Глава пятая
ГЛОТОК СВЕЖЕЙ ПЫЛИ
Он – тот, кто бросил вызов карме.
И по закону он наказан будет:
За щедрость за свою,
Наказан будет нищетой;
За искренность деяний
Будет поднят к небесам.
Но долго там не сможет удержаться сам.
Звезда зовёт его назад, в тот дивный сад
Добра и зла, отчаянья и веры,
Раздора-единенья, обиды и прощенья.
Его прогонят из деревни,
Повесят всем на обозренье.
И будет предан извращенью.
Но всем дарует он прощенье.
В груди его Звезда не угасает,
Он верит сам и верить призывает:
«Шагнув за мной, поверь в себя,
И станешь ты таким, как я!»
Бухинист
Да, Бухинист не только продавал, — или, как он сам говорил, — «спасал» книги. Помимо этого, он ещё и писал стихи. У меня даже была книжка – сборник стихов группы молодых поэтов, в которой он, Бухинист, принимал участие. И причём не только как автор, но ещё и как один из создателей. Если честно, уже не помню точного названия этого сборника и не знаю, где он теперь – как, впрочем, и многое другое из прошлой жизни… Наверное, всё это осталось там, во внешнем мире. Вместе с нашей настоящей жизнью там остались и все наши настоящие вещи. Здесь же, в физическом кластере, из настоящего есть только одна наша искренность, поскольку ничего другого в него просто не поместилось бы. Но так как употребить её мы можем только лишь во время улыбок (см. предыдущую главу "Время улыбок" от 12 апреля), следовательно, и она, искренность, – уже давно и далеко не наша.
Иногда во время работы рутина вокруг перестаёт водопадить, греметь как горная река, струиться и лить как из ведра – и превращается в один громадный массив, океан и как будто бы замирает. А шум и гам вокруг по своей громкости достигают апогея, превращаясь в звенящую тишину, в которой просто-напросто начинаешь тонуть… Вот в такие моменты я часто погружаюсь в воспоминания. Кстати, быть может, и они тоже – настоящие. По крайней мере, я надеюсь, что это так…
…Мы с Бухинистом шли в сторону дома. И вдруг ни с того ни с сего он заговорил:
– В самый тяжёлый момент ты попроси! Когда даже надежда покинула тебя, когда земля уходит из-под ног, и кажется, что весь мир против тебя одного, ты всё равно проси! Проси и верь, что будет тебе дано… Ведь для этого все мы и живём.
– ?
– Чтобы научиться.
– Просить?!
– Верить!
Дальше мы шли молча уже до самого двора, в дальнем тенистом углу которого стояла наша любимая лавочка. Здесь мы с Бухинистом по обыкновению выкуривали по сигарете или по две, а порой даже больше. Иногда – молча, но чаще всё же о чём-то разговаривали и только потом расходились по домам. Он в один конец двора, я – в другой…
Я помню почти все наши разговоры с этим интересным человеком. Наверное, потому, что случались они не так часто, и каждый из них был весьма занимательным. Видать, книжки он не только спасал, но ещё втихаря их и почитывал.
А этот короткий диалог мне почему-то запомнился особенно.
– И часто тебе помогает твоя вера? – с иронией спросил я у Бухининста.
– Ты о чём? – отозвался он.
Казалось, что Бухинист уже и забыл то, о чём с таким вдохновением рассказывал мне всего лишь десять минут назад. Да. Он, может быть, и правда забыл. А вот мне его реплика покоя не даёт до сих пор. Никак не могу забыть, понять или, может быть, с ним согласиться...
– Ну, ты, когда шли сюда, говорил, что мы живём для того, чтобы научиться верить, – напомнил я Бухинисту.
– А-а-а, ты об этом… – небрежно протянул он.
И, прикурив сигарету, задумчиво проговорил:
– Ты знаешь, иногда мне кажется, что только вера и помогает мне двигать эти горы… – Он тяжело вздохнул и с какой-то, что ли, радостной грустью в голосе, предугадав мой вопрос, добавил: – Эти горы никому ненужных книг.
– Кстати! Давно хотел тебя спросить…
Мне и правда было очень интересно это узнать.
– Вот ты торгу… а точнее, спасаешь книги…
Я осёкся на полуслове, увидев хитрый прищур на его лице. Ведь, как мы помним, Бухинист книги не продавал – он их спасал. И всегда наигранно обижался, если их, барахольщиков, сравнивали с торгашами: «Торгаши вон – друг на друге сидят и одним и тем же товаром друг друга погоняют. А мы, если уж и торгаши, то исключительно для души!»
И всё-таки я осмелился тогда задать ему этот действительно волнующий меня вопрос:
– Неужели в наш век можно заработать на книгах?
И он ответил. Наивно так, по-простому. И, наверное, именно поэтому правильно:
– Ты далеко не первый, кто меня об этом спрашивает. И я всем отвечаю так: в наш век, если работать (!), заработать можно везде. Другой вопрос – сколько ты сможешь заработать. Если ты хочешь срубить бабла, то, наверное, нужно пахать, как дядя Том. Хотя, для того чтобы срубить, мне кажется, только пахать маловато будет. Для этого нужно бы ещё и иметь…
– Что?
– Совесть.
– В смысле?
– В прямом, – улыбнулся Бухинист и посмотрел мне в глаза. А потом, будто что-то в них увидев, искренне рассмеялся и добавил: – Ну, или в переносном.
Я не понял.
– Врё-ё-ёшь! – проговорил он с беззлобной ухмылкой. – По глазам вижу, что ты меня правильно понял.
Тот наш разговор прервал то ли дождь, то ли его предтеча – сильный порыв холодного ветра, поднявший тучу пыли и швырнув её в нас…
Ах, как бы я сейчас хотел хоть на минуточку оказаться там, на нашей лавочке, рядом с Бухинистом! Поболтать с ним хоть о чём-нибудь, выкурить по сигареточке… И я бы ни за что не убежал домой, скрываясь от дождя, или от снега, или от любого другого каприза природы. Я бы выстоял до самого конца. Я бы.. Я бы… Я бы отдал сейчас всё, что у меня есть, за один только глоток свежей пыли...
Цените то, что имеете. Любите то, что делаете. Или – делайте то, что любите. Тратьте свою искренность с любовью. Ведь, как однажды сказал Бухинист: «Искренность – это сила, а любовь – это вектор. И выбор только за нами».
И, как мне теперь кажется, этим он сказал всё.
