Ладушки - 1
Вадим Фёдоров, 2020
Ладушки
Драма в пяти действиях
Действующие лица
АННА, красивая женщина, 30-35 лет.
ОЛЕГ, водитель, обыкновенный мужчина, 50-55 лет.
НИКИТА, сын Анны, 7-10 лет.
КАТЕРИНА, дочь Анны, 1 год.
ПАЛ ПАЛЫЧ, отец Анны, 60 лет.
ВЕРА АФАНАСЬЕВНА, мать Анны, 55-60 лет.
ГАЛИНА, жена Олега, 50-55 лет.
АНДРЕЙ, адвокат, импозантный мужчина, 50-55 лет.
ЕЛЕНА, волонтёр, усталая женщина неопределённого возраста.
МИХЕИЧ, сторож, неопределённого возраста человек.
1-Й ПРЕТЕНДЕНТ, мужчина.
2-Й ПРЕТЕНДЕНТ, мужчина.
3-Й ПРЕТЕНДЕНТ, мужчина.
ГРУЗЧИКИ, два молодых парня.
Стихи Александра Вертинского и Людмилы Свирской.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Подвальное помещение. Посередине – разбитый диван, стулья, стол. По углам – несколько дверей. На стене висит гитара. Входят Михеич и Олег.
МИХЕИЧ. Вот тут у нас бомбоубежище. Можно тут поскладывать остатки.
ОЛЕГ. А не разворуют?
МИХЕИЧ. Ну, если и разворуют, то немного. У нас же тут в основном контингент пожилой – бабки. А бабки много не унесут. Да и следить друг за другом будут. Можно тут сложить вашу гуманитарку.
ОЛЕГ. Ладно, складывайте. Мне только в накладной распишитесь.
МИХЕИЧ. Хорошо. Ща позову ребят.
Михеич на несколько минут уходит. Олег подходит к стене.
ОЛЕГ. С ума сойти! Прям дежавю! У нас в восемьдесят пятом в афганском подвале тоже гитара висела. А тут спустя тридцать лет такая же.
Снимает гитару. Настраивает её. Берёт несколько аккордов. Открывается дверь. Из-за неё выглядывает Анна, лицо которой замотано платком. У неё на руках свёрток с младенцем.
АННА. Обстрел закончился?
ОЛЕГ. Ой! (Вскакивает.) Ты меня напугала. Ты кто?
АННА. Обстрел закончился?
ОЛЕГ. Да нету никакого обстрела. Я, правда, час назад только приехал. Всё тихо. Ты кто?
АННА. Дед Пихто. Точно не стреляют?
ОЛЕГ. Точно.
В подвал входит Михеич вместе с двумя грузчиками, в руках у которых коробки с наклейками «Москва – Донецк». Грузчики вносят эти ящики на протяжении всего действия.
МИХЕИЧ. О, Анна Павловна! Ты тут до сих пор сидишь? Шла бы ты домой. Обстрел ещё ночью закончился. Всё нормально. Перемирие на неделю заключили.
АННА. Врут они всё. Не будет перемирия. Опять стрелять начнут.
ОЛЕГ. Михеич, это кто?
АННА. Аня меня зовут. А её – Катя.
МИХЕИЧ. Да наша это. Докторша. Не обращай внимания, Олег. Она немного не в себе. Кстати, вот она за гуманитаркой и поглядит. Всё равно её из подвала не выгонишь. Анна Павловна, посмотрите за гуманитаркой-то?
АННА. А что там?
ОЛЕГ. Предметы личной гигиены, перевязочные материалы, лекарства. Разное.
АННА. А покушать есть?
ОЛЕГ. В смысле, покушать? В машине есть. Гречка и рагу из баранины. И чай в термосе.
АННА. Я есть хочу. Давайте Вы мне поесть дадите, а я Ваши ящики поохраняю. Договорились? Я сутки ничего не ела, а мне молоко надо вырабатывать для Кати.
ОЛЕГ. Да я и так угощу. Вы чего? Я сейчас принесу. Сейчас.
Убегает. Анна кладёт кулёк с ребёнком на стол. Садится на стул и сбрасывает платок.
МИХЕИЧ. Анна Павловна, Аня. Ну, шла бы ты домой. Не будет обстрела больше. Перемирие. Не будет.
АННА. Я не верю. Я боюсь. Нам с Катей и тут хорошо.
МИХЕИЧ. Ну, а в туалет-то ты куда ходишь? Раз так хорошо.
АННА. В каморке у меня ведёрко. Я потом вынесу. Не переживай, Михеич. А откуда гуманитарка? От МЧС?
МИХЕИЧ. Не, ЛДПР с коммунистами скинулись. Из России с любовью.
АННА. Лучше бы они нам танков прислали и всю эту сволочь бы отутюжили, чтобы больше никто не стрелял по нам.
МИХЕИЧ. Это политика. Тут так просто танки не пришлёшь. Медикаменты и продукты можно. Танки нельзя. Пока нельзя. Как будет можно, пришлют и танки.
АННА. Доживём ли мы до этого?
В подвал входит Олег с пакетом в руке. Он видит Анну без платка и застывает.
ОЛЕГ. Здравствуйте!
МИХЕИЧ. С добрым утром! Ты чего застыл?
АННА. Проходите, присаживайтесь. У Вас чего там, в пакетике-то?
ОЛЕГ. Вы такая красивая, я даже не думал. Какие-то лохмотья, и такое красивое лицо! Меня Олег зовут. Можно просто Олег.
АННА. Анна. Можно просто Аня. Присаживайтесь.
ОЛЕГ. Да.
Олег садится напротив Анны.
МИХЕИЧ. А меня Михеич зовут. Можно просто Михеич.
АННА. Олег, Вы меня не покормите? А то мне проблематично.
ОЛЕГ. Да, конечно, покормлю.
МИХЕИЧ. Пойду я лучше проконтролирую процесс разгрузки. А то мне-то не предлагают рагу из баранины.
АННА. Иди, Михеич, иди. Я тебе оставлю.
МИХЕИЧ. Вот спасибо!
Кланяется и уходит. Олег достаёт коробочки с гречкой и рагу. Наливает в стакан чай. Достаёт ложку и протягивает её Анне.
АННА. Вы же обещали меня покормить, Олег. Я не могу сама. Точнее, могу, но это некрасиво получается.
ОЛЕГ. Да, конечно. Почему некрасиво? Вы такая красивая.
АННА. У меня рук нет. Точнее, ладоней. Вот. А этими обрубками не очень удобно кушать.
ОЛЕГ. Извините. Сейчас. Я покормлю.
Берёт ложку и начинает кормить Анну.
АННА. Вы по-прежнему считаете меня красивой?
ОЛЕГ. Да. У Вас удивительное лицо. И глаза.
АННА. Не останавливайтесь. Кормите меня.
ОЛЕГ. Да-да, конечно.
Кормит Анну.
АННА. А что Вы молчите? Когда я ем, я глух и нем?
ОЛЕГ. А что рассказать?
АННА. Расскажите о себе, что ли. Вы же не местный, да? Из России?
ОЛЕГ. Я как раз таки местный. Родился в Донецке. Потом в Москву переехал. Работал. Женился. Теперь типа на пенсии. Бизнес продал. С женой в Болгарию уехали, к морю. Там недвижимость купили и сдаём в сезон для туристов. По неделям, посуточно – по-разному.
АННА. А тут как оказались?
ОЛЕГ. Да как заваруха эта в 14 году началась, я плюнул на эту Болгарию и рванул в Донецк. Приехал. «Вот, – говорю, – готов защищать». А надо мной посмеялись. Говорят, что у них помоложе есть, а пенсионеры не требуются. Потом начали расспрашивать, что да как. Узнали, что у меня фура есть, так сразу послали к волонтёрам. Елена у них там за главную. Договорились, что я буду гуманитарную помощь возить. Вот я и вожу. Москва – Донецк.
АННА. А жена что?
ОЛЕГ. А жена в Болгарии осталась. Ругалась очень. Но не могу я – надоела мне эта Болгария хуже некуда! Деревня с морем. Зимой так вообще – хоть волком вой. Гале моей нравится, а я не могу. Тем более, когда вот такие вещи в мире творятся.
АННА. Экстрима захотелось, значит?
ОЛЕГ. Да нет. Какой экстрим? Я же говорю, местный я. Юность моя тут прошла. Школа, техникум. Я даже служил тут недалеко, в Луганской области. Да и не живу я здесь сейчас. В Москве живу. У нас там дом остался. Его просто не продать – кризис в недвижимости. А дом большой, в хорошем месте, на Рублёвском шоссе. Да и жалко продавать.
АННА. Спасибо. Очень вкусно. Я остальное Михеичу оставлю. Он у нас тут за главного. (Берёт на руки кулёк.) Спит моя красавица. Ну и ладно. Дети должны спать. Им должны красивые и добрые сказки сниться.
ОЛЕГ. Аня, а расскажите о себе.
АННА. А что именно? Я такая же донецкая. Из Горловки. Только я в Москву не уезжала. Я тут жила. Медицинский закончила. Потом в больнице работала.
ОЛЕГ. А с руками что случилось? С ладошками. Откровенность за откровенность. Расскажете?
АННА. А что тут рассказывать? (Осторожно кладёт кулёк с ребёнком на стол, встаёт, ходит по сцене.) Любимый муж. Любимые дети. Дом. Работа. Всё хорошо было. Мы вообще никакой политикой не интересовались. Это там, в Киеве, это далеко, думали мы. Там делать нечего, вот они на митинги и ходят. Когда человек работает, ему не до митингов. Ему надо денег заработать. Детей накормить. Хозяйство. Сад. Огород. Не до митингов. На митинги ходят те, кому делать нечего, у кого за душой ничего нет.
В общем, наступил четырнадцатый год. Вначале было тихо. А потом прилетели самолёты. И начали бомбить. Начался ад. Игорь детей и меня – в машину. И в Крым! Там квартиру сняли. Думали, переждём, всё закончится. Игорь туда-сюда мотался: из Горловки на полуостров и обратно. Работать-то надо. Кормиться-то надо. За квартиру платить надо. А тут я ещё и забеременела Катериной. В общем, вернулись мы. Тем более, Минские договорённости. Обещали, что будет всё хорошо.
Обманули, как обычно. Вернулись мы во всё тот же ад. Обстрелы. Обстрелы. Бомбёжки. Дети болеют. Я с пузом. Бегали к соседям в подвал прятаться. Так до весны и бегали. Решили, вот рожу, старшая школу закончит, и уедем. Куда угодно, но уедем. Не успели. Не успели уехать. НЕ УСПЕЛИ.
ОЛЕГ. Анна Павловна, простите. Я не знал. Если Вам тяжело...
АННА. Да, тяжело. Очень тяжело. В один из майских дней прилетело к нам два снаряда. Дочку пополам разорвало на моих глазах. Сыну спину осколками побило. От Игорька моего кровавое месиво осталось. От моего любимого – только фрагменты тела, как в протоколе записали. Фрагменты… Тела… Был любимый человек, а остались только фрагменты. А мне вот ладошки отрезало. Я руки успела поднять. Рефлекторное движение. Защитить родных руками, ладошками. А мне ладошки-то – раз! – и отрезало.
ОЛЕГ. Извините.
АННА. А разве можно такое извинить? Разве можно такое простить? За что? Мы-то что такое сделали страшное, чтобы нас вот так?! Вот так нас взять и убить.
ОЛЕГ. Найдём. Все ответят. Все.
АННА. А чего искать-то? Нашли уже.
ОЛЕГ. Нашли?
АННА. Да. Они и не скрываются. Подполковник Вооружённых сил Украины Виктор Юшко и его командир, подполковник Олег Лисовой. У нас на них даже уголовное дело завели. Да, завели, а они по-прежнему нас убивают.
ОЛЕГ. Ответят. Все войны когда-то заканчиваются. Закончится и эта. И вот тогда отвечать придётся всем, кто виноват.
АННА. Простите, я Вас своими проблемами загрузила. Просто давно свежего человека не видела. Нас как бездомных в Донецк переселили. Квартиру дали. Сам Захарченко дал лично. Крыша над головой есть, а вот бомбёжки не прекратились. А я боюсь. Я очень боюсь. Я даже устала бояться. Но всё равно страшно. Опять я про своё. Извините.
ОЛЕГ. Не бойтесь. Всё наладится. А вот эта гитара чья? На стене.
АННА. Моя.
ОЛЕГ. Вы играете?
Пауза. Анна смотрит на Олега. Поднимает вверх обрубки.
АННА. Уже не играю. Только пою. Я сама стихи сочиняла, и пела их. Романсы. А Вы почему спросили?
ОЛЕГ. Да я просто тоже пою. Правда, не сочиняю. Но пою. Высоцкого, Розенбаума, Вертинского.
АННА. Боже мой! Кто-то ещё поёт песни Вертинского?
ОЛЕГ. Да. Он мне очень нравится.
АННА. Спойте что-нибудь.
ОЛЕГ. Сейчас? Здесь?
АННА. Да. Сейчас и здесь. Вы же никуда не торопитесь?
Олег берёт гитару, настраивает её и начинает играть.
ОЛЕГ. Я не знаю, зачем и кому это нужно,
Кто послал их на смерть недрожавшей рукой,
Только так беспощадно, так зло и ненужно
Опустили их в Вечный Покой!
Осторожные зрители молча кутались в шубы,
И какая-то женщина с искажённым лицом
Целовала покойника в посиневшие губы
И швырнула в священника обручальным кольцом.
Анна садится за стол и начинает плакать. Олег останавливается.
ОЛЕГ. Извините, я не подумал. Надо было другую песню спеть. Мне просто эта у Вертинского больше всего нравится.
АННА. И какую? Какая у Вас на втором месте?
ОЛЕГ. Ну, наверное, «Мадам, уже падают листья».
АННА. Ну да. Осень. Дожди.
ОЛЕГ. Там, наверху, кстати, дождик накрапывает. И никаких обстрелов.
Напевает тихонько.
Мадам, уже падают листья,
И осень в смертельном бреду!
Уже виноградные кисти
Желтеют в забытом саду!
Ребёнок начинает хныкать. Анна подхватывает кулёк и убаюкивает дочь. Олег перестаёт петь.
ОЛЕГ. Я её разбудил?
АННА. Ничего страшного. Сейчас уснёт. Дети спят много.
В подвал входят Михеич и Никита.
ОЛЕГ. Ну, что там?
МИХЕИЧ. Разгрузили. Можете ехать обратно.
АННА. Спасибо за обед. И за песни.
НИКИТА. Ма, бабушка домой зовёт. Говорит, что всё тихо. Пошли, ма.
АННА. Сейчас иду. Сейчас. Если хотите, Олег (Вас же Олег зовут?), возьмите гитару себе. Она мне не нужна больше. Нечем струны перебирать. А гитара хорошая, на заказ сделанная.
ОЛЕГ. Спасибо.
МИХЕИЧ. Анна Павловна, Вы идите, а то я подвал закрываю. На замок. Тут теперь материальные ценности.
АННА. Да. Иду. (Встаёт.)
ОЛЕГ. Анна! Анна Павловна! А хотите, я вместе с гитарой Вас заберу?
МИХЕИЧ. Куда это?
ОЛЕГ. В Москву. Я же говорю, у меня дом большой. Там, во флигелёчке, уже живёт одна семья с Донбасса. Знакомые мои. Друзья детства. У них дом сгорел, а я приютил.
МИХЕИЧ. Во флигелёчке?
ОЛЕГ. Да. Там места много у нас. Всем хватит. Хотите?
МИХЕИЧ. Анна, соглашайся.
НИКИТА. Ма, мне бабушке что сказать? Она ругалась, что сама за тобой придёт.
АННА. Подожди. Видишь, у нас тут серьёзный разговор.
ОЛЕГ. Да. Я серьёзно.
МИХЕИЧ. Соглашайся.
АННА. Обалдеть! Я всю жизнь смеялась над бабами, которые плачут над мыльными сериалами. И вот. Вот он, олигарх на белом коне.
МИХЕИЧ. У него КАМАЗ.
АННА. Ну да. Олигарх на белом КАМАЗе, который вдруг решил удочерить калеку и двоих её детей. Как же я ошибалась-то! Оказывается, правда, есть такие сюжеты.
ОЛЕГ. Я серьёзно.
НИКИТА. Ма.
АННА. Да погоди ты. «Ма» да «ма». Подождёт бабушка.
НИКИТА. Я уже не про бабушку хотел спросить.
ОЛЕГ. В общем, я всё равно тут в одно место должен заехать. Мой телефон у Михеича есть. Я через пару часов предварительно ему позвоню и приеду. А вы пока решайте.
АННА. Так я же не одна. У меня вон, дети и родители.
ОЛЕГ. Я всех возьму. Места много. Правда, за один раз всех в КАМАЗ не засунуть, но через неделю я опять еду. Я вас приглашаю жить в моём доме. Вот. Я поехал. А Вы решайте, Аня. Можно же Вас Аней называть?
АННА. Можно. Но Вы же меня не знаете совсем!
ОЛЕГ. Ну, я же Вас вижу. Вас, Вашу боль, Ваших детей.
МИХЕИЧ. Соглашайся.
ОЛЕГ. Не торопитесь, подумайте. Я через два-три часа приеду.
НИКИТА. Ма.
АННА. Погоди. Я подумаю. Да, я подумаю.
ОЛЕГ. Тогда до свидания!
Олег уходит.
НИКИТА. Ма.
АННА. Что тебе, неугомонный?
НИКИТА. А вот когда я был маленький, мы с тобой в ладушки играли. Помнишь? Ладушки, ладушки, где были? У бабушки.
АННА. Помню.
НИКИТА. Я вот хотел спросить. Ты теперь не сможешь в ладушки играть?
АННА. Никитка, ну какие ладушки? Тебе сколько лет? Это игра для маленьких. Тебе вот в шахматы надо бы научиться играть.
МИХЕИЧ. Или в карты, на худой конец. В покер или в дурачка. В подкидного.
НИКИТА. Я не про себя. Я вот про Катю. Она вырастет немного, и надо будет с ней играть в ладушки. Ты же не сможешь?
АННА. Смогу. Я всё смогу. Не переживай.
В подвал входит мама Анны.
ВЕРА АФАНАСЬЕВНА. Аня, пошли домой.
МИХЕИЧ. Во, Афанасьевна, богатой будешь. Только-только про тебя говорили.
ВЕРА АФАНАСЬЕВНА. В каком это смысле?
МИХЕИЧ. Да Никита вот вспомнил стишок. Ладушки, ладушки, где были? У бабушки.
НИКИТА. Это игра такая.
АННА. Иду, мам. Сейчас только кое-что у нашего завхоза узнаю.
ВЕРА АФАНАСЬЕВНА. А что случилось?
МИХЕИЧ. Да вот, привезли гумпомощь. А водитель предложил Анне Павловне переехать в Россию жить. В Москву.
НИКИТА. Я хочу в Москву. Там красиво и войны нет.
АННА. Да погодите вы все! Михеич, что это за человек, водитель? Он всех к себе, что ли, зовёт жить?
МИХЕИЧ. Так, рассказываю. Нормальный мужик. Несколько месяцев назад забрал к себе одноклассника. Того миной накрыло на передовой и ногу оторвало. Вместе с семьёй забрал. Там два пацанчика и жена. Нормальный мужик. Гуманитарку нам возит с весны каждый месяц. Обещал через пару часов заехать и забрать вас всех. В Москву.
НИКИТА. Ма, а в Москве метро есть?
АННА. Да.
ВЕРА АФАНАСЬЕВНА. А Аню он откуда знает?
МИХЕИЧ. Ниоткуда. Только что увидел.
АННА. Я вообще ничего не понимаю. Как так, вот так сразу?
ВЕРА АФАНАСЬЕВНА. Я пошла вещи собирать.
МИХЕИЧ. Во. Правильно.
НИКИТА. Ура!
АННА. Мама, а вдруг он извращенец?
МИХЕИЧ. Он женатый. Кольцо на пальце.
ВЕРА АФАНАСЬЕВНА. Дочка, поехали! Ты тут с ума сойдёшь, в подвале сидеть. Хуже не будет. Поехали!
МИХЕИЧ. Слушай мать. Она плохого не посоветует.
ВЕРА АФАНАСЬЕВНА. Пошли. Катька спит ещё?
АННА. Спит.
МИХЕИЧ. Так. А кто груз-то будет охранять? Я думал, Анна Павловна.
АННА. Вот ты и поохраняешь.
ВЕРА АФАНАСЬЕВНА. Пошли.
НИКИТА (подбегая к краю сцены). А мы в Москву поедем. Вот!
МИХЕИЧ. Не. Мне проще подвал закрыть. Мне же Олег звонить будет, а тут сигнала нет. Я с вами.
Все выходят.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Тот же подвал. В него входят с чемоданами Анна, Вера Афанасьевна с внучкою на руках и Никита.
АННА. Ну вот, смотри. Только в подвал спустились, и она замолчала. А так орала, как резаная!
ВЕРА АФАНАСЬЕВНА. Рефлекс выработался. В подвале сухо и тихо, а наверху холодно и обстрелы. И дождь идёт. Терпеть не могу эти осенние дожди: падает с неба какая-то гадость.
АННА. Это точно.
НИКИТА. Мама, а папину могилу мы с собой разве не возьмём?
ВЕРА АФАНАСЬЕВНА (крестится). О, господи! Что ты такое говоришь?
АННА. Нет, сынок, папа здесь останется. И сестрёнка твоя тут останется. Навсегда. А мы к ним потом приедем.
НИКИТА. Мы вернёмся?
АННА. Обязательно вернёмся. Вот закончится война, и вернёмся.
НИКИТА. А когда она закончится?
ВЕРА АФАНАСЬЕВНА. Да что ты к матери-то пристал?
АННА. Никитка, все войны когда-то да заканчиваются. И эта закончится.
НИКИТА. Правда?
АННА. Правда. Закончится, и мы вернёмся домой.
НИКИТА. Так дома же нет!
АННА. А ты к этому времени вырастешь и построишь новый. На месте старого. Ещё красивее, чем прежний. Построишь же?
НИКИТА. Построю.
ВЕРА АФАНАСЬЕВНА. Мечты, мечты. Сейчас выжить бы. Хорошо, бог послал доброго человека, а то так бы по подвалам и мыкались.
АННА. Мечтать всегда надо. Без мечты человек погибнет.
НИКИТА. А я мечтаю съесть пять кило мороженого, пломбира.
ВЕРА АФАНАСЬЕВНА. Будет тебе мороженое и какао с пирожным.
В подвал входят Михеич и Пал Палыч, отец Анны.
АННА. Ну что там?
ПАЛ ПАЛЫЧ. А чё вы весь подвал коробками заставили?
АННА. Папа, что там?
ВЕРА АФАНАСЬЕВНА. Паша, что там?
МИХЕИЧ. Да всё нормально.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Да, звонил ваш олигарх. Через десять минут будет.
АННА. Ох!
ВЕРА АФАНАСЬЕВНА. Ну и отлично. Паша, ты за домом приглядывай, а то сам знаешь, растащат всё. И за квартирой.
МИХЕИЧ. А ты, Палыч, что, не едешь в счастливое будущее?
ПАЛ ПАЛЫЧ. Не, ну куда мне? Спина болит. Да и за домом приглядывать надо. Хозяйство, туда-сюда. Я за сторожа остаюсь.
АННА. Папа, ты и за нашим домом тоже приглядывай.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Аня, там от вашего дома только сад остался и сарай. Чего там приглядывать?
АННА. Всё равно приглядывай, а то кирпичи растащат. А они нам ещё пригодятся – новый строить.
НИКИТА. Я буду строить новый дом, когда вырасту и из Москвы вернусь.
АННА. Нам до этой Москвы ещё доехать надо.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Доедете, доедете.
В подвал входит Олег.
АННА. Добрый вечер!
ВЕРА АФАНАСЬЕВНА. Здравствуйте!
ОЛЕГ. Добрый! Там дождик зарядил. Я к самому подъезду машину подогнал.
МИХЕИЧ. Дождь в дорогу – это хорошая примета. Это значит, что всё хорошо будет, и доедете без проблем.
ОЛЕГ. Да нам главное – до границы добраться.
АННА. А ещё в дождь украинские беспилотники не летают. Дождь – это хорошо.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Здравствуйте! (Здоровается с Олегом за руку.) Я отец Анны. Я тут остаюсь.
АННА. Олег, я забыла Вам сказать, что у нас украинские паспорта. Ни прописки, ничего нет. А у меня так вообще обгоревший. Но зато есть свидетельство о рождении. А на детей ничего нет, даже свидетельств.
ВЕРА АФАНАСЬЕВНА. Я с паспортом.
ОЛЕГ. Не переживайте, на месте всё сделаем. Уже есть опыт, к сожалению. И на детей тоже, и гражданство вам оформим. Я своих друзей подключу из Международной Евроазиатской коллегии адвокатов.
АННА. Спасибо. Звучит солидно.
НИКИТА. Ура! Ура! Ура!
ОЛЕГ. Всё будет хорошо.
ВЕРА АФАНАСЬЕВНА. Дай-то бог!
ПАЛ ПАЛЫЧ. Давайте сядем перед дорогой.
Все усаживаются. Проходит полминуты.
АННА (встаёт). Поехали.
НИКИТА. Поехали. Можно я рядом с водителем сяду?
ОЛЕГ. Можно.
ВЕРА АФАНАСЬЕВНА. С богом! Паша, ты не ходи с нами. Там всё равно дождь. У тебя спина.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Вы позвоните, как доберётесь.
АННА. Обязательно, папа. Обязательно позвоним.
НИКИТА. Я рядом с водителем!
МИХЕИЧ. Хорошей дороги!
ОЛЕГ. Поехали!
Все хватают чемоданы и сумки. Выходят из подвала. Остаются Михеич и Пал Палыч.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Хорошей дороги!
МИХЕИЧ. Да доедут. Что с ними будет?
В подвал врывается Никита.
НИКИТА. Гитару забыли! Мама за гитарой послала.
Пал Палыч снимает со стены гитару и отдаёт Никите.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Осторожно, не поцарапай! Я в своё время за эту гитару бешеные деньги отдал.
Никита хватает гитару. Убегает.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Осторожно, говорю, Никитка! И позвоните мне!
МИХЕИЧ. Пашка, может, в дурачка перекинемся? Мне всё равно вот груз охранять.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Да не люблю я в подкидного.
МИХЕИЧ. Тогда в покер. На спички. У меня вот, два коробка. Один твой.
ПАЛ ПАЛЫЧ. В покер можно. А в какой? В Холдем или в Омаху?
МИХЕИЧ. В Холдем. Люблю Холдем. Дождь ещё долго будет.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Тогда раздавай. Мне спешить некуда. Мои все уехали. А в Горловку под дождём переться как-то не хочется.
Михеич достаёт карты. Мужчины садятся за стол и начинают играть.