demonword

Из цикла моих постов-рассуждений для подготовки  к написанию романа (если получится, а то мечтать-то я горазд не хуже прочих графоманов). Пост для тех, кому хочется пофилософствовать и похоливарить.

Верующие люди, да и не только, убеждены, что мораль и нравственность исходят исключительно из священных текстов. Человечество не самостоятельно тысячелетиями вырабатывало нравственные императивы, не создавало общественный договор, учась на собственных, порой жутких ошибках, а пришли очередные боги или пророки и рассказали человечеству, что есть хорошо и что есть плохо. Христиане, например, вообще игнорируют факт существования морального кодекса задолго до того, как Саваоф надиктовал Моисею заповеди. Египтяне, шумеры, представители хараппской цивилизации, даже славяне – дикари, не различающие добро и зло. Ну, может, и различали, но как-то бестолково и не методично – искренне считают представители по крайней мере мейнстримных религий.

В случае христианства априорно считается, что все нравственные законы содержатся в Библии: если, чего-то нет в Ветхом Завете, то в Новом присутствует однозначно. В любой непонятной ситуации верующий лезет в священные тексты и удивительным (на самом деле, очень предсказуемым) образом находит строчки, которые можно подогнать под ситуацию, и тем самым в очередной раз утверждается во мнении, насколько великая и всеобъемлющая СуперКнига.

Тем не менее современный мир ставит перед обществом этические вопросы, на которые не только нельзя натянуть цитату из Писания, но и в принципе не возможно найти ответ в пространстве категорических императивов.

К таким вопросам относится проблема вагонетки. Это довольно старая философская проблема, до некоторых пор считавшаяся гипотетической, а значит не более чем игра ума. До поры до времени ее можно было «изящно» обходить презрительно, мол, один дурак может назадавать столько вопросов, что и десять мудрых не ответят. Вкратце задача в классическом виде формулируется следующим образом:

тяжёлая неуправляемая вагонетка несётся по рельсам. На пути её следования находятся пять человек, привязанные к рельсам сумасшедшим философом. К счастью, вы можете переключить стрелку — и тогда вагонетка поедет по другому, запасному пути. К несчастью, на запасном пути находится один человек, также привязанный к рельсам. Каковы ваши действия?

Существуют модификации задачи, например:

Как и прежде, вагонетка несётся по рельсам, к которым привязаны пять человек. Вы находитесь на мосту, который проходит над рельсами. У вас есть возможность остановить вагонетку, бросив на пути что-нибудь тяжёлое. Рядом с вами находится толстый человек, и единственная возможность остановить вагонетку — столкнуть его с моста на пути. Каковы ваши действия?

Таким образом, проблема находилась в области отвлеченной философии и мысленных психологических экспериментов, пока инженеры не стали разрабатывать искусственные интеллекты, в которые необходимо внедрять решение подобных задач. К примеру, мы строим беспилотные машины, и их требуется программировать: бездушная куча железа будет поступать так, как мы заложим в нее функционал, основанный исключительно на конструкциях «если X то Y иначе Z».

И вот собственно вопрос: если христианство это альфа и омега всей этики, морали и нравственности, набор всех возможных правил, отличающих истинную цивилизацию от обреченной, то где в Библии, святоотеческом учении или в мудрствованиях содержится христианское решение этой проблемы? Короче говоря, как велит в этой ситуации поступать Иисус?

Понятно, что ответы в стиле «не трогать вагонетку и неистово молиться» или «бог сам решит кому жить, а кому умереть» не являются приемлемыми, потому что вопрос актуален и требует конструктивного решения с опорой на мораль, и таких верующих в современном мире надо поискать.

После того, как я задал вопрос несколько лет назад (не утверждаю, что первый додумался до конкретной формулировки), по сети прокатилась волна обсуждений. Ни одно из них, происходящее в плоскости религиозного представления о мире, не дало объективного ответа. Верующие сходились во мнении, что нужно выбирать тот вариант, который нанесёт меньше вреда душе выбирающего (что бы это ни значило, и в рамках какой религии или деноминации этот вопрос ни рассматривался). Но, черт побери, мы не можем заставить машину уверовать и затем решать, какой вариант душеспасительнее. А значит, проблема вагонетки остается не решенной, а значит боги оставили приличный пробел в своих учениях со всеми вытекающими выводами и следствиями.

Справедливости ради ни атеизм, ни гуманизм, ни рационализм и так далее не могут предложить универсальных решений проблемы. Только они допускают лакуны в своих системах в отличие от абсолютной морали религий.

Взято с Ахиллы - там подобного трэша достаточно. Клирики рассказывают друг другу о тяжелой доле.

Читая исповеди бывших священников и черноризцев, можно соглашаться с некоторыми высказываниями, можно отвергать. Можно смаковать гниль, которая, как оказалось, есть в Церкви. Можно осуждать «богомерзких отступников», а можно просто — «понять и простить».

Моя история не уникальна.

В детстве, начитавшись житий, мне захотелось стать великим подвижником благочестия — монахом. Мечтал о жизни в идеальном «Ольшанском монастыре»… Моя дура мать (каюсь, я так думал), не видя моего пламенеющего сердца и тяги к постническому житию, заставила меня окончить среднюю школу. И вот я, вчерашний школьник, подзаработав денег с отцом на стройке, поехал за советом к духовнику известного столичного монастыря. Но волей неба (а я так это и воспринял) остался в том самом столичном монастыре.

В первый же вечер иеромонах, который был старшим над послушниками, схватил меня за писюн. Через месяц, под предлогом забрать зимние вещи, я уехал домой. Навсегда. Казалось. Из-за нежелания порочить святейшее имя Матери-Церкви никому не рассказывал о домогательствах. Но жажда спасти мир и сделать его лучше победила. Я вернулся в обитель. Ради пацанов, таких же, как и я сам. Горящих, живых, настоящих. Которые жили в полуподвальном помещении, терпели бытовые нужды, только ради грядущего Царства небесного…

В 19 — постриг в рясофор. В том же возрасте мне один брат признался в любви. Что с этим делать, я не знал. И поделиться не было с кем. Вот тогда я понял — я сам и все свои проблемы я должен буду решать тоже сам. Одиночество вошло в мою жизнь.

В 20 меня рукоположили в диакона. Во время сорокоуста, после литургии, я вернулся в свою келью, лег, подорвался, сел. Думаю: может, диакону не подобает так вот лежать. Подумал — понял, что особо-то ничего и не поменялось. Я остался прежним, только что-то добавилось. И с этим нужно будет жить дальше.

Жил, страдал. Нереализованные желания, идеи и творческие порывы порядочно портили мою карму. Хотелось рисовать, преподавать… Занялся золотошвейством. В мастерскую пришли ещё пару братьев. Но отношение священноначалия убило весь наш энтузиазм…

Ещё до пострига в мантию, диссонанс, который появился из-за несоответствия того, о чем пишут святые книжки, и того, что видел, ввел меня в депрессию. Депрессия с годами только хуже становилась, превращая меня в циничного пессимиста. Я просыпался и спрашивал: «Господи, почему я не умер этой ночью?» Он молчал. На период депрессивной пятилетки выпал мой постриг в мантию.

Незадолго до пострига из монастыря ушел один мой друг. До этого события я с другом часто ездил в гости к монахиням ордена С.S.F.N. Да, к католичкам. В их маленькой общине была сестра, которая тоже решила выйти из ордена (у нее были временные обеты). На волне ухода из монашества товарищ с этой сестрой сблизились. Как-то друг рассказал мне: когда эта монахиня объявила настоятельнице, что уходит из монастыря, настоятельница несколько часов кряду пролежала крестом, молясь в домовой церквушке об уходящей. «Если бы я узнал, что наместник так молится обо мне — я бы только ради этого не уходил из монастыря», — этими словами друг закончил рассказ. Через год я стал крёстным отцом его сынишки.

То, что братья оставляли сан (у нас почти все монахи в священном сане), не было событием для обители. Монахи покидали священные стены с упорным постоянством — ежегодно оставляли монашество 1-5 человек. На это никто не обращал внимания. Наместник ставил однозначный диагноз: бабу нашел. Братья, перешептываясь, осуждали тех, кто за бортом. Со временем я утвердился в мысли, что особо-то здесь никто никому не нужен. Или, как написал наш наместник резолюцию на прошении об уходе одного иеродиакона: любовь была без радости, разлука — без печали.

Уныние, отчаяние, страх, чувство одиночества и ненужности — вот что мне дал монастырь (нахожусь в другой епархии, а до сих пор боюсь наместника).

Ближе к 26 годам я начал заново учиться жить. Радоваться каждому дню. Любить себя и ближних.

Прожив в столице ровно десять лет, я уехал на малую родину. Благо, подвернулся случай — в одно забытое село нужен был священник. Наместник, как всегда, поставил и мне однозначный диагноз: бабу нашел!

Розовые очки бьются стеклом внутрь, так говорят. Мои не разбились. Так, немного выгорели на солнце.

На первом приходе начинал не что с нуля — с минуса. Не было ни где служить, ни на чём, ни с кем… Начал курить. По дороге в село брал литр пива и пачку сигарет. И уже на поповне, сидя в саду, пил пиво и курил. Курил и рыдал… Однажды, сидя на пороге баньки, куря, пия и плача, взглянул на небо. По всему небу тянулись четыре параллельные полосы. Так, словно Кто-то оставил след, проведя рукой. С той стороны. Так, словно Кто-то показал, что Он рядом. На расстоянии вытянутой руки. Разрыдался как баба.

Погодя, мне накинули ещё один приход, чтобы не дать умереть первому. Второй приход хоть и бедный, но не нищий, как первый. Во втором приходе служу в роскошном старинном храме. Правда, денег на содержание нет. Крыша затекает, роспись портится. Зимой служба при минусовой температуре. Благо, хоть в доме, зимой, уже не +7 на термометре.

Пытаюсь вести активный образ жизни. Пою в местном Доме культуры, вышиваю, занялся художественной фотографией. За последние четыре года отработал воспитателем семь смен в детском оздоровительном лагере. Вроде как и все хорошо, но временами, бывает, проснешься утром, а жить не хочется. Монастырская «закалка» даёт о себе знать.

Вот, мне сорок лет. В прошлом году сбылась моя давняя мечта — Боженька послал мне сына! Нет, я не женился — взял под опеку сироту. Меньше, чем через год, Боженька дал мне ещё одного сына. Вот так и осуществило небо мои желания и идеи — и семья, и, почти, монастырь.

Хвалиться счастьем не буду — оно любит тишину.

Источник

Вот какие книги можно найти, например, у тёщи на дальних полках.

Очень классный том 1975-го года издания, последовательно рассказывающий читателям о физике окружающего мира, начиная с определения базовых понятий и основ механики и заканчивая квантмехом и космологией.

Несмотря на энциклопедическое изложение читается легко, где-то приводятся формулы. А в конце каждой главы еще и список задач для закрепления материала.

Жемчужина нашей библиотеки, считаю. Если что там интересное вычитаю, обязательно расскажу.

Из ЖЖ известного блогера доктора Алексея Яковлева (botalex):

Друг моих школьных, студенческих и всех последующих лет инфекционист Олег Медянников давно уже обосновался в Марселе в IHU Méditerranée Infection. В 1998-ом мы вместе закончили Дальневосточный государственный медицинский университет, проучившись 6 лет в одной группе из 10 человек, но 2 года спустя оба решили попытать счастья в Первопрестольной. Вначале у Олега всё шло хорошо, он попал под крыло академика И. В. Тарасевич в НИИ эпидемиологии и микробиологии им. Н. Ф. Гамалеи и стал быстро продвигаться на поприще клещевых инфекций, блестяще защитился, но... В один прекрасный день кто-то из коллег позвонил в службу безопасности Шереметьево и сообщил, что Олег пытается вывезти опасные микроорганизмы с целью биотерроризма.

Олег действительно летел в Средиземноморский университет Марселя, с которым сотрудничала его лаборатория, чтобы обменяться музейными штаммами в полном соответствии с договором. Изготовить био-оружие из тех риккетсий вряд ли было возможно, но кому-то в ФСБ очень уж сладко пригрезились новые звёздочки на погонах и для Олега начался многомесячный ад с допросами на Лубянке. Многообещающему учёному уже светили 8 лет в колонии строгого режима, но на его счастье Олега подключился его со-руководитель с французской стороны Дидье Раульт и в журнале Nature появилась статья о притеснениях русского ученого. На следующее утро публикация лежала на столе Николая Патрушева, тогдашнего директора ФСБ. Олегу тут же вернули паспорт и вручили письмо, в котором принесли извинение и уведомили о возможности получить компенсацию за причиненный моральный ущерб. Шел 2007 год и в Россию уже начала возвращаться лысенковщина, потому неудивительно, что Олег тут же перебрался в Марсель в лабораторию Раульта. Здесь люди заняты не кознями, а настоящей наукой.

[далее в ЖЖ автор рассказывает про жизнь института в Провансе]

Источник