ч. 1 За границу
ч. 2 За границей (ч. 2)
В детстве кажется, что время течет медленно. Чем старше становишься, тем быстрее пролетают дни. Это происходит с каждым. Все дело в устройстве человеческого мозга, который оперирует повторяющимися шаблонами — паттернами. Если человек видит что-то много раз, то мозг перестает замечать детали и достраивает образ по тем картинкам, которые он уже видел. Чем человек старше, тем больше повторяющихся сюжетов. Мозг не обрабатывает новой информации, и дни превращаются в набор одних и тех же картинок. Ничего нового.
Одному кажется, что он живет скучную и однообразную жизнь, а другой вместо одной жизни может проживать все новые и новые, просто сменив работу, место жительства, окружение и начав все сначала.
Единственный способ не заскучать — все время заниматься чем-то новым или путешествовать, чтобы постоянно видеть новые и новые образы.
Именно поэтому отпуск в четыре дня кажется больше, чем целый месяц работы. Ты успеваешь открыть для себя целый мир, а на работе даже не заметили, что тебя не было.
И неважно, где путешествовать, главное, чтобы картинки все время менялись.
Лучше всего, конечно, путешествовать за границу.
* День седьмой *
Ночью мне снился сон.
Я оказался в уютном красивом месте. Вокруг мраморной беседки стояли вековые ели. В беседке со мной говорил мужчина в белом халате:
«Куда же вы, батенька, собираетесь?»
«Мне нужно срочно идти! — отвечал я. — Дела не ждут!»
«Не нужно спешить, отдохнете тут пару неделек, придете в себя», — говорил доктор.
Голос его был спокоен и бесстрастен. Я же, наоборот, очень спешил, но совершенно не зная куда. Просто мне нужно было спешить.
«Нет, мне нужно идти!» — упорно твердил я.
И тут я наконец-то начал соображать, что нахожусь в парковой зоне психиатрической лечебницы и доктор действительно прав: мне пора остановиться и отдых мне только на пользу.
Я остановился, попытался расслабиться, посмотреть вокруг и прислушаться к себе. Из-за елей выглядывало солнце. Все говорило о том, что это тихое и спокойное место, в котором следует остаться.
Я сел на скамейку, зажмурился от солнца, проглядывающего из-за ветвей, и подумал: «Нужно оставаться».
Я открыл глаза, но вставать совершенно не хотелось. Ласковые лучи солнца согревали каждую клеточку тела. Голова сладко кружилась, как от вина. Мысли вяло текли.
Собственно, куда я и зачем или отчего иду? Что мне не нравилось там, откуда я, и что хочу обрести там, куда я иду?
Там, откуда я шел, не происходило ничего нового уже давно.
Там, в детстве, откуда все родом, можно было выйти из дома, увидеть, как прекрасно солнце, как набухают почки на весенних деревьях, как первая капель бежит по веткам и сок вперемешку с водой переливается на солнце всеми цветами радуги, и на вкус он слаще меда. Как на пятачке у дома появляется первая проталина над тепловой магистралью, и на открывшемся кусочке земли уже можно играть в ножички. Спешить некуда и незачем. Впереди целый день, половина учебного года. Пятый класс.
А потом сразу институт. Ты идешь по Серебряному бору, но уже отнюдь не красотами природы заняты твои мысли, ты мечтаешь лишь об одном — скорее бы вернуться домой, чтобы выспаться. Да, это божественно прекрасно! Но нужно писать лабораторные работы и курсовик.
А потом сразу работа. Утром уходишь на работу, пока еще темно. Вечером возвращаешься с работы, когда уже темно. Красоты просыпающейся природы превращаются в проблему: не наступить в грязь, не измазать брюки и не сильно загрязнить ботинки.
А потом ты останавливаешься и видишь, как все то же солнце отражается в каплях на все тех же ветках. Застываешь на секунду, чтобы полюбоваться, и бежишь дальше, потому что нужно бежать. Кому нужно? Зачем нужно? Картинка смазывается.
И вот ты остановился. Вокруг тебя леса и поля, перед тобой река и с тобой то самое забытое чувство красоты от того, что ты здесь и сейчас. Оно появилось не от того, что ты прибежал, нет. Оно всегда было здесь. Оно появилось от того, что ты перестал бежать и застыл. Красота внутри тебя начала наполнять все вокруг.
Я забыл, куда я иду, зачем я иду. И так было хорошо. Я разделся и поплыл по озеру. В кустах квакали лягушки, ветер гнал ряску. Вода была теплая и прозрачная. Сквозь толщу воды были видны пальцы ног и дно.
Каждый гребок наполнял новой и новой силой. Солнце припекало. Я вылез на берег и развалился на накидке, подставляя солнцу бока.
Куда я иду? Туда, где люди счастливы, нет равнодушия, зла и войн. Где триста шестьдесят дней в году солнце, а не полгода зима. Где утром ты просыпаешься не от того, что нужно куда-то бежать, а для того, чтобы улыбнуться солнцу и приготовить чашку ароматного кофе. Сесть в удобное кресло на балконе и, подставив улыбку солнцу, потягивать кофе и махать проходящим соседям. К обеду прийти в кафе и заказать густой томатный суп со свежим лавашем. За обедом перекинуться парой фраз с соседями, обсудить погоду, события города и планы на ужин. На ужин собраться всем вместе в таверне, праздновать прошедший день, пропустить по стаканчику, закусить свежим мясом и хлебом. Петь у костра. А потом идти домой, ложиться спать и вступать в новое утро, такое же теплое, как и прошедшее, такое же мягкое и доброе.
Мое тело наполнилось совершенным счастьем от того, что я обрел и еще могу обрести. Пониманием, что мое счастье во мне. И теперь куда я пойду — там и будет мое счастье.
Время остановилось. Были только яркое солнце, теплое озеро, зеленый лес и я — венец природы, ради которого все здесь и было создано.
Мысли вытекли из головы. Я стал единым целым с окружавшим меня местом.
***
Солнце еще припекало, но дело шло к вечеру. Из леса подул легкий ветерок, и в мой разум стало что-то пробиваться извне. Я с трудом разобрал протяжный заунывный вой волка. Он совершенно не вписывался в идиллию. Чем дальше, тем противнее и навязчивее он звучал, как звук будильника на телефоне, до которого нельзя дотянуться.
Это было совсем невыносимо. Нужно было что-то делать. Я пытался приподняться, но не мог этого сделать: тело обмякло и не слушалось меня. Собрав все оставшиеся силы, я повернулся набок и скатился в воду. Вода привела меня в себя. Она уже не казалось такой теплой, как сначала. Я нырнул и нащупал на дне ледяной ключ, бьющий из-под земли, который меня окончательно вытряхнул из состояния неги. Я выбрался на берег, схватил одежду и быстро пошел в лес. На холме я остановился. Вид с холма на озеро был уже не столь романтичным, но все же звал спуститься и остаться.
Усилием воли я развернулся и пошел в лес на вой то ли волка, то ли собаки. Мне казалось, что этот вой был для меня.
***
Долго ли, коротко ли я ходил по лесу, но вышел к опушке, где на поваленном дереве сидел пастух. Все тропинки сходились к нему. Мимо него никак нельзя было пройти, и я подошел.
«Здорово, отец, — говорю, — твоя собака воет?»
«Моя», — сказал пастух, не отрывая взгляда от земли.
«А чего воет-то?», — спросил я.
«Тебя ждет», — ответил пастух.
Я посмотрел вокруг, не увидел никакой собаки, как и стада овец, которое охранял пастух.
«А где же она?» — удивился я.
«Дождалась», — ответил пастух, и вой прекратился.
Пастух сухими костлявыми пальцами сделал самокрутку, показал на нее и спросил:
«Закуришь?»
«Откуда знаешь, что буду?» — спросил я.
«Все там будем», — ответил старик, но самокрутку не отдал. Он поджег самокрутку и начал меня окуривать, что-то приговаривая шепотом. Когда он закончил, то так же, шепотом, произнес: «Теперь можно». После чего набрал полные легкие дыму и протянул мне самокрутку.
Я нагнулся, и старик выпустил клубы едкого дыма мне в лицо. Казалось, что он давно уже должен был все выдохнуть, но дым все шел и шел, окутал меня с головы до ног, начал проникать в меня.
Сознание стало угасать и уплывать.
* День восьмой *
Я пришел в сознание и ощутил себя идущим сквозь смог. Дым был такой густой, что не было видно даже рук. С разных сторон раздавались звуки большого города: гомон людей, звуки машин, звонок трамвая, но ничего этого не было видно, все только дорисовывало мое воображение.
А воображение дорисовывало неприятные вещи. Вот на бешеной скорости в каком-то полуметре от меня пронесся гоночный болид с прямотоком. Вот где-то совсем рядом со скрежетом затормозил поезд, и запахло горелым. Вот куда-то с гомоном пронеслись школьники, и раздался глухой удар и крики. Вот раздался визг девушки, полный страха и ужаса. Все картинки достраивались до страшных образов и, не успев достроиться, менялись на следующие.
Я пытался бежать, но воздух сковывал меня так плотно, как будто я шел в воде. Потом мне перестало хватать воздуха, и я стал задыхаться. В последний момент я вспомнил, как обычно выбирался из ночных кошмаров: закрыл глаза и трижды перекрестился.
***
Когда я открыл глаза, вокруг не было ни смога, ни смрада, ни большого города.
Все те же пейзажи, которые снова проглядывали сквозь густой белый туман: поля, леса, холмы, неподалеку фруктовый сад и дом.
Я подошел к дому и окликнул хозяев. Никто не отозвался. Я позволил себе наглость войти в дом. Дом был грязный, но жилой. На столе валялась черствая горбушка хлеба. Я схватил ее и начал жадно жевать. В этот момент я обратил внимание на свои руки: они были сухие и жилистые. Я обернулся к зеркалу. Из зеркала на меня смотрел старик с белыми всклокоченными волосами и бородой. Старик несколько минут внимательно смотрел на меня. В нем было что-то неуловимое от меня прежнего, от того меня, который пошел за границу.
Наверное, я пришел, куда шел, и не заметил, и не запомнил как. Скорее всего, это был мой дом, только сильно запущенный, с той самой верандой, которую я хотел. Я догрыз корку хлеба, запил водой из кружки. Теперь некуда было идти. Я обошел дом, заглянул в кладовку и холодильник. В кладовке стояла мука, зрел овечий сыр. Видимо, у меня были овцы. На полу стояла большая бутыль вина. В холодильнике –яйца, сыр, молоко. Небогато, но прожить можно.
Я сперва подумал, что не знаю, что делать, но потом понял, что знаю. Замесил хлеб и поставил в теплое место. Потом начал уборку. Смахнул тряпкой в руку всю грязь со стола — пойдет овцам. Взялся за метелку и совок и начал убираться. Когда дом был приведен в более-менее божеский вид, я разжег печь, согрел воды и пошел мыться во двор. Яичным желтком промыл волосы. Смыл с себя всю грязь, насухо вытерся и оделся во все белое и чистое. Когда дрова прогорели и тесто подошло, я поставил в печь хлеб. По моим ощущениям, хлебу печься нужно было полчаса. Уставший, я вышел наружу и сел в кресло-качалку. Стал покачиваться и пытаться разглядеть что-нибудь сквозь туман. Вон видны очертания овчарни. Вон видны плодовые деревья. А вон кто-то идет по дороге по направлению к моему дому.
К дому подходил мужчина средних лет. Он был явно нездешним. На нем были одни трусы, и зубы стучали от холода.
«Добрый вечер», — сказал мужчина, собрав последние силы.
«Заходи, гостем будешь», — весело сказал я.
Провел мужчину к умывальнику, дал чистое полотенце и велел подходить к столу после того, как он приведет себя в порядок.
Пока я ждал путника, я достал из печи хлеб, сыр из холодильника, налил кувшин вина и сел за стол.
Путник вернулся и робко застыл в дверях. Я жестом предложил ему сесть и показал на еду. Путник с жадностью набросился на еду и питье и принялся рассказывать историю того, как он очутился у моего дома. Я слушал вполуха, потому что уж кто-кто, а я-то знал, как он здесь появился. А вот он свою историю привирал и приукрашивал на ходу, а потом и вовсе заврался. Гость очень быстро захмелел, и язык его начал заплетаться. Хотелось уйти, но как хозяин я не мог выйти из-за стола, пока гость не наестся досыта. Через какое-то время гость начал рассказывать, какой он важный человек и что его уважают в его городе, и какая большая честь для меня принимать его у себя дома. К счастью, мы не дошли до стадии «Ты меня уважаешь?», потому что гость заснул прямо за столом.
Я уложил его на лавку у окна, прибрался и вышел на террасу. Сквозь туман очень тускло пробивалась луна. Нет, это не мой дом. Теперь я знаю, куда мне идти.
Я вернулся, собрал гостю сверток с едой на утро, потушил свет и вышел в ночь.
* День девятый *
Я шел всю ночь не смыкая глаз.
Туман развеялся, на небе светились звезды и луна.
Я дошел до камня на распутье. От камня шли четыре дороги — налево, направо, вперед и назад. Дороги были хожены и перехожены вдоль и поперек. Каждый, как только выбирал дорогу, начинал действовать по чьему-то давным-давно составленному сценарию. Менялись исполнители, менялись роли, менялись нюансы, но общая канва была всегда одна и та же.
На траву легла роса, и в свете луны появилась еще одна дорога — пятая. Она не имела четких границ, только направление. И я пошел в направлении луны.
***
Я дошел до коттеджного поселка. Забор был невысокий, но домов было не видно. Ворота были заперты. У входа сидел охранник лет пятидесяти. Он посмотрел на меня, сверился со списком и спросил угрюмо: «Ключ есть?».
Я пожал плечами.
Охранник покосился на ключ, лежащий рядом с ним, и продолжил: «У меня есть запасной, но просто так он тебе не достанется».
Я вновь пожал плечами.
«Сыграем на ключ? — предложил охранник, доставая из ящика нарды. — Выиграешь — ключ твой».
«А проиграю?» — уточнил я.
«А проиграешь — станешь охранником», — засмеялся мужичок.
Внешность охранника выдавала в нем бывшего военного. Причем не самого высокого офицерского чина: шутки и ухватки его годились для человека, к которому каждый год приходят новобранцы, и новых шуток придумывать не нужно, потому что старые и так хороши.
Охранник поймал мой взгляд, полез в тумбочку, достал шахматы и карты.
«Ну же, давай, развей мою скуку, — говорил охранник, — или тебе слабо?» — нажал он на самую больную мозоль дворового мальчишки.
«А если я не буду играть, пропустишь?» — задал я вопрос в лоб.
Охранник насупился, встал и протянул ключ со словами:
«Так забирай. Мог бы и уважить».
Это было произнесено настолько театрально, что я даже захлопал. Отрепетированная уловка безысходности не удалась. Я сделал вид, что беру ключ, но в последний момент так же театрально указал охраннику на ворота, приглашая его открыть их самому.
Охранник с нескрываемым сожалением сам открыл ворота и впустил меня. Не успел я зайти, как за спиной раздался скрип несмазанного железа и звонкий удар дверцей о другую дверцу.
***
Пока звон висел в воздухе, я осмотрелся по сторонам. Далеко было не разглядеть. На территории поселка не было света. Свет горел только в небольшом магазине, стоявшем неподалеку от входа.
Рядом с магазином сидел грязный всклокоченный джентльмен. О том, что это джентльмен, я догадался сразу по его некогда опрятному костюму. Джентльмен со всей учтивостью окликнул меня:
«Эй, поди-ка сюда!»
Я подошел.
«Угости-ка дедушку», — властным голосом и с мольбой в глазах сказал он.
«Ничего себе место, — подумал я, — не успел прийти, а уже опять всем должен».
От джентльмена несло двухнедельной нестираной одеждой и перегаром сивушных масел, я было хотел с ним заговорить, но передумал и вошел в магазин.
Магазин внутри был гораздо просторнее, чем казался снаружи. В нем умещалась пара прилавков и скучающая продавщица за одним из них.
Увидев меня, продавщица расплылась в хищной улыбке.
«Ну наконец-то, — сказала она, — сколько можно ждать, пойдем!»
«Вот это сервис», — пронеслось у меня в голове.
Продавщица вышла из-за прилавка, взяла меня за руку и повела в подсобку. Тут была полутьма, свет не горел. В углу стоял большой металлический шкаф со светящейся в темноте, вытертой от времени надписью: «Светлый путь». В шкафу располагались электрические кабели и рубильники.
«Вот, ты должен починить это!» — сказала продавщица и пощелкала рубильником.
«А и точно, — подумал я, — я же тут всем заранее должен».
Я пытался разглядеть содержимое шкафа, но мне мешало горячее дыхание продавщицы и бюст, упирающийся прямо в локоть. От нее веяло животным желанием размножаться, а это здорово мешало сосредоточиться.
«Знаете что?» — зло сказал я.
«Что?» — с вызовом спросила продавщица.
«Нет ли у вас фонарика?»
«У меня все-таки магазин!» — сказала продавщица и через минуту вернулась с фонариком.
Я начал водить светом фонарика по внутренностям шкафа и быстро понял причину неисправности. Одна из клемм рубильника была откручена, и из нее был выдернут провод.
Я выключил рубильник, вооружился отверткой, заботливо оставленной на верху шкафа, прикрутил кабель, проверил на всякий случай все соединения и включил рубильник. Свет в подсобном помещении зажегся.
«Вы мой герой! — заверещала продавщица. — Как же вас отблагодарить?»
«Как любого мужчину, меня интересует только одно, — сказал я, возвращаясь в помещение магазина. — Мне нужна чекушка водки, только вот… — я похлопал себя по карманам, — у меня нет с собой денег».
«Ой, даже не знаю, — кокетливо сказала продавщица, ставя чекушку водки на прилавок, — водка стоит целую монету, и ремонта света здесь, конечно, недостаточно». Продавщица задумчиво посмотрела в потолок, прикусив мизинец, и продолжила, передразнивая меня: «Знаете что? Сделайте со мной то, что, я уверена, вы умеете делать даже лучше, чем чинить свет, и мы в расчете!»
«Лучше всего, — ответил я, нащупывая монету в складке одежды, — я умею не соответствовать чужим ожиданиям». С этими словами я положил монету на прилавок, забрал водку и вышел.
Вообще-то я предполагал дать джентльмену водку в обмен на то, что он мне покажет, куда идти во тьме, но это было уже не нужно. Свет освещал весь поселок, и я отдал чекушку просто так.
Удаляясь в сторону домов, я подумал, что свет в поселке тоже был завязан на рубильник в металлическом шкафу. А поскольку свет погас не случайно, то его наверняка довольно часто ходит чинить мужская часть населения поселка. Просто в этот раз я всех опередил.
***
Передо мной лежали ровные улочки с симпатичными домами. Улочки были покрыты совершенно разномастным материалом, да и сами дома не были похожи один на другой: были совсем древние, возведенные еще в первую волну распределения дачных участков, были и новые фешенебельные дома-замки в пять этажей. Точного адреса у меня не было. Оставалось ходить по дворам и смотреть, что творится в домах.
Вот дом, в котором за обеденным столом большая семья садится ужинать и глава семьи произносит тост. Вот дом, в котором школьники делают домашнее задание, пытаясь одновременно писать в тетрадь и смотреть телевизор. Вот дом, в котором темно, но его окна озаряются вспышками: там кто-то играет на игровой приставке. Вот дом, в котором читают книжки, вот — играют на гитаре и поют, вот — коротают вечер за кухонным столом с телефонной трубкой в руках.
Много-много жизней происходит за каждым окном в этот вечер, нужно только выбрать свою.
***
Наконец я останавливаюсь между двумя домами. Слева вход в таунхаус на две семьи, справа — огромный трехэтажный дом с гаражами. Пришло время выбирать, куда зайти. Но как выбрать?
У большого дома большой гараж и лужайка с подстриженными деревьями и цветником. Всегда в таком хотел жить. У таунхауса красивая ухоженная клумба с цветами и небольшой сарай с неубранными инструментами и досками. Всегда хотел такой сарай.
Я бы еще походил, но время поджимает. Пора делать выбор. Выбор не может быть половинчатым. Выбор — это как аверс и реверс, одна из сторон монеты, никаких вставаний на ребро и зависаний в воздухе. Либо делаешь выбор, либо нет. Всегда в момент выбора хочется, чтобы кто-то другой снял с тебя груз ответственности и сделал его за тебя.
Словно слушая мои мысли, на брусчатке между домами в свете луны блеснула монета. Я поднимаю монету, тщательно обтираю, собираюсь с мыслями и бросаю в воздух щелчком большого пальца. Решение я принимаю, пока монета еще крутится в воздухе. Я знаю точно, чего я хочу больше.
Главное, решившись, никогда и ни при каких обстоятельствах не жалеть о случившемся. Я забираюсь на крыльцо таунхауса по каменной лестнице. В окно дома видно, как молодая женщина сидит у камина с бокалом вина и гладит кота. Рядом за столом сидит мужчина с кружкой пива и листает газету.
Я выдыхаю, дергаю ручку двери и переступаю порог. В глаза мне бьет яркий свет.
* Эпилог *
Последнее, что я запомнил, — это белое просторное освещенное помещение и громкий голос: «Поздравляю, у вас мальчик».
Все смешалось в моей голове, и я заревел.