Lynx1993

Солнечный и жаркий июль стоял на дворе. В маленьком поселке Сарана был полдень, но солнце пекло нещадно, поэтому все жители попрятались в тенек, однако самые смелые и бывалые смельчаки сжигали свои спины на огородах.

Где-то в соседнем дворе горланил петух, кудахтали куры, а под окнами дома об бревна терли свои спины козы, заодно прячась в теньке.

Через пару домов, где основная дорога сворачивала к лесу, несла свои воды речка Саранушка, журча и поблескивая на солнце. Две женщины, весело переговариваясь, натирали в реке старенькие паласы. Их заливистый смех доносился до бабы Кати из открытого окна.

В доме бабы Кати царил покой, только радио мягко хрипело гимн, и возбужденный белый кот резво носился за толстой зеленой мухой, которая, в панике меняя траекторию, билась об оконное стекло.

- Красота-а-а-а… - протянул довольный Егор Федорович, поглаживая аккуратную бородку.

Вдруг с кухни послышалось недовольное урчание, а за ним и глухой мощный удар по стене. Шкаф в комнате дрогнул, и ваза, покоившаяся на нем, покачнулась и полетела вниз.

- Васька! Кошачье отродье! – прикрикнул старик на взбесившегося кота, который не оставлял попыток поймать жужжащую муху. – Марш на улицу! Покоя от тебя никакого! Вон… жуков с грядок погоняй. Всяко полезней будет!

Егор Федорович щелкнул пальцами, и ваза, не долетев до порога, об который могла разбиться, застыла в воздухе.

Кот же, сделав уж очень недовольную морду, явил свою физиономию Егору Федоровичу и зыркнул на него, издав обиженный короткий мявк.

- Ну, не бурчи. Не бурчи, товарищ… - проговорил старик, таким же легким щелчком пальцев возвращая вазу на свое законное место. – Хозяйку разбудил бы, то точно тапком бы огреб, а я так, ругнул любя. Чеши на улицу.

Василий, гордо махнув хвостом, развернулся и нарочито медленно пошел к двери, за которой вскоре и скрылся.

Муха же тихонько вылетела в окно.

Вдруг на улице послышался звук мотора. К дому бабы Кати подъехал автомобиль, из которого доносилась музыка.

«Шансон» - это слово Егор Федорович выучил еще давно, хотя особо не понимал, что оно значит. Просто музыка, которая так часто звучала из машин местных. Эта новомодная трень-брень Егору Федоровичу не нравилась, но что сделаешь, такая мода нынче. Хоть и непонятно, но душевно. Так один сосед сказал, когда баба Катя просила чуть убавить этой самой душевности, которая мешала читать ей новый номер «Комсомольской правды».

Егор Федорович осторожно выглянул в окно.

Под нежный мягкий женский голос, который напевал что-то о любви, из автомобиля выскочила девчушка в джинсовом комбинезончике с наклейкой-вишенкой на маленьком кармашке. В руках девочка держала небольшую баночку, которую тут же открыла. Зеленая склизкая жидкость вывалилась из банки и шлепнулась на голову Ваське, который так не вовремя подбежал встретить гостей.

- Ба! Смотри, лизун на Ваську упал! – звонко засмеялась девочка, наблюдая, как ошарашенный кот вертит головой, пытаясь сбросить противное желе, которое налипло ему на усы и уши.

- Юля! Что ты делаешь?! – баба Валя осторожно выбралась из машины, затем высвободила бедного Ваську из пут лизуна. – А если бы ему в нос попало? Или бы он проглотил? Говорила же, давай мячик тебе возьмем. Сейчас уронила на кота, завтра вообще потеряешь. Что за игрушка непонятная? Сопли какие-то.

Светловолосая девушка, сидевшая за рулем, усмехнулась. Что-то сказала бабе Вале и захлопнула дверь. Было видно, что ей не терпелось уехать.

Девчонка, обиженно сопя, схватила из рук бабушки остатки лизуна и затолкала обратно в баночку.

Васька же испытывал смешанные чувства. Он брезгливо дернулся, а шерсть встала дыбом. Кот недовольно фыркнул, передумал строить из себя гостеприимного товарища и наскоро удалился.

- М-да. Действительно, что нынче за игрушки пошли… - вздохнул Егор Федорович. – А пока… пока покой нам будет сниться.

Он, кряхтя, слез с подоконника и растворился в комнате.

Баба Катя услышала голоса за окном и проснулась. Она нехотя поднялась с кровати и направилась встречать гостей.

Радиоприемник еще что-то вещал по последним новостям и замолк, иногда лишь потрескивая. Муху манила открытая банка ароматно крупляничного варенья, но она не рискнула вернуться обратно. Василий принял партизанскую позицию – забрался на сеновал и наблюдал, затаившись в сене. Под ним, в маленьком хлеву, мирно сопел теленок Костя, который прижался к любимому мамкиному боку. Лишь он и его мама Буренка не подозревали о том, что в этот жаркий июльский тень тишина и покой покинут дом бабы Кати.

***

- Плохие жуки! Нельзя есть листики, им больно! – возмущалась маленькая Юля, собирая в бутылку колорадских жуков.

Ей определенно хотелось помочь по хозяйству, ведь сейчас она всерьёз пожалела о том, что бабушка не купила ей мячик. Лизун надоел, замарался в земле и стал неинтересен. Скучно. Прабабушка Катя спит, а Юле определенно хотелось чем-то заняться, и она придумала быть полезной. Ведь быть полезной в шестилетнем возрасте – это вам не хухры-мухры!

Поэтому она, старательно сопя, собирала жуков с цепкими лапками и бросала их в бутылку, которую нашла где-то во дворе.

Егор Федорович с кислой миной наблюдал за всем этим из-за кустов смородины. Да, конечно, нужно было поставить «замочек» на двери, которые вели в огород, но кто же знал, что девчонке станет интересна картошка?! Да и память у Егора Федоровича нынче не та, мог бы чего и напутать со своими заговорчиками. Что-нибудь бы бабе Кате на голову обязательно свалилось…

- А вот рыбки кушать очень хотят! Потом вырастут, так даже банки не хватит, чтобы их накормить, - вслух рассуждала Юля, неся жуков к большой бочке с водой.

Бочку использовали для полива грядок, но двоюродный брат после рыбалки притащил двух мальков и выпустил их туда. Рыбешек подкармливали хлебными крошками. Они никому не мешали, вода была чистой. До сего дня.

- Полосатый ре-е-е-ейс! – радостно взвизгнула девочка, сбрасывая жуков из банки в бочку.

Бедные жуки быстро перебирали лапками, неуклюже взбирались друг на друга, пытаясь не утонуть. Некоторые уже медленно пошли ко дну, мальки тюкнули их пару раз, но из-за вонючей оранжевой жижи, которую выпускают жучки, когда боятся, рыбешки опустились на дно бочки.

Оранжевое пятно расползалось по поверхности и медленно растворялось, но Юля уже не видела. Она сделала свою работу и неслась навстречу новым хозяйственным заботам. Картошка была спасена.

- Ой-ей-ей! – выбежал Егор Федорович из-за кустов и рванул к бочке. – Опять потом чистую воду накачивать? А куды мне рыбок-то деть?! Ой, беда-беда! Ой, беда-беда!

Он подпрыгивал на месте, пританцовывая вокруг бочки. Росту он был невеликого, а до края бочки не достать.

Щелкнул Егор Федорович пальцами, тут и лавочка под рукой оказалась. Приподнялся старичок, да и давай воду черпать – жуков доставать, но вот беда – вода-то грязная, а рыбешки-то помрут.

«Ох, воду пока некому качать, а я заговора-то и не помню. Ох бы не напутать, ох бы не напутать…» - думал Егор Федорович, нервно теребя бороду и наблюдая за тем, как по дну бочки в панике носятся мальки.

- Да что же это я? Какой же я тогда домовой?! – вслух обругал сам себя Егор Федорович и махнул рукой, наклоняясь к пожелтевшей воде. – Ай, вода ты черная. Ай, вода ты грязная. Да не стань ты омутом, да не стань ты тиною. Как ручьи текут искристые, так и ты, вода, стань чистою!

Провел Егор Федорович сухонькой рукой по воде слегка, так исчезла муть оранжевая. Снова в бочке чисто стало, а рыбешки вновь резвились, играя друг с другом.

Старичок облегченно вздохнул и порадовался про себя, что ничего не перепутал. Но только он улыбнулся своим мыслям, как радость сошла с его морщинистого лица.

Во дворе раздался возбужденный крик.

***

Колодец был большим и наверняка глубоким. Юля точно сказать не могла, потому что дна его не было видно, сколько бы она не вглядывалась.

- У! – крикнула девочка, возбужденно глазея в темноту колодца.

- У-у-у-у! – отозвалось откуда-то из глубины.

Юля подпрыгнула, хлопнула в ладоши и залилась громким смехом.

- А!

- А-а-а-а!

- Э-э-э! – не унималась Юля.

- Э-э-э-э! – вторило эхо.

«Интересно, а вода там есть?» - подумала девочка и прикинула, чем бы можно было проверить это. Камней поблизости не наблюдалось, и тогда Юля вспомнила про лизуна, который сиротливо валялся в огороде.

Девочка стремглав бросилась к двери и сшибла несущегося ей навстречу Егора Федоровича. Но домового можно редко увидеть, поэтому Юля только порыв ветра почувствовала, а вот Егору Федоровичу досталось конкретно. Он, ойкнув, потеребил ушибленное место и еле успел отскочить, так девчонка уже бежала обратно, сжимая свою игрушку-желе.

Задержав дыхание от любопытства, она с размаху запустила лизуна в колодец. Напряженная тишина повисла в воздухе, пока наконец-то не послышался долгожданный всплеск.

- Есть… - разочарованно подытожила вслух Юля, ведь исследование подтвердило волнующий ее вопрос, а это значит, что, собственно, исследовать там больше нечего, хотя…

Юлин взгляд упал на ворот колодца, под которым на цепи висело блестящее ведро.

Какой сегодня замечательный день! Можно попробовать все! Включая ведро на цепи, которое можно опустить в колодец и набрать воды. Как все-таки это здорово!

Да, Юля была уверена, что необходимая доза веселья будет получена, а ведро можно вернуть обратно, баба Катя и не заметит!

Ворот закрутился, цепь зазвенела, а ведро, гремя, медленно поехало вглубь колодца. Затаив дыхание, девочка крутила этот ворот и смотрела вниз.

Вскоре цепь размоталась полностью, а ведро так и не достало до воды и осталось висеть пустым.

Да что ж это такое?!

- Неинтересный колодец… - заключила Юля и тяжело вздохнула, обведя взглядом двор и думая, чем бы заняться еще.

Все это время Егор Федорович со страхом наблюдал за девчонкой, плетя свои домовячьи заговоры и не давая ей упасть в колодец.

- У! – крикнула на прощание девочка и убежала, позабыв о размотанной цепи.

- У-у-у-у! – ответил позже раздосадованный недовольный голос.

Взору Егора Федоровича предстала мокрая синяя лысая голова с выпученными рыбьими глазами, которые злобно уставились на него.

Давний знакомый… водяной Макарыч, которому Егор Федорович дал временное жилье, пока на реке заняты строительством плотины, но… сейчас придется огребать за нарушенный покой.

- Федрыч! – рявкнул водяной. – Я на такое не подписывался! Ты мне что обещал?

- Тишину и покой, - шепнул Егор Федорович, пытаясь подавить внезапный смех – с широкого лба Макарыча съезжал уже весь истрепанный лизун, который вот-вот сползет водяному на глаз, и тот станет похож на пирата, вышедшего на пенсию.

- Больше к себе не зови, старый врун! – буркнул водяной и, поставив ведро на край колодца, скрылся в глубине.

Егор Федорович еще раз сдавленно хихикнул и махнул руками. Цепь тут же закрутилась обратно, ведро повисло там, где и было раньше, а широкая доска вновь накрыла старый колодец.

***

- Ха! – выкрикнула Юля и по-хулигански резко дернула дверь хлева. Она со скрипом открылась. На девочку воззрилась удивленная корова Буренка, а теленочек Костя сонно захлопал большими глазищами.

Юля вдохнула пряный аромат сена и посмотрела на пустующий чан, в который баба Катя добавляла корм, смешивая с овощами.

- Ты мое солнышко! – подошла девочка к теленку, меся грязное сено под ногами. – Ты, наверное, очень голодный, да? Сейчас я тебя накормлю!

Она осторожно погладила его по широкому лбу, потрогала маленькие рожки, а затем торопливо выбежала во двор.

На всякий случай Егор Федорович запер дверь бани. Банник Петр Ильич не выносил людей, а особливо злился, когда в его царство заходят не по делу. Там и кипяток в ход шел, и веник… Короче, запереть его пока надобно. От греха подальше. Еще потом спасибо скажет.

И пока Егор Федорович прятал ключ в карман, Юля уже вовсю драла сорняки с грядки, да и не только их… Половина морковной грядки сильно пострадала, и маленькие овощи смешались в куче сорняков.

Старательно сложив все собранное в старый ржавый таз, девочка вернулась в хлев и скинула содержимое таза в чан.

Послышались глухие удары комьев земли и морковки о стенки чана. Все свалилось на дно, а сверху присыпалось уже подвядшими и истрепанными сорняками, корни которых белыми крючьями торчали в разные стороны.

- Ну, вот! Ешь, Костик! И Буренке оставь, - воскликнула довольная Юля, уперев руки в бока, словно настоящая хозяйка.

Девочка даже решила здесь убраться, схватив грабли и неуверенно балансируя под их тяжестью. Юля попыталась сгрести комья грязи и полусгнившего сена в кучи, но они были настолько тяжелыми, что она вздохнула, подумала о том, что это вовсе не лень, а невозможность выполнить такой труд, поэтому бросила грабли и ушла искать новые хозяйские заботы.

Хлев закрыть Егор Федорович не успел, но лучше бы начал с него, так как Марья Никитична, маленькая пухлая домовиха, занимающаяся хозяйской живностью, тут же отвесила старику оплеух, как только он переступил порог хлева.

- Ты что, окаянный?! Смотришь куда? Смотри, что учудили мне! – бранилась домовиха, размахивая тазиком перед носом Егора Федоровича. – А ежели теленок откушал?! Ты бы желудок чистил ему?!

- Да тише ты, Марья! Целый день ужо ношусь с девкой, как с торбой писаной. Да если б не я, она бы уж с Макарычем куковала!

- Да мне-то что! Ты посмотри на бардак! Как я теперь эти кучи убирать буду, а?! Мне ж теперь и к ночи не управиться!

Брань шумным ветром разгулялась по хлеву, дверь ходила ходуном, а корова испуганно замычала.

- Угомонись! – шикнул Егор Федорович на Никитичну и поднял брошенные грабли. – Коров-то ты напугала! Потерпи, сегодня дитятко к вечеру заберут. Тама тебе и подмогну…

- Тама он подмогнет, - передразнила его Марья, как вдруг сверху послышались топот и радостные визги. – Иди! Быстро, а то опять чего учудит. Грабли-то на место поставь!

- Угу, - кивнул Егор Федорович и засеменил во двор, волоча грабли с собой.

***

- К-и-и-и-ся! – подзывала Ваську Юля, вглядываясь в полутьму сеновала.

Она давно успела найти лестницу, ловко приставила ее и забралась наверх.

Васька надеялся переждать этот судный день на сеновале, но перекантоваться спокойно ему не удалось. Теперь он носился по сену и пытался зарыться в него полностью, но получалось у него это, мягко говоря, не очень.

Егор Федорович, запыхавшись, уже было полез за девчонкой, но вдруг в сенях услышал странное жужжание. Он только поставил ногу на первую ступеньку лестницы и замер, прислушиваясь к звукам. Жужжание с новой силой повторилось.

«Ай, пущай потерпит чуток!» - подумал Егор Федорович и ушел к сеням, оставив бедного Ваську на произвол судьбы.

В сенях дребезжала включенная стиральная машинка. Воды внутри не было, но неугомонный ребенок уже, видимо, когда-то успел потыкать несколько кнопок, а затем унестись покорять вершины сеновала.

Егор Федорович осторожно нажал большую красную кнопку, какую как-то при нем нажимала баба Катя, но машинка не угомонилась, а стала трястись еще больше. Домовой в страхе начал тыкать все кнопки, какие были на панели, но в ответ машинка «истерично» запрыгала на месте, да так, что пол под ней прогнулся.

«Все… это конец», - последнее, о чем подумал Егор Федорович, когда груда тяжелых зимних вещей и коробок со старыми газетами, лежащих на стиральной машинке, упала на домового. Перед глазами Егора Федоровича пронеслась вся его жизнь.

Неистовый грохот раздался в сенях, да такой, что задрожали стены, а старенький радиоприемник вновь захрипел голосом Высоцкого: «Эх, вы мои нервы обнаженные! Ожили б — ходили б как калеки!».

Баба Катя резко подпрыгнула на кровати, проснувшись от шума. Она мысленно обругала себя, что оставила ребенка без догляда. Так ее разморило в этот жаркий день.

Она встала с кровати и направилась к двери, ведущей в сени.

- Батюшки! Да что ж это делается?! – всплеснула руками баба Катя, увидев проломанный местами пол и беснующуюся стиральную машинку, которая прыгала посреди разбросанных вещей. Один оторванный лист газетки сиротливо пролетел мимо и бесшумно опустился на торчащий резиновый сапог. – Юля!

Кот нашел свое спасение в неистовом крике бабы Кати, ведь оставались миллиметры между ним и цепкой рукой девочки.

На секунду девчонка замерла, а потом стремительно понеслась с сеновала вниз.

***

Весь вечер Юлишна простояла в темном углу возле печи, обиженно хныкая и слушая причитания бабы Кати.

Марья Никитична прикладывала мокрое холодное полотенце ко лбу Егора Федоровича, где красовалась здоровенная шишка.

Дверь в огород тоскливо скрипела от порывов вечернего ветра, по двору, как в пустыне, перекатывались клочки шерсти от старой одежды, хламом лежавшей на злосчастной машинке.

Настал долгожданный покой, лишь изредка прерываемый детскими всхлипываниями.

Егор Федорович пережил этот день.

Когда стало темнеть, к дому бабы Кати подъехала знакомая машина. Прабабушка бежала к дверям так, будто бежала на свидание, волоча за собой надутого ребенка.

Нет, на ее век уже хватит детей – своих вырастила, внуков понянчила, правнуков тоже… повидала, а силенки нынче не те. Вон… пусть бабушка доглядывает. Она же ее на лето забирала, пусть сама и смотрит, а во дворе теперь работы непочатый край!

***

Серебристая Волга, просигналив на прощание, укатила вдаль, взвинтив дорожную пыль.

Баба Катя устало села на деревянную лавку, а домовой незаметно пристроился рядом.

К сожалению, он не знал новомодных слов «апокалипсис» и «армагеддон», но наверняка, если бы знал, то думал бы, что этот день настал, а он – тот самый счастливый выживший, который изо всех сил пытался спасти человечество от неминуемого конца. Пусть и не без потерь. Все ведь что-то теряют, ну и стиральная машинка – невелика потеря…

Егор Федорович вздохнул, потрогал шишак на лбу и поморщился. Потом потер ладони, вспомнив, что в его потаенном местечке уже доходит квас. Можно пойти к Макарычу и угостить его кружечкой. Так сказать, за победу и примирение.

А сам июльский день подходил к концу, солнце уже спряталось за горизонтом, все давно разбежались по домам.

Тишина и покой… только кузнечики стрекочут где-то вдалеке да лают соседские собаки.

Но всегда нужно быть готовым, ведь не знаешь, каких гостей приготовит тебе новый день.

***

Первый раз была опубликована на другом сайте по мистической тематике.

Я шла по темной петляющей тропинке вдоль высокого забора. Здесь все было серым, бесцветным и мрачным. Острые пики черных, как уголь, домов тянулись высоко в бесконечную высь. Вы знаете, я представляла себе Рай несколько иначе, и если это все же не он, то и для Ада все слишком уныло.

Души были лишь тенями, осунувшимися, с бессмысленным взглядом, не выражающим никаких эмоций. Они бесцельно блуждали по этому громадному городу, у которого не было видно ни начала, ни конца…

А что я? Я не помнила, как попала сюда, не помнила последних своих дней, своих родных… Вообще ничего, что хоть как-то связывало меня с миром живых, но, однако, я не могла предаться бесцельному брожению. Какая-то промозглая, ноющая тоска одолевала меня. Поэтому я шла. Просто шла вперед, повинуясь своему же зову, как плачу, идущему откуда-то изнутри, а сгорбленные тени шарахались от меня в самые дальние и темные углы. Они не хотели видеть меня, не хотели соприкасаться со мной, хотя я одна из них. Просто новенькая.

Город тонул в мрачном тумане нагнетающей тишины, только еле слышный боязливый шепот тянулся тонкими ниточками из-под кладки сухой дороги, провалов выбитых окон, ржавых узлов проволоки и мятых клочков бумаги, разбросанных повсюду. Я же не ощущала себя мертвой или просто душой, или мрачным пятном. Возможно, трусливая, прозрачная тень – это все, что останется от меня потом, но пока… Я была все та же. Та же затертая куртка, рваные джинсы, обувь, а… сердца нет, не бьется. Странно не ощущать тех знакомых коротких ритмичных стуков в груди. Вот руки, вот тонкие пальцы, вот кольцо… Кольцо?

Мгновенная вспышка, попытка вытянуть из пролетевших ярких кадров что-то знакомое. Я остановилась. Очень похоже на дежавю, может, даже это оно и есть, но почему стало только еще тоскливее?

- Как жалко… Жалко, - тонкий жалобный голос из-под груды деревянных обломков забора заставил меня повернуться, - жалко… Тебя помнят. Тебя любят, а меня нет…

Я не двинулась с места, продолжая вглядываться в беспросветную тьму обломков, но отчетливых звуков больше не услышала, только испуганный шепот вновь пополз наружу.

- Кто ты? Почему тебя не любят? - спросила я.

Шепот прекратился, тишина охватила меня, но я настойчиво продолжала ждать.

- Почему любят меня? Кто? – я снова попыталась заговорить.

- Как жалко… Жалко…

Бесформенное нечто отделилось от обломков и облаком бесшумно поплыло ко мне, постепенно принимая человеческие очертания.

- Ты еще можешь вернуться. Ты еще жива… Тебя любят…

Это была одна из тех, что бесцельно блуждали повсюду, только у этой тени еще отдаленно сохранились определенные черты. Знакомые линии рук, тонкие изгибы лица выдавали в ней что-то женское, и голос еще не перешел в бессмысленный и едва слышный шепот.

- Пойдем со мной. Я тебе покажу…

Она чуть заметно дернулась, в ожидании зависнув в воздухе. Мне ничего не оставалось, как пойти за ней, ведь здесь все куда-то идут.

Мы прошли сквозь дыру высокого забора, растворяясь за его глубинами во тьме. Я не видела ничего, кроме кромешной темноты, и только голос моей спутницы направлял меня.

Вдруг в окружившую черноту ворвались маленькие светящиеся шары. Они, как сотни ярких фонариков, засновали вокруг меня. Я остановилась, наблюдая за хаотичным танцем резвящихся светлячков, и только моя рука поднялась, желая коснуться таинственного света, как резкий голос заставил меня вздрогнуть:

- Это не твое! – моя спутница ворвалась прямо в толпу светящихся шаров, и ее тень задрожала, но голос тут же снова стих, - твое еще выше… Посмотри…

Я подняла голову вверх, если б могла вздохнуть, как делала при жизни… Над нами тонкими затейливыми переплетениями тянулись длинные серые нити. Они узорчатой паутиной, как тонким куполом, покрывали небо. Но не все нити были серыми, некоторые из них были намного толще и пульсировали ярко-алыми оттенками, как живой организм, а вокруг них кружились все те же маленькие светлячки, старательно освещая пространство.

- Одна из них твоя… - тень мягко скользнула ко мне, - но и она со временем может сгореть, как и все остальные. Ты еще можешь успеть… Как жаль, что меня не любят… Меня не помнят…

- Успеть что?

Спутница лишь плавно исчезла во мраке, а один из светлячков молниеносно вонзился мне в грудь.

Передо мной мгновенно встали обрывки чужих воспоминаний. Вот сладкие мгновения любви и общие мечты о будущем, а вот война и смерть. Горящий дом и черные огарки, унесшие былое счастье. Вот барахтающийся серый конверт с розовым бантиком, бережно и со слезами оставленный у порога детского дома, а вот печальное лицо врача и громкий приговор рака.

- Моя нить давно мертва… Как и я. Меня не могли любить… Меня не помнят…

Светлячок медленно поднялся ввысь и улетел в сторону пульсирующих нитей.

- Ты вспомнишь… Иди вперед, не останавливайся. Тебя любят, тебя помнят… Тебя ждут…

Я оглянулась, но тень исчезла. Светлячки умчались наверх, вокруг снова стало темно. Никто больше не отзывался, тишина вновь накатила тихой волной. Я развернулась и побрела наугад, надеясь выбраться.

Вскоре я вернулась туда, где встретила свою бывшую спутницу. Те же обломки, та же серость и все тот же мрак.

- Как жалко… Жалко, - снова донеслось из темных глубин забора, но я уже не обратила внимания и пошла вперед.

Я не знала, приду ли я к цели, но не останавливалась. Я просто шла туда, куда меня тянуло необъятное тоскующее чувство, идущее из самой меня. А вокруг все так же возвышались черные здания с зияющими дырами вместо окон, бродили сгорбленные тонкие тени. Но не все так бесконечно, как кажется порой.

Я вышла к огромной реке, у которой не было видно противоположного берега. Он исчезал в густом тумане вместе с частью моста, который высоченной громадой соединял его с куском земли, на котором стояла я.

Где-то вдали туман начал расходиться, и на мосту появились люди. Они выходили, словно ниоткуда, длинной вереницей спускаясь на землю и уходя в город.

Вот где выход! Если сюда приходят с моста, значит, через него можно и выйти!

Я оттолкнулась от земли и стремительно побежала в сторону моста. Я смотрела только вперед, только туда, мчась сквозь безликую молчаливую толпу. Туман вновь сгущался, и я протянула руки, чтобы хоть как-то успеть, но меня сильной невидимой волной откинуло назад. Я упала на влажные потемневшие доски и с тоской смотрела, как густой туман плотной стеной встал передо мной. Последние из толпы лишь мимолетным безучастным взглядом окинули меня и пошли за остальными. Я сжалась в комочек, уставившись на темную реку, запутавшуюся в тумане.

На мгновение мне показалось, что среди волн есть какое-то движение. Я приподнялась и, оперевшись на перекладины, посмотрела вниз. Это была не река! Это было нечто, похожее на зеркало, только внизу в отражении цвета были яркими, совершенно другими! Туман старательно прятал все это от посторонних глаз… Я вглядывалась в цветные блики. Внизу все так же ходили люди и не так бессмысленно. Они улыбались, плакали и снова улыбались, дарили друг другу подарки, ругались и мирились… Этот мир был живой! Живой… Но что же это там, в толпе?

Передо мной открылась большая светлая комната и снующие повсюду люди в белом. Посередине комнаты лежала девушка, а ее руку сжимала и гладила какая-то женщина. Она мне, кажется, знакома. У нее такие руки… Я так хочу к ним прикоснуться, как же мне тоскливо… А что это у девушки блестит в пальцах? Это же… Я тут же посмотрела на свой палец, потом снова на девушку и снова на палец. Я узнала ее, я узнала ту женщину!

- Мама!

Я не помню, как я вскочила. Не помню, как ноги очутились на скользких перилах моста. Вдалеке раздался свист, на меня стремительно летели те самые светлячки, которые кружили там, возле переплетенных нитей. Они слились в огромный светящийся шар, но на соприкосновении берега с водой они рассыпались и превратились в несметное количество белых кричащих птиц. Эта стая мгновенно окружила меня, щипая клювами и шлепая своими крыльями по лицу. Еще бы секунда - и меня бы перетянули с перил вниз на мост.

- Не останавливайся, - услышала я знакомый тихий голос среди кричащих разъярённых птиц.

Я оглянулась вниз, на рыдающую возле моего тела мать. Решение не заставило себя долго ждать. Руки взмахнули вверх, как большие крылья, а уверенная улыбка коснулась лица. Птицы белоснежным кричащим торнадо взвились вокруг меня. Птицы с человеческими глазами, цвета голубого безоблачного неба.

Падение казалось вечностью, но мне не было страшно, ведь бояться уже нечего.

- Дочку Анечкой назови… - донеслось до меня едва, когда я уже стремительно летела вниз, а одна из птиц вновь превратилась в фонарик и ринулась вслед за мной.

***

Прошло уже много лет с той трагедии, когда я чудом осталась жива. Пролитый на горячий июльский асфальт бензин и большой взрыв оставили огромный страх перед машинами. Этот взрыв унес много жизней, а я осталась жива. Все время, пока я находилась в коме, моя мама не отходила от меня. Она неустанно молилась и потом еще долго и тяжко болела. Мужу было тоже очень тяжело, но они верили, и мы справились.

Теперь мама счастливая - нянчит внучку. Анечка растет не по дням, а по часам, радует нас своей добротой, умом и сообразительностью.

Кстати, я до сих пор дружу с медсестрой, которая помогала мне и моей маме с супругом, пока я находилась в коме. Мы теперь близкие подруги, и моя мама стала для нее родной, ведь своей матери она никогда не знала. Ее подкинули в детский дом. И зовут ее Анечка.

I

Оливия ворочалась на кровати без сна. Безрадостная мысль, что Константин может оказаться прав насчет скорой гибели мира, не давала ей покоя. Отчаявшись уснуть, она оделась и вышла в коридор.

Под потолком горели лампы дневного света, глубокая нерушимая тишина давила на слух. Только где-то на нижних уровнях гудели генераторы, питающие бункер электричеством.

Оливия побродила по бункеру — и везде натыкалась на запертые двери. Прислоняясь к гладкому металлу, она улавливала слабые отзвуки: шелест деревьев и травы, плеск воды и ровное тяжелое дыхание чего-то громадного. На ум ей приходили только огнедышащие драконы, спящие на грудах золота, но не станет же Константин держать их в бункере? Или станет?

Набродившись по бункеру до боли в ногах, Оливия заглянула в кабинет Константина. Никого там она уже не застала. На столе горела забытая лампа, вокруг черепа тускло мерцали свечи. Его глазницы были пусты и темны, намекая на то, что дух либо покинул свое вместилище, либо притворился спящим.

- Габриэль! — тихо позвала Оливия. - Габриэль!

Череп озарился зеленым пламенем, заструившимся из глазниц.

- Бессонница? - Габриэль деланно зевнул. - Мне вот снился чудесный сон. Отпадная тусовка. Ибица. Безотказные девушки. Грязные танцы. Понимаешь, чего ты меня лишила?

- Я не могу перестать думать о рассказе Константина. Мне не верится, что он прав насчет нашего конца.

- Не переживай раньше времени - морщины появятся.

- Тебе легко говорить. Ты уже и так мертв.

- Ничего подобного. Просто я знаю Константина получше тебя. Он мастак нагнетать страсти и сеять панику, но не все так плохо. Раз уж пришла, заходи - потолкуем.

Оливия вошла в кабинет. Дверь за ней закрылась с негромким шипением.

- Начнем наш сеанс, - сказал дух, подражая интонации психоаналитика. - Ложись и расскажи старине Гэбу все, что тебя беспокоит.

Оливия прилегла на диван у стены: мягкий и весьма удобный.

- История Константина выглядит как сюжет какого-то замысловатого романа... Мне сложно в нее поверить.

- Понял. Тебе нужны доказательства, что Константин не врет.

- Что-нибудь, кроме легенд.

- Ну, что ж… В пятидесятых годах двадцатого века я был советником у Илая Карпентера. Неординарный человек. Он первым выдвинул теорию, что человечество - не первая цивилизация на Земле. Ты слышала когда-нибудь о Мохенджо-Даро?

- Нет.

- Это древнеиндийский город. Археологи обнаружили его в 1922 году. При раскопках ими было найдено множество скелетов людей и животных, излучающих сильную радиацию. Все постройки города были оплавлены, что возможно только при ядерном взрыве. Изучив характер разрушений, они установили точное место падения бомбы и проследили движение взрывной волны.

- Да ладно! Атомная бомба у дикарей? Ты меня не разыгрываешь?

- Больно надо. Не веришь - можешь проверить меня на досуге. Древнеиндийский эпос “Махабхарата” повествует о священной войне богов против демонов: “Рама, которым владели гнев и мщение, применил тогда высочайшее оружие Брахмы. Для его отражения я тоже применил точно такое же высочайшее оружие Брахмы. И оно засверкало ярко, как бы показывая, что происходит в конце времен. Тогда весь небосвод, казалось, был охвачен огнем, и все существа прониклись горем. И тогда стала дрожать земля вместе с ее горами, лесами и деревьями, и все существа, палимые жаром оружия, пришли в крайнее уныние. Загорелся небосклон и задымились десять стран света. И существа, парящие в просторе небес, не могли тогда держаться в воздухе. Всколыхнулась река, даже большие моря волновались, растрескались горы, поднялись ветры. Померк огонь, затмилось лучезарное солнце. Белый горячий дым, который был в тысячу раз более ярким, чем солнце, повысился в бесконечном блеске и сжег город дотла. Вода кипела, лошади и военные колесницы были сожжены тысячами, трупы упавших были искалечены ужасной высокой температурой так, что они больше не были похожи на людей. Слоны вспыхивали пламенем и бежали в разные стороны в безумстве. Пали все животные, придавленные к земле, и со всех сторон языки пламени лились дождем непрерывно и отчаянно. Выжившие прожили недолго: у них выпали волосы, зубы и ногти".

Оливия слушала и не находила слов. Все услышанное сходилось с описанием последствий ядерных бомбардировок.

- Изучив тексты “Махабхараты”, - продолжал рассказывать Габриэль, - археологи пришли к мнению, что в поэме описывается первая в истории ядерная война, которая на то время была возможна исключительно в теории и околонаучной фантастике. Но в древнем мире, отстоящем от нашего на шесть тысяч лет, ни о каком ядерном оружии не могло быть и речи. Раскопки в Мохенджо-Даро спешно свернули, археологам запретили разглашать совершенные открытия под угрозой пожизненного заключения. Илай Карпентер взялся распутать эту загадку. Он основал тайное общество, известное как “Просвещенные”, и развернул масштабные исследования древних цивилизаций по всему миру, пытаясь раскрыть настоящую историю планеты. Все закончилось скверно.

- Что случилось?

- Исследования Карпентера бесславно завершились в Гренландии. Он напал на след сохранившегося города древних, погребенного глубоко под землей, загорелся идеей раскопать его, совершить невероятные открытия и прославить свое имя в веках - всеми исследователями со временем овладевает мания величия. Илай Карпентер построил над городом научно-исследовательский комплекс, собрал наиболее выдающиеся умы “Просвещенных” и с энтузиазмом приступил к работе. Пробивая шахтные туннели к городу, они немного просчитались и случайно разрушили склеп, в котором был запечатан неизвестный неизлечимый вирус. Он погубил весь персонал комплекса. Илай Карпентер сбежал в первые дни эпидемии, запечатав комплекс и бросив своих людей умирать от болезни.

- Трусливый ублюдок! - Оливия гневно стиснула кулаки. - Как он мог так поступить?!

- Легко судить кого-то, когда сам не бывал на его месте, не видел ужасы и отчаяние тех дней. Наблюдая за разрастающейся эпидемией и безуспешными попытками ученых найти вакцину, Илай Карпентер принял единственное верное решение - закрыть комплекс на карантин и запереть вирус внутри. Он спас человечество от вымирания. Всех спасти невозможно, кем-то так или иначе приходится жертвовать.

- Какое отношение Илай Карпентер и его тайная организация имеют к Дефо?

- “Просвещенные” изучали известные и малоизвестные легенды всех народов мира и искали им реальные подтверждения. При раскопках средневековых захоронений у Гластонбери они обнаружили летописи малочисленного ордена монахов, описывающие схождение Дефо на землю. Монахи сравнили его с падением небесной звезды. Позднее были найдены свидетельства, что в лесах близ Гластонбери жила женщина с необычными способностями. Она исцеляла больных и увечных наложением рук, предсказывала будущее, знала, когда ждать дождей, а когда засухи. Хроники ордена приписывают ей власть над четырьмя стихиями природы — земли, огня, воздуха и воды, и пятой - квинтэссенцией.

- Даже если допустить, что ты говоришь правду, в чем я лично сомневаюсь, - сказала Оливия, - все равно это слишком фантастично звучит.

- Не фантастичнее ядерных войн во времена фараонов, - возразил Габриэль. - Сам я Дефо никогда не встречал, мы зависали в разных тусовках, знаешь ли, но до меня доходили слухи, что она променяла божественность на смертность.

- Так что посоветуешь мне делать?

- Поумерь уже скепсис, милашка, и начинай верить, что мы не карнавал тут разыгрываем. Речь идет о серьезных вещах.

- Мне нужно все обдумать, - Оливия встала с дивана.

- Обдумай. Только долго не тяни. Время не на вашей стороне, - вдруг слишком серьезно и спокойно, без тени насмешки, проговорил Габриэль.

Зеленое пламя внутри черепа угасло. Оливия задула догорающие свечи, потушила лампу на столе и вернулась к себе. До утра она так и не уснула.

II

Константин тоже не спал. Он спустился на самый последний уровень бункера и заперся в пустой ракетной шахте. В бетонный пол шахты был вделан круг из серебра, вокруг него - и на стенах - нарисованы сложные, витиеватые символы. Защитные знаки против демонов.

Поставив на круг пять черных свечей, Константин поджег их, отошел к двери шахты и прочитал заклинание. Огоньки свечей взвились вверх, из круга потянуло дымом и серой. В тишине послышались вопли и стоны проклятых душ, рычание адских псов и тщетные мольбы грешников, приговоренных к вечности в огне.

Константин не увидел появления демона, но почувствовал близость падшего - все его инстинкты взывали к немедленному бегству. Он испытывал невольный страх и трепет перед невидимой сущностью, запертой внутри круга, но держал свои чувства и эмоции под полным контролем. Демон не должен почувствовать слабость призвавшего его - иначе никакая защитная магия его не удержит.

- Отчаянный шаг, Константин, - сказал демон, торжествуя. - Вызвать меня в твою святая святых. Признаться, такого шага я никак не ожидал. Чего тебе нужно?

- Не ерничай, Асгафер. Ты знаешь, зачем вызван сюда.

- Слыхал, - съязвил демон. - Все носишься со своим идиотским замыслом спасения мира? Брось, ты уже ничего не изменишь и никого не спасешь.

- Сам - нет. Ты мне поможешь.

- Самонадеянный наглец! В чем мой интерес помогать тебе?

- Выгода. Не будет больше мира, не будет людей и сделок, не будет новых душ. Что скажет Люцифер, когда узнает, что ты мог помешать нашей гибели, но позволил гордыне ослепить себя? За такой прокол он тебя по головке не погладит.

- Не смей произносить имя Владыки! - взревел демон, его красные глаза яростно вспыхнули. - В твоих устах упоминание его равносильно оскорблению!

- Но если ты сыграешь на нашей стороне, - продолжил Константин, игнорируя ярость Асгафера, - Люцифер вознаградит тебя. Если ты впечатлишь его, возможно, он пожалует тебе титул Князя Тьмы. Как тебе?

- Неслыханно! Ты искушаешь меня?!

- Не делай вид, что не хочешь подняться по карьерной лестнице. Учитывая наше положение, - это твой последний шанс выбиться из “шестерок”. Неужели ты его упустишь?

- О чем ты просишь, Константин?

- Указать мне, где искать могилу Дефо и ее перерожденное воплощение.

- И это все, в чем ты нуждаешься?! Подумай, сколько еще благ ты можешь от меня получить!

- За мою душу, разумеется?

- Ничего не дается задаром, - наставительно сказал демон. - Кому как не тебе это знать.

Свечи вокруг круга догорали. Когда угаснет последняя - защита ослабнет, и демон сможет вырваться. Асгафер знал это и расчетливо тянул время. Но Константин тоже знал.

- Моя душа останется при мне, - произнес он твердо. - Я приказываю тебе ответить, где находится могила Дефо и ее инкарнация!

- Мне нравятся морские пейзажи Шотландии. Там так легко дышится, а шелест волн услаждает слух… Тебе не помешает отпуск, Константин.

- Не ответишь - я отправлю тебя назад ни с чем. В Ад ты все равно вернешься, но победителем или проигравшим - решать только тебе.

- Отдаю должное, ты хорошо подготовился к нашей встрече, Константин. Только из уважения к твоей предусмотрительности и находчивости, я скажу - могила Дефо находится под горой Морвен, что у Берридейла. Ответ же на твой второй вопрос таков - жизнь всегда тянется к смерти.

Зная, что времени остается мало, и ничего больше он из демона не вытянет, Константин зачитал реверсивное заклинание и изгнал его туда, откуда призвал.

III

Двухместный глайдер, взятый из недр хранилища Константина, пригодился как нельзя кстати и быстро летел над скалистым ландшафтом шотландского высокогорья. Внизу мелькали выгоревшие леса, пересохшие реки, руины городов и безымянных деревенек. В земле виднелись глубокие кратеры от упавших на землю бомб, не атомных, но нанесших не меньшие разрушения.

Оливия сидела в кресле пилота и уверенно правила навстречу заходящему солнцу - огромный багровый диск медленно скрывался за выбеленными вечным снегом горными вершинами. Константин сидел сзади. Он был необычайно молчалив, за весь полет не произнес ни слова.

- С тобой все хорошо? - озабоченно спросила Оливия, не отрывая взгляда от приборной панели.

- Да, все в порядке. Воспоминания нахлынули.

- Поделишься?

- Не чем особо делиться. В молодости я несколько лет жил в Шотландии. Это прекрасная страна с самобытной культурой. Тяжело видеть ее мертвой землей.

В голосе Константина прозвучали горечь и скорбь. Оливия пожалела, что понапрасну разбередила его душу.

- Прости, - смутилась она. - Мне не следовало поднимать эту тему.

Константин промолчал.

На горизонте показался Берридейл. Война не пощадила древний город. Первые кварталы были разбомблены, от зданий остались одни обгоревшие остовы. Дороги изрыли воронки от упавших снарядов, обрушившаяся эстакада монорельса погребла под обломками вагоны и автомобили. Окраины Берридейла стали одной большой могилой.

- Не думаю, что кто-то может здесь жить, - отметила Оливия. - Город, похоже, брошен.

- Все равно стоит проверить, - услышала она ответ. - Духи не указали бы нам на это место, если бы тут никого не осталось.

Оливия не стала спорить. Она снизила глайдер и описала круг над городом. Ничего. Ни в одном доме не вспыхнул луч света, никто не выбежал на улицу и не замахал руками, привлекая к себе внимание. Сканеры не находили никаких признаков жизни.

- Кажется, на этот раз духи все же ошиблись. Выживших здесь нет, - грустно произнесла Оливия, тяжело вздохнув.

Глайдер пролетал над городским парком, разросшимся до небольшого леса. В тени деревьев мелькнула короткая вспышка. Кабину глайдера разорвал резкий сигнал тревоги.

- Ракета! - Оливия налегла на штурвал. - Держись!

Глайдер резко рванул ввысь. На радаре появилась маленькая точка. Несмотря на разницу в скорости, расстояние между ней и глайдером стремительно сокращалось.

Оливия заложила крутой вираж, уклоняясь от ракеты. Одним нажатием кнопки на приборной панели она сбросила ложные цели. Под днищем глайдера замелькали оранжевые вспышки - подрывы снарядов-обманок. Противоракетная защита не сработала. Ракета обошла “обманки” и не отставала от глайдера. Столкновения было не избежать.

В отражении стекла кабины Оливия видела побледневшее лицо Константина. Он закусил губы, вцепился в ручки кресла и трясся от приступа внезапно накатившего страха.

- Надо катапультироваться! - крикнула Оливия. - Иначе погибнем!

Константин коротко кивнул.

- Надень кислородную маску! Спереди под сиденьем есть ручка! Когда скажу - дергай ее что есть силы!

Оливия направила глайдер вниз, к земле. Она рассчитывала на одно: при катапультировании они окажутся выше глайдера, и когда ракета попадет в него, их шансы не попасть в радиус поражения взрыва и выжить возрастут.

Навстречу глайдеру стремительно неслась земля. Стрелка альтиметра лихорадочно крутилась, отсчитывая расстояние до столкновения.

- Пора! - скомандовала Оливия, нащупав спасительный рычаг катапульты. - Дергай ручку! Быстрее!

Автоматика отстрелила крышу кабины. Два кресла вылетели из глайдера как пробки из бутылки шампанского. Над головами Оливии и Константина раскрылись широкие купола парашютов.

Неуправляемый глайдер падал в крутом пике. Ракета неслась за ним и наконец настигла. В небе алым цветком расцвел взрыв. Превратившись в пылающий болид, глайдер рухнул на землю и второй взрыв окончательно уничтожил его.

Оливия и Константин благополучно приземлились на городской площади. Девушка первой отстегнулась от кресла и сканировала лес на наличие признаков жизни. Датчики экзоскелета ничего не улавливали. Кто же тогда сбил ее истребитель?

Вглядываясь в лес за забором, Оливия заметила, что экран шлема зарябил, пошел волнистыми помехами. Подсистема раннего предупреждения просигнализировала об обнаружении фатальной неисправности. На экране замигал тревожный сигнал, предупреждая о сбое систем вооружения и прекращении подачи кислорода. Оливия сорвала шлем, и как раз вовремя - боевой костюм отключился.

Оливия от досады заскрежетала зубами. Технологически продвинутая машина войны превратилась в бесполезный механизм - без работающих сервоприводов она не могла пошевелить ни ногой, ни рукой. Все вооружение тоже было не включить, она стояла перед неизвестным врагом, неспособная защищаться. Идеальная мишень. Идеальная жертва.

- Константин, - сказала она как можно спокойней, - времени мало. Слушай и запоминай: сейчас ты должен найти укрытие, залечь там и не высовываться, что бы не услышал.

Константин посмотрел на нее растерянно: он еще не отошел от шока, вызванного случившимся с глайдером, и не осознавал происходящее здраво.

- А как же ты? Я не оставлю тебя здесь одну!

- Не время геройствовать! Беги отсюда, найди укрытие и спрячься!

- Зачем?!

- Мою броню отрубили электромагнитным импульсом. Это ловушка. Вот зачем!

В парке раздались торжествующие крики. Из зарослей на площадь выскочили десятка два оборванцев, вооруженных примитивными плазменными ружьями. Улюлюкая с неистовством пещерных дикарей, они окружили Оливию. Их лица закрывали тряпичные маски, бесформенные, потрепанные и грязные одежды сглаживали изгибы фигуры, не позволяя понять, были ли это мужчины или же женщины.

- Враг! - проорал один из них, указывая на эмблему СОИ на груди экзоскелета девушки. - Убийца!

Он подскочил к Оливии и наотмашь ударил ее. Константин рванулся к ней на выручку, но его грубо ударили прикладом в живот, скрутили и силой потащили с площади. Он видел, как толпа налетчиков набрасывается на Оливию и бьет ее по лицу, как она падает на землю и не может подняться, скованная, обездвиженная немалым весом бронированного костюма.

Потом ему на голову накинули плотный черный мешок, и больше он ничего не видел.

***

P.S. Написано в соавторстве с Алексеем Тимошенко по одному из моих сновидений.

Я душа. Я маленькая серебристая точка.

С большим миром внутри, а...

Сжимаюсь до размера комочка.

И вообще бы мне молодой, да летать по свету,

Но!

Я здесь. Я выбрала мир и именно этот...

Почему? Любопытство юное невинное

И любовь бескорыстная простая, двукрылая!

И цветы на клумбах большие красивые...

А на небе что?

Звезды холодные и тьма темно-синяя.

Но откуда мне знать, что тело людское

Непослушное! Иногда злое...

Но все же оно тёплое! Оно живое!

И руки горячие по телу так нежно...

Зачем?! Почему, почему все так быстротечно?!

И я не вечна...

И ты...

Я хотела... Я мечтала, что вдруг, однажды!

Найдя тебя здесь, останусь навсегда, насовсем...

Но нет!

Мы души, мы точечки — каждый!

А встретимся вновь мы когда?

Я не верю! «А давай, покидая тело,

Мы вместе возвысимся к звёздам!

Давай?!» — шепну тебе я... Несмело...

А ты душа... Ты маленькая серебристая точка.

С большим миром внутри, а...

Для меня тёплый любимый комочек!

И вообще бы нам всем летать по свету

Но...

Мы снова и снова выбираем мир. Этот...

И именно этот...