Еще раз хочу выразить огромную благодарность своему единственному и неповторимому спонсору, что поддержал "авансом", сразу по выкладке прошлого текста. @72dron
Ссылки на предыдущие части:
Проснулся от крика за стеной. Крик был приглушенный, едва слышный, с трудом пробивался через прочную, толстую дверь. Открыл глаза, над ним высокий белый потолок, все залито солнечным светом из окна, что под самым потолком. Попытался сесть – не получилось. Прижал подбородок к груди, глянул, руки, тело через грудь – все перехвачено веревками, какие пользуют скалолазы – привязан к койке, руки отдельно связаны, на запястьях узлы.
Итак. Что имеем. Он снова здесь, снова на этой чертовой станции. Находится где-то в цокольном этаже, судя по высоте окна – ближе, чем хотелось бы к этой проклятой буровой шахте. За стеной, за дверью, кто-то кричал. Значит у них уже все началось. Стоит ли надеяться на помощь? Нет, наверное не стоит. Не захочет зов, чтобы его развязывали, чтобы он тут мельтешил - мешал. Он уже и так в очень хорошем положении для этого подземного нечто. Замечательная поза, замечательная фиксация, чтобы умереть от голода в долгих, очень долгих корчах, да еще и оттянется это нечто на его мыслях, воспоминаниях, фантазиях – терзать будет долго и истово. Тут, кстати, тепло. Значит ребятки исследователи кое-что успели сделать, перед тем, как безумие их захватило – успели дать какое-никакое отопление.
Подергался, потрепыхался. Без результата – увязан хорошо, крепко. Не так, чтобы все передавили, но и не так, чтобы взять и в легкую вытянуть руки-ноги из под веревок. Сергей снова прижал подбородок к груди, глянул. Койка железная, вроде, по всему, должна быть надежная. Такую просто так не разгромить. Но не сдаваться же!
Снова стал трепыхаться, пытаться ее раскачивать. Сначала она одним бортом билась об стенку, но постепенно, все дальше и дальше от нее отодвигалась, и вот уже пошла настоящая раскачка, надо еще попытаться, надо завалить ее на бок, а дальше – может, что с этого и выгорит. Из-за стены, из лабиринтов коридоров станции послышался глухой удар, а после достаточно громко, не смотря на звуковой «фильтр» двери, бахнул выстрел, завизжали. Похоже женщина. Он вспомнил женский мягкий голос в вездеходе. Возможно это она и есть.
Койка раскачивалась все больше и больше, и вот она уже зависла в этаком шатком равновесии на двух ножках, перевалила критическую точку и ухнулась на бок, звякнув, почти отвалилась, осталась висеть на одном винте, стенка что у ног. Хорошо. Методично, раз за разом повторяя одно и то же движение, Сергей стал пытаться подтягивать ноги к животу, задняя стенка, что почти отвалилась, сдалась, упала на пол – хорошо. Еще чуть и ноги выпростались из под веревки – дело пошло. Ноги свободны, задней стенки нет. Перевалился с койкой на живот, подтянул под себя колени, кое-как смог подняться на ноги. Конечно не удобно, но это уже просто шикарное положение! Теперь можно вылезти из той веревки, что охватывала его через грудь, через плечи. Это уже не лежа, это уже стоя, это уже уперев нижний торец койки в пол. Медленно, максимально выдохнув, он уже пролез под веревкой – все, он уже не узник койки, остались только связанные руки – это просто.
Зубами, он кое-как растянул узлы, все – свобода. Дверь. Подошел, подергал ручку. Логично, что заперто.
Мимо двери, с той стороны, кто-то пробежал, громко бухая подошвами об пол. Грузный, большой, тяжелый – мелкий бы так не нашумел.
Посмотрел на петли – дверь открывается наружу. Ударил ногой рядом с замком. Раз-другой – бессмысленно. Не высадить.
Сел, привалившись спиной к двери, задумался. В принципе все не так страшно, шансы, пока за него не взялось нечто, есть. Вон койка валяется – хороший таран. Можно попробовать, или же…
Почувствовал, услышал шаги за дверью. Повернул голову, прижал ухо к двери. Да, идут. Соскочил, глянул по сторонам, подхватил с пола веревку, которой были скручены его руки. Отступил в сторону, встал незаметно чуть в стороне от входа, ждал.
Послышалось лязганье железа, вставили ключ в замочную скважину, скрип, щелчок – открыто, дверь распахивается и в комнату вошел здоровяк в красных комбезных штанах, без куртки, в шапке. Взгляд уперт вперед, в сторону валявшейся на полу, раскуроченной койки, но взгляд бессмысленный, будто не видел он того разгрома, что тут был. Поднял руку, в ней блеснул кухонный нож, шагнул вперед, к разваленной койке, а Сергей смотрел, ждал. Шаг, еще шаг… Выбор: бежать, или попытаться скрутить, узнать, что тут теперь да как?
Шагнул следом за мужиком, и наотмашь, увесисто, приложил кулаком по затылку. Мужик повалился, обмяк, звякнул об пол вывалившийся из руки нож. Вот и хорошо, вот и славно получилось.
Обшарил карманы, нашел ключи, заперся изнутри и ключ тоже в замочной скважине оставил, чтобы никто не смок снаружи открыть. Пока оглушенный валялся, наскоро теми же веревками связал его, бородач не приходил в сознание, тогда Сергей й от души отхлестал его по щекам. Бородач заморгал, открыл глаза, стал дергаться, во взгляде его блестела бессмысленность, глаза бегали по комнате, но ни на чем не останавливались.
- Ты кто? – спросил Сергей на английском.
Бородач не отвечал, а потом вдруг, как-то сразу, завыл не человечески, закусил нижнюю губу белыми зубами, из под них протянулась струйка крови – прокусил. Похоже, что здоровяк не видел Сергея, не слышал его, он был где-то там, в своем мире, в своем кошмаре. В подтверждение его мыслей бородач зашептал быстро, скоро, сбиваясь:
- Не подходи ко льду, не подходи… нет… провалишься. Нет-нет-нет…
- Ясно, - Сергей встал, почесал подбородок, - песни ветра.
- Ветер? – ухватился за слово бородач, - Ветер поет. Ты его слышишь? Пурга будет. Не ходи на лед. Рано. Пускай пурга будет. Потом. Потом проедем. Зачем ты меня связал? А? Не ходи. Мы все утонем. Провалимся.
Сергей поднял с пола нож, подошел к двери, снова оглянулся на здоровяка, тот все так же скоро, так же сбивчиво говорил о чем-то своем. Все боялся льда, и был он, похоже, что совсем-совсем не здесь.
Провернул ключ в замке, вышел, хотел было уйти, но нет – запер дверь за собой. Уж лучше так. Никто не зайдет, не убьет. Ну или сам, дурак, не вылезет, не хотелось бы с ним, с таким здоровым, пересечься в коридорах станции.
Глянул по сторонам. Узнал, где находится. Проходил тут уже не раз, бывал. Сейчас по прямой, там поворот, и будет лестница наверх. Оставалось надеяться, что вездеходы остались снаружи. Нет команды, которую сменять, значит никто и не уехал, значит есть надежда. План простой донельзя: подняться, сбежать из здания станции, заскочить в вездеход и прочь отсюда. Можно надеяться, что внутри, в кабине, будет и карта и все остальное. Дальше – как-нибудь разберется.
Повернул за угол, а вот и последствия выстрела. На полу, в позе эмбриона, скрутился тощенький мужичек, старенький, седенький, открытые глаза смотрят бессмысленно, руки прижаты к животу, лужа крови под ним. Застрелили в живот. Долго умирал. Может был в должном сознании, зачем иначе зов убил бы его так нагло, так напрямую.
Присел, аккуратно, чтобы не изгваздаться в крови,наскоро пробежал руками по карманам убитого. Карточка доступа в буровую, на ней значится имя Джефри Даймондс, и его фотография – седовласый, культурного вида, в очках. На трупе очков не было. Потерял где-то. В нагрудном кармане обнаружилась записная книжка.
Открыл, пролистал: обрывистые записи, номера, цифры, имена, даты рождения. Может пригодится. Забрал с собой.
Добрался до лестницы, глянул вверх, вниз. Никого нет, движения не слышно, да и вообще – тихо все тут. Крадучись вверх по ступеням, нож в руке. Первый этаж. Там, за поворотом, морозильник с мертвецами, слева – зал с камином, жилые комнаты.
По стеночке, мимо закрытых двух дверей в комнаты, до зала. Глянуть за угол, быстро обратно. В кресле, напротив камина, мужчина сидит. Лицо сухое, серьезное, в одной руке стакан, наверное с чем то спиртным, в другой – пистолет. Из него, похоже, Джефри и застрелили. Что у них за мода такая, чтобы у старшего в партии оружие с собой было. А может, как и тот, Рональд, из бывших военных, тоже со сдвигом по фазе еще с военных времен.
Так, туда соваться пока рано. Можно попробовать уйти через комнату, через окно. Тоже вариант хороший, что обязательно за двери то цепляться? Окно – тоже хороший выход.
Сергей тихо-тихо, по стеночке добрался до ближней комнаты, аккуратненько надавил на ручку, открыл, вошел, и так же неслышно прикрыл за собою дверь.
Прискорбно, но внутри не было никакой защелки, как и там, в радиорубке наверху. По уже отработанной технологии взял стул, и тихо, чтобы не дай бог не нашуметь, подставил под ручку его спинку. Хоть на чуть-чуть, но время выиграет, если кто будет ломиться.
Подошел к окну, уставился на бесконечно беснующуюся за окном пургу. Видно плохо, поднялся ветер без всякой меры, слышны его завывания, но все же видно за белесой пеленой два багровых вездехода, что застыли в ожидании поодаль. Уже едва ли не до верхней бровки колес заметены снегом, но стоят же, ждут! А это очень даже хороший шанс, какой там шанс – возможность! Возможность вырваться отсюда, не погибнуть в снегах.
Вспомнил о злой стуже там, снаружи, полез в шкаф. Открыл, на секунду в его голове появился образ того шкафа, из радиорубки, где он нашел тело Джулии. Отступил испуганно, но нет – мертвецов, скелетов в шкафу, не обнаружилось.
Хватанул куртку, натянул, затянул молнию до горла, потом ухватил шапку, нахлобучил себе на голову. И снова к окну. Нет, конечно же оно не открывалось. Только высаживать тройной, или сколько тут слоев, стеклопакет, но это – шумно, может получится выдавить?
Запрыгнул на подоконник, надавил на верхнюю часть рамы, на угол. Всем телом навалился – нет, не хочет, даже не продавливается под руками. Придется высаживать.
Спрыгивает с подоконника, шарит глазами по комнате. Все тут какое-то хлипкое, все тут какое-то неподходящее. Разве что вот эта традиционная койка металлическая. Поднять, выкрутить винты, сдернуть с нее то ли спинку, то ли саму раму с сеткой пружин вытащить, и ею в несколько ударов разворотить многослойное, теплое внутри, заледеневшее снаружи, стекло.
Поднимает койку, и тут же отступает резко, роняет ее. А тот… та, кто под ней пряталась, взвизгивает тихонько, испуганно.
- Вы кто? – спросил он тихо, и та, неизвестная, испуганно высовывает миловидную мордашку из под кровати. Мордашка эта выглядит совсем уж по детски: веснушки, рыжие брови, носик вздернутый, и совсем уж наивный облик ей придает грязно-пыльное пятно на круглой щечке, будто малышка извазюкалась, а теперь вот хлопает ресницами длинными, смотрит на него, на Сергея, не зная, как оправдаться.
- Вы… вы меня видите? Как видите? – она спрашивает его вполне себе серьезно, и голосок у нее. Да-да, это именно она, именно та, кто была рядом с ним, с Сергеем в вездеходе – узнал голос.
- Вижу. Вы рыжая, чуть испачкались, у вас зеленые глаза и вздернутый нос.
- Это вы их всех… - она сглатывает, и все так же не торопится вылезать из под койки, будто если бы он был злодеем, то она и взаправду смогла бы спрятаться там, под кроватью, как маленькая девочка от кошмаров.
- Кого? Ту команду? Нет конечно! Они уже все были мертвы, когда я пришел. А, - кивнул, - понятно, поэтому вы меня и привязали. Думали, что это я, большой и страшный их всех покромсал.
- Вылезайте. Так разговаривать неудобно, - сам уселся на койку, скрипнули пружины.
Она выползла. Немного неуклюже, потом отряхнула коленки, села рядом с ним, горестно уселась, сгорбившись.
- Рассказывайте, что произошло? Про меня можете упустить. Что узнали? К чему пришли.
- Я не знаю. Оно как-то разом все началось. Сначала… сначала казаться началось. Всем. И мне тоже. Я думала, что уснула даже, или лунатизм начался, или… я не знала, что думать. Только что я осматривала тела, я врач, и вдруг, почему-то, я разговариваю с Джефри около буровой, и он мне что-то рассказывает. Похоже, что давно рассказывает, знаете, он всегда так долго говорит, торопится, сам себя перебивает. Мне кажется, что дай ему возможность, он бы женился на своих геологических образцах. Такой забавный старичок, такой милый…
- Был милый старичок, - достал из кармана карточку, показал девушке, - его застрелили.
- Вы? – округлила испуганно глаза, вскинула брови, отодвинулась от него.
- Смеетесь? Когда бы я успел. На цокольном. Похоже это ваш старший постарался. Да, кстати, - это же он, старший ваш такой длинный, сухой, сидит сейчас у камина с пистолетом?
- А такой здоровый, бородатый. Метра в два ростом? Это кто?
- Это Такер, но все его называют Тук. Знаете, как в легендах про Робин Гуда. Брат Тук. Монах такой…
- Конечно знаю, - вздохнул, продолжил, - У вашего брата Тука крышу снесло окончательно. Вот, - показал нож, - пришел меня казнить.
- Да хватит уже! Живой он! Я никого не убивал. Связал, и там же, где вы меня привязали, оставил. Живой, только шишка на затылке. Такой жбан рукой не прошибешь.
- А-а-а, - покивала, - это хорошо. Извините.
- Ничего страшного. Ситуация, кхм, располагает к страху. Да, я Сергей.
- Слушайте, Меган. У меня есть большой и умный план. Сейчас высажу вот это вот стекло вот этой вот койкой, - похлопал рукой по подушке рядом с собой, - и мы с тобой несемся к вездеходам. Садимся, по газам и валим отсюда. Как тебе?
- Хороший план, только ключи у Фреда.
- Тот который с пистолетом, - вздохнул, - так и полагал, что по простому не получится. А этот ваш, старичок, который Джефри, что-то нарыл?
- Вы же с ним разговаривали.
- Я не помню разговора. Мне кажется я туда не для этого пришла. Я стояла у перил, на краю, а в воспоминаниях у меня было, как мы в детстве в озеро прыгали. У нас, знаете, берег такой высокий был, скалистый и там сразу глубина, и я даже думаю… Я думаю, что…
- Я знаю, что вы думаете, я знаю, что такое зов.
- Зов? Вы это так называете?
- Да. То есть вы ничего не знаете, спрятались тут, и все время тут и пролежали?
- Да. Я стрельбу слышала. И еще, когда с ума сходить начали…
- Понятно, - сказал, хоть ничего понятно ему и не было, разве то, что теперь придется как-то изловить этого Фреда, как то придется перетрясти его карманы, личные вещи, да и вообще. Встал, заходил из края в край по маленькой комнатушке, и Меган следила за ним, поворачивая голову из стороны в сторону…
- Надо что-то делать с Фредом… как? Надо, - шептал себе под нос, думал, а после закрыл глаза, приложил ладонь ко лбу…
Тут же понял, что лежит. Лежит недвижно в темноте, все тело пронизано холодом, выморожено, рядом кто-то тяжело сипит, хрипит горлом. Попытался сесть – не получилось, почувствовал тяжесть на груди. Испугался, что снова связан, снова весь укутан веревками. Двинул рукой – нет, свободен.
Ухватился за что-то в темноте, что лежало на нем, почувствовал под руками чье-то тело. Холодное, уже насквозь промороженное тело – твердое, ледяное, без куртки, кожа под пальцами заледеневшая. В сторону, с себя, сел.
Темно, хоть глаза выколи. Хрип рядом все так же продолжался, иногда перемежаясь тяжелыми глотками, будто раненый кто рядом, тяжело раненый.
- Эй, как вы? – спросил он темноту. Нет ответа.
Встал, поднялся, под ногами постоянно что-то мешало, на что-то наступал, обо что-то спотыкался. Все вокруг было холодным, ледяным, обжигающим. А еще раскалывалась голова от страшной боли. Приложил руку к затылку, почувствовал ледяную корку на волосах. То ли ему прилетело и это кровь заледенела, то ли просто влага замерзла.
В темноте помещения, выставив вперед руки, побрел до ближайшей стены, уперся во что то холодное, узкое – не стена, но что-то. Пошарил руками по сторонам – стеллаж, в нем ящики. Похоже – это морозильник для кернов, а вокруг, то, обо что он спотыкался, то на что он наступал – это тела мертвецов. Их тут было десять в те времена, сейчас тут как минимум на два больше. Он, и тот неизвестный, кто так тяжело дышит.
Вдоль стеллажа, ощупывая руками полки. Угол, поворот, и снова вдоль стеллажа. Провал – ладони легли на ровный металл. Дверь. Лишь бы была открыта. Навалился и дверь подалась, ударил по глазам слепящий белый свет, даже ладонью прикрылся от его ярости.
Оглянулся. Увидел на полу тела. Мертвые. Много, одно на другом, многие уже обнаженные. Это, наверное, Меган их раздела. Определяла причину смерти. И там, среди них, лежит один, тоже без одежды, спина вздымается и опадает в частом поверхностном дыхании, и этому дыханию вторят те самые сипы, хрипы – живой.
Сергей распахивает дверь сильнее, и бросается к раненому, хватает его за руки и тащит, по всем этим разлетевшимся кернам, по мертвецам – наружу, прочь из морозильника, к теплу.
Вывалился вместе с ним наружу, негромко прикрыл дверь, вдруг Фред все так же, все там же сидит со своим пистолетом, ждет, вслушивается. И только после этого к раненому. Перевернул его и отпрянул.
Это был Фред. Тот самый, что недавно сидел напротив камина, ждал. Только теперь найти у него в карманах ключи – надежды не было. Он был гол, глубокие порезы на теле, и пара широких и, наверное очень глубоких, ножевых ран в районе живота. По всему видно – не жилец. Одна надежда – Меган, как никак доктор.
Очень хотелось верить в то, что она все там же, все в той же комнате, ждет. И вообще: как он пропал оттуда, как оказался тут, в морозильнике – узнать бы. Спросить. Только у кого? Не у Фреда же.
Поднял раненого на руки, как малого ребенка, и к Меган. Распахнул дверь, в комнату ввалился со своей страшной ношей на руках, завизжала испуганная Меган. Ну слава богу – тут она, на месте, не пропала.
Бухнул на койку тело, отступил, не зная, что сказать. Не знал, что было, что случилось, - боялся слов, боялся напугать Меган еще больше. Повисла гнетущая тишина.
- Я не знаю. Я говорил с тобой и оказался там. Ты знаешь, как это бывает. Лежал и все. Голова болит… как будто ударили.
- Конечно, - кивнул, развернулся к ней спиной, - на затылке. Там корка.
Меган развела волосы на его затылке, посмотрела, сказала:
- Шишка. Гематома. Удар был.
- Фреда посмотри. И… как я ушел?
- Вы ходили, ходили, а потом остановились, и ушли. Целенаправленно. Ничего не сказали.
- Давай, - согласилась она.
- Меган, - начал Сергей, глядя, как она осматривает Фреда, - на будущее. Когда, если я вдруг буду становиться таким… таким целенаправленным. Бойся меня. Я не знаю, что с Фредом, я не знаю, как так получилось, как оказался в морозильнике. Я даже не знаю я это или не я сделал. Ничего не помню.
- Это могут быть последствия удара! – перебила она его.
- А может и не быть. Просто, будь осторожнее, когда я такой. Так будет лучше. И… Ты не знаешь, где могут быть вещи Фреда? Где его кабинет. Как видишь, - кривая ухмылка на лице, - в карманах у него не пошарить.