1.
Разговор принимал неприятный оборот.
- …потому что ты хороший парень. Честно. Ты милый, добрый и заботливый. – Продолжала Наташа. – Ты очень красивый. И с тобой иногда я чувствую себя по-настоящему счастливой, но…
Она продолжала взволнованно тараторить, а Андрей разглядывал сквозь панорамную витрину кофейни грозовые тучи и прикидывал – хватит ли ему наличности в том случае, если они решат остаться посидеть и выпить ещё по одной чашке кофе.
В целом он несильно волновался. Наташа уже не в первый раз заводила такие тревожные разговоры. Обычно он просто затыкал ей рот поцелуем, обнимал и она оттаивала в его руках. Отходить от проверенного плана он не видел смысла. Андрей потянулся было к Наташиным губам…
И вот тут-то всё пошло наперекосяк.
Девушка отстранилась и посмотрела на него холодным и твёрдым взглядом.
- Ты что – не слышал, что я тебе сказала? – Тихо спросила она и Андрею вдруг сделалось неуютно. Он совершенно точно слышал всё, что она говорила – со слухом у него проблем не было. Беда в том, что он не слишком вникал в услышанное, поскольку думал о своём.
Видимо всё это отразилось на его лице, поскольку Наташа тяжело вздохнула и медленно проговорила:
- Я не могу быть с тем, кто не думает о своём завтрашнем дне и не готов взять на себя ответственность.
- Но я думаю. – Удивлённо возразил Андрей. – И готов.
- Правда? – Усмехнулась Наташа. – Андрей, посмотри мне пожалуйста в глаза. И скажи – искренне и честно скажи…
Андрею совсем не понравились металлические нотки в её голосе.
- …что если завтра окажется, что у нас будет ребёнок, то ты сможешь позаботиться и обо мне, и о нём. Найдёшь стабильную работу с хорошей зарплатой. Сможешь совмещать её с институтом. Решишь вопрос с жильём. Будешь обеспечивать нас всем необходимым.
Андрея словно окатили ледяной водой.
Наташа сделала небольшую паузу и продолжила.
- Ты хороший парень, но сейчас я в тебе ничего из этого не вижу. Ты живёшь с родителями и тебя это совершенно устраивает. У тебя даже мыслей нет о том, чтобы найти работу и съехать от них. Ты не умеешь решать проблемы. Ты предпочитаешь сесть и ждать, что проблема решится сама. Или кто-нибудь решит её за тебя. И пока ситуация не изменится, в наших отношениях нет никакого смысла.
- Я могу… - Сипло проговорил Андрей чужим голосом.
- Прежде чем что-то обещать, представь, что у меня в кармане справка о том, что я беременна.
Он растерянно заморгал и не смог выдавить ни слова.
- Вот видишь, - невесело усмехнулась Наташа, закидывая сумочку на плечо, - я так и думала.
- И не переживай, - добавила она, прежде чем выйти из кафе. – Я не беременна.
2.
Примерно двадцать минут Андрей сидел за столом, тупо уставившись в столешницу и потягивая остатки холодной кофейной пены. Обрывки разговора ледяными волнами окатывали память. Вместо сердца чернела дыра. В конце концов, он рассчитался за кофе и вышел на улицу.
Хлестал сентябрьский ливень. Тротуары превратились в ручьи. Из водосточных труб извергались водопады.
Разумнее всего было бы вернуться в кафе и переждать дождь. Но Андрей подумал, что такое рациональное решение мог бы принять только человек, которого физический комфорт беспокоит больше, чем потеря любви, и шагнул под струи воды. Не в меру отросшие волосы моментально вымокли и сделали его похожим на щенка после купания. Потекло за шиворот. Джинсы отяжелели и неприятно облепили ноги.
Он шагал сквозь ливень по опустевшей улице и ловил сочувствующие взгляды прохожих, жмущихся под навесами кафе и жестяными козырьками парадных. Ему было до невозможности жаль. Жаль, что он не сказал Наташе то, что она хотела от него услышать. Жаль их короткий, но такой красивый роман. И больше всего ему было жаль себя. За то, что с ним так холодно, расчётливо и безжалостно обошлись.
Андрей представлял, как умирает от воспаления лёгких и как Наташе сообщают эту новость. Как она приходит к нему на кладбище, кладёт красивый букет на белую мраморную плиту и плачет, рассказывая о том, как она жалеет, что ушла от него. А он стоит красивым призраком чуть поодаль и наблюдает за ней с горькой полуулыбкой.
Эти картины были такими возвышенно-прекрасными, что Андрей полностью растворился в их сладкой кинематографичной горечи. Однако спустя некоторое время он обнаружил два неприятных обстоятельства, вернувших его в реальность.
Во-первых, его правый ботинок дал течь. Носок на этой ноге промок до самой щиколотки. А воды обувь набрала столько, что Андрей чувствовал, как она колыхается, когда он шевелит пальцами. Второе обстоятельство было прямым следствием первого. Каждый раз, когда он наступал на ногу в повреждённом ботинке, из дырки с неприятным громким присвистом и хлюпаньем выходили воздух и вода. При каждом шаге раздавалось что-то вроде: «Пыфлыпф-псссс! Пыфлыпф-псссс!».
Сами по себе душевные страдания Андрея не слишком мучали, даже доставляли некоторое болезненное удовольствие. Но в сочетании с водой в ботинке они стали невыносимы.
До метро идти оставалось минут десять. Андрей остановился у пешеходного перехода и стал ждать зелёного сигнала светофора.
- Ай-яй-яй-яй-яй… - Раздался за спиной знакомый голос. – В такую погоду и без зонта.
Андрей обернулся и оказался лицом к лицу с профессором Терентьевым. Это был единственный преподаватель, чьи лекции Андрей себе не позволял пропускать. И единственный преподаватель, знавший Андрея в лицо. Эдуард Львович стоял под широким чёрным зонтом. На его плечи был накинут бежевый плащ, на котором не было ни единого мокрого пятнышка.
- Андрей, заходите ко мне под зонтик. Здесь полно места.
После секундных колебаний тот кивнул и зашагал к профессору, издавая: «Пыфлыпф-псссс! Пыфлыпф-псссс!».
- Знаете, Андрей, я думал предложить проводить вас до входа в метро, - сообщил Эдуард Львович, когда Андрей оказался под зонтом и поблагодарил за помощь, - но теперь мне совершенно очевидно, что ваша обувь прохудилась, а это уже совсем никуда не годится. Этак можно и ангину подхватить.
- У меня хороший иммунитет… - Стуча зубами возразил Андрей. – Я даже зимой никогда не простужаюсь.
- У вас сорок второй размер ноги?
- Что? – Растерялся юноша. – Да. А что?
- Чудесно. Мы сейчас находимся рядом с моим домом. Приглашаю вас на чашку горячего чая. И если вас это не смутит – у меня есть пара чуть поношенных ботинок вашего размера. Они немного старомодные, но в прекрасном состоянии, и до дома вы сможете дойти с сухими ногами.
3.
Квартира профессора Терентьева была похожа на антикварную лавку. Она была одновременно просторной и в тоже время заставленной мебелью и разными вещами. За обстановкой явно ухаживали. Все вещи здесь были под стать хозяину - немолодыми, прекрасного качества и за каждой из них явно скрывалась какая-то история. Но при этом в воздухе не чувствовалось ни пыли, ни застоявшегося духа старости. Пахло корицей, деревом и ещё каким-то тонким, едва уловимым, но ужасно знакомым ароматом.
Андрея заставили снять носки, ему выдали мягкие тёплые тапки, усадили в удобное кресло и накинули на его колени мягкий плед.
- Что-то мне подсказывает, - произнёс профессор Терентьев, ставя перед Андреем чашку крепкого чая, - что помимо физических неудобств вас терзают ещё и душевные.
- Как вы догадались?
- Жизненный опыт.
- Да, - признался Андрей, - вы правы…
И он совершенно легко и искренне излил профессору всё, что было у него на сердце. Он рассказал, как между ним и Наташей вспыхнула искра, рассказал, как волшебная влюблённость превратилась в страсть. Рассказал, наконец, как страсть вспыхнула и обернулась чёрным пеплом сегодняшнего разговора. Свою историю Андрей пересыпал огромным количеством мелких, как правило не нужных, а зачастую и чересчур интимных подробностей. Из-за чего у профессора появилось такое выражение лица, словно вместе с чаем к нему в рот попала муха.
Впрочем, тот быстро оправился и спросил вдруг с живым интересом:
- И какой же вывод вы сделали из произошедшего?
Андрей некоторое время поразмыслил.
- Что всё могло бы быть по-другому, если бы я не промедлил.
Терентьев вопросительно поднял бровь.
- Она сказала: «Прежде чем что-то обещать, представь, что у меня в кармане справка о том, что я беременна» и я замолчал. Потому что растерялся. – Объяснил Андрей и покачал головой. - Если бы мне хватило тогда решительности и уверенности в себе, то я бы убедил её в том, что готов ко всему.
- А вы готовы? - Уточнил профессор.
- Вы смеётесь? Эдуард Львович, ради Наташи я готов в ад и обратно. – Андрей сморщился. – Извините, но чай у вас крепковат. Горчит.
- Это просто такой сорт. Вы правда думаете, что если бы не промолчали в тот момент, то это спасло бы ваши отношения с этой… Как зовут вашу девушку?
- Наташа. Но она уже не моя девушка. Спасло бы конечно. Я не думаю. Я знаю.
- И вы уверены, что были бы счастливы?
- На сто процентов. В том, что был бы счастливее, чем сейчас. Потому что несчастнее уже некуда.
- И ещё один вопрос: вы любите эту девушку?
Андрей посмотрел на профессора глазами брошенного щенка.
- Больше всего на свете.
Терентьев некоторое время прищурившись смотрел в окно и жевал нижнюю губу. Потом он со стуком поставил чашку на журнальный столик, пробормотал «Да к чёрту!», выпрямился и скомандовав Андрею: «За мной!», быстро зашагал по длинному коридору.
Молодой человек последовал за ним. Двери по бокам коридора были приоткрыты. За одной из них он успел заметить шкафы, забитые книгами – видимо, там была библиотека. За другой располагалось нечто вроде оранжереи – там были ультрафиолетовые лампы и столы с рядами цветочных горшков.
4.
Комната, в которую Терентьев привёл своего студента, была чем-то вроде домашней мастерской. Вдоль стен стояли стеллажи, на которых толпились разнокалиберные рабочие инструменты и приборы. Тут и там были емкости с мотками разномастных проводов и какими-то диковинными деталями. В одном из углов разместился роскошного вида верстак. Центр комнаты занимала конструкция из тёмного толстого металла, вроде того, из которого делают кузова для грузовых автомобилей. Это была усечённая четырёхсторонняя пирамида, высотой выше среднего человеческого роста. С каждой стороны у неё было по маленькому окошку из тёмного, словно закопчённого стекла.
От конструкции тянулось несколько толстых кабелей, которые вели к сложной консоли с массой кнопок и рычажков.
- Что это? – В конце концов решился спросить Андрей.
Профессор помедлил с ответом. А когда заговорил, то показался Андрею отрешённым, словно мыслями был где-то очень далеко. От уютной атмосферы профессорской квартиры и от горячего чая Андрея слегка разморило. Рассказ Терентьева легко трансформировался перед его внутренним взором в картинку.
- Когда-то мы были очень молоды. Дружили большой компанией. Математики, химики, физики, историки, поэты. Сплошные вундеркинды и гении. Всем сердцем любили науку и искусство. Любили труд. Любили свою страну. Любили жить. Мы ничего не боялись и считали, что для нас нет ничего невозможного. И для нас его действительно не было.
Андрей очень легко представил эту компанию – живых, весёлых и говорливых ребят, с легкостью решающих монументальные задачи.
- Как-то раз мы стали теоретизировать. Была у нас такая забава. В тот вечер основной темой для разговора стал Адольф Гитлер. Мы спорили о том, как изменился бы мир в долгосрочной перспективе, если бы с ним случилась какая-нибудь беда и он не успел бы развязать вторую мировую. Тема, как вы сами понимаете, весьма и весьма богатая. Спор начался вечером. Продолжался всю ночь. И только когда наступил полдень следующего дня пятеро из нас – самые высокомерные и самые отчаянные – покинули квартиру хозяина с твёрдым обещанием предоставить доказательства своей точки зрения.
- Вы были одним из этой пятёрки? – Уточнил Андрей. Профессор кивнул.
- Мы пришли в мою квартиру и прожили здесь три месяца. Доставали через знакомых необходимые материалы. Создавали и уничтожали чертежи. Спорили до хрипоты. Пренебрегали вниманием близких. Эти три месяца привели к двум разводам и одной свадьбе. Один из нас испортил себе желудок, потому что питался все эти месяцы только кофе и папиросами.
Профессор горько усмехнулся. Он подошёл к аппарату в центре комнаты и погладил металл.
- И результатом стал этот аппарат. – С нежностью проговорил Терентьев. – Видите ли, мы придерживались принципа: «Если есть возможность доказать теорию экспериментальным путём – сделай это». Вот мы и сделали.
- Машина времени? – Догадался Андрей.
- Что? – Изумился Терентьев. – Андрей, вы меня сейчас неприятно удивили. Машина времени невозможна. Это одна из немногих действительно невозможных вещей. Запомните пожалуйста это.
- Но как ещё вы хотели узнать последствия… - Юноша замялся.
- Ранней смерти Гитлера. – Подсказал профессор.
- …Ранней смерти Гитлера?
- Знаете эту концепцию: «Каждый раз, подкидывая монетку, вы создаете новую реальность». В одной выпадает орёл. В другой – решка. Каждая из этих новых реальностей ежесекундно дробится. И таким образом вся наша жизнь похожа на бесконечно ветвящееся дерево. И все эти ветви и отростки связаны между собой.
Андрей представил себе это исполинское дерево, беспрестанно выпускающее всё новые и новые побеги. Это было одновременно и жутко и завораживающе.
- Наше восприятие времени очень линейно и последовательно. – Продолжал Терентьев. – Мы воспринимаем происходящее так, как умеем. Как путешествие в одну сторону. Но можно отказаться от этой концепции. В каком-то смысле всё не столько «происходит сейчас», сколько уже произошло. Все события уже произошли. Мы просто осознаем происходящее. Медленно, потому что умеем только так.
- Что уже произошло? – Не понял Андрей.
- Абсолютно всё, что только могло произойти. – Спокойно ответил Терентьев.
- С кем?!
- Абсолютно со всеми. – Терпеливо сказал профессор и пояснил. – Все эти ветви и ростки из дерева реальности проросли одновременно и во все стороны. Сразу. Все возможные версии прошлого, настоящего и будущего уже существуют.
- Вы хотите сказать, что всё предначертано и ничего уже не изменить?
Профессор потёр переносицу и зажмурил глаза.
- Андрей, - в конце концов устало сказал он, - что именно «не изменить»? Я же вам только что сказал, что существуют все возможные версии будущего. Вообще все.
- Значит, вы не пытались ничего изменить. – Наконец, дошло до Андрея. – Вы просто проникли в ту реальность, где Гитлер перестал существовать.
- Ближе к истине. Но тоже не совсем верно. – Покачал головой Терентьев. – Попасть в другую реальность физически невозможно. А даже если бы и было возможно (и даже если представить, что где-то в мире мы взяли и источник энергии необходимой мощности), я вам ещё раз повторяю – все наши трюки и фокусы уже учтены вселенной. Все нити уже вплетены в ковёр реальности. Всё уже произошло.
- Тогда я не понимаю, что делает ваш аппарат. – Признался Андрей.
- Сознание. – Коротко ответил Терентьев. – Он перемещает ваше сознание в ваше же тело, но находящееся в нужной альтернативной реальности. Механизм на самом деле не очень сложный. Вот создать алгоритм для расчёта вероятностной карты – вот это была работа. Мы тут чуть с ума не сошли за эти три месяца, пока над ним бились…
- И вы его создали?
- Создали. – Кивнул Терентьев.
- Но не испытывали?
- Испытывали. – Помрачнел профессор. – Один из нас зашёл в кабину. И мы отправили его в путешествие. По нашим расчетам он должен был попасть в нужную версию реальности и прожить там достаточно долго. Триггером для возврата сознания была смерть физического тела.
- Вы ждали его столько лет?! – Ахнул Андрей.
- Нет. – Махнул рукой профессор. – Вы опять мыслите в рамках нашего восприятия времени. Смерть физического тела возвращала путешественника в исходную точку путешествия. С нашей точки зрения прошло чуть меньше четверти секунды.
Андрей некоторое время укладывал услышанное в голове.
- И что же он сказал?
- Ничего. – Пожал плечами Терентьев. – Он не сказал больше ни единого слова.
- Сошёл с ума?
- Ни в коем случае. Он защитил докторскую, удачно женился и стал отцом троих детей. Для всего этого, как оказалось, не так уж нужна речь. Он изъяснялся с окружающими жестами и письмом. Но никогда не отвечал на вопросы о том, что увидел во время своего путешествия.
Эдуард Львович некоторое время молчал.
- Один-единственный раз, - медленно проговорил он, - мне удалось достучаться до него. Это было спустя двадцать лет после нашего эксперимента. Я стоял на коленях, с блокнотом и ручкой в руках и буквально умолял нашего друга рассказать хоть что-нибудь о его путешествии.
- И что он написал?
- Он посмотрел мне в глаза и сказал: «это бессмысленно». После этого он снова замолчал и не говорил уже больше ничего до самой смерти.
5.
- Что ж. Теперь, когда я должным образом предупредил вас обо всех рисках и опасностях и честно рассказал обо всём от начала и до конца – вы вправе решить, стоит ли воспользоваться этой возможностью.
- Но ведь это не вернёт мне Наташу. – С сомнением покачал головой Андрей.
- Как раз наоборот. Даже лучше. Вы её не потеряете. Проживете с этой девушкой целую жизнь. Самую настоящую. Такую же, которой живете сейчас.
- Но если что-то пойдет не так…
- Вы вернетесь сюда. На исходную точку.
- А физически…
- Физически это совершенно безопасно. Меня больше беспокоит возможный вред вашему ментальному здоровью.
Андрей посмотрел сквозь широкое окно на улицу, где по-прежнему хлестал ливень.
- Отправьте меня туда.
Кабинка вибрировала. Было тесно. Пахло металлом, резиной и сваркой.
Из небольшого динамика над головой раздался искажённый голос Терентьева:
- Андрей, как вы там?
- Тесновато.
- Материалы тогда были в дефиците… Я напоминаю, что ещё не поздно передумать.
- Я не передумал.
- Ладно. Смотрите, пожалуйста, на цветовое табло перед вами.
На уровне лица Андрея возник небольшой экран размером с блюдце. На экране было три квадрата: зелёный, жёлтый и красный. Они стали по очереди гаснуть и зажигаться.
- Вам необходимо абсолютно расслабиться, - произнёс голос из динамика, - переход сознания — это сильная нагрузка на психику. Поэтому экономьте силы. Постарайтесь сосредоточиться на том моменте, в который вы направляетесь. Вспомните, во что была одета ваша девушка. Какие предметы были на столике. Постарайтесь вспомнить мельчайшие детали….
6.
- …Прежде чем что-то обещать, представь, что у меня в кармане справка о том, что я беременна.
- Представил. – Улыбнулся Андрей. – И мне нравится то, что я увидел.
Наташа с сомнением посмотрела в глаза юноше, которого считала инфантильным и мягким. Но тот, к её удивлению был совершенно спокойным и казался уверенным в себе.
Они продолжали встречаться. Андрей устроился на работу. Он изменился. Теперь он был внимательным и надёжным. Через некоторое время Наташа предложила съехаться.
Оплату квартиры он целиком взял на себя. Теперь ему нужно было больше внимания уделять работе. В институте он скатился на тройки и после каждой сессии за ним тянулся шлейф «хвостов».
На работе сменилось начальство и с новым руководством Андрей не поладил. После небольшого, но бурного скандала он написал заявление по собственному желанию. Чтобы не просрочить квартплату, ему пришлось срочно устраиваться на новое место. Оно было значительно хуже и платили там меньше. Пришлось закрывать разницу количеством смен. Следующую сессию Андрей завалил.
Наташа тем временем ушла с работы, чтобы сконцентрироваться на учёбе. К тому моменту, когда Андрея отчислили, она забеременела первым ребёнком. Пришлось лезть в ипотеку и брать кредит.
Его жизнь превратилась в бесконечное курсирование между нелюбимой «временной» работой и домом, где Наташа постоянно жаловалась на нехватку денег и отсутствие помощи по дому с его стороны. Жалобы превращались в упрёки. Упрёки перерастали в скандалы. В промежутках он забывался нервным беспокойным сном. Так прошло пять лет.
Во время одного из редких и коротких перемирий, устроенных в попытке наладить семейную жизнь, Наташа забеременела вторым ребенком. Она к этому времени ухитрилась получить диплом, который лежал бесполезной бумагой на полке.
Следующие десять лет смешались для Андрея в карусель. Она состояла из случайных работ, на которые его соглашались принимать после первого же собеседования. Из соревнований в колкостях с Наташей. А затем и Олей – их старшей дочерью, которая полностью перенимала манеру поведения матери. Ночёвки на диване стали данностью. Его главным развлечением и отдушиной стали посиделки с приятелями в «разливайках». Он и сам не заметил, когда успел превратиться в алкоголика.
Он иногда смотрел на учебники из института, оставшиеся стоять на полках и удивлялся: как он мог разбираться в этих вещах? Как всё это могло быть ему интересно?
Он разленился, растолстел и обрюзг. Собственное отражение в зеркале внушало ему отвращение. От скуки и отчаяния он завёл интрижку со своей начальницей – стервозной и некрасивой женщиной с красным бесформенным лицом. Но от этого стал только сильнее себя ненавидеть.
В конце концов он оказался на больничной койке с онкологией, на фоне многочисленных заболеваний, дошедших до хронической стадии. Доктор дал ему меньше месяца.
В палату хосписа пришла Наташа и он на секунду умилился. Но радость тут же отступила – она пришла обсудить завещание.
- Ты уж позаботься о наших детях, - попросил он, когда все формальности были улажены и все документы были подписаны.
- О моих, - поправила она его, - твоими они никогда не были. Только не говори, что ты ничего не знал.
Больше к нему никто не приходил.
Последним, что он услышал была брошенная в коридоре кому-то медсестрой фраза: «В пятнадцатой можно. Пятнадцатая сегодня должна освободиться».
«Так ведь это же я в пятнадцатой…», - успел подумать Андрей, перед тем, как тело окончательно перестало выполнять свои функции.
7.
Экранчик погас. Крышка кабины заскрипела и отошла в сторону. Андрей оторопело смотрел на мастерскую и профессора Терентьева.
- Андрей? С вами всё хорошо? Я вас очень прошу – скажите что-нибудь!
Молодой человек вылез из кабинки, не переставая ошалело осматриваться. Наконец, его взгляд остановился на лице Терентьева.
- Эдуард Львович, - сказал Андрей и на лице его проступило выражение полного счастья, - вы даже представить себе не можете - насколько со мной всё хорошо!
Через несколько минут он уже шагал по проспекту. Походка его была лёгкой и пружинистой. Ливень прошёл и теперь только редкие капли падали с парапетов крыш. Андрей лавировал между глубокими лужами и жалел он теперь только об одном: что так и не взял у профессора Терентьева предложенные сухие и целые ботинки.
8.
Профессор Терентьев стоял у окна и с улыбкой смотрел как Андрей шагает по проспекту. Половицы паркета скрипнули сперва в коридоре, затем в комнате. На плечи Эдуарда Львовича легли две тонких девичьих руки. Он повернул голову, и они с Наташей слились в поцелуе. После этого она крепко обняла его и тоже посмотрела в окно. Андрей перешёл дорогу и вот-вот должен был скрыться за углом.
- Как ты думаешь: мы очень плохо поступили? – Задумчиво спросила она.
- Откровенно говоря – да. - Вздохнул Терентьев. – Я понимаю, что ты беспокоилась о его чувствах и хотела, чтобы он легко пережил расставание. Но подмешать человеку галлюциноген в чай и загипнотизировать его – это совершенно неэтично и глубоко аморально. Даже для меня.
