Реальные истории о рождественском чуде
Потрясенный таксист
Хочу рассказать историю, которая произошла со мной и моей подругой перед самым Рождеством 2008 года. Мы с Леной запланировали очень важную поездку в Москву и с ней были связаны очень большие надежды. В таких случаях мы обычно всегда старались получить благословение свыше, а именно посетить какую-то значимую святыню. Костромская земля очень богата на такие места, а Лена решительно хотела поехать именно в Богоявленско-Анастасиин женский монастырь, в котором находится одна из самых почитаемых икон Богородицы — «Феодоровская». Поклониться, помолиться, попросить у Нее помощи в будущих трудностях, и ведь на это у каждой из нас были свои веские причины, а впереди ждала неизвестность.
Автобус по расписанию был в 8.30, вещи все уже давно собраны — времени достаточно, чтобы рано утром успеть заехать в монастырь. Но, к нашему сожалению, свободных такси не было. Никто из операторов не принимал заказы на ближайшие часы. Время ожидания около двух часов, а это нам уже совсем поздно. Мы были сильно расстроены, не очень-то гладко начиналось наше долгожданное путешествие... А ведь сколько душевных чаяний было у нас связано с этим отъездом, сколько треволнений. Сами на себя удивлялись и роптали: и зачем надо было на последний момент оставлять такое важное дело?
Я продолжала машинально набирать номера местных такси, но везде одно и то же — глухой отказ. Минуты таяли, оставалось уже до автобуса совсем ничего. Лена затихла где-то в глубине квартиры. И вдруг в трубке на мой вопрос о свободной машине женский голос звонко ответил:
— Секунду... Да, девушка, Ваш вызов принят, диктуйте номер дома и подъезда, машинку подадим в течение пяти минут. Куда поедете?
Не веря сама своим ушам, я позвала Лену, мы вмиг оделись, схватили вещи, слетели по лестнице и выскочили на улицу. Такси уже стояло у подъезда.
Мы закинули наши увесистые сумки в багажник, утрамбовались в салон и начали быстро объяснять водителю, что нам сперва нужно заехать на 20 минут в Богоявленский собор, а потом сразу на автовокзал.
Смотрим, а он какой-то странный, как ошарашенный, что ли. Как будто сильно удивлен чем-то. И прежде чем, тронулись с места, он рассказал нам следующее:
— Девчонки.... Верите — нет?... Ерунда какая-то творится... Стою на «Сковородке» (так в Костроме называют Площадь Сусанина. — прим. ред.), короче — никого не трогаю... Сплю типа, можно сказать... Тут дверца задняя скр-и-и-п... Я смотрю назад — Старичок... С бородой белой... Благообразный такой вроде весь, аккуратный на лицо... Только в лохмотьях каких-то странных... Прям в пол такие лохмотья... И, такой, говорит мне тихо: «Сынок... Мне надо к детской поликлинике, в Поселок вертолетчиков. Уважь ты уж старика, а?»
Мы с Леной затаили дыхание, боялись хоть словечко пропустить. А таксист, кажется, нас вообще уже не замечает. Как будто где-то витает, не здесь, не с нами.
— Я ему говорю: «Да ты что, дед, там забыл-то в шесть утра? Закрыто ж всё...» А он такой: «Надо, — говорит». «Ну, надо так надо... — отвечаю — Поехали»...
«Так и добрались потихоньку... Туман... Светофоры еле видно... А как до поликлиники доехали, так я и говорю ему: „Ну вот, дедушка и твоя больница“. Оборачиваюсь — а нет никого в машине... Понимаете?... Не-ту...»
Тут мужчина наконец посмотрел на нас очень внимательно и серьезно:
— «И тут рация сообщает ваш адрес, мол, нужны свободные машины... А я-то понимаю, что это сразу за поликлиникой... Такие вот дела, девчонки»...
И потом мы двинулись...
А Ленка моя наклоняется ко мне и шепчет в ухо:
— «А знаешь, что я делала, пока ты такси вызванивала? Я ведь Николаю Угоднику молилась...» — и тут мы обе онемели, еще раз прокручивая в голове рассказ таксиста о его необычном пассажире.
Дальнейшая дорога — сперва до кафедрального Богоявленского собора, в который, надо сказать, таксист тоже зашел и приложился к святыне, и даже деньги потом отказывался брать на автовокзале, а потом и до самой Москвы — была легкой и незаметной, как перышко... И где-то в душе мы понимали — «Все у нас получится»...
Слава Богу за Все!
Когда изумляются ангелы
«Минувшим летом мы возили нашу воскресную школу в паломническую поездку в Одессу. Хотя мы никогда не устраиваем для детей «чистые паломничества» — на мой взгляд, им это не очень полезно. Как правило, любая поездка у нас организована так: треть времени — храмы и монастыри, ещё треть — музеи и парки, оставшаяся треть — боулинг, пляж, аквапарк, аттракционы и прочие виды отдыха.
Но вот, в один из дней такой поездки моей дочке Насте стало плохо — поднялась температура, появилась тошнота. Мы вызвали скорую помощь, девочке сделали укол. К ночи стало хуже. Настя постоянно держалась за голову и жаловалась на боль. Врач скорой нашёл на её теле сыпь. «Нужно срочно госпитализировать», — сказал он, и через десять минут дочка оказалась в инфекционной больнице, но уже без чувств. Выяснилось, что у неё гнойный менингит в самой острой форме. Той самой, которая убивает за несколько часов от момента заражения.
Следующие трое суток Настя страшно кричала в реанимационной палате. Состояние ухудшалось и ухудшалось. «Молитесь. От нас уже ничего не зависит», — сказала нам врач, и тогда я потерял надежду…
Совершенно разбитые, мы с женой долго плакали. Супруга осталась в больнице, а я в каком-то тумане пошёл поздно вечером обратно в хостел, где размещалась наша паломническая группа. Проходя через центр города, вдруг на паперти кафедрального собора я увидел всю нашу воскресную школу. Дети просто стояли на коленях перед закрытыми дверями храма и молились. Их никто не просил и не заставлял, но вот такой был единый молитвенный порыв. Почти все плакали. Да и я плакал. Не мог не плакать.
Было уже темно. Мимо собора проходило множество отдыхающих. Группа плачущих и молящихся на коленях детей вызывала у прохожих ступор. На мгновение все останавливались и смотрели на нас. Люди понимали, что про-изошло или должно произойти что-то непоправимое и плохое, но никто не посмел подойти и спросить, в чём дело — настолько дети выглядели неотмирно.
Охранник собора вышел на шум и, увидев на ступенях детей на коленях, поначалу растерялся. А затем пригласил всех в храм.
Когда уже позже мы вышли из собора, сердце моё успокоилось. Нет, не было того, что я вдруг понял, что Господь подарит Насте жизнь. Просто после этой молитвы я смог сказать самые главные слова, которые хоть однажды, но говорит Ему каждый: «Се, раб Господень. Да будет мне по слову Твоему!» (см.: Лк. 1, 38).
Наутро Настя пришла в себя и в следующие дни быстро пошла на поправку. Конечно, за неё молилось очень много людей, но та спонтанная ночная детская молитва на ступенях кафедрального собора была, мне кажется, самой важной. Потому что Он Сам сказал: будьте как дети. Так же непосредственны, светлы. Они ведь не умеют чего-то просить у родителей и при этом не верить, что отец или мать вместо хлеба и рыбы подаст камень или змею.
Будьте как дети. Доверяйте как дети. Молитесь как дети…
Прохожие, глядя тогда на молитву наших детей, изумлялись и останавливались. Думаю, на небе с ангелами происходило то же самое».
Протоиерей Андрей Пинчук, отец тринадцати детей