MoranDzhurich

Деревня Тихое. Начало всей эпопеи. Вам будет не скучно)

Ч1.  Оборотни. Крылья с гнилью.

Ч2. Оборотни. Красные бусы.

Сентябрь приволок за собой унылые дожди, густой туман ворочался между сопок, словно кот, пытающийся устроиться поуютней на колючих макушках сосен. В деревне Тихое наступил сезон мокрых лавочек, старшее поколение прилипло к телевизорам, наблюдая чужую жизнь в очень правдивых сериалах. В садах терпко пахло осенними кострами из палых листьев и прелыми яблоками.

Сашка возился в дедовом гараже, получив двухдневный отпуск - отец уехал за запчастями. Оставить шиномонтажку на молодого охламона, как он выразился, не рискнул. Да и не сильно-то хотелось. В гараже ждал своего часа древний велосипед “Спутник”, который парень откопал в сарае дома покойной почтальонши Девяткиной. Дом ее стоял много лет заброшенный и сарай практически развалился. Саня спас из него, что мог.

Снимать старую краску с рамы шкуркой было мучительно больно и долго. Руки гудели, но результат радовал. Отец должен был привезти заказанные новые колеса, звездочки, каретку и прочие нужные для восстановления детали.

В гараж влетел брат Лешка и тыкая в лицо Сане какими-то тетрадками стал загадочно улыбаться.

— Ты дурак, что ли? — задал резонный вопрос парень.

Лешка, с таинственным видом медленно прошелся по гаражу, и еще раз ткнув в Саню стопкой тетрадок в кожаной обложке, оперся задницей на верстак.

— Я тут такую вещь откопал! Там такое… — брат потряс тетрадями в воздухе, — короче, нам нужно в дальнее ущелье сходить.

— Ты нормальный вообще? Нахера тебе в ущелье?

— Не мне, а нам. Там клад. Сокровища, понимаешь?

— Леша, иди домой. Тебе плохо. Или я сейчас деда позову. — Саня повысил голос.

— Короче. Мы вчера с пацанами в ДК разбирали кладовку. Ну, в нее давно еще экспозицию минералов сложили и всякие “народные промыслы” из местного музея. Так вот. Я там нарыл дневники учителя географии, который еще мать учил, Карцева Валентина Степановича. Он в музее выставку минералов делал и был смотрителем. В ДК у него своя комнатка была, видимо оттуда , после его смерти, все бумаги перенесли в кладовую. И знаешь, что там прочел?

— Я тревожусь о твоем душевном здоровье все больше и больше. Откуда мне знать, что ты там прочел? Я мысли, по-твоему, читаю?

— Ну дак слушай, — не обращая внимания на язвительный тон, Лешка продолжил. — Этот мужик до школы в геологоразведке работал, с дедом Костика Дошкина. Так вот, пишет он, что ходили они в окрестных лесах и нашли заброшенный старый рудник, их тут вообще как говна за баней, но этот был никем еще не исследован. То ли еще с демидовских времен, то ли еще раньше разработка была. И есть там штольня, что идет вниз, порода там крепкая, даже балки - крепы не обвалились. Карцев дошел до конца штрека и обнаружил, что одна из стенок обвалилась, открыв проход в подземную пещеру, состоящую из нескольких камер. В ближней он нашел керамические сосуды, украшенные странным орнаментом, в дальней части пещеры отковырял металлическую вещь, которая была вставлена в нишу, вырезанную в камне. В общем, он нашел там что-то важное. Давай, сходим туда. Координаты есть.

Сашка сложил руки на груди.

— Ты знаешь, я еще помню, как ты меня в детстве водил клад Тутанхамона искать в нашем ущелье. Больше я на такое не поведусь!

Когда Саньке было двенадцать, к ним на лето приехали родственники из Архангельской области. Двоюродные дядька с теткой и их двое сыновей - Мишка и Ромка Ивлевы. Были они старше Сани, но чуть младше Лехи. А Лешке тогда только исполнилось пятнадцать. Тогда-то Сашка и заработал обидное прозвище “Скуби Ду”.

Ивлевы сразу стали хвастаться, какие у них дома леса, да места интересные, что живых русалок видели и одна из них Ромку даже поцеловала, прям по настоящему.

И чудеса у них там всякие, и чуть ли они к самому Велесу на службу уже приписаны. Только подрастут маленько.

Братьев Горкиных, конечно, это задело. Получалось, что они, серые, и похвастать ничем не могут. Рассказ как зайцев в поле ловить родственников не впечатлил.

И тогда Лешка сказал :

— А у нас тут клад Тутанхамона зарыт! Его археологи украли из Египта и сюда привезли. Прям в золотом саркофаге и зарыли, здесь, неподалеку. И я знаю, где.

— Ой, да че ты вреешь. — скривился Мишка. — Откуда тебе знать такое? Брехун.

— Ага. У меня карта есть. Я ее в лесу, в сумке-планшете, на чьем-то скелете нашел, когда в обороте бегал. Там еще блокнот был, где все написано. Это один из археологов был. Он от проклятья фараона умер.

Младший Горкин слушал и дивился. Вот Леха, жук. И даже не сказал ничего, такую тайну скрывал. Наверное хотел сам клад найти, а тут не удержался, сболтнул. От интереса даже в горле пересохло. Санька хотел пойти на кухню за водой , но боялся пропустить хоть слово.

У Ивлевых загорелись глаза. Леха ходил важный вокруг стола в зале, размахивая руками и пуча глаза, живописал груды сокровищ - золотых монет, драгоценных камней и старинного оружия. Постепенно вырисовывался план экспедиции.

— И мы потом сдадим все в музей и получим половину от стоимости всех сокровищ! — закончил свою речь старший Горкин.

Публика ликовала. Ивлевы забыли, что у них дома всего навалом и рвались в поход.

— А меня с собой возьмете? — заглядывал в глаза брату Сашка.

— А ты мал еще. Да и делиться с тобой придется. Значит, наши доли уменьшаться. — старший сурово сдвинул брови. — Ты еще родителям проболтаться можешь. Тогда у нас все отнимут и купят то, что считают нужным. Школьную форму и портфель. Конфет может кулек получишь. Понял? Дома сиди.

Уж как умолял Сашка брата взять его в экспедицию, даже пообещал, что не будет просить с ним делиться деньгами. Только возьмите. Лешка торжественно взял со всех клятву молчать. А если кто проболтается - тот будет позорно изгнан из членов тайного общества “Золотой коготь”. Общество тут же и учредили.

На следующий день, сказав родным, что они на озеро, рыбачить, искатели египетского золота выдвинулись в путь. Дорога до ближнего ущелья была знакома Горкиным как свои пять пальцев. А вот на месте начались трудности. Ивлевы потребовали предъявить карту сокровищ. Леха достал из рюкзака замызганную, свернутую в трубочку ткань с полустертым рисунком, нанесенным выцветшей краской. В центре были изображены Тутанхамон и Нефертити в классических египетских позах “в профиль”, а вокруг рамкой шли какие-то символы.

Младший Горкин подумал, что эта карта удивительно похожа на ту картинку, что его дядька привез лет 6 назад с отдыха в Хургаде. Висела она у него в сарае, потому что тетке не понравилось криво отпечатанное сувенирное изделие, и выцветала от жары и холода.

— Какая же это карта? Ты что нас, за дураков держишь? — Ромка Ивлев сжал кулаки и попер на учредителя тайного общества.

— Зашифрованная! Вот какая. И только я знаю, как ее прочесть. В блокноте шифр был. А ты, если будешь выступать, домой пойдешь. — Леха взял кусок холстины и повел свой отряд вглубь ущелья. Солнце припекало, на соснах , качающих ветвями, скакали белки, птички щебетали о чем-то своем, беззаботном.

В середине ущелья был разлом, а в нем небольшая пещера. Туда и привел экспедицию владеющий шифром Лешка.

— Рыть надо здесь. Так тут указано.

Один из Ивлевых попытался заглянуть в “карту”, но Леха предусмотрительно закрыл ее плечом.

Копали долго. До каменного дна. Нашли какие-то древние кости, черепки и кремневый наконечник для стрелы. Постепенно стемнело. В свете единственного фонаря стали мерещиться черные тени, выступающие из стен пещеры, снаружи доносились заунывные стоны, все вокруг шуршало, что-то попискивало, с потолка грота, уходящего ввысь, во тьму, капало. Ивлевы рыли, усердно пыхтя, шестую яму. Леха стоял, облокотившись на каменный выступ и светил фонариком. Саня крутился рядом.

— Ты соврал! Я понял, ты соврал! — внезапно заорал Мишка Ивлев, и бросив лопату, вылез из ямы, где стоя по колено в земле, еще колупался его брат. — Нет никакого клада!

Ярость обманутого кладоискателя эхом разнеслась по каменным сводам. Вверху оглушительно зашумело, запищало, черная туча, бьющая кожистыми крыльями, царапая острыми коготками лица подростков, ринулась к выходу из пещеры.

От страха Саньку “хлопнуло”. Просто в минуту. В ужасе он подбежал к брату, скакнул к нему на ручки. Лешка подхватил маленького волчонка в шортах и майке, и прижал к себе. Когда стая летучих мышей вынеслась вон, Ивлевы, увидев такую “картину маслом” стали ржать, захлебываясь слюнями.

— Скуби Ду, трусливый пес! — тыкали они пальцами в Саньку, который все еще дрожал у брата на руках. — Эй, Шегги, нашли клад?

Леха молча поставил волчонка на землю и с размаху стукнул Мишку в нос. За это время Сашка успел обернуться в человека и добавил Ромке, дав ему в “солнышко”.

Помирились они только на подходе к дому деда Ивана, но прозвище прилипло к Сане на все лето. Пока Ивлевы не уехали.

— Так что иди нафиг со своим кладом, Леша. Никуда я с тобой не пойду.

Лямки старого рюкзака нещадно натирали плечи. За шиворот капало с деревьев, плотный туман стелился по всему лесу.

Доехать до начала маршрута, указанного в дневнике Карцева было не сложно. Сложно было выдержать полтора часа в автобусе, что ходил между деревнями два раза в день. Забит он был исключительно пенсионерами, шумно обсуждавшими последние новости, прибавки к пенсиям и рецепты лучшего средства от геморроя. От галдежа, запаха немытых стариковских тел, резких дешевых духов и одеколонов, Саньку затошнило уже через 20 минут. Даже пройдя по лесу пару километров, он все еще не мог избавиться от свербящего фантомного запаха в носу.

Пройдя половину пути до ущелья, братья остановились на привал. С облегчением побросали рюкзаки, расстелили “пенку”. Горячий чай с чабрецом из термоса, пара бутербродов сделали этот день лучше. Лешка достал тетрадку и стал смотреть нарисованную карту маршрута, сверяясь по компасу и гуглкартам.

— Слушай, а если Карцев ошибся? Или просто решил пошутить так? И нет там ничего вовсе? — Сашка прилег, положив голову на рюкзак.

— Тут все серьезно, брат. Вот, смотри. Он еще письмо написал своему другу, звал вместе исследовать рудник. Но, почему-то не отправил. Может сомневался в человеке, а может другие дела потом были, более важные.

Лешка вынул из страниц дневника пожелтевший листок, свернутый вдвое.

— Дорогой Володя! — стал он зачитывать письмо , — Давно мы не виделись, и я не писал. Жизнь у меня налаживается, надеюсь что дальше будет только лучше. У тебя, наверное, тоже все хорошо, передавай Лидочке мой привет. Бла, бла.. дальше не интересно… Вот! ...Для исследования этого места мне нужен надежный человек. Я обнаружил остатки культа настолько древнего, что и определить не могу. Если бы ты смог приехать на неделю летом, я был бы очень рад. Думается мне, что нас ждет открытие, сопоставимое с находкой Аркаима. Твои академики умрут от зависти.

Лешка помахал листочком в воздухе.

— Видал? Аркаим! Древнее поселение, черт знает какого века до нашей эры. Вот с чем сравнивает. Там что-то, от чего даже академики ахнут. Так что вставай, пойдем.

— Приключения нас ждут.. — вполголоса напел песенку из мультика Саня. И добавил еще тише, — От винта!

Не смотря на полдень, туман и не думал рассеиваться. Было такое впечатление, что он пытался укрыть от случайно попавших сюда людей лес, который уже давно забыл как выглядит человек. Вершины сопок укутались белой пеленой, словно оренбургскими пуховыми платками, и готовились к зимнему долгому сну. Идти становилось все труднее, влажная почва в прелой листве скользила под ногами, подлесок стал таким частым, что приходилось продираться сквозь заросли кустов и молодых деревьев. Ветки цеплялись за одежду, рюкзаки, хлестали по лицу, злобно царапая. Саня шел и представлял себя Рембо, за которым гонится полковник Траутман. Он даже стал бессознательно пригибаться, чтобы незаметно пробраться между деревьями. Глаза его сканировали пространство, выискивая следы противника. В какой-то момент захотелось набрать грязи с земли, сделать камуфляж на лице и скривить губу вниз.

Собственно, Санькина боевая готовность и позволила не пройти мимо входа в рудник. Иначе бы они точно проскочили мимо. Невозможно было догадаться, что вот эта дыра внизу пригорка, под торчавшими корнями сосны и есть вход в штольню. Засыпано было настолько, что копать пришлось не один час, прежде чем братья смогли пролезть вместе с рюкзаками и снарягой в отрытый лаз. Внутри было сыро, но воздух был сносным, видимо вентиляционные шурфы еще не затянуло почвой. Что тут добывали, парням понять не удалось. Фонари освещали ржавые рельсы для вагонеток, уходивших во тьму, кучи отвала, валяющиеся просмоленные балки для крепления свода. На одной из куч камней блеснул железным боком какой-то предмет. Круглая железная банка из-под леденцов монпансье была покрыта темными пятнами коррозии, но рисунок на ней вполне сохранился. Саня протер шероховатую крышку. На ней проступил полустертая картинка - две белых собачки в разноцветных жилетах. Внизу шла надпись: “Белка и Стрелка” .

— Ничего себе, какой раритет. — Саня с трудом открыл крышку. — Тут какая-то записка, Лех!

В свете фонаря на сером, выдранном из блокнота листке можно было прочесть “послание в будущее”.

“ Тем, кто придет сюда позже. Уходите. Немедленно. Здесь опасно! Наша геологоразведочная группа прибыла сюда исследовать заброшенное месторождение вольфрамита 12 июня 1961 года. На картах, выданных нам в Московской Горной Академии, этот рудник числится заброшенным с начала 20 века. Но он не заброшен! Здесь кто-то живет. Это не дикий зверь и не человек. Это что-то опасное. Мы потеряли члена экспедиции - маркшейдера Кунста Ивана Павловича. Он пропал вместе со всем инструментом. Обвалов не было, он исчез в одном из ответвлений штольни без следа. Немедленно уходите.

Начальник геологоразведочной партии № 24 Карцев В.С.”

— Так что же получается? Тут он испугался, мол, опасно, а потом хотел друга позвать на исследования? Вот же, пишет, что - уходите. А потом сам сюда лезть хочет. Очень странно. — Сашка еще раз перечитал текст послания.

— Это может значить одно - он хотел отпугнуть тех, кто сюда может сунуться, и сам потом вернуться и найти то, что там спрятано, понимаешь? Ну не на верную смерть же он друга звать станет?

— А с чего ты взял, что тот мужик Карцеву друг? Может, это его соперник? И он эту Лидочку, которой шлет привет Карцев, увел. А? И тут бы он его, как Кунста - фигак!, и все. И - пропал в штольне. Бедная Лида в слезах, а Карцев ее утешает, и бах! — они потом женятся.

— Ага, вот я тебе ща по башке - фигак!, бах!, и отправишься вслед за мракшей… макшер… да что это за профессия такая! Вслед за Кунстом, — Леха заглянул в листок, — Иваном Павловичем.

— Маркшейдер - это главный человек в горном деле. Без него никаких шахт невозможно построить. Он все измеряет, планирует и дает добро на бурение.

Лешка задрал брови.

— Хера се, умник. Лопатку сложи и пошли. Время только теряем.

Пробираясь глубже в недра, братья все больше ощущали давление верхнего слоя породы. Хотя штольня была сухая, балки-крепы хорошо сохранились, но казалось, что вот-вот на них рухнет свод и всей многотонной тяжестью размажет человеческие тушки внутри земли. Шагали тихо, осторожно, взбивая многолетнюю пыль в проходах, стряхивая хлопья ржавчины с рельсов для вагонеток. Пахло сырым камнем, плесенью и немного чем-то горьким. По карте в дневнике Карцева нужно было свернуть во второй проход налево и идти до конца. Второй проход все никак не обнаруживался. Налобные фонари шарили по стенам, своду, высвечивали темные уголки за покосившимися балками, куда полвека никто уже не заглядывал.

В какой-то момент Сашке стало казаться, что он слышит чье-то дыхание. Сонное дыхание огромного существа. Дышит оно размеренно, где-то рядом, как будто за стенкой штрека. Казалось, что огромные легкие гоняют воздух по трахее -тоннелю. Вдох. Толкает в спину поток холодного воздуха. Выдох. В лицо веет теплым, отталкивает назад. Сладковатый терпкий запах забирается в ноздри, словно порошок корицы. На балках шевелятся странные черные растения, похожие на длинный мох или водоросли. Может, от них так пахнет. Зыбкие тени колышутся на ступенчатых каменных стенках, дрожат в свете фонарей, приглушенно звучат шаги осторожно продвигающихся вглубь тоннеля оборотней.

Второй поворот налево вывел в узкий штрек, идти в котором пришлось пригинаясь все больше и больше. Оказалось, разглядывать то, что под ногами, иногда полезно. Через пару метров Лешка нашел тускло отсвечивающую золотом массивную деталь, похожую на шестеренку. Радостно и тихо повосхищался, спрятал ее в карман.

Еще пара метров и братья уткнулись в конец тоннеля, дальше была просто темная дыра. Видимо здесь стенка штрека обвалилась, открыв доступ в подземную пещеру.

Дыра была где-то с метр в диаметре, но братья легко пролезли, протащив рюкзак.

Небольшая, почти круглая пещера сверкала как бриллиант в свете фонарей. Стены ее отбрасывали тысячи разноцветных лучиков, блестели, переливались радугой, вспыхивали миллионами искр в чешуйках слюды, впаянных в каменную породу, в огромных друзах цветных камней, расставленных вокруг каменного возвышения. Это явно было что-то вроде алтаря. Небольшое углубление в центре камня было чистым, как будто пыль только что протерли, хотя остальная часть пещеры была занесена слоем осыпавшегося со свода песка. В противоположном конце зала Саня увидел заваленную камнями арку.

— А там выход, видать был. Завалило его. Ну и чего здесь интересного? Камни?

— Камни.. Камушки... — как завороженный шептал Лешка. — Смотри, аметистовая друза здоровенная какая. Если мы ее вытащим и продадим, то можно будет два Лексуса купить, в полной комплектации. О! А это что?

Леха зашел за алтарь и увидел, что прямо за ним находится небольшой круглый каменный бассейн с черной водой. Саня тоже подошел и направил фонарь на маслянисто поблескивающую жидкость.

— Леха, по ходу мы нефть нашли! Это уже не только два Лексуса!

— Да не похоже что-то.

По краю каменного бассейна шел вырезанный узор из незнакомых символов, знаков, стилизованных изображений неведомых животных. Жидкость в нем лоснилась, подрагивала, расходилась кругами из центра, с равномерной периодичностью.

Братья замолчали, следя за поверхностью бассейна. Наступила давящая тишина. Только биение сердца гулко отдавалось в ушах. Тудум- тудум. Тум -тудум. Круги на воде расплывались в такт биению их сердец.

— Лешка… — прошептал младший Горкин, — мне кажется, оно живое. Это не нефть.

И сунул палец в бассейн.

Теплое, вязкое, черное обхватило палец и как будто потянуло в себя.

Саня дернул рукой и прижал ее к груди. Было похоже, что с ним кто-то поздоровался.

— Леш, ну его нафиг, пойдем отсюда. Это какой-то древний храм подземный, кто знает, что тут может быть. Нет здесь ничего, видишь? Никаких сокровищ.

— Ты, Скуби Ду, не нервничай, а то опять “хлопнет”. — Леха уже пошел дальше обходить пещеру и все трогать руками. Отломал маленькую часть от аметистов, и уже пристроился к тонким отросткам друзы горного хрусталя. — Хоть что-то отсюда я да унесу.

Младший отошел к алтарю и стал рыться в рюкзаке. Очень хотелось пить. Достал термос, налил в крышку остывший чай и откопал остатки печенья “Юбилейное”. Пока брат ходил и собирал трофеи, погрыз печенюху, запил чаем и стал складывать все обратно. Два последних печенья он внезапно решил положить на алтарь. Ну, есть же место для приношений, значит там должно что-то лежать. И так потревожили место, которое про людей может и забыло совсем.

— Это тебе, хозяин. — прошептал Сашка и возложил печенюхи в углубление на камне.

Биение сердца стало громче. Тудум. Тудум. Тудум. Где-то под сводом пронесся глубокий вздох, как будто кто-то только что проснулся. Вода в бассейне задрожала, стала сворачиваться воронкой, закручиваясь все быстрее и быстрее.

— Леша. Нам надо валить. Срочно.

Леха увлеченно ковырялся у стены, разглядывая выдолбленные в ней ниши.

— Да хватит уже, не ссы! — не оборачиваясь, сказал старший.

— Леша. Я сделал что-то плохое. Бежим!

В бассейне темная жидкость крутилась водоворотом, уходившим вглубь, потом стала медленно подниматься вверх. И вот уже из этого черного, вязкого, словно из глины на гончарном кругу, появляется фигура. Поворачиваясь вокруг своей оси, из бассейна вырастает голова , увенчанная ветвистыми рогами, гладкий череп, в котором углями тлеют красные глаза, длинная шея, худое человеческое тело уже до половины слеплено самой тьмой, скоро появятся кисти рук, бедра, ноги, и тогда оно полностью выйдет из своего тысячелетнего заточения.

— Леха, твою мать!

Бледное лицо Лешки мелькнуло перед глазами, и вот уже в дыре исчезает его задница, и живо шевелящиеся ноги в сапогах. В пещере стало темнее, остался только свет от налобного Саниного фонаря. Он еще раз взглянул на того, кто вылезал из черной воды и в отчаяньи крикнул:

— Простите, я не хотел!

Парень стал отступать к лазу в штольню, пятясь. Поворачиваться спиной, чтобы вылезти вслед за Лешкой, он боялся. Рогатое существо пригнулось, и резко вскинув голову, уставилось на молодого оборотня. Оно пошевелило длинными пальцами. Откуда-то заструились, зашелестели непонятные слова.

— Ишшара тумуле… Ишшара.. Ас воччар коштос…

Звуки бились в свод пещеры, отдавались молотом в голове, сковывая сознание ужасом. Сашка, не понимая уже, что делает, рванул к лазу из пещеры, ужом ввинтился в дыру, задыхаясь и вопя. Ему казалось, что рогатый сейчас схватит его за ноги и потащит обратно. За обвалом стоял Лешка с саперной лопаткой наизготове.

Пока Саня лез в штольню, от паники у него начался “оборот”. Из дыры выскочил волк в брезентовой куртке, штанах, между ушей у него болтался налобный фонарь на резинке. Берцы остались в лазе, соскользнули с лап.

— Санька, живой? Бежим! — Леха согнувшись, помчался в узком проходе, бухая сапогами.

Выскочив из рудника они упали за кустами, на безопасном расстоянии. Передохнуть и подсчитать урон. В потерях числились: рюкзак с термосом, пенкой и палаткой, одна саперная лопатка, один ручной фонарь. Хорошо, что Леха свой рюкзак оставил у входа в рудник. Еще пять минут они прислушивались, но погони за ними явно не было.

— Леш, я берцы потерял. Сними с меня фонарь и одежду, не буду обратно обращаться. Так побегу. — волк потряс ушами.

— Ну, в автобус меня навряд ли с собакой пустят. У тебя намордника нет.

— И чего делать? Берцы там остались. Рогатому в коллекцию.

— Блин, моя шестеренка тоже там осталась. Та, что в проходе нашел. Вроде она даже золотая была. Там, на стене, была такая выемка выдолблена, как раз по ее форме. Ну я ее и приложил. Она просто туда как присосалась, не отодрать, да еще и вроде вращаться стала. И тут ты заорал и рогатый полез из воды.

Саня прижал уши к лобастой голове и стал перебирать лапами.

— Леш, ты знаешь, видать мы оба его вызвали. Я ему печеньки на алтарь положил. А ты вентиль открыл, или ключ повернул, или как там оно у них называется. И не вода это вовсе. И не нефть. Тот рогатый в ней типа как растворен, думаю, пока к нему не придут два долбоеба и не положат приношение и не повернут ключ, он вне нашего пространства или спит.

— Ладно, допустим. А Кунст куда делся? Судя по записям, Карцев рогатого не видел. Просто считал, что нашел древний храм под землей.

— Да мож тот чел каким-то чекистом был, типа следил за всеми, помнишь, как на перевале Дятлова был такой хрен. Вот они его и прикопали где-то, чтоб не болтал потом, что у костра анекдоты про Хрущева рассказывали. А написали что пропал.

В это время от входа в рудник послышалось тихое шипение, словно кто-то ругался сквозь зубы, и из откопанной дыры вылетели два старых берца. Бум. Шмяк.

У братьев округлились глаза. Человеческие и волчьи.

— Ишшара! Чаманис шшиха. — послышалось из штольни. Словно дунуло морозным воздухом.

Минут пять парни сидели тихо. Потом Лешка подкрался к валяющимся ботинкам, цапнул их и уволок за кусты.

— Ты смотри, во дела... Давай уже, перекобенивайся. Обуваться надо. И домой рысью.

Сашка, навострив уши, еще раз прислушался - где-то в недрах рудника глухо бухнуло, из лаза вылетело облако пыли и песка. Обвал устроил рогатый. Видать, надоело принимать гостей. То “шестеренки” потырят, то разбудят не вовремя.

Натягивая ботинки, Саня обнаружил нежданный сувенир. В пятку впилось что-то так, что он взвыл. Из ботинка выпали два золотых медальона в виде шестиконечных звезд с дырочкой для шнурка. В середине были выбиты какие-то символы, похожие на руны.

От рудника шагали быстро и молча. Вечерний автобус довез задницы, нашедшедшие таки приключения, до Тихого. По дороге от остановки было учреждено тайное общество “Золотая звезда”, состоящее из двух членов. Главное правило общества - никому не рассказывать о тайном обществе и событиях, предшествовавших учреждению общества.

Следующее собрание “Золотой звезды” было назначено через три дня.

Продолжение следует.

Небольшой спин-офф на деревню Тихое. Здесь главные герои - соседи Костика Дошкина, оборотни Горкины, дед и внук. Про них будет части три -четыре.

Всех люблю, обнимаю, адски стучу по клаве!

Пишите комментарии, кому понравилось, кому не понравилось, кому лень - ставьте плюс!)

И заходите в гости, мой паблик вк

Уже готова озвучка от Паши Тайги для ЛЛ, вышло очень здорово.)

Часть первая. Крылья с гнилью.

Начало всего цикла про деревню Тихое здесь.

Конец августа в деревне Тихое выдался прохладным и солнечным. Лес потихоньку желтел и краснел, и только вековые ели, усеивающие сопки возле ущелья, темнели вечнозеленым. Школьники, с лицами великомучеников собирали свои портфели, готовясь к новому учебному году.

Был самый разгар сезона “тихой охоты”.

Грибов собрали - немерено. Мать замучилась их мыть, резать, солить и закручивать. Сашке выпала нудная работа - нанизывать кусочки даров леса на суровую нитку, для сушки. Дед тоже помогал, но больше словами и советами как надо, чтобы было лучше. Он так виртуозно отлынивал от обработки того, что насобирал, что внук прям диву давался.

— Пап, я тут белых отобрала, вон в тазике лежат. Порежь, пожалуйста. А Санька их потом нанижет. — мать заливала маринад в трехлитровые банки и ей было не видно, как дед, сидящий на стуле, притих, скосил глаза к выходу из кухни.

— Так эта.. Я чего хотел сказать-то, доча, да забыл совсем! Мне ж до дома надо, срочно. Таблетки принять.

— Какие таблетки? ...Папа?

— От давления. — и дед исчез за дверью.

Сашка потер переносицу. Вот старый симулянт. Таблеток в дедовом доме отродясь не бывало. Как и давления. А если и болело что, лечился он исключительно травами и заговорами. Благо, лепший друг его, дед Дошкин, отличным ведуном был.

Так что в лес по грибы-ягоды дед Иван ходить любил, а вот заготавливать их - не очень.

На следующий день дед нарисовался на кухне прямо с утра. В брезентухе, болотных сапогах и с двумя корзинами. Сашка с матерью как раз завтракали, отец уже уехал на работу, решив на выходных подшабашить.

— О, папа! Опять за грибами? Порезать вчерашние не хочешь? Я тебе оставила. — мать была полна ехидства.

— Тьфу ты, доча, какие грибы, клюква пошла! Санька, собирайся. Пойдем в одно место, я тебя туда еще не водил. Там клюквы - во! Как ковром все устилает.

Внук мысленно застонал. Да что ж это такое, покоя нет. Сашка трудился в отцовой шиномонтажке от зари до зари и воскресенье был его законный выходной. Очень хотелось поваляться перед телеком, сходить вечером к Костику на пару баночек пивка, и погонять в ФИФА на стареньком Xbox. Переться в места, где волки срать бояться, но, по словам деда, растет клюква прям ковром, ему не хотелось.

— Дед. Я не хочу. Устал. Мы вчера и так до ночи грибы перебирали, закатывали и на сушку готовили. А ты не помог даже.

— Как это не помог? — обиделся старый оборотень, — Я собирал. Нормальное разделение труда. Зимой-то как есть их приятно будет. С картошечкой жареной да мясом, а?

Аргументов для отказа у Сашки больше не нашлось.

— Ладно. Только садись, поешь. Пока соберусь…

Мать тут же зазвенела крышками сковородок, накладывая на тарелку омлет с луком и грузди в сметане. Дед повел носом над едой и довольно зажмурился.

— А пахнет-то как хорошо. Как-будто мать твоя готовила.

Женщина чмокнула старика в седую макушку и вышла, пожелав приятного аппетита.

Момент выхода из дома Сашка оттягивал как мог. Долго искал сапоги-заброды, старую куртку, что висела на крюке в прихожей, не мог найти минут пятнадцать, потом подзаряжал телефон - на всякий случай. Еще репеллент, тоже пригодится. Дед стал ругаться. К лесу добрались около часу дня. Сначала они шли по тропинке, потом свернули на запад, удаляясь от сопок все дальше и дальше. По дороге им попадались белые грибы, некрупные, на толстых ножках, но дед их мужественно игнорировал. Он пёр по мелколесью как лось, ориентируясь по своим приметам и интуиции, цепляясь корзиной за кустарник и разглагольствуя о том, что лес - наш дом родной, клюква - оченно полезная ягода, а Санька - лентяй молодой, жизни не нюхавший, деда мудрого не слушающий.

Внук и вправду его не слушал, заткнув себе уши наушниками и ориентируясь на мелькающую между деревьев дедову спину в брезентовой куртке. Через пару часов надоело и идти, и слушать музыку. Свернув наушники, Сашка застал отрывок монолога:

— ...а вот в пятидесятых здесь сбежавших зеков нашли. У двоих головы отрублены, один на дереве сидел, высоко, умер да так и присох там, на ветке, а еще одного так и не нашли. Болото рядом, да пройти его трудно. Мож и выжил, все ж топор у него, видать, был. С лесоповала бежали.

— Дед, я устал уже. Долго еще?

— Да почти пришли уже.

Через полтора часа, действительно, пришли. Лес стал редеть, некрупные корявые березки окружали большую поляну, покрытую зеленым мхом, утыканную кустиками голубики. Красные ягоды клюквы усеивали кочки словно бисер, рассыпавшийся с небес. Дед выломал две длинные палки - слеги из сушняка. Одну вручил Сане, вторую взял сам.

— Так. Идти строго за мной, след в след. Не падать. Если провалился - цепляйся за слегу, не барахтайся. Здесь вроде нормально, мох нас выдержит.

Отвернули голенища сапогов, пристегнув их к поясу, и, осторожно ступая, стали перебираться от кочки к кочке, собирая будущее варенье, морс и другие вкусные вещи. Увлекшись, Санька стал отходить от деда, прощупывая слегой топь. Через полкорзины он заметил, что солнце стало клониться к закату, уже висело за макушками деревьев.

— Деда, че, может домой пойдем? Солнце садится и мошка заела. — крикнул он стоящему кверху воронкой старику.

Тот забурчал, что еще можно, чего бояться, тут еще клюквы полно, надо добрать. И вообще нам, Горкиным, не пристало захода солнца в лесу бояться. Сашка вздохнул. Спорить было бесполезно. Да вроде и можно еще пособирать.

Стало смеркаться. Дед монотонно бухтел где-то неподалеку, внук, проваливаясь в болото, постепенно зеленел от ряски и усталости. Корзина наполнялась и уже оттягивала руку. В очередной раз подняв голову, он встретился взглядом с девушкой, сидевшей на большой кочке у скрюченного ствола карликовой березки. Девица была легко, не по погоде одета в выцветший сарафан на голое тело, длинные рыжие волосы заплетены в толстую косу, перекинутую через плечо на грудь. А вот с грудью у нее как-то не сложилось. Плосковата, отметил про себя Сашка, и продолжил молчать, нагло разглядывая невесть откуда взявшуюся девушку.

— Глаза не сломай. — кокетливо повела плечами рыжая. — Чего уставился?

— Ты чего тут делаешь? Заблудилась?

— Да чего ж, заплутать здесь легко. Только вот я тут бусы себе делаю. Смотри, как красиво вышло. — она подняла с подола платья, прикрывающего ноги, гибкий березовый прутик, на который были нанизаны крупные ягоды клюквы и приложила к своей шее. Красные “бусины” на белой до синевы коже смотрелись очень ярко.

— У тебя ниточки нет? На ниточке было бы лучше. И иголочка еще мне нужна.

Сане захотелось немедленно помочь девушке. Ведь нитка с иголкой - это так просто. Он принесет. Она, бедная, сидит тут, мерзнет. Бусы из клюквы делает, надо ей настоящие подарить. Зеленые глазища красавицы так и заглядывали в душу, милые веснушки на носике кнопочкой, ямочки на щеках, и губки такие сочные, так бы и укусил.

Девица встала и призывно махнула рукой.

— Пойдем, я тебе покажу, что у меня есть. — она ласково улыбалась, тянула к нему руку, словно прося подойти ближе. — Пойдем. Я хочу подарить тебе что-то. Ты такой красивый. Иди ко мне.

“ Иди ко мне.. Иди... “ — эхом отдалось в голове.

Парень завороженно следил за плавными движениями ее рук, манящими, зовущими к себе. Поставил корзину на высокую сухую кочку, и забыв про торчащую рядом слегу, пошел к девушке, на втором шагу провалившись в трясину по пояс. Зашлепал по ряске руками, задергал ногами, пытаясь выбраться, но в сапоги уже набралась вода, они пудовыми гирями потащили вниз, болото зачавкало, запузырилось, затягивая человека все глубже и глубже.

Сашка испуганно оглядывался. Никакой девушки поблизости и дед где-то далеко. Слега торчит рядом, но не дотянуться. Попробовал зацепиться за кусты травы на кочках, но она легко вырывалась из зыбкой почвы, вниз тянуло все быстрее, вода уже до подмышек. За ноги снизу кто-то дернул. Потом еще раз. Захлебываясь от ужаса, молотя по бурой воде руками в попытке вылезти на твердую почву, парень заорал.

— Дееед! Деда! Помоги!

Сзади послышалась ругань и чавканье под ногами.

— Вот же дурень, говорил же без слеги не ходить, идти за мной. Ты какого хрена тут делаешь?

Старый оборотень добрался до торчавшей неподалеку слеги, кинул Саньке так чтоб поперек легла. Протянул свою, и парень схватился за нее руками. Снизу опять дернули за ноги, кто-то вцепился в лодыжки, тянул вниз все сильнее и сильнее.

— Сапоги! Отстегни сапоги! — заорал старик.

Дед тянул изо всех сил, наконец-то Сашка навалился грудью на слегу, лежавшую поперек кочек, уцепился одной рукой за нее, и еле держась, умудрился отстегнуть шлейки сапог. Тут же резиновые гири слетели с ног и кто-то уволок их вглубь трясины. Дрожащий мокрый парень выбрался на сухое твердое место и сел, хватая ртом воздух. Сердце бешено колотилось. Еще немного и конец пришел бы.

Рядом присел дед, и немного помолчав, влепил Саньке звонкий подзатыльник.

— Ты что ж дурень такой? Почему не следил куда ступаешь?

— Деда, не ругайся. Я там девушку увидел, вон там сидела. Она хотела что-то показать или подарить, я не очень понял. Нитки еще просила, для бус. Я ей помочь хотел. ...Почему-то.

До Сашки стала доходить абсурдность ситуации. Ну откуда здесь девица в сарафане возьмется, посреди болота? Может болотного газа надышался, глюк это был?

Но дед сидел, нахмурившись. И даже не сказал, что внук у него дурак, о бабах только и думает.

— Пойдем-ка, внук, к лесу ближе. Там костерок разведем, обсохнешь немного. Да я тебе кой-чего расскажу. А то скоро темно уже совсем станет.

Расположившись у кромки леса, Горкины развели огонь. Небольшой костер уютно потрескивал, согревал тело и душу. Еловый лапник, на котором они сидели, неприятно покалывал голую Сашкину задницу. Одежда сушилась, насаженная на палки, исходила парком. Лес стал черным, на небо, чуть подсвеченное спрятавшимся за горизонт солнцем, взобрался молодой месяц. Дед достал из рюкзака бутерброды и термос, молча перекусили.

— Дак чего, дед, сапог нет, в носках по лесу не побегаешь, может перекинуться , да волком домой? И телефон утоп, как теперь матери сообщить, что в порядке мы? Чего делать-то?

— Еще чего. Если одежку и рюкзак на себя можно увязать, то как сапоги мои нести? Может ты в пасти потащишь, умник? И клюкву жалко оставлять.

Где-то на болоте жутко застонала выпь. Сашка дернулся, и глянув на деда заметил, что тот внимательно следит за трясиной. Над черной топью тут и там вспыхивали и гасли огоньки, как будто кто-то зажигал поминальные свечи. Белые, зеленоватые, они плыли над болотом, невысоко паря в воздухе. Одни гасли, другие загорались, перемещались над темной поверхностью, подсвечивая искореженные силуэты сгнивших деревьев.

— От сука, блудички зажигает. — дед вытряхнул чашку термоса и поставил ее у ног. — Ты же знаешь, кого видел, да?

Сашка поежился, сидеть в одной дедовой куртке было холодно. Подгреб лапника под себя побольше.

— Ну, теперь-то думаю, может то русалка какая была?

— Ты вообще слушаешь, что я тебе говорю? Тебе лет десять было, про всю нечисть в округе тебе рассказал! Или ты тупой? Запомнить не можешь? Болотница это была.

Сашка удивленно вскинул брови - нихрена он не помнил, тогда его больше интересовало, даст дед после “оборота” в волка самому зайца поймать или нет. Все лекции о населении ближних лесов как-то прошли мимо.

— Это хозяйка болота. Видишь блуждающие огни? Она их зажигает, приманивает заплутавших. Иногда это девушки, которые тут нечаянно утонули, или их нечистый дух сюда заманил. А бывает что она сама по себе появляется, злобная сущность, что ждет жертву. Как девка красивая выглядит, да только стоит на нее боковым зрением взглянуть - тут вся суть ее и откроется. Ноги у нее, как у утки, с перепонками и когтями, кожа белесая, прозрачная, глаза как у жабы и рот как у сома. Обещает подарки, плачет горько, ты помогать побежишь, да тут и сдох. Утянет в трясину, тока пузыри и пойдут. Понял теперь?

— А она красивая такая была, дед. Ямочки на щеках… — звонко треснуло в затылке от очередной оплеухи, и сразу расхотелось рассказывать о красотах болотницы.

— Идиот. О, смотри-ка,не иначе твоя ковыляет.

От болота прямиком к костру двигалась маленькая фигурка. Вот уже видно, как бледное личико маячит над низкими кустами травы, раскачивается, словно переваливается с ноги на ногу. Застыла не доходя до освещенного места, издалека только глаза красным отсвечивают.

— Ну, чего надо? — крикнул дед.

Болотница придвинулась на два шажка ближе.

— А и чего наааадо, да что бедной сироте нааадо, — тоненьким, детским голоском заныла она, — помогите, люди добрые, голодная, холодная, всеми забытая. Ох, горе-горюшко, матушка померла, батюшка в болото завел да тут и оставил. Помогите, домой отведите.

— Ты давай тут, не жалоби. Знаю я, где твой дом. Пошла в болото!

Белое лицо, еле различимое в отсветах костра, вдруг искривилось, распахнулся черный огромный рот, существо басовито загудело, звук становился все выше, и вот оно уже вопит так, что уши режет, трава пригинается, словно ветром. Заскрипели, зашумели деревья, на болоте заухало, захлопали крыльями ночные птицы, взвиваясь ввысь. Сашку продрала дрожь, мурашки табуном промчались по спине. В мозгу вспыхнула ярким светом табличка “Оборона!”, парень вскочил, сбросил куртку и пошел в “оборот”. Губы и нос вытянулись и почернели, шерсть полезла из гладкой кожи, руки укорачивались, уши удлиннялись. Опустившись на четыре лапы молодой оборотень взвыл и кинулся к орущей белой фигуре. Но та взмахнула рукой и волк кубарем откатился назад. От обиды зарычал, снова прыгнул. И так же отбило, словно тугим потоком ветра снесло. Рот закрылся. И опять тишина, только костер потрескивает.

— Уходите. — зашипела болотница.

— Сапоги отдай, дура! — Санька был в ярости. — Как я уйду, в носках?!

— Уйдешь как пришел. И весело помашешь мне рукой.

Перед волком снова стояла рыжеволосая девушка с ласковой улыбкой. Вот только она теперь ему не нравилась. Совсем. После того, как разглядишь такую сущность в даме, то уже и милые улыбки не помогут. Тут с лапника поднялся дед Иван.

— А может поменяемся, а, красавица? Ты нам сапоги, что в твоем болоте утопли, а мы тебе одну вещь дадим. Очень нужную. Тебе такую еще лет сто никто не даст.

Девица потопталась и сделала еще шаг вперед. В прорехе старого разодранного платья стали видны ее короткие толстые ноги с утиными лапами.

— А чего дашь, старый? — блеснули интересом зеленые глаза.

— Смотри, чего.

Дед вытащил из кармана рюкзака большую катушку суровых ниток. Санькина мать просила принести, чтоб грибы нанизывать для сушки, да дед забыл выложить. А тут вспомнил, что болотницы уж очень охочи до всякого текстиля и ниток. Тоже ведь женщины, как-никак.

— Ниточки? Для бусиков? — восторженно взвизгнула хозяйка болота.

— Для бусиков. — дед отвернулся и сплюнул через плечо. — Тьфу ты, и эта туда же.

Болотница обернулась и закричала что-то в сторону болота. Из недр трясины раздался обреченный гулкий стон. Потом из топи выползло нечто, больше похожее на большой ком грязи, облепленный мхом и ряской, выплюнуло откуда-то из недр своих Санькины сапоги и еще что-то, опутанное водорослями.

— Давай ниточки! — болотница вытянула полупрозрачную, белесую руку, раскрыв ладонь. Между пальцев натянулись перепонки.

Старый оборотень бросил ей нитки, та ловко поймала катушку и радостно вереща, поковыляла в темноту. Блуждающие огни на болоте стали перелетать ближе к хозяйке, видимо, чтоб она лучше рассмотрела свой подарок.

Сашка облегченно вздохнул, перекинулся обратно. Подобрал сапоги и пнул то, что досталось в довесок по такому шикарному обмену. Какая-то деревяшка, что ли. Подобрал и ее.

Вылил из сапог воду, насадил на палки, чтоб немного просохли. Пока возился, услышал как за спиной озадаченно хмыкает дед. Обернувшись, он увидел, что дед держит в руках человеческую руку, крепко сжимающую топор. Рука, отломаная у предплечья, была коричневой, уже мумифицировалась, но очень хорошо сохранилась. Даже складки ткани на рукаве. На коричневой коже пальцев проступали темные пятна, похожие на татуированные перстни. Лезвие было покрыто ржавчиной, но если почистить, то может вполне еще послужить. На топорище были вырезаны буквы ИК -23/5, и еще что-то затертое от прикосновения рук.

— Ого, ничего себе! Значит тот зек в гости к нашей рыжуле угодил. На вечное поселение. Дед, ты чего делаешь? Выкинь это!

Старик сноровисто отломал пальцы покойного от топорища и выкинул руку в кусты.

— И топор выкини.

— Не, топор себе оставлю. Такая вещь… Памятная. Когда еще такой подарок от хозяйки болота получишь - жизнь и руку мертвеца. С топором.

— Так и руку тогда забирай, — Санька подпрыгивал на месте, пытаясь попасть ногой в штанину, — это ж такой сувенир. Приколотишь в сенях, будешь шапку на нее вешать.

— Поговори еще… Оделся, собрался? Взял корзину и пошли.

Затушив костер, оборотни растворились в темном лесу. Чтобы дойти до дома ногами - ночь не помеха. Помехой была дедовская хозяйственность.

В предрассветных сумерках по деревне крались двое - дед и внук Горкины. Перед деревней договорились тихо пройти, не разбудив соседских собак - те подняли бы лай, они разбудили бы хозяев и возник бы тогда резонный вопрос - какого черта этих двоих тут носит посреди ночи? И так слухов полно, множить их незачем.

Дед крался, бухая резиновыми сапогами о пыльную дорогу и бухтя про то, что японские ниндзя просто дети по сравнению с ним в искусстве бесшумности. Сашка загребал ногами гравий на обочине, смачно чавкая мокрыми стельками в забродах.

Собаки безмолвствовали. Видимо, из солидарности с ночными гуляками, а может были поражены такой тактикой скрытного передвижения. Дед склонялся ко второй версии.

Решив не будить мать с отцом, Сашка пошел спать к деду. Едва зайдя в дом, он сбросил вонючие влажные шмотки и упал на диван. Дед Иван успел разуться, повесить куртку на вешалку и, сидя на кровати, стянуть штаны. Сон одолел его в секунду, и вот уже дом подрагивает от мощных раскатов храпа обоих конспираторов. Две полные корзины с “оченно полезной” ягодой клюквой, будь она неладна, стояли в коридоре.

Памятный тяжелый трофейный топор дед выкинул где-то в лесу, тайком.

… В розовых рассветных лучах, посреди топи, на большой кочке покрытой влажным мягким мхом, сидела страшненькая болотница. Сосредоточенно выпучив и без того большие жабьи глаза, растянув в улыбке сомовий рот, она увлеченно нанизывала алые ягоды на суровую нитку, орудуя длинной ржавой иглой. Иголку ей подарили лет 50 назад, а вот ниток очень давно не было. Довольная хозяйка топи закончила третью низку, завязала узелок. Надела красные бусы в три ряда и радостно засмеялась.

— Ух-уху-ху-ху! — гулко разнеслось над болотом. Лягушки испуганно попрыгали в воду, мелкие птички в ужасе вспорхнули с веток.

Ну, а что еще женщине для счастья надо? Свой дом и бусики.

Продолжение следует...

Всех люблю, обнимаю, адски стучу по клаве!

Пишите комментарии, кому понравилось, кому не понравилось, кому лень - ставьте плюс!)

И заходите в гости в мой паблик, кто хочет пообщаться)

Уже готова озвучка от Паши Тайги для ЛЛ, вышло очень здорово.)

Санька валялся на диване и смотрел вместе с дедом кино по телевизору. Показывали старый фильм про войну, дед его сто раз уже видел, но все равно упорно смотрел от начала до конца, предварительно отметив время показа в программке. “А зори здесь тихие” рвали деду сердце, но он мужественно терпел. Иногда от нахлынувших чувств он начинал шумно прихлебывать чай из чашки, чтобы скрыть, что у него ком в горле опять стоит. Вот и сейчас дед Иван засёрбал, украдкой покосился на внука, и потер глаза. Саня сделал вид, что не заметил. Как всегда. Пошел рекламный блок, на экране кудрявый вьюнош в белом запрыгал по ступенькам, и отчаянно лажая запел про то, что у него что-то начинается. Понос у тебя начинается, лениво подумал Санька, так повизгиваешь.

— От ити его мать! Кого в телевизор теперь пускают! — заругался дед. — Голосок, как из жопы волосок - тонкий и нечистый. А туда же лезет.

— Да ладно тебе, деда, сейчас таких туда не за голос пускают.

— А за чего?

— За глубокие, луженые глотки.

— Какие еще луженые? — взъярился старик, — Вот в наше время певцы были — Муслим Магомаев, Эдуард Хиль! Да тот же Лещенко. Как запоют - душа радуется. А это что? Певец с погорелого театра.

Дед встал и пошел на кухню, долго гремел там посудой, потом вышел с кружкой от которой пахло коньяком. На вопросительный Санькин взгляд дед махнул рукой.

— Аж сердце защемило. Такую культуру просрали. … Это - для нервов.

Нервы были сиюминутно успокоены.

Теплый летний вечер заглядывал в раскрытые окна, нежно перебирал складки тонких занавесок, развешивал серебряную фольгу звездочек на бархатном синем небосклоне. Пыль на улицах приглушала шаги редких прохожих, к деревне Тихое подкрадывалась ночь.

Сане стало скучно, он вышел во двор, уставился в небо. До полнолуния еще далеко. В доме Дошкиных горел свет, тихо играла музыка. Он подумал, не пойти ли к Костику в гости, но тут в животе заурчало и голод повел его на кухню. Пока дед досматривал фильм, Санька успел пожарить картошки, пару кусков мяса, сходил с фонарем в теплицу за огурцами, нарвал на грядке душистый укроп. А после ужина и вовсе идти куда-то расхотелось. Даже домой. Позвонил матери, предупредил, что ночевать у деда будет. Дед Иван был рад компании, но через полчаса стал клевать носом, в полусне бормоча ругательства в адрес современного телевидения, Ельцина, и местных депутатов. Санька довел деда до кровати, уложил его и слушая мощный храп, сотрясающий стены старенького дома, решил, что спать пойдет в гараж.

В гараже у Сашки был рай. Когда дед отдал Дошкину “Урал”, места стало больше, и как парню рукастому ему захотелось тут все преобразить. Что он и сделал. Вынес весь хлам, годами копившимся семьей Горкиных, побелил стенки, притащил от брата Лешки почти новый диван, который Лешкина жена хотела выкинуть, собрал по соседям ненужную мебель, кое-что отреставрировал, сколотил верстак во всю стену. Шкафчики, крепления для инструмента, телек бабки Шустовой купил за копейки у наследников. Красотища!

Но, не хватало техники, которую в этом прекрасном гараже можно ремонтировать. И тогда Сашка забрал у дядьки давно стоящую у него в сарае Верховину- 4, под реставрацию. За год он прилично с ней ухайдакался, но результат его радовал. Даже краску подобрал как родную. Красный мопед стоял в углу и скромно отблескивал хромированными деталями. Пару раз он нем уже выезжал на местную дискотеку и произвел фурор. Молодые парни со знанием дела кивали головой, каждый считал своим долгом произнести : “Ретро - это круто!” и поднести мастеру стопарик самогонки. Обратно Саня ехал в таком боевом настрое, что его даже “хлопнуло” прямо в седле.

“Хлопнуло” - так Сашка назвал внезапное, незапланированное обращение. В принципе, у оборотней это заканчивалось после пубертатного периода, но все же иногда случалось, как говорил дед - от чувств-с.

Долго еще ходили по деревне слухе о собаке Баскервилей на мопеде. Глаза -во! Уши- во какие! Зубища! Потом правда все сошлись на том, что это цирковой волк сбежал. Уж очень радостно скалился. Угнал мопед, на котором медведь катался по арене. Кормили плохо в Челябинском цирке - ну и вот.

Улегшись на продавленный диван, Саня натянул одеяло до подбородка, и подбив подушку, сладко зевнул. Приятно пахло бензином, мазутом, в приоткрытую дверь со двора задувал теплый ветер, приносивший запах ночных цветов и прогретой земли.

Проснулся он от странных звуков. Как будто на чердаке гаража кто-то ходил. Нет, даже бегал, топоча маленькими ножками. Топ-топ-топ, сюда.. Топ-топ-топ, туда… Что-то шебрушало, постукивало. Саня прислушался. Домовых в их деревне сроду не бывало. Не приживались они здесь. И так всяких диковинных существ хватало. Один Костин Зайка чего стоит. “ Аааа.. вот это кто. Ах ты ж жопа мохнатая! И чего заперся-то на чердак. Там только тряпки старые и стекловата.” — парню так хотелось спать, что через секунду стало плевать на посторонние звуки.

На чердаке что-то упало. Сашка подскочил спросонья, застучал в стенку гаража.

— Зайка, сволочь! Чего там шаришься? Вот я ща кому-то окорока пообглодаю! Пшел вон!

Наверху все стихло, парень повернулся на другой бок, решив что утром сходит все же к Косте.

Нормально поспать так и не удалось. В следующий раз он проснулся от какой-то возни, доносившейся сквозь доски потолка. Он сел на диване и прислушался. Возня затихла. Зато стало слышно, как кто-то бормочет невнятно, словно жалуется, ноет. Слова было не разобрать, но голос вроде как женский. Сашке стало не по себе. Никакая женщина не могла забраться на чердак гаража незаметно. Чтобы подняться до дверки, ведущей туда, нужна длинная лестница, а она стояла за домом. Бесшумно притащить ее никто не мог.

И еще в гараже странно пахло. Гнилью и сыростью. Он потянул носом. Казалось, что запах накрывает его плотной волной, мерзостно ввинчиваясь в ноздри. Он быстро оделся и выскочил за дверь. В предрассветном сумраке дошел до дома, проверил деда - тот еще спал.

Ну что ж, придется самому лезть, подумал Сашка, взял с кухни фонарь и здоровый ножик. На всякий случай. Притащил из-за дома лестницу, приставил к лазу. Дверца была открыта. Ветер, что ли был… Не хотелось верить, что кто-то мог бесшумно, по стене гаража, залезать в это темное место на ночевку. Осторожно переступая по ступенькам, Санька долез до дверцы, осторожно заглянул. Вроде все тихо. Первые лучи рассветного солнца уже пробрались внутрь проема и ничего подозрительного не высветили. Осмелев, парень взобрался повыше и влез на чердак.

Включил фонарь. Вокруг царила разруха. Аккуратно сложенные до этого коробки с вещами были раскиданы, из них вывалились старые тулупы, ботинки, сломанные рамки от фото, все то, что деда хранил “на всякий пожарный случай”. Ржавые инструменты валялись на полу, заляпанные каким-то вонючим белым дерьмом. Саня посветил по углам и решил, что может и вправду Зайнабар тут чего-то искал. Он может и не так напакостить. Собравшись уже наружу, он вдруг заметил копошение у стены, за коробками.

— А ну выходи, срань поросячья, а то ща меня как хлопнет, я ж тебе кадык вырву! — молодой оборотень был зол, как сто чертей. Надо же, свинья какая, все раскидал, засрал, и еще прячется тут. Костя его, что ли, выгнал?

За коробкой заскреблось, зашуршало и над краем побитого молью пальто появилась детская голова. Но, какая-то странная. Маленькое, замурзанное личико с огромными глазищами, большим ртом, словно принадлежало взрослой женщине. Сашка недобрым словом помянул лилипутов, что видел в цирке, там были такие же. Дети со взрослыми лицами. Он их тогда до жути испугался.

— Ты чего здесь делаешь? — Сашка направил луч фонаря прямо в лицо незваной гостье. — Выходи, не бойся.

Из-за коробки медленно выбралось нечто.

Эта голова была присобачена на тело птицы, типа крупного индюка. Длинная голая шея плавно переходила в тушку, покрытую перьями. Переваливаясь на толстых жилистых лапах с черными когтями, оно стало подходить ближе и ближе. На голове, среди длинных запутанных волос Саня разглядел что-то похожее на венец, вросший прямо в лоб, в мясо и кости. Украшение тускло блестело золотым, цветные камешки, что были в него вставлены, местами повыпадали, но все равно было видно, что вещь очень дорогая. Глаза женщины - птицы пристально следили за руками парня.

Переведя взгляд ниже, Санька чуть рот не открыл. А ниже была грудь. Самая настоящая женская грудь. Небольшого размера, как раз чтоб уместиться на передней части этой индюшки. Легкие перышки окружали все это грязноватое великолепие, словно боа. Это птичье недоразумение подошло поближе, потряхивая “игрушечными” сиськами. Да они были как половинки крупных яблок, и парень прикидывал, поместятся они в одной его ладони или может только в двух? Эта мысль так заворожила, что он не заметил как птичка подкралась совсем близко.

— Смотри в глаза. — голос у нее был словно сотни хрустальных колокольчиков начали перезвон. Мелодичный, чарующий. — Смотри в глаза.

Сашка дернулся, быстро вскинул взгляд выше. На близком расстоянии это существо казалось еще неприятней. А уж в семье оборотней чего только не увидишь.

— Я спою тебе песню, слушай. — птица запрокинула личико, глаза ее закрылись белыми пленками вторых век.

Почувствовав, что не может двинуться с места, Саня крепче сжал рукоять ножа. Если что - будет индюшачий суп на обед. Башку куда-нибудь выкинет. Никто и не узнает, если что.

А птица начала петь. На лбу ее, перетянутом вросшим венцом, вздулись вены, на шее выпятился зоб, вибрирующий от резонанса. Никаких слов не было. Просто вселенская скорбь, темная печаль и слезы изливались из глотки этого чудного существа. Мелодия вытягивала силы, мутила разум, резала душу острыми лезвиями.

Это было мучительно и прекрасно. Сладкая боль, выворачивающая сердце наизнанку, тоска по не встреченной, но такой желанной любви, вся тщетность бытия, понимание, что жизнь его пустая и никчемная, охватили парня. Ему захотелось срочно умереть. Прямо сейчас. Потому что на той стороне его будет ждать та, кто будет любить его так сильно, как никто и никогда. Она станет смыслом его существования там, научит тайному, покажет все чудеса миров. И вот уже она тянет ему навстречу руки, зовет, надо только сделать лишь одно движение. Воткнуть в себя нож.

Подними руку, пела птица, и ты встретишь любовь всей своей жизни. Подними, воткни в сердце. Так глубоко, как ты хочешь. Наслаждайся любовью в смерти.

Саня стоял и жутко улыбался. Рука крепко сжимала нож. Вот сейчас. Так и надо, это самый лучший момент в его жизни. Самый лучший. Птица выводила рулады, словно в забвении, звала в мир, где нет боли и несчастий, где только любовь, всепоглощающая любовь. По телу пробежала дрожь, рука с зажатым ножом стала подниматься.

В проеме лаза на чердак появилась взлохмаченная голова деда Ивана.

— А ты ж епт твою мать! А ну заткнулась, мразота! — старик быстро втиснулся в дверцу и с размаха пнул голосящую птицу. Та, угрожающе заклекотав, отлетела за коробки. — Ты чего стоишь, олух, уши развесил?

Дед пнул внука под задницу. И тут все как рукой сняло. Отвесив на всякий случай еще и подзатыльник, старый оборотень стал выпихивать Саньку в дверь, придерживая того за шкирку, чтоб не упал ненароком. Парень резво стал спускаться по лестнице вниз, еще не до конца понимая, что же сейчас произошло.

Нахмурившись, дед выволок из-под груды пыльных шмоток спрятавшуюся там птицу.

— Что ж так плохо за тобой, дурой, смотрят. Убежала значит опять. От бестолочь. И пришиб бы тебя, да дедко мне запретил. — Горкин выудил из кучи хлама старый чулок, принадлежащий покойной супруге его, Зинаиде, и держа птицу за шею, стал обматывать вокруг ее головы, перевязывая рот. — Все, отпелась. Оружие всеобщего поражения, тоже мне. Посиди тут, пока не придут за тобой.

Птица захлопала крыльями, из-под них посыпались белые черви, опять невыносимо запахло гнилью. Дед Иван чихнул, и еще раз пнул существо под хвост.

— Гадюка вонючая, от принесло на наши головы. Ты ж всей деревне гнилушку наслала. — и старик, ругаясь под нос, полез к выходу, переступая раскиданный хлам. — Засрала все, тварь райская, чтоб тебя.

Дед вылез на лестницу, плотно закрыл дверцу чердака и тщательно задвинул щеколду.

В доме, на кухне, сидел Сашка и тупо смотрел в стену. Его еще не отпустило чувство, что там, после смерти, есть что-то лучшее, где-то в груди саднило, к глазам подкатывали слезы. Теперь он никогда не узнает.

Еще один дедовский подзатыльник совершенно убрал тягу к познаниям таинственного.

— Дед, что это? Я ее нашел на чердаке. Она так поет… Я аж убиться захотел.

— Вот внучок, она-то поет. А не эти, из телевизора. Она так поет, что все вокруг гниет и превращается в тлен. И если бы ты был обычным человеком, то давно бы уже мертвый был. Это Сирин, птица райская. Да как в Ирии время застыло, и боги - кто заснул, кто здесь теперь живет, так и смотреть за ними некому стало. Их же две было - Сирин и Алконост. Сирин как петь начнет - так тысячное войско может положить. Люди себя забывают, сами себя к смерти ведут. А вокруг все гнилью исходит. Болезни, мор начинается.

— А вторая? — Сашка наконец-то пришел в себя, и сидя рядом с плитой, стал таскать со сковородки остатки вчерашней жареной картошки.

— Вторая - Алконост, птица что радость поет. От Сирин отличается тем, что кроме головы женской да груди, у нее еще руки есть. И поет она так, что от радости можно с ума сойти. Но хоть гниль и болезни с собой не несет. Да тока говорят, что убили ее давно. Мол, кому такая радость нужна. Эти птицы, хоть и могут жить бесконечно долго, но на нашей земле смертны. А вот Сирин оставили, на случай нападения врагов. Как оружие массового поражения. Чего смеешься? Подзабылось, как 15 минут назад ножичком себя пырнуть хотел? А? Думал, я не видел? Охламон!

И Саньке снова прилетело по затылку. Но так уже, больше для проформы, любя.

— И откуда она у нас-то взялась? — парень потер затылок.

— А вот я тебе сейчас расскажу. Далеко от нас, в глухой тайге есть маленькая деревушка Гнездовье. Нет туда дорог, и дойти туда может не всякий. Один раз я там был, в 1953 году. Еще мой отец был жив. Дней пять туда шли, от сторожки за Харлушами уже волками пробирались. Живет там древнее племя крылатых людей. Мало их осталось. Уже тогда молодые резали себе крылья, да уходили в большие города.

— Че, прям как ангелы? — Сашка слушал и дивился. Хотя, чего такого. У кого-то крылья, а у кого-то хвост и шерсть лезет, прям по лунному календарю.

— Ну, когда их было больше на земле, люди так и думали. Хотя, характер у народа этого скверный, обычаи и мораль совсем другая. Они больше хищную птицу напоминают, чем человека. Ну так вот. И есть у них испокон веков обет, данный старым богам - охранять райских птиц. Да вот время только идет быстро, не могут они всех сохранить. Феникс еще при Святославе Мудром истреблен был. Хотя вроде бы - такая птица, что из пепла возрождается. Ан нет. Нашлись хитрые людишки. Гамаюн - тоже говорят, где-то сгинула. Ходили слухи, что сидит в заточении, до сих пор советы власть предержащим дает, ибо знает она все на свете. Да вот видать врет отчаянно, затуркали они ее. Иначе как объяснить то, что в мире нашем происходит?

— Да им там попугаи советы дают, дед. Вот и все объяснение. Давай дальше уже.

— Вота, а в деревеньке той, посреди стоит столб железный, а на нем сидит птица Сирин. Прикована она к столбу, и рот у нее сосновым варом заклеен. Пока батя ходил к старосте деревни на переговоры, я там под столбом ошивался. Смотрел на диковину. Так эта курица мне прям на лоб сиранула. И насыпала с крыльев на меня опарышей своих. Специально, ты понимашь? — дед Иван возмущенно стукнул ладонью о стол.

Санька хихикнул, представив деда в белых вонючих ляпках. Но, увидев грозный взгляд и вознесшуюся для очередного подзатыльника жилистую руку, быстро принял серьезный вид. Однако, сам по этому дерьму ходил.

— А чего это вы, деда, там вообще за переговоры вели? — вопрос должен был отвлечь старика от неприятных воспоминаний.

— Да чего.. Хотели помощью крылатых заручиться. В те годы-то повылазило нечисти всякой, злобной, древней, нам не понятной. У нас тут шастало всякого - ого-го.

— И что, получилось?

— Ага. Послали они нас. Мол, у них свое предназначение, у нас свое. Они птицу стерегут, а вы сами по себе справляйтесь. Она же у них сбегала уже, во время войны. Еле нашли и вернули.

— А как теперь ее вернуть?

— Да как… — дед почесал макушку. — Если сами за ней не придут, то придется прибить. Будем ждать пару дней, больше нельзя - иначе погниет все в округе. У крылатых-то там столб на котором она сидит заговоренный, не может Сирин им навредить. А нам - может. Хоть и не со зла. Тупая она, мозгов там-канарейке на хер не намажешь. И, давай завтракать.

Саня встал и открыл холодильник. Все продукты в нем были покрыты плесенью, овощи почернели, колбаса воняла аж сквозь пакет. Вот тебе и ночная гостья. Сгнило все. А если такая задержится хоть на пару недель, в округе начнется голод. Надо скорей ее спровадить. Жаль что с крылатыми связи нет.

— Ты, внук, сбегай-ка к матери, дом ваш дальше, может туда ее песня не достала. Возьми чего, хлеба там, яйца. Ох ты ж, Костик-то! — дед всплеснул руками, — Костя -то рядом. Ты давай, домой, а я к Дошкиным. Проверю, как он там.

Дед Иван толкнул незапертую дверь и вошел в дом соседа. Было тихо. Горкин подумал что все, может парня и нет уже. Не уберег. Забыл. Дрожащей рукой он толкнул дверь из сеней в комнату.

Спиной к нему сидел Костя, в трусах, майке и наушниках, ожесточенно кряхтя и щелкая мышкой от ноутбука. Дошкин рубился онлайн в Баттлфилд.

— Костя, — дед облегченно выдохнул, — Костя! Да что ж такое-то!

Живительный подзатыльник заставил Дошкина резво обернуться, сверкнув красными, как у кролика, глазами.

— Дед Вань, вы чего? — Костик стянул наушники.

— Да зову тебя, зову…

— Так я же не слышу. — Дошкин ткнул пальцем в экран. — Играю! Что хотели-то?

— Да ничего, внучек, ничего. Играйся. — Горкин погладил Костика по голове,словно хотел убедиться что тот действительно живой. — А ты чего, не спал еще - глаза краснющие? Ну-ка, пошел в кровать.

Дед выволок парня из-за стола, довел до кровати, несмотря на протесты, подоткнул одеяло со всех сторон, и ласково глядя на засыпающего Костика сказал:

— Ты... это, к холодильнику потом не ходи. Нечего тебе там делать.

— Голодом заморить решили, да? — пробормотал сквозь сон Дошкин.

— Ага, — радостно подхватил дед Иван. — Жрать тебе ничего не дам.

Погладил почти родного внука по голове, и пошел в свой двор.

По пути к матери Саня проходил мимо дома ведьмы и видел чудесное. Толпа местных баб под предводительством Машки Косой устроила перед маленьким заборчиком митинг.

— Танька, курва, выходь! — орали бабы и трясли в воздухе прихваченными с собой вилами. — Это все твои чары! У нас все молоко скисло, утреннее! Хлеб погнил!

Женщины орали и толкались, кто-то бросил тухлое яйцо в окно беленького дома.

Татьяна стояла на крыльце и орала в ответ, что это не она, дуры вы. У нее тоже все погнило. Бабы не унимались. Санька резвым кабанчиком пробежал мимо сборища, желая проскочить незамеченным. Но, ведьма его увидела.

— Крылья летят за гнилью! — крикнула она, — Слыхал, Горкин? Скажи деду, что я позвала их.

Сашка ничего не понял. Добежав до родительского дома, он обнаружил пустой холодильник. Видимо, дома была та же история. Только мать, уходя на работу, успела все выкинуть. Он понесся в магазин, к Ирке, но там было закрыто. Видимо, товар весь тоже испортился, торговать было нечем. Еще пара дней и за еду начнутся драки.

Вернувшись к деду он застал его в саду. На кустах смородины в паутинных коконах ворочались жирные гусеницы. До вечера они вместе опрыскивали кусты в надежде спасти хоть часть урожая. Потом таскали картошку из погреба, тоже все на выброс. Есть хотелось, но кроме воды ничего не было, и та на вкус как тухлая. В животе урчало, Санька злился все больше. Дед завел рассказ про войну, как голодно было, да внук его оборвал, отметив, что в лесу завсегда мясо бегает. Так что - не надо тут.

— Если до завтра никто за Сирин не придет - сверну ей башку. И на охоту пойдем. — старый Горкин слов на ветер не бросал..

К ночи ближе Сашка вспомнил, что в кладовке есть тушенка и еще какие-то консервы. Откупорив банки, наскоро поужинали и легли спать, пока опять есть не захотелось.

Дед храпел, Саня пялился в потолок. Идти спать в гараж вообще не вариант, домой тоже не хочется. Внезапно в крышу дома что-то бухнуло, как будто сверху упало тяжелое. По шиферу заскребло. Старый оборотень затих.

— Саня, слыхал? Чой-та? Вроде нам на крышу кто прыгнул. — дед завозился в постели, встал, и нашарив тапочки, пошел в сени. Внук тоже быстро впрыгнул в шорты и выскочил за ним. Щелкнул выключатель, во дворе загорелся фонарь. На крыше дома сидел человек. За спиной его были видны большие серые крылья, в свете фонаря отблескивающие серебром.

— Дедко прилетел! — старый Горкин приветственно махнул рукой человеку на крыше. — Спускайся к нам, уважаемый.

Захлопали огромные крылья, и рядом с открывшим рот Саней приземлился очень худой, жилистый старик с круглыми, почти совиными глазами. Волосы его, убранные в косу и длинная борода были белее снега. Одежда из кожи явно сшитая вручную, на широком поясе какие-то сумочки, мешочки. Но больше всего парня поразили крылья. До сих пор он думал, что ангелы - это выдумка, а здесь перед ним стоит человек, который прилетел. Как птица прилетел. Пока

Сашка разглядывал гостя, дед успел переговорить с ним, пожелать здравия всей родне крылатого, поругаться и помириться.

— И как же ваши ее стерегут? — распинался дед, — На сиськи поди пялятся до одурения? Как смогла птица прикованная улететь?

— Да некому уже пялится-то. Осталось нас всего семеро, старики одни. А там видать кольцо на лапе-то ржой пошло, рассыпалось. Ковали когда - веков пять назад. Вот она и вырвалась. Уж простите нас, недоглядели.

— Забирай эту срань побыстрее, а то у нас весь урожай коту под хвост пойдет.

Доставать с чердака птицу Сирин полезли вдвоем — дед и внук. Пока ловили, извалялись оба в стекловате да пыли. Дед все тапки в дерьме вонючем извозюкал. Птица била крылом, наскакивала сверху, пытаясь расцарапать лицо. Саня успел схватить ее, прихватить руками крылья. Выяснилось, что чулок, которым завязали рот, Сирин почти перегрызла.

— Погодь. — дед стал рыться в старых вещах, раскиданных по всему чердаку. В одной из коробок он откопал белый сатиновый лифчик размера шестого. — Зина, прости, но подарю другой.

Если бы покойная Зинаида Андреевна видела — кому, скорей всего, она бы не возражала.

Горкин нацепил бюстгальтер на Сирин, прижав той крылья, и завязал на спине узлом. В одной из чашечек могла поместится голова птицы целиком, но дед тут райской птице не примерочную в “Викториас Сикрет” устраивал, а руководствовался сугубо практическими соображениями.

— От теперь красота. И брыкаться не будешь, и тепло будет. Да и скромнее надо быть.

Сирин прожигала старика ненавидящим взглядом, грызя чулок. Саня зажал подмышкой райское существо, мотающее головой и стал осторожно спускаться по лестнице.

Крылатый бережно принял птицу на руки и стал успокаивающе гладить ее по голове.

— Пять минут подождите еще, — Сашка метнулся в гараж, вспомнив, что там валяется одна вещь, которая ему не нужна, а вот для птички может пригодиться.

Горкины смотрели, как тяжело взлетает крылатый человек, придерживая руками привязанную к его груди сказочную птицу. Сирин была крепко зафиксирована белым бронелифчиком, чашки которого могли вместить по небольшому арбузу, а рот ее был надежно заткнут красным шариком, крепящимся на толстых кожаных ремешках, застегивающихся на затылке. Облегченно проводив взглядом удаляющуюся фигурку в ночном небе,они пошли в дом.

— И откуда ж, внучок, стесняюсь я спросить, у тебя такая полезная штучка взялась, а? — ехидно улыбаясь спросил дед.

Уши у Сашки покраснели.

— Да это я… на алиэкспрессе ремешок для часов заказывал, а там перепутали что-то. Не то положили.

— Ага.. Ага.. ну, бывает, чего ж. А теперь спать давай, Казанова.

Саня пытался еще что-то возразить, но сон закрыл ему рот.

Теплый ветер принес с улицы запах цветов, свежескошенной травы и чуууть-чуть запах птичьего дерьма.

На ночном небе мерцали серебряные звезды, в деревне Тихое царил покой и порядок, принятый испокон времен.

Небольшой спин-офф на деревню Тихое. Здесь главные герои - соседи Костика Дошкина, оборотни Горкины, дед и внук.  Про них будет части три -четыре.

Уже готова озвучка от Паши Тайги для ЛЛ, вышло очень здорово.)

Всех люблю, обнимаю, адски стучу по клаве!

Пишите комментарии, кому понравилось, кому не понравилось, кому лень - ставьте плюс!)

Прочла сейчас вот этот пост, что вышел в лучшее.  История одной любви

Там ТС описывает, как бедная девушка 15 лет оставшись одна после смерти родни после начала войны, смерти отца на фронте, умудрилась найти на своем огороде после наступления наших войск  раненого немца, что до этого таскал ей сгущенку, ибо красоты она была небесной. По словам ТС - как Анджелина Джоли. И спрятала его на чердаке на год. А потом обзавелась от него пузом. А потом и другими детьми. Не знаю, насколько правдива эта история, но ТС благодарит дедушку со странным для немца именем Ежен за любовь к бабке. 

По этому поводу хочу вспомнить тех девушек, что не продавались за сгущенку.

Фото даже не буду прикреплять. И так все видели.

Мария Щербак.

Ушла на фронт в 15 лет под именем своего погибшего на фронте брата Владимира. Стала пулеметчицей 148-й стрелковой дивизии. Мария закончила войну старшим лейтенантом, кавалером четырех орденов.Рядовой Мария Щербак была направлена в 664-й стрелковый полк 148-й стрелковой дивизии 13-й армии, но опасаясь что к ней будут относится предвзято, подстриглась под «канадку» и выдала себя за убитого старшего брата Володю. В течение нескольких месяцев никто не знал правды о ней. В одном из боёв она была ранена и потеряла сознание, чтобы освободить дыхание санитар разорвал гимнастёрку, так выяснилась правда. После госпиталя она вернулась в полк, но прозвище «Володька» осталось за ней. С декабря 1942 по июль 1943 была командиром пулемётного отделения 654-го стрелкового полка 148-й стрелковой дивизии. В апреле 1943 года она отразила атаку немцев, уничтожив около 40 бойцов врага. За этот подвиг Мария Щербак была награждена орденом Отечественной Войны I степени[2].

Во время Курской битвы в одном из боев, когда бойцы залегли под шквалом огня немецких автоматчиков, Мария Щербак своим личным примером, с гранатой в руке, подняла бойцов и повела их в атаку. Враг вынужден был прекратить наступление. В этом бою она прикрыла собой своего командира от разрыва мины, а сама была тяжело ранена. За этот подвиг она была награждена орденом Красного Знамени[2].

С ноября 1943 по февраль 1944 года была командиром пулемётной роты, а затем командир взвода автоматчиков в звании старшего лейтенанта[3].

В сентябре 1945 году демобилизовалась из армии и вернулась в Воронежскую область. Окончила Усманскую медицинскую школу в городе Усмань (ныне Липецкая область России) и была направлена на работу фельдшером в лесхоз при селе Добром Воронежской области (ныне Липецкая область). В течение 30 лет она трудилась заведующей фельдшерско-акушерским пунктом на лесном кордоне, где её знали и уважали все. 10 сентября 1996 года Мария Щербак скончалась.

Зоя Космодемьянская.  Умереть в 18 лет.

Космодемьянская успела исполнить только часть боевого приказа, организовав поджог трёх домов, в одном из которых ночевали немецкие солдаты, отправлявшиеся на фронт, а также уничтожить их транспорт и лошадей, другие два дома были домами жителей деревни. Во время второй попытки поджога житель деревни С. А. Свиридов поднял тревогу, и Космодемьянская была арестована.

Зою Космодемьянскую пытали после захвата в плен и казнили через повешение. Перед смертью Зоя произнесла легендарную речь, призывая жителей села бороться с нацистами и не бояться смерти в этой борьбе.

Девушки из организации Молодая гвардия.

Казнены в январе 1943, сброшены в  красногорскую шахту № 5

Ульяна Громова, Анна Сопова, Лидия Андросова, Ангелина Самошина, Майя Пегливанова, Александра Дубровина, Александра Бондарева, Антонина Елисеенко, , Клавдия Ковалёва, Нина Герасимова,  Антонина Иванихина, Антонина Мащенко и многие другие подпольщики-антифашисты. Вслед за людьми каратели скинули в шахту шахтёрские тележки и бросили несколько гранат.

И нет числа героическим девушкам и женщинам.

И дальше идут ваши бабушки, прабабушки, что умерли от голода в оккупировнных городах, те, кто погиб во время расстрелов и бомбардировок.

А тут видишь ли, история любви за сгущенку. И ЭТО одобряют. Уж простите, но тошнит от такого.

Начало.
Деньги мертвого. ч.2

В центральном доме художника было весело и шумно. Еле разыскав Шульца, Витька стал ходить рядом с ним и рассматривать картины. Шульц “приседал на ухо”. Через двадцать минут Кисюков устал слушать дифирамбы непонятной мазне, и попросился в кафе.

— Ты что, старик! Тут же у нас все есть. Сейчас соорудим тебе ужин, не хуже чем у Рембрандта! А? Ты понял, старик, понял? — Шульц захлопал Витьку по плечу.

Кисюков ничего не понял, кроме того, что Рембрандт, видимо, писал картины с ужинами. Мишка уже тащил приятеля через толпу в угол зала, огороженный большими постерами на подставках. За ними нашелся маленький столик, уставленный тарелками с бутербродами. Красная рыба, осетрина, сервелат и сыр, нарезанные тонкими ломтиками. Неизбежное блюдце с лимоном и коньяк. Возле стола крутилась девица в странных одеждах, увешанная тонной украшений из кожи, серебра и малахита. Если бы не рыжие вьющиеся волосы и зеленые глаза, она была бы очень похожа на цыганку, в своей длинной цветастой юбке с воланами и свободной кофточке с вышивками. Пальцы, унизанные кольцами с разноцветными камнями, держали бокал с шампанским. На плече у нее сидел насупленный страшненький зверек.

Витька отвел глаза и стал изучать содержимое тарелок.

— О, Мишель! Вы так вовремя. Стало скучно. — девица, взмахнув юбками, переместилась прямо под бок Шульцу. — Это прекрасно, восхитительно! Наш Володенька просто гений! Нет, вы только посмотрите. Ну какой нужен широкий астральный выход на верхние уровни, чтобы все это создать!

Девица повела рукой, Витька посмотрел на картины, что висели неподалеку. На полотнах красовались какие-то коричневато - серые разводы с синими вкраплениями, черные спирали на белом фоне и тому подобное. Девица трещала, не затыкаясь, Шульц явно ее не слушал, но поддакивал, одной рукой обнимая ее за талию, второй запихивая в рот кусок сыра. Кисюков решил, что надо девушку отвлечь, да и зверек на ее плече не давал ему покоя. Он закинул руку в капюшон, вытащил Тайсона, посадив его на стол, и замер в предвкушении женского визга. Крыс деловито осматривался и сновал между тарелками.

— Аааа!! Какой миленький! — заорала рыжая, оттолкнув Шульца, — Обожаю нетривиальных домашних питомцев!

Тайсон подхватил кружок колбасы с тарелки и прикрылся им от девицы, как щитом. Витька сам ошалел и чуть не буркнул, что у нее такой же. Нетривиальный. Вон, на плече сидит. Крысюк выглянул из-за копченого “щита” и спрятался обратно.

— Витя! — крикнул он, — у нее тот путальщик мозгов на закорках едет. Убей его!

— Ой, как смешно пищит, — рыжая не успокаивалась, — как мой бывший!

— Витька, ты чего, крысу завел? Хотя, чего от тебя ждать, ты же с ними весь день возишься. —

Шульц пьяно засмеялся, рыжая подхватила и залилась истеричным смехом. На них стали обращать внимание мимо проходящие люди.

Кисюков понял, что крысу слышит только он один. Для остальных Тайсон просто пищит. Витька налил коньяк в пластиковый стаканчик, взял бутер с красной рыбкой, выпил и закусил. Крысюк в это время увлеченно обтачивал свой колбасный “щит”, делая его все меньше и меньше. Инженер посмотрел на девицу, болтающую с выпученными глазами, и мстительно решил, что зверек на плече ей идет. Как и все остальное. Все эти юбки и килограмм серебряных украшений.

— А хотите, я вам расскажу, что вчера видела? Это просто потрясающе! Черный человек! Как у Есенина. Я его видела, он шел за мной по улице и гасил фонари. Мне было жутко страшно. Он был такой высокий, в пальто и цилиндре. Скользил за мной, и свет превращал во тьму. Удивительно, да? — она повернулась к Кисюкову с совершенно безумными глазами. — Вы же помните? Есенин.

Девушка откинула волосы назад и стала декламировать:

Голова моя машет ушами

Как крыльями птица.

Ей на шее ноги

Маячить больше невмочь.

Черный человек,

Черный, черный,

Черный человек

На кровать ко мне садится,

Черный человек

Спать не дает мне всю ночь.

Черный человек

Водит пальцем по мерзкой книге

И, гнусавя надо мной,

Как над усопшим монах,

Читает мне жизнь

Какого-то прохвоста и забулдыги,

Нагоняя на душу тоску и страх.

Витьку продрала дрожь. То, что голова у нее “машет ушами” было ясно при первом взгляде. Но, вот это.

— Да, и вы знаете, он за мной и сегодня пойдет, я чувствую. — закончила девушка. Зверек на ее плече завозился и стал дергать ее за волосы. Витька оттеснил Шульца, встав возле девушки.

— Черный человек, говорите? Как интересно. — Витька сделал вид, что хочет приобнять девушку, а сам дернул зверька за шерсть. Тот подпрыгнул, ощерился и зашипел, красные огоньки зажглись в маленьких глазках, из пасти полетела вязкая коричневая слюна, оседая на рыжих волосах.

— Изыди, сатана! — прошипел Витька. Но, ничего не случилось. Урод стал бесноваться на плечах девушки, потом взобрался на ее голову и стал стучать по ней. Рыжая как-то ошарашенно посмотрела на бокал в своей руке и продолжила болтать.

— Вы знаете, страх - потрясающее чувство. Очень стимулирует. Когда этот черный человек шел за мной, мне так хотелось жить. А свет от фонарей становился все тусклее, и скоро я шла в полной темноте. Потом из-за дома вышли они. Какие-то двое мужчин. И стали молча меня догонять. Я побежала. Из моего подъезда вышел сосед и стал заводить машину. Тогда эти люди отстали и свернули к соседнему дому. Дома уже, я выглянула в окно. У фонарного столба стоял высокий человек в черном. Он смотрел прямо на меня. И тогда свет фонаря стал гаснуть. Он дал мне знак. Скоро я умру.

Витька разозлился. Эта дура еще и по ночам одна ходит. Он с ненавистью взглянул на ее “наплечник”.

— Нахуй пошел! — сквозь зубы процедил он, вложив всю злость в слова. Зверек вонюче пукнул и исчез, развеявшись в воздухе. Девушка, морща нос, смотрела на картину, что висела на выставке.

— Господи, какая бездарная мазня. Что-то голова разболелась. Мне домой нужно.

Оттолкнув с дороги Шульца, девица стала пробираться к выходу из зала. Витька забрал обожравшегося Тайсона со стола.

— Нет, ну ты видел? Черный человек за ней таскается. Выдумает тоже. — сказал Кисюков Тайсону.

— А? — Мишка отлип от колонны, на которую опирался задницей, — Чего выдумывает-то сразу. Ты что, не знаешь про фонарщика? Это же городская легенда. Если девушка возвращается поздно вечером, одна, то за ней может пойти фонарщик. Он будет гасить фонари на ее пути, притягивая к ней людей со злым умыслом. Помогает им, понимаешь?

— Да что ты врешь, не бывает такого. — Витька был раздосадован тем, что “наплечник” удалось убить не с первого раза, и тем, что объевшийся вкусностей Тайсон заснул у него на руках. Да и вообще, Кисюкову здесь не нравилось. Слишком шумно. И девушка так быстро убежала. Даже имени не спросил.

— Я вижу что тебе наша Марго понравилась, да, старик? — Шульц приобнял Витьку, дыша на него перегаром. — Да она малахольная, забей. Это не твое. Пойдем мы тоже по домам, делать тут уже нечего.

Шульц прихватил бутерброд с осетриной и жуя на ходу, стал бубнить про то, что все выставки одинаковы и к пяти часам дня надо оттуда валить.

В метро инженера разморило, и он чуть не проспал свою остановку. Тайсон мирно дремал в капюшоне, изредка ворочаясь. Закупившись в магазине, Витька двинул к дому. На подъездной лавочке сидели бабки. Закивали головами в ответ на приветствие, проводя мужчину цепкими взглядами, стали перешептываться.

— Да ненормальный он… Ни детей ни плетей. Гомосек наверное… — донеслось со стороны бабок.

Роясь в карманах в поисках магнитного ключа, он заметил, что за лавкой пристроилось существо, напоминающее костлявого, замученного хворями человека с длинными руками. Висящая струпьями серая высохшая кожа, гноящиеся глаза, и рот, прорезью от уха до уха. Поочередно он прикасался к головам бабок, вытягивая из них темно бордовые сгустки, вязкие, прилипающие к его пальцам. Постукивал их по спинам, словно ободряя. Старухи рьяно принялись обсуждать Витьку, злобно зыркая на него глазками.

В подъезде он выдохнул и решил, что тот, кто сидит за лавочкой, пусть остается. Видимо он питается ненавистью старух к окружающим. Если они там сидят и поливают грязью людей, то они его заслужили.

Провернув ключ в своей двери, Витька помедлил, и позвонил в соседнюю квартиру. Когда ему открыли, он уже знал, что скажет.

— Светлана, добрый вечер. Вы уж меня извините, но мне ночью приснилась ваша мама. Она сказала, что вам надо обязательно перечитать “ Приключения капитана Врунгеля”.

— Вить, — женщина удивленно вскинула брови, — ты знаешь, мне она тоже снилась. С книгой в руках. Орала, что я не читаю ничего. А я опять маленькая, вроде как из школы пришла. Врунгеля, говоришь? Я его в детстве читала.

— Извините еще раз, что побеспокоил. — Светлана закрыла дверь. Через какое-то время Витька услышал радостные возгласы, и беготню по коридору. Нашла. Он зашел к себе домой и закрылся.

Стянул тяжелые гриндера, немного посидел в прихожей, шевеля пальцами ног. Дико устал. Вынул из капюшона сонного Тайсона, прошел в комнату. Переодевшись, завалился на диван и включил телек. Шел какой-то боевик со Стетхемом.

В дверь настойчиво зазвонили. “ Наверное соседка, хочет о находке рассказать.” — подумал Витька и пошел открывать. За дверью никого не было. Но по ступенькам, ведущим вниз, к выходу из подъезда, спускался высокий человек в черном длинном пальто и шелковисто блеснувшем цилиндре. Безликий и какой-то размытый, словно на фото, сделанном в движении. Лица разглядеть не удавалось, оно вроде и было, но мозг не улавливал его черты. Не глядя на Кисюкова человек махнул рукой в черной перчатке, приглашая его следовать за ним. Лампочка в подъезде стала светить все тусклее и через миг совсем погасла. Воцарилась тишина. Входная дверь так и не открылась.

“Тск… тск.. с-с-с-с…” — донеслось с нижних ступенек лестницы.

У Витьки свело живот. Ледяными иголками закололо в затылке. “ Для тебя погаснет свет ”, это тот, кто звонил по телефону! Черный человек. Фонарщик.

Медленно отступив вглубь квартиры, Кисюков захлопнул дверь. Два раза перекрестил ее на всякий случай, хоть и не особо верил, что это поможет. Еще минут пятнадцать стоял в прихожей, прислушиваясь к звукам из-за двери. Мимо прошли соседи со второго этажа, и он выдохнул. Значит, войти черный человек к нему в дом не может. Это уже хорошо.

Убавив звук на всякий случай, Витька подвинул развалившегося на подушке Тайсона и прилег. Под очередной рекламный ролик Кисюкова вырубило. Снился ему черный человек, сидящий на его диване. Мутное, дергающееся лицо без носа и глаз, словно помехи на старом телевизоре. Сидит и смотрит, смотрит… Смотрит.

Проснулся Витька в холодном поту. По телеку шли утренние новости. Диктор бубнил что-то про экологическую обстановку в городе. Потом пошли криминальные сводки. Обнаружен труп девушки, в кустах у каких-то гаражей. Район новостроек, видимо возвращалась домой поздно вечером. Никто ничего не видел и не слышал. Скончалась от множественных ножевых ранений. Репортер тараторил за кадром. Кисюков встал, плюнул в экран и пошел умываться. Как земля таких уродов носит.

Тайсон уже сидел на столе. Под столом были рассыпаны черные “фасолинки”.

— Прости, не могу это контролировать. — крыс развел лапками. — Уберешь? И жрать давай.

Витька замёл крысиную переработку пищи в совок и выкинул. Отварил сосиски, налил чай. Разговаривать не хотелось.

— Ну ты чего, Вить, скучный такой?

— Да не нравится мне все это. Не мое. Я хочу жить спокойно, на работу ходить, своими исследованиями заниматься, а не вот это вот. Тошно мне от мертвых, от странных существ, которых вижу. И этот черный человек всю ночь снился. Он же опять прийти может. А что я могу сделать против него? Ничего.

— Виктор, ты не о том думаешь. Придет, не придет — не известно. А людям ты помочь можешь. Ты хочешь людям помогать?

— Да не особо уже… — Витька припомнил все моменты, когда люди помогали ему. бесплатно и бескорыстно. Их оказалось не много. Совсем. Мишка помог с похоронами мамы, приезжал в больницу, когда Кисюкову вырезали аппендицит, в принципе — все. Остальные просто пользовались пустой кисюковской квартирой. Он никогда не отказывал пустить на ночлег или устроить сбор у себя дома. Жил он как-то очень самостоятельно, денег ни у кого не занимал, и в силу своего занудства и здравомыслия ни в какие истории не влипал. Ну, кроме этой, с призраками. Но, тут форс-мажор. И исследовательский интерес. Кстати, об исследованиях. Витька задумался. А было бы интересно снять энцефалограмму мозга у человека с “наплечником” и потом, уже без “наплечника.

Полдня он провозился с домашними делами, еще раз покормил Тайсона и себя, вынес мусор, мельком бросив взгляд на лавку, где уже сидели две “кумушки”. Существо прилипло к спинке лавочки и трогало бабок за плечи длинными пальцами, словно общипывало катышки с их вязаных кофт. Кисюкова передернуло от отвращения. Манал он такие посиделки.

Внезапно зазвонил телефон. Витька порылся в кармане.

— Алло? Здравствуйте. — мужской голос в трубке помялся и продолжил, — Вы объявление давали. Нам нужна помощь.

— Да, слушаю вас.

— Это может глупо прозвучит, но нам нужно чтобы вы изгнали духа. Моя жена считает, что в нее кто-то вселился. По ночам шепчет ей, что надо лечь в могилу. Я больше не могу так жить!

Мужчина сорвался на визг и закашлялся.

— Простите. Мне кажется, что она скоро с собой что-то сделает.

— Хорошо, сейчас приеду. Она дома?

— Да, лежит, как обычно.

— Сбросьте адрес смс или в ватсап.

Дома он помялся немного, и рассказал Тайсону, что был звонок. И он не смог отказать - там женщина может умереть. Но, это в последний раз. Порылся в справочнике лекарственных препаратов, закинул Тайсона в капюшон, и вышел из дома.

В шикарном подъезде дома на Солянке было сумрачно. По две квартиры на площадке. На втором этаже маялся мужчина в бархатном домашнем халате. Скептически осмотрев прибывшего экзорциста, он вздохнул и пригласил пройти в квартиру. Витька словно попал в антикварную лавку или в музей. Резные комоды, кушетки, диван, на котором еще вполне мог сидеть Антон Палыч Чехов. Мужчина что-то рассказывал, но Витька его не слушал, разглядывая картины, висящие на стенах. Это была Третьяковка на дому.

— Так вот. — донеслось до него, — Вы понимаете, ее мучает дух. Он не дает ей спать, говорит, что ей надо на кладбище, там спокойно и хорошо. Она уже ничего не хочет. Мы были у врачей, у нее нет психических отклонений, таблетки ей не помогают. Пойдемте, вы сами увидите.

В большой спальне на кровати с балдахином сидела маленькая худая женщина с распущенными длинными волосами. Лицо ее было словно гипсовая маска. Белое и неподвижное. Она даже не обратила внимание на вошедших. А вот тот, кто сидел рядом с ней - обратил. Темный силуэт взметнулся в воздух, растопырил руки, растекся длинными тенями, клубящимся мраком. Откуда-то из его груди вылезла гнилая голова с обнаженными челюстями и болтающимся куском нижней губы на подбородке. Зубы клацнули. В глазницах заворочались мутные белесые шары, сквозь зубы побежала струйка черноты.

Кисюков запихнул мужчину обратно в коридор и захлопнул у него перед его носом дверь спальни. Стало совсем плохо, опять затошнило. Это не обезьяны на плечах и не мертвые люди. Это другое. Что-то сильное и страшное. Готовое защищать себя и свою жертву. Из капюшона высунулся Тайсон, пискнул и снова нырнул обратно.

Демон схватил женщину за волосы, вздернул ей голову.

— Не подходи. — из ее распахнутого рта стали вылетать черные мошки. — Я ее заберу. Ты не сможешь. Не властен.

Витька прислонился спиной к двери, потому что очень хотелось все бросить и убежать.

— Оставь это тело! Заклинаю тебя именами избавителей! Мальтофер! Абактал! Ранитидин! Изыди, сатана! — нужно было делать хоть что-то, и Кисюков решил испробовать весь свой арсенал. — Нахуй пошел!

Витька направил руки в сторону демона и закричал, от страха и бессилия выплевывая какие-то бессвязные слова. Рой черных мошек сгущался вокруг него, казалось, ему нечем дышать. Через миг облако черного сумрака завернуло его в кокон. Как будто сквозь слой ваты до него доносилось рычание демона.

— Не властен. Ты - ничто. Мне не нужен. Просто видящий. Видишь меня? Видишь?

Демон стал больше и выше, заполнил собой всю комнату. На груди у него уже торчали две головы, которые открывали рты в беззвучных криках, ворочали сгнившими глазными яблоками в запавших, темных дырах. С тела его срывались черные протуберанцы, обжигая холодом прилипшего к двери человека.

— А теперь - не видишь!

Тьма залепила лицо, Витька почувствовал, что задыхается.

Дверь сама отворилась, Кисюкова вышвырнуло в коридор, где прижав руки к груди, стоял мужчина в халате. Впечатавшись в стену, Витька осел на пол. Жалко скребя руками вокруг, поднялся и пошел к выходу, еле переставляя ноги. Домой. Очень хочется домой.

Мужчина молча проводил его взглядом, даже ничего не сказав.

По дороге домой Кисюкова трясло и подташнивало. Он твердо решил, что вся эта паранормальщина не для него. Ничего он об этом не знал, и полез, считая, что сможет справиться. И знать теперь не хочет. Как оказалось, все сложнее, чем он думал. Как и обычно бывает в жизни. Не стоило Тайсона слушать.

Дома он вытащил крысюка из капюшона, пустил на пол. Тот сразу оставил кучку черных “ фасолин”, и убежал под диван. Выполз только к вечеру, когда Витька ужинал.

— Хочу сказать тебе, — Кисюков нацелил вилку с наколотым куском сосиски на крыса, — что я больше не буду всякой хренью заниматься. И объявление уже удалил. Не мое все это. Страшно и противно. Тошнит меня от всех этих “наплечников”, демонов и мертвых. Но, ты не переживай, на корм тебе хватит. Уж на это я заработаю.

Тайсон стал попискивать и сел посередине кухни.

— Ты давай, нормально говори.

Крыса пищала и пофыркивала. Витька посмотрел на крысюка и понял, что там, в спальне бледной женщины у него действительно все забрали. Дар, способность видеть и слышать то, что нормальные люди не воспринимают.

Вот и отлично, подумал он. Чудесно просто. Больше не будет всех этих проблем. А Тайсону надо клетку купить. Большую, с гамаком. И подружку. Красивую.

— Завтра пойдем в зоомагазин. Подругу тебе выбирать. И клетку.

Крыс возмущенно пискнул и скрылся в коридоре.

— Да ладно, чего ты? Так все делают, я программу смотрел. Я тебе смокинг закажу, черный. Жениться в нем будешь. Тебе очень пойдет. — вслед крикнул он.

На душе у Витьки было радостно. Словно он избавился от камня, что давил и тянул шею. Хотелось на работу, поговорить с девочками-лаборантками, увидеть кислое лицо Степанова. Чтоб все было как обычно.

В дверь настойчиво позвонили. Витька подорвался сначала, а потом решил не открывать. Там, за дверью, одни неприятности. Звонок протрезвонил еще пару раз и затих.

На кухне замигал свет. А потом стал мееедленно гаснуть. В дверь стали постукивать, как-будто прощупывая ее слабые места. Сумрак, что воцарился в квартире, сгустился, из него вышел под слабый свет уличного фонаря, пробивающийся сквозь кусты сирени, высокий черный человек в пальто и цилиндре. Широкая зубастая улыбка, короткий, задранный вверх нос пятачком, и совершенно белые радужки глаз, светящиеся, словно фосфор. Он пошевелил длинными пальцами в черных перчатках. Улыбка разъехалась еще больше, белые зубья стали извиваться, напоминая опарышей.

— Тск.. Тск.. с-с-с-с… — человек стал мелко трястись. Витька прирос к полу. Тьма залила всю маленькую кухоньку, заползала в открытый рот, проталкивалась в нос, не дававя дышать. Над ухом раздался глумливый шепот, ледяными иголками прошивающий мозг.

— Для тебя погаснет свет…

… Под стареньким белым абажуром с розочками лежал младший научный сотрудник НИИ фармакологии, Виктор Иванович Кисюков. Неестественно выгнув шею, в луже собственной мочи, расплывающейся под ним желтоватым озерцом. Из глаз его, широко распахнутых и остекленевших, сочилась кровь. Вокруг бегала большая белая крыса с черным пятном на голове. Никто уже не слышал ее тревожный писк.

Обычным людям лучше жить своей жизнью. Это принесет больше счастья, чем дар видеть скрытое. Никогда еще такие способности не приносили радости владельцам. Даже когда за такие способности платят, и крысы говорят, что это легкие деньги. Не ведитесь.

Я знаю, кто на фото , но уж больно хорош, чертяка)

Мой паблик в вк , всем добро пожаловать!

Всех люблю, обнимаю, адски стучу по клаве!

Пишите комментарии, кому понравилось, кому не понравилось, кому лень - ставьте плюс!)

Начало.

Пять пропущенных на телефоне. Витька протер глаза. Четыре с неизвестных номеров, и еще звонил Мишка. Мишка Шульц был единственным другом, который не затерялся со времен студенчества. Периодически они с Кисюковым встречались, бродили по Измайловскому парку, обсуждая интересующие обоих темы, сидели в “Кружке”, и ходили на выставки. Шульц обожал искусство как таковое, и часами мог рассуждать о новых инсталляциях в галереях, перформансах придурковатых, на Витькин неискушенный взгляд, художников, и глубинном смысле картин авангардистов. Кисюков отличал Моне от Мане и считал это верхом своих достижений. Но вдумчиво слушал и кивал в нужных местах, а Мишке очень нужны были благодарные слушатели.

— Миш, привет. Звонил? — Витька прижал телефон к уху плечом и стал натягивать треники.

— Старик, ты такое дело пропускаешь! Давай там, усы припудри и рви к нам! Тут в ЦДХ офигенная выставка моего приятеля - Володька Сухоруков, ну, ты помнишь. На втором этаже, в дальнем правом конце зала. Ты не пожалеешь! Открытие в час дня. Мы уже тут. Давай, соколик, резвым кабанчиком. Тапки надел и поскакал!

— Я только встал, какой кабанчик! Мне надо выпить чашечку кооофэ... — затянул обычное Витька. — Выходной все-таки. И меня вчера током шандарахнуло. Так что, Мишка, если буду, то не скоро.

— Эх ты… А еще друг называется. Коньяк весь без тебя выпьем. — забурчал Шульц на фоне веселого женского смеха. — Током его шандарахнуло. Тут такие фемины, старик, тебя трясти от напряжения весь день будет! Давай, жду!

И Мишка отключился.

В Центральном доме художника тусовались фемины, которых Витька знал наперечет.

Это были сплошь экзальтированные дамочки с легкой ебанцой в глазах. Собирались они там задолго до открытия выставки знакомого художника и целый день роились вокруг столика с бесплатными напитками “для друзей”, расточая комплименты автору полотен, к вечеру обнимаясь со всеми, кто зашел в зал.

Витька обниматься не хотел.

Нашарив под столом тапки, Кисюков пошлепал на кухню. На столе сидела большая белая крыса с черным пятном на голове. Витька еще раз потер глаза и понял, что ночная беседа ему не приснилась.

—Пу-пуру-пу-пууу, — выдохнул Витька, почесав живот под майкой, — так и будем теперь вместе жить?

— Жрать давай. Я так не нашел ничего, кроме старой гречки в шкафу. — Тайсон поскреб лапкой по блюдечку с засохшими шкурками от лимона. — А это, Витя, не еда.

Пока готовилась яичница, Витка рассказал крысу по пропущенные звонки. Видимо, все же по объявлению, так как никогда никто Кисюкову не звонил в субботу утром с неизвестных номеров.

— О, пошло дело. — крысюк потер лапки. — Ты пока не перезванивай. Надо концепцию разработать.

— Чего? — Витька прожевал хлеб и уставился на Тайсона. — Какая еще концепция?

— Ты, Витечка, глуповат что ли? Как какая. Вот ты придешь к человеку, который тебя просит изгнать демона из супруги. И чего ты делать будешь? “Пфык, и все”? Да тебе никто за такое денег не даст. Скажут - и всего-то? Надо чтоб ритуал был! Со всеми делами. Заклинания там… Ты латынь знаешь?

— Латынь? Ну, чего-то там на первом курсе учили. Не помню уже ничего.

— Так, это ладно. Я там у тебя справочник лекарственных препаратов видел. Названия у них бывают странные. Пойдет. Одежда черная есть?

— Это еще зачем? Не люблю я черное. Похороны какие-то.

— Да, давай ты на сеанс экзорцизма припрешься в своих зеленых брючках и рубашке в клеточку.

— А что не так с рубашкой в клеточку? — обиделся Витька. В его шкафу висело штук семь таких.

— Ничего, кроме того, что ты доверия не вызовешь. Даже при положительном исходе дела. Что еще надо проверить.

— Ну ладно, найду что-то.

В комнате запиликал телефон. С замиранием сердца Витька поскакал брать трубку.

— Але? Здравствуйте, я по объявлению. — затараторил женский голос, — вы можете нам помочь? Нам надо нашего папу спросить. Он умер. Но, деньги после результата только! Я на всяких мошенников не ведусь!

— Да.. — промямлил Кисюков, — а что нужно?

— Нужно спросить! — голос звонившей был напорист и тверд.

— Хорошо, давайте адрес. Буду после двух.

Оказалось, ехать недалеко, всего одну остановку метро. Пообещав быть вовремя, Витька присел на разобранный диван и решил, что никуда не поедет. А если не получится? Позорище же.

— Давай, чего там? — из кухни пришел Тайсон. — Вызывают?

— Да. Надо мертвого папу о чем-то спросить. А если я не смогу? Вдруг, не получится больше?

— Так, так… — Тайсон заходил по комнате на задних лапах. — Делаем вот что. Ты приходишь, просишь вещь умершего. В шоу это всегда помогает. Потом говоришь, что призываешь дух мертвого. И глазами так вращай страшно. А потом как пойдет, Виктор. Если никого не будет - скажешь, что он не хочет общаться с родственниками, или что тот ушел уже из этого мира. Понял? Главное - представительное лицо. Надуй щеки и грозно шевели усами. Я все это в видел в программе. Главное, не бойся. Я с тобой пойду.

В дальних углах шкафа были откопаны Кисюковские черные джинсы периода его увлечения лав метал в студенчестве. А так же черная футболка, купленная на концерте HIM в Горбушке, застиранная до полного изумления на лице Вилле Вало , что украшало принт на груди. Также в недрах свинарнии были найдены: ремень с жутко безвкусной пряжкой “череп”, оставленный кем-то из Витькиных сокурсников, черные растоптанные ботинки Гриндерс и классический мужской плащ, темно синего цвета.

— Вылитый Калиостро! — Тайсон бегал вокруг и потирал лапки. — Ты смотри, как тебе идет!

Витька прошел к зеркалу в прихожей и мысленно застонал. Он был похож на говнорокера из 90-х, еще кожаной ковбойской шляпы не хватало.

— Ну уж нет! В этом я не пойду!

— Ты чего, Витечка, — забегал вокруг крыс, — это же стайл! Все экстрасенсы так ходят!

— Я похож на дурачка, что из деревни приехал.

— Да ладно тебе, нормально все. Они так и вправду выглядят, я видел.

За дверью квартиры что-то заскреблось. Витька затаил дыхание и прислушался. По двери кто-то тихонько постукивал. А потом стал скрести, словно проводил ногтями по всей поверхности. Тайсон привстал на задние лапки и стал принюхиваться.

— Что там? — прошептал Кисюков, — Ты слышишь?

— Гость к тебе, Витя. Приготовься. Он сейчас зайдет.

Витька не успел отпрянуть от двери, как сквозь нее просочился темный силуэт. Новоявленный экстрасенс отскочил в комнату, чуть не затоптав крысу.

Незваный гость завис посреди коридорчика, невнятно что-то мыча и поводя руками. У Витьки сердце ухнуло куда-то в трусы, но заметив не агрессивность пришедшего, он взбодрился.

— Тайсон, чего он хочет? Я не понимаю.

— Какой я тебе нахрен Тайсон, у меня имя есть! — огрызнулся крыс. — А хочет… Ну, чего они все хотят. Передать чего-то. Слушай внимательно.

Мертвый что-то шептал, тряс руками, но Витька так и смог разобрать, что ему нужно. Слова доносились обрывками, словно издалека. Он сделал то, что обычно делал, слушая Шульца. Закивал с заинтересованным видом, пару раз сказал: “ Да, да. Конечно.” А когда мертвый стал благодарственно прижимать руки к груди, просто раскланялся. Темный силуэт кивнул Кисюкову и растворился воздухе.

Витьке было стыдно. За то, что он в чем-то обнадежил неизвестного, за свой дурацкий наряд, и вообще за то, что он ввязался в такую авантюру. Да еще и под предводительством крысы. Лабораторной обычной крысы. Уму непостижимо. Витька шлепнулся на диван и схватился за голову.

— Я идиот, я просто клинический идиот. Я разговариваю с крысой и какими-то призраками. Это ужасно. Я к Мишке поеду. Может он скажет, что мне лечиться пора.

— Витя, тебя клиенты ждут. — Тайсон выполз из-под кресла. — Ну чего ты. Все не так страшно, как ты думаешь. Ну ушел этот мертвый со спокойной душой . Даже если ты не понял, чего ему надо, его родственники уже и не ждут ничего. Слишком давно умер. Это все равно, что он в поле стоит, за пару километров, и пытается докричаться до тебя. Не переживай. Не всех слышно.

Психануть было не сложно. Все, что накопилось за последнее время, Кисюков выплеснул на ни в чем не повинный плащ, разодрав его на части. Ну, честно говоря, плащ, конечно, выглядел по-дурацки. Или Витька в нем так выглядел. Разбираться было некогда. Невозмутимый Тайсон сидел и ждал окончания бури. Но инженер и думал успокаиваться.

Собрав остатки плаща и запихав его в мусорку, Витька кинулся в ванную. С ненавистью глядя на себя в зеркало, он выдавил пену на ладонь, намазал усы и подбородок. Бритва скользила, постоянно забиваясь. “ Усами грозно шевели, да? Вот тебе усы! “ — злорадству его не было предела. Умывшись и взглянув на себя, Кисюков остался доволен результатом. Минус 10 лет. Точно. Зачесав темные волосы назад, Витька выскочил из ванной и наклонился к Тайсону.

— Ну, чего теперь скажешь? Нечем грозно шевелить! Мне не поверят! … Может не пойдем никуда?

— Вылитый Саша Шепс, — крыс сложил лапки на груди в замочек и умильно смотрел на свежевыбритого Кисюкова.

— Кто?

— Там такой экстрасенс был, в шоу, все девки его были. И награду он выиграл.

Витька сник и пошел копаться в вещах. А с другой стороны, что я теряю, подумал он.

— Ты, кстати, заметил, что очки больше тебе не нужны? — намывая хвост спросил Тайсон. Витька лапнул себя за глаза, потом перевел взгляд на спинку дивана, где он всегда оставлял очки на ночь. Они, родимые, там и лежали. Водрузив их на нос, Кисюков понял, что перед глазами все расплывается. Что-то с его зрением. Вдохнув, снял очки. Все нормально видно. Вот это эффект! Спрятав очки в вазочку, стоявшую в “стенке”, Витька, радостно улыбаясь, зарылся в шкаф, небрежно отбрасывая цветные вещи. Для экстрасенса они не подходили.

Доехали до места быстро. Крыс уютно устроился в капюшоне толстовки, естественно, черного цвета, потому что Тайсон решил, что свитер - слишком просто. Да и ехать в сумке отказывался до последнего. Витька уже принял то обстоятельство, что с ним живет говорящая крыса, что он все-таки может видеть странные вещи, которые не видят другие и то, что он может на этом заработать. Про заработок пока было сомнительно, но надо же с чего-то начинать?

Найдя нужный дом на Сиреневом бульваре, младший научный сотрудник тоскливо мялся у дверей подъезда, не решаясь нажать на кнопки домофона. В животе все сжималось, в груди, казалось, поселилась ледяная жаба, скачущая на диафрагме.

— Давай, жми! — пискнул Тайсон и куснул Витьку за ухо.

От неожиданности Кисюков бодро затыкал в домофон, их впустили. Дверь квартиры на втором этаже была приоткрыта, он зашел. Сразу в нос шибануло запахом мочи, лекарств и гниения. В коридор вышла ярко накрашенная женщина в розовом велюровом спортивном костюме.

— Здравствуйте, вы экстрасенс? У вас там имя не указано, как я могу вас называть? — растягивающий гласные противный аденоидный голос был еще невыносимей чем запах в этом доме.

— Мараславан! — неожиданно для себя ляпнул Витька. Это было последнее, что он видел у себя в шкафчике на кухне, рядом с коньяком. Зубы болели часто, и бутылка с лечебным полосканием стояла там постоянно.

— О, вы, наверное, болгарин? — загундела тетка, — Такое имя знакомое… Вы и зубы, наверное, больные можете заговорить? Пройдемте, пройдемте.. Не разувайтесь, тут еще не убирали.

В двухкомнатной квартире царил хаос. Желтые обои клочьями висели на стенах, раскиданные вещи, тряпки, серый ковер, местами являющий бежевые пятна былой роскоши, липкий пол. На окнах, стыдливо прикрывая засохшие кустики растений, цепляясь за пару петель, висели сальные бордовые шторы. Балкон был открыт, но дышать было нечем. Запустение и тлен, решил Кисюков, осмотревшись.

— Наш папа умер. — сделав скорбное лицо, сказала тетка. — А моя сестра… Она.. Она тут все забрала. Даже старый телевизор!

Женщина достала из кармана штанов аккуратно сложенный платочек и промокнула уголки глаз.

— Так вот, у папы была крупная сумма денег от продажи дачи, я точно это знаю. Сестра говорит, что ничего не нашла. Может и врет, конечно. Но, зная нашего папеньку, он точно отнес деньги в банк. Мне нужно знать, в какой. В Сбер мы уже запрос подавали, там ничего нет, кроме пенсии. А в другие подавать - дорого, там везде по полторы тыщи платить! Спросите у него! Вы - моя последняя надежда.

— Мне нужна вещь умершего. — Витька твердо помнил наставления. История казалась ему мутной. Почему дед так поступил? Не любил своих дочерей?

— Да, да, — закивала тетка и пошла в соседнюю комнату. Витька по инерции двинулся за ней.

В засранной комнатушке стояли: кровать с грязным бельем, над которой висел красный ковер, и шкаф. Вывалившимися языками с полок свисали вещи. В кресле, стоявшем в углу, скромно сидел пожилой мужчина с закрытыми глазами. Спал.

— Здрасссь. — Витька мельком глянул на него, подумав, что это теткин муж. Та поковырялась в ящиках шкафа и достала оттуда наручные часы на потертом кожаном ремешке.

— Вот. Это ему при выходе на пенсию на заводе подарили. Любил их очень. — и женщина вручила Кисюкову часы.

— Как его звали?

— Валентин Петрович. Щадрин. Оттуда что, по фамилии вызывают? — кокетливо рассмеявшись, она выжидающе уставилась на Витьку.

Делать было нечего. Отступать некуда.

Встав посреди комнатки, Витька, держа двумя руками часы, стал замогильным голосом выводить:

— Валентин Петрович Щадрин, я призываю тебя. Явись в наш мир, мы ждем.

Твердя это как мантру, он обошел всю квартиру. Дед, как назло, не появлялся. Позавывав еще пару минут, Кисюков решил, что хватит этой клоунады и пора закруглятся.

— Ну, что? Чувствуете его? — розовый костюм замаячил в проходе. — Спросите, где деньги?

— Хрен ей, а не деньги. — проскрипело из угла. Витька чуть не выронил часы.

Заглянув за плечо розовой тетки, он всмотрелся в сидящего на кресле мужчину. Глаза, затянутые белыми пленками не оставляли сомнений. Валентин Петрович был здесь все время. И тетка не обращала на него внимания, потому что не видела своего умершего отца.

Кисюков просочился в комнатушку, старательно обойдя массивный велюровый бок и встал перед папашей, внимательно его разглядывая. На вид, как живой. Выдавали только бельма на глазах, сине-черный рот и сероватая кожа.

— Ну, что же вы так. Это же ваша дочь. — Кисюков решил зайти с козырей. — Да и вам уже эти деньги не нужны. А ей жить еще.

— Жить? — взвился из кресла старик, — А как я жил, интересовало ее? Как мать померла 9 лет назад, так была у меня четыре раза. Четыре! Два раза денег попросить, один раз сахара пакет принесла. Мол, по акции купила, поделиться. И еще раз, уже когда уже болел, приехала. Узнать про завещание. Послал тогда ее. Вторая дочь не лучше. Вырастили на свою голову. Сиделку мне наняла. Жопу подтирать. Я ей жопу до трех лет подтирал, кормил, все что хотела покупал. Думал, вырастут девочки мои, хоть будет кому нас матерью перед смертью за руку подержать.

Мужчина затряс руками, из глаз его покатились слезы, капая на серую, застиранную рубашку с оторванным краешком кармана.

— Так ты понимаешь, мать умирала, так они даже в больнице не появились. И я, сдох на этой кровати. Один. Сиделка нашла, на следующий день. А теперь им деньги? Хрен им, так и передай.

Тетка внимательно следила за Кисюковым, не слыша ни слова из обвинительной речи.

Витька не знал, как убедить старика выдать название банка, да, и не хотел уже. Хотя, правда у каждого своя. Может, не таким и хорошим отцом был этот мертвый?

— А почему вы до сих пор здесь? Может забыли что-то важное сказать? — Витьке казалось, что если дед еще тут, то все-таки не просто так. Может есть еще незаконченные дела или тайна, что он хочет передать кому-то. Кинематограф точно давал понять, что если призрак еще в доме -то надо его как-то успокоить.

— Хотел посмотреть, как эти дуры будут деньги искать. Да и что-то не зовут меня в рай. Я как помер, в темноте побродил - сюда вышел, потому что домой хотел. С тех пор здесь. Смотрю, как квартиру дербанят на части.

— Ну? Ну что он говорит? — тетка вцепилась в Кисюкова как клещ. Дергала за рукав, гнусавя еще что-то. Витька повернулся, и упершись взглядом в розовый плюшевый живот сказал:

— Он говорит, что не скажет где деньги. И что вы его редко навещали. Всего четыре раза со смерти матери.

Женщина покраснела, на глазах у нее выступили слезы.

— Ах ты ж, ублюдок! — заорала она, глядя на кресло, — А когда ты меня и Ирку из дома выгонял, ты что думал? Бухал, как скотина, мать бил. А мы у тебя все шлюхи подзаборные были, что жрать только просим, да в подоле скоро принесем! А мне 16 всего было, тварь! А потом ты заботы захотел?

Тощий “хвостик” на голове женщины мелко трясся, рот дергался и пылил слюной.

— Мать жалко было, а потом я выросла, и поняла, что до нас ей дела не было, ей он все глаза застил. А мы - как побочный эффект их любви. Она все ему прощала. Даже когда он Ирку в одних трусах в подъезд выставил, и орал, что она ему не дочь, даже не заступилась. А всего-то ее мальчик до дома проводил. В 14 лет-то. Ей к соседям пришлось стучаться. Зима была. — женщина почти шептала, ей было явно стыдно вытаскивать всю грязь перед незнакомым человеком. — Гондон ты, урод! — снова закричала она. — Подавись своими деньгами, мразота!

Витька положил часы на кровать и сдерживая рвотные спазмы, стал отходить к входной двери. Ему было плохо от всех этих взаимных обид, что вывалили на него посторонние люди, от того, что он не знал, как помочь, и от того, что он не понимал, как можно так поступать с близкими.

— Я, пожалуй, пойду. — Кисюков уже чувствовал как в капюшоне ворочался Тайсон и боялся что женщина его заметит.

— Да… Спасибо вам. — женщина громко высморкалась в платок, скомкала его и сунула в карман штанов. — Давайте, я вам денег дам, Мараславан. Вы старались. Не ваша вина, что наш папаша такой…

Тетка стала рыться в сумке, что лежала в прихожей.

— Стой, стой, парень! — дед, медленно шаркая тапками, вышел из маленькой комнаты. — Скажи ей, что карточка на шкафу, на “стенке”, в конверте банковском. В газету оно все завернуто. Выкинут же, не глядя, дуры они у меня.

Затошнило еще сильнее. Витька часто и глубоко задышал, прислонившись спиной к стене в коридоре.

— Что с вами, вам нехорошо? Водички может? — дама в розовом отложила кошелек.

— Нет, нет. Он говорит, что карточка банка на шкафу. В газете.

Женщина прошла в комнату и придвинув стул к “стенке“ полезла шарить рукой по верху.

— Нашла! — ее радостный голос заглушило шуршание бумаги. — Точно, вот она. В конверте.

— Вы просто чудо! Господи, как вам это удается. Спасибо! — дама стала совать Витьке пятитысячную купюру. Он отнекивался. — Вы нас так выручили, берите!

Последний раз взглянув на стоящего в комнате деда, Кисюков отметил, что тот стал как-то прозрачней и вроде опять “заснул” стоя. Фигура мужчины медленно растворялась в застоялом воздухе несчастливой квартиры. На спине скребся и возился крыс, явно желая выбраться.

Выскочив из подъезда с зажатой в руке пятитысячной, Витька присел на скамейку, отдышаться. Его до сих пор мутило. То ли это такой эффект от встречи с мертвым, то ли от этих людей в целом. Крыс выбрался из капюшона, перелез на скамейку и сел рядом.

— Сколько денег дали? Много? — Тайсон понюхал бумажку, которую Витька все еще держал в руке.

— Много, друг, много. Я на нее неделю жить могу. Если скромно. Только тошно мне от них.

— Не переживай. Ты за эту бумажку сколько в институте работаешь?

— Пять дней. Это если премию не дали.

— Ну и вот. А тут за короткое время. Еще полдня впереди.

Не сказать, чтобы Кисюкову сразу полегчало, но определенно, крыс был прав. За короткое время такие деньги - это очень хорошо.

— Поехать в ЦДХ что ли... Мишка звонил, там выставка. Любишь искусство?

— Не знаю пока. Но если там дают поесть, то люблю. — крыс взобрался по рукаву на плечо. — Поехали, не век же тут сидеть.

В кармане запиликал телефон. Номер звонившего не определялся. Очень странно, подумал Витька и поднес телефон к уху.

— Алло? … Алло, вас не слышно!

На фоне треска и шипения стало слышно как где-то вдалеке заиграла музыка, звук был такой, словно включили старую граммофонную пластинку. Почти не различимый голос певца выводил какую-то тоскливую арию из оперы. Витьке показалось, что кто-то приглушенно смеется, зажав рот ладонью. “Тск… тск.. с-с-с-с…” — доносилось из динамика.

— Але? — Кисюков нерешительно посмотрел на экран и снова послушал. Только он собрался дать отбой, как в трубке что-то зашуршало и низкий мужской голос произнес:

— Для тебя погаснет свет.

Мои дети под защитой.

В дом проникнет людоед,

Кровь лакать, что в нем разлита.

Витьке стало жутко. От отдернул телефон от головы, словно это была ядовитая змея. Выключил его. Кто это? Сумасшедший? Но он явно угрожает и говорит, что защищает своих детей. Никаких детей Витька трогать не собирался. Тогда про кого речь? Единственное, что пришло в голову — он убил существ, которые сводили людей с ума. Может это его “дети”? И если он еще кого-то из них тронет, для него “погаснет свет”?

Да нет, бред какой-то, подумал Кисюков и пошел в сторону метро.

Продолжение следует.

Арт взят с Пинтерест.

Мой паблик в вк , всем добро пожаловать!

Всех люблю, обнимаю, адски стучу по клаве!

Пишите комментарии, кому понравилось, кому не понравилось, кому лень - ставьте плюс!)