— До сих пор мурашки пробирают, как посмотрю. Сложно привыкнуть.
Аида, искусственный интеллект корабля, была запрограммирована на человеческое общение. Режим можно было в любой момент переключить, но Ною нравилась компания компьютера. В одиноком полете к краям вселенной Аида выполняла функции не только помощника в работе, но и друга.
Обернутая сиянием, Аида зависла над песком, приняв форму шара с женским лицом. Маленькие кубики трепетали, постоянно перестраиваясь. Несмотря на их механичность, в этом участке космоса присутствие Аиды было самым человечным из всего, что окружало Ноя.
— Как думаешь, подойдет для временного дома?
— Нужно больше данных.
С орбиты они изучали планету двенадцать дней и собрали все данные, какие могли: твердое ядро, приемлемая температура и пусть разряженная, но атмосфера. В затухающем, холодеющем космосе пригодных для жилья миров осталось катастрофически мало. Ной странствовал в поисках нового дома для людей по всей вселенной и хватался за каждую возможность.
Он достал маленькую коробочку из прозрачного ящика и зачерпнул образцы оранжевого грунта. Пока Ной упаковывал его в плотный пакет, Аида просветила соседний камень инфракрасным излучением, потом ультрафиолетом.
— Ничего нового. Приступаю к записи.
Они условились делать не только снимки и видео-съемку, но и записывать колебания огня, их амплитуду. На планете, сплошь покрытой песком, ветра не было, но пламя всегда пребывало в движении как морские волны. Оно дышало, и в этом было нечто завораживающее.
— Готово.
— Хорошо, тогда последняя часть.
Крайне медленно, опасаясь повредить конструкцию, Ной отколол кусок горящего камня, тот отпал сухой веткой на перчатку. Пламя не жгло, но вспыхнуло ярче и продолжало трепетать, пока образец убирался в банку. И даже с плотно закрученной крышкой оно все еще горело.
Ной выдохнул, спрятав образец в короб. Было не по себе.
— Запускаю шаттл? — спокойно осведомилась Аида.
— Будь добра.
Стоявший на возвышенности вдалеке от камней маленький белый аппарат прогрел двигатели. Ной направился к нему легким шагом, постоянно пружиня и подпрыгивая. Гравитация здесь была слабее земной в четыре с небольшим раза. При таких значениях атмосфере следовало быть более разряженной, чем-то средним между Марсом и Луной, но она оставалась плотной и показывала насыщенный небесный цвет. Будто бы необычные пальцы-камни удерживали ее насильно, цепляясь за границу орбитального купола.
Вернувшись на корабль, Ной пообедал и отоспался, предоставив Аиде анализировать данные.
Когда он проснулся, к концу подходил их четырнадцатый день на орбите. Как правило, двух недель хватало для полной оценки планеты, оттого сегодня следовало решить, остаться у нее или продолжить поиски.
— Нашла что-нибудь?
Ной проглотил каплю энергетика и запил переработанной водой. Во рту вспыхнул ярким чувством шоколадный вкус — его любимый. Настоящий шоколад он ел лет пять назад, до того, как покинул на тот момент главную планету новых землян. Да и там шоколад считался очень дефицитным товаром.
Экран, до того смотревший на планету и демонстрировавший ее странную, вытянутую форму затуманился. Маленькими кубиками на нем проступило лицо Аиды. Рядом отразились строки цифр и графиков, усеянные пульсирующими точками и засечками.
— Я обнаружила закономерности в цепочке горения. Отдельные промежутки повторялись с различимой частотой, схожей со сверхдлинными радиоволнами. Я переложила их на различимую для человеческого уха частоту и смогла получить это.
Картинка сменилась проигрывателем, на котором колебались волны звука, наложенные поверх трепетавшего пламени. При каждом поднятии звук менял ноту, при смене цвета он углублялся или вскакивал на октаву, образуя протяжную песню на фоне шипения. Она лилась удивительно чуждым, но практически знакомым мотивом, время от времени выходя за пределы человеческого слуха. Находясь в их рамках, она напоминала пение дельфинов, перекликавшихся между собой.
— Я выделила двадцать восемь одинаковых сигналов, которые составляют последовательные цепочки. С тобой все в порядке?
Ной взмок. Его руки тряслись от воодушевления и страха одновременно, на лбу выступила испарина. Услышанное не походило ни на один другой звук космоса, записанный человеком ранее. Обычно планеты говорили безжизненными и ровными голосами, но здесь все было иначе. Тут прослеживалась четкая интонация, и это пугало.
— Да, я в порядке… Полном, — Ной сглотнул и переспросил осторожно, боясь поспешить с выводами: — Верно ли я понимаю, что это похоже на земной язык?
— Основываясь на известных нам образцах, голос планеты соответствует волнам живого существа в атмосфере, но не космического объекта.
Ной кинулся в лабораторное крыло. Там, под крепким куполом, стоял камень. Повиснув в вакууме, он горел, словно этот огонь и не был пламенем вовсе, будто он являлся неотъемлемой частью камня.
Недолго думая, Ной натянул защитный костюм и подошел к камню, замерев напротив. Показалось, что пламя вспыхнуло ярче.
— Неужели ты живое?
— Человечество не фиксировало подобных форм жизни, если их можно так назвать, — отозвался ровный голос Аиды, переместившейся на экран лаборатории, — я отмечаю возмущение волн, соответствующее символам шесть, девятнадцать, два, восемь. Последовательность повторяется.
Равномерная цепочка звука завертелась на мониторе, похожая больше на молекулу ДНК, чем на волну. Она расширялась, сужалась и скручивалась там, где компьютеру не удавалось расшифровать сигнал. Ной долгую минуту наблюдал за ней, после вернулся к куполу и коснулся его ладонью. В этот раз пламя сменило цвет, заалев прожилками на розоватом фоне.
А потом камень начал расти.
Его плотная структура набухла желто-красными ягодами. Из них вылупились новые ветви, которые дотянулись до стенок купола рядом с пальцами Ноя. Камень скопировал их положение и застыл. Его кожа-покрытие потухла, вернувшись к привычной серости.
Ной испуганно отпрянул.
— Аида, перенеси отлет.
— Надолго?
— Пока не выясним, что это такое.
Они остались на орбите. В корабле, смотревшем иллюминаторами на загадочную прекрасную планету.
Прошел день, два, неделя. Камень повторял один и тот же протяжный сигнал, тонкий и низкий, утробный будто плач кита. Ной выучил его наизусть.
День за днем он приходил к камню и долго на него смотрел, говорил с ним, проводил опыты. Он пускал кислород и углекислый газ, усиливал и снижал атмосферное давление, держал камень в полном вакууме — ничего не менялось. Пламя горело ровно, однако перестало менять цвет. Оно застыло в бело-сизом состоянии и больше не трансформировалось.
— Аида, что-то изменилось?
— Все стабильно.
От края каюты до лаборатории и обратно — Ной мерил шагами помещения и думал только о цифрах. Шесть, девятнадцать, два, восемь.
— Аида, ты можешь разгадать этот шифр?
— Я сопоставила его с известными человеческими языками, совпадений не найдено. Сходство с земными млекопитающими, обитающими в океане, жизнеспособно. Сходства с космическими объектами не выявлено.
Они подождали еще три дня, а на четвертый пламя вдруг опустилось. Оно сделалось ниже и слабее, истончилось. Его цвет сливался с воздухом по структуре и размывался, как гонимые ветром облака.
— Что с ним?
К этому моменту Ной воспринимал камень как абсолютно живое существо. Изменения его неприятно поразили.
— Колебания замедляются. Их протяженность снижена в шесть раз, амплитуда — в два с половиной. Можно судить об истощении импульса.
Спустя два дня ситуация ухудшилась.
Пламя вяло как лепестки сорванных цветов. Алые язычки срывались, тлея шариками в невесомости. Их цвет перетекал из красного в оранжевый, затем в желтый и белый, а после бесследно исчезал. Состав воздуха не менялся, и только опустевшее место на камне не зарастало, проплешина оставалась в нем насовсем.
— Оно умирает, — наконец, заключил Ной, созерцая поредевший плоский бок.
— Если принять во внимание человеческие понятия, я могу согласиться. Образец теряет силу.
Ночь Ной провел в размышлениях. Он почти не спал, а когда удавалось уснуть, неизменно видел тлевшее пламя. Оно мучило навязчивой идеей, целиком заняв его мысли.
Невыспавшийся, с кругами под глазами, Ной в очередной раз явился к камню и долго на него смотрел, игнорируя все вопросы Аиды. Не зная, сколько времени провел так, он в итоге сказал:
— Давай, отвезем его обратно.
Синее лицо сформировалось на экране, выразив слабое удивление — отголосок запрограммированных человеческих эмоций.
— Ной, меня беспокоит твое состояние. Я предлагаю связаться с материнским кораблем и запросить помощь.
— Не стоит, просто… Давай просто вернем его обратно.
— Может…
— Аида. Я приказываю: готовь шаттл.
— Слушаюсь.
Она пропала, занятая подготовкой к спуску на странную планету.
Ной осторожно, будто баюкал собственное дитя, переложил камень в походный контейнер, потеряв несколько лепестков пламени. Они осуждающе растворились в свете искусственных ламп.
Уже через пять часов шаттл приземлился. Несмотря на точные расчеты, Ной не узнал того места, откуда взял образец. Тогда камни стояли лесом, тянулись высоко, теперь же сквозь них просматривалась отчетливая брешь. Она открывала вид на незаметный с первого взгляда объект, укрытый одинаковыми столбами. Ранее надежные охранники потеснились, изобразив извилистую тропинку.
— Ландшафт не совпадает с моей графической памятью. Это неизведанная территория.
Машинный голос Аиды отрезвлял. Сияние голубого шара не перебивало полыхавшего бесконечным морем огня.
Ной взглянул на камень в защитном контейнере: по темной корочке пробежали золотые жилы. Они опутали образец коконом, и Ной мог поклясться, что видит пульсацию, когда смотрит на камень слишком долго. Это странным образом не пугало, а придавало решительности. Ной ступил на дорожку, отринув сомнения.
Немые камни, с обеих сторон облепившие тропинку, разгорались ярче при каждом его шаге. Их пламя краснело, а самые язычки наливались фиолетово-синим оттенком. Они росли не заметно для глаза, но становились все больше, а просветов между ними — все меньше, пока не свернулись сплошной стеной.
В конце пути появился подъем. Ступеней не было, однако земля отчетливо вела вверх по склону к круглой площадке.
Взойдя на нее, Ной обернулся: путь за его спиной закрылся. Камни сомкнулись неприступной преградой, за которой спрятался шаттл и даже само небо. Кругом существовал лишь горевший каменный мир.
Посередине идеально ровного круга возвышался камень, в очертаниях которого Ной узнал планету. Такая же странно вытянутая, но приплюснутая с полюсов, схожий красно-оранжевый цвет. Золотые прожилки сеткой закрывали коричневое пространство корки, они пульсировали набухшими венами, и маленький камень в контейнере отзывался им в такт.
В центре зияла черной дырой выемка. В отсутствие вен всю ее покрывала как вуалью непроглядная чернота, в которую не пробивался ни свет пламени, ни отблеск Аиды.
— Я испытываю помехи, расчеты затруднены. Перехожу в режим энергосбережения, — шумно и с помехами заявила Аида, после чего ее свет погас.
Ной вскрыл контейнер и дрожащими руками переложил образец в выемку, тут же сроднившийся с чернотой.
Золотая сеть расползлась поверх темноты, смазав форму камня. Она распространилась по всей поверхности единым полотном, срослась узлами как световые дороги земного города, наблюдаемого с орбиты.
По кромке вспыхнуло пламя. Оно взобралось по жилам до углубления и залило его жидким огнем, заполнив проплешины. Обуяв их яркостью, оно вылечило их, восстановило и схлынуло, оставив камень целым с идеальной овальной формой.
Действо продолжалось меньше минуты, и Ной не отводил взгляда. Когда он поднял голову, то каменные своды расступились, открыв бесконечное звездное небо с далеким пульсаром на горизонте. Вместо облаков по краям бежали искаженные пламенем радужные разводы. Они формировали спирали и волны, повторяли рисунки галактик. Ной никогда не видел ничего прекраснее.
— Докладываю: помехи устранены; приступаю к проверке функций. Проверка окончена, все приборы в норме. Начинаю сканирование окружения. Сканирование завершено: следов инопланетной жизни не обнаружено.
Лес поредел. Он вернулся в то положение, каким впервые его застал Ной. Образец врос в камень на пьедестале, стал частью его, которую нельзя изъять. Ной и не пытался.
Скрытая тропа превратилась в широкую дорогу, внизу нее ждал шаттл.
Ной бежал с планеты со смесью страха и благоговения, стыда и чудесного счастья. Словно он прикоснулся к сокровенному знанию, какого не понимал и не мог осмыслить. Ной представлялся себе песчинкой, случайно занесенной солнечным ветром в чужой мир и нарушившим его покой. Гостем, которому давно пора уходить.
Из иллюминатора шаттла он смотрел на планету и думал о том, как прекрасна и многообразна вселенная, как велика и непонятна; как много в ней непознанного.
Когда планета достаточно отдалилась, пламя многочисленных камней сменило цвет. В огромной, бесконечно загадочной земле, в ее углублениях, завихрениях ее огненных облаков и выпуклостях живых гор Ной узнал свое лицо.
Планета выложила его огнем с точностью до морщины, до складки бровей. Языки пламени на полюсе вытянулись волосами, а губы — губы улыбнулись.
Через секунду черты истаяли, смешались пылевым вихрем и растворились. Инородный мир отпустил охваченного священным ужасом путника, и тот спасался, больше не оглядываясь.
Ной не рассказал о своей находке и удалил все собранные данные Аиды, боясь, что другие люди вторгнутся, испортят удивительный мир вмешательством, как сделал он сам. Но, путешествуя далее в поисках нового дома, он больше никогда не встречал ничего столь же удивительного и жуткого одновременно.
Изредка, расшифровывая сигналы, он натыкался на странный шифр, повторявший как мантру: “Шесть, девятнадцать, два, восемь”. Тогда Ной вспоминал горящие камни, планету с человеческим лицом и гадал, для кого поет она на этот раз, кого зовет обратно сквозь одинокий холодный космос.
Иногда он думал, что эта песня для него.