DoktorLobanov

Может для кого-то это будет новостью, но раз в год в нашу армию приезжает комиссия, состоящая из офицеров НАТОвских войск. Доблестные европейцы тщательно осматривают имеющееся вооружение, на предмет наличия запрещенных видов (химического и бактериологического) и пишут километровые отчеты.

Однажды высокая комиссия посетила и нашу часть.

О проверке стало известно дня за три. Не буду утомлять читателей штампами, о том, как солдаты красили траву в зеленый цвет и привязывали к веткам деревьев опавшие листья. Но было весело.

Утром к КПП по разбитой дороге подъехал запыленный «мерседес», из которого выбрались два полковника. Как в анекдоте – немец и француз. Немец был из восточных. Успел послужить в Советской армии и поучиться где-то в Прибалтике. Отлично говорил по-русски и понимал тонкости нашей службы. Француз был дуб дубом. Ничего не понимал, только глазами хлопал.

Выглядели проверяющие как в кино. Складками на их брюках можно было бриться. В начищенных до зеркального блеска ботинках отражалось небо. Спортивные, подтянутые. В общем, какие-то не военные, а голливудские актеры. То ли дело наши полковники – морды красные, над ремнями солидные пузики, на подбородках – раздражение от непривычного бритья. Орлы!

Проверяющим показали часть, гаражи, учебную часть и повезли на полигон.

А на краю полигонного поля стояла бетонная будочка. Где-то в начале пятидесятых кто-то решил, что она там нужна. Вот и стояла. Для каких надобностей – все давно забыли. Но раз по документам проходит сооружение в западной части полигона – значит пусть стоит!

Солдаты тоже не дураки. В окружающий полигон лес осенью и зимой по нужде ходить холодно. Вот и приспособились – в будочку.

И вот прогуливаются проверяющие по полигону, рассматривают гордо выставленную технику. И тут немец замечает БУДОЧКУ.

- А что у вас там? – спрашивает он у командира части.

А что у нас там? Командир не знает что ответить. Пожимает плечами, растерянно улыбается и выдавливает:

- Да так, хозяйственное сооружение.

- Так, - хмурится треклятый немец. – На полигоне – хозяйственное сооружение?

- Ну да, - ободряется командир. – На всякий случай.

Немец недоверчиво хмыкает и бодрым шагом направляется к будочке.

В мыслях командиров только одна голливудская картина – как они бросаются вслед за немцем с громким криком «НО-О-О-оу!!» И никто не двигается с места.

Немец отворяет хлипкую дощатую дверцу и смело шагает в темноту.

- Б***, - четко произносит командир.

Немец выходит из будочки, тщательно вытирает зеркальный ботинок о траву.

- Ну, что там? – на плохом английском спрашивает француз.

- Не ходи туда, - отвечает немец. – Там хозяйственное сооружение.

На следующий день будочку снесли. Танком.

Был у меня в университете приятель по имени Игорь. Игорю очень нравилась одна девушка с младшего курса. Девушка была хорошенькая – такая типичная голубоглазая блондинка. И не дура, раз на бюджет медицинского поступила.

Но что-то у них не заладилось. Игорь и так подкатывал, и этак. Девушка мило улыбалась и на все его предложения отвечала вежливым отказом. Игорь сердился, в общаге за рюмкой пива клял её нехорошими словами, а на следующий день опять звал то в кино, то в кафешку. И снова получал отказ.

Игорь не сдавался. Он повел атаку по всем правилам военного искусства. Познакомился с подружками девушки, с её одногруппницами. Узнавал, что ей нравится. Потихоньку выпытывал насчет конкурентов.

Подружки в один голос утверждали, что девушка ни с кем не встречается и вообще кроме учебы мало чем интересуется.

Такая тягомотина продолжалась целый год. И вот однажды в начале лета стоим мы с Игорем возле университета, курим. Игорь только что с трудом вытянул на трояк последний экзамен и настроение у него смешанное. С одной стороны облегчение, что отстрелялся. С другой – тройка обидная. Экзамен был не из сложных.

А тут останавливается рядом с нами серый «мерседес», и оттуда выпархивает наша «недотрога». Вслед за ней выходит импозантный седоватый дядечка. Девушка нежно целует его в щечку и убегает получать зачет.

Игорь медленно багровеет.

- Ах вот в чем дело?! – сдержанно рычит он. – Я к ней и так, и эдак, а у неё оказывается «папик» есть.

- Да успокойся ты, - я пытаюсь как-то погасить товарища. – Она ведь тебе ничего не обещала. И, в конце концов, это её дело, с кем встречаться.

- Я бы ещё понял, если бы со сверстником! – не унимается Игорь. – Но с этим старым пердуном!

- Не такой уж он и старый, - пожимаю плечами я.

- Зато на «мерсе»!

Игорь раздраженно бросает под ноги недокуренную сигарету и решительно направляется к «папику». Я спешу следом. «Папик», ничего не подозревая, прогуливается вокруг своей машины.

- Слышь, ты, закурить есть? – с ходу начинает Игорь.

- Мне кажется, вы только что курили, - невозмутимо парирует «папик».

- Не твое дело! - огрызается Игорь.

- Не мое, - соглашается «папик».

- Ты Ленку откуда знаешь? – задает глупый вопрос Игорь.

- Ну-у? – «папик» задумчиво закатывает глаза. – Это долго объяснять.

- Тебе не кажется, что ты староват для неё?- идет в атаку Игорь.

- Вы думаете? – подчеркнуто вежливо спрашивает «папик».

Игорь исчерпал свой словарный запас и потянулся было, чтобы сгрести наглого «папика» за воротник, как из дверей университета, размахивая зачеткой, выпорхнула Лена.

Увидев сцену у машины, она нерешительно остановилась и спросила:

- ПАПА, что тут происходит?

- Да вот, - отвечает седой. – Чуть не познакомился с твоим несостоявшимся женихом.

У Игоря опустились кулаки. Седой посадил Лену в машину и вежливо с нами попрощался. О том, какие взгляды бросала девушка на моего товарища – я промолчу.

В общем, не получилось у Игоря с любовью.

Самое веселое время в жизни военного врача начинается, когда в часть прибывает молодое пополнение. Бойцы приезжают с разных концов страны, у каждого своя, характерная для данного региона микрофлора, ослабленное нервным напряжением и проводами здоровье. И, как следствие, приблизительно через неделю-полторы после прибытия солдат в часть, у нас начиналась повальная эпидемия.

Первая эпидемия настигла меня в чине лейтенанта медицинской службы в огромной учебке. Была слякотная дождливая зима. Бойцы приехали сопливые, лихорадящие. В городе набирал обороты грипп. В считанные дни все пять медпунктов были забиты до отказа, госпиталь брал на себя только самых тяжелых, к воротам части стягивались автобусы с мамами и бабушками. Ещё бы, ведь только кровиночку от титьки отобрали, как у неё уже страшный диагноз. ОРВИ.

Под больных отвели изолированный первый этаж казармы. В считанные часы он стал напоминать холерный барак. В огромном помещении на скрипучих железных кроватях метались и бредили полсотни солдат в одинаковом казенном нательном белье. Те из них, которым было получше, выбирались покурить на крыльцо. Вся наша медрота не ночевала дома.

На третий день эпидемии из столицы прибыла ПОМОЩЬ. Целая комиссия в чинах подполковничьих.

- Слава Богу! – вздохнули мы.

Но, как оказалось, рано обрадовались.

Важные медицинские подполковники сработали быстро. Они разработали АНКЕТУ для солдат. «Почему я заболел?» И мне, как самому молодому, пришлось с этой анкетой собирать солдат в актовом зале (привет эпидрежиму!) и задавать идиотские вопросы.

Собрав анкеты, комиссия посчитала свой долг выполненным и уехала.

Эпидемия набирала обороты. Под больных отвели ещё один этаж. Больными числилось уже 50% личного состава.

И тогда из министерства приехала вторая комиссия. Седые важные полковники в течение двух дней изучали работу предыдущей комиссии. И пришли к выводу, что АНКЕТА была неполной. Полковники добавили в анкету ещё два вопроса и снова отправили меня по солдатам.

Бойцы посмотрели на меня, как на идиота, но анкеты заполнили. Для полноты картины замечу, что количество больных достигло уже пары сотен.

Полковники прочитали анкеты, довольно кивнули, выпили на дорожку. И уехали.

- Суки! – сказал начальник медроты, кратко охарактеризовав работу комиссии.

Словно в ответ на его характеристику, через три дня в часть прибыла третья комиссия. В составе этой был самый главный полковник-терапевт. Мы настороженно встретили комиссию.

И не ошиблись. Начальство в считанные часы приняло меры. Наказали врачей, которые неправильно лечили солдат. И разработали ТРЕТЬЮ анкету.

С анкетой носился догадались кто? Конечно же, самый молодой.

А надо вам сказать, что к этому времени половина солдат из опрашиваемых уже выздоровела. И мне пришлось бегать по подразделениям, искать бойцов пофамильно и снова пытать их «Почему ты заболел?»

Апофеозом этого идиотизма было мое выступление в актовом зале. Я собрал там полсотни солдат из опрашиваемых, вышел на трибуну и сказал без микрофона.

- Пацаны, вы наверное думаете, что я кретин?

Бойцы промолчали. Офицеру грубить они уже были не приучены, но ответ читался в глазах.

- Правильно считаете, - сказал я. – Эту ***** бумажку разработали **** полковники. То что они **** я с вами абсолютно согласен. Поэтому давайте заполним её в третий раз и разойдемся по подразделениям.

К моему удивлению ни один из солдат меня не сдал. И мой откровенный разговор с ними не дошел до вышестоящего начальства.

Комиссия уехала. Грипп как-то сам собой пошел на спад.

Через месяц мне объявили выговор за то, что я эпидемию не предотвратил. И не вылечил её за три дня имеющимися у меня в наличии таблетками активированного угля и аспирина.

Отдельно хотелось бы отметить перлы в анкетах. Бойцы были молодые, а школа не всех успела научить писать.

На вопрос «С чем вы связываете свое заболевание?» бойцы отвечали (орфография сохранена):

- Пошел на ФИЗО и упацеу.

- Было холадна, ночу замерз и забалеу

- Упацеу после ФИЗо, кАда шли в казарму замерз

Но отдельного упоминания удостоился боец, который грешил на ОЗК. Он написал.

- Када учились, одел ЮСеКа и упацеу.

Короче все «упацели». И я больше всех

Заранее хочу предупредить. Пост написан не для разжигания национальной розни и насмешек над какой-нибудь из наций. Автор – космополит советского разлива, поэтому на нападки всевозможных троллей реагировать не будет из принципа. Мне приходилось работать с украинцами, россиянами, казахами, турками, немцами и чуть ли не с конголезцами. Везде есть хорошие люди. Но пост не об этом.

Иногда мне кажется, что русский – это не национальность, а состояние души. Есть у меня друг еврей. Так он такой русский, что меня за пояс заткнет. Был как-то по работе в Германии, так товарищи баварцы надегустировались любимых напитков и запели. Немецкий я знаю в объеме захвата пленного во время войны, поэтому слов не понимал. Но пели душевно, почти по-русски. Наутро, конечно, сидели всем офисом с опухшими лицами. Тоже очень по-русски.

В моей семье самые отчаянные приключения начинаются со слов «Жена, мы же с тобой русские люди?» Жена кивает, а что ей остается делать?

Первый раз эта фраза прозвучала в Румынии. Мы жили в каком-то полуразвалившемся отеле, денег не было от слова совсем, а посмотреть страну хотелось. Километрах в 50-ти был городок, основанный ещё древними греками под названием Констанца. Экскурсии туда возили, но стоило это удовольствие 25 евро с носа.

- Мы ж русские люди, - сказал я жене и мы пошли.

Чужой город, чужая страна, из румынского я знал только «Ке коста?» - «Сколько стоит?». Но очень хотелось город посмотреть.

Вышли на дорогу - там остановка маршруток. Подхожу к водителю.

- Констанца?

Он кивает.

- Ке коста?

Показывает растопыренные пять пальцев. Пять лей выходит.

- Поехали.

В Констанце на вокзале мы купили карту. На румынском, конечно. И посмотрели весь город. Самое старое в Европе казино, музей с остатками римских гробниц, набережную. Страшно было очень. Особенно когда на площади меня окружили два десятка цыганят и начали откровенно шарить по карманам. Но брать им было нечего, и цыганята разочарованно схлынули.

Второй раз я произнес сакраментальную фразу уже в Турции. Мы заказали экскурсию на большой яхте по Средиземному морю. В программу экскурсии входило посещение развалин римского города на каком-то острове. Но хитрые турки разработали стратегию, позволяющую срубить побольше бабла. Они останавливали яхту в ста метрах от берега. Открывался чудесный вид на сосновый лес и стоящие в этом лесу крепостные стены. У единственного входа в город стояла охрана. К кораблю подходила лодка и за доставку к крепости требовали ещё 10 евро.

- Мы же с тобой русские люди?- спросил я жену.

- Ага, - кивнула она.

- Крепости две тысячи лет. Её не однажды штурмовали. В стене должны быть проломы.

Мы отдали фотоаппарат знакомой женщине, которая решила оплатить экскурсию, и махнули за борт. Охранники турки подозрительно посмотрели на парочку, выходящую из воды и направляющуюся в лес. Но ничего не сказали.

Метров через двести в стене действительно обнаружился пролом, оставленный ещё карфагенской катапультой (шучу). Мы пролезли внутрь и присоединились к экскурсии. Гид недовольно посмотрел на нас, но опять же ничего не сказал.

Наша семья любит путешествовать. Фраза звучала в разных уголках мира. Рассказывать все не буду – очень долго получится. Но я ни разу не пожалел. Иногда стоит послать всех гидов, вытягивающих из тебя деньги, и отправиться исследовать чужую страну самому.

П.С. прошлым летом в Египте мы собрались смотреть какую-то мечеть. Жена настаивала на том, чтобы пойти к гиду, заплатить ему деньги, мол, мы же с ребенком в чужой стране.

На что моя пятилетняя дочь взяла её за рукав и сказала:

- Мама, какой гид? Мы же с тобой русские люди.

Первый пост про преподавателей медицинского ВУЗа внезапно оказался популярным. Вот я и решил сделать второй.

На первый курс любого университета приходят в основном со школы. То есть средний возраст новоиспеченных студентов лет 17. В глазах – огонь и желание спасать человечество. Практического опыта – ноль. На фоне этого молодняка наша группа смотрелась солиднее и старше. Во-первых, у нас был Андрей – парень после армии и какого-то ПТУ, ну и ваш покорный слуга – медучилище и работа в больнице.

И вот первое практическое занятие по анатомии. Молодняк едва раззнакомился, а мы «деды» уже вовсю травим байки. Андрюха про армию, я про хирургию. Тут открывается дверь и входит Девочка. Хрупкая блондинка с умопомрачительными глазами.

- Ты смотри, - толкает меня в бок Андрей. – Чур, я первый знакомиться.

Блондиночка обводит нашу группу чуть испуганным взглядом и внезапно садится на место преподавателя.

- Здравствуйте, - говорит она. – Меня зовут……я буду вести у вас практикум по анатомии.

Всю первую пару девушка честно старалась. Она сердито хмурила бровки и делала серьезный вид. Но все её усилия пропадали даром, потому что прямо напротив стола преподавателя сидели два великовозрастных самца и пускали слюни. Каноничный Нестор Петрович мог посочувствовать нашему преподавателю, но не мы.

К следующему занятию мы готовились. Я поутюжил халат и достал из закромов галстук. Андрей пришел трезвым и бритым. Но неожиданно вместо нашего ангела в аудиторию вошел пожилой профессор.

- Вы! – вместо приветствия он ткнул пальцем в нас с Андреем. – Возьмите в лаборантской материалы.

Материалами оказалась огромная столовская кастрюля, в которой, как в супе плавали лишенные кожи человеческие конечности и распиленная по профилю голова.

- Ты! – профессор ткнул пальцем в Анечку, нашу одногруппницу. – Достань нижнюю конечность.

Анечка побледнела. Во-первых, у неё был дорогостоящий маникюр. Во-вторых, она боялась кастрюли.

- Два! – отрезал профессор. – Кто достанет препарат?

Молодняк резко опустил головы. Профессор уже торжествовал победу, он готовился произнести длинную унижающую тираду.

Ха, не на того напал! Мы во всяких моргах и реанимациях и не такое видали.

Я закатал рукав халата по плечо и принялся демонстративно копаться в кастрюле. Одногруппники смотрели с ужасом, профессор с затаенной усмешкой. Наконец, я нащупал стопу и вытащил её наружу.

- Вот! – довольно сказал профессор. – Доктор не должен быть брезгливым!

Профессор вел у нас анатомию первые полгода. И после первого же занятия у нас с ним установились весьма теплые отношения. А во втором семестре снова пришла наша красавица. И все мысли об анатомии выветрились из моей головы.

Эта история случилась в те времена, когда оказаться в Африке можно было двумя путями. Нужно было либо украсть очень много денег, надеть малиновый пиджак и отправиться бухать в Египет, либо пойти контрактником в армию. Тогда существовал шанс оказаться на передовой борьбы коммунизма и капитализма в каком-нибудь Алжире или Конго. Герой моего рассказа решил пойти первым путем. Но освоенный «новыми русскими» Египет показался ему скучным. Ведь «пацаны» там уже бывали. И тогда он украл побольше и отправился на сафари не куда-нибудь, а в саму Кению. Кого подстрелил великий последователь Буффало Билла и Давида Ливингстона – об этом история умалчивает. Но вечером, запивая местное пиво ирландским виски, он познакомился с одной из жарких темнокожих красоток, с которой и имел непродолжительный, оплаченный валютой контакт.

Вернувшись на родину, герой, вместе с заслуженной гордостью перед коллегами, внезапно почувствовал легкое недомогание. Выражалось оно в легком, но стабильном повышении температуры описываемого организма до 38-38,5 градусов. Прочие симптомы отсутствовали. Что такое 38 градусов для героя? Ерунда. Пациент закинулся пригоршней парацетамола и отправился покорять развивающийся рынок. Однако уже через три-четыре дня он почувствовал, что дело плохо. Самыми лошадиными дозами жаропонижающего температура сбивалась на два-три часа. А потом проклятый градусник снова показывал 38.

Пациент поступил в инфекционное отделение нашей больницы на пятый день борьбы и был срочно помещен в изолированный блок. Все контактные лица взяты в оборот отделением эпидемиологии. Заведующий отделением растерянно разводил руками. На его чашках Петри что-то росло – но что? Заведующий такого отродясь не видел. Анализы отправили в столицу, но и там развели руками. Тем временем пациенту поплохело не на шутку. Да так, что в изолированный блок были на всякий случай доставлены пару аппаратов из реанимации. Комплексное лечение и целый перечень антибиотиков давали весьма слабый результат.

Главный врач больницы всерьез рассматривал вариант в случае смерти пациента сжечь инфекционное отделение, для предотвращения зомбиапокалипсиса.

На десятый день изоляции передовая медицина все-таки одолела африканскую инфекцию. То ли бычий организм пациента все-таки выдержал, то ли лошадиные дозы антибиотиков сгруппировались и дали бой неизвестному микробу. Герой начал потихоньку выздоравливать.

В это время из столицы наконец-то пришел ответ. Какой-то профессор в НИИ эпидемиологии распознал весьма специфическую для региона Восточная Африка инфекцию. Причем передавалась она отнюдь не воздушно-капельным путем. Такой вот привет туристу от темнокожей красотки. Инфекционисты скоординировали лечение, и герой быстро пошел на поправку.

Но ещё пару лет по больнице ходили его слова, сказанные в лихорадочном бреду:

- Какая Африка, какой Таиланд? Крым, только Крым!

Контактные лица отделались легким испугом. Инфекционное генералили раза три.

Зомбиапокалипсис не случился. А жаль.

Когда я работал санитаром в приемной хирургии, мы часто наносили визиты в другое не менее интереснейшее для медиков место, а именно – в тихую районную психбольницу. Пациентов из этого советского аналога Бедлама нам привозили частенько. Эти товарищи любили и подраться, и голову себе разбить, и выпить чего-нибудь для полировки мебели. А после выписки или оказания первой медицинской помощи мы по инструкции должны были доставить их в родные стены. То есть – в психбольницу. Для этого организовывали «Скорую» и в сопровождение давали двух санитаров. Мало ли что по дороге придет в голову пациенту.

Больница находилась в другом конце города, в глухом и мирном частном секторе. В разные стороны от кирпичной стены, покрашенной в традиционную желтую краску, разбегались кособокие избушки.

Пока пациентов оформляли и документировали, мы «хирургические» санитары общались с местными работниками носилок и швабры. Истории из жизни районных психбольных занимали достойное место в моей коллекции медицинских баек.

История про бабушку.

В «тихом» отделении больницы доживала свой век старушка. Бабушку сдали недобросовестные дети, вселившиеся в её дом, но пациентка этого, кажется, даже не заметила. Жила она в своем мире. Тихонько ела больничную кашу, послушно ложилась во время вечернего отбоя, принимала лекарства, выписанные лечащим врачом и ждала, когда дети сподобятся перевести её в какой-нибудь дом престарелых. В больнице старушку жалели и не обижали.

Отличительной чертой бабушки была её подвижность. В погожие деньки бабушка пользовалась относительной свободой и нарезала бесконечные круги по внутреннему больничному двору. Зимой или дождливой осенью мерила шагами длинный коридор. Часами.

И вот как-то вечером, медсестра перед отбоем заглядывает во все палаты и не обнаруживает старушку на месте. Она выходит во двор – пациентки нет. В ужасе бросается к наружным дверям – так и есть! Какой-то охламон забыл их запереть и пациентка тихой сапой выбралась на улицу.

Медсестра в панике звонит санитарам буйного отделения. На её зов примчались два здоровенных мужика, сердитые от того, что им не дали доиграть в карты.

- Ребята, у меня бабушка пропала! – нервничает медсестра. – Пробегитесь вокруг, она не должна была далеко уйти.

- Ага! – синхронно кивнули санитары и бросились в погоню.

Выскакивают на улицу и озираются по сторонам. Смеркается. Вдаль уходит тихая улочка одноэтажных домишек, едва освещаемая редкими фонарями. И где-то вдалеке, под этими фонарями неспешно ковыляет бабушка. Цветастый больничный халатик, аккуратно подвязанный платочек, растоптанные тапочки. Могучим рывком санитары догоняют бабушку, без лишних слов подхватывают её на руки и тащут в больницу. Они ж в карты не доиграли!

- Это не моя бабушка, - говорит медсестра.

- Как это не твоя? - удивляются санитары. – Бабуля, ты откуда?

- Да я тут через три дома живу, - отвечает старушка. – К соседке ходила сериал смотреть, а тут вы.

- Так чего же ты молчала?!- искренне удивились санитары.

- Я думала, может насильники какие. Стукнут ещё. Вот и молчала.

Похищенную отпустили. Пациентку объявили в розыск. Утром её нашли в другом конце города. Бабушка неспешно и деловито двигалась в сторону шоссе.

История интимная.

Это сейчас все грамотные и интернетов начитались. А я, когда впервые услышал слово «эксгибиционист», даже не знал, кто это такой. Подумал, что это какая-то политическая партия.

Однажды у нас в городе объявился эксгибиционист. Теплыми вечерами он подкарауливал свою жертву в парке и ПРЕДЪЯВЛЯЛ. Предъявлять по свидетельству жертв было что, поэтому лица маньяка никто толком не запомнил. Однако даже по этой скрытой примете милиция вскоре поймала эксгибициониста и, проведя экспертизу, доставила его на лечение в психбольницу. История, на самом деле, грустная. Жил обычный мужик, ну с очень большим достоинством. Кому радость, а ему – горе. Из-за размеров не удавалась ему личная жизнь. Девушки бежали от него, как от огня. На почве этого у мужика слегка поехала крыша. Стал он по вечерам по парку прогуливаться и орган свой всем показывать. За что и загремел за желтые стены.

Видел я его через окошко в палате, обитой мягким материалом. Там эксгибиционист разговаривал со своим органом, ругал его. Иногда даже бил. Что с ним потом стало – не знаю. А сейчас бы его определенные сайты с руками оторвали. Ну, или с чем ещё, что этим сайтам нужнее.