В Центральном архиве Минобороны обнаружены дневники маршала СССР Родиона Малиновского, в которых он назвал главную причину поражений СССР в первые месяцы Великой Отечественной – неграмотность высшего командного состава. Что изменят эти ценнейшие сведения в нашем восприятии ВОВ? И можно ли им доверять?
Дневники Малиновского посвящены событиям с марта 1941-го по февраль 1943 года. По словам кандидата исторических наук Александра Ясакова, в мемуарах «красной нитью» проходит тема неспособности части советского генералитета решать боевые задачи. Речь в данном случае идет о комсоставе дивизионного, корпусного, армейского и части фронтового уровня. Сей аспект полководец связывал не с личными качествами отдельных командиров, а напрямую с низким профессиональным уровнем командного состава в целом, включая самого себя, рассказал Ясаков на круглом столе памяти Малиновского в Общественной палате.
Историк привел цитату из дневника: «Всем нам в те годы нужно было пережить молодость, отсутствие опыта проведения операций армейского и фронтового масштаба... Все командование на всех фронтах проходило этот этап, училось воевать, через поражения, страдания и кровь получало опыт, необходимый для завоевания. Иного пути в условиях 41–42 годов у нас просто не было».
В свою очередь директор Российского государственного военного архива Владимир Тарасов сообщил, что в скором времени будет опубликован рассекреченный доклад Малиновского о Гражданской войне в Испании. Особенность этого документа в том, что маршал старался описать военную обстановку максимально честно, но многие другие советские офицеры слали в Москву такие доклады, какие хотело бы увидеть начальство.
Действительно, Лаврентий Берия недолюбливал Малиновского как раз за прямоту суждений. Это была не сермяжная прямота Георгия Жукова с его доходчивым матом и своеобразным чувством юмора. Малиновский тоже не оканчивал классических гражданских учебных заведений, в одиннадцать лет ушел из дома матери в Одессе, а уже в 16-летнем возрасте, приписав себе два года, отправился на фронт Первой мировой войны. Но это был чуть ли не единственный советский военачальник, блестяще говоривший на нескольких европейских языках (французском и испанском) и составлявший шахматные задачи.
Из службы в Русском корпусе во Франции и затем в Иностранном легионе он вынес манеры, непонятные другим советским выдвиженцам-разночинцам. Армейское чинопочитание для него исключало прямой подхалимаж, как это было и в Императорской армии, где офицеры при соблюдении уставного порядка общались друг с другом почти на равных. А выводы Малиновский предпочитал делать из реальных обстоятельств, а не из идеологических установок.
При этом нельзя забывать, что именно Малиновский стал автором и исполнителем самой блестящей операции всех армий и стран за всю Вторую мировую войну – фантастически быстрого разгрома почти полуторамиллионной Квантунской армии в Манчжурии.
Как и то, что однажды он буквально «восстал из пепла»: после поражения Харьковского контрнаступления в мае 1942 года был понижен Сталиным с командующего Южным фронтом до командующего 66-й армией, действовавшей на периферийном участке севернее Сталинграда, но уже в ноябре стал командующим 2-й гвардейской армией, а еще через полгода был возвращен на прежнюю должность на Южном фронте.
В общем, свидетельства и аналитика этого человека имеют повышенное значение. Он знал, о чем говорит.
В то же время спор о причинах огромных потерь в первые два года войны будет вечным. И это именно спор, а не научная дискуссия.
Война идей
В конце 1980-х годов сформировался целый слой либеральных авторов, сделавших сомнительную карьеру и хорошие деньги на публикациях не слишком историчных, но сенсационно-разоблачительных книг, которые целиком состояли из разгромной критики военной истории советского периода. Так в 1990-е годы закрепился миф о тотальной бездарности советского политического и военного руководства и, в качестве ответвления, о главной причине первых поражений – уничтожении комсостава в ходе сталинской чистки в армии 1938 года.
Длительное время с носителями этой позиции мало кто спорил. Они фактически главенствовали в СМИ, в высшей школе, на прилавках и книжных развалах. А чрезмерная закрытость архивов способствовала доминированию их точки зрения, по сути, всего лишь одного из направлений идеологического антисоветизма.
Забавно, что сторонники этой теории копируют опыт как раз советского времени, когда история русского фронта Первой мировой войны если и изучалась, то только в парадигме «бездарные царские генералы проигрывали одно сражение за другим».
Тропа Тухачевского
Пока что дневники Родиона Малиновского широкой общественности не доступны. Но, судя по приводимым цитатам, они содержат интеллигентно сформулированные негативные оценки тактической выучки всего комсостава – от младших офицеров до маршалов. В этом нет ни сенсации, ни откровения.
О проблемах с тактикой, особенно в обороне, говорили всегда, а сейчас к этим разговорам добавили мнение советского маршала, достойного и доверия, и уважения. Это, пожалуй, главная ценность нынешнего архивного открытия, поскольку «либеральная» догма огульно записывает всех советских военачальников в «сталинские подхалимы» или в бездари, которые не желали учиться даже на собственном опыте. Отсюда обвинения в «закидывании трупами» и прочие идеологические стереотипы, призванные дискредитировать даже не конкретных генералов и маршалов, а всю систему управления армией и страной.
Немецкие офицеры в своих дневниках тоже активно писали о слабой тактической выучке советских командиров вплоть до 1943 года, пока они вдруг не научились.
Причем речь идет не о стратегии командования огромными – до миллиона человек – группировками войск. В этом тот же Жуков и начгенштаба Кирилл Мерецков ни в чем не уступали командованию противника. Речь идет о «жизни на земле». Умении построить в боевой порядок батальон, взвод, роту, примериться к местности.
Особо нужно отметить полное отсутствие навыка – даже теоретического – организовывать оборону. Если посмотреть старые учебники и энциклопедии, то там, конечно, есть статьи типа «построение стрелкового батальона в оборонительном порядке», подписанные Михаилом Тухачевским. Но на практике таких учений в 1930-х годах вообще не проводилось из-за идеологической установки «побеждать малой кровью на чужой территории».
Этот ущербный лозунг принято связывать с именами Сталина и Ворошилова, но в реальности он появился в результате поверхностного восприятия тем самым Тухачевским идей, на которые он насмотрелся в Германии. Маршал так ратовал за массированное создание танковых армий, оценив идеи блицкрига и массового прорыва моторизированных подразделений, которые в Рейхе тогда только формировались.
А вот понятие «оборона» в сферу его интересов вообще не входило, в результате чего целые танковые армии в первые дни войны оказались неспособны даже на организованное отступление. Тяжелые танки КВ порой просто вкапывали в землю, превращая их в ДОТ. А немцы просто дожидались, пока у такого ДОТа кончится боезапас, вырывали его из земли и снова бросали в бой, поскольку танк-то был прекрасный, только предназначался для прорыва укрепленного фронта типа «линии Маннергейма», а никак не для обороны.
То же касается и мистификации «испанского опыта». Боевые действия на фронтах ее гражданской войны мало походили на события на Восточном фронте в СССР. Советские офицеры действительно получали там военный опыт, но как бы в частном порядке, поскольку тактическое командование все равно оставалось за испанцами. То есть они просто «привыкали к войне», но не могли научиться тактике. А в обороне Страны Басков и вовсе не участвовали из-за идеологических разногласий с басками.
Уроки крови
Таким образом, кризис тактической выучки советского офицерства носил системный характер, и ответственность за это должны нести в первую очередь Тухачевский и компания, превратившие советские военные училища к 1938 году в собственную вотчину.
То же касается и критично важных военных округов – Западного и Киевского.
Но с конца 1942 года тактическая выучка и боевой опыт у советских офицеров нарастали как снежный ком. Конечно, речь идет о тех, кто пережил 1941-й, и о выпускниках училищ, а не ускоренных лейтенантских курсов. К 1943 году уже оформилась система обучения младших офицеров, а в числе старших офицеров сохранились в основном те, кто успел оценить важность такой науки.
При этом никто не гнушался перенимать немецкие привычки и приспосабливаться к тактическим схемам вермахта. Автор классической немецкой «Истории Второй мировой войны» генерал Курт фон Типпельскирх прямо указывал на то, что начиная примерно с 1943 года советские войска полностью приноровились к немецкой пехотной тактике, так что использовать изначальное преимущество в выучке вермахт уже не мог даже в обороне.
Отдельные казусы типа лобового штурма господствующей высоты, укрепленной пулеметами, отмечались на местах вплоть до 1944-го, особенно в полосах наступления всех трех Украинских фронтов. Но после форсирования Днепра и освобождения Киева ничего подобного не было. Кризис тактики был преодолен.
Окно в историю
В контексте последующей публикации дневников Малиновского необходимо оговорить и вопрос открытости архивов.
Воспоминания, о которых идет речь, пролежали в Военном архиве как секретные, поскольку находились там в общем массиве маршала Малиновского как министра обороны СССР с 1957 по 1967 год, который по определению был (и будет) засекречен.
Личный характер дневников позволил вывести их из режима секретности. Но надо понимать, что сама закрытость архивов подается либеральной общественностью чуть ли не как «признание вины» за то, что они полагают «виной». Не публикуете, значит, там что-то неприглядное.
Постепенное обнародование таких бумаг будет способствовать повышению уровня аргументации в вечных спорах о Великой Отечественной войне. Но крайняя идеологизированность спорящих, особенно по событиям периода 1941–1942 годов, все равно никуда не денется. В некоторых случаях и с некоторыми персонажами спорить вообще не нужно, это ничего не исправит, разве что нанесет ущерб нервным клеткам. Но в целом тенденцию к рассекречиванию архивов стоит признать правильной.
https://vz.ru/society/2019/2/25/965589.html
