garik23

Великий писатель бежал на край света, надеясь там провести остаток своей жизни. Для этого была зафрахтована большая яхта...

По сравнению с Европой и Америкой острова Южных морей и впрямь показались Стивенсону землей обетованной. Хотя и там были свои сложности...

Почетный гость

– Это вам, – сказала миссис Стивенсон.

На столе лежали четыре тома с золотой вязью букв на обложках.

Лоция Средиземного моря! Издание, позволить себе которое мог только очень состоятельный человек, коим гость вдовы Роберта Луиса Стивенсона, увы, не являлся.

– Я сделала дарственную надпись…

После таких слов следовало немедленно ознакомиться с тем, что написано. Гость так и поступил: «Капитану Слокаму. Эти книги читались и перечитывались моим мужем, и я уверена, что он был бы очень доволен их переходом во владение к одному из истинных мореплавателей, которых он любил больше всего на свете».

– Вы так добры! – только и смог произнести Джошуа Слокам.

…16 июля 1896 года его «Спрей» отдал якорь в Апиа – столице Самоа. А уже 17-го моряк был представлен миссис Фенни Стивенсон.

– Приезжайте ко мне в Ваилиму, – улыбнулась женщина, которую никто не назвал бы красивой, но которой невозможно было отказать в обаянии. – Мой сын сопроводит вас.

Слокам не стал откладывать визит в поместье Стивенсона. Да и с чего бы? Ведь, направляясь на Самоа, именно об этом он и мечтал.

Да-да, так и было: перечитывал «Остров сокровищ», «Потерпевших кораблекрушение» и мечтал увидеть места, где провел последние годы жизни его любимый писатель.

На следующее утро Джошуа Слокам и Ллойд Осборн, пасынок Стивенсона, молодой человек мужественной и приятной наружности, отправились в Ваилиму.

Осборн расспрашивал капитана о его одиночном плавании. Слокам терпеливо отвечал. И пусть людям приятно поговорить о себе, сейчас ему хотелось слушать. Слишком много легенд ходило о Стивенсоне, вот бы разобраться, где правда, а где досужие домыслы. Говорили, например, что на Самоа его считали «некоронованным королем», а его дом в Ваилиме не дом, а роскошный дворец.

Три мили вполне приличной дороги, и…

– Вот мы и на месте, – сказал Осборн.

«Не дворец, – отметил про себя Слокам. – Просто большой и хороший дом».

Миссис Стивенсон встретила их на веранде. Обменявшись приветствиями, она предложила сыну показать гостю дом, она же подождет их в гостиной.

– Конечно, мама.

Ллойд Осборн провел капитана по дому, и тот окончательно убедился: нет, не дворец. Хотя камин в тропиках – и впрямь роскошь, или, что вернее, просто прихоть.

– Это кабинет, – сказал провожатый. – Это стол Стивенсона. Еще два года назад он сидел за ним. Если вам нужно написать письма – пожалуйста.

– Нет, нет, что вы, – с некоторым даже испугом, словно ему предложили что-то кощунственное, отказался Слокам. – Я только посмотрю.

– Многие просят… – пожал плечами Осборн.

Потом они спустились в гостиную. Миссис Стивенсон ждала их.

– Мистер Слокам, – сказала миссис Стивенсон. – Это вам.

…Выразив свое восхищение подарком и заверив хозяйку Ваилимы в своей глубочайшей признательности за лоции и добрые слова, Джошуа Слокам посчитал возможным задать давно волновавший его вопрос:

– Скажите, это правда, что в шторм ваш муж сам вставал к штурвалу?

Миссис Стивенсон сдержанно улыбнулась:

– Это преувеличение, но я бы не сказала, что это откровенная ложь.

Слокаму пришлось удовлетвориться таким обтекаемым ответом. Ну не требовать же ясности, не настолько же он бестактен!

Хозяйка дома стала расспрашивать о плавании «Спрея». Причем ее нисколько не мучил вопрос, который Слокам слышал сотни раз. Его спрашивали: «Какую выгоду вы извлечете из этого путешествия?» Нет, для миссис Стивенсон человек, решивший в одиночку обойти вокруг света, не был самоубийцей и сумасшедшим.

Как не был безумцем ее собственный муж, Роберт Луис Стивенсон, бросивший все ради Южных морей.

"Каско"

– Вы полагаете, иол более подходит для плавания в одиночку, чем шлюп?

Слокам был поражен. Нет, каково? И он рассказывал, вдавался в детали, которые показались бы излишними девяти мужчинам из десяти, не говоря уж о женщинах.

– Многое из того, о чем вы говорите, капитан, мне близко и знакомо. Ведь мы с мужем много путешествовали по этим морям. Вообще, Роберт Луис любил ходить под парусами, а у нас с мужем были совершенно одинаковые вкусы!

Фенни Стивенсон произнесла это с нажимом, и Слокам краем глаза увидел, как легкая судорога исказила лицо сидевшего рядом с матерью Ллойда Осборна.

Затем беседа продолжилась, и на сей раз вопросы задавал Слокам. Вдова писателя говорила охотно, ровно, спокойно, словно… диктовала.

Час спустя, возвращаясь на побережье, капитан «Спрея» вдруг понял, что его водили за нос. Миссис Стивенсон творила легенду, миф! Она создавала тот образ писателя, которому предстояло остаться в веках. И даже ему, Джошуа Слокаму, в этом мифотворчестве отныне отведено особое место.

«И никто никогда не узнает, каким он был на самом деле, – подумал Слокам. – И я не узнаю. Может быть, это и к лучшему».

Последний романтик

Фенни Стивенсон, урожденная Ван де Гриф, в первом браке – Осборн, не любила корабли, не любила море, страдала от морской болезни и мечтала о размеренной жизни в собственном доме где-нибудь в Калифорнии. Или на юге Европы. Но она дважды сказала «согласна», и тем лишила себя выбора.

– Согласна, – ответила она, когда начинающий английский литератор предложил ей свое сердце.

Роберт Луис честно предупредил, что беден. Отец не верит в его будущее писателя и лишь изредка помогает деньгами. А еще он болен, и врачи удивляются его живучести. Еще у него есть мечта: объехать вокруг света, и непременно на корабле, меняя его на вагон железной дороги только в тех случаях, когда это предписывает «устройство земного шара»!

Чтобы везде побывать, все испытать и чтобы всюду что-нибудь случалось – до кораблекрушения включительно.

Потому что только на море, на корабле возможны тайны и приключения, а если это не так, то их необходимо выдумать.

Подобная откровенность не смутила миссис Осборн, как и то, что она на 10 лет старше претендента на ее руку. Правда, у нее есть муж, который не живет с ней, но от содержания супруги и трех детей не отказывается. Он даже оплатил поездку в Европу, во Францию, где Фенни и встретилась с мистером Стивенсоном.

Прошло несколько лет, прежде чем 19 мая 1880 года Роберт Луис Стивенсон сочетался браком с Фенни, а семь лет спустя она снова сказала:

– Согласна.

Это стало завершением семейного совета, продолжавшегося почти шесть часов. Роберт Луис собрал родных, чтобы рассказать о своей встрече с доктором Хьюлеттом. И решить, что делать дальше.

Стивенсон и его близкие перед отплытием из Сан-Франциско

Доктор ручается, что его пациент проживет еще десять и даже двадцать лет, но лишь в том случае, если отправится в места с благоприятным климатом.

Например, на острова Тихого океана. Там бесконечные простуды оставят его, прекратится кровохарканье…По крайней мере, такая надежда есть.

Но если мистер Стивенсон останется в Европе, по всем показателям он протянет максимум два-три года.

– Вы готовы покинуть родные края и отправиться со мной?

Никто из сидевших за столом не промедлил с ответом.Отправляться решили из Сан-Франциско. Фенни возьмет на себя организационную сторону, а Роберт Луис в это время чуть-чуть подтянет свое здоровье в Колорадо, куда стекаются легочные больные со всех Соединенных Штатов.

Хваленая практичность Фенни Стивенсон, однако, не выдержала испытания уже на начальном этапе. Корабль, на котором они плыли через Атлантику, оказался лишь в малой степени заполнен людьми, а больше – животными.

Американские фермеры выписывали из Старого Света племенных коров, коз, овец, свиней, и эта живность занимала экипаж корабля в гораздо большей степени, чем пассажиры.

И тем не менее Роберт Луис признавался в письме, адресованном оставшемуся в Шотландии другу: «Я был так счастлив на борту этого корабля, я даже не представлял, что может быть так хорошо. Я уже забыл, что такое счастье».

Стивенсон невольно сравнивал это свое плавание с тем, что он совершил несколько лет назад на пароходе «Девония». Тогда он плыл в Америку в компании с эмигрантами, надеявшимися обрести за океаном новую жизнь. «Девония» шла то под парами, то под парусами, а Роберт Луис, прислушиваясь к разноязыкому говору, вспоминал, как еще мальчиком ездил с отцом на маяки, построенные его дедом.

Да, он всегда мечтал стать моряком! Это ли не подлинная страсть, не наслаждение – слышать, как ветер свистит в снастях, как волны разбиваются о борт судна, а у штурвала стоит капитан, настоящий морской волк, и отдает команды, бросая вызов штормам и невзгодам.

А еще он вспоминал, как уговаривал своего товарища Уолтера Симпсона купить парусник, назвать его красиво и необычно – «Одиннадцать тысяч дев» и отправиться покорять моря и океаны.

Не сложилось…

Сейчас положение иное. Он известен. Издатели щедро платят за его книги, а газеты – за очерки. Решение плыть на Южные острова пересмотру не подлежит. Он может позволить себе совместить необходимость с мечтой, заботу о здоровье – с плаванием под парусами!

Фенни считала это безрассудством – выложить две тысячи фунтов стерлингов за аренду яхты, которая на семь месяцев поступала в их полное распоряжение. Можно найти вариант и подешевле, однако она не посмела противиться супругу, а тот даже не стал торговаться с владельцем яхты доктором Мерридом, заломившим явно несуразную цену.

Так на "Каско" ловили акул

В 5 часов утра 28 июня 1888 года двухмачтовая шхуна «Каско» покинула Сан-Франциско и через «Золотые ворота» вышла в Тихий океан.

Час спустя капитан Альберт Отис попросил пассажиров собраться в кают-компании. Поприветствовав их, он стал держать речь, смысл которой сводился к тому, что на борту «Каско» он, капитан Отис, начальник, судья и отец, что здесь он устанавливает правила, и есть среди них суровые: человек, скончавшийся в море, предается земле в тот же день, а для того, чтобы он достиг земли, к ноге его привязывается чугунная гиря…

– Вопросы есть?

Привычка писать письма друзьям усаживала Роберта Луиса за стол, хотя он понимал, что не сможет отправить их раньше, чем «Каско» достигнет земли.

«Яхта, на борту которой я и все, кто меня любит, – писал он, – имеет 95 футов в длину, она роскошно обставлена… Вот уже двое суток, как мы в океане… Фенни чинит платье матросам, бегает по палубе, дразнит нашего капитана, который на досуге читает «Остров сокровищ». Вчера он сказал мне: «Вы молодец, сэр! Позвольте пожать вашу руку»… Вы, наверное, спросите, что такое океан. Океан – это очень много воды, и на нем точки – острова. Горошины на бильярде. То, что осталось от меня, едет туда, чтобы там состариться и умереть. Только бы доехать, доплыть, достичь! Уповаю на океан: может быть, он спасет меня. Так хочется жить!»

Плавание не было безмятежно спокойным, но ни шторма, ни штили не смогли помешать шхуне 28 июля 1888 года бросить якорь у острова Нука-Хива.

Роберт Луис, наслышанный о доброжелательности обитателей Маркизских островов, не ожидал, что их встретят с неприкрытой враждебностью.

Объяснению тому нашлось быстро: островитяне еще никогда не видели прогулочных яхт и не могли взять в толк, почему у них никто ничего не покупает.

А что, если пришельцы замыслили недоброе? Пришлось пассажирам «Каско» купить того, другого, третьего, и недоразумение было устранено.

23 августа «Каско» прибыл на Хива-Оа, где Роберт Луис познакомился с королевой острова, а один из местных вождей по имени Паасуа решил породниться со Стивенсоном.

Это означало, что им надлежит обменяться именами. Был совершен соответствующий обряд, и вождь стал называться Робертом, а Стивенсон с удовольствием прибавил к своим двум именам третье – Паасуа.

По пути на Таити, в шквал, «Каско» едва не наскочила на рифы. Лишь мастерство Альберта Отиса спасло шхуну.– Смерть сидела у нас на плече и заглядывала в глаза, – сказал капитан Стивенсону, когда яхта отошла от иззубренных скал.

Побывав на атоллах Факарава и Паумоту, 27 сентября «Каско» прибыла в Папеэте, столицу Таити. Из-за страшной духоты и столь же немыслимой жары Стивенсон несколько раз терял сознание.

Он хотел побыстрее покинуть сей «райский» уголок, но капитан Отис доложил, что фок-мачта «Каско» поражена «сухой гнилью». Необходим ремонт, который продлится пять-шесть недель.

Стивенсон и Ллойд Осборн на борту "Экватора"

Стивенсон с близкими жил то на одном острове архипелага, то на другом, пользуясь гостеприимством местных вождей, и ждал окончания ремонта яхты. «Каско» пришла только к Рождеству, таким образом из семи месяцев фрахта три были потеряны.

Можно было продолжать плавание, но капитан Отис с горечью сообщил, что не имеет права идти на Самоа, так как это противоречит контракту, а обязан доставить пассажиров на Гавайи, откуда «Каско» направится обратно в Америку.

– Но в Гонолулу, сэр, вы легко найдете подходящее судно, чтобы попасть на острова вашей мечты.

Путь до Гавайских островов был долгим и трудным. «Каско» прибыла туда только в конце января. В Гонолулу Стивенсон попрощался и с капитаном Отисом, и с командой «Каско», устроив для них прощальный ужин, на который был зван и король Гавайских островов Калакауа.

Оказавшись на берегу, Стивенсон засел за работу. Он писал роман «Владетель Баллантре», и у него все получалось.

А еще ему казалось, что теперь он сможет рассказать об океане и островах так, как не удавалось еще никому из писателей.

Только Германа Мелвилла, создателя «Моби Дика», он считал равным себе соперником.

И не ошибся: такой чуткий писатель и отважный моряк, как Джозеф Конрад, считал очерки Стивенсона о Южных морях даже более увлекательными, чем «Остров сокровищ»!

В мае 1889 года Стивенсон отправился на остров Молокаи, чтобы своими глазами увидеть колонию прокаженных.

Он провел там неделю, и был потрясен до глубины души. Эти голые скалы, эти бараки, это ограда из колючей проволоки, эти гниющие заживо люди…

Чем он мог облегчить их участь? Только написать о них! И он написал так, как никогда не писал: яростно, с обличением жестокости местных властей, с призывом к милосердию!

Его очерк, его призыв не остались без последствий: жизнь несчастных стала не такой беспросветной – к ним стали относиться не как к отщепенцам, а как к больным людям.

Подданные короля Тембинока на палубе "Каско"

В Гонолулу писатель не уставал наводить справки о кораблях, направлявшихся на Самоа. Наконец ему удалось договориться с капитаном торговой шхуны «Экватор» Деннисом Ридом.

Тот за более чем скромное вознаграждение взялся доставить Роберта Луиса, куда требуется. 24 июня 1889 года Стивенсон и его родные поднялись на борт «Экватора».

По пути к желанной цели они побывали на острове Бутаритари, где Стивенсону пришлось принять участие в показательной стрельбе по бутылкам, чтобы охладить пыл островитян, чей король неосторожно отменил табу на употребление виски.

На острове Апемама он познакомился с королем Тембинока, который любил поразвлечься, паля из ружья по своим подданным, но Стивенсона тиран-самодур возлюбил…

7 декабря 1889 года в утреннем тумане показался берег Уполо. Капитан Рид сказал, что три часа спустя «Экватор» войдет в порт Апиа, а это значит, что цель достигнута. Они на Самоа!

До поры Роберт Луис не открывал супруге и матери, тоже сопровождавшей его в плавании, своих истинных планов. Он говорил, что через месяц-другой они вернутся в Англию через Сидней, Цейлон, Суэц и Марсель.

Однако затем признался во всем, и в январе 1890 года за четыре тысячи долларов купил 400 акров земли в местечке Ваилима (по-самоански – Пятиречье) недалеко от Апии.

Были у Стивенсона и еще кое-какие планы. Совместно с пасынком он собирался написать большой роман приключений – «Потерпевшие кораблекрушение», на полученные деньги купить собственную шхуну и, открыв фирму под названием «Джекил, Хайд и К» (в честь повести, которая сделала его знаменитым и почти богатым), плавать между островами, занимаясь торговлей. Но это в будущем.

Сначала надо построить дом…

На время строительства Роберт Луис решил отправиться в Сидней. Там состояние его здоровья ухудшилось. Фенни, зная, насколько благотворно сказываются на муже морские путешествия, предложила супругу отправиться в плавание по островам на пароходе со вспомогательным парусным вооружением «Жанет Николь».

За три с половиной месяца, с 11 апреля по 25 июля 1890 года, они посетили Новую Каледонию, Папеэте, острова Манники, Токелау, Эллис, Маршалловы острова…

Роберт Луис и Фенни на борту "Жанет Николь"

Стивенсону, стоило ему ступить на палубу корабля, тут же стало лучше.

И вообще плавание доставило ему огромное удовольствие, благо что с погодой им везло. Понервничать пришлось лишь раз, да и то это скорее был фарс, чем драма.

Когда они покинули Новую Зеландию, на корабле начался пожар.

Нет-нет, ничего опасного, но в борьбе с огнем матросы едва не отправили за борт багаж пассажиров, в том числе сундук Стивенсона.

А в сундуке были рукописи…

В августе 1890 года супруги вернулись в Сидней и оттуда отбыли на Самоа. В том же году Стивенсону напишет в письме другу: «Я не люблю города, дома, общество… Паруса, море, острова, жизнь на них приносят мне подлинное счастье»......

19 апреля

Сегодня сломался наш многострадальный движок, и я пишу при свечах. День был сверхнасыщенный и ещё не известно, как закончится.

Поднялись около шести. А в полседьмого уже в полной форме и в снаряжении подошли к операм. Была работа по задержанию двух молодых парней. Один из них служил раньше в милиции, а при Дудаеве оба (братья) служили в дивизионе полиции особого назначения.

Это было ещё полбеды, но эти негодяи изнасиловали русскую девчонку. Так что работа вызывала у нас вполне понятные чувства. Подъехали к дому тихо, очень грамотно вошли и взяли обоих тёпленькими.

Дом набит оружием: 5 гранат, вставной стволик под автоматный патрон, ножи, патроны. Снова отличился наш старый надёжный Кижуч. Нашёл в шахматной доске вроде бы случайный набор железяк, дополнились эти железяки деталями из гаража, и в руках опера «образовался» самодельный пистолет под малокалиберный патрон с глушителем.

Сдали этих орёликов в фильтрационный пункт, где их ждали возбуждённое уголовное дело, прокурор и возбуждённые сотрудники «фильтра». Говоря откровенно, в этом учреждении, где дорабатывают свои командировки люди, вышедшие из боёв февраля – марта, до сих пор царит дух ожесточения, точнее – жестокости. Правда и публику сюда привозят соответствующую.

При нас привезли взрослого солдата – контрактника, который за бутылку водки зарезал товарища. Второй, тоже по пьянке – избил до полусмерти офицера. До этого привозили командира отделения, который застроил своё отделение и расстрелял девятерых из автомата, уже на пути домой.

Ну, последний, скорее – клиентура психиатра. А вот такие пьяные убийцы и мародёры – бич войск и МВД. А вред, который они приносят, многократно усугубляется слухами и пересудами.

Кстати говоря, наши ребята задержанных не тронули и пальцем. Противно и руки марать. Такая сдержанность даёт свои плоды. Комендант отметил, что идут хорошие отзывы от людей. С нашими охотней работают и местные милиционеры, а они – неоценимый источник информации.

Перед обедом успели, по информации нашего приятеля из ППС отработать два дома. Семейка в первом доме душманская, в глазах – ненависть аж сверкает. Нашли протирки от автомата. Но оружия не было.

Не удивительно, в доме два запасных выхода, в т.ч. через дворы, рядом – стройка и разрушенные дома. Нужно быть идиотом, чтобы прятать оружие дома. После обеда готовились к выставлению первой засады. Под видом массового прочёса забросили в пустующий дом 6 человек.

Возглавили засаду Олень и Пионер, с ними 4 снайпера. Выставились в районе, откуда постоянно обстреливают 19-й блокпост – наших соседей – приморцев. Вообще-то, это-работа СОБРа, но наши суперы уже половина уехала, а вторая – собирается. Я на базе – с группой резерва. Блок-пост метрах в 100-150, там тоже наши: Носорог с командой. Так что нападения на засаду быть не должно. А вот схватка снайперов — дело серьёзное.

Наготове стоит наш БТР, отсюда, от базы, до засады 3-4 минуты ходу. Если завяжется бой, наша задача — ударить в тыл нападающим. Работать придется открыто, с брони, с ходу, поэтому беру с собой Кижуча.

С ним можно послать любую группу, если нужно будет разделиться и действовать в отрыве.

Сижу, считаю варианты, а их миллиона полтора.

Но задача одна – максимально обезопасить своих. Кстати, народ уже настолько привык работать в брониках, что даже нет поползновений выскочить на работу с голым пузом. Я сам проработал сегодня с 6-30 до 13-00 в полном загрузе (броник с дополнительными пластинами, «разгрузка» с 3 магазинами, 4 гранатами, рацией, наручниками и т.п.).

И, только сняв всё на базе, сообразил, насколько привычной стала эта нагрузка.

Хлещет проливной дождь, ветер рвёт жестянки и ломает ветки. Ребятам придётся тяжело.

20 апреля

Ночь не спал. Так, полёживал в полузабытьи, подскакивая на каждый шорох рации.

Вообще, за эти двадцать дней выспался сладко один раз: когда в ночь на 16-е наши отработали, и все посты вернулись на базу. В ту ночь СОБР и комендатура воевали до утра, часов до 4-х, лупили из подствольников и даже противотанковых гранатомётов.

А я в ноль с небольшим спросил у Танкиста: «Есть там что-нибудь серьёзное?». Он ответил, что снайперский пост ничего не наблюдает. Тогда я завалился и упал в чёрную яму, из которой с трудом выкарабкался в седьмом часу утра. И никакая «музыка» не помешала.

Но в эту ночь, понятно, с минуты на минуту ждал информации от засады. А у них вышла из строя радиостанция. В час ночи стал работать снайпер против поста приморцев. Позицию он выбрал в метрах 150 от нашей засады. Напрасно он это сделал, ничего, кроме неприятностей у него из этого не вышло. Мак Дак выловил его на свой АК-74 с оптикой. Ему повезло только в одном.

Он стоял за металлической лесенкой из сварного уголка. Пуля просверлила уголок, но отклонилась и попала ему в плечо. Судя по физиономии – типичный славянин, говор тоже чисто русский, приблатненный. Свою рану объяснил тем, что вышел поставить тазик и хотел посветить себе спичкой. В час ночи, под ураганным ветром и проливным дождём, в городе, где с наступлением темноты всё замирает.

Вычислили его уже дома, утром. » «У нас тут не стреляют, только менты на мосту понтуются…» 

Наверное, один из уголовных тварей, прикормленных Дудаевым. Пусть им теперь занимаются, кому положено. Между прочим, часа через полтора – два после того как Мак-Дак «подлечил» этого вольного стрелка, возле дома с засадой разорвалась граната.

Ударили из подствольника, неприцельно, издалека. Наверное, чтобы злость сорвать.

Но счёт остался в нашу пользу.

А на базе уже шестую ночь, после того, как бригада Пастора причесала пятиэтажку и «зелёнку» – спокойно. Тьфу – тьфу – тьфу, чтоб не сглазить.

Похоже, что решение относительно наших «залётчиков» было принято правильное. Парни очень стараются, переживают, хотя вид не показывают. Но, когда мы поехали на стрельбы, кто-то из ребят заметил: «А пятисуточники затосковали! » Когда же направлял людей в засаду и Фрицу пришлось отдать свой автомат с ночной оптикой, надо было его видеть. По — нормальному, он – то был одним из первых кандидатов.

Вообще, хорошо, что не поддался эмоциям. Можно было отправить любого из них с Коксом и Бугром, но здесь это – «высшая мера» и несмываемый позор. И неизвестно, как сказалось бы это на настроении ребят, здесь многие психические реакции непредсказуемы. А так, наоборот, произошла своеобразная разрядка и появилась новая тема для шуток и подначек.

Причём желающих оказаться на месте » дисциплинарно – кулинарной бригады» пока не наблюдается.

Сегодня дозвонился, наконец, домой. Оказывается, сразу после моего последнего звонка, 14 апреля, жена Пушного родила двойню – мальчика и девочку. Так что из-за наших проблем со связью счастливый папа не знал о прибавлении.

Поздравили его в обед.

Пришлось, по требованию трудящихся, наливать ему дважды: как поработал. Одним из пожеланий было: повторить успех…

Вообще, народ у нас без излишних сантиментов, но относятся друг к другу тепло.

Вчера у Деда был день рождения, так ребята после работы по выставлению засады приволокли ему букет тюльпанов.

Удав с самым серьёзным видом рассказывал, что собирал их для Деда на минном поле, ежесекундно рискуя жизнью, хотя явно спёрли их с клумбы.

А позавчера был день рождения у Висельника. Он пришёл за стол в маечке и золотой тюбетейке, купленной на рынке.

Автор: Валерий Горбань.

Работал в подразделениях по борьбе с организованной преступностью на должностях оперативного состава, в том числе и в специальном отделе быстрого реагирования (СОБР). В 1992 году окончил заочное отделение Московской юридической академии. В 1994 -1996 годах — командир ОМОН. Участник первой чеченской кампании, награжден орденом Мужества и ведомственными медалями.

1 апреля

Если дни и дальше будут так лететь, то затосковать не успеем. Вечером тащу себя за шиворот к тетрадке, но благие намерения испаряются, как только присаживаюсь на кровать.

Ну, по-порядку.

Приехали мы первого апреля к вечеру. Шли большой колонной, около 15-ти машин в сопровождении 3-х БТРов. По дороге обошлось без обстрелов, в Грозном также. Подъехали к штабу, нас направили на территорию какого-то заводика. В мрачном, сыром полуцеху-полуподвале, на полках, напоминающих камеру хранения, жила предыдущая смена. Холод, грязь, теснотища.

Командир ОМОНа из Коми предложил собраться (а нас пять ОМОНов) и обсудить, как размещаться. Пока мы собирались, он тихонько дал команду своему офицеру занять побыстрее места получше. Остальные командиры были просто потрясены этим фокусом. Омоновское братство не фикция, здесь многое держится на взаимопомощи. Но он сам себя наказал.

Тех, кому не хватило места, отправили назад, в штаб. Там предложили на выбор несколько вариантов, в т. ч. 3-ю комендатуру.

Я вспомнил, что в ней служили наши собровцы и говорили, что там нормальные условия, даже импровизированный душ есть. Поэтому сразу запросился туда.

Дали добро. Приезжаем в комендатуру, нам говорят:  Уже разместились приморцы . 

Но Шулубина (зам. начальника УВД области по тылу, сопровождающий о руководства) так просто не собьешь. Прошёл всю школу (а комендатура расположена в школе-трёхэтажке) и нашёл-таки три комнаты, в которых высились горы мусора и натурального говна.

Собрал я бойцов и предложил: один вечер в дерьме, зато остальные дни будем жить по-человечески. Ребята с ног валились, шёл уже восьмой час путешествия, в брониках, шлемах, с оружием и рюкзаками. Но оказались просто молодцами. До темноты успели выкинуть основную массу мусора из двух комнат.

Солома и Кот взяли на себя самую мерзостную работа — отмывать полы от дерьма и наслоений грязи. К полуночи в двух комнатах мы уже расположились на чистом полу, поставили печки и провели ночь относительно нормально.

По части снабжения.

Не могу без смеха вспоминать, какие письма слало МВД: такие-то вещи должно выдать УВД, такие-то получите на месте.

Все этапы нашей поездки характеризовались одинаковыми обещаниями: » В Ростове (Новочеркасске, Моздоке, Грозном) вам всё дадут.» Завершающий этап этого вранья: » Встанете на довольствие в полку ВВ, там всё дадут».

Из всех этих обещаний выполнено одно, в полку нас кормят. Есть можно, но не всё.

Кровати Шулубин выбил с треском и скандалом на третий день. Матрасов, спальников и одеял нет. Что привезли с собой, то и бросаем под бок: 40 одеял на 55 человек и у каждого бушлат.

Несколько человек вняли моим предупреждениям дома и взяли надувные матрасы и спальники. Из медикаментов получили коробку пенициллина, жгут и шины. Промедол мы привезли свой, но не стали об этом говорить, прошли все инстанции и не получили ни одного шприц-тюбика. А не привезли бы свой, и случись ранение?

С боеприпасами более-менее, только нет 7.62 мм патронов под наши АКМСы. Пока запас есть, интенсивные бои не идут, своих хватит.

Первые же впечатления. Пока стояли у штаба, подошли мальчишки: русские и один армянин. Спрашивают: » А вы не уезжаете?». «Нет, — отвечаем, — а что?». «Да чеченцы обещают, что когда вы уедете, нас всех вырежут. Правда, мы и сами теперь можем им задать!».

Ненависть здесь посеяна обильно, даже дети втянуты в бойню. Чеченские мальчишки хвастаются, как стреляли из гранатометов по российским танкам. Русский мальчишка рассказывает, как у него на глазах застрелили из дробовика в голову, в упор, капитана-танкиста, взятого в плен: » Вели, вели по улице, а потом один дед подскакивает и как даст! Мозги вперёд полетели…» «А я видел, как снайпер с соседней крыши стреляет, мама показала: «Смотри, — говорит – гад людей убивает.»

Весь день второго апреля личный состав занимался обустройством, а мы совещались и получали разного рода наставления в ГУОШ (группа управления оперативного штаба МВД РФ в Чечне).

Взбесило выступление тыловика: «А разве у вас этого нет? Не может быть! А разве всем это не выдали в Моздоке? Не может быть!»

3 апреля

Получили команду принять 20-й блокпост. Это от нас метров 600-800 по прямой, 3-4 минуты езды от комендатуры. На перекрёстке трёх улиц стоит пост по досмотру автомашин. На улице расположены бетонные блоки, между которыми надо маневрировать, так, что быстро не разгонишься. А рядом участок одной из улиц огорожен бетонными блоками. Внутри ограды стоят два вагончика, снаружи – несколько спиралей проволоки.

Кругом жилые дома, если возникнет перестрелка — возможны случайные жертвы. Много точек, выгодных для снайперов – 12-9-этажки. В 80-100 метрах – трёхэтажный дом с крупными отдушинами – бойницами. Солдаты, сдававшие пост, говорят, что там живут люди, снайперы появляться не должны. Бог его знает, надо проверить. Передавали нам пост вечером, еле успели разобраться с хозяйством, а отработать прилежащий район придется позже.

Сам остался на блокпосту, хочу всё ночью увидеть своими глазами, прощупать досконально организацию службы. В качестве военного советника Танкист – наш афганец.

4 апреля

Всю ночь вертели и крутили, как лучше расставить посты. Ночью главная задача – оборонить самих себя, не допустить потерь от снайперов и внезапного нападения.

Солдаты говорили, что по нашему посту практически не стреляют. Но местные уже с вечера крутились, разнюхивая, кто приехал.

Солдаты с приданного БРТа особо сдержанностью в разговоре не отличаются, а два их командира-проверяющих вообще укатили с поста на «Жигулёнке» c девицами. Боевики, конечно же, с вечера уже знали, что на пост встал новый ОМОН. Ночью решили пощупать новеньких.

Работали три снайпера. Один бил из мелкашки совсем близко, щёлкнул собаку рядом с нами, то ли прицеливаясь, то ли провоцируя на встречный огонь. Другой лупил потяжелее, с дальних многоэтажек. Третий — где-то в районе пятиэтажки с башенным краном. В этом кране раньше, используя стальную трубу, как укрытие, работал снайпер. Его вычислили и расстреляли из двух крупнокалиберных пулемётов с БТРов, а затем влепили снизу из подствольного гранатомёта…

Наши ребята молчали, тщательно фиксируя, откуда ведётся огонь. Приятно поразили меня.

На крыше, на самом опасном участке, работали наши спецназовцы (до создания ОМОН существовал взвод спецназ в роте патрульно-постовой службы): Пастор, Пушной, Коля-1, Коля-2, Дед, Хома. Никакой паники, даже голос не повышали. Просто спокойно работали. Они должны были провести на крыше всю ночь, но не выдержали холода, подготовиться-то не успели.

Половина спустились, попили чайку, оттаяли и вернулись, отнесли горячего чаю своим. Не знаю, как несли службу наши предшественники, но на крыше их позиции были прикрыты весьма условно, а сзади, со стороны пятиэтажек открыты совсем. Один снайпер с ночным прицелом мог перещёлкать их, как цыплят.

Работают боевики, как нам и говорили, по расписанию. В 3 часа всё, как отрезало.

Вечером, для оттайки и по случаю боевого крещения Бугор получил команду выдать народу по 100 граммов к ужину. Команда была встречена с энтузиазмом, хотя доза и чисто символическая. После ужина отдыхающая смена еле-еле привела себя в порядок и попадали спать, как убитые.

5 апреля

Постоянно ловлю на себе изучающие взгляды ребят: «Как ты командир, очко не жим-жим?»

Чувствую какую-то внутреннюю собранность и уверенность, хотя знаний и опыта не хватает катастрофически. Выручают здравый смысл и интуиция. Хотя, тяжеловато – 24 часа в сутки, даже во сне, излучать бодрость и уверенность в себе. Спим-то все общих кубриках. Поэтому, просыпаясь, до того, как открыть глаза, прежде всего думаю: какая «морда лица» на мне одета?

Приближается опасный период. По экспедициям знаю: на 10-14 день начинается «синдром знакомой рожи». Постоянное вынужденное нахождение вместе, накопление усталости в непривычной обстановке, мелкие раздражители в виде бытовых неудобств.

Обычно на этот период приходятся приступы нытья, неожиданные ссоры. Потом все притирается и идет нормально. Главное – не прозевать и не сбавить тон. Когда трудно и опасно, люди непроизвольно причаливают к тому, кто сильней и уверенней.

Отработала вторая смена. Картина всё та же. Нас ловят на живца. Автоматчик из-за угла даёт длинную очередь над постом, трассерами, а затем снайпер ждёт, когда из бойницы раздастся выстрел, чтобы тут же влепить пулю на огонёк.

За день, накануне, заступающая смена вместе с предшественниками построила на крыше укрепление, натаскав (пятиэтажка!) мешки с песком. Теперь ребята укрыты надёжно и, если сами не допустят глупости, находятся в относительной безопасности.

Территория блокпоста пока открыта, надо будет взять в полку ВВ кран и разгородить на секторы всё внутри, чтобы мина или граната не посекла все посты.

Кокс услышал по рации, как работает на нашей волне какая-то группа. Голоса чисто русские, без акцента: «Гад, я Калитка, я готов, работаем» Тут же пошла в небо отвлекающая ракета и, одновременно, хлопок в нашу сторону.

Наши ребята долго их выпасали и, наконец, засекли снайпера, но только один передал по рации координаты, как третий боевик из-за пятиэтажек запустил трёхзвёздную красную ракету, затем ещё одну и снайпер быстро скрылся.

Наши милицейские «Виолы», мало того, что маломощные, их ещё и прослушивает любой, кто захочет. Кстати, почти все отряды прибыли с импортными радиостанциями, которые сканируют чужие переговоры, но защищают свои.

Приморцев, алтайцев администрации краёв одели от пяток до макушек, от иголки до рюкзака.

В январе я пришёл к Михайлову (бывший глава администрации области – прим. автора) и принёс заявку на оплату радиостанций и костюмов «Снег» в которых здесь работает весь спецназ. Для начала удостоился выволочки: что мол, действуешь кавалеристским наскоком, прямо к главе областной администрации! А потом получил от ворот поворот, денег нет. Конечно, командир ОМОН и депутат областной Думы – не фигура для нашего главы. Как до людей не доходит, что можно самому походить без штанов, если отправляешь на войну своих магаданских парней.

За несколько дней до вылета нам пообещала-таки областная администрация 40 миллионов на отряд и выделила деньги для оплаты вылета. Что ж, вернёмся домой, жизнь не кончается, будем хоть в Магадане работать, как белые люди.

Проводили Шулубина. Вот так и узнаешь людей.

Все сопровождающие испарились еще в Моздоке, или сразу по прибытии в Грозный. У приморцев остался их сопровождающий –зам. нач. УВД края по кадрам, полковник Яшин, афганец. А у нас – Шулубин, человек сугубо мирный, тыловик. Яшин помогает своим в организации боевой работы. А А.Р. мотался по Грозному и хлопотал, пока не разместились и не обустроились полностью, хотя здесь каждая поездка – серьезный риск. Отправили с ним первые письма домой.

6-7 апреля

6-ого заступили ещё на два КПП. Вместе с военными перекрываем дорогу на Шали и Октябрьское. Оружие не возят : » А зачем? Вы стоите на дороге, не опасно. Дома? Конечно, есть оружие, что за мужчина без оружия?»

Молодой лейтенантик делает бизнес. Нарядился в серую милицейскую форму и с каждой машины сливает бензин. Мои хлопцы сначала не поняли, думали, что на какие-то нужды КПП попросил раз — другой.

Но, когда он проделывал это упражнение весь день, а под вечер к нему приехали чеченцы на уазике с двумя бочками, Пионер и Кот так шуганули этих бизнесменов, что тех ветром сдуло. А лейтёхе пообещали морду набить, если он будет создавать нам репутацию мародёров. Я рассказал об этом инциденте командиру полка ВВ, к которому мы прикомандированы.

Реакция неопределенная. Пожал плечами, что-то буркнул.

В полку, где мы расположились, все поражаются. Наши ходят выбритые, по форме, ни одного пьяного.

» Соточки», которые мы выдаём к ужину в торжественных случаях, или после особо нервной работы, в счёт не идут. Моим орлам это как слону дробина, и ни один ни разу не добавил, хотя почти у каждого есть заветная фляжка. Если так пойдёт и дальше, предупредим массу проблем.

Я постоянно достаю личный состав за малейшие уклонения от установленного порядка. Некоторые ворчат, но деваться некуда. А я с экспедиционных времён знаю: человек, который перестал следить за собой и выбивается из нормального распорядка – первый кандидат на ЧП.

Пока торчал на блоке, начала складываться песенка:

Двадцатый блок – веселый блок,

И остальные – не подарок.

Свинцовый здесь дают горох

К пайку сухому на приварок.

Но ничего, держись, браток,

Хоть завтра нам в наряд опять,

Зато не так уж и далек,

День, когда будут нас встречать.

8 апреля

Снайперы показывают нам все трюки, о которых нас предупреждали. Один работает с лазерным прицелом. Лучом лазил по ребятам. Но дымка и большое расстояние мешают работать с оптикой. Полковник увидел точку на рукаве, она поднялась выше и ушла, а ребята даже сначала не сообразили.

А когда она появилась снова, уже были настороже. Задумка простая. Бойцов не видно, зато видна амбразура. Его помощник на скорости, поигрывая лучом от фонарика, пробегает по лестнице двенадцатиэтажки – бывшего института. Если бы наши стали стрелять, то снайперу хватило бы доли секунды, чтобы довести точку и нажать спуск.

Впечатлило. И вылилось еще в две строфы:

Дрожащий красный огонек

Ползет от рукава к лицу.

И враг готов послать «привет»

Чуть-чуть зевнувшему бойцу.

Не спи браток! Ведь дома ждут

Отец твой, мама и жена.

И им посмертная медаль,

Как утешенье, не нужна.

Пожалуй, это будет началом песенки. А предыдущие строфы – припевом.

Видели мы и трюк со свечкой. Горящая свеча и кусок зеркала (или стекла), которое от колеблющегося пламени дает блики «под оптику».

Хома отличился. У ребят на другом краю крыши сломалась рация. Он доставил им новую. Когда возвращался, снайпер успел дважды шлепнуть ему вслед. Ребята еще сомневались, были ли выстрелы. Мы с Танкистом днем посмотрели: два свеженьких скола на бордюре, рядом с отдушинами.

Вроде невелик подвиг. Но желающие могут повторить этот рывок на 50 метров, с препятствиями, в темноте и под выстрелами.

Когда от одного ощущения оптической сетки на спине пробивают мурашки до спинного мозга.

Опять «отличился» и Яцек. Это классический кот, который любит гулять сам по себе. Ночью, без броника, в светлом свитере решил прогуляться в туалет. Только вышел из блока, тут же рядом шлепнула пуля. Будет урок. Парень неплохой, но о дисциплине имеет весьма приблизительные понятия.

Возле нас постоянно проходит дворами группа 5-6 человек. Пройдут к пятиэтажке с краном, постреляют из автомата в сторону комендатуры, а затем в нас, и ждут, когда завяжется перестрелка, чтобы под шумок поработать по вспышкам.

Наши молчат, и это, похоже, начинает их нервировать. Провокации становятся все более наглыми.

Не забыть отметить. Олень и Старый при проверке документов задержали двух молодых парней. Один – с турецким паспортом. Другой – с обычным, но оказался родственником одного из самых важных дудуаевцев. Сдали их в комендатуру. ФСК очень заинтересовалось. Ребята в комендатуре говорят, что, может быть, удастся обменять их на наших пленных.

9 апреля

Старшим на блок заступил Кокс. Мы все время слегка поругиваемся. Я закручиваю гайки, а он все время норовит дать поблажки. Что же касается непосредственно службы, то здесь вопросов нет. Немного страдают его линии: быт и воспитательная работа. Но я понимаю, что для офицера боевая работа нужна, как воздух.

Разрешили сегодня по случаю присвоения очередных званий Пушному и Носорогу, и по «чуть-чуть» – свободной смене. Но двое решили добавить. И выпили-то немного, но после трех суток напряжения эти граммы сработали, как детонатор. В разгар успокоительно-воспитательных мероприятий – вызов.

На блоке задержали двоих. Поднимаю группу резерва, слышу Кокс по станции зовет Змея обедать:» У нас четыре ложки есть». Значит, еще двоих взяли.

Выскакиваем к выезду с базы, в темноте, с нами – офицер комендатуры. Должны были подогнать БТР. Но он подъезжает, уже облепленный бойцами СОБР.

Оказывается, их тоже подняли, как трехминутный резерв. Несогласованность неприятная. Если бы они полетели к блоку без меня, то могли бы возникнуть осложнения.

С полминуты, пока прыгаем на броню и выезжаем за КПП, переругиваемся и дружно материм начальство. Потом, как обрезает. Ночные улицы враждебны. БТР с нами – как подвижная мишень, по которой можно врезать из чего угодно. На взводе автоматы, подствольники, уши, глаза и нервы. Блок рядом – 3-4 минуты езды, но это – днем. Ночью кажется дольше…

Подлетаем к блоку. Нас окликают. Пароль назвать нельзя – далековато и будет слышать вся улица. Отвечаю:» Я – Змей!». Ребята скатываются с брони, и прикрывая друг друга, проскакиваем в блок.

Собрята с ходу хватают задержанных и с дикими воплями начинают метелить их так, что у моих глаза на лоб полезли. Кончилось тем, что мы отобрали чеченцев, сунули в БТР, и я вовнутрь с ними посадил своих. Озлобление здесь у всех лютое. Плюс – страх и нервное напряжение выхода требуют. Это не в оправдание.

Констатация факта.

Разговаривать долго некогда: духи могут подтянуться на шумок и устроить засаду на обратном пути.

Кокс и Пионер грамотно отработали эту группу, что постоянно лазила возле нас. Обнаглели вконец, поперли прямо на блок. Оружие припрятали рядом. Один идет на блок, косит под дурака, заговаривает зубы, остальные суетятся в темноте. Наглость исключительная, даже после предупредительной очереди стоит, как ни в чем ни бывало и продолжает гнуть свое. А чего им не наглеть? Наши политики воспротивились введению чрезвычайного положения в городе, где шла и идет война с применением танков, авиации и артиллерии.

То есть, в Грозном мы должны работать так, как в Тамбове, Хабаровске или Магадане. Стрелять нельзя, если не уверен, что человек, идущий на тебя в кромешной темноте, не вооружен… Не один русский парень заплатил жизнью за игры думских проституток.

Наши красиво обыграли эту четверку. Выбросили им за спину группу захвата, быстро уложили и прикрываясь ими же, вернулись в блок. Пятый ушел и тут же метров со ста-ста пятидесяти обстрелял блок из автомата.

Задержанных доставили в комендатуру. Утром опера осмотрели место задержания. В куче хвороста, под поленницей — РПГ-26, в мусоре две гранаты РГО. Забросить в блок – пошинкует всех, кто на внутренних постах. А из РПГ – по амбразуре!

Опера рассказали, что задержанные – битые волки, воюют еще с Осетии. Пока их прикрыли на 30 суток, по Указу Президента. Четвертого гуманно выпустили (Потом нашлась фотография, где этот четвертый – командир батальона дудаевцев заснят со своими подчиненными – прим. автора).

У соседей-мотострелков – потери. Два БТР, а потом еще один подорвались на минах, на том самом поле, по которому мы вывозили своих на КПП за городом. Прямо в селе Алхан-Кала, у собственного дома местный чеченец подорвался на «Волге». Погибла его жена, он сам ранен.

Местные говорят: «Нашего Дудаева и вашего Ельцина надо повесить на двух концах одной веревки.»

Поражаюсь журналистам из центральных СМИ, особенно телевизионщикам из «Вестей». Чернуху об армии, милиции, о бедах и проблемах – пожалуйста. О мужестве ребят, о работе, о том, что тут творилось до начала боевых действий – молчок.

Разговариваем с русскими: теми, кто потерял дома, имущество, был под бомбежками, даже потерял близких. 9 из 10 просят: «Ребята, не уходите! Без вас тут снова начнется беспредел!». Про потери в войне говорят: «А мы и так не жили, и все, что у нас было, все равно досталось бы бандитам.». Женщина попросила присмотреть за вещами в машине, уезжает к сыну в Краснодар.

Говорит: «Мальчики, милые, не верьте местным. Это они сейчас такие вежливые. Даже нам, соседям кланяться стали. А видели бы вы их до декабря!».

Ожесточение у многих. Сами чеченцы, по их же словам, процентов 70 были против дудаевщины. Но что сделают нормальные люди против организованных бандитов. Сейчас, они говорят, воюют те, кто уже совсем озверел и не может остановиться, и те, у кого погибли близкие.

По рассказам очевидцев и со стороны войск, омоновцев и собровцев жестокости тоже хватало.

Лейтенант из нашего полка (66 ПОН) рассказывал, как они охраняли МЧСовцев. Те раскапывали могильники, в которые дудаевцы сбрасывали людей еще до начала войны в декабре. Трупы без голов, беременная русская женщина, которой кол вбили во влагалище, расчлененные трупы, со вспоротыми животами.

Лейтенант говорит:» Ребята наши посмотрели-посмотрели… и ни одного пленного за четыре месяца у нас не было.».

В общем, война такое дело: только начни – и о каком-то гуманизме и тому подобных вещах говорить становится бессмысленно. Страшно подумать, что принесется из этой войны в мирные города, когда начнут возвращаться ожесточившиеся солдаты, привыкшие убивать.

У многих психические отклонения. У нас в полку один офицер сошел с ума. Зашел в кинотеатр, тут рядом. А там – здоровенный пес жрет труп. Собака развернулась и бросилась на него. Офицер пса застрелил, но через день «погнал». Девчата из МЧС рассказывали, как ехали в Моздок: слева в кузове – труп, справа на скамеечке – сумасшедший офицер, который всю дорогу считал вертолеты в небе, хотя под брезентом не было видно ни неба, ни вертолетов.

Автор: Валерий Горбань.

Работал в подразделениях по борьбе с организованной преступностью на должностях оперативного состава, в том числе и в специальном отделе быстрого реагирования (СОБР). В 1992 году окончил заочное отделение Московской юридической академии. В 1994 -1996 годах — командир ОМОН. Участник первой чеченской кампании, награжден орденом Мужества и ведомственными медалями.