Жду новый пост

Серия «фантастика»

Иллюстрация своя

Автор Волченко П.Н.

Ссылки на предыдущие части:

Не умрут... Часть 1

Не умрут... Часть 2

***

Успели во время. Такого напора, такой атаки на планетную систему Гефест никто в Объединенном Альянсе не ожидал. Да, были разведданные, что планируется атака, говорилось о внушительных силах, но никто не подозревал, что силы будут настолько велики. Армада Нового Порядка разметала, разнесла в клочья то охранение из двух десятков крейсеров, что выставил Объединенный Альянс, казалось, что сама пустота космоса расцветает огнем взрывов, растет и извивается длинными росчерками следов от протонной тяги, брызжет серебряной пылью, искрами плазменных длиннохвостых выстрелов, заполонивших все вокруг.

Но главное – это то, что успели вовремя. К тому времени, как силы Нового Порядка прибыли на Гефест, там уже полным ходом шла сборка новых видов вооружений, разработанных на основе изысканий в городе Странников.

Ланго не участвовал в том бою, но он с интересом просмотрел трехмерную запись. Ему понравилось то, как решительно действовали силы Нового Порядка, как вовремя был дан залп магнитными торпедами, как юрко метались в пустоте скорые истребители, добивая жалкие остатки доселе непобедимого Объединенного Альянса. Это было великолепно!

Ланго отвернулся от экрана, где шла запись, повернулся к генералу Савко.

- Великолепно, просто… - он замялся, подыскивая нужные слова, но так ничего и не придумав, повторил, - великолепно!

- Да, это точно. Но…

- Слушаю вас!

- Ланго, - генерал уселся в кресло, - сядь. Тот город, город Странников. Ты знаешь где он был найден?

- Нет, я не получил еще этих данных.

- Рядом с Землей, ты знаешь, что это означает?

- Пока нет.

- Вот отчет по той информации, что ты украл на Афине, - генерал вытащил из нагрудного кармана информационный кристалл, покрутил его в пальцах, - держи.

Ланго поймал кристалл, посмотрел на него с недоумением, спросил:

- И что?

- Там, в городе, есть несколько таких сюрпризов, о которых мы не то, что не мечтали… Мы о таких вещах даже думать не могли, понимаешь?

- Ну, да. – кивнул Ланго, хотя, по большому счету еще толком ничего не понимал.

- А к Земле, пока, мы еще силы направить не можем. Нас просто разметут, камня на камне не оставят, тут нужна долгая, стратегически проработанная война. – генерал задумался, сцепил пальцы, вздохнул, - А пока мы будем воевать, они докопаются до секретов Странников и тогда…

- Тогда война будет бессмысленной. – подытожил Ланго.

- Да, ты все правильно понял.

- И что это значит?

- Это значит, что ты и еще несколько парней летите к Земле, к этому чертовому городу. На один корабль никто внимания не обратит, к тому же вы будете лететь на типовом спасательном корабле, по легенде вы беженцы с Гефеста. Ясно.

- Ну да, ясно.

- Что такое? – генерал напружинился, - Что за пессимизм в голосе?

- Так точно, генерал! Все ясно, генерал! – и Ланго вскинул руку, отдавая честь, вот только в сидячем положении это выглядело несколько комично.

- Ну вот и славно. Короче так, просмотришь всё то, что тебе накопали наши ботаники аналитики по городу и… Вылет у тебя через сутки. Всё, свободен.

***

Встреча была назначена на шесть часов у памятника Пушкину. Иван Андреевич был к этому времени во всеоружии, при букете в почищенном пальто, стоял под монументально застывшим классиком. Время шло, время тянулось, и Иван Андреевич боялся, что Зина может не прийти, вдруг у нее дела, вдруг мама, вдруг папа и целая братия известных и безызвестных родственников хватят ее сейчас многоруко, спеленают и не пустят. Глупо, абсурдно, но оттого не менее страшно.

Зина пришла и пришла она вовремя. Она почти жадно взяла у него букет, она почти страстно, поцеловала его в щеку, и он, почти галантно взял ее под руку. Они шли в кино на какой-то плаксиво женский фильм, но ему было без разницы, а она знала, что так принято. А уже почти ночью, когда они вышли из темного зала кинотеатра, она вдруг остановилась, и сказала тихо:

- Поехали к тебе?

- Что? – не понял он, да что там не понял, не поверил.

- К тебе можно?

- Да-а… - протянул он, - Только у меня не прибрано, совсем…

- Без разницы, поехали?

- Поехали.

Он поймал такси и всю дорогу боялся, боялся как сопливый пацан, что сейчас они зайдут в дом, она схватит его, жаркими губами вопьется в него, повалит, и он будет покорен, и будет у них обжигающая, как пламень ночь, а на утро останутся только тлеющие угли любви, потому что такая Зина ему не нужна, потому что любит он другую Зину: маленькую, стеснительную, чуть полноватую…

Она не стала его целовать. Да и валить не стала. Она не стала любить его насильно. Она вошла в дом следом за ним, прошла на кухню, где они вместе в тишине ждали пока вскипит китайский пластмассовый чайник. Они пили чай. А потом, когда на кухне уже было нечего делать, они прошли в единственную комнату, где была самодельная карта, где на еще не включенном мониторе уже предчувствовал приход Ивана вечно мигающий курсор.

- Вот, - сказал он несмело, - это… Это я роман пытаюсь писать.

Ему было дико стыдно, он думал, что она сейчас начнет спрашивать про карту эту, хвалить его начнет и будет в ее словах насмешка, потому что, когда при авторе говорят о его еще не написанной книге – это всегда насмешка.

- А можно почитать? – спросила она так, что он понял – не смеется, правда хочет.

- У меня там не много. – пожал плечами, - И без вычитки еще.

Она не стала дальше спрашивать, а только в глаза ему посмотрела.

- Можно, конечно можно. – он обезоруживающе улыбнулся. – Вот, - он быстро достал из ящика стола распечатки, - тут первые шесть глав.

- Спасибо. – она взяла распечатки в руки, посмотрела на диван. – Можно?

- Конечно.

Она села и стала читать, а он, чтобы не мешать, включил компьютер, сел за клавиатуру, но так толком ничего и не написал за всю ночь. А Зина все это время читала, читала, читала… Секса не было и за это Ваня был благодарен небу. А утром, когда они вместе пили кофе на кухне, Зина спросила его:

- А что будет дальше?

- Дальше? – пожал плечами, отхлебнул горячий кофе, - Дальше Ланго прилетит на планету, как-нибудь хитро проберется в город ну и найдет там установку, как бы сказать то…

Нина ждала, не отрывая от него глаз.

- Короче, установка эта как-то поможет целые планеты уничтожать, вернее не планеты, а отдельно выбранные космические сектора. Он ее захватит, там пара интриг будет, взорвут по мелочи – пару тройку звездных систем, а дальше Ксены в войну вступят.

- Ксены? – спросила  Зина удивленно, - А я думала, когда они у тебя хоть что-то делать начнут.

- Да тут оно вообще то всё к ним с самого начала шло. – он откинулся спиной на холодильник, и, позабыв о времени, продолжил, - У меня сначала идея как таковая какая была. Есть некий мир, в котором Ксены как бы контролируют уровень развития прочих рас, не дают никому достичь такого же уровня как у них. Этакие надсмотрщики, ну или, короче они как бы застыли в своем развитии, а за себя, за выживание своей цивилизации – боятся. Ну а человечество, в конечном итоге, их низвергает и идет дальше – то есть этакое обновление, новая кровь в галактике. Ну вот, основная идея.

- А тебе их не жалко? – спросила она с какой то странной наивностью, будто маленькая девочка.

- Кого?

- Всех тех, кто погибнет?

- Зина, ты что, это же всего лишь книга.

- Не знаю, она вздохнула, мне их жалко. Они же просто там у тебя… А ты вот так, ради идеи…

- Да ладно, - он посмотрел на часы над плитой, - Зин, мы уже опаздываем. Давай быстрее.

Они наскоро допили кофе и уже через пару минут стояли на автобусной остановке. Как ни странно, но и сегодня Ване досталось сидячее место. Он хотел усадить Зину, но та отказалась, а когда он снова попытался встать, села к нему на коленки и поцеловала в щеку. А дальше все как всегда: из автобуса вышли помятые, посмотрели на пока еще темную громадину заводоуправления, спустились в подземный переход, увидели Вечного Встречного, и…

Взрыв прогремел так оглушающее громко, так невероятно, что сначала Ваня даже ничего не понял, только почувствовал, как его отбросило куда то в сторону, и еще подумал: «А Зина то как же?». А вокруг уже вертелось: какие-то люди, крики, шум, откуда-то взявшиеся бородатые автоматчики, Вечный Встречный кричит, машет огромным черным пистолетом, треск, осколки стекла скрипят под ногами и очень хочется встать, но не получается, а еще какая-то вещь в спине мешает, сильно, но нет боли. Он переворачивается и… Зина… глаза в глаза,, вот только…

Он тянет руку, хватает пальцы, кричит что-то, а она… Глаза в глаза. И снова взрыв и разом тишина, чернота – космос, вакуум, безвременье. И вдруг, в этом внепространстве, издали, через густую вату какой-то механический, будто порожденный из недр компьютера, голос:

«Полковник Григоров спрятался за ларек, очередь из калашникова разбила стекла, он почувствовал обжигающую боль в плече.

- Черт, зацепили… - он зло скосил глаза на рукав кожаного плаща, так и есть – пуля прошла по касательной. – Ну ничего, ничего…

Полковник Григоров подождал еще секунду, резким рывком выпрыгнул вперед и, на лету, несколько раз выстрелил. Судя по крикам с характерным акцентом он зацепил кого-то из банды Ахметова.

- Ну вот и хорошо, вот и славненько. – просипел он прячась за квадратной колонной, - полковника Григорова просто так не взять…

Он посмотрел в сторону, там какой-то пухленький мужичек тянулся рукой к неподвижно распластавшейся на бетонном полу перехода девушке. Жалко, похоже убили.

Почему-то больше не стреляли. Полковник выглянул из-за колонны и увидел, как по кафельному полу катится лимонка.

- Черт! – он бросился вперед и тут же грянул взрыв!»

- Нет, не то. – голос уставший, с хрипотцой, прокуренный, прокофеенный до горечи во рту. – Пошлятина. Хотя… Да какая разница. Итак, что там? Взрыв, ладно, пусть будет взрыв, а дальше что? Идея, сюда нужна идея… Ну что же дальше…

***

Иван пришел в себя через два дня, а еще через день он узнал, что Зины нет. Хотя он это узнал еще тогда, когда был там, когда слышал в бесконечной темноте это такое противное, и такое настоящее «Да какая разница. Итак, что там? Взрыв…». А еще он помнил тот по-детски наивный Зинин вопрос: «А тебе их не жалко?».

Через неделю Иван Андреевич вышел из больницы. Шел он тяжело, сильно припадая на одну ногу. Он знал зачем идет, он знал, что должен сделать.

***

Ланго стоял один у установки странников. Огромная, вдавленная в землю чаша, она раскинулась у его ног. Управления, как такового не было, только каменное кресло с высокими подлокотниками.

Ланго сел, камень оказался неожиданно теплым, будто прогретый до самого своего естества. Ланго закрыл глаза: где то там, далеко, в пустоте космоса летят армады сил Объединенного Альянса, и все что нужно сделать, это сконцентрироваться, и тогда вспыхнет на краткий миг в космосе новая звезда и поглотит она в своей вспышке их крейсера, их пилотов, их планеты, базы, солдат – всех!

Вот они, он их уже видел, он протянулся к ним своей новообретенной силой и сейчас…

- НИКТО НЕ УМРЕТ! – прогремело у него в голове. Ланго вздрогнул, но вновь попытался нанести удар.

- НИКТО НЕ УМРЕТ! – вновь прогремело у него в голове, и тут же перед мысленным его взором прошла череда картин: оружие, что может только бессильно щелкать осечками, громадины эсминцев, танков, у которых работает все, за исключением вооружения, и даже руки, что замирают в миллиметре у лиц, у горла, дрожат и опускаются не находя сил для удара.

- Никто не умрет, - прошептал Ваня, - никто.

Нажал на иконку сохранения, а после – выключил компьютер.

Иллюстрация своя (Ланго)

Автор Волченко П.Н.

Ссылка на начало:

Не умрут... Часть 1

Компьютеры, большие расчетные центры, столы, бумаги, какие-то ломанные линии схем на досках, и еще пропасть непонятного и особенно сейчас не нужного. Все это мелочи, сейчас главное успеть собрать как можно больше информации.

Ланго достал из нагрудного кармана коробку, в чьих недрах хранилась целая россыпь передатчиков дальнего действия и, цепляя их на бока системных блоков, едва ли не бегом пронесся по всей лаборатории. Всё, теперь информация с жестких дисков польется сплошным потоком в память компьютера у него на корабле, а оттуда в разведцентр. Теперь главное успеть отсюда убраться – дело сделано.

Ланго метнулся к двери, ухватился уже за ручку, но вдруг его взгляд упал на стереографический альбом, что лежал при входе. На обложке его виднелись какие-то странные, геометрически и физически неправильные развалины, подобных каким он никогда и нигде не видел. В заглавии альбома значилось: «Результаты раскопок города странников».

Странников? Он просто глазам своим не поверил. Странники – полумфическая раса, что, по каким-то неведомым слухам, была куда древнее чем ксены, а по другим измышлениям так и вовсе выходило, что странники были еще до появления галактики и явились сюда откуда-то из более древних уголков Вселенной.

Ланго, не раздумывая, схватил альбом, сунул его в карман и распахнул дверь лишь для того, чтобы вновь ее захлопнуть. Там, в длинном коридоре, уже стояло человек пять, точно таких же, как и те молниеносцы, которых он убил пару минут назад. Вот только эти были куда как более серьезно настроены и готовы к бою. Только он захлопнул тяжеленную дверь, как по броне металла яростным градом застучали пули.

Ланго развернулся, и, что было сил, припустил к огромному, во всю стену, окну, на ходу стреляя в него из слабосильного, такого смешного по сравнению с пулеметами гатлинга, игломета. Стекло звенело, но не поддавалось. Маленькие трещинки на его поверхности разбегались серебряными нитями и, когда до окна оставалась лишь пара шагов, Ланго, отбросив не нужный игломет в сторону, сгруппировавшись, кинулся телом на испещренное трещинами стекло.

***

Утром Иван Андреевич почему-то не прошел через подземный переход как всегда. Он спустился в многолюдное подземелье, вместе с потоком сделал несколько шагов вперед и остановился. Люди его обтекали с обеих сторон, словно вода камень, а он стоял и смотрел на ларек, через стекла которого светились красотою, блестящим целлофаном и мерцающими лентами бантов, цветы. Он медленно, будто совершая преступление, шагнул к окошку ларька, поднял было руку чтобы постучать в стекло, но остановился.

Зачем он это делает? Что такого приключилось? Зиночка? Да, вчера Зиночка передала ему письмо, по сути не нужное, по факту не важное, но она передала, она почему-то была неловкой и почему-то вдруг так сбежала, и скорые каблучки красивых изящных туфелек ее были куда правдивее чем сама Зина. А может быть ему это только показалось, может быть это он, только он всё так увидел? Конец дня, она хочет домой, у нее уже собрана сумочка, у нее уже подведены глаза и даже компьютер с виноватым пиликаньем аськи выключен, а тут это письмо в лотке – одно, никому не нужное, плевое, несчастное, а она, завтра, получит за него нагоняй. Придет Семен Юрьевич, величавый, громогласный в седой короне волос вокруг драгоценно блестящей плеши, и скажет: «Зинаида Андреевна, что это?!» - и перст его указующий будет вторить своему хозяину, и желтый, но все же ухоженный и покрытый бесцветным лаком, ноготь будет грозить своим зубоскальным блеском…

Да,  именно так, она спешила, а он, старый разведенный дурак с черной самодельной картой во всю стену, с оперой своей космической, все неправильно понял – все именно так. Рука его медленно опустилась, и он уже было хотел развернуться, пойти прочь, к своим цифрам и графикам, когда распахнулось окошко, из него дохнуло теплом и запахами цветущего сада, нежный голос девичий скомканный жеваной жвачкой, протянул:

- Вуы что хотели? – и заключительный чавк блестяще накрашенного рта.

- Я, - Иван Андреевич вдруг внезапно застеснялся, будто его поймали голым в женской бане, - я…

- Вам розы?

- Да! – выдохнул он решительно. – Розы, букет! Красные, - и тут же испуганно, - нет, лучше белые. Вон те.

И его палец  ткнулся в стекло с такой силой, что зазвенело, а палец отозвался тупой болью.

- Тысяча восемьсот.

- А? Что? – только сейчас он вспомнил, что не знает: сколько у него с собою денег. Он заполошно сунул портфель под мышку и зашарил по таким внезапно узким и многочисленным карманом. – Вот, вот, возьмите.

И он протянул этому блестяще жующему рту целый ворох скомканных бумажек.

- Вот тут, должно быть, вот…

И он, все так же неловко, придерживая подмышкой портфель, попытался отсчитать бумажки, но у него все никак не получалось, и вот уже звенят по кафелю тяжелые конфетти блестящих монет, падает измятый, чуть надорванный полтинник, а блестящий рот кривится, все так же жуя и осуждая.

А еще, через несколько секунд, Иван Андреевич уже идет с букетом в руках и портфелем под мышкой, и не понимает – откуда и зачем ему эти три розы в хрустящей оправе прозрачной пленки?

И вот, как всегда, как каждый будний день, навстречу атомоходом шествует он, Вечный Встречный. Его глаза все так же мудры и истовы, его плечи поражают своей широтою, и поступь его сильна, как шаг победоносной армии по землям покоренного врага.

Иван Андреевич, как всегда, услужливо отступил на шаг, но тут же предатель портфель, что юлил скользкими боками под мышкой, вырвался и пал под величавый шаг Вечного Встречного. Тот остановился, посмотрел на виноватую улыбку Ивана Андреевича, и, вдруг, как простой человек, а не бог, нагнулся, поднял портфель, легким хлопком отряхнул с него тлен земного мира, и протянул застывшему Ивану Андреевичу, и сказал:

- Вы уронили, - и голос его был таким же идеальным, как и он весь, таким же не подходящим для всего этого подземного мира: сильный, уверенный, чуть властный, бархатный.

- Да, я. – Иван Андреевич даже не двинулся.

- Возьмите, - Вечный Встречный легко усмехнулся, отчего его лицо стало еще идеальнее, еще мужественнее, хотя куда уже…

- Ах, да, - вздрогнул Иван Андреевич и протянул руки.

И уже после, когда Вечный Встречный шел дальше по подземному переходу, Иван Андреевич удивленно смотрел ему в спину, чувствуя себя так, будто только что сам создатель обратился к нему, сказал ему слова откровения.

Цветы он спрятал в своей тумбочке. Им там было тесно, прозрачная пленка недовольно хрустела, длинные стройные стебли упруго согнулись, будто приседая, и уже после того, как дверь их темницы со скрипом захлопнулась, они всё кричали своим прекрасным яблочно-цветочным ароматом, просились на волю, в вазу, в нежные девичьи руки.

Весь день Иван Андреевич рассуждал, что он может сделать с этим букетом? Куда его теперь девать? А может быть подкинуть, да, именно что подкинуть к дверям кабинета и тихой сапой бежать прочь, нахлобучивая на бегу шапку, запахивая длинные непослушные крылья старого пальто, – прочь, на улицу! Так и решил. И, когда уже был вечер, когда в стенах заводоуправления перестали отзванивать шальные телефоны, а злые пятки каблуков чеканить по зеркальному кафелю, Иван Андреевич, уже в пальто, уже в шапке, уже с портфелем своим неизменным, крался длинным коридором к начальственной двери.

И, когда до цели оставалась лишь пара шагов, когда рука его уже медленно понесла букет к полу, дверь распахнулась и на Ивана Андреевича уставились огромные, глубокие как мир, глаза Зины.

- Иван Андреевич?

- Зина? – глупо удивился он, будто ожидал увидеть не ее, а Наполеона Бонапарта вместе с Кутузовым.

- Вы это мне? – она кивнула на букет, - Какие красивые.

- Да, да, конечно вам, - и он протянул ей букет так, как тянет его первой учительнице первоклассник, - то письмо, оно… Оно очень важно, да, важно для меня, - начал было оправдывать Иван Андреевич, но понял, глупо это все, глупо и несуразно, поэтому закончил просто, - Зиночка, это вам.

- Спасибо.

Она взяла букет из его рук, вдохнула аромат, и то, как затрепетали черные птицы ее ресниц, он понял – ей нравится, она любит розы, и еще… Может быть вчера ему все же не показалось?

***

Корабль, уже приведенный в порядок ремонтными ботами, вошел в подпростраство и вокруг, смотри не смотри через обзорные экраны, простиралась только безграничная и беспросветная темнота. Ланго все еще лежал на мягкой с подогревом кушетке в медотсеке, а заботливый бот, то и дело подкалывающий в него дополнительные дозы обезболивающего,  штопал его, сшивал, замазывал раны гелем, ускорял процесс сращивания костей. Но даже не смотря на все эти неприятности Ланго считал, что ему повезло, повезло дико, до неприличности, так, как не везло никогда и никому. Во первых он удачно выпрыгнул из окна, даже ноги не переломал, и ребра целы остались, только лоб рассекло осколком стекла. Да и упал он не куда попало, как раз на стоянку легких флаеров, там конечно пришлось повозиться с замком пару секунд, но этого времени как раз хватило, чтобы на форсаже рвануть в черное ночное небо перед самым носом молниеносцев. А дальше только успевай пальцы загибать: никем доселе не замеченная его посадочная иглокапсула, взлет без предварительной проработки курса, на одном ручном управлении, две ракеты, едва-едва его не нагнавшие, и последнее, но абсолютно невероятное – уход в подпространство из под целой армады боевых истребителей. И если бы не дикое ускорение при маневрах уклонения, то и цел бы остался, а так – перегрузками наломало.

Бот легко сдернул с Ланго провода, присоски и уйму всяческих датчиков, откатился в свой уголок, и замер там.

- Прием окончен. – сказал Ланго и, тяжело покряхтывая, поднялся с кушетки.

Он медленно, придерживаясь руками за стены, прошагал в капитанскую рубку, уселся в кресло, откинулся на спину. До выхода из подпространства ему ничего не угрожало, тут, как бы этого ни хотелось, не повоюешь. На приборной доске валялся тот самый альбом, что он выкрал из лаборатории. Ланго взял его, пролистал. В принципе, наверное, тут много интересного, вот только для этого надо быть человеком сведущим в должных науках, уметь разбираться в этих непонятных подписях под объемными фотографиями, в формулах и приведенных расчетах. Ланго был далек от всего этого, поэтому ему оставалось только глазеть на фотографии. Глазеть, как выяснилось, особенно было не на что: да, непонятная, неправильная архитектура, да, конструкции выстроенные будто бы специально в противовес всем законам физике, какие-то смазанности, какие-то механизмы, отпечатки и еще уйма чего, но все это было непонятным и, оттого, не интересным. Ланго вздохнул, закрыл альбом и снова кинул его на приборную панель. Пускай с этим делом разбираются аналитики и ученые Нового Порядка, а он, Ланго, свое дело сделал и потому сейчас, с чувством выполненного долга, закроет глаза, устроится поудобнее в кресле, и заснет.

Он так и сделал, вот только заснуть не удалось. Громко зашипел обзорный экран, вспыхнуло изображение и перед Ланго появилось громаднейшее лицо генерала Савко, командующего разведцентром.

- Ланго! – в голосе его прозвучала едва сдерживаемая радость, так, словно говорил не тот бесчувственный, словно целиком выкованный из стали генерал, а какой-то восторженный студент.

- Да! – отчеканил Ланго и поморщился, действие обезболивающего начинало проходить.

- Данные! Это прорыв! Это… - лицо генерала разом посерьезнело, прорезались привычные металлические нотки в голосе, - Наш противник располагал первичными наработками технологии Странников.

- Знаю, - кивнул Ланго и поднял альбом, - вот.

- Хорошо. – генерал чуть растроенно кивнул, видно было, что он рассчитывал на куда как более радостную реакцию. – Разработки находились в финальной стадии, и…

В только что зашитом боку Ланго кольнуло раскаленной иглой и он вздрогнул, сморщился.

- Что с тобой? – генерал Савко нахмурил брови.

- Да так, - просипел Ланго, - зацепило.

- Ясно. – Савко кивнул, - Прибудешь на место, тогда и поговорим. Отдыхай.

Генерал потянулся рукой, чтобы выключить устройство связи, но Ланго остановил его:

- Генерал, подождите.

- Да.

- Скажите, что там было самое важное?

- Город, Ланго, город Странников, сохранившиеся и, - с особенным ударением на «и» сказал генерал, - работающие технологии. Там надо только небольшие восстановительные работы провести и можно пользоваться.

- И что?

- Это победа, - кивнул генерал, и повторил, - это победа, сынок.

***

День был удачный во всех отношениях: с утра Ивану Андреевичу досталось место в автобусе, чего не случалось, наверное, никогда, в подземном переходе Вечный Встречный поздоровался с ним за руку, а Зиночка, милая, чуть полноватая, но оттого не менее притягательная, улыбнулась ему при встрече. Когда же днем Иван Андреевич понес отчетность в кабинет самого Семена Юрьевича, он увидел, что в приемной, на столе рядом с Зиной стоит ваза с его розами. И от этого так у него на душе хорошо стало, так замечательно, что даже строгий взгляд Семена Юрьевича не испугал его, не заставил дрожать коленки, и вышел он из кабинета, словно на крыльях выпорхнул.

- Иван Андреевич, - окликнула его Зиночка.

- Да, - он обернулся и не сдержал счастливой улыбки.

- Вы сегодня какой-то, - она прикусила губку, и сказала уверенно, - какой-то необычный.

И тут же захотелось Ивану Андреевичу как тогда, в студенческие времена, сказать что-нибудь залихватское, что-нибудь особенное, и на руки ее подхватить, или руки ей целовать, и паясничать, и фиглярствовать…

- Да так, отчет сошелся. – сказал он с виноватой улыбкой и вышел вон. А на душе все пело, все звенело и было ему хорошо.

А вечером, когда уже было темно за окном, когда компьютер гудел кулером особенно приятно, будто пел: «домой, пора домой!», Иван Андреевич решился на бестактность, на вопиющую наглость! Он открыл почту, скоренько набил на клавиатуре: «Что вы делаете сегодня вечером?» - и отправил сию хулиганскую околесицу Зиночке.

Ответа ждать пришлось бесконечно долго, он измучил мышку кликами по обновлению почтового ящика, он искусал до нелепости зеленый карандаш, и вот, через почти шесть минут пришел долгожданный ответ. Иван Андреевич замер на секунду и медленно, как студент на экзамене, потянул курсор к письму.

«Простите, я занята».

Ответ был краток, но этого хватило, чтобы весь этот замечательный день разбился на звонкие осколки, на нелепости, на какие то глупые поступки, за которые ему тут же стало стыдно и дико, и даже разговор с Семеном Юрьевичем выглядел теперь в его воспоминаниях не победой, а бесславным, глупейшим поражением, и думал он, что завтра будет ему выговор за улыбку его и за коленки не дрожащие.

Одевался он зло, и пуговица отлетела от пальто, и сказал Иван Андреевич, что так ему и надо, дураку старому, и шагал он по коридорам зло, и портфель мотался из стороны в сторону с трудом не оскверняя содержимым своим блистающую гладь кафеля…

- Иван Андреевич! – голос Зины остановил его, превратил в каменное изваяние. Медленно, будто каменный гость, он обернулся и увидел, как Зиночка скорыми каблучками стучит к нему, как широко глядят ее прекрасные глаза, как розовеют круглые щечки… - Иван Андреевич, - она ухватила его за рукав, и он глянул на тонкие ее пальчики с красным, как кровь, лаком на ухоженных ногтях, - Иван Андреевич, вы меня простите, мне сегодня никак. У меня у мамы день рождения, понимаете?

- У мамы? – Иван Андреевич медленно перевел взгляд с кровавых ногтей на лицо Зины.

- Да! – она кивнула так, что стало ясно: мама – святейший человек и никак, и никогда, и ни за что…

- День рождения?

- Да?

Улыбка медленно и до неприличия широко растянула его губы, и что-то там, внутри, за клеткой ребер, затрепетало, забилось в жарком огне. И так захотелось, так вдруг занетерпелось охватить ее, такую маленькую, своими внезапно большими руками, оторвать от глянца кафеля ее неутомимые каблучки, и закружить под беспристрастными лампами дневного света!

- Замечательно! – сказал он с предыханием, - Это просто замечательно! Зина, поздравьте ее от меня тоже, и, может, я цветы куплю? Тут недалеко, я сейчас сбегаю.

- Не надо, Иван Анд… Вань не нужно, - и у ее губы тоже улыбнулись широко и неприлично, будто признались в любви.

- Тогда… - начал Ваня.

- Может завтра? – тихо спросила Зина.

- Завтра! – едва не засмеялся Ваня, - Завтра, конечно завтра.

- Тогда… - начала Зина.

- Тогда до завтра.

И он едва ли не бегом побежал прочь от Зины, боясь что вот сейчас не выдержит, засмеется как дурак, схватит ее, и будет целовать эти раскрасневшиеся румянцем щеки, будет смотреть в эти доверчивые глаза и будет шептать ей глупости, чистые глупости, потому как сейчас не мог иначе.

Уже дома он немного успокоился, подошел к своей карте, посмотрел на нее, подумал как передвинуть стрелки на карте, прикинул, как втравить непобедимого Ланго в новую авантюру и решительно уселся за компьютер.

Иллюстрация своя (Ланго)

Автор Волченко П.Н.

Карта раскинулась во всю стену. Тут было все: на бархатно черной поверхности, на спиральных витках галактики, удобно разместились разноцветные плямбы планетных систем – значимых планетных систем. Вон большой темно красный кругляк – система Гефеста, там, на планетах, устроился весь промышленный центр Объеденного Альянса.

Там штампуют, клепают, сваривают огромные, многоорудийны крейсеры, собирают на конвейерах юркие глайдеры, боевые истребители «единороги» со скоростной спаренкой зенитки прямо над прозрачным углепластиковым шаром кабины пилота.

А вот это, зеленая плямба, что приютилась в другом рукаве галактики – Афина, планетная система, что полнится научными центрами, лабораториями, институтами, академиями и всем-всем-всем высоколобым. База вселенских знаний - первоисточник новшеств, новых разработок войны и мира. Есть тут и россыпь золотых кругляков – система Ксенов, древнейшей расы, что когда-то давно, много миллионов лет назад, широко и могуче разослала во все стороны великое множество маленьких автономных ракет, что несли в себе семена жизни – капсулы с зеленой слизью, способной выжить почти в любой среде, выжить, а главное, -  эволюционировать.

А вон там, внизу, почти на самом краю галактики, голубой кругляшек – там Земля, колыбель человечества, историческая столица Объединенного Альянса. Красива, безмерно красива карта, вот только множество стрелок на ней: красные – наступающие силы Нового Порядка, и хаотично разбросанные худосочные голубые стрелочки Объединенного Альянса – очень и очень портили вид.

Кажется, что вся галактика охвачена войной и только от золотых кругляков Ксенов не тянется ни единой стрелки – они величавы в своей древней мудрости, они хранят нейтралитет, но это только пока…

Он отошел от карты, вздохнул печально. Великое множество стрелок его малость пугало. Ну да и ничего страшного, не первый день он уже так боится поначалу, а потом, стоит ему только взять и передвинуть одну стрелку по магнитной доске, он втягивается, резко включается интерес и его уже за уши не оттянешь от всех этих перемещений, передвижек, атак и хитроумных отступлений.

- Так, - взял голубую стрелку, надписанную перманентным маркером «2к», - второй крейсерский, куда тебя… А вот сюда. Третий мобильный… А сюда! И этих сюда, ага, - он облизнул губы, потянулся к следующей стрелке. Уже через пару минут карту было не узнать: красные стрелки стекались в единый кулак, в одну дикую, необоримую силу, что  неслась всей своей мощью на верфи Объединенного Альянса – к планетной системе Гефест. Голубые же стрелки чуть упорядочились, образовался тонкий ручеек подкрепления от Земли к Гефесту, остальные голубые стрелки потянулись острыми своими носами к далекой блистающее черной плямбе – там, по последним разведданным, должна была находиться базы Нового Порядка.

Только одна стрелка так и не переместилась, осталась на месте. Красная, тоненькая, но такая бесконечно важная – основная. На ней, всё тем же черным маркером, было написано «Ланго», просто «Ланго» без цифр, без кодировок, без уточнений.

Рука протянулась к этой последней стрелке, замерла на секунду.

- Куда бы тебя… - он задумался, прикидывая и так и этак. Получалось так, что поблизости ничего важного не было, никаких глобальных событий, никаких сил, да и вообще… - Ладно, давай сюда!

И он решительно передвинул стрелку разом на полкарты, к зеленой Афине, к научному центру. После чего победно выдохнул, отступил от карты на шаг и посмотрел на дело рук своих:

- Вот, как-то так. – он потер руки и оглянулся на компьютер. Писать не хотелось, но раскладка на карте сделана, и надо приниматься за задуманное. Он продолжит свою космическую эпопею.

***

Сперва пришел шум, не гром, не звон, а абсолютный, всепоглощающий шум, будто промеж ушей вместо мозгов вставили старый сломанный радиоприемник.

Ланго с трудом разлепил глаза, и шум, этот непроходящий, глушаший даже мысли, казалось наложился на зрение, разрушил его мелкой рябью, кружением, дрожанием, болью… Перед глазами все двоилось, тошнило, мутило. Медленно, словно его рука двигалась через плотную жижу киселя, поднялась, коснулась гудящей головы. Под пальцами было липко и склизко. Он отвел руку, посмотрел – кровь, уже подсыхающая, с черными сгустками - кровь.

Он попытался подняться, движения давались тяжело, руки дрожали, не хотело двигаться ватно-неподатливое тело, ноги медленно сучили по рифленому железу пола. Кое-как поднялся, его шатнуло, и он, едва не упав, привалился к стене.

Что же было? Попытался вспомнить, но воспоминания все никак не могли пробиться через гудящий шум, единственное, что осталось в голове – взрыв… Да, точно, взрыв… Гудящие генераторы защитного поля, дикое, сливающееся в единый вой пиканье радара, и оглушающий взрыв. Да, его тогда бросило на пол, и кто-то кричал рядом. А потом… Потом его кто-то куда то тащил, вокруг бегали люди, шумели команды, выстукивая дикую чечетку, била крупнокалиберная гаусс-зенитка и снова взрыв, его уронили, и пол, железный пол под щекой, странно вибрировал и был, почему-то, обжигающе горячий и мимо, с грохотом, проносились ноги в тяжеленных магнитных ботинках, а потом наступила темнота.

Да, все так и было. Крейсер Объединенного Альянса, внезапно вышедший из подпространства, почти мгновенно поймал их на прицел и закрутилось, завертелось. Они еще пытались совершить гиперпереход, когда за ними вслед, с дикими g-перегрузок, рванула торпеда на ионной тяге.

Но почему корабль остался цел? Почему он – Ланго, сейчас стоит, опираясь о пластиковую стену коридора, почему хоть и мигая, но горит красный аварийный свет и почему корабль не сотрясает новыми взрывами?

Медленно побрел вперед по коридору, туда, где ему казалось должна была быть рубка управления. Идти было тяжело, ноги  не хотели отрываться от пола, магнитные ботинки гремели о рифленое железо, в глазах двоилось и еще этот мигающий красный свет…

Где-то что-то искрило, слышался электрический треск, сильно воняло горелой изоляцией и жареным мясом. Свернув, Ланго увидел раскинувшееся на полу тело: черная кровь в красном свете аварийных фонарей и бледно белое лицо с раззявленной дырой рта. Прямо над мертвецом искрили перебитые провода и на тело гаснущими светляками падали самые жирные, самые яркие искры. А дальше, впереди, зиял провал распахнутого входа – капитанская рубка.

Ланго перешагнул через тело, проковылял в рубку и, на ощупь в темноте, нашарил кресло около пульта, сел. Хоть и болела голова, хоть и тряслись руки, но память, почти рефлекторная, почти мускульная, сама нашла кнопку включения обзорных экранов, мгновенно мигнуло светом и два, из пяти экранов включились. Сразу все стало ясно, стало понятно, почему их не добили, почему их корабль оставили висеть в пустоте космоса. На обзорных экранах черным, бесконечно огромным шаром сконцентрировался абсолютнейший мрак и даже свет звезд, что несся мимо этого пятна беспросветной темноты, сворачивал, изгибался и падал в бездонную,  жадную пасть черной дыры…

Ланго застыл от ужаса и даже шум в голове его стих, все отступило, оставив перед  ним лишь черноту, что всенепременно проглотит и его – Ланго, вместе с кораблем, вместе с трупом в коридоре и с жирными светляками искр – проглотит и не заметит этого. Пальцы зашарили по панели управления: кнопки, рычаги, переключатели, верньеры – он знал, где и что, он, хоть и не верил в это, все же постарался включить двигатели, вывернуть, включить форсаж и вырваться из цепких гравитационных когтей черной дыры. Двигатели не включились, не было удара, рывка сработки от первых струй бешеного пламени из дюз – ничего, тишина. Ланго замер, непонимающе уставился на панель и увидел мелькающий красный огонек – перегрев атомного генератора, он запустится, и может быть даже скоро, через пару тройку часов, но тогда уже будет поздно.

Ланго снова посмотрел на уцелевшие обзорные экраны и ужаснулся. Звезд уже почти не было, только по самому ободку, на уголках экрана, виднелся их белый свет - весь экран затмил непроглядный мрак черной дыры.

Толчок! Он почувствовал, как корабль дрогнул, будто рыба на крючке, сорвался, и снова дрогнул, но в этот раз его уже подсекло крепко, и ускорение, увеличивающееся едва ли не с каждым мгновением, потащило корабль в черноту, вдавило Ланго в кресло так, как никогда не вдавливали стартовые перегрузки. Он бы испугался, он бы наверное кричал от ужаса, если бы на него так сильно не давил его же многократно увеличенный ускорением, вес. И он,вес, все рос и рос, до тех пор, пока не раздавил сознание, не смял мысли, оставив в голове лишь такую же черноту, как и темнота черной дыры, а в следующее мгновение все словно съежилось, уменьшилось и, вдруг, взорвалось, раскрылось мириадами звезд, светом огромной звезды, что выпячивалась жирным округлым боком по левому нижнему углу обзорных экранов, и близкой, в нескольких часах лету, планетой.

Ланго громко выдохнул, не веря своим собственным глазам, уставился на обзорный экран, посмотрел на координаты в углу экрана:

- Афина? Это невозможно!

***

Зазвенел будильник – одиннадцать часов.

Он вздохнул, посмотрел на мерцающий курсор на экране. Ему казалось, что вот только-только разогнался, только в раж вошел и обрубило. Обидно. Но все равно, пора спать, завтра понедельник, а это значит, что завтра на работу, поездка на автобусе среди скучных, толстошубых сограждан, сонный офис, очередь у кофеварки, отчетности, графики, цифры.

Он снова вздохнул, сохранил файл, выключил компьютер, сходил почистить зубы, улегся в холодную двуспальную кровать, оставшуюся с женатых времен, выключил ночник и закрыл глаза.

Утром проснулся за пару мгновений до того, как дешевый китайский будильник заверещал своим особенно противным китайским писком.

Он поднялся с кровати, грустно глянул на карту на стене, вздохнул и поплелся в ванну. Через двадцать минут, выпив едва теплый кислый кофе и закусив его холостяцким бутербродом с двумя кружками копченой колбасы, он уже стоял на остановке. Морозный ветер упорно пробирался за воротник, холодил ноги, и, то и дело, бросал в лицо колючий продрогший снег. Утренние машины были особенно злые, гневно сверкали фарами, взрыкивали движками, харкали черной бензиновой вонью.

Медленно и величаво подкатил к остановке автобус, нахохлившаяся шубная братия неспешным пингвиньим шагом подтянулась к раскрывающимся дверям. В автобусе было холодно, невероятно обширная кондукторша уверенно и беспристрастно проминалась через людские массы.

Из автобуса он вышел измятым, грустным и слегка обруганным какой-то широкой дамой в шубе с хитрым лисьим воротником. Здание заводоуправления высилось темным великаном прямо напротив остановки, только через подземный переход осталось пройти.

Он отчего-то грустно вздохнул, и шагнул вниз по лестнице. В подземном переходе все было как всегда: ларечки, вжавшиеся в стены, вечный нищий с вечной табличкой «Памагите Христа ради» и люди-люди-люди. Почему их всегда так много под землей: когда бы не шел, утром, вечером, днем, наверное даже ночью, тут всегда много людей.

Мимо, раздвигая всех и вся своими мощными плечами, неся волевой подбородок, высоко вскинутым, как копье в приветствии врага, прошествовал Вечный Встречный. Во всяком случае он привык его так называть – Вечный Встречный и никак иначе. Каждое утро, когда он шел на работу в этом подземном переходе, в этой безликой толстошубой толпе, всегда выделялся он – Вечный Встречный. Всегда его скулы были сильны в своей мужественной суровости, всегда его голубые глаза смотрели зорко и смело, всегда он шел так, будто он и только он хозяин этого мира, будто сам Господь Бог спустившийся на землю.

Почтенно уступил дорогу Вечному Встречному, тот же даже не посмотрел в его сторону, впрочем как и всегда.

А потом офис и снова работа, и снова томное, долгое ожидание вечера, когда он снова сможет подойти к своей самодельной настенной карте, и снова будет двигать стрелочки и снова будет придумывать приключения для главного героя своей космической оперы – Ланго.

Уже когда уходил из офиса его поймала за руку секретарша Зиночка, маленькая, пухленькая Зиночка, такая не похожая на стереотипных белокуро длинноногих секретарш, но было в ней что-то такое, какое-то…

- Иван Андреевич, подождите. – он оглянулся на нее с удивлением, встретился с нею взглядом, и тут же, испуганно, отвел глаза.

- Вам письмо пришло, а я забыла, – она протянула ему белый конверт с двумя криво наклеенными и ровно проштампованными марками, - вот.

- Спасибо, - он неловко, взял конверт, едва не выронив из рук перчатки, улыбнулся виновато и повторил, - спасибо.

- Не за что, - Зина улыбнулась, замерла как-то виновато на секунду, потом быстро обернулась и, скоро застучав каблучками по блестящему кафельному полу, крикнула через плечо, - До завтра.

- Да-да, - промямлил Иван, глядя ей в след, и уже совсем тихо, прошептал, - до завтра.

Он посмотрел на письмо, и вдруг заметил, что руки у него тихонечко трясутся, да и сердце стучит быстро-быстро, будто с поводка сорвалось. Он еще раз подумал про Зину, про каблучки, про улыбку эту нечаянную и про это что-то в ней, что тянуло, манило…

Машинально сунул конверт в карман и, позабыв о нем совершенно, пошел домой, где его ждала самодельная карта, цветные стрелки и мигающий курсор на мониторе.

***

Ланго застыл неподвижно. Он знал – масккомбез защитит его от любого сканера, от любого взгляда и температурного анализатора, но от детектора движения он все же уберечь не сможет. Пара закованных в легкие прометализированные доспехи патрульных неспешно шли мимо. Они особенно и не осматривались: шли, о чем то разговаривали, стволы скорострельных миниганов были переброшены через спину, вместо того чтобы находится в их руках, как то предписывала инструкция. У таких патрульных, скорее всего, не то что детекторов движения, у них даже банальных тепловизоров при себе не найдется. Расслабились они тут, война-то она где? Война сейчас у Гефеста, а у них, на Афине, тишь, благодать, ученые да профессора.

Охранники подходили ближе и до Ланго уже стали доноситься слова:

- Знаешь, все сидят, пишут, тишина, а он на меня смотрит. Не, ну представляешь, глаз не оторвет, как будто знает, что у меня горошина с чипом.

- А может у него сканер был?

- Да какой сканер? Ты что? Он же динозавр!

Патрульные уже поравнялись с Ланго, остановились, Ланго задержал дыхание. Один из охранников вытащил из кармана пачку сигарет, достал одну, посмотрел на друга, тот мотнул головой.

- Ну как хочешь, -  легким движением сбил пироколпачок с конца сигареты, затянулся.

- Ну и что дальше то?

- А что дальше? – они снова пошли, - Дальше ничего, смотрел, да и сказал: «Молодой человек, попрошу вас в детекторную камеру» - вот и весь рассказ.

- И что?

- Да всё. Третья пересдача осталась, завалю и амба.

- Ясно.

Голоса их стихали, силуэты растворялись в темноте. Все-таки они тут совсем зажрались, подумал Ланго, в охрану испытательного полигона студентов набирают.

Он бесшумно встал на ноги и, легкой тенью, побежал вперед. Высокие ботинки с частичной антигравитацией скрадывали все звуки, легкая ткань масккомбеза не шуршала и не хлопала на ветру. Единственное, что могло его выдать – это его же дыхание, едва, но все же слышное.

Вход в административное здание перед полигоном оказался закрыт на один единственный магнитный замок, да и тот был беспарольный, а срабатывал от ключа. Ланго едва не рассмеялся, при виде такой вот системы безопасности. Магнитная отмычка, притороченная к поясу, сработала «на ура», дверь без щелчка открылась. Ланго проскользнул в здание, визорные линзы масккомбеза сразу поймали в мигающие красные квадратики камеры наблюдения, услужливо прочертили зеленоватой подсветкой прослеживаемые участки.

Камер, собственно, Ланго не боялся, больше всего опасался он того, что его увидят охранники на ресепшене, но нет. Его не то что не заметили, там и охраны не было. Вот что значит сверхинтеллигентное общество – нация, хотя нет, это уже раса рафинированных интеллектуалов. Они, небось, даже и помыслить не могут о совершении преступления, а если и делают такие поползновения, то только на уровне гипотетических рассуждений. Ланго даже улыбнулся, вспомнив глупый бородатый анекдот, когда математик, в чьей аудитории начался пожар, выскочил в коридор, увидел огнетушитель и доблестно сказав: «Решение есть!» вернулся к своим задачам.

Теперь осталось дело за малым: пробраться на второй этаж, проникнуть в лабораторию в левом крыле здания и порыться во всех данных, что только можно будет найти. Во всяком случае такие распоряжения он получил от разведцентра Нового Порядка, когда сообщил им о своем счастливом переносе сюда, к Афине.

Конечно охрана тут донельзя ленивая, но все же Ланго не решился ехать на лифте, это был бы уже верх наглости. Поэтому он юрко шмыгнул на служебную лестницу и, прыгая разом через три ступеньки, взлетел на второй этаж. Открывать дверь он сразу не стал, для начала тихонечко просунул тоненький щуп с камерой в щель под дверь и уставился на транслируемое через визоры изображения. Спереди было чисто, Ланго медленно повел камеру в другую сторону и вздрогнул. Вот тебе и на, вот тебе и рафинированные интеллектуалы!

Слева от двери, как раз при входе в ту самую лабораторию, куда ему и было нужно, стояло двое охранников в тяжелых боевых комбезах, да еще и опутанные наружной мускулатурой экзоскелетов. То, как они ровно стояли, легко держа наизготовку почти в центнер весом пулеметы гатлинга, говорило о том, что эти-то не станут говорить о проваленных зачетах и не сданных экзаменах. Ребята серьезные, крепкие, а если еще учесть то, что на груди у каждого из них темнеет синий росчерк молнии, знак спецподразделения космической пехоты, то и вовсе становится страшно. Из всего этого следует вывод, что какие бы данные не хранились в этой лаборатории, они разом перевешивали значимость всего этого научного корпуса и прилегающих окрестностей разом.

Ланго быстро втянул щуп обратно, привалился спиной к стене и тут же шепотом надиктовал сообщение на гравипередатчик:

«В охранении обнаружены «молнии», предполагаю, что в корпусе их имеется не менее подразделения»

Ланго нажал кнопку: «отправить» и замер в ожидании. Секунды тянулись бесконечно долго, даже с учетом использования новейшего гравипередатчика такие сообщения до центра шли не менее одной, двух минут, да еще и на ответ столько же, к тому же этот ответ еще и придумать надо. Ланго не верил, что ему просто так разрешат уйти восвояси, сесть в иглокапсулу, что он спрятал в небольшой рощице в нескольких милях отсюда, и улететь обратно на корабль, где до сих пор по коридорам раскиданы трупы экипажа.

За дверью послышалось поскрипывание наружной мускулатуры экзоскелета, легкое позвякивание железа. Может быть один из молниносцев поменял позу, а может быть…

Ланго снова осторожно, на самую малость, просунул щуп в щель, и едва удержался, чтобы не отпрянуть. Прямо за дверью, замерев, и уже вскинув на изготовку пулемет гатлинга, стоял один из стражей, второй же тихо-тихо подходил следом. Надо полагать тот первый давно бы уже нажал на курок, если бы ему не нужно было прикрытие напарника.

Ланго сглотнул насухо, в глотке разом пересохло, осторожно потянул из кобуры бесшумный игломет – оружие слабенькое, сложно поверить, что оно сможет нанести серьезный урон такому тяжеловесному врагу, но это если в открытом, честном бою, а если так. Ланго, ориентируясь по изображению с камеры, приставил игломет к двери, большим пальцем переключил мощность выстрела на максимальную, и нажал на спусковой крючок. Руку ощутимо толкнуло, но звуков почти не было, лишь едва слышное шипение. Вот только молниеносец за дверью вдруг вздрогнул и, если бы не поддержка экзоскелета, то он бы повалился на землю тяжелым мешком. Экзоскелет его удержал, и казалось что даже ничего не случилось, что живой он стоит, но… Напарник был уже близко, еще чуть-чуть и он увидит, заметит, что клонит его друга назад, что гатлинг валится из ослабеших рук…

Что есть сил, Ланго рванулся вперед, распахивая дверь и, на ходу, вдавливая гашетку игломета. Он не знал, на что надеялся: игла только при огромном, невероятном везении могла попасть в незащищенную броней зону, молниеносец лишь при огромном везении мог не успеть нажать на курок своего тяжелого пулемета и все же это случилось. Боец уже вскинул оружие, уже успели тихо загудеть набирающие обороты стволы, но, за мгновение до выстрела, игла нашла слабое место в броне, протиснулась меж стыков твердосплавных пластин нагрудника, и вошла своей острой, отравленной сущностью в грудь, в сердце бывалого вояки. Тот покачнулся, ноги его как то неуклюже подломились и он тяжело повалился на пол.

Ланго перевел дыхание и вновь вздрогнул, когда тихий бипер оповестил о приходе ответа из разведцентра. Появилось сообщение: «Уходите».

- Поздно, - прошептал себе под нос Ланго, - уже поздно.

Тела он трогать не стал, все равно нет  нужды прятать: если есть тут еще кто-то, то, не увидев охрану на положенном месте, он поднимет тревогу точно так же, как если бы увидел трупы. Так что выбирать не приходится, сейчас дело только в скорости.

Ланго метнулся к двери лаборатории, замер на секунду перед замком. Да, тут простой магнитной отмычкой не обойдешься, похоже тут еще и стародавняя, но притом дико надежная механика применяется.

Он быстрыми, давно отработанными движениями прошелся по всему своему арсеналу, скоренько подыскивая комбинацию к кодовому замку, нашел и отключил вспомогательный магнитный контур, после чего, тихо молясь небесам, вставил в замочную скважину автоматическую отмычку, которой он никогда не пользовался. Та зажужжала в его руках, замерла на мгновение, а после вспыхнула на ней малюсенькая зеленая лампочка – ключ подобран. Ланго счастливо вздохнул, быстро провернул ключ и толкнул тяжелую бронированную дверь. Та подалась нехотя, уж слишком сильно давил ее вес на петли. Ланго скоро просочился в лабораторию, прикрыл за собой дверь, не забыв запереть ее изнутри поворотным замком, и включил режим ночного видения. Мгновенная вспышка зеленого света и он увидел все вокруг.