889900

Для пацанов поселковое лето на развлечения не богато — речка, да лес с грибами. А душа просит Амаргеддон и желательно каждому воину иметь что-то стреляющее и взрывающееся, а не только дубину для тотального уничтожения крапивы.
На этот раз мы индейцы племени Нуегонахер. Пятеро десятилетних сорванцов и предводитель. Заводилой всегда выступал Олег, а его характер перфекциониста не давал ему успокаиваться, пока оружие не станет близким к идеальному варианту. Наши луки не были простыми палками с натянутой леской. Это была реконструкция боевого изделия, созданная по книгам про индейцев с поправкой на среднерусскую равнину. Брали несколько прутьев ивы, рябины, вишни и яблони, которые скручивались в плотный пучок с фиксацией изолентой. Упругая связка оборачивалась размоченной шкурой кролика мехом наружу и сушилась на солнце. Мохнатая палка изгибалась подручными средствами и натягивалась тетива, сплетенная из нескольких видов капроновых нитей. Идеально сбалансированные стрелы с гвоздями-наконечниками, преодолевая приличное расстояние, прилетали всегда точно в цель.
В лесу построены вигвамы с каркасом из березовых сучьев и крытые ельником. Перед каждым «штабом» установлен родовой тотем и обустроено место под кострище. После дневных набегов на враждующие племена мы садились вокруг костра и раскуривали трубку мира — обычная трубка с удлиненным мундштуком из дягиля. Набивали сопло трубки табаком из распотрошенных сигарет и делали умные лица, передавая ритуальный предмет товарищу. Потом, перед тем как идти домой, жевали смолу, ели щавель и прочие пахучие дикоросы, чтобы не быть уличенными в курении.
У нас были свои имена: Крепкий Дуб; Ночной Лис; Рыбный Филин(?); Зеленый Дрын; Кожаные Штаны; Опоссум (просто опоссум, в память об одном неординарном событии). С каждой прочитанной книгой мы становились все больше индейцами и переходили на лесной образ жизни. Уже с утра на лицо наносился боевой раскрас акварельными красками. Волнистые линии, треугольники и загадочные спирали на лбу служили не только устрашающими знаками, но и помогали маскироваться в траве, когда воин выходил на разведку. В волосах красовались перья из хвоста сороки, шею унизывали родовые талисманы из корня папоротника, замысловатых сучков и украденных из дома брошей.
Сегодня ночью сводный отряд индейцев идет воровать яблоки. Заранее разведаны пути подхода и отхода, надломан штакетник и установлена яблоня с самыми сладкими плодами. Стрелы снабжены тонкими крепкими нитями, чтобы подтаскивать плоды с безопасного расстояния. Плотные облака скрывают крадущиеся тени, легкий свист нескольких стрел и глухой стук тяжелых плодов о землю. Еще раз натягиваем луки. Есть! Стрелы уходят за забор… и раздается душераздирающий визг/вой/лай собаки, которая до этого мирно спала у своей будки. Старый пес, наполовину глухой и хромой, получив гвоздем в задницу, взвился свечкой и грохнулся в миску с водой. Крутанувшись пару раз в тазике, он рванул в сторону забора и уже через секунду уперся лбом в хрустнувший штакетник.
Храбрые индейцы, побросав луки и стрелы, теряя драгоценные перья и амулеты, рванули в сторону поселка. Вой страшного животного кусал за пятки, куда временно опустился желудок и душа, крапива встала на сторону Зла и внезапно вырастала в самых неожиданных местах.
Утром был показательный суд. Хулиганов, тунеядцев и бездельников с остатками макияжа и крапивных ожогов выстроили в ряд перед частично порушенным забором. Улики торжественно сломали перед нашим носом, пообещали выдрать, как сидоровых коз, заставили извиниться перед владельцем сада и изгнали с «глаз долой». Вечером мы торжественно сожгли в лесу вигвамы и тотемы, покурили укороченную трубку и решили стать благородными мушкетерами. Но это уже другая история.

(с) wit691

«Как часто к нам приходит ложь в красивом черном фраке, чем больше узнаю людей, тем больше нравятся собаки».©


За время работы в клинике я хорошо успела подружиться с Юлией Андреевной. Она оказалась очень добрым человечком, вот только не многие это замечали. А мне казалось, что я умею смотреть вглубь ее души, которую не видно за тяжелой броней врача.
Юлию Андреевну иногда называли «доктор смерть», потому что именно в ее смены часто приносили животных в безнадежных состояниях. И единственное, что оставалась сделать с ними это эвтанизировать. Жить с таким прозвищем непросто. Поэтому все ассистенты и стажеры не очень любили с ней работать. Все, кроме меня.
Вот и сейчас, мы с моим любимым врачом работали как вдруг, прорываясь через администратора, в приемный кабинет пробежала женщина пятидесяти пяти лет. На руках она держала старенького джек-рассел-терьера. Мы с врачом переглянулись, и я поняла, что Юлия Андреевна знакома с ней.
— Видите, у него опять выскочило? Почему? Ваше лечение не помогло! — кричала она.
Женщина опустила пса на стол, и я увидела огромное воспаление над правой частью нижней челюсти, которое затрагивало и глаз. Из ее разговора с врачом я поняла, что собаке надо удалять зуб, из-за которого идет такое сильное воспаление. Но собаке шестнадцать лет, и она не обследована, а значит мы не знаем можно ей делать наркоз или нельзя.
В прошлый раз эта женщина появлялась в клинике где-то месяц назад с точно такой же проблемой. Тогда врачи назначили противовоспалительные препараты и антибиотики. Также сделали рентген, чтобы посмотреть дал ли зуб какое-то осложнение на кости верхней челюсти. Ведь если с этим медлить, может развиться остеолизис. Тогда же врач тоже говорил о необходимости сдачи анализов.
— Вы сдавали анализы? — спросила Юлия Андреевна.
— Нет! Нам не говорили! — женщина разговаривала на повышенных тонах.
Я открыла карточку нашего пациента, и первое, что увидела: «необходимо сдать общий и биохимический анализ крови и сделать УЗИ сердца».
— Я сама лично вам говорила об этом еще месяц назад и давала распечатку со всем, что рекомендовано, — спокойно произнесла врач.
— Но нам же стало легче, а сейчас опять появилось. Почему же?! — женщина словно не слышала нас и продолжала говорить о своем.
— Потому что мы только сняли воспаление, но причину не устранили, потому что собака не обследована и мы не знаем, как она перенесет наркоз.
— А зачем наркоз?!
— Потому что воспаление идет от зуба и его надо удалять, — сказала врач.
— Так не надо нам никакого наркоза! Я его сама подержу, — женщина решительно приготовилась держать пса.
Мы с врачом еще раз переглянулись.
— Вырывать зуб без наркоза? — вмешалась я, — вы шутите?
Женщина не шутила, она положила бедную собаку на бок и зафиксировала лапы двумя руками. Врач раскрыла собаке рот и немного помедлив, закрыла, произнося:
— Нет, мы не живодеры. Я отказываюсь наживую дергать бедному животному зуб. Если хотите, ищите другую клинику.
— Ладно. Ладно, — женщина отпустила собаку, — давайте с наркозом.
— Хорошо, если вы подпишите отказ от анализов и, что в дальнейшем претензий иметь не будете к врачам клиники.
— Да, я все подпишу. Не надо нам никаких анализов!
***
В операционной я смотрю на мониторы и внимательно слежу за дыханием и сердцебиением собаки. Ведь мы действительно не знаем насколько опасен для нашего пациента наркоз.
— Слушай, — обращаюсь я к врачу, — Его хозяйка очень странная. Сначала она хотела ему на живую дергать зуб, а когда мы делали уколы, переживала что ему больно.
— Я ненавижу людей, — единственное, что произнесла Юлия Александровна.
— Что? — я на секунду оторвала взгляд от мониторов.
Собака лежала на боку, и из воспаленного места сочился гной. Врач удалила зуб, а сейчас старательно прочищала место воспаления и собиралась ставить туда дренаж. Я видела, как пот стекает у нее со лба.
— Дышит? — спросила она.
Я перевела взгляд обратно на мониторы и произнесла:
— Да, но тяжело.
— Еще бы. Ему шестнадцать лет. Как же я ненавижу людей… Блин, лицевой нерв главное не задеть.
Через час кропотливой работы и одну реанимацию собаки, мы все сделали и понесли нашего пациента к хозяйке. Она увидела его и закричала:
— Ой, что же вы сделали! Вы искалечили мою собаку!
Я хотела сказать, что мы спасли ее питомца и даже дважды, но промолчала. Юлия Андреевна, тем временем, объяснила зачем нужен дренаж и как его промывать. Но женщина не успокаивалась:
— А почему вы сделали все так неаккуратно? Почему у меня вся собака мокрая!?
— Не вся, а только место воспаления. Мы обрабатывали его растворами, вот оно и влажное еще, — сказала я.
— Это так ужасно. Так ужасно. Вы искалечили моего Персика! Что же за врачи сейчас пошли, блядь! — последнее слово она произнесла не очень громко, но мы услышали.
Воцарилась тишина. Было слышно, как стучат дрожащие пальцы врача по клавиатуре. Она решила немного успокоиться и выписать рекомендации по уходу за собакой. Я в свою очередь начала заматывать бинтом катетер, который мы на всякий случай решили оставить для экстренного доступа в собаку.
— А это еще зачем?! — услышала я язвительный голос хозяйки питомца.
— На всякий случай, — ответила я, — собака не молодая и нам может понадобится очень быстро ввести в нее препараты.
— Не надо этого. Снимайте. Мы совершенно здоровы! — говорила громко женщина.
Я устало посмотрела на врача, и только вдвоем нам удалось убедить хозяйку оставить катетер хоть на несколько дней. После подробного объяснения всех рекомендаций мы выписали хозяйке чек и отправили платить к администратору на кассу. Но она не спешила уходить и начала кричать:
— Это за что же вы такие деньги с людей дерете, а? За искалеченное животное? Живодеры! Вот именно поэтому у вас никогда очереди и нет!
Женщина взяла собаку на руки, кинула администратору на кассу три тысячи и, хлопнув дверью, вышла из клиники. Я привела приемный кабинет в порядок, успокоила врача и вышла звать следующего. В коридоре, тем временем, сидело пять человек.
***
Ближе к ночи народ перестал идти и мы, отпустив последнего пациента, наконец, смогли сесть поесть. Но мне не лез и кусок в горло.
— Знаешь, — начала я, — именно в такие моменты хочется уйти из ветеринарии больше всего.
— Ты про сегодняшнюю историю с собакой, — сразу догадалась врач.
— Да, — я опустила голову, так как в висках очень сильно пульсировало, — я ненавижу людей.
— Эй, это моя фраза, — засмеялась Юлия Андреевна, — а по-моему именно такие моменты и нужны в ветеринарии.
— Но она же нас даже не поблагодарила. А мы ей собаку считай из того света достали, — начала закипать я.
— Ну, вот именно! Причем тут люди? Если мы шли в эту профессию из-за братьев наших меньших. Главное, что собаке хорошо.
— А ей хорошо?
— Конечно. Мы же старались и сделали все аккуратно, — добрым голосом ответила Юлия Андреевна, — и вообще на…
Звонок телефона прервал речь врача. Она подняла трубку:
— Ветеринарная клиника круглосуточно, здравствуйте… Да это я… Да конечно можете… Что вы говорите? Да, конечно, хорошо... До свидания.
— Что хотели? Сейчас кто-то придет? — спросила я, устало поднимая взгляд на часы.
— Звонила та самая хозяйка собаки.
— Что-то случилось? — в моем голосе был испуг.
— Говорит, что Персику лучше и спрашивает можно ли завтра ввести антибиотик в катетер, — врач заулыбалась, — вот видишь. Я же говорила.
— Но… Но… Но… — у меня не получалось подобрать слов.
— Истина проста, Ир. Кто кроме нас им поможет, а? И что будет, если мы опустим руки? Подумай как-нибудь об этом на досуге.
Ночью я долго не могла заснуть и ворочалась. Мне казалось, что где-то на улице протяжно, громко, но с благодарностью воет собака...

© Рина Шемарова

Я сидел на стуле у открытого окна на балконе и курил. Порывы морозного воздуха врывались внутрь, распахивая створку так, будто кто-то невидимый и большой пытался влезть в проем окна - пыхтел, завывал, но никак не мог в него протиснуться. Я улыбнулся своим мыслям - перед глазами возник образ застрявшего Винни-Пуха из мультфильма, а в голове тут же прозвучало голосом Леонова: «Ой-ой, спасите, помогите!»

Я выглянул на улицу. Молодые деревца, высаженные вдоль тротуара, гнулись под тяжестью снега и ледяной корки, сковавшей их ветви. По асфальту белыми змейками струилась поземка. Люди, опуская головы и закрывая лица шарфами, семенили по скользкой дорожке короткими шажками, стараясь как можно быстрее добраться до своих теплых домов. А ведь пока еще даже не декабрь. В наших краях первый снег выпадает в конце ноября, но тут же тает. А в этом году первый снег прошелся метелью по улицам, окрасив город в белое и, кажется, совсем не собирался уходить.

Странно, но в этом году я впервые в своей жизни не хотел, чтобы лето заканчивалось. Я никогда его не любил за жару, пыль и излишнюю людскую суету на улицах города. А в этом году что-то щелкнуло в голове и я цеплялся за каждый из последних дней августа, как утопающий за соломинку. Когда наступил сентябрь я успокаивал себя тем, что астрономическая осень начинается в день осеннего равноденствия, поэтому у меня в запасе еще целых три недели лета. Когда же прошли и они, я просто радовался каждому теплому и солнечному дню. Когда несколько дней назад выпал первый снег, я стал думать о том, что до весны осталось всего три месяца. А там уже и до лета рукой подать.

Что бы там ни говорили романтики в свитерах «с оленями» и пледами на коленках, но зима - это смерть. Даже осень - это всего лишь старость. Неотвратимое и от этого спокойное старение. Зима - это всё... Белый мрак, вмерзшие в землю скелеты деревьев, упавшее на землю серое небо, холодный лёд. Лёд повсюду - на асфальте, на стеклах машин, в глазах людей. И даже мягкий пушистый снег не спасает ситуацию. Стоит только дотронуться до него и сразу становится понятно, что красота снега, как и красота всей неживой природы как раз и заключается в отсутствии жизни. Можно любоваться из окна утренним нетронутым снежным ковром, устилающим улицу, но вот по нему прошелся живой человек и оставил свои следы. За ним еще и еще. И всё - сказка растворилась и превратилась в серое месиво. Нет, зима определенно не любит живое, а живое отвечает ей взаимностью, втаптывая красоту в грязь.

Створка окна снова распахнулась, ударившись ручкой о стену. Меня опять обдало холодным воздухом, а по лицу закололись иголками тающие снежинки. Что-то негромко цокнуло по кафельному полу. Я посмотрел себе под ноги и увидел, что там что-то шевелится. Опустившись на корточки, я увидел какое-то насекомое. Оно лежало на спине и бойко орудовало всеми своими лапками, пытаясь перевернуться. Это заняло у него немного времени - уже через секунду оно приняло нормальное положение, поочередно втянуло под панцирь крылья и уставилось на меня. По крайней мере, мне так показалось. Передо мной на полу сидела божья коровка. Я снова бросил взгляд на улицу. Снег и лёд. Ну и ветер. Не самое лучшее время для полётов.

- И что мне с тобой делать? - аккуратно подставив палец, спросил я у нее.
Божья коровка, деловито ощупав препятствие, без колебаний перебралась ко мне на руку и снова замерла, ожидая моих дальнейших действий. Почему-то мне показалось, что она не очень-то и хочет возвращаться на улицу. Я бы на ее месте точно не захотел.

Я снова сел на стул, держа перед собой ладонь, на котором устроился этот маленький привет от лета, который удивительным образом смог пробиться ко мне сквозь метель и пургу, сквозь холод и снег. Уверен, что есть тысячи объяснений такому совершенно незначительному по меркам нашего мира явлению, но в тот момент это насекомое на моей ладони казалось мне каким-то чудом. Я снова бросил взгляд на улицу сквозь стекло окна. Серая мгла, окутавшая город, скрыла от человеческих глаз небо. Будто бы и не было его никогда, а высокий, синий и безоблачный купол просто мне приснился. Но стоило посмотреть на ладонь и сразу становилось понятно, что лето было на самом деле и что его кусочек сейчас находится прямо передо мной.

- Что, не успела улететь на небо? - спросил я у божьей коровки. - Теперь туда уже не пробьёшься. Устраивайся здесь.

Я протянул руку к горшку с цветком, стоявшему на подоконнике, и перевернул ладонь. Насекомое моментально оценило обстановку и, выбрав подходящее углубление в рыхлой земле, тут же полностью скрылось в нем. Я закрыл окно и на балконе стало тихо, а на душе спокойно и радостно от того, что я приютил у себя кусочек лета, бежавший от белого небытия. Кусочек лета, который будет зимовать где-то совсем рядом и, как и я, с нетерпением ждать весны.

А она обязательно наступит. И даже те, кто спал в земле - проснутся и снова увидят солнце.

©ЧеширКо

... нет, не коня доедали. Коня потеряли. Железного.

Через пол года, как я села впервые за руль собственного автомобиля, рабочая нужда заставила меня метнуться в командировку за полторы тысячи километров от дома по таким дорогам, где сайгаки пасутся, не замечая асфальт под копытами.

Ехать предстояло на служебной машине - праворуком дизельном микроавтобусе Митсубиси L300. Надёжней него, только ступа бабы Яги.
С собой пришлось взять дядьку предпенсионного возраста - инженера и сменного водителя, тоже не свежих лет. Водитель, хоть и сменный, влез за руль первым со словами поддержки в мою сторону: отдыхай, матушка. Хотела отправить его за такие слова в монастырь (к матушкам), но мне же с ним еще и обратно ехать. Банить не стала. Зато отлично выспалась, микроавтобус с раскладными диванами располагал. Инженер с водителем ехали на передних сиденьях и всю дорогу болтали о своём, предпенсионно-мальчиковом.
К ночи, после очередной остановки на поесть-оправиться, мой сменщик устал и стал проситься вздремнуть на диваны. Оно и понятно, трудно оставаться бодрым после восьми порций пельменей с борщом. Ну ок, поменялись местами. Я же большая девочка, сама умею за руль держаться.
Проскакав по чудо-дороге с узорными колдобинами и Байкалами замерзших луж где-то с пол часа, была контужена пучком дальнего света от встречной фуры. Оказалась, это я сама ехала с дальним и мне намекнули о правилах дорожного этикета. Ой, сорри.
Выключив его, я поняла, как тяжела жизнь крота. Видно быль ровно столько, сколько помещалось в два метровых овала света, отбрасываемым полудохлыми фарами в десяти метрах от переднего бампера.
Нежданчик случился на четвёртую минуту движения в потемках. Навстречу, прямо по курсу, с устрашающей скоростью неслось бетонное ограждение метровой высоты.
И вот тут, в одну корзину загрузилось ассорти занятных обстоятельств: ноябрьская скользь, мой полугодовалый водительский стаж, удача висельника и дорожная развилка. Перемешавшись в заявленной корзинке до единообразия, они заставили меня выполнить два логичных, но совершенно несовместимых движения: выдавить до отказа педаль тормоза и вывернуть вправо до упора руль.
Что делает в такой ситуации приличная машина? Тормозит и поворачивает. А что делает квадратный микроавтобус с парусностью океанской яхты? Все верно! Качается, разувается, вспахивает босым диском облезлый асфальт и заваливается на бок.
Происходит это мгновенно. В жизни. А в голове замедляется до трёх кадров в минуту и каждый миг запоминается отдельной картинкой.
Пока бус качался, разувался и останавливался, у меня перед глазами плавали лысые ветки. Это инженер на соседнем сиденье зачем-то поднял руки вверх и болтал ими в унисон и такт с машиной, как осенняя березка.
Когда мы, все вместе покачавшись и на мгновенье перед полной катастрофой, замерли, показалось пронесло. А нет, показалось! В следующей картинке мы уже все-таки завалились на бок. На мой бок.
В густой и вязкой тишине пытались осознать целостность себя. Устроили перекличку, все живы и даже, казалось, целы. Вспомнив, что я из семьи атеистов, радовалась стихами, что никого не угробила.
Выходили с инженером через лобовик, благо место под стекло было здоровое, размером с хорошую дверь. А вот мой запасной застрял, он был жирноват и габаритен, в окна не проходил. Вынимали его через задние ворота. Он чуток ободрался и кровил локтем.
Ползала в потемках, осматривала свою катастрофу. Машина самостоятельно разбортовала правое переднее колесо и ободом прокопала в асфальте трехметровую колею сантиметров пять глубиной. Зрелище удручало.
Людей вокруг вообще не было. До ближайшего степного поселения, как до звезды. Чистое поле вокруг. Телефон не подавал признаков жизни, сотовая связь не во всей степи живёт. Зато обнаружился предупреждающий знак о кольцевой развилке на дороге. Как раз её бетонное кольцо и напало на нас неожиданно в ночи.
Минут через тридцать бессмысленной суеты адреналин перестал работать, мышцы стали жидкими, хотелось упасть и горячего чаю. Ледяная корка на всех поверхностях не позволяла даже облокотиться.
Зато вспомнила, что где-то там в машине валяется мой рюкзак с деньгами. В командировку-то я ехала за списанным оборудованием с законсервированной шахты и шестьдесят тысяч зеленых американских денег везла с собой для оплаты. Их и потеряла.
Рюкзак нашелся под боком у бусика. Был он пожеван и растерзан, но крепок духом. Деньги сохранил, а не пустил в прорехи по степному ветру.
Тут и попустило. Стресс выходил голосом. Я просто орала в степь алфавитом. Через двадцать минут прискакал УАЗик. Из него высыпался народ и кинулся к нам с калькулятором, считать трупы. Оказалось, в двух километрах было жильё и мой крик поднял его жителей с постелей, выкинув нам на помощь. Но судя по звукам, говорили они, выжил всего один и волком выл по остальным.
Машину с запасным водителем на трале отправили домой, а нам с инженером организовали попутку в сторону конечной точки назначения. Хорошие люди. И взяли не дорого.
Уже забравшись в чужую машину, обнаружила на себе море крови. У меня было в хлам разбито левое ухо, а я не просекла. Это пока инженер мне летящую березку исполняли, между танцевальными па саданул локтем в ухо.
По итогам командировки был достигнут следующий усреднённый результат: оборудование выкупили (со скидкой за мой потертый вид), убитую машину продали на разбор, запасной водитель ушёл в рабство к другой работодательнице, мое ухо ещё две недели веселило всех встречных своим размером и посадкой.
Откликалась на имя Дамбо.

Источник: https://gnomomamochka.livejournal.com/225728.html

В конце девяностых работала в нашей школе учителем начальных классов Ева Аркадьевна П. – чудесный душевный человек, высококлассный профессионал, которую уважали и любили мальчишки, девчонки, а также их родители. Было тогда Еве Аркадьевне уже под шестьдесят и если она вставала на весы, то с высоты своего роста в 160 см видела, как стрелка покачивается рядом с отметкой «130 кг». Что, впрочем, совершенно не мешало ей оставаться жизнерадостной, веселой и энергичной.
Далее – соблюдая традицию – с ее слов:
Закончился урок, отпустила своих первоклашек на перемену, записываю в журнал тему следующего урока и вижу, что один мальчишка вместо того, чтобы вместе со всеми убежать в коридор, стоит возле меня. Явно хочет что-то сказать, но стесняется. Спрашиваю:
- В чем дело, Саша? Ты что-то не понял на уроке?
Качает головой, мол, нет.
- Домашнее задание не успел записать?... Что-то потерял?... Что-то болит?
Всё мимо. Откладываю ручку, смотрю ему в глаза и ободряюще улыбаюсь.
- Почему же ты не идешь на перемену? Говори, пожалуйста, я внимательно слушаю.
- Я просто хочу вам сказать, - расхрабрившись, произносит Саша, - что мне очень нравится у вас учиться. Вы нас интересно учите, и вы добрая и… - пауза, - и вы… вы…
Снова смущается, отводит глаза – и я понимаю, что мальчонка хочет сделать мне комплимент, но строгая детская совесть никак не позволяет назвать меня красивой. Уже открываю рот, чтобы поблагодарить его и отправить играть с друзьями… но тут находчивость побеждает! С улыбкой Саша радостно выпаливает:
- И вы на Винни-Пуха похожи!
Потом пару секунд критически смотрит на меня и рассудительно добавляет:
- Только у вас ноги длиннее.

Из сети

Времена нынче другие, нам приходится приспосабливаться под них.

К нам везут тяжелых пациентов с двусторонней пневмонией, ими забита реанимация под завязку. Мы знаем, что  на девяносто процентов - это ковид пневмонии, но без анализа, отдать в ковидовский госпиталь мы не можем, как не можем и отказать в лечении.
Новая патология, новое отношение, новые жизни и однотипные смерти. Но что же делать с другими пациентами? Они же рядом с подобными могут инфицироваться. Мы стараемся пневмонии сгруппировать в одну палату, Однако их слишком много...

И вот однажды, когда отделение было заполнено вот такими пульмонологическими пациентами, поступила девушка-подросток. Белокурая, на веснушчатом бледном личике контрастировали солнечные конопушки с мелкими капельками крови. Синюшные полные губы, что то шептали. Жутко было смотреть на ее тело. Руки, ноги, грудь было исполосовано, буквально живого места не было. Особенно страшны были резанные раны шеи. Нет, они были не слишком глубокие, но длинные и кожа завернувшись, обнажила желтушную тонкую жировую прослойку, через которую сочилась кровь.

Сопровождала ее плачущая мама, она держала ее за руку и шептала слова, она молилась, что бы дочка выжила, молила бога и нас.

Ее немедленно повезли в операционную. Давление практически не определялось. В две струи полились растворы. Солевые, плазма и кровь. Параллельно этому травматолог аккуратно штопал раны на шее. Много работать ему не пришлось, раны поверхностные, однако кровопотеря была относительно значительной, такой, что пришлось переливать кровь.
Давление стабилизировалось. Слизистые порозовели. Девушка очнулась из оцепенения.
Куда дальше ее? В реанимацию? К ее травмам, добавить еще и страшную инфекцию? Нам пришлось найти палату в отделении и создать для нее реанимационный бокс, где она была под наблюдением, вместе с мамой.

Мама была благодарна нам. Поведала.
Я вначале предположил, что это суицид из за мальчика. Но нет. Больше года назад трагически погиб отец, с тех времен ребенка стало не узнать. Она стала регулярно резать себя. Мама водила по психологам, договорилась с психиатром, но не успела. Ребенок мало того что изрезал себя, так и еще наглоталась снотворных.
В этот раз мы выходили ее, но девочке явно нужен хороший психиатр, жизнь ее в опасности от самой себя...

https://doktorbel.livejournal.com/818146.html

Артур Вельф:

Значительная часть моей ФБ-ленты активно озабочена вопросом, что антитела к коронавирусу сохраняются всего в течение нескольких месяцев, и из-за этого вакцина якобы будет бесполезна. В связи с этим, пришла пора очередной серии медико-биологического "ликбеза на пальцах" о том, как работает противовирусный иммунитет.
Если совсем кратко, то снижение со временем уровня антител - это абсолютно нормально, так и должно быть. За долгосрочный иммунитет отвечают не антитела, а совсем другие механизмы. А эффективность будущей вакцины зависит не от того, какой уровень антител, а от того, насколько интенсивно мутирует вирус (а на эту тему данных пока недостаточно). Ну, а теперь более подробное объяснение, которое я постарался сделать максимально упрощённым:
Итак, когда организм впервые сталкивается с вирусом, он не знает, как с ним бороться.
Для начала, организму нужно научиться узнавать новый вирус в лицо.
Потом ему нужно научиться производить патрульных (такие патрульные называются антителами), которые способны распознавать новый вирус и вызывать к нему бригаду киллеров быстрого реагирования, а также обучить эту самую бригаду киллеров тому, как бороться с этим конкретным вирусом. Эти киллеры называются Т-лимфоциты. Т-лимфоциты существуют разных видов, и конкретно те, которые охотятся на вирусы, так и называются - Т-киллеры.
Ну и, наконец, нужно как-то сохранить на будущее методику производства антител и подготовки киллеров. Тогда, если вирус вдруг появится в организме снова, организму не придётся тратить слишком много времени на подготовку борьбы с ним. Для этого используется другой вид лимфоцитов, B-лимфоциты (читается "бэ-лимфоциты"), которые ещё называют "клетками памяти". Они обеспечивают долгосрочный иммунитет.
На каждый этап нужно время, и новый, незнакомый организму вирус, пользуется этим, чтобы максимально размножиться и распространиться на других людей. До того момента, пока организм не научился распознавать новый вирус, тот вольготно размножается в организме, не ощущая никакого противодействия. Это, как правило, бессимптомная фаза болезни. Бессимптомная она потому, что вирусу нафиг не нужно как-то убивать клетку. Всё, что ему нужно - это перепрограммировать клетку на то, чтобы она производила не какие-то нужные организму вещества, а воспроизводила новые копии вируса. Вирусу нужно размножиться, а не убить клетку.
Когда организм уже научился распознавать вирус, но ещё не произвёл достаточно антител и не обучил Т-лимфоциты бороться с вирусом, он (организм) борется с вирусом, убивая заражённые вирусом собственные клетки. Когда в клетка обнаруживает в себе чужеродный генетический материал, она запускает заложенный в неё механизм самоликвидации и сообщает организму, что её нужно убить ( если интересны подробности, гуглите по слову "апоптоз"). И организм направляет "чистильщиков" для убийства заражённых клеток.
Именно это и вызывает симптомы болезни. Чем больше клеток заражено, тем большее их количество убивается организмом. И, если вирус успел заразить большое количество клеток, скажем, лёгких, то организм убивает значительную часть лёгочной ткани, из-за чего возникает воспаление лёгких, а человеку становится трудно или даже невозможно дышать.
А когда появились и киллеры, и антитела, умеющие распознавать вирус и вызывать к нему киллеров, организм посылает всё это в кровь, чтобы те охотились за вылупившимися вирусами, которые хотят заразить новые клетки, а параллельно продолжает убивать собственные клетки, уже заражённые вирусом. Эти заражённые клетки как люди, укушенные зомби: им уже не поможешь, они уже перепрограммированы на воспроизводство новых зомби (вирусов), и единственный выход - это убить их как можно скорее.
Понятно, что сразу после болезни в крови много антител. Организм напроизводил их для борьбы с болезнью, и некоторое время антитела будут продолжать находиться в крови, пока не распадутся. Поскольку вируса в организме уже нет, организму незачем тратить ресурсы на синтез новых антител - иначе это то же самое, что постоянно пить антибиотики, даже когда полностью здоров, на всякий случай. Если бы организм постоянно поддерживал высокий уровень антител ко всем вирусам, которые нам встречались в жизни, то все ресурсы организма только и тратились бы на это.
Поэтому вполне естественно, что уровень антител постепенно снижается, количество Т-лимфоцитов (которые киллеры) тоже снижается, но у нас сохраняются B-лимфоциты (которые клетки памяти), которые сохраняют всю информацию о том, как моментально начать производство антител и Т-киллеров, если вирус снова вдруг проникнет в организм.
Проблема тут может крыться в том, что некоторые вирусы активно мутируют. Антитела "натаскивают" узнавать не весь вирус целиком, а узнавать специфический для данного вируса фрагмент. Грубо говоря, антитела учат так: "Если увидишь чувака в будёновке с большой красной звездой - вцепляйся в него намертво и зови киллеров. Киллеры отследят твоё местоположение и замочат этого чувака". И пока вирус ходит в будёновке с красной звездой, а у организма всё в порядке с иммунной системой - всё работает как положено. Антитела патрулируют и отслеживают чуваков в будёновках, киллеры оперативно убивают их, и вирусу просто не хватает времени на то, чтобы внедриться в клетки и перепрограммировать их на воспроизводство себя любимого.
Но вот если вирус мутировал так, что вместо будёновки у него шапка-ушанка - тогда снова придётся пройти через все этапы болезни и выработки иммунитета. Примерно это происходит с вирусом гриппа - он приходит к нам то в будёновке, то в шапке-ушанке, то в кепке - и мы вынуждены болеть гриппом снова и снова. Учёные каждый год стремятся предугадать, какой именно головной убор будет носить вирус гриппа текущего года, делают вакцину против него и прививают именно от этого штамма вируса. Если угадали - хорошо, не угадали - прививка не поможет.
Пока нет данных о том, что коронавирус мутирует настолько же активно, как грипп - до такой степени, чтобы новый штамм переставали узнавать антитела к предыдущему штамму. Если так и окажется - коллективный иммунитет сформируется, когда переболеет достаточное количество людей или когда это количество людей вакцинируют. Если окажется, что коронавирус всё-таки мутирует достаточно интенсивно - тогда будут появляться новые штаммы, против которых старый иммунитет не работает, и придётся болеть снова.

https://m.facebook.com/821112709/posts/10158842428272710/