ViZet85

Нас было семеро, в главной команде советских суперов. Впрочем, тогда это слово еще не вошло в обиход, я сам его услышал только во Франции. Да и закрепилось оно у нас все равно еще лет через тридцать.

Сергей Алексеевич Волин, Генерал Зима, наш командир, создатель отряда. Он и в самом деле был генералом, причем начинал службу еще при царе. Мастер погоды, опытнейший офицер и учитель. Идея отряда принадлежала ему, и он подбирал каждого лично. Позднее, когда «Звезда» вновь начала действовать, я тоже лично находил всех бойцов отряда. Признаюсь, не раз задумывался – может, Сергей Алексеевич сделал бы лучше?

Если бы только не погиб в сорок четвертом.

Михаил Лесовский – Волхв – в отряд вступил именно благодаря Генералу Зиме. Непросто это было, думаю; вытащить Волхва из его любимых чащ можно было не иначе как грузовым самолетом. Но Сергею Алексеевичу это удалось. И хорошо, лучшего разведчика и врача нельзя было бы и пожелать.

Всю войну Михаил либо отправлял своих зверей на поиски сведений, либо работал в госпиталях. Последнее мне всегда вспоминается вместе с ним. Разрывы бомб, выстрелы, дрожащая под ногами земля – и Волхв, хладнокровно и сосредоточенно перевязывающий чужие раны, отмеряющий лекарства, извлекающий пули. А рядом снуют черный пес и дымчатый кот – его постоянные помощники.

Виктор Ледин, Мечетник, мой земляк, наш координатор в бою. Эту должность он получил сразу – что еще делать телепату? Помогал он и при допросах «языков»: если и не читал мысли сходу, то ложь чувствовал замечательно.

А однажды, когда операция пошла не так, как планировалось, Виктор уводил нас всех, работая на пределе сил, намечая нам безопасные тропы, отводя глаза немцам. И лишь позднее мы узнали, что он еще в самом начале боя получил шальную пулю, и каждая мысль отдавалась ему болью во всем теле; только он позволил себе потерять сознание лишь когда все были в безопасности.

Мечетник редко сам участвовал в бою, но спасал нас не раз. Александр Сомов, Привид, тоже нечасто выходил в открытый бой, но лучшего диверсанта я не знаю. И специалиста по скрытности – тоже; сколько раз он выводил из городов тех, кого ждала смерть? Сколько партизанских отрядов он предупреждал об облавах?

Привид всегда был в тени, в полном соответствии со своим даром. Даже на фотографиях он умудрялся выходить размыто. Только вот я всегда знал: если с нами идет Саша Сомов, то он поможет всегда. И если подстрелят – точно знаешь, что через пару секунд рядом возникнет Привид и утащит тебя в безопасное место.

Максим Воробьев, Соловей, был одним из тех, кто бил своим даром в открытую. Жаль, конечно, что его голос не разбивал броню, но вот солдаты против него выстоять не могли. Но, пожалуй, это был не главный его дар – главным было умение всегда рассеять тоску и напряжение, поднять настроение всем. Если где-то после боя звучал смех, то можно было уверенно сказать – там Соловей.

Вот только петь он отказывался наотрез, со смехом объясняя, что тогда от землянок мало что останется.

Илья Точин, Витязь, – единственный, кто пришел в «Звезду» уже во время войны. Он, хотя и обладал колоссальной силой, был всегда добродушным, спокойным… и никогда в бой не стремился. Но сперва он просто защищал нашу землю, а потом побывал в деревнях, через которые прошел вермахт.

И вот после этого Витязь воевал так упорно, как мало кто умел. Казалось, он просто поставил себе цель: не дать гитлеровцам добиться своего. Останься он последним – и то бы воевал. А Илья это мог, вот уж точно и один в поле витязь.

Седьмым был я. Прозвищем «Железный Солдат» Сергей Алексеевич наградил меня еще в тридцать девятом, но я впервые примерил его на себя уже на войне.

С чего она для меня началась по-настоящему? Наверное, с того момента, как пришлось уходить из Минска и видеть, как падают бомбы на мой город. И как потом немецкие самолеты строчат очередями по тем, кто идет из города, и кровь течет по дороге.

Вот тогда война стала для меня личным делом. Таким и осталась до самого конца. Для всех нас осталось.

Позже мне довелось читать, что «Звезда» была основным оружием, что мы выигрывали целые битвы. До сих пор мне хочется ругаться, когда я такое слышу.

Одиночки – и даже малые команды – не выигрывают войны. Мы делали все, что в наших силах, нанося удары там, где нас не ждали, помогая подполью, уничтожали поезда и склады немцев. Но и только. Мы не выигрывали битвы; думать так – значит забывать о всех тех, кто действительно приносил нам победу.

Ведь и тогда, во время войны, никто не делил суперов и обычных солдат. Разница была только как, к примеру, между обычным летчиком и опытным асом. Только мы все сражались и проливали кровь совершенно одинаково.

Уже десятки лет спустя про «Звезду» хотели сделать фильм. Я видел сценарий – вновь то же самое. Могучие суперы, на фоне которых настоящие герои меркнут. Никакого осознания того, что легко быть героем, когда пули отскакивают от груди, но куда больше почитать стоит тех, кто идет в бой без защиты, не страшась смерти – потому что знает, что так надо поступать.

Фильм так и не сделали. И хорошо. Может, мне все-таки удалось вдолбить в чьи-то головы мысль, что единственное, на что имеет право солдат-супер – это закрыть собой других и помочь им делать то, что должно.

Именно это мы и делали. Никак не больше; и я на поле боя был лишь еще одним танком или самолетом.

А ведь и у врага были свои суперы. Причем отнюдь не слабые; одни Раубриттер и Рейхсфойер чего стоили. Когда они появлялись на поле – мы бились именно с ними, и выпадали из общего боя. А победу брали солдаты.

Люди со сверхспособностями отличились на войне, отрицать это глупо. Но мы не были самыми лучшими, самыми смелыми или самыми великими. Напротив, думать так – уподобляться господам в подчинении у Геббельса, всячески прославлявшим своих суперов; как же, явное воплощение идеи сверхчеловека. Ну да, идеи. А Рейхсфойера в итоге застрелил обычный солдат.

Девятое мая сорок пятого мы встретили в Берлине. Вчетвером встретили, Волхв и Мечетник тогда еще не прибыли.

И на мое воспоминание о начале войны, об ужасе и горечи того времени, теперь всегда накладывается другое – яркая, лучистая радость тех дней, когда мы осознавали, окончательно осознавали – война кончилась. А над рейхстагом вьется наш флаг.

В сорок первом я был младшим лейтенантом, в сорок пятом – капитаном. В начале войны у меня не было ни одной награды, в конце – те, которыми я горжусь и буду гордиться.

Я пережил эту войну. Пятеро моих товарищей по «Звезде» – тоже.

Но мой хороший друг служил в гарнизоне Бреста. А девчонка-медсестра, вытащившая меня, получившего контузию, с поля боя, погибла у самого госпиталя – шальной осколок.

У меня не раз спрашивали – как я могу помнить все, что тогда было, ведь прошло столько лет? А вот отпечаталось в памяти. И не только у меня, у всех, кто там побывал. И я уверен, что мы будем помнить всегда, сколько бы лет не прошло.

Такое нельзя забыть.

В последнее время я слышу рассуждения о Победе, которые и повторять даже не желаю. Этим «мыслителям» повезло, что большая часть «Звезды» не дожила до этих дней – иначе бы они и не посмели.

Что самое мерзкое – находятся ведь те, кто им верят. Только вот, к счастью, никакой болтовней не перечеркнуть память. И первую мою ночь в Минске после войны – тишину, мерцание звезд на темном небе, звезду у меня на груди, и где-то вдали, за сотни километров – алые звезды Кремля.

Чтобы забыть эти звезды, надо быть… слишком уж современным человеком. А я, похоже, так не смогу.

Для этого я слишком советский человек. Советский солдат.

И таким останусь.

Роман Ольшин,

для газеты «Советская Беларусь».

9 мая 1995 года

Это, в свою очередь, влияет и на сюжеты. Попадание одного человека или небольшого отряда все же обычно не вывернет канон до неузнаваемости – хотя, конечно, это от автора и идеи зависит. Да, это я сейчас представил, как в кабинет Палпатина вваливается не тройка джедаев, а пятерка терминаторов с библиарием.

(Замечу попутно, что масштабные изменения возможны – если этот один перешедший располагает какими-то важными технологиями, которые в этой вселенной доступны и для реверсивной инженерии, и для воспроизведения. Но опять же, вопрос в сюжете).

2) Вариант совмещения. То, каким образом миры взаимопроникают – не менее важно, потому что это наложит определенный отпечаток на сюжет и возможности персонажей. Какие я тут варианты вижу?

-Перемещение. Может быть случайным, может быть намеренным; самый легкий вариант в том плане, что его часто проще всего обосновать и сделать однократным и необратимым.

-Портал. Наличие постоянного канала связи между двумя мирами, по которому можно идти в обе стороны, причем массово. А это уже совсем другой вопрос; наличие одного Возвышенного во вселенной, скажем, D-Gray Man, погоды особо не сделает, а вот марширующие по Европе войска Алой Империи – еще как сделают. Один из лучших вариантов для масштабного кроссовера, но требующий тщательной работы с третьим пунктом.

-Единый мир. В смысле, когда подразумевается, что оба канона – на самом деле части единого мира, просто очень редко контактируют. Часто этот вариант наиболее интересен, но и сложнее всего для исполнения – потому что надо обосновать все круто различающиеся детали миров таким образом, чтобы они сочетались друг с другом в единой картине.

3) Совмещение физических деталей. А вот тут начинается настоящая работа. Первые два пункта определяются быстро и легко, если сюжет уже сидит в голове, но на этом этапе придется изрядно потрудиться.

Если у вас оба канона – чистая НФ, то тут задача полегче. Если же это фэнтези, космооперы или еще что-то – то вот здесь придется постараться, и зачастую именно по линии магии. Является ли магия Земли-Поттеровской частным проявлением ЗВ-Силы или совершенно отдельным типом сверхъестественного? Способен ли псайкер ощутить джедая как собрата по силе и наоборот? Действуют ли ограничения Возвышенного чародейства в контакте с Насуверсом? Особенно учитывая, что тот же Fate два непреложных закона мира Exalted немножко так нарушает, угу…

Вообще, кроссоверы межавторских вселенных – это и легче, и сложнее. Легче, потому что обычно есть куча информации. Сложнее потому, что две разные кучи надо совместить так, чтобы все укладывалось. Я как-то раз уже размышлял над сравнением судов ЗВ и Вархаммера, и если вы планируете кроссовер портального или единого типа – эту тему придется думать очень долго и тщательно.

Конечно, можно поступить просто и всего лишь сказать «а, работает все с обеих сторон, не паримся». Только тогда выйдет, что вселенные пафоса и величия вроде Вархаммера, Возвышенных или, сохрани Архитектор Судеб, «Гуррен-Лаганна» будут перекрывать все остальные без особого труда. Вот чтобы такого не вышло, и нужна тщательная работа.

4) Психологическое совмещение. Этот пункт идет последним, потому что он очень сильно определяется предыдущими – условия контакта, совмещаемые детали, количество контактирующих, и так далее. Но в плане интересного сюжета он зачастую едва ли не на первом месте.

Все потому, что о разнице картины мира людей из разных вселенных забывать не стоит, и что обыденные вещи для персонажей одного канона заставят поперхнуться обитателей другого. Например:

- Чародей-Возвышенный будет смотреть на заклинания Поттерианы с улыбкой. Но вот от маховика времени у него упадет челюсть и выпучатся глаза – ибо невозможно. Нельзя так!

- Жители далекой-далекой галактики будут с круглыми глазами смотреть на вархаммеровца, объясняющего им, что Галактическая Империя – насквозь ксенофильское государство (полагаю, первыми офигеют именно имперцы). Но все верно, для жителя Империума государство людей, где ксеносы не просто имеются, а еще и заселяют целые планеты и живут спокойно – это ксенофилия уровня ереси.

- В то же время вархаммеровца в зависимости от радикализма может не дернуть обилие экзотов в ДДГ (что, в родной Галактике мало ксеносов?), а вот от дроидов он способен впасть в истерику и пожелать погрома не хуже йуужань-вонгского. А Орден Джедаев может весьма одобрить, но истолкует его наличие и работу способом, в корне отличным от согалактников Ордена.

- Обитатель вселенной Бэттлтеха, поглядев на космические бои ЗВ или Вархаммера, заклеймит там всех варварами и мерзавцами. А у обычного мех-пилота от лицезрения мехов аниме-образца случится перегруз мозга.

Это так, навскидку. Но психологические вопросы, возникающие при столкновении вселенных, лично мне всегда очень интересны – отличающаяся картина мира, этика, пределы допустимого, выработанные рефлексы и так далее. Решать проблемы взаимопонимания всегда очень любопытно, а уж сколько сюжетов из них вырастет…

Стоит еще сказать, что не каждый канон кроссоверится легко и просто. Я бы сходу выделил три, так сказать, рейтинговые степени кроссоверности.

1) Каноны, которые или напрямую утверждают, или допускают существование иных миров/далеких земель, и имеют возможности с ними контактировать. Это, скажем, Вархаммер, Амберский цикл и «Доктор Кто» – там имеются удобнейшие инструменты в виде варпа, Отражений и путешествий во времени соответственно, и потому сложно найти то, что с ними нельзя скроссоверить при желании. Вселенные Марвела и ДиСи идут сюда же.

2) Каноны, которые технически не отрицают контакта, но ограничены в своих пределах, в которые приходится вписываться. Скажем, D-Gray Man жестко ограничивает время действия – определеннные годы XIX века, пусть и странного. Fate (Четвертая и Пятая Войны) ограничивает время и место своего ключевого события – Войны Грааля. Поэтому любые каноны, у которых время действия изрядно раньше или позже, придется дополнительно подгонять, прибегая или к путешествию во времени (вариант с единым миром), или же давая лишнюю психологическую нагрузку (вариант перемещения или портала).

3) Каноны, которые не предусматривают участия иных миров и твердо ограничены в своем. Честно говоря, я не могу сходу назвать примеров, хотя они, полагаю, имеются. Если они у вас есть – приведите, будет интересно.

(Сразу скажу – нет, каноны реалистичных произведений не подходят. Большинство из них ограничены именно местом и временем, но прямой запрет на кроссовер в них не вписан).

Говорят, Филибр не первый век на Почте работает – после этого признания понимаю, что правда. Наверное, потому он и знает тут каждый камень, и помнит всех, чьи письма и посылки сюда попадают.

Но все равно что-то странное в нем чувствуется. В этом я уверен: говорят, что драконы, кошки и волки – самые чуткие на необычное существа в мире. А дракоты – смесь двух первых… ещё бы я не чувствовал.

Четыре стопки писем в ближние страны я быстро разнес по отделам. С пятой пришлось подниматься на второй этаж; но это несложно, десяток секунд работы крыльями – и готово.

Когда я уложил письма на полку, по спине пробежал холод. Я бросил взгляд через плечо: мимо неспешно шел полупрозрачный старик в старомодной одежде, постукивая тростью по полу.

– Добрый вечер, господин Йоканан, – поздоровался я.

– Добрый вечер, юноша, – ворчливо отозвался тот. – Аккуратнее клади, по стенке выравнивай.

Я кивнул и проводил старика взглядом.

В первый год работы я именно его встретил – и поначалу перепугался, когда он на глазах у меня прошел сквозь стену. Стыдно вспомнить – кинулся тогда к Филибру с воплем «Здесь призрак!». Тот, не отрываясь от заполнения квитанции, спросил о внешности и спокойно пояснил: «Это господин Йоканан. Сколько раз говорил ему, что надо предупреждать о своем появлении».

Уже потом я познакомился и с ним, и с леди Куандер, и с Эрликой, и с Кадрианом… со всеми призраками Почты. Со многими подружился, они даже помогали. Вот экзамен по истории Ожьена сдал лишь потому, что как раз господин Йоканан мне три вечера про него рассказывал.

Нередко думаю – откуда здесь столько призраков? Не дворец ведь какой, здание всегда Почтой было. Спросил у господина Филибра. Получил его обычный ответ: «Это Фелльярд, дракотенок. Привыкнешь».

Я сперва обижался. Потом и в самом деле привык.

Действительно, Фелльярд – страна в центре мира, первая созданная земля. Здесь может быть что угодно, вот местные ничему уже и не удивляются. А мне, наверное, ещё лет десять отвыкать от Арсалена надо.

Уложив последнее письмо, я отошел к краю площадки; слететь вниз проще, чем бежать по лестнице. Замер у края, услышав голоса, перегнулся через полированные деревянные перила.

Перед столом господина Филибра застыл вихрь снежинок, в котором мерцали синие глаза. Надо же! Леакель, снежный дух из Хрустальных Шпилей!

– Вы опоздали, – недовольно говорил главный леттерий. – Причем на… – он помедлил секунду, – сто восемьдесят три года.

– Повелитель был очень занят, – голос леакеля походил на свист ветра и звучал смущенно. На всех Филибр так действует, что ли? – Он только недавно вспомнил о письме. Оно цело?

– Фелльярдская Почта никогда ничего не теряет, – сухо ответил Филибр, и я невольно кивнул.

Искренне горжусь своей работой: Фелльярдская Почта уже десяток веков доставляет письма и посылки во все края мира, от Хрустальных Шпилей до Серебряного моря, и ни разу ничего не потерялось, и дошло вовремя. Хотя и дорого, конечно… ну, и плата нам потому выше.

– Однако, – продолжал леттерий, – его надо извлекать из хранилища. Зайдите завтра утром, если вам не сложно.

Тон был таким, что я бы возражать не стал. Леакель тоже не решился; вежливо попрощался и растаял в воздухе. Филибр недовольно посмотрел на засыпавшие край стола снежинки.

– Инив!

Я слетел вниз, сообразив, что давно уже надо было вернуться.

– Видел? – спросил леттерий, кивнув на дверь.

– Да, – признался я.

– Оставляют до востребования, – проворчал Филибр, – забывают на десятилетия, а потом вдруг спохватываются. Хорошо хоть доверили нашей Почте.

Он посмотрел на огромные часы над входом. Стальная стрелка подошла к шести, и Филибр кивнул.

– Время чая. Заполни вот те две квитанции, пожалуйста.

И направился к малоприметной двери в дальней стене. Каждый вечер так: ровно в шесть главный леттерий идет пить чай, ровно через полчаса возвращается. Любую работу откладывает; вот ведь истинно человек… то есть оборотень привычек. У меня так не получается; я и ем-то обычно в Университете.

Нерешительно постояв у кресла, я все же в него опустился: не первый раз его так заменяю, но все равно не по себе. Это кресло – самшитовое и с бархатной обивкой – пожалуй, немногим младше самого Филибра. Настоящий трон.

Квитанции я заполнил за считанные минуты: мне их стали доверять всего год назад, но руку уже набил. Вернул перо в чернильницу, следя, чтобы ни одна капля не упала мимо, и задумался.

За четыре года я ещё ни разу не побывал в Архиве. Туда спускается только Филибр, и очень редко – вот как сейчас, когда забирают давние письма и посылки; на моей памяти это второй раз.

А ведь интересно – что там? Умом понимаю, что только те самые бандероли, письма и посылки и лежат, но чувствую, что не все так просто. Точно так же, как почуял в начальнике что-то странное и чую по-прежнему. Намекал ему об этом – получил в очередной раз ответ про Фелльярд и привычки.

Но посмотреть не выходит, дверь заперта, а ключ только у главного леттерия. А я не призрак, сквозь стены проходить не умею.

А если… а если за ним прокрасться?

Я даже замер, поразившись идее. Филибр в тот раз дверь за собой не запирал, значит, можно скользнуть следом. Только… получается, что его обману. Ну, или просто не спрошу, это тоже скверно.

Этого не хочется. Ведь Филибр меня принял на работу; да не просто принял, а предложил в самый паршивый миг – когда я сидел у ратуши, не зная, куда податься. Об оплате позаботился, так что мне и на жилье, и на еду, и на всю учёбу хватает. Я ему ещё никогда ни о чем не врал.

Но все-таки не мог отделаться от мысли: другого такого случая не будет. Или будет, только лет через тридцать. И если не воспользуюсь, то любопытство грызть будет; оно у меня в крови, весь народ такой.

С этими мыслями я сложил квитанции в стопку и снова пошел в Каминную комнату. Мне там думается лучше.

Кресло у камина было занято: невысокая полупрозрачная полная женщина в шелковом платье читала, рассеянно почесывая за ухом высунувшего из пламени острую морду огненного духа. Он блаженно урчал.

– Добрый вечер, миледи, – поздоровался я.

– Добрый вечер, Инив, – отозвалась леди Куандер, подняв глаза от книги и улыбнувшись. – Читал «Серебряную нить»?

– Нет, но теперь прочитаю, – совершенно искренне сказал я. Вкусы у нас с ней почти одинаковые, и я экзамен по литературе сдавал, до того ответив леди Куандер каждый вопрос.

Она вновь улыбнулась и вернулась к книге; я же забрался в кресло напротив, пристроил крылья поудобнее и задумался. Жутко хотелось спуститься в Архив… и в то же время казалось неправильным.

– Миледи, – неожиданно для себя самого сорвалось с губ, – а как выглядит Архив?

– Сходи и посмотри, – ответила она, не отрывая взгляда от строк.

– Там закрыто, – напомнил я.

– Найди путь, – флегматично посоветовала леди Куандер. – Вот как Эрлика умудряется проникать всюду…

Она поморщилась.

– Недавно в течение двух дней она флиртовала с двумя графами, тремя баронами и одним герцогом. Несмотря на нематериальность.

– Вы не одобряете? – на всякий случай спросил я.

Леди Куандер помедлила.

– Мне не нравится такая фривольность, однако я не могу не восхититься ее вкусом.

И снова погрузилась в чтение; я же уставился в огонь. Слова дамы помогли принять решение.

В здании Почты четыре громадных этажа, под землю оно уходит еще на столько же. Филибр шел где-то впереди, неспешно и уверенно: как все оборотни, в темноте видит. Или просто дорогу знает так, что и смотреть не надо. Хорошо, что и дракоты во мраке видят не хуже.

Я крался шагах в тридцати позади, старался ступать как можно тише; уже убеждался, что у леттерия превосходный слух. Но ему, похоже, в голову не приходило, что кто-то может идти следом; лишь раздражённо что-то бормотал себе под нос.

Неожиданно Филибр ускорил шаг и скрылся за поворотом; я немного подождал, обогнул угол. Впереди темноту разрезала тонкая полоска – приоткрытая дверь, из-за которой пробивался свет. Я осторожно приоткрыл ее побольше, скользнул внутрь.

Зажмурился от внезапно яркого света. Поморгал, привыкая – и с узкой галереи уставился на то, чем оказался Архив.

Огромный, ярко освещённый и теплый зал, похожий на бальный – только со множеством стеллажей у стен; и на них – десятки и сотни писем, посылок, бандеролей… А посреди зала – призраки, хорошо мне знакомые, равно легко скользящие по каменному полу и над ним. Эрлика, весело смеясь, танцевала с высоким дракаем, леди Куандер неспешно беседовала с тремя пожилыми дамами, Йоканан, размахивая тростью, что-то доказывал полковнику Кадриану… Почему-то они казались здесь донельзя уместными… и, глядя на знакомые лица, я вдруг осознал – почему.

Казалось, образы двоились, и я видел разом и полупрозрачные фигуры и то, чем они были в действительности.

Пожелтевший конверт с тёмной печатью, надписанный четким почерком – Йоканан.

Пухлая бандероль с замысловатым адресом – леди Куандер.

Маленький конвертик с цветочным рисунком – Эрлика.

Деревянная посылка с военным штампом – Кадриан...

Я не мог сдвинуться с места, глядя на собравшихся в зале, понимая, как ошибался, принимая их за призраков, понимая, почему они все сейчас здесь.

Рядом послышались шаги; я резко повернулся, взглянув снизу вверх на Филибра. Смущенно опустил голову… и тут же вскинул снова, заметив совершенно неожиданную улыбку.

– Удивлен, дракотенок? – спросил он, кивая на собравшихся.

– Да, – признался я. – Они…

– Письма, – кивнул леттерий. – Те, которые оставили здесь до востребования, и не забрали. Если такое письмо долго лежит у нас, то оно постепенно меняется, обретает свою личность… Становится в каком-то смысле оборотнем.

Он усмехнулся.

– Тут есть письма, которые старше меня.

– А что бывает, когда их забирают? – я вспомнил, зачем Филибр вообще сюда сегодня пришел.

– Уходят обе ипостаси, – серьёзно ответил он. – Печально, конечно. Но и радостно – наконец-то письмо придет по адресу. Их всегда провожают все вместе.

Леттерий указал на высокую хрупкую женщину в серебристом платье.

– Это за ней сегодня приходили. Посмотришь на прощание?

Я завороженно кивнул, не отрывая взгляда от призраков… писем… друзей.

– А вы не сердитесь, что…? – вдруг спохватился я.

Снова легкая улыбка.

– Ты мог бы и раньше спуститься в Архив. Только не просил.

Мы вернулись наверх через пару часов; леттерий бережно нес в руке длинный конверт из искрящейся бумаги.

– Господин Филибр, – задумчиво спросил я, – но отчего же так получается? Никогда о таком не слышал.

Начальник улыбнулся в четвертый раз за день.

– Это…

– Фелльярд, – уныло закончил я. – Привыкну.

– Именно.

Я помедлил, и задал вопрос, вертевшийся на языке:

– А… вы, случайно, не?

– Нет, – покачал головой он, – я не письмо. Хотя ты и близок к истине. Подумай ещё, дракотенок.

И пошел дальше к себе в комнату, на четвертый этаж.

Я же остановился, глядя ему вслед. Наверное, правда об Архиве помогла – но вдруг в одно мгновение стало ясно: и в кого оборачивается Филибр, и какую странность я так и не смог понять ранее…

Как я четыре года не замечал, что ни разу не видел учётной книги?

При этом герой может даже и не быть мэри/мартисьюшен, это совершенно не обязательно. Но толку-то от этого, когда всего остального нет.

С группой, кстати, может быть не лучше, причем тут еще и опасность, что и героев-то не удастся выписать. Наличие компании главных героев и переключение между ними еще никак не гарантирует качества, когда же авторы это усвоят. Чтобы каждая линия и точка зрения смотрелась хорошо, надо уметь их подавать. Джордан умел. Мартин и Сандерсон умеют. И то учились же.

(Я не буду трогать ряд стилистических проблем, которые обычно тут возникают. Это уже иная тема).

2. Из фокуса следуют иные грабли: мода. Точнее, когда автор считает себя новатором, а на деле это «новаторство» уже превратилось в штамп; иной вариант - когда следует какому-то направлению, которое может искренне считать необходимым. Очень часто встречавшаяся мне тема – «темные хорошие, светлые плохие», и в свое время она мне основательно осточертела. Когда-то она была новаторской, но и то ее надо было уметь подать; от ЧКА у меня до сих пор фантомные боли клыков. А сейчас она часто подается даже без малейшего продумывания; причем, если в ряде творений страдают дроу, то тут больше всего достается инквизиторам, которых мне уже жалко.

(Вот почему в «стражевской» серии Пехова мне так понравился отец Март – потому что это инквизитор, который занимается именно борьбой с нечистью, делает это едва ли не эффективнее героя, и при этом абсолютно ему не враг).

Иное развитие той же темы – текст про магическую академию... и герой там ну та-ак часто решает учиться на некроманта или на боевого мага. Даже трудно найти иные варианты. Массаракш, ну дайте мне про телекинетика, который эту незримую силу осваивает и совершенно этим доволен! Я могу догадаться, откуда растут уши у такой моды, но нафиг ей следовать везде, даже и близко не доходя до первоисточников?

3. Самая нелюбимая мной проблема - запарывание идеи. То есть – вот берется в основу сюжета идея. Она сама по себе интересна. Из нее можно сделать чудо какой сюжет. И... запарывается нафиг. Или неумением автора с таким сюжетом работать, или склонностью поддержать какую-то одну сторону, или еще почему.

Пример, который и заставил меня задуматься об этом пункте всерьез. Дано: мир, в который попадают два человека из иных разных миров. Один – аристократ, жрец своего бога и вообще личность высокородная и надменная. Другая – рабочая девушка из мира, условно говоря, победившего коммунизма, твердо уверенная в правоте всех принципов оной идеологии. Постулируется: их взаимодействие и привыкание к чужому для них миру. Можно из этого сделать что-то чудесное? Да запросто. Получилось? Да нифига.

Потому как "третий мир" в целом – типично-фэнтезийный, что уже дает аристократу нехилое преимущество. И в дальнейшем везде однозначно гнется линия поддержки аристократа, а идеи и деятельность девушки выставляются как провальные по результатам и ошибочные в базисе. Молчу уже про то, что ее родной мир описывается именно как мир такого коммунизма, какой представляют в клюквенных творениях.

Фейстейл. Я даже не буду распространяться, почему у меня это вызывает такую оскомину.

Нет, об одном все-таки скажу, безотносительно этой книги. Если вы даете в основе конфликт идеологий – то покажите именно оный конфликт, покажите равнозначных соперников, где один сильнее в той области, а другой – в этой. А никак не безоговорочное превосходство одного над другим.

4. А часто запороть сюжет можно, когда вставляешь незнакомое. В смысле – берешь как существенный элемент сюжета нечто, что описывать не умеешь запросто, и в результате на нормальной в целом сюжетной линии получается здоровенное жирное пятно. Ну почему нельзя как следует почитать и подумать, а? Почему вот мы с соавтором перерыли шут знает сколько всего, выясняя, как кто к кому в свете обращается, какой титул кто наследует, какая иерархия у ВС Ее Величества, и подумали о том, что из этого подходит легко, а что все же надо изменить в соответствии миру?

Есть пример: трилогия с хорошей завязкой, занятными героями. Читается легко. Но... к концу второй книги авторы начали войну, и вели ее в третьей книге – и боевые действия были описаны дико скомканно и, признаться, фейспалмно. Вообще, я искренне удивляюсь тому, что авторы, похоже, считают, что наличие в войске магов не требует прописывания никакой стратегии; в результате получается черт-те что, от гениальной тактики героев Эльтерруса у меня до сих пор хвост заостряется.

Пока что я видел от силы четыре-пять грамотных и интересных примеров действий армии с магической поддержкой. Четыре из них, что характерно - зарубежные, а один - вообще не книжный.

А еще есть злополучные боевые сцены...

Вот примерно такие у меня претензии к современным авторам. Субъективные, может. Но сдается мне, что обоснованные.

Еще одна девушка с удивительным произношением, говоря о «Беовульфе», произнесла: «King Hrothgar and his wire Beowulf...»

Вместо «Wire» («провод»)  должно было быть «warrior» («воин»), разумеется.) Спасибо, что хоть не «wife».)

Короля Альфреда Великого регулярно обзывали королем Норвегии.  Что занятно, учитывая, что с викингами Альфред еще как воевал. А потом сказали, что он правил Британской Империей. Не факт, что он бы согласился…

Ну и едва ли не любимое мое. Разбирали «Account on Ohthere's Voyage», включенный в книгу испанского монаха Орозия («Orosius» то есть). И при просьбе поведать об этом тексте слышу:

- This book was written by Spanish monk Osirius...

(«Эту книгу написал испанский монах Осирис…»)

Пришлось читать мини-лекцию на тему "кто есть Осирис, и почему он не испанский монах".

Зарубежная литература

Студенты продолжают вызывать у меня странные ощущения. Читали Human Is Дика; не могли понять, что за планета – Терра. Пришлось объяснять латинские фокусы.

Читали Green Hills of Earth Хайнлайна. Тоже проблема: не знают люди, что такое «Venus». Поясняю, что сие есть Венера… что за планета, какая от Солнца?

– Э-э…

– Ну, мы на какой планете от Солнца живем?

– На первой?

У меня перехватывает дыхание, вмешивается другая студентка:

– Ты что?! Мы бы тогда сгорели все!

Это меня несколько успокаивает. Называю планеты до Земли, дальше уже, к счастью, вспоминают их сами.

Читали рассказ, где действие происходит в Англии, сюжет касается школьных традиций. При обсуждении попутно свернули на времена более древние; припоминаю Великую Хартию и задаю вопрос - кому она прежде всего давала вольности?

Чей-то, к счастью, не опознанный голос: «Неграм?»

Я, теряя обычное спокойствие: «Что?!!»

Несколько минут объяснял, как и почему обстояло дело с неграми в Англии времен короля Ричарда.