Дорогие мои! Я все никак не могу остановиться) Выкладываю на ваш суд очередной эпилог, на этот раз написанный в соавторстве с замечательным художником Николаем Геллером. Любители аудиокниг знакомы с ним по атмосферному оформлению работ на канале «Некрофос».

Это был мой первый опыт совместного творчества, и мне безумно понравилось! Идеи Николая, наконец, закрыли мой гештальт, а рука художника, которая проявилась в особом, образном стиле письма расцветила смрадное кладбище еще большим смрадом, а безнадежный, болотистый распадок еще большей безнадегой!

Этот финал, в каком-то смысле, является отдельным небольшим рассказом, но я, наконец, не кривя душой, могу констатировать: он мне нравится!

Итак….

Некротур. Эпилог.

Сигарета обожгла палец, по горлу ударило горьким. Сознание Михаила Степановича резко вынырнуло из омута дремотной задумчивости. Откинув окурок, он осмотрелся. Небо застилала серая пелена, тучи то и дело меняли форму, наливаясь свинцом. Верхушки деревьев царапали небосвод, будто лезвием водили по чему-то живому, норовя ткнуть и пустить кровь.

- Михал Степаныч, пора может? Вон, зверье-то побежало - из-за спины послышался голос охранника, который тоже смотрел на лес.

- Сейчас, как только дождь пойдет, будем выдвигаться, - Михаил Степанович запустил руки в карман камуфляжного костюма, вынул коричневую пачку сигарет, вытолкнул одну щелчком по упаковке, чиркнул несколько раз зажигалкой и закурил, снова погружаясь в свои мысли и буровя взглядом лес.

И небо, будто вторя его словам, оросило землю сначала мелкими брызгами, будто забавляясь, а потом вода хлынула стеной.

Охранник Саша не хотел выходить из теплого салона внедорожника, печка приятно согревала, убаюкивала, и он то и дело клевал носом. Михаил Степанович выскакивал на улицу, курил, всматривался в лес, смотрел на небо, плевал со злостью на землю и возвращался в машину.

В этот раз все шло будто не по плану, воды и еды почти не осталось, буханка хлеба и ноль пять минералки доверия не внушали…

Каждый год одно и то же. Сотрудники корпорации уже привыкли к июльскому отпуску шефа и ждали его, как манны небесной. С наступлением лета обычно сдержанный и доброжелательный начальник начинал проявлять все признаки тревоги и беспокойства. Становился раздражительным и гневливым, от чего сотрудники старались как можно реже попадаться ему на глаза. Каждый видел, что за агрессией скрываются неуверенность и страх, но к чему они относятся – было не понятно, ибо фирма вот уже долгие годы процветала и разрасталась филиалами, как метастазами, по всей стране.

Разве что старший охранник с позывным Шах, которого шеф брал с собой в отпуск, что-то знал. Приезжали они в совершенно разном настроении. Шеф сиял, как медный таз, и щедро одаривал всех сотрудников крупными премиями. В глазах его светились сдержанное торжество, гордость и какое-то почти болезненное облегчение.

Через несколько дней он созывал Совет директоров и отдавал ряд распоряжений, которые почти всегда были нелогичны, крайне авантюрны, а порой граничили с финансовым самоубийством. Но ни разу Михаил Степаныч не ошибся, словно обладал каким-то тайным знанием.

Чего только Саша не наслушался в кулуарах, где не одну неделю велись тайные пересуды. И про машину времени, и про личного оракула, и про прямую линию с самим Господом Богом…

Шах же, наоборот…  Обычно полнокровный и круглолицый, по возвращении он словно терял десяток лет жизни. Похудевший, сгорбленный. Тусклые глаза затравленно глядели из-под усыпанных перхотью бровей, а в руках появлялась пикантная дрожь. Казалось, он прошел войну, а не съездил с шефом в отпуск…

А в этом году Шах не выдержал и за месяц до очередного «отпуска» уволился. Время он, конечно, выбрал неудачное, если учесть, что Степаныч уже давно пребывал в своем обычном «летнем» состоянии – злющий, растерянный и… напуганный. Секретаршу потом отпаивали коньяком, и она, стуча зубами о край рюмки, сообщила, что уверена была, что без кровопролития не обойдется. Но обошлось.

А Шах предложил себе замену – Сашку, и парень никак не мог определиться – радоваться нежданному повышению и открывающимся новым возможностям или от греха последовать примеру Шаха…

Хер знает, почему он тебя выбрал, но, видимо, потенциал разглядел, - Михаил Степанович расхаживал по кабинету, держа в руках бумагу и ручку, и с оскорбительным сомнением зыркал на Сашку, - Мне главное, чтобы ты язык за зубами держал и тягости и невзгоды без нытья переносил. Вот тебе спецдоговор на такие поездки. Считай, это тур такой по просторам Урала. Задача у тебя одна – сопровождать меня и следить, чтобы недруги наши меня не щелкнули.

Он сунул ручку и договор Саше.

«Разглашение любых сведений, полученных во время Турпохода, строго запрещено. В случае разглашения Исполнитель будет подвергнут карательным мерам в зависимости от тяжести понесенного Заказчиком ущерба. Меры остаются на усмотрение Заказчика»

Сашка поколебался и поставил в конце Договора свою размашистую роспись. Карательные меры – звучало грозно, но разглашать он ничего не планировал. Дурак он что ли? Распустить язык и лишиться тепленького местечка рядом с шефом. Кроме того, сумма гонорара за неделю работы превышала его обычный годовой заработок. Припомнился пышный шаховский особняк, битком набитый крутой техникой, новенький Додж Рэм, бассейн размером с футбольное поле. Все это стоило того, чтобы раз в год потерпеть «трудности и невзгоды», какими бы они не были…

…

Он приоткрыл глаза. Печка жарила так, что на лбу появились капельки пота. Парень покрутил печное колесико и немного опустил окно, но в салон тут же ворвалась влага, капли дождя ударили по лицу. Саша поежился и вдруг увидел лицо начальника за стеклом.

Тот стоял под проливным дождем. Бледный, с крепко стиснутыми челюстями, с потемневшим, застывшим в сумраке лицом. Степаныч мотнул головой, указывая, что пора идти.

Саша торопливо и даже радостно засуетился. Вынужденное безделье его порядком утомило. Он заглушил двигатель, схватил с соседнего сидения рюкзак, натянул капюшон дождевика, хлопнул напоследок по кобуре на поясе и нырнул во влажную мглу.

Ночь поглотила небосвод незаметно, дождь в лесу был не такой сильный, благо, кроны деревьев брали удар на себя. Ботинки то и дело вязли в глине и цеплялись за корни растений. Михаил Степанович вел за собой, словно следуя каким-то особым ориентирам. Порой безо всякой логики он вдруг сходил с тропы и продирался в метре от нее через чашу.  Порой застревал на одном месте, долго водя хороводы вокруг мокрых берез, и так же внезапно продолжал путь. Сашка, чуть ли не падая, хватался за ветки и уже рассек себе ладонь, от чего та противно отзывалась болью на холод и влагу. Моментами казалось, что из-за деревьев кто-то наблюдает, так и сверлит взглядом, будто еще мгновение и из сумрака возникнет фигура, от вида которой Сашка потеряет сознание, провалится в грязь, под землю, где его непременно опутают корни, и черви будут грызть его изнутри.

Дальше аккуратнее иди - река разлилась, оступишься - в болото провалишься, - еле слышно проговорил начальник, - А наебнешься - вытаскивать не буду. Палку вон отломи.

Они спустились с холма, и под ногами тут же сильнее захлюпало. Саша, словно щупом, тыкнул палкой в грязевую мяшу, и чуть не повалился вперед. Грунта не было, была только похожая на жидкую манную кашу, жижа, которую разбавила вода, и дальше, туда, к просвету меж деревьев воды становилось всё больше.

Михал Степаныч! - окрикнул идущего впереди Сашка, - А как же мы назад то, затопит же все!

Не ори, дубина, - зло прошипел начальник - сейчас все сделаем, по утру выйдем другой тропой. Топай быстрее.

Примерно через час пути дождь прекратился, уступая место лесному безмолвию. Когда тучи окончательно расступились, а небо рассыпалось огоньками звезд, из густой мглы, отливая серебром, выплыла луна. Шеф забирался все больше в низину, и Сашка, с трудом выдирая ноги из жидкой глины, насторожился, вдруг почувствовав жуткий смрад. Словно где-то рядом в ночном лесу располагался скотомогильник.

«Пиздец, поход» - подумалось ему. Вот он, весь вымокший, с изрезанными руками и лицом, голодный и погибающий от жажды, тащится в смрадной глуши не понятно куда и зачем. Парень конечно знал, что у богатых свои причуды, но не настолько же! Честно говоря, изначально он предполагал, что шеф посещает какой-нибудь закрытый и тайный частный клуб для толстосумов. Едва оперившиеся девчонки, мальчишки с усыпанными блестками ягодицами… Но, похоже, у Михаила Степановича были куда более извращенные… фантазии.

Дышать становилось всё труднее, и Саша периодически задерживал дыхание, от вони кружилась голова. Видимо, у начальника проблема такая отсутствовала - от курения обоняние было не таким чутким.

- Михал Степаныч, вы бы тише что ли шли, а то я рюкзак тащу, скользко, передохнем может? - Сашка остановился, оперся на палку и стянув кепку с головы задышал в нее, пытаясь отгородиться от удушающей вони. Увидев эту картину, Михаил остановился, измерил охранника презрительным взглядом и, развернувшись, двинулся дальше.

- Тише! – прошипел он вдруг и присел, махнув Сашке рукой. Тот тут же послушно пригнулся. Впереди, среди мелколесья, мелькали огоньки, слышались приглушенные голоса, - Эти сходили уже, а мы еще тащимся… Ну, тем и лучше.

Начальник снова закурил, держа сигарету так, чтобы дыма было меньше. Курил нервно и быстро, а когда огни отдалились и потухли, бычок полетел в вонючую воду.

- Идем, еще пара метров и…

Саша, услужливо зашагал быстрее, но вдруг правый ботинок предательски заскользил, ноги разъехались, и парень полетел в овраг, сшибая кусты. Руки пытались зацепится за ветки и корни, но те выскальзывали, больно обжигая руки. Через мгновение Саша врезался головой во что-то твердое, в глазах почернело, и он отключился.

Сознание вернулось так же быстро, как и пропало - от ударов ладонью по лицу. Открыв глаза, парень понял, что лежит в воде, от чего тут же задергался в попытках подняться.

Пиздец, придурок – над ним стоял Михаил Степанович - Ты нахуя упал? Ты сдохнешь теперь! Воды хлебнул? Хлебнул? Конечно, ты же в ней валяешься! Крест башкой своей снес.

Саша встал, голова гудела, в глазах чудились белые мошки, в ушах звенело. Какой еще крест? Когда глаза привыкли к мраку, он увидел и сдавленно замычал…

Мы куда… куда идем то? – губы у него тряслись, - Пришли куда вернее? Что за хуета?

- Не ори только. Кладбище это мое. Личное, - Михаил глухо кашлянул в кулак, - Эти своих чуть дальше, в лесу закапывают. А я тут – в сторонке. Все равно никакой разницы, где хоронить. Воды всюду полно. А тут и овраг хороший, совсем небольшой ямки хватает. Говнецом сверху присыпать, чтобы какая беспокойная душа не наткнулась – и порядок. Ну, крест еще… для ориентира.

Шеф без особых усилий выдернул из топкой почвы грубо сколоченный крест, о который Сашка и приложился недавно, и рассеянно отбросил.

- Что стоишь?

- А чего… делать то? – Сашка изо всех сил старался говорить ровно, но губы плясали, а голос дрожал и ломался, как у школьника.

- Копай.

- Могилу?

- Ага.

На язык просились какие-то веские, мудрые слова, способные немедленно отрезвить бесноватого шефа и не допустить ограбления трупов, но он несколько секунд только беспомощно открывал и закрывал рот, а потом из него донеслось робкое:

- Лопату бы…

- Не нужна тебе лопата. Говорю же, тут ямка символическая, ветками приваленная. Руками справишься. Быстрей, светать скоро начнет, - Михаил забрался немного вверх по откосу, выбрал место посуше, присел и вдруг вспомнил, -  Проверь комп! Если вдруг замочил, я тебя самого…

Сашка трясущимися руками достал кейс, а из него – планшет в прорезиненном чехле. Ткнул грязным пальцем в кнопку, и экран послушно отозвался бледным светом. Михаил удовлетворенно кивнул и закурил, щурясь на своего охранника.

Пытаясь справиться с паникой и примириться с неизбежным, Сашка прикрыл глаза и облизнул пересохшие губы. Вспомнил Шаховский особняк и красавицу-любовницу, и сейф, битком набитый зелеными купюрами… Мысленно вымарал оттуда бывшего коллегу и пристроил себя самого. Ради такого…

Он опустился на колени в стоячую, тухлую воду и принялся лихорадочно раскидывать ветки, а потом запустил трясущиеся пальцы вглубь и стал выгребать смрадную жижу. Вскоре его пальцы нащупали что-то твердое и одновременно мягкое и он едва не завизжал.

- Добрался? – спросил сверху Михаил, - Вытаскивай её на склон.

Пытаясь думать только об особняке, Сашка зажмурился, ухватил труп за скользкую штанину и поволок его из ямы. Жидкая глина громко чмокнула, нехотя отпуская свое имущество, и через несколько секунд Сашка, дрожа и всхлипывая, лежал рядом с трупом на крутом откосе.

- Молодец, Сашок! – слышался возбужденный голос рядом, - Шах в тебе не ошибся. Но про договор помни. Если хоть звук кто от тебя услышит, лично тебе кишки выпущу. Понял?

Саша хотел кивнуть, но сил не было даже на это.

- Хорош отдыхать, - Михаил Степанович закряхтел рядом, явно ворочая труп, - Бери планшет и записывай. Все записывай до последнего слова, понял?

О чем это он? Что записывать? Сашка нехотя открыл глаза и тут же завыл, пытаясь отползти. Рядом сидел шеф, пристроив на коленях чудовищно разложившийся труп. Торчащие ребра, остатки груди висели куском жира, волосы колтунами свисали на плечи, руки - сгнившие и мокрые, будто замаринованные - оканчивались птичьими когтями. Виднеющийся за сползающими ошметками кожи череп показывал посмертную улыбку, оголяя зубы, глазных яблок и носа не было вовсе, а из глазниц исторгались струи чёрной воды. Было даже не понятно, мужчина это или женщина. Но не вид трупа поверг Сашку в состояние первобытного, слезливого ужаса, а то, что тот явно пытался что-то сказать. Нижняя челюсть ходила ходуном, сухожилия на скулах сжимались и расправлялись, изо рта вдруг выполз похожий на чудовищного черного слизняка язык.

- …Сухое бы…. - послышался шепот. Еддва слышный, похожий на шелест сухой травы на осеннем лугу, но Саше и такого хватило, чтобы растерять остатки разума. Нет! Не может такого быть! В этом овраге возможны только два голоса – его и шефа. Третьего не дано!

Принес, принес тебе сено сухое. Целый стог, там, наверху! Ты только на вопросы ответь и уложу тебя в него! - лебезил мягким голосом Михаил Степанович, а затем повернулся к Саше и гаркнул, - Записывай, дурень!

Ощущая в голове невероятные пустоту и покой, Сашка сел и включил планшет.

Вопросов было много, и Михаил Степанович потоком сыпал их на запрокинутое к нему сгнившее лицо.

Как будут держаться валюты, акции, будут ли мировые катастрофы, как можно свалить конкурентов, и кто из конкурентов попробует свалить его самого… Саша стучал по экрану планшета, записывая цифры и буквы, слышал знакомые фамилии банкиров, министров, других власть-имущих.

Вдруг кишки сжало, желудок скрутило спазмом и он, едва успев зажать рот рукой, проблевался. Через несколько секунд он посмотрел на руку, та была в маслянистой черной жиже и… крови.

Это увидел и Михаил Степанович, и выражение его лица быстро и неуловимо сменилось от беспокойства до вины, а потом от вины – до безразличия. Он посмотрел на наручные часы, затем на небо, а потом резанул взглядом по Саше. Небрежно оттолкнув от себя мертвеца, он встал и подошел к парню. А тот, почувствовав в животе очередной спазм, отключился.

…

Придя в себя Саша попробовал пошевелить руками, но те оказались плотно зафиксированы, по всей видимости, веревкой. Спина затекла, перед глазами стояли ботинки Михаила Степановича, заляпанные грязью и черной жижей.

Вот невезуха Сашок, а? - он присел рядом на корточки и вздохнул, - Да ладно, невезуха… Я ж знал, что этим все закончится, потому и не стал больше никого с собой брать. Про это место мне Шах ведь и рассказал. Он тут когда-то целый год прожил среди местных, все выбраться не мог. Местные своих мертвяков каждый год закапывают, а те им потом на вопросы отвечают. На любые! И только правду. Шаху пришлось тоже кой-кого прикопать прямо в этом овраге, чтобы ответы получить. А потом мне рассказал. Доброе дело хотел сделать. Я ведь тогда на грани банкротства был…

С тех пор и мотались с ним сюда. Шах бичей и шлюх всяких искал, мы их сюда везли, закапывали, а через год возвращались за ответами. Вот только последние годы у него крыша начала ехать. Все говорил, что снятся они ему, ответов на собственные вопросы требуют. Я уж понимал, что он скоро сольётся, но не думал, что вместо себя он подсунет мне такого доходягу, как ты.. Что ж, хоть на что-то сгодишься.

Михаил поднялся, и Сашка снова мог видеть только грязные ботинки.

- Увидимся, в общем. Ты хороший парень, и ничего личного, но… Чисто подстраховка. Я ведь понятия не имею, что у вас с Шахом были …, - он хихикнул, - За шахер-махеры. Может, он честно в тебя поверил, а, может, и решил оставить после себя шныря… В следующий раз сам и расскажешь. Интересно все-таки…

Ботинки пропали из поля видимости, а потом Сашка почувствовал тычок в ребра и скатился в овраг, точнехонько в ту самую неглубокую яму. Он даже не пытался сопротивляться, находясь в бреду и пуская ртом черную пену.

- Понял, почему я тебя с собой взял? Только так обратную тропу будет видно. В последнюю ночь нужно оставить в земле живое тело, тогда эта земля тебя отпустит.

Сознание то возвращалось, то снова уходило на глубину, будто рыба. Саша открыл глаза. Смрад становился уже чем-то привычным, словно заменив собой кислород. Темнота поглотила все вокруг. Голова гудела, боль скручивала тело судорогами, кишки распирало и выворачивало, но все это уже ощущалось нормой, словно так и должно быть.

У уха что-то хрустнуло, парень с трудом повернул голову и увидел, что лежит рядом с трупом, с которым говорил Михаил Степанович. По щеке что-то ударило, сначала влажной ветошью, а затем будто камни посыпались на лицо. Из последних сил Саша посмотрел наверх. В предрассветных сумерках появилась фигура Михаила Степановича с большой охапкой гнилого валежника. Он подмигнул Сашке и аккуратно уложил ветки ему на лицо.

***

Тропа петляла, то спускаясь к оврагу, то вновь поднимаясь. Ночь, будто знала, что скоро ее время пройдет, вереском окутывала землю, деревья, воду.

Ботинки увязали в грязи, тело ныло, холод рассекал кожу. В этом году Михаил сильно задержался. Выйти бы сейчас. Каждую секунду он боялся, что одному ему ведомые ориентиры вдруг пропадут, вытесненные из распадка подступающим рассветом. И что тогда? Толкаться здесь целый год? Ну, уж нет! Он прибавил шагу, с неудовольствием отметив, что в этом году «тропа» проходит по сельскому кладбищу. Отвратительное место. Но делать нечего – коли сойдешь с тропы, то обратно уже не вернешься…

Он устало опустил голову, отмечая где-то на периферии зрения редкие гнилые кресты, и вдруг остановился. Показалось? Галлюцинации начались от вони и бессонной ночи? Да нет же, вон там, за деревьями, кто-то копошится. Неужто кто-то из местных так припозднился?

Он усмехнулся про себя и двинулся дальше. Ветка под ногой хрустнула и над краем могилы тут же возникло напуганное до смерти и совершенно безумное лицо, заросшее густой бородой.

Михаил мгновенно выхватил пистолет и поймал бородача в прицел. Глаза того широко раскрылись, наливаясь неверием и… счастьем?

- Ты не местный! Не местный! – он с трудом выполз из обваливающейся могилы и, оскальзываясь, побежал к Михаилу.

- Стой, дурак! – крикнул Михаил, - И лопату брось!

Лопата тут же послушно выпала из рук. Да и не лопата вовсе, а кое-как заточенный огрызок металла, напоминающий кусок автомобильного крыла.

- Вы… я выйти пытаюсь! Боже! – несся из кудлатой бороды захлебывающий, срывающийся на писк голос, - Ты знаешь, как?!

- Кто ты? – уже более спокойно спросил Михаил, когда мужчина, облаченный в какие-то отрепья, приблизился. Широко раскрытые глаза, туго обтягивающая череп кожа, борода росла клочками, сальные патлы падали на плечи, а под носом на грязных усах запеклась кровь.

Глина под ним поползла, и он едва не обрушился в одну из пустующих могил, но Михаил успел удержать его за запястье.

- Целый год! Год! – заорал мужик и горько разрыдался.

- А тут чем занят? – спросил Михаил, цепко оглядывая парня. Тот вдруг сник, глаза забегали.

- Ла-адно! – протянул Михаил Степанович и похлопал парня по плечу, - Не говори ничего. Тебя как звать то?

- Ма…ма…ксим…, - заикаясь, прохрипел тот.

Значит, слушай, Максимка. Я тебе рюкзак оставляю свой, там термос есть, вещи теплые. Планируешь тут дальше кичиться - твое дело. Я отсюда ухожу. Если совсем еще не одичал - можешь идти за мной, но только быстро. До трассы докину, дальше сам вертись, усек? - Михаил Степанович в очередной раз глянул на небо. Тучи были такие же густые, но мрак ночи отступал. Он скинул рюкзак в грязь, расстегнул его и достал планшет и зиплок с ключами от машины. Затем подтолкнул его ногой к оборванцу и зашагал дальше.

- Мне… достать ее надо… Тут… девушка моя лежит. Умерла весной…, - послышалось сзади.

- Не успеешь уже. Солнце встанет - хер выйдешь отсюда, будешь гнить еще год, - не оглядываясь, ответил он.

Тропинка с горбатого холма плавно перешла в лесную чащу, поплутала среди деревьев, обернулась вокруг пня. Михаил явно ходил кругами. В лесу не было видно не зги из-за плотных крон деревьев, смыкающихся где-то наверху. Тропа снова сделала петлю, и снова тот же пень, снова то дерево с кривым стволом и бурыми листьями. Неужели прозевал рассвет?! Неужели не успел?!

Паника плеснула в горло желчью, и Михаил, позабыв про тропу, бросился вперед, не разбирая дороги.

Ветки деревьев хлестали по лицу, вот одна ударила в глаз и через мгновение появилось размытое пятно, а затем пространство вовсе залилось алым. Кустарники царапали ноги через штаны, Михаил запнулся, ботинок слетел, и в пятку тут же что-то воткнулось, засаднило, обдало жаром. Он бросил ботинок, ринулся вперед, уже почти не видя ничего впереди и ни на что не надеясь.

Внезапно он вывалился на залитую рассветным солнцем полянку, где его дожидался внедорожник. Солнце еще не успело нагреть кузов и капли дождя стекали по черному корпусу. Капли дождя, который несет свежесть и прохладу, а не гниль и смрад.

Михаил Степанович дохромал до автомобиля, клацнул по брелоку, открывая двери, и забрался внутрь. Несколько минут он потратил на то, чтобы унять сотрясающую его дрожь, а потом нервно хохотнул. Вырвался! А ведь на минуту ему показалось… Он достал из бардачка сухую пачку и закурил, опуская стекло. Дым вскружил голову, но это головокружение принесло облегчение.

Он завел двигатель, включил передачу и вдруг застыл, увидев за деревьями суматошно петляющего давешнего оборванца.

Етить твою, Максимка, - выругался Михаил, открыл дверь и проорал - Сюда давай, поехали!

***

Машина мчала по трассе, иногда наезжая на лужи и задорно окатывая придорожную траву дождевой водой. В салоне грела печь, мягко пищало радио, вещая последние известия в мире. Вот впереди показался синий указатель с надписью, указывающий близлежащий населенный пункт. Около него Михаил затормозил и повернулся к пассажиру, который с видом счастливого идиота, разглядывал окрестности.

- Ну, как и обещал – довез. Дальше сам. Вон, иди в деревню, там полиция, скорая. В дурку определят, наверное. А меня забудь. И все что было с тобой - лучше тоже забудь, - с этими словами водитель перевалился через соседнее сиденье, щелкнул ручку и открыл дверцу.

Спасибо, - пробормотал парень и, выйдя, остановился на обочине. На нем был один из старых походных костюмов Михаила, плечи зябко кутались в одеяло.

Дверь захлопнулась, двигатель взревел, и внедорожник унесся вперёд. В зеркало было видно, как одинокая, растерянная фигурка отдаляется, исчезает за горизонтом, растворяется в лучах рассвета. Водитель перевел взгляд на дорогу и тихо произнёс:

- Бывай, Максимка.

******

Странички Николая.

https://m.vk.com/gellllllller

https://t.me/gellermasterskya