Как Яга пыталась вернуть беса домой
Это продолжение истории о бесе, которого случайно призвала девица, гадавшая на суженого. Если вы не понимаете, о чем идет речь, то вот первые две части:
Это продолжение истории о бесе, которого случайно призвала девица, гадавшая на суженого. Если вы не понимаете, о чем идет речь, то вот первые две части:
Мы постарались сделать каждый город, с которого начинается еженедельный заед в нашей новой игре, по-настоящему уникальным. Оценить можно на странице совместной игры Torero и Пикабу.
Реклама АО «Кордиант», ИНН 7601001509
"Баба Яга". Иллюстрация из интернета.
Жили некотором царстве,
В Тридевятом государстве
Дочка Машенька с отцом –
Сиротинка со вдовцом.
Без жены жить не годится,
И отец решил жениться.
Только новая жена
Злей была, чем сатана,
И, что прочих бед всех хуже.
Невзлюбила дочку мужа –
И ругает и бранит,
И обиды ей чинит,
Гонит, бедную, со свету.
На нее управы нету.
Как-то девочки отец
(Он богатый был купец)
Отбыл по делам торговым.
А с жены своей взял слово,
Что о дочери она
Позаботиться должна.
Та ему пообещала,
Да вот слова не сдержала.
Только муж уехал прочь,
Как купеческую дочь
Позвала к себе злодейка.
«Эй, лентяйка-прохиндейка! –
Говорит ей, – В лес иди
И избушку там найди.
В ней живет моя сестрица.
Ты ей от меня гостинцев
Кузовочек отнеси.
А у тётки попроси
Ниточку с иголочкой
Сшить тебе обновочку!»
Маша кузовок взяла
И в дремучий лес пошла,
Прихватив с собой в дорогу
Мяса, маслица немного,
И краюшку хлеба, вдруг
Будет тетке недосуг
С угощением возиться,
Тут еда и пригодится.
Шла она по лесу, шла,
И к воротам подошла.
За воротами – избушка,
А в избушке той – старушка.
Догадаться недолга,
Что старушка та – Яга,
Ведьма поедучая,
Гибель неминучая.
Говорит: «Зачем пришла?
Я ведь в гости не звала!»
Маша ей: «Я от сестрицы
Вашей кузовок гостинцев
Из деревни принесла.
А у Вас просить пришла
Ниточку с иголочкой
Сшить себе обновочку!»
А Яга ей: «Заходи!
Да без дела не сиди.
Сядь, племянница, за кросна
Да сотки хороший холст мне.
Я ж покуда отдохну,
На печи часок сосну!»
Ведьма вскоре захрапела.
Маша у окошка села,
Для Яги холст стала ткать,
Тихо песню напевать:
«Ты соткись скорее холст,
Да чтоб тонок, а не толст.
Ой, ты люли, ой, люли,
Да чтоб тонок, а не толст!»
Песню кот пришел послушать.
Сразу видно, хочет кушать.
Маша доброю была
И мясца ему дала.
Кот поел и молвил: «Маша,
Здесь гостить не вздумай даже –
Съест тебя баба Яга!
Хоть я и ее слуга,
Но тебе я другом буду,
Помогу сбежать отсюда.
И одну вещицу дам.
Если ведьма по следам
Нагонять в дороге станет,
Гребень брось, и тут же встанет
От земли и до небес
Непролазный темный лес!»
Девочка с котом простилась.
А чтоб ведьма не хватилась,
Котик сел за кросна ткать,
Тихо песню напевать:
«Ты соткись скорее холст,
Да чтоб тонок, а не толст.
Мяу! Мяу! Ой, люли,
Да чтоб тонок, а не толст!»
Маша вышла на крылечко,
Глядь, пёс мчится – хвост колечком,
Вот залает, и тогда
Не минет ее беда.
Псу голодному девчушка
Хлебную дала краюшку.
Тот ее и пропустил.
А Ягу не известил –
Сытым лаять не охота.
Маша через двор к воротам
Побежала. Те скрипят
Открываться не хотят.
Если шум Ягу разбудит,
Очень плохо Маше будет.
Маша маслице взяла
Им под пятки налила.
Тихо петли повернулись,
И ворота распахнулись.
Но березка из ворот
Выйти Маше не дает –
Ветками глаза стегает,
Руки-ноги оплетает.
Маша ленточку взяла
Ту, что в косу заплела,
И березке повязала.
Та стегать и перестала
И пытаться удержать.
Маша бросилась бежать
Прочь от ведьминой избушки
Через тёмный лес к опушке.
Ну, а котик, знай, прядет,
Тихо песенку поет:
«Ты соткись скорее холст,
Да чтоб тонок, а не толст.
Мяу! Мяу! Ой, люли,
Да чтоб тонок, а не толст!»
Выспалась Яга на печке
Да и вышла на крылечко.
Глядь, а ужина и нет –
Машеньки простыл и след.
Стала на кота браниться:
«Мог бы ей в глаза вцепиться!
Вот бездельник! Дармоед!»
Ну, а кот Яге в ответ:
«Маша, хоть весь день не ела,
Мне мясца не пожалела.
Ты же доброй не была,
Даже кости не дала!»
Та давай на пса ругаться:
«Мог хотя бы разбрехаться!
Вот бездельник! Дармоед!»
Ну, а пёс Яге в ответ:
«Эта милая девчушка
Хлеба мне дала краюшку.
Ты же доброй не была,
Чёрствой корки не дала!»
Принялась ругать ворота:
«Как посмели вы кого-то,
Пропустить, забыв приказ?»
А ворота: «Маша нас
Пожалела и намедни
Маслом смазала нам петли.
Ты же доброй не была
И водой не полила!»
А березку отругала,
Та в ответ ей так сказала:
«У меня желанья нет
Причинять девчушке вред.
Мне она на веточку
Повязала ленточку.
Ты же доброй не была,
Мне и нитки не дала!
К верным слугам ты жестока!»
Видя, что от них нет прока,
В ступу прыгнула Яга,
По лесам и по лугам
Понеслась, что было мочи,
Изловить беглянку хочет.
Ну, а Машенька бежит.
Слышит вдруг, земля дрожит,
Злая ведьма настигает.
Гребень Машенька бросает.
Тут же вырос до небес
За ее спиною лес,
Страшный, непролазный, тёмный.
И такой он был огромный,
Что за сотни дней пути
Этот лес не обойти.
Ведьма грызть деревья стала,
Но все зубы поломала.
С той поры не ест людей,
Ведь жевать их нечем ей.
Так ни с чем и воротилась
И сто лет на Машу злилась.
А тем временем купец
Нашей Машеньки отец,
Весь товар продав с успехом,
Из далеких стран приехал
И гостинцев целый воз
Дочке и жене привёз.
Глядь, а дочки дома нету.
Стал пытать он: «Как же это?»
А жена ему в ответ:
«Не волнуйся так, мой свет!
Машу я к сестре послала,
Принести ей наказала
Ниточку с иголочкой,
Чтобы сшить обновочку.
Ночь уже, подумай сам,
Видно, загостилась там!»
Был купец в большой тревоге.
Глядь, а Маша на пороге
Перепугана, бледна,
Говорит: «Твоя жена
Мне к Яге идти велела,
Извести меня хотела!»
Как купец то услыхал,
Злую мачеху прогнал,
Стал вдвоем жить с дочкой Машей.
Тут конец и сказки нашей,
А кто слушал да смекал,
Тот в сто раз умнее стал!
© Русская народная сказка.
© Автор сказки в стихах. Олеся Емельянова. 2023 г.
Написать автору: olesya--emelyanova@ya.ru.
"Цван-Царевич и серый волк". Иллюстрация из интернета.
Были у царя Гороха
Сын Иван и сын Самоха –
Два пригожих молодца,
Одинаковых с лица.
А еще был сад чудесный.
Но воришка неизвестный
Стал тайком туда летать,
С яблонь яблоки срывать.
А они-то не простые,
А они-то золотые.
Огорчился царь Горох
Так, что есть и пить не мог.
Видя батюшкино горе,
Стали сыновья в дозоре
Дни и ночи проводить,
Чтобы вора уследить.
Первым сторожил Самоха.
Побродив в саду немного,
Притомился он, зевнул,
Лег на травку и уснул.
А тем временем Жар-птица
Прилетела в сад живиться –
Златы яблочки клюет,
Песни дивные поет,
Перьями, как солнце, светит.
И слепой ее заметит.
Но Самоха крепко спал
И Жар-птицу не видал.
Много яблок птица съела
И из сада улетела.
А Самоха утром встал
И, придя к царю, сказал:
«Я всю ночь ходил дозором,
Но в саду не видел вора!»
Царь не знал, что он схитрил,
И Самоху похвалил.
На другую ночь Ивану
Он велел нести охрану.
А Иван, хоть и устал,
Но ложиться спать не стал.
Видит, начал сад светиться –
Прилетела в сад Жар-птица,
Стала яблоки клевать.
А ее царевич – Хвать! –
И Жар-птице в хвост вцепился.
С нею в небо чуть не взвился,
Но упал посредь двора,
Вырвав целых два пера.
Утром к батюшке явился
И добычей похвалился.
Только перья он достал,
Весь дворец светиться стал.
Долго царь Горох дивился,
А потом распорядился:
«Пусть царевичи пойдут
И Жар-птицу ту найдут.
Кто живьем ее добудет,
Тот наследником мне будет!
По велению сему
Царство я отдам ему!»
Оседлал коня Самоха.
Выбрав торную дорогу,
Он объехал много стран,
Даже видел океан.
Но и в самой дальней дали
Ту Жар-птицу не видали.
А Иван поехал в лес,
В страшный бурелом залез
И в потемках заблудился,
Слез с коня и спать свалился,
Ведь не спал уже три дня.
А проснулся – нет коня.
Зря его искал он всюду.
«Как же я Жар-птицу буду
Без коня теперь искать?» –
Стал он плакать и рыдать
Да и в путь пешком пустился.
Но вдруг волк перед ним явился,
Говорит: «Прости меня.
Съел я твоего коня.
Но теперь тебя повсюду
На себе возить я буду.
Не люблю я быть в долгу,
Чем смогу, тем помогу!»
И Иван не стал таиться,
Рассказал всё про Жар-птицу.
Волк в ответ: «То не беда!
Отвезу тебя туда!» –
И помчался, что есть мочи.
Мчал три дня он и три ночи
Мимо солнца, мимо звезд,
На четвертый день довез
До дворца царя Салмана,
А потом сказал Ивану:
«Как стемнеет, лезь в окно.
Усыплю я стражу, но
Должен ты запомнить крепко –
Птицу взял, не трогай клетку!
Если тронешь, то беда.
Не спасу тебя тогда!»
А Иван ему: «Быть может,
Царь Салман добром поможет?
Попрошу его сейчас,
Он Жар-птицу и отдаст.
Кто же гостя не уважит?»
Волк в ответ: «Не думай даже!
У него на тыне в ряд
Головы гостей висят.
Не подарит он Жар-птицу,
А посадит нас в темницу.
Если ценишь жизнь свою,
Делай так, как я велю!»
И Иван его послушал,
Но потом наказ нарушил –
Взял Жар-птицу с клеткой он.
В тот же миг со всех сторон
Громко трубы затрубили,
Спящих стражей разбудили.
Начался переполох.
Убежать Иван не смог,
И, связав его, охрана
Отвела к царю Салману.
Стал его царь укорять:
«Как посмел ты воровать
Прямо из моей светлицы
Свет моих очей – Жар-птицу?»
А Иван ему в ответ:
«На нее управы нет –
Третий год к нам в сад летает,
С яблонь яблоки срывает.
А они-то не просты,
А они-то золоты!
Батюшка ее за это
Повелел призвать к ответу!»
«Так и быть, – сказал Салман, –
Птицу я тебе отдам,
Но не даром и не в дружбу,
А коль мне сослужишь службу.
Есть на белом свете конь,
Норовистый, как огонь,
Словно ураган, ретивый,
С длинной золотою гривой.
Коль добудешь, всё прощу
И с Жар-птицей отпущу,
Обещанья не нарушу!»
Делать нечего, Ванюша
Обещал коня достать.
А потом давай рыдать:
«Как же я коня добуду?
Где сыскать такое чудо?»
Волк ему: «То не беда!
Отвезу тебя туда!» –
И помчался, что есть мочи.
Мчал три дня он и три ночи
Мимо солнца, мимо звезд,
На четвертый день довез
До дворца царя Усмана,
А потом сказал Ивану:
«Лезь в конюшню, да смотри,
Одного коня бери,
Да уздечку брать не вздумай!
А иначе столько шума
Сразу будет, что беда.
Не спасу тебя тогда!»
А Иван ему: «Быть может,
Царь Усман добром поможет?
Попрошу его сейчас,
Он коня мне и отдаст.
Кто же гостя не уважит?»
Волк в ответ: «Не думай даже!
У него на тыне в ряд
Головы гостей висят.
Не отдаст коня, а страже
Он казнить тебя прикажет.
Если ценишь жизнь свою,
Делай так, как я велю!»
И Иван его послушал,
Но потом наказ нарушил –
Взял коня с уздечкой он.
В тот же миг со всех сторон
Громко трубы затрубили,
Спящих стражей разбудили.
Начался переполох.
Убежать Иван не смог,
И, связав его, охрана
Отвела к царю Усману.
Стал его царь укорять:
«Как посмел украсть коня?»
Тут царевич разрыдался
И во всем ему признался.
«Хорошо, – сказал Усман, –
Я коня тебе отдам,
Но не даром и не в дружбу,
А коль мне сослужишь службу.
Есть царевна, и она
Краше, чем в ночи луна.
Раз взглянешь – навек полюбишь!
Коли мне ее добудешь,
Я проступок твой прощу,
Дам коня и отпущу,
Обещанья не нарушу!»
Делать нечего, Ванюша
Обещал ее достать.
А потом давай рыдать:
«Как царевну я добуду?
Где сыскать такое чудо?»
Волк в ответ: «То не беда!
Отвезу тебя туда!» –
И помчался, что есть мочи.
Мчал три дня он и три ночи
Мимо солнца, мимо звезд,
На четвертый день довез
До дворца царя Далмана,
А потом сказал Ивану:
«Чтоб ты не попал в беду,
В этот раз я сам пойду!»
Волк, найдя дыру в заборе,
Спрятался в саду. А вскоре
И царевна в сад пришла,
Ликом, как луна светла.
Волк схватил ее – и ходу!
Шасть в дыру! – и на свободу.
Прибежал к Ивану с ней,
Говорит: «Садись скорей!»
И помчался, что есть мочи.
Мчал три дня он и три ночи
Мимо солнца, мимо звезд,
На четвертый день довез
До дворца царя Усмана.
Видя грусть-печаль Ивана,
Начал волк пытать его:
«Ты, Иванушка, чего,
Как дождливый день, не весел?
Что головушку повесил?»
А Иван: «Я загрустил,
Потому что полюбил
Я царевну всей душою.
А теперь она со мною
Навсегда разлучена,
Ведь достанется она
Старому царю Усману!»
Стало волку жаль Ивана.
И сказал он: «Не горюй!
Я Усмана обхитрю!» –
И в царевну превратился.
С ним Иван к царю явился,
Получив взамен коня.
Но прошло всего два дня,
И красавица-невеста
Из дворца царя исчезла.
И никто не мог взять в толк,
Как там очутился волк.
Волк же перепрыгнул стену
И царевича с царевной
На дороге отследил,
Их на спину посадил
И помчался, что есть мочи.
Мчал три дня он и три ночи
Мимо солнца, мимо звезд,
На четвертый день довез
До дворца царя Салмана.
Видя грусть-печаль Ивана,
Начал волк пытать его:
«Ты, Иванушка, чего,
Как дождливый день, не весел?
Что головушку повесил?»
А Иван ему в ответ:
«На душе покоя нет.
Я грустить не перестану,
Коль коня отдам Салману!»
Волк утешил: «Не горюй!
Я Салмана обхитрю!» –
И в коня он превратился.
Во дворец Иван явился,
Лжеконя царю вручил
И Жар-птицу получил.
Очень был Салман доволен
И решил по чисту полю
Прокатиться на коне.
А коня-то раз – и нет! –
Он в волчищу превратился
Да и наутек пустился.
Царь от страха аж упал.
Волк же из виду пропал.
А царевич той порою
Отдыхал у водопоя.
Прежде чем продолжить путь,
Он решил вздремнуть чуть-чуть.
А тем временем Самоха
Ехал тою же дорогой.
Он, как брата увидал,
От завидок чёрным стал,
Ведь Иван добыл Жар-птицу,
И красавицу-девицу,
И чудесного коня.
«Вздумал царство у меня
Отобрать? – вскричал Самоха, –
Погоди же ты, пройдоха!
Сам я быть царем хочу!
А тебя я проучу!»
Был плохим он человеком
И Ивана бросил в реку
А царевну запугал,
Чтоб никто про то не знал.
Взял коня, девицу, птицу
И отправился в столицу,
Чтоб отдал ему отец
Государство и дворец.
Но река Ивана тело
Взять себе не захотела,
Вынесла на берег там,
Где волк серый по следам
Отыскать его пытался,
А нашел, так разрыдался:
«Как же я не доглядел,
На подмогу не успел?
Ты прости меня, Ванюша!
Но я слово не нарушу.
Не умрешь ты здесь в лесу,
Я тебя сейчас спасу!»
Чтобы справиться с бедою,
Ваню волк живой водою
Напоил. И ожил он,
Смерть свою приняв за сон.
А как вспомнил, что случилось,
Солнце для него затмилось,
Стал он плакать и рыдать,
Про царевну вспоминать,
Про коня и про Жар-птицу.
Волк отвез его в столицу.
А в столице пир горой
В честь Самохи. Он – герой!
Царь Самоху славословит,
Свадьбу пышную готовит.
А царевна слезы льет,
Ведь жених совсем не тот.
Загрустил конь златогривый,
Стал он не такой ретивый.
И Жар-птица не поет,
Спелых яблок не клюет,
По царевичу тоскует.
А Самоха, знай, ликует.
Но прошел в столице слух,
Что Иван вернулся вдруг.
Тут Самоха испугался
И во всем отцу признался.
Царь зла не просил ему,
Посадил его в тюрьму.
А потом Иван явился.
На царевне он женился,
Царство царь ему отдал.
И Иван им править стал
Мудро, справедливо, честно.
Это всё, что нам известно.
Тут и сказочке конец,
А кто слушал, молодец!
Написать автору: olesya--emelyanova@ya.ru.
Яга лежала на спине на невозможно длинной деревянной скамье, но её ноги всё равно свисали с краю. Та самая нога торчала, не сгибаясь, из неё в разные стороны вылезли кости, как шипы из булавы. Изогнутый нос возвышался обваливающейся колокольней. Кожа была похожа на пергамент: желтоватая, исписанная странными словами из знакомых букв. Руки сложены на груди, глаза завязаны узким полотнищем. За пустыми оконными рамами шумел ночной лес, скрипели половицы под ногой, ветер завывал в щелях – но не было слышно ни храпа, ни дыхания. Да, старуха была мертва.
Вначале закончились обжитые места. Затем была долина, засыпанная пеплом, лишённая кустов, травы, живности. Даже стервятники в высоте не высматривали падаль, оставив всякую надежду. Дальше – лес, постоянно закутанный в сумрак, днём и ночью, летом и зимой. Только в лесу он впервые засомневался – получится ли. Продирался сквозь заросли, продирался сквозь свои мысли, нащупывая дорогу и там, и там. Но как узнать заранее, правильный ли ответ, верный ли путь?
Олень. Слегка прикрытый ветвями, олень в полусотне локтей смотрел прямо на него, подёргивая ушами на каждый треск ветки. Человек замер. Выбирая, куда наступить, он медленно, не отводя взгляда, пошел прямо на зверя, нащупывая рукоять топора на поясе. Зверь ждал, принюхиваясь, но с места не сходил. Его голова упиралась в скопление веток, было похоже, что он в них запутался. Но уже в десятке шагов стало ясно: олень свободно стоял, а в его рогах торчала мёртвая голова другого оленя, наглухо зацепившись рогами в живого… вроде живого. Глаза его были мутными, а шерсть свалялась и свисала клочьями. Он стоял и спокойно смотрел на человека, пока тот сближался, а потом пошёл в сторону. Человек тронулся за ним.
Через пару часов впереди между деревьев забрезжил свет. Пасть леса раскрылась, обнажив поляну с обломанными деревьями по краям, со старой избой в середине, и поглотила остатки сомнений. Олень остался на опушке, провожая человека взглядом.
Мрачная одинокая изба была почти пуста – стол, пара лавок, сундук, мёртвая старуха. Красного угла нет, вместо него какие-то ветвистые коряги, светлые, очищенные от коры. Огромная печь по центру, холодная, не помнившая тепла. Он поискал воду, но не нашёл ни кадки в доме, ни колодца либо ручья снаружи. Нужно было передохнуть, пусть и с покойницей в одном доме. Уставшему путнику не пришлось выбирать: лавка и котомка под голову лучше дремучего леса и открытого неба. За окнами быстро темнело, глаза слипались ещё быстрее. Чернота накатила одновременно и на дом, и на разум.
Но вот закаркали вороны, всё громче и громче, захлопали крыльями. Зашуршали одежды, мёртвая Баба Яга медленно встала со скрипящей лавки, упёрлась головой в невысокий потолок. Она принюхалась, огромный нос зашумел и заходил из стороны в сторону. Птицы снаружи сходили с ума и беспрестанно орали. Огромная негнущаяся нога стукнула в деревянный пол, и этот стук, странно долгий, усиливался, разрастался, пока полностью не заполнил слух; в ушах гудело, как после удара. Когда голова готова была разорваться от гула, прорезался громовой голос:
– Кто пришёл в мой дом без спросу?
Человек упал с лавки и проснулся. Было тихо. Покойница лежала всё так же. За окном вдалеке еле слышно колыхались деревья, тихонечко скулил ветер под крышей.
– Приснилось, – сказал он сам себе, чтобы просто нарушить тишину, и подошёл к телу. Оно лежало ровно так, как он его оставил, осмотрев в первый раз. Руки не сдвинулись, полотнище на глазах. Но что-то смущало, какая-то потайная мысль сверлила голову изнутри. Да, вот оно.
Если здесь никого нет, то кто завязал покойнице глаза?
С печки посыпалась побелка, и оттуда медленно выползло что-то большое и лохматое. Оно свалилось с печки, громыхнув о пол, и распрямилось в свете луны.
– Кто пришёл в мой дом без спросу? – Хриплый низкий голос звучал уже наяву. Крупный коренастый мужик с нечёсаными волосами и бородой, с огромными мускулистыми руками, сжатыми в кулаки, недобро смотрел на гостя.
– Иваном зови. Без спросу, но нужда привела. Долго лесами плутал. Да, вижу, опоздал.
– К бабушке шёл?
Иван кивнул.
– Просить?
Иван снова кивнул.
– А чего просить-то? – Кулаки слегка разжались.
– Только ей сказать могу.
– Верные слова говоришь. А принёс что? Кто только словами просит, со словами и уходит.
– А ты кто будешь?
– За домом приглядываю, воду ношу, бабушку стерегу, лихих людей отпугиваю.
– Домовой, стало быть?
Мужик внимательно разглядывал Ивана.
– Ну, пусть домовой.
Иван подошёл к своей котомке, положил на стол и развязал её. Достал небольшой камень.
– Прими этот дар, не хотел я тебя обидеть, нёс Яге, но раз нет её, обратно уже не понесу. Это золото, найденное в реке.
Домовой мигом оказался рядом. Взял самородок, покрутил в руках, вынес на скупой лунный свет, попробовал на зуб.
– Тогда другое дело, Ваня, Ванюша, Ванятка! Садись, перекусим.
На столе появились хлеб, овощи, грибы, бутыль чего-то дурно пахнущего, но крепкого. Иван ел и пил, стряхивал крошки с бороды, благодарил за гостеприимство, тёр глаза и чувствовал, что хмелеет. Дальняя дорога, брага и прерванный сон сделали своё дело, и домовой это заметил.
– Ну, Иван, ложись-ка ты теперь спать. Утро вечера, как говорят, мудренее. Вот тебе чистая рубаха.
Слова окружали, обволакивали, успокаивали. Создавали ощущение уюта, безопасности. Иван, запинаясь ногами, побрёл к лавке, переоделся в длинную чистую рубаху и, уже засыпая, услышал:
– Только правильно попроси, чтоб с другой стороны зайти. Верные слова, вижу, знаешь.
***
Иван проснулся от абсолютной тишины. Молчал лес, не гудели уши. Не урчал живот. Ветер перестал играть мелодии на дырявой избе. Иван вышел наружу, прошёлся по траве, повертел головой. Деревья на опушке бесшумно колыхались, трава под ногами не шелестела. Небо было чёрным, без звёзд, хотя облаков не было видно, и только луна светила на землю единственным глазом, разглядывая всё то, что выхватила из темноты.
– Накормил, напоил, спать уложил. Всё верно, – беззвучно сказал Иван одними губами, не слыша голоса. Повернулся к дому.
– Избушка… – Иван вздрогнул, услышав наконец звук, когда слово, колебля воздух, набирая мощь, улетело к лесу, отразилось от стволов и вернулось эхом. Он закашлялся, и кашель тоже разлетелся по округе. Он набрал воздуха: – Избушка! Повернись к лесу задом, ко мне передом!
Вначале ничего не происходило. А потом изба немного приподнялась над землёй, показав две огромные птичьи лапы в перьях и с когтями, и развернулась, вздымая комья земли – и весь лес, каждое дерево, каждый куст провернулись вокруг неё и стоящего рядом Ивана огромным колесом. С обратной стороны избы оказалась ещё одна дверь, выкрашенная в чёрный цвет, украшенная искусной резьбой. Другая дверь. Нужная дверь.
– Как зовут? – Яга не глядела на вошедшего. Здесь, за другой дверью, её кожа была светлой, без надписей. Ростом она была такой же – даже сгорбившись, она несколькими невероятными изломами заполняла значительную часть избы. Яга работала за прялкой, веретено скакало в её руках, как белка. Пахло свежим хлебом. В печи странно полыхал огонь, сверху вниз. У прялки и перед ветвистой корягой в углу горели, также язычком пламени вниз, лучины. По комнате бегали тени.
– Иваном зови. Просить к тебе пришёл. Да, думал, не успел.
– Если здесь, значит успел.
– Вода мне живая нужна. Долгий путь я прошёл к тебе. Невеста моя захворала, помирает, лекари что ни делают – не помогает. Все как один говорят: только живая вода её поднимет. А ты одна про неё ведаешь. Я тебе подарки принёс, в избе оставил… там.
– Ну это ты там оставил, в той избе. А мне? – Яга картинно развела руками. – Я-то здесь.
– Да разве можно сюда принести что-нибудь?
– Думай, Иван. Думай. – Стучало веретено, шуршала пряжа. Иван напрягся.
– Глаз отдам. Глаз мой бери. Но с условием. Отдам уже тут, когда вернёмся.
– Условие? – Яга задумчиво пряла какое-то время, обдумывая плату. – А давай оба глаза.
– Мне ещё обратно идти. Не понесёт же меня домовой твой до дому. Один.
Яга рассмеялась, отложила пряжу и впервые посмотрела на него. Иван только сейчас заметил, какие длинные и жёсткие у неё ногти на жилистых руках.
– А ты не так прост, Иван! Глаз, говоришь? – она встала, выпрямившись во весь рост. Подволакивая негнущуюся ногу, подошла вплотную, нависнув огромным раскидистым деревом. Иван моментально вспотел и прикрыл лицо рукой. – Ну, не пугайся, будь по-твоему. Приведу тебя к живой воде, и обратно. – Вытерла ладони о подол. – По рукам?
***
Снаружи избы, в которой Яга была жива, мир был другим – мёртвым, будто ведунья забрала его жизнь себе. Трава недвижно лежала жёлтым высохшим ковром. Деревья, абсолютно чёрные, лишённые листьев, стонали, качаясь на ледяном ветру. Чёрное небо пронзали алые сполохи, гремел гром, иногда раздавался далёкий вой. Путь лежал наверх, на высокий холм.
– Ты, Иван, поспешай, да особо не оглядывайся. – Яге было неудобно ходить с негнущейся ногой, но огромный рост компенсировал это: хромая ведьма и разглядывающий окрестности человек шли вровень. – Здесь много кого твой запах привлечёт. Одни без чужой крови жизни не видят, упыри, другие просто неупокоенными бродят, по старой жизни скучают, и по теплу. Третьи просто сгустки зла и сердитости, перевоплотившиеся. Меня не тронут, но могут и храбрости исполниться. Воды наберёшь, и сразу назад пойдём.
Иван, также как и был после пробуждения, в одной рубахе и босиком, брёл за высоченной старухой и косился на тёмные кусты, прислушивался к звукам. За деревьями чудились высокие, тонкие и рукастые. За вспученной землёй – низкие, многоногие, с полной пастью зубов. Посреди всего этого зла он на мгновенье почувствовал себя маленьким мальчиком в распашонке, заблудившимся в лесу. Но, вопреки устрашениям, путь оказался спокойным.
Наконец, они вышли к ручью. Он бежал откуда-то сверху, огибая камни, пробивая путь сквозь пожухлую траву, песок и глину. Кое-где русло пересекало грязные и заболоченные места, и в прозрачной воде время от времени распускались разводы крупными чёрными цветками. Яга встала, насмешливо глядя на Ивана. Тот посмотрел на ручей и сказал:
– К истоку веди. Через чёрный лес течёт, грязи набирается.
– Хорошо, Иван, пойдём дальше.
И они пошли дальше. Скоро действительно показалось начало источника. Большой камень с щелью в верхней части, оттуда ручеёк небольшим водопадиком падал на пригорок, рассыпаясь брызгами. Иван подошёл ближе и застыл. За пригорок он принял человека, прикованного огромными цепями прямо к камню. Человек не двигался, волосы и борода его были седыми, и он был очень худ – кости, казалось, выпирали из него так, что должны были прорвать кожу. Вода лилась на него, стекала в небольшое озерцо и только потом убегала ручьём. Яга остановилась и ждала, улыбаясь.
– Это же… – Иван запнулся. – Не может быть?
– Он, он. Бессмертный. Где же ему быть ещё? Тут и держу его.
Иван осторожно подошёл поближе, разглядывая. Цепи зазвенели, Иван отдёрнулся. Сиплый голос, еле пробиваясь сквозь шум ручья, прошелестел:
– Смерть моя?
Яга расхохоталась.
– Рано тебе, костлявый, срок ещё не пришёл. Чего разволновался? Сиди себе, отмокай да омывайся. – Повернулась к Ивану. – Ну что, хорошо устье? Наберёшь воды?
Иван вытянул руку над озерцом и выронил в него кусок захваченной из избы пряжи. Пряжа сморщилась, почернела и стала тлеть без огня, пустив тонкий дымок.
– Ты Кощея не в живой воде держишь. Мёртвая она. Верно ведь?
Яга медленно стирала со своего лица улыбку.
– Хорошо, Иван, пойдём дальше.
Через некоторое время чёрный лес закончился, и они вышли на верхушку холма, возвышавшуюся каменной лысиной над окрестностями. Отсюда было видно и избу Бабы Яги, и другие холмы, покрытые деревьями, и дальнее кольцо заснеженных гор. Здесь, посреди камней, бил ключ. Струя летела вверх, орошая камни, и уходила в землю. На камнях около фонтана рос зелёный мох, усеянный прозрачным жемчугом брызг. Яга устало наступила прямо в струю своей костяной ногой.
– Только так и спасаюсь, только здесь. Ну, веришь, что здесь вода живая? – она отошла от источника, растирая ногу.
Иван принюхался, кивнул, набрал полные пригоршни живой воды и огляделся.
– Посудину бы какую?
Яга больше не улыбалась.
– Я сказала – до живой воды доведу. Не обманула же? А про посуду уговора не было. – Она развернулась и пошла вниз со склона. – Ничего, не расплещешь. Ради невестушки постараешься. В избе дам кувшин.
Путь вниз был проще, но не быстрее. Иван молчал и аккуратно нёс воду в пригоршнях, прижимая их к груди. Теперь, когда он набрал воды, лес казался опаснее, ему казалось, что любая ветка выбьет у него воду из рук, или корень окажется под ногой, он запнётся и всё разольёт. Яга, понятное дело, второй раз с ним не пойдёт за ту же плату, а сам, в одиночку, он бы не рискнул идти по здешним местам. Иван шагал всё осторожнее, и вглядывался в спину постепенно отдаляющейся ведьмы. Та, приволакивая ногу, неслась по склону, особо не разбирая дороги. Шла напрямик, снося кусты, обламывая свисающие высохшие ветви.
И вдруг она встала. А прямо перед ней стоял олень, в его рогах застряла оторванная голова другого оленя. Олень моргнул и посмотрел куда-то ей за спину. Яга оглянулась, Иван отстал где-то позади. И это было неправильно.
– Иван? – позвала она. Ответа не было. Баба Яга развернулась и побежала к месту, где был прикован Бессмертный. Когда она добежала, человек, под струями мёртвой воды, прикрывая узника сверху своим телом, уже поил его из своих ладоней живой водой.
– Нет, нет, – прошептала она. Она нагнулась, отломала кусок кости от своей ноги и метнула Ивану в спину. Обломок с силой вонзился между рёбер, Ивана аж отбросило от удара, но успел откатиться из озерца на землю – и проглотить ту живую воду, что он нёс во рту. Он лежал на боку и хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная из реки мощным течением. Яга посмотрела на Бессмертного.
А Кощей, раздув щёки, смотрел на неё. Яга попятилась. Бессмертный поднял руки, и цепи, державшие его долгие годы здесь, на другой стороне, покрылись льдом и осыпались мелкой крошкой. Старуха опомнилась, резко вскинула ногу, будто в дикой пляске, и собралась уже ударить ей в землю, оглушая и сотрясая, но было поздно. Бессмертный резко плюнул, струя мёртвой воды – а живую, принесённую, он уже всю выпил – полетела в ведьму, и на подлёте это уже была острая ледяная глыба, пробившая голову Яге, угодив ровно между глаз. Наверху шарахнул гром, где-то вдали завыли местные обитатели, почуяв смерть ведьмы. Бессмертный медленно подошёл к старухе.
– Настал старухе Карачун, Карачун, – нараспев пробормотал он, наклонясь, и разорвал пальцами её шею. Хлынула кровь, но не в землю: замысловатыми фигурами струи крови, журча, поднимались вверх, кружились вокруг колдуна, рисовали узоры. Кровавый пар превращался в красные снежинки, медленно оседавшие на траву, на ручей с мёртвой водой. Колдун внимательно управлял полётом, двигая руками и нашёптывая, пока кровь не приняла форму короны, нагрудника, поножей. Ещё пара движений пальцев – и он оказался облачён в кроваво-красные заледеневшие доспехи.
– Наконец-то, – просипел он. – Я уж думал, я тут на века вечные. Лихо, ты живой?
Назвавшийся Иваном лежал на земле, около озерца мёртвой воды. Бессмертный подошёл к нему, схватил за плечи длинными костлявыми пальцами и поднял над землёй.
– Смерть моя?
Раненый медленно поднёс руку к лицу и указал на левый глаз. Кощей усмехнулся, выдернул спины Лиха кость и втиснул ему между зубов. Колдун перехватил его одной рукой за голову, а пальцы второй стал медленно погружать в глазницу. Они утончились, удлинились и проникали всё глубже внутрь, ощупывая глазное яблоко; потянули наружу. Одноглазое Лихо забился, но вцепился зубами в кость, руками хватал воздух и терпел. Его лицо приобрело привычный Бессмертному вид, когда глаз с сочным хлюпаньем выскользнул из черепа и улетел в траву, а кожа стала темнеть, меняя личину. Кощей достал из кровоточащей глазницы куриное яйцо, поглядел сквозь него на свет, обтёр его о траву и спрятал за нагрудником.
– Хорошо прижился, прямо как родной. Второй на крепость проверим?
Лихо выплюнул кость и хрипел всё тяжелее с каждым выдохом, безразлично вслушиваясь в жуткие мелодии, льющиеся из его глотки.
– Пошутил. Настроение хорошее! Проси, чего хочешь. Хотя… могу угадать. – Кощей оглядел тело Яги. – Не так много тут нужного осталось. – Он снова схватил Лихо за голову и стал изучать кровоточащую дыру. – Новый тоже приживётся. Этот где нашёл?
– По пути… одолжил.
– Значит, хочешь оба мира видеть сразу? Сдюжишь? Некоторые и один бы не видели никогда.
– Не знаю. Не тяни. Ты кость выдернул, кровью изойду.
– Да, да, точно. Хрупкие вы. Отвык.
Кощей приволок тело Яги за ногу к мёртвому озерцу и бросил под водопад. В руке его был свежевырванный большой глаз.
– Будет больно. – Улыбнулся. – Ты хоть покричи в этот раз, для меня.
***
Кощей Бессмертный и Лихо Одноглазое сидели у фонтана живой воды, прислушиваясь к постепенно приближающимся воплям и вою. Лихо протирал глаза, моргал, привыкая к новым ощущениям. Новый глаз почти зажил.
– Невеста?
– Повело старуху, как про любовные дела услыхала. Ресницы дрогнули, как у молодой. Поверила.
– А личину чью принял?
– Богатыря одного, назойливый очень. Был. Его птицы уже расклевать должны.
– Да, хитро ты придумал. Провёл старую. Обратную дорогу знаешь?
– Нет, про обратную в старых книгах нет ничего. Ты покажи, твои же края.
– Через печь полезешь. Обгоришь, но не сильно. Недолго ползти, да и огня с той стороны нет. Другой дороги не найти, изба без ведьмы не повернётся. Олени одни как-то ходят, но по своим, неведомым тропам.
– А тебя как вывести?
– Сказал бы, да нельзя мне такое говорить. Есть и надо мной законы, не мной они писаны, не мне нарушать. Но через печь я не могу. Там же огонь, пусть и оборотный. А я – ледяной. – Кощей свёл ладони и наложил палец одной руки на палец второй. – Ты сопоставь одно с другим.
Лихо усмехнулся и потрогал ведьмин “подарок”.
– Глаз видеть начал.
– Пора. Иди. Я следом, только захвачу кое-что. На память.
***
Лихо открыл резную чёрную дверь и зашёл в комнату. Всё так же неправильно полыхало в топке, горели лучины. На стенах плясали тёмные пятна, как и в прошлый раз. Только сейчас от них исходила злоба и угроза. Дверь за Лихом захлопнулась, он шагнул к печи, но тени замелькали так быстро, что зарябило в глазах, закружилась голова. По комнате разносился шёпот десятков голосов. Что-то ударило его по руке. Поползла сама по себе в сторону лавка. Завертелось волчком веретено. Опрокинулась и погасла лучина, за ней вторая. Лишь печь давала свет. Лихо медленно пятился к ней, оглядываясь, и смотрел, как скачут по стенам меняющиеся в размерах тени. Они внезапно пропали, и осталась всего одна тень, огромная, закрывающая почти всю комнату, его собственная. Он замер, но тень росла и как будто приближалась. Шёпот становился всё разборчивее и громче, и Лихо услышал единственное слово, постоянно повторяющееся:
– На века вечные…
Ждать было нельзя. Он закрыл глаза и сосредоточился. Открыл правый, тень всё ещё была перед ним. Открыл левый и чуть надавил на глазное яблоко, тень замерцала, то появляясь, то исчезая. Закрыл правый, и тень исчезла, разом стало тихо, только гудела печь за спиной. Лихо открыл правый глаз, огляделся: изба опустела. Он хмыкнул, открыл заслонку и полез, зажмурившись.
Огонь сразу охватил его волосы и бороду. Через пару локтей тоннеля занялась рубаха. Когда стала трескаться кожа на коленях и спине, Лихо терпел, но когда посреди бушующего огня вокруг потемнело – он пустил вопль. Топка всё не кончалась, Лихо полз на ощупь. Вот перестало жечь, наверное, стих огонь. Задыхаясь от дыма, он вытягивал руки, и вскоре ощутил холод металла. Ударил посильнее, и дверка вылетела вперёд, звеня, запуская чистый воздух.
Вернулся.
Но не успел он вылезти, как его за волосы схватила рука. Лихо стал отбиваться, но теперь стальной холодок ощутила шея: домовой ждал. Он пыхтел и давил всем своим немалым весом на нож, который уже резал кожу на горле Лиха.
– Думаешь, я не понял? Я сразу почувствовал, как её не стало. И как же ты? Ты здесь, в её доме, с её стола ел! На её лавке спал!
Он бубнил и бубнил, но Лихо схватился одной рукой за лезвие ножа, второй за бороду домового, упёрся коленями и резко дёрнул на себя. Домовой ударился головой о кирпичную кладку и упал. Лихо выполз из узкой топки, обдирая кожу, схватил домового за одежду, подтянул к себе, сжал горло и налёг сверху. Тот дергался с полминуты, потом перестал. А Лихо всё держал его и держал, для верности, и только через несколько минут оттолкнул: тот покатился смятой куклой, неестественно выгибая суставы. Лихо полежал, приходя в себя, попробовал встать, но голова закружилась и он рухнул ничком на дощатый пол. Упёрся руками и встал на колени. Аккуратно, до капли вылил изо рта живую воду в ладони и протёр глаза, лицо, горло.
– Ну, немного осталось, – подбодрил он себя.
Лихо чувствовал, как повреждённые, обгоревшие глаза обновляются, чувствовал, как разравнивается кожа, затягиваются порезы. Он пристально посмотрел в сторону холодной печи, легонько надавил на левый глаз, пока печь не начала двоиться. Закрыл правый, оставив открытым ведьмин. Вокруг него вместо убранства избы чернела пустота, посреди пустоты печь выбрасывала языки пламени через открытую заслонку, а за ней отражением просвечивала та, другая изба, и в ней стоял Бессмертный в поблёскивающей броне. Он увидел Лихо и пошёл сквозь невидимую Лихом стену. Теперь открыть правый. Кощей, тьма и две печи, одна горит, вторая нет. Лихо подождал, пока колдун подойдёт к нему, закрыл левый, потусторонний глаз, и увидел избу Бабы Яги, с холодной печью, телом хозяйки на скамье, трупом домового на полу. Он подошёл к телу Яги, снял с лица полотнище и обвязал вокруг своей головы, прикрыв левый глаз. А за его спиной в центре комнаты стоял Кощей Бессмертный, Повелитель мёртвых, Хозяин льда и мороза, в алой короне, в алых доспехах, и держал обломок костяной ноги. Он запрокинул голову назад и клокотал, выдавливая воздух из полусгнивших лёгких, проталкивая его сквозь частично истлевшую гортань. Кощей Бессмертный смеялся. Он уже слышал, как за порогом в нетерпении бьёт копытом его олень.
Конкурс мемов объявляется открытым!
Выкручивайте остроумие на максимум и придумайте надпись для стикера из шаблонов ниже. Лучшие идеи войдут в стикерпак, а их авторы получат полугодовую подписку на сервис «Пакет».
Кто сделал и отправил мемас на конкурс — молодец! Результаты конкурса мы объявим уже 3 мая, поделимся лучшими шутками по мнению жюри и ссылкой на стикерпак в телеграме. Полные правила конкурса.
А пока предлагаем посмотреть видео, из которых мы сделали шаблоны для мемов. В главной роли Валентин Выгодный и «Пакет» от Х5 — сервис для выгодных покупок в «Пятёрочке» и «Перекрёстке».
Реклама ООО «Корпоративный центр ИКС 5», ИНН: 7728632689