Что я могу сделать для себя? Определенно - не выпячиваться и ждать, когда придет мой черед проверок. Придет тот день, когда на несколько суток я буду заперт с еще одним человеком в одной камере. И, если за все это время наблюдатели решат, что мы, как вид, друг другу подходим, селекция дойдет до размножения.
Те, кто пройти отбор не смогут, либо потому, что проверки заведут в упорство пастырей, либо потому, что испытуемые начнут проявлять друг к другу большее, нежели животное влеченье - будут оштрафованы.
Я надумал или увидел во сне, что был в камере отбора? Мне приснилось или пригрезилось наяву, что нравилось быть не одному? Помню ли то, что женщина, в которую я влюблен, ушла к другому или такого вообще не было? Я услышал от товарищей рассказы о любви или познал ее сам?
Спросите меня - верю ли я в Слово? Я отвечу - ДА! Спросите меня - хочу ли я жить так и дальше? Я отвечу - НЕТ!
Я засыпал так медленно, как только мог. Сотни мыслей роились в голове. Метались от стенки к стенке, жужжа и раздражая назойливостью. Кричали и лаяли, ржали и мяукали, щебетали и чирикали, выли и пыхтели - сотни, сотни тысяч сотен. Они всегда разрушали меня и я этому рад. Они разрушают даже сейчас, когда я, без сил, упал на кровать. Они живут твердой неуверенностью в себе и жалкой надеждой на то, что завтра мой мир изменится к лучшему. Они обретают не только форму, но и право на жительство. Их виза не может быть отменена. Я не могу быть спокоен.
Песнь Богов - вот то, что может спасти и всегда помогает. Песнь Богов - чистилище для плоти. Когда сил нет, и я настолько устал, что не могу ложку ко рту поднести, у меня хватает сил на то, чтобы услышать Песнь Богов. Их мелодия освежает мозг и члены, изгоняет из плоти злого духа, страждущего приношенья. Усмиряет позывы похоти и отчаянья, не оставляя после себя ничего, кроме боли. Каждый раз, выходя из Храма, кажется, что на этот раз, принесшая упоенье и забытье, боль, не утихнет больше никогда. Она, сводя и ломая суставы, выкручивая кости и разрывая сознание на части, освобождает от порывов. Но столь ненадолго хватает ее. Идущих в Храм становиться так много, что очереди записываются на несколько дней вперед.
Это не мазохизм. Это очищенье святой болью. Это не мазохизм - другую боль я не могу терпеть. Только Песнь Богов.
«…предавшийся им - да сгорит во всеочищающем пламени…»
Мой мир не рухнул, он рос, затем пропадал. Мой мир медленно, но верно погружался в сон без сновидений. Мой мир, хотя бы в дреме, очищался.
Где-то далеко раздался звук сирены. Прямо под окном завизжали шины. Закричали птицы. Вновь сработала сирена. Она завыла как раненый волк, обрываясь на пике, вновь падая тембром на гудящее начало. И выла еще громче.
Затем, резкий, срывающийся свист, перешел в гулкий удар, эхом взрыва прокатился по району и медленно перетекал в человеческие крики.
Сон и усталость мгновенно уступили место страху. Я вскочил, не одеваясь бросился к двери. Взять вещи, документы, карточки - лишнее промедленье. А любая секунда может превратить меня в облако крови. За окном надрывно выла сирена, и еще один снаряд упал на город. Где-то уж очень близко.
Я выскочил в пролет и чуть не был сбит соседом. С криком и выпученными глазами он несся, казалось, желая пройти сквозь меня. Руки среагировали быстрее, чем я смог подумать. Одна ударила его в лицо, другая, схватившись за перила, перекинула мое тело на пролет ниже. Боли в ногах я не имел права чувствовать, сзади уже напирала волна тел. Она несла дальше, четыре руки - четыре локтя - очень эффективно помогают ускорить движение вниз. Девятиэтажный дом, пять подъездов - гудящий муравейник.
Крики, визг; люди, обезумевшие от паники, выпрыгивали из окон, слабых просто затаптывали, периодически, под подошвой ощущал живое тело. Ни остановиться, ни помочь я просто не мог. Глох от криков, не замечая, что кричу с того момента, как выбежал из квартиры.
Три этажа. Внизу, наверняка, жуткая давка и картина достойная кисти безумца.
Кто-то так навалился мне на спину, что в следующую секунду я оказался на полу. Признаюсь, снизу паника резко возросла. Руки метались, пытаясь ухватиться и поднять тело, которое уже начали забивать. Дом гудел.
Ударил новый снаряд.
Лоб и нос уперлись в ступеньки, хрустнул позвоночник, кто-то пробежал по мне и упал. Следующим моментом, резиновый сапог на толстой подошве вдавил череп в пол. Тогда истерия взяла ситуацию под контроль.
Кровь и пот заливали глаза, но я бился. Когда руки цеплялись за живое, несчастный визжал от страха и столь неистово вырывался, что встать не получалось. Правой я держался за перила, но все равно подняться не мог. Я уже не кричал, а рычал от ужаса и боли. Но меня только затаптывали сильней. Удараясь о мое тело, как о преграду, перелетали, падали.
Вскользь по почкам и я харкнул кровью. Кто-то даже умудрился садануть меня под зад, но это уже после того, как получилось встать на одно колено. Начал распрямляться и меня столкнули.
Я не слышал приближения снаряда. Глухой удар сотряс здание и пронесся надсадный стон гнущихся опор. Дом, закрытый металлическими сваями, как броней, начал медленно заваливался. Все трещало и ломалось.
Направление толпы резко изменилось на противоположное. Кто мог повернуть, уже выпрыгивал из окна третьего этажа. Часть - обезумев, спешила вниз. В поредевшем потоке мне удалось встать.
Шум борьбы и треск опор казался далеким и нереальным. Голова раскалывалась почти в буквальном смысле. Рот был полон крови, весь передний ряд зубов просто исчез. Осколки торчали из десен и плавали во рту. Не мог стоять ровно, левая почка тянула вбок. Рука онемела от ударов.
Проводя эту мимолетную самопроверку, я кое-как пытался дойти до жилого пролета. Сзади напирали, чуть не лезли через меня, но три руки постоянно держались за перила, а одна, биотическая, распихивала толпу.
Дом, накренившись, перестал падать - опоры выдержали. На случай подобного нападения они и рассчитаны. Но вот люди оказались совсем не готовы к такой проверке. Многие либо затоптаны, либо разбились, выпрыгивая из окна. А такие потери значительны для простого удара. Не думаю, что Оппозиция планировала начинать полноценную атаку, но если бы решилась - этот район стал бы их. А может и весь город.
Тем временем я ввалился в какую-то квартиру и под острым углом, пробрался к нижней точке. Высунулся из окна.
Картина внизу была ужасной. Десятки тел лежали на асфальте во всех мыслимых позах. Кучи домашней, небогатой и малоразнообразной утвари сопровождали их в последний путь. Сломанные и покореженные - не лучше хозяев, они и сейчас заполняли пустые места. Бросив на это лишь взгляд, я вылез на подоконник. Надо прыгать, не ждать, промедление подобно смерти.
Вдруг, где-то справа лопнула опора и та часть начала падать, потянув за собой и остальную половину дома. С криком я вылетел из окна, кувыркнулся и, не чувствуя боли, бросился бежать.
Дом рухнул, подняв за спиной облако пыли окутавшее меня. Но я продолжал бежать. Бомбежка продолжалась, то и дело слышался гром ударов и вой падающих зданий.
Я спустился в канализацию и, наконец, позволил себе отдышаться.