demonword

Открыл на мэйл.ру обзор фильмов 2020-го года. Сначала посмеялся, потом всплакнул.

На соседнем сайте конкурентов давеча проводился конкурс короткого рассказа. Тема конкурса обозначена как "Вторжение". И я там решил не то чтобы поучаствовать, а скорее похулиганить. В итоге жюри меня даже не отобрало, и, может, кто из местных видел мой креатив во внеконкурсном сборнике. Поэтому запощщу "шыдевр" в свой бложек на Пикабу только для тех подписчиков, которые терпят мои псевдоинтеллигентские выходки. Короче и в общем, вас ждёт экшон, отмосфера и глубокий смысл.

Картинка для привлечения внимания

Это было вторжение. Вот только что Стронг со своим подразделением сидели в уютных казармах, как прозвучал сигнал, всего пару секунд на сборы, и войско уже неслось навстречу неизвестности. Цель вторжения бесхитростна: найти и уничтожить! Такова, впрочем, цель почти всех вторжений.

- Интересно, - насмешливо пробормотал рядовой по имени Вайз, поспешавший за сержантом, - а когда скажут, кого именно требуется уничтожить?

Стронг усмехнулся. Действительно, в спешке было не ясно, что или кто будет противостоять вторжению. Однако о важности вторжения свидетельствовала численность бойцов. Бессчетное количество нападающих было заброшено в эти незнакомые и очень странные земли с намерением прорваться через любые сложности и проникнуть в сердце мира, туда, где обитал неведомый, но заранее обреченный враг. Учитывая, сколько сил отправлено на прорыв, враг обещал быть невероятно сильным и опасным. Но бойцов к этому готовили. Крепкие, быстрые, выносливые, они десантировались в покрытых мраком землях и без передышки и промедлений начали марш-бросок.

Стронг с отрядом двигались среди передовых частей войска. Долина, куда они попали, сразу же показала свою враждебность. Воинство столкнулось с тяжелой еле переносимой духотой и пеленой непрекращающегося кислотного дождя, из которой группами выскакивали обозленные местные обитатели. Неплохо вооруженные и слаженно действующие, они могли бы справиться с сотней или тысячью завоевателей, но никак не с миллионом. Защитники буквально за доли секунды были подавлены и смяты, а нападающие, не заметив смешных потерь, рванули дальше к устью долины – единственному видимому выходу впереди. Они неслись по пересеченной местности, изрытой бороздами, с лужами смертельной кислоты, поскальзываясь, падая, поднимаясь и снова падая. Многие, обессилев или потеряв ориентиры, оставались позади. Но фронт неумолимо продвигался вперед.

Беда пришла, откуда не ждали. Послышался нарастающий шум воды, и с тыла наступающих накрыла огромная волна, невесть откуда взявшаяся. Вода не щадила ни своих, ни чужих, увлекая назад всё, что не успело ухватиться или зацепиться. Не прошло и десяти секунд, как следующая волна вернулась за теми, кто уцелел. И еще волна за волною. Передовой отряд Стронга тоже потерял несколько бойцов, смытых то ли природным явлением, то ли фантастическим оружием противника. Но и здесь упрямому врагу не удалось остановить вторжение. Орда, собравшись с силами, ускорила бег и подобно потоку влилась в узкое горлышко долины, где вода уже не могла добраться до них.

Впереди располагалось тесное, но протяженное ущелье. А на его дне лежало болото, настолько вязкое и непроходимое, что воинство чуть ли не на порядок замедлило темп продвижения.

-Ну, хоть перестал этот дождь, - бодро высказался рядовой Харди, ни на секунду не замедливший ход. Стронг кивнул. Кроме того, исчезли бессильные, но надоедливые местные жители, и активное сопротивление вообще прекратилось. Ущелье уходило далеко вперед, и по протяженности было чуть ли не в два раза длиннее предыдущей долины. Идти через топи оказалось очень тяжело. Здесь все решала выносливость бойца, и войско заметно редело – всё больше и больше солдат падали в жижу и не вставали. Можно было бы подумать, что не враги остановят вторжение, а обычное болото.

Кто знает, сколько брели они среди трясины, стараясь не гадать о потерях и о том, какие испытания предстоят в будущем. Все мысли были о том, как бы скорее выйти из тянущей вниз безжалостной топи, пусть бы там на пороге ждали полчища кровожадных врагов.

И ущелье внезапно кончилось, болото осталось позади, и они вышли на бескрайнюю равнину. Твердая почва под ногами, тишина и никаких признаков противника – всё это позволяло сделать передышку и набраться сил. Неужели все трудности миновали? Но где же враг, где же цель вторжения? Не могло же оно оказаться бессмысленным и безрезультатным. Ни звука погони, ни тревожных сигналов. Здесь как будто никого не ждали и не собирались ждать – подумал Стронг. Куда идти дальше, или где отыскать хоть какой-нибудь ориентир?

Внезапно сержант почувствовал необъяснимую дрожь. Что-то глубоко внутри организма, какое-то доселе неизвестное чувство заставило его осознать, где прячется враг. Такое же происходило со всеми бойцами. Это была странная необъяснимая связь, о которой никто не предупреждал. Она пугала и наводила на тревожные мысли. Что это за место, какого черта происходит?

Воинство встрепенулось и, подобно ищейке, учуявшей след, двинулось, набирая скорость, к призывающему источнику. Враг впереди манил, и некогда было разбираться, как именно. Может, это была еле слышная щемящая сердце музыка, а может, неуловимый феромон в воздухе.

- Отряд, приготовиться к финальному забегу, - уверенно скомандовал сержант.

Его отряд по-прежнему не сбавлял темпа и выгодно вырывался вперед.

- Что-то здесь не так, джентльмены! – заметил Вайз, не замедляя бега. – В нас как будто заложена программа, и она прекрасно сработала.

- Программа или нет, - отозвался опережающий на полкорпуса рядовой Квик, - но я твердо намерен увидеть, что там, в конце. Я хотел бы знать, какой в этом всём смысл.

- Похоже, весь смысл - героически умереть! – крикнул ему Вайз.

- Ну, хоть не бесславно! – парировал Квик.

Неожиданно равнина сузилась: отвесные стены обступили замешкавшиеся отряды, и перед ними открылось широкое жерло темного туннеля, уходящего вглубь; оттуда шел теплый воздух, а манящее чувство присутствия врага здесь перед входом усилилось в разы.

Назад пути не было. Неведомое, опасное и неизбежное звало в последний путь. Не оставалось ни капли сомнений, что шансы вернуться живым нулевые. И хотя сейчас войско все еще представляло собой многомилионную орду, его вели на битву не командиры, а уже сам враг организовывал наступление, приглашал встретиться лицом к лицу, а значит, он совсем не боялся вторжения и поджидал захватчиков в тщательно приготовленной ловушке.

Повинуясь зову, они шагнули в раскрытую горловину тоннеля. Ничто не мешало передвижению, никто не нападал из-за поворота, не ставил палки в колёса, не насылал ядовитые дожди. Просто тоннель не кончался. Он тянулся однообразной скучной лентой, слегка уводя вбок. И вот уже зов врага не мог пересилить наваливающуюся усталость. Два желания, словно разрывали тело на части, и это выматывало еще больше. Силы постепенно оставляли солдат, они, обессилев, падали на покрытую мягкой и невысокой растительностью поверхность и засыпали в беспамятстве.

В бесконечном тоннеле время словно измерялось потерями, которые становились заметнее. Оглянувшись, Стронг увидел позади лишь с десяток тысяч наиболее выносливых солдат. Да и те сильно отстали от их все еще резвой группы.

- Давайте, ребята, поднажмем и оторвемся от этих неженок! – крикнул он своему взводу из четырех бойцов.

- Не вопрос, сержант! – улыбнулся Харди, поравнявшись с сержантом.

- И что мы вчетвером сделаем при встрече с врагом? – поинтересовался Вайз.

- Устроим разведку боем! – Квик бежал впереди всех, не считаясь с силами.

Мы все еще живы, думал Стронг, и у нас остались запасы энергии, чтобы пройти еще немного вглубь тоннеля. Что это за странная игра - то ли враг хочет, чтобы мы, наконец, настигли его, то ли ускользает он нас, выматывая, беря на износ.

- Уж не ходим ли мы по кругу? - спросил Вайз, - Совершенно точно могу сказать, что мы движемся по дуге окружности.

Квик хрипло дышал, и видно было, как тяжело даются ему шаги.

- Сержант, - сипло прошептал он, - простите! Мне надо прилечь! Я вас нагоню через пару минут!

Стронг нахмурился, но времени на привал не было. Казалось, что враг буквально за ближайшим изгибом тоннеля.

- Сообщаю новую задачу: дождаться основных сил и доложить обстановку, - сухо скомандовал он и махнул остальным.

Бег продолжался. Вскоре начал отставать Харди. Нет, он еще не выбился из сил, но держать заданный темп ему не удавалось. Стронг уже ничего не говорил, а просто кивнул Вайзу, и они, не меняя шаг, постепенно отдалялись от товарища, который поступил бы так же в подобной ситуации. Ничего, нагоню, - решил Харди и подумал об оставленном где-то позади Квике.

Зловещий враг будто насмехался над захватчиками. Дразнил невыносимым зовом и снова и снова открывал перед бредущими пустоту тоннеля.

Останавливаться нельзя! - думал Стронг. Судя по всему, остановка здесь означала погибель. Вайз, тяжело дышал рядом:

- Сержант, вы тоже подозреваете, что подмоги не будет? - сказал он. - Нас никто не догонит.

Стронг промолчал, и Вайс продолжил:

- Но, согласитесь, будет очень глупо, если никто так и не узнает, что там в конце тоннеля. Смысл всего этого, смысл нашей гибели?

- Нас отправили миллионами не для массированного вторжения, - произнес Стронг, - не для подавления врага количеством...

- А для того, чтобы хоть кто-то продержался до конца, - закончил Вайз – и, похоже, это мы с вами, сержант. Стронг кивнул. Нужно было идти. Идти из последних сил, до самого истощения, до тех пор, пока не откажет твое тело, и ты не упадешь на мягкий теплый пол тоннеля.

А потом из-за поворота выплыла гигантская пульсирующая сфера, и Стронг с Вайзом поняли - перед ними враг. Тот самый, что посылал загадочный сигнал. Тот, кто был целью!

Противники замерли в противостоянии, ожидая, друг от друга первого шага. Страха не было. Даже наоборот, где-то в глубине сознания ворочалась радостная мысль - конец пути.

- Что это за штуковина? - шепотом спросил Стронг.

- Понятия не имею, сержант, - так же тихо ответил Вайз, - но оно знает, кто мы и, похоже, ждет от нас каких-то поступков. Странно, что молчит заложенная программа, чем бы она ни являлась.

- И как мы ее остановим? Встанем грудью?

- Вопрос в том, а нужно ли ее останавливать? – пробормотал Вайз.

Тем временем сфера подплыла еще ближе, и на ее поверхности открылся лаз. Стронг тихо выругался. Путешествие не заканчивалось.

- Это ловушка, Вайз!

- Не думаю, сержант, - загадочно ответил тот, - выглядит скорее как искреннее приглашение, а не коварная хитрость.

- С чего вы взяли?

- Наше вторжение с самого начала больше напоминало марафон, а не боевые действия, согласитесь? Может, там внутри нас ждет награда - какой-нибудь кубок спринтера!

Стронг помедлил, затем вздохнул.

- Ну, так идем что ли?

Вайз прислонился к стене тоннеля. Сфера словно наблюдала за ними через раскрытый лаз.

- Это лишь догадка, сержант. Вход узковат для нас двоих, и кто-то должен остаться снаружи и действовать по обстоятельствам. В зависимости от того, что произойдет. Да и вдруг кто-то еще подтянется за нами.

- Тогда я иду, - решил Стронг.

- Погодите с геройствами - давайте бросим монетку. Хотя некоторое любопытство грызет меня изнутри, я не в восторге от идеи ползти внутрь. Но трусость мне претит. Я – солдат, я должен исполнить долг и…

- Отставить, рядовой, - сказал Стронг и вступил в лаз. – Принимайте командование взводом и держите оборону... если что.

Не успел Вайз возмутиться, как Стронг скрылся во мраке лаза. Отверстие мгновенно затянулось, как его и не было. Тут же пропал мучительный зов – программа успешно завершилась, и Вайза покинули последние силы. Он опустился на пол и стал смотреть, как сфера медленно и невозмутимо, не обращая на него внимания, двинулась вперед, ко входу тоннеля. Сержант внутри не подавал никаких знаков.

Победа? – спросил себя Вайз, пытаясь не провалиться в сон. Мы победили? Скорее всего, победили. Ведь так и было задумано, правда? Но как грустно от того, что мы остались без ответов. Пешки в игре богов, которым не положено знать кроме задачи, пешки, которым даже не представлено элементарного выбора.

Интересно, как там Стронг? – подумал рядовой, и это была последняя мысль перед тем, как наступила вечная тьма.

В другом времени и пространстве девушка в панике смотрела на две полоски теста, размышляя, как же это так вышло, что делать и как рассказать отцу будущего ребенка…

Фотографии взяты из инстаграмма stopchenko_oksana. Комментарий от нее: Главный православный храм Гродно выделяется серией икон новых великомучеников, на которых большевики изображены демонами. Как-то дисгармонируют эти демоны с Лениным на главной площади, указующим путь в светлое будущее

Сам храм:

Когда мы вспоминаем знаменитых людей прошлого, в памяти всплывают великие дела и памятники, рядом с которыми чувствуешь себя маленьким и ничтожным. Если это кого-то утешит — для современников эти гиганты были обычными людьми, и почти наверняка про самого важного и гениального человека кто-нибудь да думал: «Боже, какой же он козел». Особенно те, кто ближе всех и кого проще ранить: семья и любимые.

Отвратительные Мужики рассказывают о нескольких гениях русской литературы с непривычного ракурса — с точки зрения их жен, кому эти парни в промежутках между созданием шедевров попортили немало нервов. И истории этих женщин подчас впечатляют больше любой античной трагедии.

Софья Берс (Толстая)

Про сложные отношения Льва Толстого с семьей писали много, но его супруга Софья Андреевна пережила столько, что заслуживает отдельной истории. Несмотря на то, что Толстой и его жена любили друг друга искренне и, насколько можно судить, верно — несмотря на то, что до свадьбы граф регулярно соблазнял крестьянок-служанок и ходил к шлюхам — и они прожили в браке 48 лет, писатель натворил столько ошибок, что хватит на небольшой список «Как быстро превратить жизнь жены в ад»:

1. Сразу после свадьбы в порыве честности дать ей прочесть старые дневники (где расписано, как ты соблазнял крестьянок-служанок и ходил к шлюхам).

Когда они поженились в 1862 г., Толстой был на 16 лет старше своей 18-летней избранницы и разгульное прошлое мужа, мягко говоря, шокировало благонравную девушку. Ее можно было понять: там он, например, писал о том, как невероятно влюбился в крестьянскую девку в Ясной Поляне, которая потом от него родила бастарда. «…Все то нечистое, что я узнала и прочла в прошлых дневниках Льва Николаевича, никогда не изгладилось из моего сердца и осталось страданием на всю жизнь», — писала она.

2. Безостановочно строгать детей, при этом распинаясь о презрении к похоти.

Заменив всех женщин одной Софьей, Толстой использовал ее по максимуму для удовлетворения мужских нужд — и для деторождения, поскольку только дети, с точки зрения писателя, оправдывали мерзкий грех соития (без которого, он, впрочем, не мог существовать и очень тяготился). «Из тринадцати детей, которых она родила, — писал сын Толстых Илья, — она одиннадцать выкормила собственной грудью. Из первых тридцати лет замужней жизни она была беременна сто семнадцать месяцев, то есть десять лет, и кормила грудью больше тринадцати лет…».

Мало того, что Толстой буквально не давал жене передохнуть, устроив скандал, когда у нее пропало грудное молоко, и она отдала одного из детей кормилице, он презирал не только себя, но и ее за «распутство», считая, что она частично виновата в его похоти, которую он не в силах побороть. Нетрудно догадаться, что Софья бывала в бешенстве от таких морализаторских рассуждений супруга, особенно когда в 1890-х он опубликовал «Крейцерову сонату», повесть, где осуждает уже даже и супружескую половую жизнь, называя любой секс развратом и мерзостью. «Да, если б я это его убеждение прочла 29 лет тому назад, я ни за что не вышла бы за него замуж…», — возмущалась Толстая, найдя в дневнике графа запись о том, что любви нет, есть только «плотская потребность сообщения и разумная потребность в подруге жизни».

3. Забить на быт, взвалив на жену управление большой семьей и имением и все финансовые вопросы.

Толстой стал безоговорочно главной звездой русской литературы в 1870-х, после публикаций «Войны и мира» и «Анны Карениной», но со временем преисполнился презрением к своим хитам, уделяя больше внимания педагогике, философии, и, конечно, нравственному спасению человечества через аскетизм, мирную анархию и любовь к ближнему. Работа забирала все время, и чем дальше, тем меньше Толстой обращал внимание на хозяйство, имение в Ясной Поляне и материальную сторону жизни семьи с девятью детьми.

Когда в 1884 г. жена, пытаясь сверстать семейный бюджет, прислала Толстому список расходов, по которым надо платить каждый месяц, он ответил снисходительно: «Не могу я, душенька, не сердись, приписывать этим денежным расчетам какую бы то ни было важность». Звучит неплохо, но кто-то все равно должен был платить по счетам и обеспечивать семью, и все эти обязанности легли на плечи Софьи. Разумеется, жену это очень бесило.

А позже, когда Толстой прослыл великим учителем жизни, и в Ясную Поляну потянулись визитеры со всех концов Руси, в том числе попрошайки и вообще мутный люд, жизнь графини вообще превратилась в ад: видеть-то все хотят мужа, а следить за порядком приходится тебе. Не зря Софья писала: «Хозяйство — это борьба за существование с народом» и «Он мне гадок со своим народом…».

Этими историями противоречия Толстого и его жены, а также мерзкие поступки гениального автора не исчерпываются: был и случай, когда он накричал на нее так сильно, расколотив все в комнате, что у женщины, в очередной раз беременной, случился выкидыш. В другой раз Софья едва не убила себя, как героиня мужа Анна Каренина — бросившись под поезд, и только случайная встреча с родственником остановила ее.

Это не значит, что семейная жизнь Толстых была беспросветным адом: все же супруги любили друг друга, о чем свидетельствуют сотни нежных писем друг к другу, а первые 15 лет брака, пока Толстой еще не предпочел думы о всем мире проблемам своей семьи, вообще вышли очень счастливыми. Но дальше начался мрачный период, закончившийся общей катастрофой: в 1910 г. умирающий Толстой бежал из Ясной Поляны, где сходил с ума от ощущения контроля со стороны жены, и умер через 10 дней на железнодорожной станции. Возможно, жизнь обоих выдающихся людей — а Софья и в уме, и в силе личности если и уступала своему супругу, то незначительно, — была бы куда легче, если бы они могли развестись и начать все с начала, а не мучать друг друга безостановочно.

Анна Сниткина (Достоевская)

Казалось бы, Достоевский, создавший целую вереницу мрачных миров и безнадежных героев, должен быть еще более ужасен в быту, чем его главный конкурент за звание лучшего русского романиста. Но это не так: у второй жены писателя Анны (первый брак был неудачным, и супруга рано умерла), с которой он счастливо прожил 14 лет до своей смерти в 1881 г., остались очень теплые впечатления о жизни с Достоевским — несмотря на терзавшую его эпилепсию и игровую зависимость. Впрочем, и ей пришлось пережить немало неприятного из-за сложной натуры Федора Михайловича.

«Глубокая жалость невольно закрадывалась в мое сердце при его рассказах о тяжелых обстоятельствах, из которых он, по-видимому, никогда не выходил, да и выйти не мог», — писала Анна о своих первых впечатлениях от Достоевского, к кому она пришла на работу стенографисткой. Некоторые из этих обстоятельств затронули и ее жизнь. Когда они познакомились, на Достоевском висели многочисленные долги, унаследованные от родственников, и ему приходилось писать поденщину, не особо заботясь о качестве текстов. Эпилептические припадки были мучительны — во время них писатель резко терял сознание и кричал от боли.

Но хуже всего была игровая зависимость. Достоевский на момент женитьбы уже знал, что у него проблемы с рулеткой, и в порыве азарта он проигрывается в прах, но все-таки во время медового месяца в Германии и Швейцарии решил попытать счастья. Анна не противилась, наоборот, уверяла мужа, что ничего плохого из этого не будет, о чем впоследствии пожалела. Как и многие зависимые от игры, Достоевский был уверен, что знает «метод», который позволяет наверняка выигрывать, но в итоге прогорал раз за разом. «Не прошло недели, как Федор Михайлович проиграл все наличные, и тут начались волнения по поводу того, откуда их достать, чтобы продолжать игру. Пришлось прибегнуть к закладам вещей. Но и закладывая вещи, муж иногда не мог сдержать себя и иногда проигрывал все, что только что получил за заложенную вещь», — вспоминала Анна.

Скоро она поняла, что у мужа настоящая зависимость, сродни психическому заболеванию. Когда они жили в Баден-Бадене в 1869 г., ей приходилось просить свою мать выслать деньги, но Федор Михайлович проигрывал и их, каждый раз плача, падая на колени перед женой и проклиная себя. «Это не простая слабость воли, а всепоглощающая человека страсть, нечто стихийное, против чего даже твердый характер бороться не может», — оправдывала супруга Достоевского, но можно представить, как мучительно ей было видеть мужа и великого писателя (его фанаткой она была еще до знакомства) в таком состоянии.

Надо отдать должное семье Достоевских: Анна не взрывалась, терпеливо поддерживала мятущегося писателя и, как могла, отвлекала его от игорного стола, заменяя психолога. Он, в свою очередь чувствуя глубокую благодарность, сделал все, чтобы побороть игорную зависимость, и ему это удалось. Последний раз он играл в 1871 г., традиционно проигрался и полностью завязал.

Вообще, несмотря на все проблемы Достоевского, история его брака с Анной Сниткиной вышла скорее счастливой для обоих. Супруги пережили и бедность, и смерти двух детей в младенчестве, и другие испытания, доказав, что взаимная поддержка и искренняя любовь, как это ни банально, — лучшее лекарство от любых жизненных проблем и личностных заскоков. Последний роман «Братья Карамазовы», который многие считают вершиной его творчества, Достоевский посвятил именно Анне.

Любовь Менделеева (Блок)

Дочь того великого химика, Любовь Блок-Менделеева своей семейной жизнью (подробно описанной в мемуарах) доказала: нормальным женщинам для сохранения психического здоровья лучше не связываться с тонко чувствующими поэтами, одержимыми культом Прекрасной Дамы. Александр Блок, этакий Изможденный Белый Герцог русской поэзии, вполне искренне любил будущую жену еще со времен их первых встреч, когда оба были подростками. Но любовь Блока была специфической: например, он уже после свадьбы целый год наотрез отказывался заниматься с женой сексом.

Пунктик поэта насчет соития был не таким, как у Толстого, но еще более обидным для супруги. Блок не имел ничего против секса, но искренне считал, что он опорочит его чистое чувство к Прекрасной Даме, которой для него и была Любовь. Поэтому он спал с другими женщинами, включая проституток, но только не с ней.

Потом бойкая Менделеева все же убедила его несколько отойти от рыцарских идеалов, но на протяжении всего супружества они в основном изменяли друг другу, при этом честно рассказывая о своих романах на стороне. «Я потом легко отдавала дань всем встречавшимся влюбленностям — это был уже не вопрос, курс был взят определенный, парус направлен, и дрейф в сторону не существенен», — говорила сама Любовь. Автор «Незнакомки» и «Двенадцати» формулировал еще более афористично: «В моей жизни были всего две женщины — Люба и все остальные».

«Несомненно, вся семья Блока и он были не вполне нормальны», — трезво оценивала ситуацию уже овдовевшая Любовь в мемуарах, которые Анна Ахматова обозвала «порнографическими» (Ахматова вообще не любила жену Блока, называя ее вставшим на ноги бегемотом). Роман и совместная жизнь Александра и его жены, со сложными многоугольниками отношений, смешивала любовь и раздражение, конфликты и нежность в пряный коктейль, возможный только в Серебряном веке. С одной стороны, красиво, с другой, очень мучительно для всех участников. Оборвалось все резко, когда Блок умер еще молодым, в 40 лет, в 1920 г. «Прекрасная Дама» Любовь Блок-Менделеева прожила еще 19 лет, но замуж второй раз так и не вышла.

Вера Муромцева (Бунина)

В отличие от Блока, которого, как и почти всех коллег по литературному цеху, Бунин считал бездарностью, автор «Жизни Арсеньева» и «Окаянных дней» был прагматичен и напрочь лишен сложных психологических закидонов на тему секса — почитайте те же «Темные аллеи», чтобы оценить искушенность. Но мучить свою преданную жену Веру это ему не мешало.

Щеголь-дворянин, излучающий аристократическое презрение ко всему простому и обыденному, Бунин был уверен, что главное топливо для творчества — несчастья. После встречи с Верой Муромцевой, которая станет ему второй женой фактически с 1907 г. (хотя обвенчаются они только в 1922-м), он обронил: «Поэт не должен быть счастлив, должен жить один, и чем лучше ему, тем хуже для писания. Чем лучше ты будешь, тем хуже…». Вера, смеясь, ответила, что постарается быть как можно хуже, но в итоге всю их жизнь источником конфликтов и травм, конечно, был муж.

Вера, не задумываясь, жертвовала ради мужа всем, проглатывала страдания, вызванные романами Бунина на стороне, которые тот даже не особо скрывал. Для жены он был гением, человеком, неподсудным обычным нормам морали, и она изо всех сил старалась не ревновать, хотя дневники и воспоминания указывают, что это было нелегко, особенно когда уже в эмиграции во Франции он познакомился на пляже с молодой писательницей Галиной Кузнецовой, влюбился, закрутил роман и привел ее жить вместе с семьей. «Ян сошел с ума на старости лет. Я не знаю, что делать!», — сетовала Вера, но терпела и со временем даже подружилась с наивной и добродушной Галиной, которая была больше чем в два раза младше ее мужа.

«Я вдруг поняла, — писала Бунина в своем дневнике, — что не имею даже права мешать Яну любить, кого он хочет, раз любовь его имеет источник в Боге. Пусть любит Галину… только бы от этой любви ему было сладостно на душе…». Как это всегда бывало со сложными творческими натурами и их спутницами/спутниками жизни в XIX-XX веках: звучит возвышенно, но суть — абсолютно нездоровые отношения, где кто-то (и чаще женщина) выступает жертвой.

Сам Бунин к жене, конечно, испытывал теплые чувства, но воспринимал как собственность. «Любить Веру? Как это? Это все равно, что любить свою руку или ногу», — выдал он в разговоре с Ириной Одоевцевой. Эгоизм вообще был присущ этому, мягко говоря, неоднозначному человеку: его коллега по эмиграции и писательству Вера Берберова вспоминала, как во время Второй мировой войны, когда все жили впроголодь, и она с трудом наскребла денег купить колбасы на 12 бутербродов (праздновала день рождения), нобелевский лауреат Бунин пришел раньше всех, посмотрел на бутерброды, и неторопливо сожрал все 12 кусков колбасы, оставив остальным серый хлеб. Чуть менее титулованный и эстетичный нахал мог бы за такое и в морду получить.

Впрочем, жизнь и так достаточно потрепала Бунина: до смерти жил на чужбине, в постоянном безденежье даже после Нобелевки. Молодая Галина Кузнецова, кстати, ушла от него к лесбиянке. А преданная Вера осталась, и главный писатель русской эмиграции умер у нее на руках в 1953 г.

Татьяна Лаппа (Булгакова)

Если проблемы большинства женщин в этом списке укладываются в стандартный пакет семейных конфликтов: измены, противоречия, безденежье, то на долю Татьяны Лаппы, первой жены писателя-врача Михаила Булгакова, выпали испытания более экзотические: борьба с наркоманией мужа, грозящего ее убить. Татьяна стойко перенесла все это и, по сути, спасла жизнь будущего создателя «Белой гвардии» и «Мастера и Маргариты», но любимый супруг все равно подвел.

Поженились они рано: Булгакову в 1913 г. было 22, его жене 20. Вскоре началась Первая мировая война, врача Булгакова отправили на фронт, Татьяна поехала ним, работала сестрой милосердия, как вспоминала позже, «держала ноги, которые он ампутировал». Войну пережили вместе, вместе же отправились в 1916 г. в Смоленскую губернию, где Булгаков по-прежнему работал врачом, леча крестьянские хвори. Однажды привезли младенца, заболевшего дифтеритом, и чтобы спасти его, Булгаков разрезал горло, вставил в него трубку и отсасывал дифтеритные пленки, рискуя заразиться. Ввел себе вакцину (очень болезненную) и, чтобы как-то утихомирить страдания, начал принимать морфий. Быстро привык и превратился в настоящего наркомана.

В ломке писатель был страшен: швырнул в жену горящим примусом, едва не устроив пожар, заставлял бегать по голодной Вязьме в поисках ампул морфия. Чуть позже они переехали в Киев, где зависимость только обострилась: Булгаков угрожал жене револьвером, требуя наркотик. Автор-наркоман целится в жену из пистолета — почти история Уильяма Берроуза, только во времена русской Гражданской войны. К счастью, в отличие от американского коллеги, убийцей Булгаков так и не стал, а Лаппа, постепенно снижая дозу (разбавляла морфий водой), умудрилась вывести его из наркотической зависимости. По крайней мере, на время: считалось, что с джанком Булгаков полностью завязал в 1918 г., но пару лет назад исследователи нашли следы морфия на рукописи «Мастера и Маргариты».

Героизму Лаппы можно лишь позавидовать: в Киеве она еще и выходила писателя, когда тот тяжело болел тифом, продав все украшения и их обручальные кольца, чтобы покупать больному еду. В начале 1920-х, когда Булгаковы уже перебрались в Москву и жили впроголодь, Татьяна помогала мужу, пока тот работал над «Белой гвардией», постепенно выбивался в люди и становился успешным писателем. Что характерно, как только стал, с Лаппой он развелся: боевая подруга и спасительница слишком мало интересовалась его литературными трудами, и десятки новых поклонниц затмили ее скромное обаяние.

Он женился снова, на Любови Белозерской, но постарался сохранить с бывшей женой хорошие отношения. Ничего не получилось — по понятным причинам Лаппа очень обиделась на Булгакова и однажды выгнала вон. Он жил, писал, был женат еще дважды, болел, страдал от давления советской власти, создавал свое главное произведение без надежды на публикацию, и умер в 1940 г. в 48 лет. Татьяна пережила его на 42 года.

с карты страны исчезает целая область... (взято с Дзена)

Первое, что мне пришло на ум, когда с наступлением рассвета я увидел такие пейзажи за окном - "не смешите мои Искандеры" и "не пугайте мои Арматы"!

Друзья, ну это на самом деле уже полное дно, хотя я много, что видел за годы путешествий по нашей стране, да и привык уже ничему не удивляться.

фото: Новоржевский район Псковской области

Но масштабы безнадеги, разрухи и безысходности, которые я увидел здесь в своей короткой поездке по Псковской области на излете второго десятилетия XXI века, даже меня задели до глубины души.

Первое, что бросается в глаза, как только покидаешь Тверскую область и переносишься в Псковские деревни - повально заколоченные дома.

Фото: Бежаницкий район Псковской области

Страшно такое увидеть в своей стране после лощенных улиц Питера, Москвы, Екатеринбурга, Сочи, Краснодара, Новосибирска и Тюмени?

Мне стало страшно. Страшно обидно, что под слоем общего благополучия в нашей стране, есть регионы, которые буквально исчезают. И это не Арктика, а самая настоящая Европейская часть страны.

Такое ощущение, что жители в спешке покидали насиженные места, а чтобы окончательно не разграбили и без того нехитрый скарб, окна и двери в деревенских домах заколотили.

Я такого не встречал, ни в соседних областях, ни даже на Крайнем Севере и в Арктике.

А Псковщина - это наш форпост на самой границе с Евросоюзом. Вся область граничит с Прибалтикой, через неё идут транзитом потоки грузов из Европы в Россию и обратно, а тут происходит такой исход населения.

Открыл статистику и ужаснулся. В 1926 году, население области составляло более 1,6 млн. человек. В Великую Отечественную Войну область потеряла более 500 тысяч человек и все послевоенные годы население региона медленно уменьшалось - территория так и не смогла оправиться от нанесенного её ущерба за все время оккупации немецкими войсками.

С 1949 по 1989 Псковская область потеряла около 10% населения, а за последующие 30 лет еще почти 30%.

По состояния на 2019 год население региона составляет всего 620 тысяч человек, и в Пскове проживает чуть более 213 тысяч человек.

Вдумайтесь только, за 10 лет с 2009 по 2019 год, почти 14% населения псковщины просто исчезли.

Многие умерли, но еще больше просто уехали в поисках лучшей доли.

Люди не хотят бороться за свой регион и даже не сопротивляются. Захожу в одну заброшенную усадьбу - горы пустых бутылок из под крепкого и дешевого алкоголя. Захожу в другую - какие - то шприцы, бумажки и прочее. Процветает повальный алкоголизм и наркомания, спиваются от безделья, безденежья и отсутствия перспектив на лучшую жизнь.

Псковщина сейчас в лидерах России как по смертности населения, так и по абсолютной убыли населения.

На 1000 человек смертность составляет в среднем 17 человек, а рождаемость всего 11, при этом рождаемость падает, а смертность находится примерно на одном уровне.

И еще один интересный факт, но в Псковской области почти 30% населения живет в сельской местности и большинство из таких населенных пунктов имеют численность менее 100 человек.

Этим и объясняется огромное количество почти полностью заброшенных деревень, в которых осталось один-два-три жилых дома и все, а остальные заколочены и заброшены.

Дальше по инерции укрупняют школы, больницы, убирают общественный транспорт и история уходит на новый круг, потому что это неизбежно приводит к новой волне исхода из региона.

Есть ли сомнения, что с карты России стремительно исчезает целый регион? Заповедный регион, между прочим. Отсюда начиналась наша Русь. Пскову более 1100 лет, Изборску более 1150 лет и это один из древнейших городов России, здесь скрыт настоящий русский дух.

Удивительно дело, но такие потери в регионе сопоставимы только с потерями во время Великой Отечественной Войны, тем более, что в следующем году мы будем отмечать 75-летие её окончания.

Под впечатлением от увиденного, нашел статистику за 2016 год, там Псковская область выделяется как беднейший и наиболее депрессивный регион страны, обгоняя даже Тыву, Алтай, Ингушетию и Кабардино-Балкарию.

Думаете что-то меняется? А вот и нет, точно такой же рейтинг был и в "жирные" 2012-2013 годы , просто цифрами и интерпретациями умело играют чиновники

А теперь смотрите на самый интересный фокус, открываем исследование Росстата за 2018-2019 год и видим, что про Псковщину уже не упоминают, в аутсайдерах идут Тыва и Алтай. Но внимательный читатель сразу увидит, что и в 2013 и в 2016 году Псковщина так же была на тех же 60-65 местах в рейтинге по уровню жизни, доходам и социальной - экономической обстановке.

Что изменилось? Наверное губернатор, который был назначен в 2018 году и избран в сентябре 2019 года.

Но можно сколько угодно говорить "халва", от этого во рту слаще не станет. Область по - прежнему является дотационной с сильнейшей кредитной нагрузкой. Все трудоспособное и образованное население продолжает уезжать в Питер и Москву, где уровень зарплат в 60-90 тысяч не сопоставим с уровнем в 15-17 тысяч в Пскове, не говоря уже о районных центрах.

Да что говорить, когда на улицах Пскова основные автомобили - продукция АвтоВАЗа, я такое видел только на Северном Кавказе.

Мне непонятно почему же в отличии от Смоленской, Калужской, Ярославской, Владимирской, Тульской, Рязанской областей здесь не развивается сельское хозяйство. Это был бы мощный драйвер экономики. Но нет, все продолжает окончательно разрушаться, производство молока и яиц падает, поголовье крупного рогатого скота сокращается.

Захожу в магазину, а вся продукция не местная. Либо другие регионы страны, либо Белоруссия. Доходы не растут, а стоимость продуктовой корзины продолжает увеличиваться. Единственный выход - чемодан, вокзал, столица...

Возможно туризм мог как-то исправить ситуацию, ну и тут полный провал. На весь Псков, тройка приличных кафе, куда не страшно зайти поесть, да тройка приличных гостиниц - остальное просто страх и ужас.

Покидал я Псковщину с очень тревожным послевкусием. Казалось бы, вот она Прибалтика, вот она Ленинградская область и Белоруссия. Почему у них получается, а здесь ничего не получается? Почему в Белоруссии есть и производство и сельское хозяйство и люди живут в деревнях, почему соседняя Ленинградская выглядит как друга страна. А тут такое... все заколоченное и покинутое. Очень не хотелось бы считать, что это была наша страна в миниатюре....