VampiRUS

Корпоративная армия наёмников проигрывает спецподразделению «Черный Дракон», но разрыв небольшой. Я ставлю на разницу менталитетов и, соответственно, на солдат «Черного Дракона», но никогда нельзя быть уверенным до конца, если на кону у одной стороны выполнение задания, а у другой – жизнь. Вся загвоздка в мотивации. А у меня не было мотивации, потому что, когда события происходили, я был внутри их потока. И даже не подозревал, что нахожусь на гребне волны.

Но всякая волна рано или поздно достигает берега, если не гаснет на пути к нему.

Хотелось бы мне проснуться и узнать, что всё происходившее до этого момента – всего лишь бета-версия моей жизни, а с завтрашнего дня релиз полной, доведенной до ума, которую можно будет прожить без багов.

DLC: Минус один (за 12 лет до…)

– Видел эту громадину? – испуганно шепчет Арл, сидящий рядом со мной за бетонной плитой. – Может, давай валить отсюда? Хрен его знает, что там внутри, если периметр так охраняется.

– Мы его всё равно уже пересекли, – возражаю ему, наблюдая за массивной тушей турельного сторожа, которая останавливается, мигая датчиками, водит дулом из стороны в сторону, после чего продолжает прописанный в её электронных мозгах путь. – И, если что, напомню тебе: мы сюда пришли не потому, что у нас свободного времени много.

– Это понятно. Но получить очередь из пулемета в мои планы не входило, – продолжает накручивать себя Арл. – У меня, между прочим, подкожные наушники только наполовину оплачены.

Чудак-человек. Переживает, что не сможет выплатить рассрочку. Даже не пытаюсь навести его на мысль, что наушники некуда будет имплантировать, если отказаться от сегодняшней затеи. Потому что молодчики Йуна доберутся до нас гораздо раньше. Говорю коротко:

– Не ной.

Достаю из сумки робопаука и перевожу рычажок на его спине в положение «вкл». Робот тут же принимается перебирать суставчатыми металлическими лапами, ища поверхность для опоры.

В состоянии покоя, с подобранными под себя конечностями, робот легко умещается на ладони. Непритязательная на вид игрушка, собранная из всего, что было под рукой, начиная с усовершенствованного модуля робота-пылесоса и заканчивая гироскопом от старого мобильника. Несмотря на свой непрезентабельный вид, мой паучок умеет составлять карту окружающего пространства, фиксировать температуру, определять состав воздуха и плотность поверхностей, по которым передвигается. Ну и по мелочи: прятаться, выводить из строя простую электронику направленными импульсами, подпрыгивать на небольшую высоту. Всё это паучок делает неидеально и уж тем более неодновременно. Но если знать, из какого хлама он собран, то результат можно смело назвать удовлетворительным.

– Да ну нафиг. С чего ты взял, что это именно здесь? – глядя на едва слышно цокающего конечностями по бетону паука, вновь начинает причитать Арл.

– Если территорию охраняют, значит, есть что охранять, – объясняю ему, облокачиваясь на стену и активируя десктоп, на который транслируется изображение с камеры робопаука.

– От Йуна можно попытаться спрятаться. Переехать, например, куда-то, а этот, – Арл кивает в сторону уехавшего робота-охранника, – если обнаружит, то всё… Это не игра какая. Тут уровень заново не начнёшь.

– Не начнёшь, – соглашаюсь. – Но так даже лучше.

– Бли-и-и-ин, – не унимается Арл. – Нафиг я с тобой вообще связался? Меня ж предупреждали, что ты отбитый по всему периметру башки.

– По площади.

– Чего?

– Отбитый не по периметру, а по площади, – отвечаю, не отрываясь от десктопа.

Это даже не современный десктоп, а примитивный наладонник. Из той же кучи хлама, которая послужила складом запчастей для паука. На экране рвано сменяются кадры: стена, дверной проём, темнота, основание древнего станка, протянутые по полу кабели.

– Слабенький, – говорю сам себе, цепляю пальцем хлястик меню из верхней части экрана и, уже обращаясь к Арлу: – Посидим здесь, пока паучок шляться будет. Потом сразу всё посмотрим. А то у него мозгов не хватает мультизадачить. Либо ходить, либо картинку передавать.

Задаю алгоритм движения в окошке наладонника и смахиваю пульт управления вверх. Меню послушно скользит за край экрана и снова становится серым хлястиком.

Арл некоторое время молчит, но снова начинает шёпотом задавать вопросы:

– Чего-то стрёмно как-то. А если у этой турели маршрут меняется?

Неопределённо жму плечами.

– Не должен. У него обычные шасси, не гусеничные. А тут, – киваю перед собой, – хлама столько, что не покатаешься.

Земля вокруг буквально завалена кусками труб, обломками бетонных плит, спутанными в узлы (кто только постарался?!) силовыми кабелями, арматурой и мусором помельче: съёжившимися пластиковыми пакетами, потерявшими изначальный цвет, неузнаваемыми обрывками и обломками ещё чего-то, не поддающегося идентификации.

– На кой здесь вообще охрана?

– Блин, Арл, – кладу наладонник рядом, достаю из кармана пистолет, а затем плоскую красную коробочку. – На, возьми две-три штуки. Заколебал ты елозить.

– Стимы?

– Ты, Арл, дурной. Кто ж тебе стимы-то даст? Нахрен ты мне нужен дёрганый? Стабилизаторы там. Станешь чуть собраннее и говном всяким голову забивать не будешь.

– Любые? – спрашивает Арл, разглядывая осколки таблеток.

– Ага, они примерно одинаковые. Поэтому три в самый раз.

Я бы пошёл сюда и сам, но…

* * *

– Крупье свой или серверный?

– Конечно серверный.

На другой ответ я и не рассчитывал, но спросить было нужно. Все недалеко ушедшие от ломов игроки, которые не в теме, обязательно спрашивают.

– Ну ок, – пожимаю плечами, давая понять, что спросил для проформы. На самом деле мне абсолютно без разницы, чьим будет рандомайзер.

С идиотскими вопросами, конечно, тоже не стоит перегибать. Ломоватость не должна выглядеть наигранной для тех, с кем ты сел за стол, это может вызвать некоторые сомнения в том, что ты тот, за кого себя выдаёшь. А сомнения могут привести, например, к тому, что тебя найдут только тогда, когда окрестные крысы сделают твоё тело максимально неузнаваемым.

– Серверный рандомайзер – это гарантия случайного распределения, – объясняет мне усатый худой мужик, которого я мысленно нарекаю итальянцем.

– А в чём отличие от стационарного?

– В том, что мы играем на деньги, – это уже пижон. Модно одетый, гладко выбритый, источающий запах едкого одеколона. Его дерганая мимика наводит на мысли о том, что парень злоупотребляет стимами.

– Не понял, – мотаю я головой. – Мы и раньше на деньги играли. Стационарный ничем не отличается. Платить только зря за серверный.

Итальянец усмехается.

– Чем выше ставки, тем больше искушение подкрутить крупье. Поэтому и существуют серверные.

– А… – делаю выражение лица человека, которому объяснили настолько очевидное, что он должен был бы додуматься сам.

– Ну что, начнём? – спрашивает парень с ирокезом, когда на настенном десктопе высвечивается заставка игры.

Первый расклад я проигрываю. Но не совсем тупо. Я адекватно отражаю несколько атак, после чего перехожу в контратаку, выстраивая свои карты в слишком длинный клин. Защиты на фланговых картах минимум, чем и пользуются Арл с итальянцем. Они разделывают меня всего за семь ходов. Досадливо чертыхаюсь и, поставив свой десктоп в режим ожидания, наблюдаю за схваткой на большом настенном экране, попутно делая выводы.

Итальянец – хитрила. Дожидается, когда кто-то ввяжется в размен, помогает добивать, но в какой-то момент переключается на того, кому помогал. Действенно, но не более двух-трех раскладов. Потом его станут выносить из партии в первую очередь именно из-за этого. Про остальных пока ничего сказать не могу.

* * *

Проходит пятнадцать минут, за которые турельный сторож семь раз проезжает по одному и тому же маршруту. Арл за эти минуты перестаёт задавать вопросы, я успеваю спрятать коробку с таблетками и пистолет в карман, а робопаук возвращается и, подобрав под себя металлические лапы, замирает возле моих ног.

Снова перевожу взгляд на наладонник. Сначала вывожу на экран схему всего помещения – двухмерный план. Ровные прямоугольники вдоль одной из стен, выстроившиеся в несколько рядов, очевидно, какие-то ящики. Большой прямоугольник в торцевой стене – возвышение? Помост? А может быть, наоборот, углубление. Если верить цифровой подписи, скан плана, который Ржавая извлекла из архивов, был сделан почти восемьдесят лет назад.

Впрочем, меня интересует то, что паучок насканировал у противоположной стены. Если другие объекты, обнаруженные и нанесенные им на карту, не соответствуют оригинальным планам строения, то люк находится на одном и том же месте и в файле, который Машка умыкнула из городской архитектурной базы, и на схеме, созданной паучком.

Переключаюсь на видео. Проматываю до того момента, где робопаук обследует именно этот участок. Да, зазоры в полу забиты пылью и мусором, но они есть.

То время принято называть великим цифровым переходом. Звучит глупо, но кто его знает, какие технологии были тогда на самом деле? Возможно, на тот момент перегнать всю документацию с бумажных и магнитных носителей на цифровые действительно являлось техническим прорывом. Некоторые историки уверены, что процесс растянулся не на одно десятилетие. Но вот уж в это верится с трудом.

Я переключаюсь на видео со второй камеры паука, направленной вверх. Отмечаю интересующие меня части картинки и перезапускаю видео заново в другом режиме. Ещё раз отмечаю те же места. И ещё раз. Наладонник долго думает, собирая из фрагментов разного спектра одно целое, и в указанных мной местах начинают явственно просматриваться датчики. Не то чтобы их прятали – вполне закономерное расположение, но нужно было убедиться.

За то время, которое я трачу на изучение видео, турельник ещё трижды появляется на маршруте, каждый раз останавливаясь на одном и том же месте, чтобы повертеть башней.

* * *

Второй расклад я тоже проигрываю, вылетая из партии самым первым, и снова чертыхаюсь. Но в этот раз не ставлю на паузу свою доску, а бросаю её на стол – естественный жест расстроенного игрока. Машка Ржавая долго отлаживала монт-программу, обучая её реагировать на сгибы десктопа в определенных местах. А я долго тренировался, раз за разом швыряя десктоп, чтобы он, ударившись о стол, сворачивался именно так, как это нужно для активации монта.

Итальянец усмехается и, отпивая из своего стакана, продолжает игру. Я снова смотрю на настенник, изображая заинтересованность, а на самом деле мысленно прокручиваю в голове действия монта.

Вот сейчас программа находит сеть и начинает подбирать пароль к доскам игроков.

На большом экране карты Арла, объединившись с картами парня с ирокезом, как я и предполагал, начинают разносить итальянца в пух и прах. Они срисовали его с первой раздачи.

Монт умный настолько, насколько может быть умной программа, которую отлаживала Ржавая. Сейчас он уже наверняка перезаливается на чью-то доску, чтобы с неё найти лазейку в начинке настенного десктопа, потому что именно настенная доска завязана на сервер, отвечающий за компоновку карточных значений в начале партии.

Ирокез и Арл одну за другой вышибают карты молчаливого мужичка, сидящего напротив меня в дальнем углу помещения, переключаются на оставшегося пижона, и тут вдруг ирокез концентрирует свои силы на Арле. У того не остаётся выбора, кроме как добивать пижона, стараясь набрать по максимуму, потому что Арл понимает: начни он перегруппировывать карты, не получит и этого.

Если Ржавая не ошиблась, то монт-программа сейчас уже в боевой стойке в ожидании завершения партии. И как только на всех досках, включая настенную, появится заставка подготовки к раздаче, монт откинет серверного крупье, заменив его, после чего мои и Арла позиции на момент раздачи будут гарантировано сбалансированы. Нам не придётся тратить ходы на перекомпоновку снаряжения карт, и за четыре оставшихся захода мы вернем своё и заберем чужое.

* * *

То, что территория охраняется турельником, ожидаемо. Заброшка заброшкой, но это не муниципалитет, это корпа. У них другой подход к своей собственности.

– Значит, смотри, – объясняю я Арлу, – я не знаю, рабочие датчики там стоят или нет. Может быть, это ещё с довоенных времен, когда помещения были складами. Но будь добр идти за мной след в след. Усёк?

– Ага, – кивает он.

– Сейчас ждём, когда проедет турельник и бегом через площадку вон за ту кучу железа, – я киваю на унылый остов бывшего когда-то тентованным грузовика. – Там остановимся и переждём. Турели ездят стабильно, и мы вроде бы успеваем, но лучше перестраховаться.

– Ага, – снова кивает Арл.

Сторож уже в который раз появляется на привычном маршруте, привычно замирает, привычно вертит турелью и привычно скрывается за зданием.

Подбираю паука и командую:

– Пошли.

Пригнувшись, пересекаем открытое пространство, обходя или перешагивая валяющийся под ногами хлам. Прячемся за остовом машины в ожидании очередного захода напичканного электроникой сторожа.

– Слушай, Бакс, а «кусака» – это больно? – вдруг спрашивает Арл, крутя пальцем возле своей щеки, будто повторяя контуры моего ожога.

– Нет, блин, щекотно.

* * *

Я вижу, как заставка на настенной доске на одно короткое мгновение немного смещается вправо и тут же становится на место. Если не знать, что это должно произойти, то и не заметишь. Я – знаю. Поэтому замечаю. Это значит, что монтировка со своей задачей справилась. Теперь моя очередь справляться.

Карты занимают места в ячейках. Итальянец начинает перегруппировываться. Ну что ж, начнем с него. Однако начать я не успеваю – парень с ирокезом подскакивает со своего места, бьёт Арла в висок, от чего тот слетает с кресла и падает на пол.

– Я хуею с этой наглости! – восклицает ирокез, торопливо доставая из внутреннего кармана жилетки револьвер. – Эти клоуны пытались нас поиметь на нашей же территории! – кричит он и направляет револьвер на меня.

– Надо же! – ухмыляется итальянец, мгновенно оказываясь рядом и прижимая невесть откуда взявшуюся «кусаку» к моей щеке. – Не подскажешь, почему я не удивлён?

Если шокер в его руке вывернут на максимум, то разряд сделает мои мозги слегка непригодными для восприятия реальности, и в лучшем случае я мгновенно сдохну, в худшем – буду ходить под себя, улыбаясь каждый раз, когда это делаю.

Ирокез подходит к десктопу на стене, отдаёт несколько команд, и игровое поле сменяется топологией созданной нами сети, а я понимаю, что продолжать строить из себя лома бессмысленно.

В левой части доски светятся логи, наглядно показывающие, что, когда, через кого: в логах до сотой доли секунды расписано, когда монт перебрался с моей доски на десктоп итальянца, когда сливался на настенник, видно и когда он заменял собой серверного крупье. Отдельной колонкой светятся данные о том, как монт компоновал карты.

– Вы, бля, видели? Я хренею от такой наглости!

Чёрт. Ирокез, оказывается, их спец по сетям. И пока я самонадеянно запускал монт-программу в эту маленькую сеть, он не только играл, но и мониторил ситуацию.

– На. Хрена? – интересуется ирокез, делая шаг к лежащему на полу Арлу и пиная его. – На. Хрена? На. Хрена? На. Хрена?

Каждое «на» и каждое «хрена» сопровождается ударом. Арл не сразу догадывается свернуться в позу эмбриона, поэтому два или три раза носок ботинка врезается парню в лицо. А я не нахожу ничего лучше, чем сказать:

– Это моя тема. Он не в курсе.

Щёку обжигает разряд. Перед глазами яркими брызгами во все стороны разлетаются цветные пятна.

– Тебя не спрашивали, – говорит итальянец.

– Но он действительно...

Ещё один разряд не даёт мне закончить. Пока я мотаю головой, приходя в себя, итальянец подкручивает регулятор мощности, ещё раз подносит «кусаку» к моей щеке, нажимает на кнопку и держит, как мне кажется, бесконечно долго до тех пор, пока я не начинаю кричать во всю глотку. Только тогда итальянец отключает «кусаку» и повторяет ещё раз:

– Тебя не спрашивали.

Я киваю, чувствуя, как печёт правую щёку чуть ближе к виску.

Ирокез хватает Арла за шиворот и тащит через всё помещение к креслу, в котором сижу я.

Сидевший тихо в углу комнаты шестой игрок встаёт и подходит к нам. Это Йун Бо – дирижёр криминальной среды восточного сити. О том, как он появился в наших краях и занял своё место в преступном мире, ходит много историй. Каждая из них приукрашена, но во всех есть кое-что общее – жестокость и бескомпромиссность, с которой он вёдет свои дела.

– Ты же знал, куда шёл, – говорит Йун утвердительно.

Я молчу, глядя ему в глаза.

– Знал, но не отказался от затеи, – добавляет он.

Равнодушный взгляд скользит по мне несколько мгновений, а затем кулак его бионического протеза впечатывается мне в нос, озаряя мир вспышкой света под хруст кости.

– Ты же понимаешь, чем это закончится? – спрашивает меня якудза восточного сити, разглядывая механическую кисть, сжатую в кулак.

Я понимаю. Но не спешу это подтверждать.

Из костяшек бионического протеза выдвигаются шипы. Я успеваю подумать лишь о том, что даже таких коротких хватит, чтобы Улле-Медуза не справилась с результатом их работы, когда украшенный шипами кулак врезается в мою левую скулу, разрывая кожу. А потом ещё раз.

– Гостю не подобает вести себя так, – его голос звучит, словно мою голову обмотали несколькими слоями войлока. – Ты же знаешь, что бывает с теми, кто пренебрегает гостеприимством?

– Давай без нравоучений и риторических вопросов, – говорю я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Учить жизни того, у кого собираешься её отобрать, как-то тупо, не находишь?

Йун изучает моё разбитое лицо, а я уже понимаю, что ему от меня что-то надо. Всё логично. История игр пестрит примерами того, что делают с мошенниками, если уличают в жульничестве. В живых таких остается очень мало. И раз тебя не спешат убить, значит, дело не в том, что ты смошенничал.

– После игры ты мог бы получить работу, – говорит Йун.

– Я ни на кого не работаю.

Йун усмехается.

– Мистер Амберс так не считает, Плешивый Сэм так не считает. И ещё два десятка человек так не считают, – ухмыляется Йун Бо.

Он даже знает, с кем у меня дела. Вон оно что. Это не я закидывал удочку в поисках жирных игроков, это он обставил всё так, чтобы меня, в конце концов, привели к нему. Игра за игрой, ставка за ставкой, компания за компанией.

– С Амберсом и остальными я сотрудничаю, а не работаю на них.

– А в чём разница?

Интересно, Йун продолжает поддерживать диалог для того, чтобы насладиться моим положением, или ему действительно любопытно? Отвечая на его вопрос, я пробую перехватить инициативу.

– В том, что при сотрудничестве обе стороны прилагают усилия, а работа подразумевает, что кто-то делает дело, пока кто-то сидит сложа руки, потому что платит.

– Ты такой борзый потому, что понимаешь, что терять нечего?

– Нет, я таким родился.

Якудза возвращается к столу и наливает виски в два стакана. Протягивает один из них мне. Я беру стакан в руку.

– Это хорошо, что ты не трус, – сообщает Йун Бо. – У меня есть дело, которое тебе придётся сделать. Потому что ты же помнишь, в чём проблема жульничающих в игры?

– В том, что нельзя попадаться, – буркаю я и делаю глоток.

Алкоголь обжигает развороченную губу, и я прижимаю к ней рукав. Биопротез, оснащенный шипами – атавизм какой-то из фильмов прошлого века, но вот, поди ж ты, как раз в тему пришёлся. Запоздало шевелю нижней челюстью. Левая половина лица ощущает себя так, будто ею прошлись по свернутой в моток колючей проволоке, сломанный нос пульсирует.

– В том, что иногда им приходится работать на тех, кто сидит сложа руки, – поправляет меня якудза.

– Понятно, – киваю я. – Можно без дальнейших предисловий.

Йун достаёт из кармана системный узел и бросает мне на колени.

– Здесь всё, что я знаю, – сообщает он. – А даже если и не всё, то у тебя есть выход на тех, кто соберет недостающие части пазла. Мне нужна база данных этого проекта. Как и где ты её найдёшь, меня не интересует.

* * *

Датчики под потолком оказываются дохлыми, поэтому внутри помещения, бывшего когда-то цехом, мы идём, не пытаясь прятаться. Люк, как ни странно, поддаётся с первой попытки. Я свечу вниз. Глубина колодца – метров семь-восемь. Спускаюсь первым. И пока Арл переставляет ноги по лестнице, вожу лучом фонаря, оглядывая помещение.

– Здесь? – спрашивает меня Арл, спустившись.

Луч выхватывает какие-то конструкции, терминалы непонятного предназначения, роботизированную линию странного конвейера.

– По схемам – здесь, – отвечаю, начиная шагать вдоль покрытой белёсым налётом стены, а Арл двигается в противоположную сторону.

Он несколько раз чертыхается, обо что-то спотыкаясь. Хлама здесь поменьше, чем наверху, но тоже достаточно.

Хорошо всё-таки, что Машка подсуетилась. С тем информационным мусором, который мне вручил Йун Бо, я бы точно выбрал вариант побега из сити. Говорят, что за пределами сити тоже живут люди. Плюс Китай. Скорее всего, я бы так далеко не забрался, но всё же…

Перешерстить все помещения завода не так-то просто. Да ещё и турельник этот. Наверняка ж не один. Информация от Ржавой тоже обрывочная. Но сложив то, что она смогла найти, и то, что дал мне этот якудза, можно понять общую картину и наметить план действий.

– Бакс! – зовет Арл. – Кажется, оно.

Подхожу и вижу простенькую дверь с кодовым замком, не сенсорным, но работающим от электричества.

– Похоже, – соглашаюсь я.

– Только как мы её открывать будем? – спрашивает напарник.

– Руками, – говорю я, снимая со спины рюкзак. – Я читал про такой тип дверей. К каждому замку подведено питание. Видишь, панель не на самой двери, а сбоку?

– И?

– Под панелью механизм, выдвигающий в пазы двери несколько металлических штырей. Обычно три, – объясняю Арлу, доставая батарею. – Нам нужно только раздолбать стену, чтобы подцепить аккумулятор к проводам, и снять переднюю панель, чтобы дать доступ пауку, а он займется подбором пароля.

* * *

– Что с твоим лицом? – испуганно спрашивает Машка Ржавая, разглядывая меня.

– Мне из него сделали рожу за вот это, – протягиваю ей системный узел.

– И чего здесь? – спрашивает Ржавая, вертя его в руках.

– У тебя хотел спросить.

– О как. А подробности будут? Потому что, глядя на твою рожу, я предполагаю, что доставал ты его с боем.

– Наоборот. Мне делали рожу из лица, чтобы я его взял.

– Теперь я тем более жажду подробностей.

Я рассказываю ей, как спалился с монтом и во что всё это вылилось. А Машка слушает, изучая содержимое узла.

– В этом твоя проблема, – говорит Ржавая, – ты никогда не рассказываешь подробностей. Я могла бы учесть некоторые нюансы, если бы ты объяснил, для чего именно нужен монт.

– Для некоторых подробностей невозможно подобрать удобный момент.

– Может, ты его просто постоянно проёбываешь? – саркастично спрашивает Машка.

– Случилось то, что случилось, – отмахиваюсь я. – Ты мне лучше скажи, чего там?

Я киваю на лежащую у Ржавой на коленях доску. Очень старая, не чета моей основной. Как она умудряется на таком старье работать? Если выкрутимся – куплю ей чего-то поприличнее в знак благодарности.

– Законсервированный проект. Данных мало, но из тех, что есть, можно утверждать: речь идёт о сращивании железа с нервными окончаниями.

– Бионейромеханика – наше всё?

– Может, и бионейромеханика, – задумчиво отвечает Маша, продолжая листать-вращать-перекладывать содержимое системного узла.

– А смысл? Не думаю, что данные какой-то законсервированной лаборатории могут быть полезными спустя столько десятилетий.

– Зачем-то ж Йуну Бо это понадобилось. А он не такой человек, который будет делать что-то просто так. Даже если делает это чужими руками.

* * *

Пока паук скрипит своими электронными мозгами, выясняя количество символов в комбинации и их последовательность, Арл опять начинает разговаривать не по делу. Волнуется и таким образом пытается отвлечь самого себя.

– Слушай, Бакс, а как думаешь, чипы эти, которые в кисть вживлять собираются, безопасны?

– Не знаю. Это, вон, лучше у Ржавой спросить или у Улле. А еще лучше у обеих: одна понимает в бионейромеханике, вторая – в программном обеспечении.

– А то я чего-то сомневаюсь, что всё это ради безусловки затевается. Там же наверняка какой-нибудь трекер, какие-то механизмы обратной связи.

– Понимаешь... – я пытаюсь подобрать слова. – У любого события всегда две стороны. Просто мы зачастую стоим с той, которая нужна тем, кто нам это событие показывает. В целом, удобный инструмент контроля и управления. Но подумай сам, что скрывать большинству?

– Мне было бы неприятно осознавать, что в любой момент кто-то там, – Арл показывает вверх, – может узнать о тебе всё. Или перекрыть доступ к твоим же деньгам.

– Ну, так логично: если они дали, значит, они могут и отнять. Господи, Арл, да большинству насрать, узнают ли о них что-то, и это самое большинство с радостью предоставит о себе все данные в обмен на регулярную прикормку от государства. Да и государству по большому счету насрать на то, чем занимается обыватель. Поэтому чипирование неизбежно.

– Почему?

– Потому что дураков развелось слишком много.

* * *

– Короче говоря, большая часть информации на уровне слухов и городских легенд, – подсаживается ко мне Ржавая, поворачивая десктоп так, чтобы я его видел. – Проект назывался «Telencephalon», и изучали там аспекты передачи сигналов из мозга в железо и наоборот. Вот здесь пишут, – Машка выводит на передний план один из документов, – что он работал и в период обмена ядерными любезностями и после. Почему и кем был законсервирован – неизвестно. Где находился – неизвестно.

– А чем занимались-то?

– Погоди, до этого тоже доберемся, – отмахивается Ржавая. – Так вот. Всё те же слухи утверждают, что там ставили эксперименты на людях.

– В смысле?

– В разных смыслах. Одна история рассказывает, что туда набирали добровольцев, другая – что приговорённых к смертной казни. По разным домыслам и предположениям, там даже инопланетяне замешаны.

– Серьёзно? – я даже не сразу понимаю, что Маша говорит с иронией.

– Нет пределов человеческому воображению, – пожимает она плечами. – А там, где это можно уточнить, защита слишком серьёзная для того, чтобы забраться без подготовки и не спалиться. Спектр предположений широк, но большая часть из них сводится к тому, что там пытались вывести или солдат будущего, или компьютер будущего, или вирус будущего.

– Где искать?

– Данные такие же противоречивые, как и предположения о том, чем этот проект занимался, но, кажется, я знаю, где.

На экране доски появляется карта сити, которую Маша пролистывает в южную часть, после чего увеличивает и тыкает пальцем.

– Здесь.

– Это же старый завод, который после войны был складом. А почему там?

– А где ещё в сити можно спрятать целый научный отдел или лабораторию, если то, чем они занимаются, немножко не соответствует нормам этики и морали? – отвечает она вопросом на вопрос. – Очень давно это была окраина города, но после войны город стал разрастаться и, превращаясь в сити, поглотил территорию завода. А буквально пару дней назад зашевелилась «Кристалис» и выкупила его.

– И это причина утверждать…

– Причина утверждать – Йун Бо, – перебивает меня Маша. – Йун Бо, как кривое зеркало «Кристалис»: то ли амбиции, то ли комплексы, то ли далеко идущие планы. Не стоит сбрасывать со счетов и то, что у него наверняка есть свои люди в корпе. Сложив два и два, можно предположить, что это в очередной раз связано. «Кристалис» также интересуется наработками «Telencephalon».

– А это ты откуда знаешь?

– Я, что ль, зря по паутине шуршала всё это время? – отвечает Маша вопросом на вопрос. – «Кристалис» выкупила это место, не афишируя сделку, и на днях приступает к, так сказать, освоению территории.

* * *

Паучок мигает зеленым диодом, сигнализируя, что дверь разблокирована. Я отключаю его, прячу в рюкзак. Открываю дверь и подпираю её какой-то стойкой, валявшейся рядом, отсоединяю аккумулятор и прячу его в рюкзак.

– Ну что, идем дальше?

– Ага, – кивает Арл.

И мы входим внутрь, видя бледное свечение у стены.

– Глянь, включено что-то, – опять накручивает себя Арл. – Может, они её уже нашли раньше нас? Блин, пойдём отсюда, а?

– Погоди, – обрываю я Арла и осторожно иду к источнику свечения. Парень послушно замолкает и следует за мной.

То, что я вижу, поражает меня. Арла, судя по всему, тоже, потому что он выдаёт что-то невнятное и принимается блевать. А я стою и зачарованно смотрю на светящуюся колбу около метра в диаметре и чуть больше моего роста в высоту. Это от неё исходит мертвенно-зеленый свет. Колба опоясана несколькими металлическими кольцами, на каждом из которых расположены датчики, и стоит на постаменте, являющем собой нечто вроде пульта управления с дисплеем. И пульт управления этот включён – дисплей светится.

следующая часть

АТ - https://author.today/work/320739
ВК - https://vk.com/nokidtales
ТГ - https://t.me/Nokidtaler

– Маша, ну какая разница?! – возразил Иван.

Девушка вздохнула, но предпочла не объяснять разницу. Она принялась увещевать здоровяка, объясняя тому, что он, видимо, немногим ранее, чем Бурундуков здесь очутился, сделал не так.

– Надо ж было сначала вежливо попросить, послы всё-таки, заморские.

– А я и попросил, – пожал плечами парень.

– Шкандыббен битте нахрен с берега? – передразнила Ваню Маша, и тут же добавила: – Цитаты не считаются.

– Ну дык, – пожал плечами тот, – я ж в ихнем наречии не силён. Как умел, так попросил.

Фея грустно вздохнула и села на пенёк, бормоча себе под нос:

– Вот что за человек, а? Ну подглядывали за купающимися девками, так чего ж их теперь, убивать? А какой в здравом уме половозрелый мужик не стал бы подглядывать? Подойди, скажи, что, мол, нельзя так, что, мол, не принято. Отойдите, господа хорошие, от камышей и прекратите на девчонок глазеть. И если уж не пойдут, тогда санкции применять физические. Так нет же, сразу с козырей зашёл… О, гля, айтишник! – наконец заметила феечка Бурундукова. – Ты-то тут какого квадратного корня, – она перевела взгляд на руки парня, в которых тот сжимал флягу, всплеснула ладонями и выругалась, заменив нецензурщину цифрами: – итить твою трижды семь!

– Двадцать один, – рефлекторно ответил Бурундуков, вертя головой. – Не такая какая-то реальность…

– Я, что ли, фляжки перепутала? – не похвалив айтишника за правильный ответ, спросила она сама себя, – Точно, перепутала! – а потом, обращаясь к бугаю, поинтересовалась: – Вань, а ты не в курсе, тупизна заразная?

– Заразная? – не понял тот.

– Ну, по воздуху передаётся?

– По воздуху?

– Ну да, как вирус гриппа, например.

– Гриппа?

Фея тяжело вздохнув, спросила:

– Ты будешь на каждое моё объяснение уточняющий вопрос задавать?

– Уточняющий?

– Та твою ж двенадцать в кубе! – беззлобно выругалась феечка, проворно вырвав флягу из рук Бурундукова и спрятав её в походную сумку.

– Тысяча семьсот двадцать восемь, – услужливо подсказал Бурундуков.

Феечка перевела взгляд с Вани на Мишу, тяжело вздохнула и спросила, уже ни к кому не обращаясь:

– Они в этой реальности все, что ли, тупеют?

Бурундуков, переводивший взгляд с Вани на Машу на протяжении их странного диалога, наконец, спросил:

– А я, это… где? – спросил он, обводя взглядом берег речки и заросли камыша, из-за которых доносился веселый визг купающихся дворовых девок.

– Не провоцируй отвечать тебе в рифму.

– Ты чего злая-то такая?

– А она аскезу взяла, матерно не ругаться и от этого злится, – пояснил Ваня.

– Ага, – кивнул Бурундуков. – От того, что злится, ей матом ругаться хочется, а ругаться нельзя и от этого она ещё больше злится? Прям инфинити лооп какой-то, – сочувственно вздохнул он.

Теперь пришла пора феечки недоумевать:

– Чего? – спросила она, округлив глаза.

– Бесконечная ссылка, – как умел, пояснил Бурундуков.

– В Сибирь? – тут же встрял в разговор Ваня.

– На саму себя.

– Что на саму себя?

– Ссылка, которая ведет на саму себя.

Ваня наморщил лоб, закусил губу, шумно втянул носом воздух, и также шумно выдохнул, не разжимая прикусивших губу зубов, всем своим видом показывая, что мыслительный процесс в его голове в данный момент не идёт и даже не ползёт, а лежит в направлении попытки понять. Видя отображаемые на лице Ивана страдания, Бурундуков попытался исправить положение:

– Циклический редирект, – пояснил он.

– Молодец, – похвалила фея Бурундукова. – Только на кой косинус ты это всё объясняешь человеку, который из иностранных языков только «Шкандыббен битте нахрен» знает?

– Ты же, вроде бы, не ругаешься, – заметил Бурундуков.

– Я стараюсь не ругаться, – объяснила феечка, делая ударение на слове «стараюсь». – И вообще, это была цитата. Цитаты не считаются!

Бурундуков кивнул, соглашаясь с аргументом, и задал вопрос, тревожащий его с того самого момента, как он открыл глаза:

– Это виртуальная реальность?

– А ты где-нибудь видел виртуальную реальность, к которой через фляжку подключаются?

– Ну, если алкашей в расчёт не брать, – задумчиво проговорил Миша, – то, наверное, нет.

– Это что-то типа сказки, только не совсем сказочной, – продолжила объяснять Маша. – При определённых условиях можно попасть из того мира в этот и наоборот.

– Ага, – кивнул Миша, давая понять, что следит за нитью объяснений и готов слушать дальше.

– Ну вот ты и попал, – неожиданно закончила не успевшую начаться лекцию Маша, но тут же дополнила: – В сказку.

– Спасибо за увлекательную историю, – буркнул Бурундуков, – жаль, что она оказалась такой короткой.

– Для тех, кто любит подлиннее, «Война и мир» есть. А у нас здесь, если что-то и происходит, то не так, как запланировано, и зачастую выглядит как бардак без морали, – немного подумав, она всё-таки поправила сама себя: – Ну, или с моралью. В зависимости от степени эрудированности стороннего наблюдателя.

– Про бардак я понял ещё тогда, когда вы ко мне в серверную ввалились.

– Ой… кабинет твой, – прикрыла рот ладонью феечка. – Я даже не спросила. Извини. Мы так быстро сбежали, потому что надо было свои вопросики порешать.

– Какие? – спросил на свою голову Бурундуков, и получил в ответ попахивающую сюрреалистическим абсурдом историю об адском приключении, которую фея и Ваня рассказывали в красках, перебивая друг друга на протяжении часа, если не больше.

Бурундуков внимательно слушал, время от времени кивая, а когда история закончилась, поинтересовался:

– А пожрать у вас есть чего?

И пока фея вспоминала заклинание, сотворяющее обеденный стол вместе с полноценным обедом, Ваня засунул руку в котомку, достал оттуда яблоко и протянул Мише Бурундукову со словами:

– Только много не ешь.

Бурундуков сказал:

– Ага, – и в три укуса схрумкал яблоко вместе с косточками, оставив от него один только хвостик.

Поздно понявшая, какое именно яблоко дал Бурундукову Ваня, фея открыла рот, чтобы матерно выругаться, но вовремя вспомнила о данном самой себе обещании и выразилась чуть мягче:

– Синус тебе в косинус!

– Чего ругаешься? – нахмурился Ваня.

– Яблочки из Кащеева сада?

– А… – растерялся Иван. – Ну да.

– Господи, ну какой же ты, Ваня, всё-таки дурак.

– Нормальный я, – возразил тот. – И вообще, хватит мою фамилию как ругательство произносить. Мне, может быть, обидно.

– Уводи эту жертву обстоятельств отсюда, – толкнула феечка Бурундукова к Ивану, – пока он девок в реке не увидел! Не хватало ещё…

Чего не хватало, Маша сказать не успела, потому что где-то в реке раздался всплеск, вслед за которым последовал задорный девичий визг и Бурундуков, вырвавшись из Ваниных рук, рванулся сквозь камыши в воду, напевая:

– Я одинокий бродяга, любви Казанова…

Впрочем, догнал его Иван быстрее, чем Бурундуков успел скинуть портки и, рассекая камыши, побежать к купающимся девкам. Маша даже не успела попросить Ваню, чтобы тот был поаккуратнее. Парень просто легонько тюкнул Бурундукова по макушке и горе-айтишник обмяк, закатив глаза.

– Кто такой Казанова? – спросил Иван, подтаскивая за шиворот бессознательное тело к тому месту, где они сидели до того, как заключённая в яблочке сила начала влиять на Бурундукова.

– Ваня, у тебя мозги есть? – вместо ответа спросила фея.

– Должны быть, – неуверенно пожал плечами Иван.

– На кой чёрт ты вообще яблочки из сада Кащея таскаешь с собой?

– На всякий случай.

– На какой?

– Ну, мало ли. Вдруг пригодится.

– А почему тогда наковальню и тарелку винегрета с собой не носишь?

– Зачем? – удивился Иван.

– Мало ли, вдруг пригодится, – передразнивая интонации Ваньки предположила фея.

– Ну, допустим, наковальня может и пригодится, её в кого-то швырнуть можно, чтоб не убежал, или подпереть что-то, чтоб не падало, это понятно, – согласился Ванька, – но винегрет-то зачем?

– Если бы мне каждый раз давали по монетке, когда я тяжело вздыхаю после тупых вопросов, – тяжело вздохнула фея, – то у меня бы к этому моменту было бы очень и очень много монеток, а прямо сейчас добавилась бы ещё одна, – фея вздохнула ещё раз, и добавила: – Даже две.

Ваня закинул бессознательного Бурундукова на плечо и сказал:

– Прав Бурундуков, скушать бы чего-нибудь не помешало. Пойдём в замок, что ль?

***

Они уже отобедали и разливали по чашкам чай, когда с заднего двора стали доноситься голоса Горыныча.

– Окстись, болезный! – кричала одна голова.

– Дурень, ты ж так убьёшься, – переживала другая.

– Поклади топор на место, малохольный! – советовала третья. – Ты ж если им так махать будешь, до ужина ж не доживёшь.

– Я не голодный, – верещал в ответ голос Бурундукова.

– Да ты и сытый до ужина не доживёшь, – увещевала одна голова.

– Ты ж даже если сытый будешь, от ужина отказаться не сможешь, потому что не доживёшь до ужина! – втолковывала вторая.

– Попей отвара ромашкового, он успокаивает, – рекомендовала третья.

– Сам пей свои ромашки заварные! – возражал Бурундуков.

– Взмок же весь! дышишь же тяжело!

– Сейчас ветерком обдует, как пить дать простынешь.

– Да аккуратнее, с топором-то! Шкура-то не казённая! Поцарапаешь, я тебя как жабу на пруду через соломинку надую.

После каждой фразы что-то звенело, будто металлом ударяли о металл – «дзынь», «клянг», «донг».

– Надо его остановить, что ль, – предположил Ваня, делая глоток из маленькой фарфоровой чашечки. – Пришибёт же его Горыныч.

– Не пришибёт, – заверила фея.

– Какой Горыныч и какой Бурундуков, – подняв руку, не занятую чашкой, вверх, а потом, опустив ладонь почти до пола, показал Ваня.

– Горыныч спокойный, Горынычу новую бочку настоя ромашкового только-только открыли, – объяснила феечка. – Слышишь, раз за разом Бурундукову предлагает? Поэтому я думаю, не пришибёт.

– Пойду всё-таки проверю, – с сомнением сказал Иван Дурак, ставя чашку на стол и вставая со стула.

Пока Ваня спустился по ступенькам, пока обошёл замок, времени прошло не так уж и много, но вполне достаточно для того, чтобы застать Горыныча, вылизывающего чешую на лапах, и торчащие из бочки с ромашковым настоем ноги Бурундукова.

– Утомил, ей-богу утомил, – бормотала левая голова, время от времени отрываясь от полировки. – Просил же, как человека: охолонь, не суетись, одумайся, так нет же…

– Горыныч, ну вот на кой ты чёрт его так?

– Как? – наблюдая за левой, спросила средняя голова. – Головой в бочку?

– Так мы ему предлагали по собственной воле ромашкового отвара попить, он отказался, – подхватила правая. – А на кой нам тут под боком буйный такой?

– Буйный, Вань, это похуже тупого. А тупой буйный, так совсем катастрофа.

– Утомил, ей-богу утомил, – вновь пробормотала левая, и вернулась к надраиванию чешуи до блеска.

Иван схватил торчащие из бочки ноги и вынул оттуда притихшего Бурундукова. Оглядел его, кивнул сам себе и, перехватив за шиворот, со словами:

– Пойдём-ка сушиться, – поволок обратно в замок.

Волочимый Иваном по земле Миша Бурндуков вяло оправдывался:

– Вы же сами говорили, что тут сказка, – говорил он, едва ворочая языком. – А раз сказка, значит должны быть и герои. А герои, они ж с чудовищами борются. Вот я на мутанта трехголового и напал.

– Да разве ж Горыныч чудовище? Мирный змей, жертва генетического эксперимента, – сказал Ваня, затаскивая Бурундукова в обеденный зал и усаживая на свободный стул. – Он вполне разумный, до тех пор, пока левую голову клинить не начинает, а ты на него с топором.

– Кстати, топор где? – встряла в разговор феечка.

– А его трёхголовый сожрал, – всё так же безучастно ответил Бурундуков, – перед тем как меня в бочку окунуть.

– Сильно отвара нахлебался? – спросила Маша. – Можешь не отвечать. По глазам и флегматичному поведению вижу, что сильно. Ещё бы! Концентрат, как-никак. Сто двадцать ромашек на литр, а бочка на триста литров. Кого хочешь растащит как удава по навозу.

– Тридцать шесть тысяч, – флегматично выдал Бурундуков.

– Чего тридцать шесть тысяч? – не поняла Фея.

– Ромашек на трехсотлитровую бочку.

– А… ну да. Но тебе после Ванькиного яблока даже полезно. Для балансу, так сказать.

***

Отходил Бурундуков до вечера, а когда начало темнеть, пожаловался.

– Какая ж это сказка, если тут драконы добрые и драться с ними не надо во славу принцессы? Кстати, у вас принцесса есть? Может я в её честь подвиг какой совершу?

– Угомонись, Бурундуков, – порекомендовала фея. – Наша принцесса сама во славу кого угодно какой хочешь подвиг совершит. Да и папенька у неё не подарок, даром что библиотекарь. Зашвырнёт тебя в какую-нибудь историю, и поминай как звали.

– Король-библиотекарь? – не поверил Бурундуков.

– Ага, – кивнула фея.

– Организатор под током и массивных документов, – для важности подняв указательный палец вверх, сообщил Ваня.

– Чего? – не понял Бурундуков.

– Да ты его больше слушай, – отмахнулась от Дурака Маша. – Организатор потоков и массивов документов. Так библиотекарей по-умному называют.

– Всех? – растерянно спросил Бурундуков.

Фея тяжело вздохнула:

– Если бы каждый раз, когда я тяжело вздыхаю, после того, как мне зададут тупой вопрос, мне давали по монетке… – и вздохнула ещё раз.

– Не надо ёрничать, я ж серьёзно. Все же в детстве сказки читали и себя на месте героев представляли. Кто-то хотел яблочки молодильные украсть, кто-то колобка спасти, кому-то семерых козлят от волка спасти хотелось…

– Угу, – хмуро согласилась фея, покосившись на Ивана Дурака.

– А чего ты зыркаешь, – насупился тот. – Я по ситуации действовал. Я же не виноват, что хотелось как лучше, а получалось не так, как хотелось.

– А почему получалось не так, как хотелось, Вань?

– Стечение обстоятельств, – пожал плечами Ванька. – Серый, вон, вообще говорит, что это карма у меня такая.

– Может он и прав.

– Может и прав, но поставленные задачи я всегда выполняю.

– Тут и не поспоришь.

– А и не надо спорить, – вклинился в перепалку Бурундуков. – Я Ваньку по работе знаю, ответственный мужик. Только рассеянный немножко. Так что, думаю, зря ты на него ругаешься.

– Да я и не ругаюсь, просто говорю, что он, за что не возьмётся, всё у него через ненужное место получается.

– Раз тебе не нравится, как у меня получается, то пусть тебе кто другой следующий раз помогает, – окончательно обиделся Ваня. – Бурундуков, вон, например.

– А я и с радостью, – ухватился за призрачную возможность Миша. – Всегда мечтал сказочным героем побыть.

– Не-не-не, я на такое не подпишусь во второй раз. Ванька, вон, хоть освоившийся в этом всём, а ты новенький, да к тому же ненадолго у нас.

– Как это ненадолго? – округлил глаза Бурундуков.

– Вот так. Зелье действовать перестанет и тебя обратно в твою реальность вышвырнет.

– В смысле?

– В прямом. У тебя аура обычного человека, а зелье, которое я тебе по запарке дала, ауру эту искривляет слегка, позволяя по мирам туда-сюда шастать. Фляжки перепутала. Согласна, мой косяк. Но развивать я его не горю желанием. Потусуешься тут под Ваниным надзором и домой.

– Э! Я несогласный! Чего я там забыл? Там сейчас штрафов за аппаратуру столько навешают, что я на хлебе с водой до самой пенсии буду в этой конторе горбатиться, – отрицательно мотая головой, принялся протестовать Бурундуков. – А я, между прочим, там ничего не ломал. Это вы со своим ожившим компьютером припёрлись, адъ и Израиль в серверной устроили и тут же смылись. Не-не-не. Я не готов. Я не хочу. Я не буду. Я не знаю.

– За кабинет твой, конечно, извини. Но я тебе золота дам. Продашь по выгодной цене там у себя, штрафы выплатишь, и ещё лет на пару беззаботной жизни останется.

– Хм… – засомневался Бурундуков. – А не обманешь?

– Не обману.

Бурундуков почесал затылок и спросил:

– А долго зелье твоё действовать будет?

– А ты сколько выпил?

– Три глотка.

– Вот три дня действовать и будет.

– Всего три дня?

– Даже не три, а два с половиной, – уточнила фея. – Ты пока за девками бегать пытался, пока в себя приходил, да Горынычу нервы на прочность тестировал, половина суток и прошла.

– Слу-у-ушай, а можно мне за эти два с половиной дня сказочный подвиг какой-нибудь совершить, хоть самый завалящий? – заискивающе поинтересовался Бурундуков. – Мне и золота тогда никакого не нужно.

– Совершить-то можно, но какой в этом смысл?

– Ну как это какой… – начал было Бурундуков, но фея его перебила:

– Ты ж даже рассказать никому не сможешь об этом. Точнее, сможешь, но очень быстро круг твоих слушателей сократится до соседей по палате и психиатра, который, может быть, диссертацию благодаря тебе напишет.

– Не собираюсь я никому рассказывать. Мне детскую мечту осуществить надо.

– Гешефт закрыть, – подал голос Ваня.

– Феечка с Бурундуковым повернули головы к парню и изумлённо посмотрели на него.

– Не знаете, что такое гешефт? – простодушно поинтересовался Иван. – Сейчас я вам объясню. Вот представьте себе дом, в котором двери и окна открыты. И от этого сквозняки. Представили?

– Ну-у-у, допустим, – настороженно согласилась фея, удивлённая Ванькиным красноречием.

– Вот и представьте теперь, что ваша голова – тот самый дом, а двери и окна открытые – это то, чего вы сделать хотели, а у вас не получилось так, как хотели.

– Ну-у-у-у-у? – ещё более настороженно протянула фея.

– Вот закрывать двери и окна, чтобы не было сквозняков, это и означает «закрыть гешефт». Когда все окна-двери закроешь, тогда сквозняков в голове не будет.

– Числитель мне под знаменатель! – воскликнула фея. – Вань, не гешефт, а гештальт.

– Да? Наверное, я Серого невнимательно слушал, когда он растолковывал, – пожал плечами Ваня. – Он как начнёт объяснять, обязательно ещё больше запутает. Вот я и запутался.

– Но объяснил доходчиво, – кивнула Фея и, повернувшись к Мише, сообщила: – Ладно, Бурундуков, закроем мы тебе твой гештальт.

– Только не забудьте, чтобы гештальт закрыть, опыт нужно пережить с позитивным исходом, – дополнил Иван.

– Ваня! Ты уже или тупи, как и тупил, или нормальным становись. А то у меня когнитивный диссонанс от твоих интеллектуальных перепадов.

– Не властный я над этим, – развёл руками Иван.

– А над чем властный?

– Не знаю, – пожал плечами Ваня, – я не задумывался.

***

С подвигом Маша решила не мудрить. Просто дала Бурундукову волшебный клубочек, простенький меч и сказала следовать за ним. Мол, клубочек прямо к подвигу и приведёт. Миша долго допытывался, что за подвиг ему уготован, но феечка отвечала одно и то же:

– Всё сам увидишь. Если расскажу – неинтересно будет.

В конце концов, Бурундуков смирился с неизвестностью. Он бросил клубок на дорогу и вприпрыжку побежал за ним, приняв правила игры.

– Ох, заблудится, – стоя на краю рощи и глядя вслед айтишнику, покачал головой Ванька.

– Да нормально всё будет, не волнуйся. Я всё, рассчитала, продумала, взвесила и осмыслила. Тем более, я такую штуку уже проворачивала. Рыцаря Раша знаешь?

– Это который дуэль с синим драконом устраивал?

– Ага, только не синим драконом, а с джинном в обличии синего дракона.

– И?

– Я джинна попросила ещё раз помочь. Сейчас он отыграет чудовище, которое Бурундуков в пути встретит и победит. На том и закончим. Ну не специально я ему эту фляжку телепортационную дала. Понятное дело, что надо исправлять. Поэтому, обойдёмся малой кровью.

Феечка ещё говорила, когда рядом с ней материализовался Синий Джинн.

– Где вы этого проныру взяли? – спросил он, даже не поздровавшись.

– Та-аа-а-ак, – протянула фея. – У Хьюстона проблемы?

– Ваще пиздец, – выдохнул джинн.

***

Бурундуков даже устать толком не успел в погоне за клубочком, когда, выбежав на очередную поляну, увидел сфинкса – громадного кота с человеческой головой.

– Куда бредёшь, путник? – поинтересовался сфинкс.

– С какой целью интересуетесь? – вместо того, чтобы ответить, спросил Бурундуков.

Джинн, принявший облик сфинкса и не ожидавший вопроса в ответ на вопрос, моргнул, мотнул головой, а потом решил взять путника нахрапом:

– Как смеешь ты, смертный, не отвечать на заданный вопрос?

– А как я тебе отвечу на вопрос, ответ на который зависит от условий, которые не были озвучены?

– В смысле? – растерялся джинн в облике сфинкса.

– Что «в смысле»? – вновь ответил вопросом на вопрос Бурундуков.

– Эм… – начал джин-сфинкс, осознавая, что нить разговора запуталась на старте.

– Эм – четырнадцатая буква алфавита, – сообщил Бурундуков, – но сама по себе она не может являться ответом или конструктивным продолжением нашего диалога. Поэтому, я хотел бы узнать, почему «Эм»?

– Что «почему эм»? – начал паниковать джинн, пытаясь не потеряться в хитросплетении диалога окончательно.

– Не почему. Вопрос не в этом. Я пытаюсь понять, какую смысловую нагрузку может нести четырнадцатая буква алфавита, не обрамлённая каким-то текстом до или после того, как она появилась в нашем диалоге? У нас же диалог?

Сфинкс-джинн часто-часто заморгал, осознавая, что не понимает, о чем речь и внезапно признался:

– Я загадки должен был загадывать, которые ты отгадать должен.

– Кому должен? – ещё больше озадачил джинна Бурундуков.

– А…

– Первая буква алфавита. Но она, опять же, не несет конструктива. Почему?

– Я не знаю, – признался джинн.

– Тогда зачем всё это?

– Что?

– Вот видишь, ты сам не понимаешь, что и зачем. О каких загадках может идти речь, если тот, кто загадывает загадки, не может ответить на элементарные вопросы. Тебе не кажется, что это должно вызывать сомнение в компетенции вопрошающего?

Джинн растерялся под напором парня, а тот продолжил:

– Почему сфинкс такой никакой? Почему не внушает трепета и ужаса, как должен?

– Да я тут подменяю… – растерянно замямлил джинн в облике сфинкса, – мне тут просто надо сделать вид было…

– А, так ты мало того, что с обязанностями не справляешься, так ты ещё и подводишь кого-то, кому потом на этом месте работать?

– Да я вообще джинн! – взвизгнул джинн, принимая привычную форму. – Меня попросили тут...

– А ты не смог? Подвёл, получается, просившего?

Джинн тяжело вздохнул, а Бурундуков вдруг повернул разговор в другое русло:

– Погоди, раз ты джинн, значит, желания должен исполнять?

– Ну, да…

– О! Слушай мои три…

– Одно!

– Это почему одно? Всегда ж три было.

– Инфляция.

– Ну, хорошо, пусть будет одно, – ухмыльнулся Бурундуков. – Готов?

– Готов, – печально вздохнул джинн.

– Значит, моё желание такое: хочу, чтобы ты исполнил три моих желания.

– Слушаю и повинуюсь, – рефлекторно кивнул джин, а потом, осознав суть желания, испуганно ойкнул.

– Ага. Значит, теперь три загадываю: хочу, бутылку холодного вкусного пива…

– Слушаю и повинуюсь, – быстро выпалил джин, раздосадованный тем, что попался на уловку с желанием.

Он помнил, как некоторые умудрялись в одно предложение протораторить: «яхту, замок, жену-красавицу, рабов и алмазы – это раз…».

Давать ещё и такой шанс нахальному парню джинн не горел желанием.

Перед Бурундуковым материализовалась бутылка с напитком, а тот невозмутимо продолжал:

– Рыбку сушёную…

– Слушаю и повинуюсь, – радуясь, что опять не дал наглецу загадать много за один раз, протараторил джинн.

– Цветик-семицветик …

– Слушаю и повинуюсь, – вновь скороговоркой выпалил джинн и только потом понял, что торопливость его подвела.

– Желаний больше не имею, – сообщил довольный Бурундуков, разглядывая цветок в своей руке.

***

– И только после этого он меня отпустил, – грустно выдохнув, закончил свою историю джинн.

– Б… исектрисса напополам угол делящая, – выругалась феечка. – Ваня, ну как так-то?

– А чего я-то? Чего ты у меня-то спрашиваешь?

– Так это же твой коллега.

– Так не я же ему фляжку подсунул.

На краю леса зашуршали кусты и из них вышел улыбающийся айтишник.

– Упс, – пробормотал джинн, и став прозрачным, исчез.

– Ребята, я тут джинна встретил, и загадал ему цветик-семицветик, – сообщил Бурундуков, подходя к Ивану и Маше. – Вы вообще в курсе, что система исполнения желаний у вас с уязвимостью? Можно ж загадать цветику-семицветику шесть желаний, а на последний лепесток заказать ещё какую-нибудь фигню, которая будет желания исполнять, а потом опять… бесконечно, короче.

– Уже в курсе, – меланхолично кивнула фея.

– Инфинити лооп? – с сомнением спросил Ванька.

– Я ж могу теперь волшебную палочку заказать или золотую рыбку, или щуку волшебную персональную, – продолжал рассуждать Бурундуков.

– Чтоб меня на простые числа раздробило, – одними только губами проговорила фея. – Слушай, Бурундуков, ты же подвиг хотел совершить? А какой же это подвиг, всё на халяву получать?

– А я подвиг уже совершил – серьёзный баг в вашей в системе нашёл, – расплылся в довольной улыбке айтишник и протянул фее цветик-семицветик. – Вы там его пофиксите как-нибудь, а то найдётся какой-нибудь турист, воспользуется и хана годами отлаживаемой системе.

– Фух, Бурундуков, у меня прям от сердца отлегло, – призналась фея. – Я думала ты прямо сейчас нам тут всё и похеришь со своими желаниями.

– Я – айтишник, а айтишники не для того, чтобы херить созданы, – сообщил Миша, разводя руками. – Они созданы для того, чтобы находить и исправлять косяки.

– Ох, ну прям герой героический, – покачала головой Маша. – Вот честно, Бурундуков, вижу, неплохой ты парень и, наверное, вписался бы в нашу развеселую компанию, но исправлять – это немножко не то, что этому миру требуется.

– Почему?

– Там, где всё работает как положено, не остаётся места чуду.

– Это что же получается, найдя баг, я запорол собеседование?

– Да угомонись ты, никто тебя не собеседовал.

– Ну это же тест был!? Не зря ж ты мня фляжку дала, чтобы проверить, гожусь ли…

– У-у-у-у, брат, а ты себе, я смотрю, нормально так напридумывал, – грустно проговорила феечка. – Ещё раз повторяю: угомонись. Говорю же, фляжки я перепутала. Тебе должно было лёгкое эйфорическое достаться, а досталось тяжёлое телепортационное.

– Так это не собеседование было? Не тест на то, можно ли мне остаться здесь?

– Нет.

– А как же Ванька Волков тогда… – растерянно спросил Бурундуков. Голос его дрожал как у ребёнка, готового вот-вот расплакаться. – Ему, значит, можно…

– Слушай, ну не исполняй спектаклей в театре одного актёра. Я ж сразу признала, что накосячила, и даже на уступки тебе пошла, подвиг организовала, а ты во что его превратил? В поиск багов? Да и с Ваней совершенно другая история, аура у него к этому миру привязана.

– А у меня?

– А у тебя обычная. К тому же, ты со своей дотошностью всю Сентерию нам похеришь, сам того не желая.

– Да оно само как-то вышло. Я когда новые системы какие-то вижу, сразу их проверить на работоспособность хочется.

– Не надо исправлять то, что работает. Иногда баг, это не баг, а фича, Бурундуков.

– Я в курсе, я ж айтишник, – хмуро пробормотал Бурундуков. – Но оно ж у вас работает до тех пор, пока кто-то уязвимость не обнаружит.

– А тех, кто способен уязвимость обнаруживать, здесь обычно не водится.

– А я? Я-то здесь. Вот он я.

– А ты, Миша, исключение из правила и находишься здесь только до тех пор, пока зелье телепортационное действует.

– Очень жаль, – пожал плечами Бурундуков, внезапно смиряясь с тем, что остаться в сказке ему не светит. – Ну что ж, раз так, то значит так. Только, это… Ну, раз уж всё так, как вот так… Может мы тогда, того?

– Если ты думаешь, что я тебя поняла, то ты неправильно думаешь, Бурундуков, – сказала феечка. – Можно попонятнее?

– Может, отпразднуем, – стесняясь, показал жест, знакомый каждому алкоголику, Бурундуков, – что мне в сказке удалось побывать?

Интонации айтишника были настолько печальными и заискивающими, что феечка решила дать Бурундукову возможность оттянуться перед тем, как телепортационное зелье вернёт парня в его реальность, к разбитому серверу, негодующему начальству и всем вытекающим из этого проблемам. Накинуть ему пару слитков золота перед возвращением в реальность – не проблема, сдаст-продаст, с долгами расплатится, ещё и себе останется. В конце концов, это ведь по их с Ваней вине на работе у айтишника случился погром.

– Можно и отпраздновать, – кивнула фея, улыбаясь.

Она вывела волшебной палочкой замысловатый узор, и перед ними, прямо на краю рощи, появился уставленный яствами и напитками стол.

Окончание в комментах (лимит на знаки в посте)
лучше б лимит букв увеличили, чем брульянтики тупорылые раздавать

На эндоскопию желудка его два дня уламывали.

- Дедушка, ну надо посмотреть желудок.

- А это как?!

- Вам аппарат в рот засунут...

- Та мэни́ уже сували!

- То вам лёгкие смотрели, а это - желудок!

- Зачэ́м?!

- Проверить надо, вдруг у вас там опухоль!

- Та можэ нэ нада? Можэ обо́йдеться...

И всё это очень громко, потому что дед глухой напрочь.

Доктор звонит родственникам. Вечером у деда созвон с бабкой. А так как он глухой, телефон на громкой связи, на всё отделение слышно:

- Колэнька, мий ты хороший, ну я ж журюся за тэ́бэ. Ну хо́чу, шоб ты по́жив. Мий хороший, ну нада...

- А?

- Говорю, чого ты отказався?! Доктор тэбэ спасти хочэть, а ты отказався!

- А! - озаряет деда. - Так мэни шлангу пхали вжэ!

- Колэнька, ты ж пойми, шо как ты помрэш, так я ж нэ вынэсу, за тобою слягу в могылу!

Уговаривает в итоге деда. Жалко ему бабку свою. Не просто так же ж с ней всю жизнь прожил.

Дед утром доктору:

- Я шлангу в рот согласный!

Деда увозят. Через какое-то время возвращают ещё больше ошарашенного. Он-то согласился, но наверняка не ожидал, что в него метр шланга засунут через рот.

Но теперь же новый этап на очереди.

- Теперь вам ещё одно обследование надо пройти! - орёт глухому деду доктор.

- Мени вжэ дважды шлангу в рот сува́лы! - панически возмущается дед.

- Это уже не в рот! - продолжает орать доктор.

- А куды?..

Короче, вечером снова созвон с бабкой. Телефон на громкую и всё отделение слушает очередную серию эпопеи:

- Колэнька, мий ты хороший, а чого ж ты отказався?!

- А?

- Ты чого от шланги отказався?!

- Это ж в жопу шланга!

- Так и чого? Надо потэрпэть! А вдруг у тэ́бэ рак у жопи!

- А?!

- Рак в жопи, гово́рю!

- Так то ж шлангу сувать в жопу! Мэни́ в рот було больно!

- Коля, Колэнька, ты мэ́нэ чуиш? Я ж нэ вынэсу бэз тэ́бэ, как ты если помрэ́ш! За тобою в могылу лягу...

- А?!

- Надо, гово́рю, обслэдуваться, Коля! - орёт бабка ещё громче. - Надо, мий хороший! Я тут горюю. А вдруг ты помрэш! А я бэз тэ́бэ с тоски пропаду!

- А?!

- Нэ бийся шлангу в жопу сувать! - психует по ту сторону телефона бабка. - Доктор сказав в жопу шланг, значыть надо в жопу шланг!

В общем, за два дня она его уговорила. Но случилось это к вечеру пятницы и "вжопушланг" деду светит только в понедельник.

А до понедельника он ещё раз передумает.

И вот, странное дело, с большинством мужиков, которых я знаю, аналогичная фигня ж происходит. Ногу до мяса разрубил или маслом кипящим облился - терпит, виду не подаёт. А как до медицинских процедур доходит, которые и сами по себе не такие болезненные, да ещё и под анестезией проводят, так паника у них. Может кто-нибудь объяснить, почему так?