взаимного уважения и проявление вежливости и воспитанности».

Как и любой ритуал, воинское приветствие обросло массой условностей и мелочей, которые в разных странах отличаются. Наиболее наглядный пример — наличие головного убора. У нас вот принято считать, что «к пустой голове руку не прикладывают», но в Израиле, например, это вполне допускается. В Японии, если на военнослужащем головного убора нет, салют заменяется коротким поклоном. А в США, скажем, салютовать разрешается, только если обе руки ничем не заняты.

Правда, что позволено Юпитеру, то, как говорится, не положено быку — американские президенты эту традицию, бывало, нарушали. Буш-младший приветствовал морпехов, держа на руках собаку, а Обама вообще однажды отсалютовал стаканом кофе, чем вызвал бурю возмущения в соцсетях.

Салют по-президентски

Есть и другие различия. Где-то руку держат ладонью вниз, где-то — ладонью вперёд, поляки вообще двумя пальцами салютуют. Но общая канва едина — рука прикладывается к голове. Откуда же взялся этот жест? Единого мнения до сих пор нет, но есть несколько версий разной степени правдоподобия — рассмотрим их все.

Самым древним предком современного воинского приветствия можно считать жест, символизирующий дружеские намерения: воин поднимал правую руку, демонстрируя, что не держит в ней оружия. В Средние века у рыцарей похожим движением поднималось забрало шлема — таким образом, опять же, показывалось миролюбие. Мол, я с вами, благородный сэр, сражаться не намерен и приветствую по-дружески. И та и другая версия выглядит довольно натянуто, но встречается часто.

А вот гипотеза, более похожая на правду, гласит, что салют произошёл от обычая снимать шляпу, приветствуя дворянина или вышестоящее начальство. Когда в XVIII веке головные уборы военных стали слишком громоздкими, было разрешено просто обозначать их снятие касанием руки. Британский устав 1745 года, например, гласит:

«При встрече с офицером или разговоре с ним головной убор надлежит не снимать, а просто поднять к нему руку и поклониться».

В австрийской армии долго держалась двойная традиция: снятие головного убора заменили прикладыванием к нему руки ещё в 1790 году, но те, кому по форме полагался бикорн (двууголка — смешная такая шапка, в которой обычно рисуют Наполеона), всё ещё должны были его снимать — и так аж до 1868 года.

Поскольку руки у солдата часто могут быть грязными, особенно «в поле», во время боевых действий, салют позже стал ещё более абстрактным — чтобы лишний раз не пачкать головной убор, к нему не прикасались, а просто подносили руку. Матросы в той же Британии, к примеру, в первой половине XIX века отдавали приветствие офицерам, прикладывая ко лбу над правой бровью ладонь, сложенную в горсть, — как бы зажимая поля шляпы между указательным и большим пальцем, но фактически не касаясь их. Естественно, со временем жест претерпел и другие трансформации, в том числе смысловые. Так, у упомянутых выше поляков прикосновение двумя пальцами к передней части головного убора трактуется как отдание почестей государственному гербу, расположенному на кокарде.

Такова история воинского приветствия — одной из самых характерных традиций военнослужащих, получившей распространение во всём мире.

warhead.su

Не будем тянуть кота Шрёдингера в долгий ящик и ответим сразу — да, это правда. Сто лет назад военные и в самом деле использовали воздушных змеев, чтобы поднимать в небо разведчиков и артиллерийских корректировщиков.

Первопроходцем был англичанин Сэмюэль Коди — он не только приспособил змея для поднятия в воздух человека, но и догадался предложить его военным. Свою конструкцию он так и назвал — War Kite, то есть «Военный змей». В 1906 году этого змея приняли на вооружение британской армии, а два года спустя четыре штуки закупило и адмиралтейство — для запуска с кораблей.

Сэмюэль Коди на гордом белом коне на фоне своего «Военного змея»

В годы Первой мировой воздушные змеи с человеком на борту использовались разными странами — известно о немецких и французских опытах на эту тему. Американские военные присматривались к разведывательному змею конструкции Сэмюэля Перкинса (которого он им предлагал ещё с 1910 года), но на фронт устройство в итоге так и не попало. Зато от этих испытаний осталось немало качественных фотографий.

Змей Перкинса

Поначалу змей казался военным штукой довольно перспективной — он компактнее аэростата, к тому же не требует громоздких газовых баллонов, насосов и лебёдок. Но быстро выяснилось, что аэростат и поднимается выше, и от ветра не зависит. И вдобавок, более надёжен — змея довольно сложно поддерживать в равновесии — он так и норовит уронить наблюдателя на землю. Ну а потом самолёты стали достаточно массовыми и совершенными, чтобы переложить задачу разведки и артиллерийской корректировки на них целиком. Воздушные змеи почти полностью утратили военное значение. Их, правда, пытались использовать для разбрасывания агитационных листовок и доставки к вражеским укреплениям зарядов взрывчатки, но эти эксперименты были ограниченными. Ещё змеи кое-где применялись для создания воздушных заграждений и поддержки радиоантенн — и в такой роли дожили до Второй мировой. Но люди на них уже не летали.

В наши дни катание на воздушном змее стало сугубо мирным развлечением для любителей экстремального досуга. Военные иногда рассматривают змеев как более дешёвую альтернативу наблюдательным беспилотникам, но широкого распространения эта идея не имеет. Так, в 2016 году мелькнули новости о создании наблюдательного змея для ВС РФ, но, судя по всему, проект был закрыт — новой информации о нём нет, даже страничка на сайте разработчика удалена.

warhead.su

Танк — машина, конечно, грозная, но в реальности более уязвимая, чем можно подумать. Пехота была опасным противником этих боевых машин даже до того, как обзавелась переносными пусковыми установками противотанковых ракет и прочим хай-теком. Если танк не стоит посреди чистого поля, к нему всегда можно подобраться вплотную и закидать гранатами — особенно если дело происходит в городе или в лесу.

А ещё стоит помнить об изначальном предназначении танков — они должны были прорывать линии обороны. То есть добровольно и самостоятельно лезть туда, где вражеские солдаты кишат буквально как муравьи, прячась по окопам и траншеям, и имеют все возможности устроить танку массу проблем. Именно для защиты от пехоты ранние танки и старались утыкать пулемётами со всех сторон. Со временем от этой практики отказались — выгоднее получалось поместить всё или почти всё вооружение во вращающуюся башню.

Но башня у танка крутится довольно медленно, к тому же враг может подойти сразу с нескольких сторон. Некоторые военные рассудили, что стоит иметь дополнительный пулемёт с противоположной стороны от основного вооружения, то есть сзади башни. В СССР, например, большим энтузиастом этой идеи был Клим Ворошилов — он предложил оснастить задним пулемётом вообще все танки, за что эти пулемёты получили прозвище «ворошиловских». До войны наши действительно ставили их практически на все машины, позже они сохранились только на тяжёлых танках.

Почему кормовой башенный пулемёт появился, теперь понятно. А почему он исчез? Да примерно потому же, почему исчезли и бойницы для стрелкового оружия. Выяснилось, что эффективность у всего этого добра почти нулевая. Сектор обстрела небольшой, обзор ужасный, да и застрелить пехотинца, подбежавшего в упор, не получится — ствол настолько вниз не поворачивается. Так что пользы никакой, один только вред: лишние отверстия в броне ослабляют её и являются уязвимыми местами.

А лучшей защитой танка от вражеской пехоты оказалась пехота союзная. Ну или, в крайнем случае, другой танк, который тебя прикроет со «слепых» ракурсов. Одиночный же танк от пехоты отбиться не сможет в любом случае — хоть есть у него задний пулемёт, хоть нету.

На самом деле трёхлинейка — это как трёхдюймовка, только в десять раз меньше. И то и другое название обозначает калибр оружия. Пушка-трёхдюймовка имеет калибр в три дюйма — 76,2 мм. А винтовка-трёхлинейка — в три линии (7,62 мм).

В старину в России использовали не те единицы измерения, что сейчас. Метрическая система была допущена к применению только в 1899 году, а обязательной стала и вовсе в 1918-м. До этого повсеместной была система мер, утверждённая в 1835 году и основанная на английской. И «линия» — это как раз оттуда. Мера длины, равная одной десятой дюйма или, если по-современному, 2,54 мм. Название произошло от мерной верёвочки (linea на латыни) — её толщина как раз примерно равна этим самым двум с половиной миллиметрам.

А при чём тут винтовка? Очень просто. Когда в конце XIX века русской армии понадобилась новая винтовка взамен устаревающей «берданки», при её разработке «танцевали» от патрона.

Он должен был снаряжаться бездымным порохом, более современным и мощным, чем привычный чёрный, и иметь уменьшенный калибр. Снижение калибра с 4,2 линии (10,67 мм) винтовки Бердана до трёх линий (7,62 мм) позволило сделать патрон более компактным и лёгким, сохранив (и даже увеличив) дальность и убойную силу за счёт бездымного пороха. Это позволило солдату носить при себе больше боеприпасов, да и сама винтовка, хоть и имела магазин на пять патронов, получилась всего на триста грамм тяжелее однозарядной «берданки».

И, поскольку уменьшенный калибр был главным отличием новой винтовки, именно он стал основой для её прозвища. Которое настолько прочно закрепилось, что используется даже сейчас, несмотря на то, что старую систему мер отменили больше ста лет назад и мало кто помнит, что когда-то слово «линия» было ещё и мерой длины.

з.ы. Свои вопросы присылайте на адрес info@warhead.su — авторы нашего сайта постараются ответить!

Сохранение импульса

Многие наверняка смотрели боевики, в которых всевозможные плохие парни ловили пулю в грудь или иную часть тела — причём зачастую с весьма впечатляющими результатами вроде полёта назад или даже сальто-мортале. И поскольку, увы, мимо физики в школе проходили не только режиссёры фильмов, но и многие зрители, подобные эффекты зачастую принимаются за чистую монету.

Однако в реальной жизни всем управляют законы Ньютона (ну и конечно, ещё уголовный кодекс и прочие законы общества). И если УК или налоговый кодекс можно попытаться обойти, то вот обмануть законы Ньютона на привычном макроуровне пока ни у кого не вышло.

Возьмём хоть закон сохранения энергии. Он говорит нам: чтобы пуля передала свой импульс — запас движения — мишени, она сперва должна получить этот импульс от оружия (если стреляли не ракетой конечно). А это значит, что весь импульс отдачи, равный импульсу пули, наложенному на импульс пороховых газов, достанется стрелку, который удерживает огнестрел.

Так что если предположить, что импульса пули достаточно для вышибания цели весом с человека из тапочек, то равным образом импульс отдачи вытряхнет из тапочек и стрелка. Предварительно сломав ему руки.

Более того, закон сохранения энергии работает только при абсолютно упругих столкновениях. Человек же, даже самый твердолобый, — существо, в общем, довольно мягкое, и ни о каком упругом столкновении пули с его тушкой речи идти не может.

И даже если на цель надет жёсткий бронежилет, то всё равно значительная часть энергии потратится на деформацию пули и бронепластины, их нагрев, а также деформацию специального мягкого подбоя бронежилета и собственно человеческого тела.

Пуля — или мешком по голове?

Теоретически если взять оружие с действительно недетской отдачей — скажем, слонобойную охотничью винтовку под патрон .577 «Тираннозавр» — и нарядить карлика в жёсткую кирасу шестого уровня защиты, то метким выстрелом вы вполне сможете отправить его в красивый полёт по баллистической траектории. Но нужно ли это?

Ведь останавливающее действие пуль — если мы говорим про стрельбу по биологической цели — это совсем не про вышибание из тапок.

Строго говоря, единого определения термина «останавливающее действие снаряда по биологической цели» не существует — равно как и общепринятой методики измерения этого параметра. Как правило, под «останавливающим действием» подразумевается, что в его результате цель остановится и прекратит делать то, что делала до выстрела. Это может быть и банальный разбой с грабежом, и удержание заложника, и нажимание большой красной кнопки или маленького чёрного спускового крючка. В общем — «не делай так больше».

Что характерно — перманентность этого «не делай» никак не оговаривается, и во многих случаях внезапный удар пыльным мешком по голове, способный отправить цель в глубокий нокаут, будет ничуть не хуже пули в лоб. Только вот близко подойти к большинству людей для такого удара с мешком будет сложновато.

А потому при разрешении ситуаций, связанных с насилием и реальной опасностью для жизни, имеет прямой смысл подвергнуть опасности жизнь преступника или врага. То есть причинить ему повреждения, несовместимые с продолжением преступной или враждебной деятельности — причём несовместимые мгновенно, прямо здесь и сейчас.

Смерть цели — не самоцель, а лишь побочный продукт такого причинения. Почему? Да потому что наиболее быстрый и эффективный способ заставить человека против его желания перестать делать что-либо — это «отрубание» его центральной нервной системы, то есть вывод из строя головного или спинного мозга. Если это по каким-то причинам затруднительно, стреляют в торс. Задача, опять же, вырубить головной мозг за счёт болевого шока и общей кровопотери.

В общем, всё довольно неаппетитно и некрасиво — не то что в обычном кино.

Ситуация сильно усложняется тем, что человек — существо сильно недетерминированное и непредсказуемое. Там, где один, получив небольшую травму, впадёт в ступор от вида собственной крови, другой только больше озвереет и кинется в бой. Один, получив пулю в мякоть филейной части, рухнет от боли на месте, а другой с пулей в животе поднимется в атаку. И если для конкретного человека можно (после обследований и тренировок) хоть как-то предсказать его реакции на травмы, то результат попадания пули абсолютно непредсказуем.

При этом надо помнить, что все разговоры об эффективности пуль имеют смысл только в случае, если есть гарантия, что они действительно попадут — причём куда надо.

Где одна пуля — там и две

Есть масса опубликованных статистических исследований, сравнивающих вероятность выхода цели «из строя» при попадании пули, например, в торс. Вот, предположим, что, согласно такому исследованию, экспансивная пуля патрона .44 «Магнум» имеет рейтинг 90 процентов, а оболочечная пуля патрона 9×17 «Браунинг» — около 50 процентов. Значит ли это, что у владельца «Магнума» в перестрелке шансов на победу чуть ли не вдвое больше? Да как бы не так!

Напомню, что револьвер под такой патрон весит хорошо за килограмм и вмещает не более шести патронов. То есть выхватить его и сделать быстрый первый выстрел будет, мягко говоря, непросто, а в случае промаха время до следующего выстрела окажется весьма немаленьким. Пистолет же под девять миллиметров «Курц» весит в среднем в два-три раза меньше — и отдача у него гораздо мягче, и патронов в нём тоже раза в два больше, не говоря уж о более быстрой перезарядке.

Простых решений в данной области нет и не предвидится. Не будем вдаваться в различные теории, формулы и исследования, существующие на данный счёт, а просто напомним старую поговорку американских морпехов: «Все, что достойно пули, — достойно и двух».

Максим Попенкер

warhead.su

Поторгуемся?

К 1944 году финские политики окончательно поняли, что во Второй мировой их страна «поставила не на ту лошадь». Хотя линия фронта пока ещё была за пределами старых границ, успехи Красной армии под Сталинградом, на Курской дуге и Украине вполне чётко намекали: как только у товарища Сталина возникнет желание заняться северным участком фронта, финская армия вместе с финской государственностью закончится очень-очень быстро.

При этом в отличие от 1939-40 года рассчитывать на какое-то сочувствие со стороны Англии и США не приходилось. Скорее наоборот. Союзники, заинтересованные перед открытием второго фронта сковать побольше сил немцев где-то в другом месте, ещё и помогли бы «дядюшке Джо» пнуть посильнее одного из помощников рейха. Например, превратить Хельсинки в груду головешек вместе с советской АДД (авиация дальнего действия).

В общем, Финляндии требовалось срочно переобуваться в прыжке. Вопрос был только в цене входного билета на сторону будущих победителей. Однако когда финнам в Москве показали список советских требований, у главы делегации, премьер-министра Антти Хакцелля, случился инсульт.

Советские представители, видимо, ожидали примерно такой реакции, поскольку согласились чуть подождать, пока суомалайсет выберут замену — но намекнули, что тянуть тоже не стоит…

Как оказалось, финны угадали с заменой — министр иностранных дел Карл Энкель (Carl Johan Alexis Enckell) торговался так отчаянно, что сумел уменьшить сумму выплат по репарации с шестисот до трёхсот миллионов долларов.

Берём вещами…

Даже триста миллионов тогдашних долларов для Финляндии были огромной суммой, собрать которую в оговорённые сроки должникам явно не светило. Впрочем, после мая 45-го у советских представителей и без них хватало работы по составлению списков подлежащего вывозу оборудования.

У Суоми особо мощной промышленности не имелось, так что заказать им в счёт оплаты десяток авианосцев или хотя бы танкеров не получалось. Но изрядно прореженному войной советскому морфлоту любая посудина была совсем не лишней.

И если финны строят даже небольшие суда — пусть строят хотя бы их. Только побольше, побольше!

В рамках выплаты репараций финские верфи загрузили — точнее, завалили — заказами на крупные серии морских буксиров, барж… и парусников. Основным типом были парусно-моторные шхуны грузоподъёмностью в 300 тонн; ещё часть — баркентины с прямым парусным вооружением, изначально задуманные «с прицелом» и на учебные цели. Наконец, замыкала серию из почти сотни парусников изготовленная по спецзаказу Академии наук СССР немагнитная шхуна «Заря».

Немагнитная шхуна «Заря» из журнала «Техника — молодёжи»

Журналы, марки… и киноэкран

Чего у финских шхун было не отнять — так это красивого силуэта. Заглянувшие в Сингапур изящные советские парусники приглянулись даже фотографу американского журнала «Лайф» Джеку Бирнсу.

Хотя весь переход во Владивосток был для небольших шхун достаточно сложным и рискованным делом, наиболее опасным участком была как раз «родная» Балтика. В годы войны это море активно засыпали минами все воюющие стороны, создав жутковатый «супчик» из почти 80 тысяч мин. Тральных сил БФ в первые годы хватало только на расчистку основных фарватеров. Например, крупное минное заграждение на рубеже Нарген-Порккала-Удд очистили только во второй половине 1949 года.

Тем не менее до Дальнего Востока финские парусники дошли благополучно. Правда, мнение советских рыбаков об «иностранной штучке» далеко не всегда было восторженным.

Самым лучшим в парусниках финской постройки признавалась… баня.

В остальном же шхуны оказались не очень подходящими для суровых камчатских условий. Нарекания вызывали и устройство якоря, и капризные радиостанции, и малая мощность моторов — при встречном ветре силой шесть-семь баллов парусники просто несло назад. В общем, жизнь на Дальнем Востоке у шхун вышла тяжёлой и не очень долгой.

(Фото: Джек Бирнс)

Их собратьям, оставшимся в советских «внутренних морях», повезло куда больше.

«Алые паруса» и «Весёлый Роджер»

Самым ярким во всех смыслах этого слова стал, конечно же, кинодебют баркентины «Альфа». Учебный парусник ростовский мореходки передали для съёмок фильма по роману Александра Грина.

Разумеется, «главной фишкой» должны были стать знаменитые паруса. Ткань взяли на фабрике по производству пионерских галстуков. Правда, киношникам пришлось проявить немало технической сноровки, чтобы добиться адекватной передачи цвета на тогдашней советской киноплёнке. Времени у них было немного — тонкий шёлк оказался не очень хорошей заменой настоящей парусине и быстро истрепался. После окончания съёмки часть ткани подарили училищу, и ростовские курсанты некоторое время выделялись невиданными в СССР алыми шёлковыми майками…

Кинофильм «Алые паруса»

Но «Альфа» всё же осталась «парусником из „Алых парусов“», хотя снималась ещё в фильмах «Прощай», «Море студёное» и «Чёртова дюжина». А вот трёхмачтовая гафельная шхуна «Кодор» стала настоящей звездой советского кино.

«Кодор» с самого начала был везучим. Его приписали к ленинградской мореходке, причём практикой на нём несколько лет командовал легендарный подводник контр-адмирал Н.Лунин. В 70-х именно «Кодор» исполнял в Ленинграде роль парусника с алыми парусами на одноимённом празднике. А в начале 80-х он снялся сразу в двух фильмах: «Арабелла — дочь пирата» и «Остров сокровищ» — третья по счёту советская экранизация романа Стивенсона.

В ходе съёмок «Острова» парусник лишился… нормального штурвала.

В сцене, где юный Джим Хокинс угоняет «Испаньолу» у пиратов, требовалось показать, как он управляется с кораблём. При этом снимать настоящую рулевую рубку, где был установлен штурвал, нельзя было из-за обилия современных навигационных приборов. В итоге штурвал сняли и перенесли на палубу, где маленький актёр мог спокойно и абсолютно безопасно для всех на борту крутить его хоть во все стороны сразу.

«Остров сокровищ», 1971 год

Настоящий же рулевой в этой время управлял «Кодором» при помощи разводного ключа.

Это «усовершенствование» в должной мере оценили те, кто готовил «Кодора» к съёмкам в следующем фильме — «Дети капитана Гранта».

Для большего сходства с описанным в романе Ж. Верна на корабль добавили фальшивую дымовую трубу и макеты пушек. Несчастный же штурвал перенесли на специальную надстройку в середине. При этом пришлось снять с мачты грота-гик, и поэтому на всех кадрах из фильма грот-мачта не несёт парусов.

Последней ролью «Кодора» стал китобой «Пилигрим» — в фильме по мотивам романа всё того же Ж. Верна «Пятнадцатилетний капитан».

Конечно, были в СССР и другие парусники — причём многие тоже «трофейные». Но своё «большое спасибо» от советских кинозрителей финские корабелы честно заслужили.

Андрей Уланов
warhead.su