Вчера я купила три кружки, потому что в доме обнаружился резкий дефицит этих предметов посуды. Мы не снимаем стресс, колотя о стенки и чужие головы фарфоровые чашки и стеклянные стаканы, вовсе нет. Просто Любка выращивает авокадо. И теперь почти все кружки и чашки в доме заняты авокадовыми косточками, которые вот-вот должны дать корни.
Как по мне, так авокадо редкостная гадость, даже хуже, чем сельдерей. Но Любка со мной не согласна. Она считает, что у авокадо нежный ореховый вкус и тонкое послевкусие. Она покупает авокадо в магазине, проверяет его мягкость, придирчиво сравнивает отобранные особи авокадо по цвету.
Я не возражаю против поедания авокадо. По крайней мере, это единственный овощ (авокадо – овощ?), который Любка ест без скандала, напоминаний и часовых лекций о пользе овощей и фруктов для детского организма.
Но меня пугает эта безмолвная рота безликих авокадовых скелетов, оккупировавших все кружки и чашки в доме.
Еще Любка коллекционирует кактусы. Каждый кактус – яркая индивидуальность. Николай, Филимон, Афанасий, Хлоя, Пушок, Пятница, Константин Дмитриевич. Имена путать нельзя. Кактусы легко ранимы и быстро обижаются. Если кто-то кактусов бывает покусан кем-нибудь из котов, Любка его (кактус, не кота) утешает и требует от нас бурного проявления сочувствия. Мы проявляем, хотя эти твари так живучи, что простым котом их не возьмешь.
Иное дело авокадовые косточки. Некоторые из них уже так долго пытаются пустить корни, что начинают подванивать. Мы с мужем их тайком выбрасываем, но это не спасает – авокады множатся в геометрической прогрессии.
- Почему ты так не любишь цветы? – спрашивает Любка, пришпиливая очередную косточку авокадо зубочистками.
- Я? Я не люблю? Я люблю! – говорю я и цитирую Гумилева. – У меня не живут цветы, красотой их на миг я обманут. Постоят день, другой и завянут. У меня не живут цветы…
Там дальше еще про птиц, которых я тоже люблю, но Любка строго меня прерывает. Стихи – не ее профиль.
Не, на самом деле я люблю цветы. Я живу среди кактусов, соседка Вера выращивает орхидеи, мама устроила зимний сад в своей трехкомнатной квартире. А моя бабушка… да у моей бабушки вообще был целый розарий.
Самыми красивыми цветами в бабушкином розарии были чайные розы. Хотя, хрен его знает, как они назывались на самом деле, я называла их всегда только так. Это были небольшие аккуратные кустики, усыпанные мелкими цветочками белого или нежно розового цвета.
Во втором классе Зоя Николаевна попросила принести в школу по горшку с цветком для озеленения класса.
Когда я озвучила это дома, бабушка сделала вид, что она меня не слышит. Но я была настоящим советским октябренком и знала, что нужно быть добрым, щедрым и со всеми делиться, поэтому насела на бабушку с горячим пылом, присущим всем настоящим внучатам Ильича. Бабушка сдалась, выделила из своего розария самый маленький кустик и собственноручно отнесла его в школу. В классе она тщательно выбрала место под цветок и… ошиблась.
Дело в том, что рядом с этим окном, подоконник которого теперь украшала бабушкина чайная роза, сидел Сашка Кузнецов. Сашке на уроках было скучно. В то время, как класс делил и умножал, читал вслух, учил про ударные и безударные гласные, рисовал пузатые вазы и клеил из спичек панно на 8 марта, Сашка вздыхал, ерзал на стуле, тыкал ручкой сидящую впереди Смирнову под лопатки и всячески страдал. Однажды, когда страдания переросли в настоящую муку, Кузнецов решил попробовать на вкус бабушкину розу. Неожиданно выяснилось, что роза на вкус кисла и приятна, и Сашкина жизнь заиграла новыми красками. С этого дня Кузнецов стал методично обгладывать розу.
Роза оказалась на редкость живуча и жизнелюбива. К концу недели Кузнецов объедал несчастный кустик практически подчистую, но за выходные роза восстанавливалась, как Феникс из пепла, и к понедельнику покрывалась клейкими нежно-зелеными листиками.
Неизвестно, сколько бы еще продолжалась эта война красной и белой розы розы и Кузнецова, если бы в школу неожиданно не пришла моя бабушка.
В качестве преамбулы к бабушкиному появлению на сцене (сцена вторая, акт пятый, лица те же и бабушка), надо сделать небольшую ремарку.
Дело в том, что я была на редкость рассеянным ребенком и вечно все теряла: ручки, пеналы, дневник, сменную обувь, спортивную форму, и, если бы не бабушкина бдительность, мои родители бы вконец разорились. Но бабушка, как настоящий заведующий складом, строго следила за комплектацией ребенка, выданного отправленного в школу. Если ребенок ушел с утра в школу в пальто, шарфе, шапке, с ранцем и мешком сменной обуви, то и вернуться домой должен был полностью укомплектованным.
В тот день был недокомплект. Не хватало мешка со сменной обувью.
Бабушка вздохнула, развернула меня, и мы отправились назад в школу, искать пропажу по горячим следам. Сменки не оказалось ни на лавочке у подъезда, ни у стенки дома, где я играла в классики, ни на школьном дворе, ни в раздевалке.
А когда мы зашли в класс, бабушка увидела ее – розу – и застыла в безмолвном ужасе. Роза тянула к бабушке оголенные, заломленные в отчаянии тонкие руки.
Бабушка решительно подошла к розе и, ни говоря не слова, забрала ее. Нет, пару слов она все-таки сказала. Она сказала, что если в этом классе учатся такие козлы травоядные, то ее розе здесь не место.
Потом мы шли домой. Бабушка с розой шла впереди, ругаясь эвфемизмами, а я семенила следом, придавленная тяжестью вины за поведение этих козлов своих одноклассников.
Больше цветов мне в школу не давали.
Иногда дома, в знак протеста, я отрывала тайком листики от чайных роз и жевала, но много съесть не смогла: моя пищеварительная система никогда не была такой выносливой, как у Сашки Кузнецова.
А у вас какие цветы самые вкусные любимые?
Отсюда
