HistAndLaw

В 1830 году в южные районы России, сопредельные с Персией, незаметно проникла страшная болезнь. Головокружение, сильная рвота и понос, быстрая потеря жидкости вели к тому, что здоровый человек в одночасье истлевал и за короткое время умирал. Холера!

Болезнь пришла с Волги. Еще в 34-й книжке «Московского журнала» помещены сведения о холере в Астрахани и Саратове. Основная вспышка заболевания пришлась на осенние месяцы 1830 года. П.А.Висковатый свидетельствует, что холера словно обходила город стороной, а потом неожиданно взяла и пожаловала в Первопрестольную. Сначала холеру «приняли за чуму или общее отравление». В университете умерли несколько студентов, после чего цитадель науки была закрыта. Казеннокоштным студентам, по свидетельству П.И.Прозорова, запретили покидать пределы университетской ограды на Моховой. Нарушителей ждал карцер.

«Зараза приняла чудовищные размеры. Университет, все учебные заведения, присутственные места были закрыты, публичные увеселения запрещены, торговля остановилась. Москва была оцеплена строгим военным кордоном и учрежден карантин. Кто мог и успел, бежал из города», - писал Петр Вистенгоф.

Почти во всех крупных городах подобные эпидемии проходят одинаково, и Москва не стала исключением. Герцен, будучи заворожен, пишет: «Экипажей было меньше, мрачные толпы народа стояли на перекрестках и толковали об отравителях. Кареты, возившие больных, двигались шагом, сопровождаемые полицейскими. Бюллетени о болезни печатались два раза в день. Город был оцеплен, как в военное время, и солдаты пристрелили какого-то бедного дьячка, пробиравшегося через реку. Все это сильно занимало умы. Страх перед болезнью отнял страх перед властями, жители роптали, а тут - весть за вестью, что тот-то занемог, что такой-то умер...»

Хоть Россия и полнилась слухами о холере, для Пушкина 1830-й год запомнился прежде всего «детородной» осенью в селе Болдино. Уладив дела с отцовским наследством, Пушкин засобирался в Москву, но узнал, что на пути в город находятся пять карантинов, в каждом из которых придется провести две недели. Очередное письмо Гончаровой полно не едкого сарказма, а чувства бессилия: «Наша свадьба точно бежит от меня; и эта чума с ее карантинами — не отвратительнейшая ли это насмешка, какую только могла придумать судьба?». До его деревеньки под Нижним Новгородом чума не добралась: «Болдино имеет вид острова, окруженного скалами». Нахождение под карантином способствовало небывалому творческому подъему. В письме Плетневу Пушкин признался: «Я в Болдине писал, как давно уже не писал».

Как повела себя власть в сложившейся ситуации? Всего организовали порядка 20 больниц. Они располагались в самых разных зданиях, например, в Пашковом доме. «Купцы давали даром все, что нужно для больниц: одеяла, белье и теплую одежду, которую оставляли выздоравливавшим. Университет не отстал. Весь медицинский факультет, студенты и лекаря - en masse привели себя в распоряжение холерного комитета; их разослали по больницам, и они оставались там безвыходно до конца заразы. Три или четыре месяца эта чудная молодежь прожила в больницах ординаторами, фельдшерами, сиделками, письмоводителями, и все это - без всякого вознаграждения, и притом в то время, когда так преувеличенно боялись заразы...», - писал А.И.Герцен, сравнивая московскую вспышку холеры с парижской эпидемией 1849 года, когда «бедные люди мерли как мухи».

Какими конкретными способами побеждали заразу? Всех студентов и школяров дома потчевали «вонючей хлористой известью» и такой диетой, которая, по словам Герцена, «…одна без хлору и холеры могла свести человека в постель». Популярным средством в 1830 году стал «уксус четырех разбойников». Это снадобье впервые появилось в Европе. «Уксус четырех воров» (иное название средства) делали так – брали яблочный или винный уксус, добавляли предварительно измельченные свежие травы вроде полыни, шалфея, мяты. Пару недель бутыль держали на солнце, после чего открывали, добавляли внутрь чеснок, настаивали еще неделю, процеживали и переливали в чистую емкость. Среди средств от холеры активно применяли окуривание комнат можжевеловым дымом.

В «Московском журнале» среди спасительных средств называлась дегтярная вода, окуривание марганцем, серной кислотой и солью. Москвичам давали советы общего санитарного характера - не бывать в тесных и сырых помещениях, одеваться теплее. Отмечалось подорожание лекарств. А.Я.Булгаков отмечал, что головка чеснока, раньше стоившая копейку, взлетела в цене до сорока копеек. Образцовыми кажутся мероприятия по недопущению холеры, предпринятые в Голицынской больнице. Мясо для кухни принималось не из рук в руки, а с помощью длинных крючьев, все банкноты обмывались водой, персонал носил в мешочках на шее хлорную известь, во многих помещениях стояли тарелки с хлорной водой. Впрочем, через два дня главный врач больницы запретил хлор и стал окуривать помещения уксусом с мятой. «В Больнице за все время эпидемии холерных случаев не было».

Характерно, что в самый разгар заразы, 29 сентября, в городе появился Николай I, дабы успокоить обывателей. Император сделал ряд полезных и нужных распоряжений, среди которых было следующее: «Государь…к скорейшему прекращению заразительной болезни холеры в Москве соизволил признать нужным, чтоб сия столица с 1-го октября на некоторое время была оцеплена и никто из оной выпускаем, а равно и впускаем в оную не был, кроме следующих с жизненными и другими припасами». Впрочем, карантины действовали избирательно – Петр Вяземский писал Д.Голицыну о «прикордонных казаках», за деньги пропускавших в город неизвестных личностей. Еще император лично обходил торговые ряды, убеждая купцов не торговать фруктами и плодами, которые могли быть заражены. «Рекомендация» тотчас же исполнялась.

Карантин вокруг Москвы сняли в середине декабря. Извечный острослов Вяземский и тут бросил пару блестящих фраз: «Да разве оцепление была царская опала? Поэтому должно радоваться бы и тому, если каким-нибудь всемилостивейшим манифестом велено было распустить безумных из желтого дома...». В самом городе к концу 1830 года холеру искоренили еще не полностью. Вистенгоф датирует победу над болезнью весенними месяцами 1831 года. Белинский, впрочем, в письме родителям отмечает: «Холера в Москве еще не совсем прекратилась: в казенных и частных заведениях еще находится около 60 человек больных. Впрочем, о ней как-то уже почти и не слышно. Москва опять воскресла».

Источник публикации: паблик ВКонтакте История и право

20 марта (2 апреля) 1911 г. был принят закон «Об авторском праве» — первый в истории России самостоятельный нормативный правовой акт, призванный регулировать отношения в области авторского права. Утверждённый закон стал важным событием, так как отражал новейшие тенденции западных законодательств в области авторского права.

В России до начала XIX в. отношения авторов и издателей не являлись предметом правового регулирования. Первым законодательным актом, касающимся авторских прав, стал Цензурный устав 1828 г., по которому сочинитель или переводчик книги имел «исключительное право пользоваться всю жизнь своим изданием и продажей оного по своему усмотрению как имуществом благоприобретённым».

В дальнейшем законодательство пошло по пути расширения признаваемых законом авторских прав. В конце XIX в. возникла необходимость перехода от частичного усовершенствования и несистемного расширения норм, регламентирующих охрану авторских прав, к принятию нового закона, который бы соответствовал потребностям времени и сложившихся отношений.

Закон об авторском праве 1911 г. в целом соответствовал европейскому законодательству и европейской практике — в нём нашли отражение передовые идеи германских Законов 1901 и 1907 гг., Бернской конвенции в её Берлинской редакции 1908 г. Однако он имел традиционный для российского авторского права более низкий уровень охраны прав авторов.

Закон распространял авторское право на литературные произведения, как письменные, так и устные (речи, лекции, рефераты, доклады, сообщения, проповеди и т. п.); на музыкальные произведения, в том числе и на музыкальные импровизации; на фотографические и художественные произведения (живопись, гравирование и другие виды графического искусства, ваяние и зодчество); а также на географические, астрономические и иного рода карты, глобусы, атласы, рисунки по естествознанию, строительные и другие технические планы, рисунки, чертежи и подобные им произведения.

В Законе раскрывались основные понятия — круг охраняемых объектов, срок действия авторского права, вопросы правопреемства, возможные нарушения авторских прав и средств защиты и т.д. Отдельные главы были посвящены авторским правам на разные виды произведений. В особой главе регламентировались основные правила и условия издательского договора. Устанавливались и ограничения на договоры в отношении будущих произведений.

Впервые было закреплено право авторов на перевод их произведений, которое действовало в течение 10 лет со дня издания оригинала. Законодатель отказался от конструкции «литературная художественная собственность», заменив её понятием «исключительные права». В некоторых отношениях закон не следовал международной практике, в частности, он допускал свободный перевод зарубежных произведений, не ставил под охрану кинематографические произведения и т.д.

В 1917 г. Положение об авторском праве 1911 г. было отменено. Кроме того, был принят ряд декретов ЦИК и СНК, многие из которых были направлены на установление государственной монополии на произведения науки, литературы и искусства.

Источник публикации: паблик ВКонтакте История и Право

Интересно сравнить меры, принимаемые сейчас властями по борьбе с коронавирусом, и действиями властей более чем двухсотлетней давности. Оказывается, они мало чем отличались.

В XVIII столетии в Российском государстве борьба с чумой стала частью государственной политики. Этой проблемой стали заниматься Сенат и специальный Императорский совет. Впервые в стране была учреждена карантинная служба, её поручили медицинской коллегии. На границе с государством, где имелся очаг чумы, стали ставить карантинные заставы. Всех въезжающих в России из заражённой территории останавливали на срок до полутора месяцев, чтобы проверить не заболел ли человек. Кроме того, пытались продезинфицировать одежду и вещи, окуривая их дымом полыни и можжевельника, металлические предметы мыли в уксусном растворе. Царь Пётр Великий ввел обязательный карантин в морских портах, как средство профилактики от завоза заразы в страну.

При Екатерине Великой карантинные посты действовали не только на границах, но и на дорогах, ведущих в города. В штате карантинного поста имелись врач и два фельдшера. При необходимости посты усиливались военными их гарнизонов и врачами. Таким образом, предпринимались меры для того, чтобы пресечь распространение заразы. Был разработан устав карантинной службы на границе и в портах. В результате «чёрная смерть» стала намного более редким гостем в России. А при её появлении обычно удавалось блокировать очаг, не дав распространиться по стране.

Исключительная по своей мощи вспышка «чёрной смерти» началась в конце 1770 года в Москве и достигла своего пика в 1771 году. В течение только 9 месяцев (с апреля по декабрь указанного года) мор, по официальным данным унёс жизни 56672 человек. Однако в действительности их число было выше. Екатерина Великая в одном из писем сообщает о том, что погибло более 100 тыс. человек. Брешь в карантинном заборе пробила война с Турцией. Эпидемия чумы захлестнула страну. К концу лета 1770 года она добралась до Брянска, а затем и до Москвы.

Первые случаи болезни были выявлены в военном госпитале, где из 27 заражённых погибло 22 человека. Старший медик Московского генерального госпиталя, учёный А.Ф. Шафонский установил истинную причину гибели людей и попытался остановить распространение болезни. Он сообщил о надвигающейся беде московским властям, предлагая принять экстренные меры. Однако его слова не приняли всерьёз, обвинив в некомпетентности и паникерстве (вспомните китайского ученого, который еще в декабре 2019 года предупреждал власти об опасности новой коронавирусной инфекции - к его словам также не прислушались, посчитав его слова выдумкой и безумием).

В 1770-е годы Москва уже сильно отличалась от Москвы 1654 года. В связи с мором были ликвидированы многочисленные кладбища при приходских церквах и вместо них учредили несколько больших загородных погостов (это требование было распространено и на другие города). В городе имелись доктора, которые могли рекомендовать некоторые рациональные меры. Но этими советами и медицинскими средствами могли воспользоваться только состоятельные люди. Для городских же низов, с учётом их бытовых условий, огромной скученности, плохого питания, нехватки белья и одежды, отсутствия средств для лечения, почти ничего не изменилось. Самым действенным средством от болезни, был отъезд из города. Как только чума весной – летом 1771 года получила большое распространение, через московские заставы потянулись экипажи с богатыми, которые уезжали в другие города или свои сельские усадьбы.

Город замер, мусор не вывозили, появился дефицит продуктов и лекарств. Горожане жгли костры и били в колокола, считая, что их звон помогает против чумы. В разгар эпидемии, ежедневно в городе умирало до тысячи человек. Мёртвые лежали на улицах и в домах, их некому было убирать. Затем к очистке города привлекли заключённых. Они разъезжали по улицам на телегах, собирая трупы, затем чумные обозы выезжали из города, тела сжигали. Это наводило ужас на оставшихся в живых горожан. Ещё большую панику вызвало сообщение об отъезде в своё имение градоначальника графа Петра Салтыкова. Его примеру последовали другие крупные чиновники. Город оставили на произвол судьбы.

Болезнь, массовая гибель людей и мародёрство довели людей до полного отчаяния. По Москве прошёл слух, что у Варварских ворот объявилась чудотворная икона Боголюбской Богоматери, которая якобы спасает людей от напасти. Там быстро собралась толпа, лобзавшая икону, что нарушало все правила карантина и сильно увеличивало распространение заразы (сегодня это напоминает позицию церкви с крестными ходами и очередями к чудотворным иконам). Архиепископ Амвросий приказал спрятать образ Богоматери в церкви, естественно, что это вызвало страшный гнев суеверных людей, которых лишили последней надежды на спасение. Люди полезли на колокольню и ударили в набат, призывая спасти икону. Горожане быстро вооружились палками, камнями и топорами.

Тут прошёл слух, что архиепископ украл и спрятал спасительную икону. Бунтовщики пришли к Кремлю и потребовали выдать Амвросия, но тот предусмотрительно укрылся в Донском монастыре. Разъярённые люди начали громить всё подряд. Разгромили Чудов монастырь. Разносили не только дома богатых, но и чумные бараки при госпиталях, считая их источниками болезни. Избили знаменитого врача и эпидемиолога Данило Самойловича, он чудом спасся. 16 сентября взяли штурмом Донской монастырь. Архиепископа нашли и растерзали. Власти не могли подавить бунт - в это время в Москве не было войск.

Только через два дня генералу Еропкину (заместителю бежавшего Салтыкова) удалось собрать небольшой отряд с двумя пушками. Ему пришлось применить военную силу, т.к. толпа не поддавалась на уговоры. Солдаты открыли огонь, убив около 100 человек. К 17 сентября бунт подавили. Более 300 бунтовщиков были отданы под суд, 4 человек повесили: купца И. Дмитриева, дворовых В. Андреева, Ф. Деянова и А. Леонтьева (из них трое были участниками убийства владыки Амвросия). 173 человек были подвергнуты телесным наказаниям и отправлены на каторгу.

Когда известие о бунте и убийстве архиепископа достигли императрицы, она отправила на подавление восстания своего фаворита Григория Орлова. Он получил чрезвычайные полномочия. В подкрепление ему выдели несколько гвардейских полков и лучших медиков страны. Орлов быстро навёл порядок. Шайки мародеров истребили, виновных карали публичной смертью. Весь город граф поделили на участки, которые были закреплены врачи (их штат был значительно увеличен). Дома, где обнаруживали очаг заражения, тут же изолировали, не позволяя забирать вещи. Построили десятки бараков для больных, ввели новые карантинные посты. Улучшилось снабжение лекарствами и продовольствием. Людям стали выплачивать вспомоществование. Болезнь пошла на убыль. Граф Орлов выполнил свою задачу блестяще, решительными мерами оставив эпидемию. Императрица наградила его особой медалью: «Россия таковых сынов в себе имеет. За избавление Москвы от язвы в 1771 г.».

Источник публикации: паблик ВКонтакте История и Право

Мало кто знает, что сквозь столетия с 1174 года до наших времен дошли артефакты, по которым мы можем восстановить ход нападения на владимирского князя и даже предположить количество нападавших. К ним относятся место убиения и костные останки Андрея Боголюбского. Об этом и поговорим.

От княжеского дворца в Боголюбове, места убиения Андрея Боголюбского, до наших дней сохранились только лестничная башня и надвратный переход. Считается, что здесь в башне внизу под лестницей злоумышленники настигли истекающего кровью князя. Так летописные известия "Повести об убиении Андрея Боголюбского" стали осязаемы и предстали перед нами в виде каменных свидетелей страшного убийства.

Лестничная башня

Помимо предполагаемого места гибели князя, достоверность летописного рассказа подкрепляется другими источниками. Свидетельство Повести о характере ранений князя подтверждается исследованиями его костных останков. Мощи Андрея Боголюбского в течение долгого времени находились в Успенском соборе города Владимира. В 1919 году рака с мощами была вскрыта, мощи были кратко описаны. С 1930 года они стали главным экспонатом антирелигиозного отдела Владимирского исторического музея. В 1934 году мощи были доставлены в Государственный рентгенологический институт в Ленинграде. В ходе исследования, проведенного профессором Д.Г. Рохлиным, была подтверждена подлинность останков. В частности, согласно опубликованному заключению, костные останки несли на себе следы «старых заживших ранений и большого числа «свежих» ранений без реактивных изменений». При этом, «[с]вежие ранения были нанесены неодинаковым оружием с целью не ранить, а во что бы то ни стало убить человека».

На основании данных о повреждениях костей Д.Г. Рохлину удалось составить приблизительную картину произошедшего: «Только один из ударов был нанесен противником, стоящим лицом к нападаемому, правильнее, несколько сбоку и спереди. Это был сравнительно легкий удар рубящим оружием (саблей или мечом) по левой ключице. Все остальные ранения были нанесены сбоку и сзади или уже по лежачему. Сбоку и сзади опытным бойцом был нанесен удар мечом по левому плечу, вызвавший значительное кровотечение и сделавший Боголюбского длительно небоеспособным, но это не удовлетворило нападавших. Были нанесены новые удары неодинаковым оружием: удар сзади по затылку рубящим оружием (мечом или боевым топором), тяжелое ранение, нанесенное сбоку колющим оружием (копьем) в лобную кость. Последнее ранение само по себе могло бы повлечь в дальнейшем смерть».

Художественное изображение нападения на Андрея Боголюбского

В целом, характер ранений подтверждал летописный рассказ об убиении Андрея Боголюбского. Единственное противоречие между описанием летописца и криминологической картиной убийства Д.Г. Рохлин увидел в изображении ранения правой руки князя: «Петр же отсек ему правую руку». В ходе исследования скелета на правой конечности не были обнаружены характерные ранения, тогда как кости левой руки были рассечены в нескольких местах. Это позволило Д.Г. Рохлину сделать вывод о неточности, допущенной летописцами при описании этого события: «Нужно считать, что летописцы по ошибке, или же желая сгустить краски и усилить эффект, отмечают, что Петр Кучков, главарь заговорщиков, отсек Андрею Боголюбскому правую, а не левую руку».

В 2007 году новое медико-криминалистическое исследование останков Андрея Боголюбского провел профессор В.Н. Звягин. Он уточнил некоторые обстоятельства, при которых могли быть нанесены ранения: «Локализация и взаиморасположение повреждений, обнаруженных на скелете Андрея Боголюбского, свидетельствуют о том, что князь получил большую часть травм в процессе борьбы и самообороны. При этом князь стоял левым боком к нападавшим, выдвинув вперед согнутую в локте левую руку в качестве щита для защиты головы и туловища. Повреждения лучевой и локтевой костей, в частности, были причинены при пронации и супинации [вращательные движения – прим. автора] предплечья. Вне всякого сомнения, он активно перемещался, уходя от ударов либо ослабляя их последствия. Будучи неоднократно раненым и истекая кровью, Боголюбский продолжал оказывать сопротивление».

Летописное изображение гибели Андрея Боголюбского

Исходя из особенностей костных повреждений В.Н. Звягин сделал предположение, что в действительности убийц могло быть двое: «Первый – это, скорее всего, «Петр Кучков зять» – бел вооружен рубяще-режущим орудием типа сабли. Атаковал князя спереди и несколько слева. Затем сместился левее и кзади. Удары саблей наносил под острым углом к поверхности тела князя с протягиваем… Удары наносил с дальней дистанции концом клинка. Судя по однотипности и силе ударов, он профессионально владел оружием и тактикой ближнего боя.

Второй нападающий, а это, возможно, Яким Кучкович, вооруженный массивным клинковым оружием типа меча, примкнул к Петру позднее. Его сильные рубящие удары в предплечье (с разрубом лучевой кости) и среднюю часть левого плеча парализовали защиту Боголюбского, после чего левая рука князя бессильно повисла вдоль тела. С этого момента голова и тело князя были не защищены». Однако профессор далее сделал оговорку, что повреждения могли быть нанесены несколькими однотипными саблями и мечами, а значит, и потенциальных убийц могло быть больше.

Так выглядела картина происшествия по версии экспертов-криминалистов, изучивших скелет Андрея Боголюбского и сопоставив полученные результаты с летописным изложением гибели владимирского князя.

Источник публикации: паблик ВКонтакте История и Право