VadimFedorov

Рассказ из книги Ангел 006 ( http://www.angel006.ru )

— Ты Серёге же помог развестись с его Дашкой, — заявил мне наш общий с Сергеем знакомый Артур, — помоги и мне.

Мы с ним сидели на открытой веранде в небольшом ресторанчике и потягивали холодное плзеньское пиво.

— Ну вот, — рассмеялся я, — с каких это пор я стал специалистом по разводам? И я их не разводил. Они сами. Я выступил в роли консультанта.

— Так проконсультируй меня, — не отставал Артур, — я проставлюсь. Ты какой виски предпочитаешь в это время года?

— Хибики, — ответил я, — только такие дела под виски не делаются. При разводе нужен чистый ум и ясная голова. И желательно поменьше эмоций. Что у тебя произошло?

— Судя по всему, Анжела мне изменяет, — глядя куда-то в сторону сказал Артур, — я даже уверен, что изменяет.

— С чего это такая уверенность? — спросил я. — Какие признаки?

— Повышенный уровень кальция в крови, — всё так же глядя куда-то в сторону продолжил Артур, — а если серьёзно, то признаков много. Телефон под паролем. И она его из рук не выпускает. Компьютер свой тоже запаролила. Какие-то новые подружки, которых я никогда не видел.

— Так, может, она тебе сюрприз какой на день рождения готовит? — предположил я. — У тебя же юбилей скоро. Тридцать пять. Мужчина ягодка опять.

— Ты не дослушал, — перебил меня Артур, — самое главное. Секс у нас стал редким, как снег в Праге на Новый год.

— Хорошая метафора, — похвалил я Артура, — а вот признак плохой. Чем аргументирует твоя половина такое охлаждение? Может, у неё по женской части какие-то проблемы?

— Аргументирует по-разному, — Артур наконец-то перевёл взгляд на меня, — то голова болит, то живот. То красные дни начались. То просто устала.

— Дааа, — протянул я, — в тридцать пять внезапно лишиться секса, это не каждый мужской организм выдержит. Ты сам-то что думаешь делать?

— Проследить за ней, — почему-то покраснел Артур, — я у тебя читал, как ты у себя в квартире скрытые камеры ставил. Вот и я поставлю. Может быть, детектива найму. И маячок в машину. И хакера найму. Чтобы он комп с телефоном взломал.

Я вздохнул.

— А у неё напрямую спросить не пробовал? — сказал.

— Не пробовал, — ответил Артур, — боюсь. Боюсь, что скажет, что спит с другим.

— А в детектива играть не страшно? — спросил я.

— А в детектива не страшно, — ответил Артур, — какая-то надежда всё ещё есть, что я всё сам выдумал.

— Да уж, — опять вздохнул я, — сюжет настолько избитый, что даже противно. Тем более, что, судя по всему, ты прав. Изменяет она тебе. От меня-то ты что хочешь?

— Совета, — ответил Артур, — что делать и как жить дальше? А то я ни спать, ни есть не могу. В голове только одно вертится. С кем? И почему?

— Совета хочешь, — протянул я, — совет не проблема. Главное, чтобы ты его понял и услышал. А то ведь обычно каждый сам себе режиссёр. Наслушается советов, а поступает всё равно по-своему.

— Я пойму и услышу, — пообещал Артур.

— Тогда слушай, — я чуть подвинулся к Артуру, наклонил к нему голову, — если твоя Анжелка спит с другим, то собирай вещи и живи один.

— Чьи вещи собирать? — уточнил Артур.

— Квартира чья? — задал я встречный вопрос.

— Моя, — ответил Артур.

— Значит, вещи собираются её, — кивнул я, — аккуратно пакуются и выставляются на лестничную площадку.

— А ребёнок? — опять спросил Артур.

— А насчёт ребёнка вы договариваетесь, когда страсти схлынут, — ответил я, — у кого он жить будет. Кто на выходные будет забирать и прочие бытовые подробности. На время выселения неверной с занимаемой площади ребёнка желательно отправить куда-нибудь. К бабушке или в дом отдыха. Чтобы не ломать неустойчивую детскую психику.

— Ещё бы узнать, с кем она мне изменяет, — проворчал Артур, — ноги бы повыдёргивал бы ему.

— А он тут при чём? — удивился я. — Этот твой неизвестный изменщик тебе никто. Если кто тебе и изменяет, то это твоя супруга. Вот с ней и разбирайся. Но ноги и ей выдёргивать не советую. Останешься виноватым. Вопросы ещё есть?

— Вопросов нет, — ответил Артур.

Мы допили пиво. Потрепались о погоде и разошлись. Я на 9 трамвай. Он в метро.

Через неделю раздался телефонный звонок.

«Она мне изменяет, — загробным голосом Артура сказала трубка, — я всё узнал».

— Приезжай на Ольшанку, — предложил я, — всё расскажешь. Я только гостей поселю и выслушаю тебя.

Артур приехал минут через 40. К этому времени я уже освободился.

Мы прошлись по улице. Зашли в ближайшую пиццерию. Заказали себе кофе.

— Рассказывай, — велел я.

— Я повесил в спальной и коридоре камеры, — всё тем же загробным голосом начал вещать Артур, — но Анжелка про них догадалась и замазала объективы чёрной краской. Я кучу денег на технику потратил, а она оптику чёрной краской.

— О как, — пряча улыбку, прокомментировал я, — грамотная у тебя жена.

— Ничего она не грамотная, — возразил Артур, — объективы она замазала, а вот звук-то записался. Послушай.

Артур достал из кармана небольшой диктофон и включил его. Кафе наполнилось стонами и ахами. Посетители с интересом уставились на наш столик.

— Сделай потише, — попросил я Артура.

Тот послушно выключил запись.

— И что тут такого? — спросил я. — Может, она порно в твоё отсутствие смотрела?

— Это её голос, — ответил Артур, — она так дышит и стонет. И в конце записи она с каким-то мужиком надо мной смеётся. Рассказывает ему про меня всякие гадости.

— Дай послушать, — попросил я приятеля. — Только потише сделай, а то на нас и так все смотрят.

— Не надо тебе это слушать, — поморщился Артур, — там вопросы личного характера, и всё неправда.

— Понятно, — сказал я, — тогда выводи семейные активы в безопасное место, ребёнка на время разборок куда-нибудь к бабушкам, а неверную посылай далеко и надолго.

— Я хочу узнать, кто этот мужик, — процедил сквозь зубы Артур.

— Зачем? — спросил я.

— Чтобы отомстить, — ответил Артур.

— Кому? — задал я очередной вопрос.

— Мужику этому, — опять процедил Артур.

— Зачем? — спросил я.

Мне эта викторина уже начинала немного надоедать.

— Он же с моей женой спал, неужели ты не понимаешь? — ответил Артур.

— Мужик-то тут при чём? — опять спросил я. — Это не он с ней спал, а она с ним. Она тебе изменила. На его месте мог быть любой другой.

— Я хочу отомстить, — опять повторил Артур.

— Месть — это холодное блюдо, — привёл я последний аргумент, — ты вначале с неверной женой разберись. Развод — это тебе не на трамвае прокатиться.

— Разберусь, — процедил сквозь зубы Артур и, допив кофе, ушёл.

Разбираться.

Позвонил Артур через неделю.

— Я узнал, кто он, — вместо приветствия сказал Артур.

— И кто же? — поинтересовался я.

— Мент, — ответил Артур, — в соседнем доме живёт. Женат. Детей нет. В дорожной полиции работает. Зовут Виктор.

— Молодец, — похвалил я приятеля, — продолжай вести наблюдение. В случае возникновения опасности обнаружения съешь бумагу с шифрами и паролями.

— Тебе смешно? — спросил Артур.

— Немножко, — сознался я, — ты зациклился на этом мужике. А тебе проблему с другого конца надо решать. Ты, вообще, слушал мои рекомендации и советы? Или решил пройти своим путём?

— Я всё слышал, — огрызнулся Артур, — на развод подал. Анжелке ещё не сообщил. Будет для неё сюрприз.

— С ребёнком что? — спросил я.

— Ребёнок в понедельник едет к бабушке на месяц, — отрапортовал Артур, — детская психика не пострадает.

— Вот тут молодец, — похвалил я его, — можешь же, когда захочешь.

Артур довольно хмыкнул и повесил трубку.

И пропал. Почти на две недели.

Как позже выяснилось, в эти две недели события стали развиваться настолько стремительно, что Артуру было не до советов со мной.

Он всё-таки решил отомстить ненавистному полицейскому, который спал с Анжелой. Но отомстить оригинальным образом. Через жену этого самого полицейского, тихую работницу в местной нотариальной конторе. Этакую серую мышку по имени Анна.

В один из дней, когда её муж ловил нарушителей правил дорожного движения, Артур пришёл к Анне и выложил ей свидетельства половой близости между её мужем и Анжелой.

И в качестве мести прелюбодеям предложил Анне переспать с ним. С Артуром.

Анна обалдела от свалившихся на неё новостей и предложений и выгнала Артура.

Дождалась мужа с работы. И задала несколько очень неприятных вопросов своему благоверному.

Виктор продержался минут 20. Врал, всё отрицал, говорил о доверии и о счастливом будущем. Но в конце концов сознался в содеянном.

Сознавшись, он собрал вещи и ушёл. От Анны.

Анна же на следующий день позвонила Артуру и сказала — я согласна.

Артур купил бутылку вина, цветы и на всякий случай виагры.

Анна встретила мужа любовницы своего мужа заплаканной. И весь вечер рассказывала Артуру про то, как она познакомилась с Виктором, как он за ней ухаживал и как они решили пожениться. Перемежая рассказы слезами и соплями.

Артур, одуревший от женской истерики и действия сразу двух таблеток виагры, терпел до последнего. Затем напоил совсем расклеившуюся Анну принесённым вином и затащил в спальню. Где и отомстил Виктору за свой разрушенный брак на его же супружеской постели.

Мстил Артур до рассвета, изредка отлучаясь в ванную ополоснуться и на кухню попить воды. Устал как собака. И совершенно измучил бедную Анну, которая уже и не рада была, что позвала к себе в постель товарища по несчастью.

Отомстив таким оригинальным образом, Артур вернулся домой. Где его ждала Анжела. Чтобы поговорить.

Виктор позвонил Анжеле и рассказал о том, что Артур их спалил. И что его выгнали из семьи, и он не знает, что делать.

— Не ссы, зая, — выслушав любовника, ответила Анжела и положила трубку.

В это время в квартиру ввалился совершенно обессиленный Артур.

— Я сам не понимаю, как всё произошло, — рассказывал он мне потом, — вроде и правда на моей стороне, и улики неоспоримые. Но почему-то из хаты выперли меня.

Анжелика обвинила мужа во всех мыслимых и немыслимых грехах. Пожаловалась на невнимание, на эгоизм, на маленькую зарплату и на травлю родственников со стороны мужа. В итоге она договорилась до того, что это Артур виноват в том, что она ему изменила. Что это он подтолкнул её к прелюбодеянию.

Не выдержав словесной атаки, Артур быстро собрал вещи и ушёл.

— Так это же твоя квартира, — прервал я рассказ Артура, — почему ты ушёл из собственной квартиры?

— Так ребёнку же надо будет где-то жить, — ответил Артур, — я же не могу ребёнка на улицу выгнать.

— Ребёнок у бабушки, — напомнил я ему, — за время каникул страсти бы остыли и вы бы договорились насчёт ребёнка.

— Сам не знаю, как так получилось, — помолчав, ответил Артур, — я пытался с ней спорить. Но она всё так вывернула, что я неправ оказался.

— Да, с бабой спорить бесполезно, — кивнул я, — а ко мне чего не пришёл? Я бы приютил. Только вместо гордого названия Апартаменты Ангел 006 повесил бы табличку Приют выгнанных мужей.

— Вот поэтому и не пришёл, — Артур отвернулся куда-то в сторону, — стыдно было.

— Стыдно — это хорошо, — похвалил я его, — раз стыдно, значит ещё не всё потеряно. Что дальше-то было? После того, как тебя из собственной квартиры выперли.

Артур вздохнул и рассказал, что с ним произошло после разговора с женой.

Очутившись в подъезде с небольшим чемоданчиком в руках, он посидел на ступеньках минут десять. А потом встал и отправился к Анне.

Анна выслушала его, но к себе не пустила.

— Это не мои проблемы, — сказала она, — я с вами просто переспала. О чём сейчас жалею. Как всё уладится, приходите. А сейчас ко мне мама приедет. Утешать и думать, что делать.

Артур пожелал успехов в бракоразводном процессе и отправился в ближайшую гостиницу.

Где он и прожил несколько дней, пока не узнал, что Виктор переехал в его квартиру и живёт с его Анжелой.

Озверев от новости, Артур выпил бутылку купленного мне виски и примчался на законную жилплощадь, где устроил скандал. Виктора дома не было. Была Анжела и соседка. Которая и выступила после прибытия полиции свидетелем по факту угроз и попыток избиения.

Артура забрали в участок. Где он и просидел до самого утра.

Когда его выпустили, Артур, по его мнению, взялся за ум. Он снял небольшую квартирку на окраине города. Перевёз туда свой рюкзачок. А потом навестил меня.

— Я тебе виски привезу, я помню, — сказал он мне в заключении своего рассказа, — вот устаканится всё. И привезу. Будем пить и смеяться над моими приключениями.

— А тебе смешно? — спросил я его.

— Не очень, — честно ответил Артур, — но всё будет хорошо. Вот увидишь. Главное, понять, что и в какой последовательности надо делать.

— Делать надо было изначально то, что я тебе прописал, — хмыкнул я, — сейчас тебе надо готовиться к разводу и с квартирой решать. Если это твоя квартира, то ты имеешь право выселить из неё посторонних людей. Или к адвокату, и пусть он тебе советует, как это лучше сделать.

— Ходил я к адвокату, — глядя опять куда-то в сторону, сказал Артур, — дело в том, что мы переезжали из одного района в другой и квартиру разменяли. А разменяли путём продажи старой и покупки новой.

— То есть у тебя квартира куплена в браке, — догадался я.

— Выходит так, — пожал плечами Артур, — адвокат сказал, что шансов мало. Но они есть.

— Ну-ну, — сказал я, — тогда просто готовься к разводу. И к алиментам. Ребёнка тебе не отдадут.

Артур вздохнул. Посидел ещё немного и попрощался.

Объявился он через месяц. Какой-то помятый и серый.

Встретились мы в той же пиццерии.

— Развели нас, — отрапортовал Артур, — как ты и говорил, присудили алименты. И штраф за мелкое хулиганство.

— Ещё какие новости? — спросил я.

— Виктор поругался с моей Анжелкой и вернулся к своей жене, — продолжил делиться новостями Артур.

— Милые бранятся — только тешатся, — пошутил я.

— Анька сказала, что беременна, — скрипнув зубами, сообщил Артур.

— Какая Анька? — не понял я.

— Жена Виктора, — пояснил Артур, — который с моей женой спал.

— Аааааа, это с которой ты осуществлял свой коварный план мести, — протянул я, — а ты тут при чём?

— Она говорит, что это ребёнок от меня, — выдохнул Артур.

Я поперхнулся кофе. Закашлял.

— А ты что, мстил не защитившись? — откашлявшись, спросил я хмурого Артура.

— Нет, — ответил тот, — я об этом даже не подумал как-то.

— А что от тебя хочет эта бедная женщина, носящая под сердцем твоего ребёнка? — спросил я, дурачась. — У неё же есть муж, пусть запишут на него это дитя мести.

— Она развелась с Виктором, — ответил Артур, — буквально на днях. Детей нет, по взаимному соглашению сторон.

— Но живут они вместе? — уточнил я.

— Живут вместе, — кивнул Артур, — помирились они. К психологу ходили. Сволочи.

— И что думаешь делать? — осторожно спросил я.

— У меня есть план, — воодушевился Артур, — но ты должен мне помочь.

— Рассказывай, — велел я, заказывая себе ещё чашку кофе.

— Я знаю, где этот Виктор работает, — продолжил Артур, — он сейчас на машине с напарником скорость измеряет. В разных местах города. Но можно вычислить, где эти гады с радаром стоять будут. Ты проедешь с превышением скорости. Они тебя остановят. Ты предложишь Виктору взятку. Он возьмёт. А всё это будет записано на скрытую камеру. А потом…

— Нет, — прервал я словесный поток Артура, — нет, нет и нет. Сам превышай скорость и сам давай взятку. А потом садись в тюрьму за эту самую взятку. Я не хочу в тюрьму. Меня Леночка за тюрьму убьёт.

— Он меня в лицо знает, — помолчав, словно переваривая мой отказ, сказал медленно Артур, — что мне тогда делать?

— Забыть об этом Викторе, что я тебе уже советовал, — вздохнул я, — и делом заняться. Обустраивать свою холостяцкую жизнь и зарабатывать деньги. Если Анна на тебя алименты повесит, то платить тебе придётся и тем, и тем.

— Ты уверен? — спросил Артур.

— Уверен, — ответил я, — и прекращай ты с этим мщением. В итоге сам крайним оказываешься.

— Может, мне к Анжеле вернуться? — опять помолчав, спросил Артур.

— Зачем? — удивился я. — Чтобы тебе опять рога наставляли и в этом же тебя обвиняли?

— Ну да, — согласился Артур, — не за чем. А что делать?

— Что делать, я уже сказал, — ответил я, — обустраивать холостяцкую жизнь и зарабатывать деньги. На алименты.

Как потом выяснилось, я оказался прав. Через определённое время Анна родила девочку. И потребовала от Артура денежного содержания. Провели экспертизу ДНК, которая и подтвердила, что Артур является биологическим отцом.

На суде, правда, выплыла информация, что Виктор не может иметь детей. Но на решение судьи это не повлияло. Артуру присудили выплачивать алименты ещё на одного ребёнка.

После всей этой истории мы ещё несколько раз пересекались с ним. Пили кофе. Обменивались новостями. Артур рассказывал про коварство женщин. Я подтрунивал над ним.

Виски мне Артур так и не привёз. Забыл, наверное.

А я и не напоминал.

Вадим Фёдоров

http://vadimfedorov.eu/?page_id=13

Рассказ из книги Ангел 006

— Константин, — представился мужчина.

Немногим за 50, среднего роста. Чёрные волосы с проседью. Усы, совершенно ему не идущие. Одет в джинсы, майку и синюю куртку. За плечами рюкзачок.

— Шестой, — представился я, — пойдём, покажу вам место вашего жительства на ближайшую неделю.

Мы поднялись по ступенькам, пересекли атриум. Поднялись на 13 этаж.

— У меня небольшая просьба будет, — сказал я, пропуская Константина в квартиру, — я подожду мастера в квартире? Плита почему-то отказалась работать. Должен прийти человек и по гарантии заменить её. Вы не против?

— Не против, — ответил Константин, — а когда должен прийти человек?

— Мне было сказано, что с десяти до пятнадцати, — сказал я, — я его с десяти жду. Но по закону Мерфи, он появится, судя по всему, около трёх. Так что где-то час или меньше.

— Без проблем, — кивнул Константин, — я только вещи разложу, и можем вместе подождать вашего мастера. Заодно расскажете, что тут у вас в Праге за прошедший год интересного произошло.

— Вы уже бывали в Праге? — догадался я.

— Я тут жил, — улыбнулся Константин, — 15 лет. В прошлом году уехал. Так что я коренной житель. И давай на ты? Не против?

— Не против, — ответил я, — на ты даже удобнее. А чего уехал?

— После развода, — опять усмехнулся Константин, — два года назад развёлся с женой. Год на съёмной квартире жил, пока нас разводили. Потом плюнул на всё и уехал. Друг в Питер позвал на хорошую должность.

Константин вышел из комнаты. Принялся раскладывать вещи в гардеробной и в спальне. Когда он вернулся, я на правах хозяина вскипятил воду в чайнике. Заварил чай.

— Будешь? — предложил я.

— Я лучше кофе, — ответил Константин, — есть у тебя?

— Найдём, — ответил я, вытаскивая из шкафчика на кухне пачку кофе.

Мы сели за стол в зимнем саду. Каждый со своей кружкой.

— И как тебе Прага спустя год? — спросил я.

— Всё хорошеет и хорошеет, — ответил Костя, — смотрю, строится много. Дома растут, как грибы.

— Люди приезжают, новые рождаются, — сказал я, — у тебя-то дети есть?

Константин на мгновенье замялся.

— Сын есть, бывший, — сказал он.

— Как это бывший? — удивился я. — Сын он или есть, или его нет. Бывшими только жёны бывают.

— Вот я по аналогии с бывшей женой и сказал так, — поморщился Костя, — он мне не родной. Я его усыновил, когда он совсем маленьким был. Растил, воспитывал, как своего. Помогал. Свадьбу ему справил, когда он женился. На работу устроил. А вот как развёлся с его матерью, так всё. Вдруг я стал никому не нужен.

Голос у Кости стал глуше. Он обхватил кружку с кофе ладонями, как будто захотел согреться.

— А в каком возрасте усыновил? — осторожно спросил я. — И где его настоящий отец?

— Шесть лет ему было, — чуть помолчав, продолжил Костя, — с отцом он после развода не виделся. Мы уехали в другой город. Да и отцом я для него был. По крайней мере он меня так называл. И я думал, что так и есть. Отец не тот, кто родил, а кто воспитал. Так, по-моему, в народе говорят.

— А ещё говорят, что сколько волка ни корми, он всё равно в лес смотреть будет, — отозвался я, — чужой ребёнок всегда чужим останется.

— Ну, про волка это ты загнул, — усмехнулся Константин, — но, в принципе, ты прав. Как выяснилось, чужой ребёнок всегда чужим останется. Сколько ты его ни расти.

— Так ты из-за развода так переживаешь или из-за пасынка? — спросил я.

— Из-за внука, — вздохнул Костя, — развод я пережил на удивление спокойно. Да и то, что сын перестал общаться, как-то тоже не очень меня огорчило. Обида, конечно же, осталась. До двадцати лет кормил-поил. Но да бог с ним. Это его дело. А вот внук. Я же с самого его рождения. И Аньку с роддома вдвоём забирали. И памперсы ему покупал. И игрушки. Души не чаял.

— Как зовут-то внука, — воспользовавшись паузой, спросил я, — и лет сколько?

— Никита зовут, семь лет, — вздохнул Костя, — люблю его. Снится мне иногда. Прям наваждение какое-то. Жена бывшая не снится, пасынок не снится, а вот он через ночь. То конструктор с ним собираем, то на рыбалку едем.

— Так ведь если сын не твой, то и внук тоже не твой, получается, — осторожно сказал я.

— Я это всё понимаю, — устало ответил Константин, — но вот ничего поделать с собой не могу. Привязался я к этому человечку. А мне год назад заявили — ты внука не увидишь. Ты нам вообще никто.

— И ты приехал на него посмотреть сейчас, — догадался я.

— Ну да, — усмехнулся Костя, — на майские и приехал. Я в своё время ввёл в привычку перед 9 мая всей семьёй на Ольшанское кладбище ездить. Приводить в порядок могилы советских воинов. Травку постричь, мусор убрать. Нас там человек 20 каждый год собирается. Перед праздником.

— Хорошее дело, — похвалил я Костю, — а вдруг они отказались от этой привычки? И не придут.

— Придут, — убеждённо сказал Костя, — у нас это как ритуал уже стал. Каждый год 7 мая на Ольшанку. И Никиту брали, когда ему ещё год не исполнился. У бывшей жены дед Прагу освобождал. Придут.

— И ты издалека на внука посмотришь, — сказал я.

— Издалека посмотрю, — подтвердил Костя.

— Да, — сказал я, — две тысячи километров пролететь, чтобы на мальца взглянуть, я такого ещё не слышал.

В этот момент раздался звонок в дверь. Мы с Костей одновременно глянули на часы. Без одной минуты три.

Это пришёл мастер.

Он покопался в щитке. Выключил электричество. Потом ловко снял неработающую плиту. Поставил новую. Включил. Проверил, всё ли работает.

Плита работала.

Я расписался на куче разных бумажках.

Заняло всё это примерно 15 минут.

Техник ушёл, пожелав нам хорошего дня и исправных электроприборов.

Засобирался и я.

— При отъезде расскажешь, удалось внука увидеть или нет, — попросил я Константина.

— Хорошо, — согласился он, — я утром, часиков в 10 буду готов. Мне потом в аэропорт и домой. В Питер.

— Я к 10 подъеду, — пообещал я, — удачи тебе, дедушка.

Костя улыбнулся.

7 мая утром он встал, позавтракал. Оделся потеплее. И пешком пошёл на Ольшанское кладбище. Где похоронены наши солдаты и офицеры, освобождавшие Прагу.

Через 10 минут Костя был уже на месте. Тишина и спокойствие, как это обычно бывает на старых кладбищах. Лишь по деревьям и между могилками сновали пугливые белки. Где-то за забором слышался гул большого города.

Константин прошёлся по воинскому кладбищу. Всё тот же памятник и ряды обелисков за ним. Вот только тротуарная плитка изменилась. Вместо цветной положили серую.

В конце аллеи появилась группка людей. С лопатками, вениками и вёдрами. Среди них было несколько детей.

Сердце застучало чуть сильнее. Стало жарко. День обещал быть тёплым.

Костя свернул на боковую дорожку. Пошёл по направлению к церкви. Шёл медленно, оглядываясь. И ругая себя последними словами.

Затем он свернул между надгробий. Прошёлся, читая фамилии и годы жизни лежащих тут людей.

Остановился у могилы Аверченко. Присел на скамейку около последнего приюта своего любимого писателя.

«Надо было цветы хотя бы взять», — подумал запоздало.

По дорожке кто-то прошёл. Остановился невдалеке.

Костя поднял голову.

В 10 метрах от него стоял Никита. Удивлённые глаза на пол-лица.

— Привет, — сказал Костя, — а ты вырос.

— Привет, — ответил Никита, — а у тебя усы выросли. Смешные.

И хихикнул.

Улыбнулся и Костя.

— Как ты поживаешь-то? — спросил он.

— Хорошо поживаю, — деловито ответил Никита, — в школу готовлюсь. И мы сестрёнку мне хотим завести. Чтобы мне скучно не было.

— Сестрёнка — это хорошо, — кивнул Костя, разглядывая внука.

Старая курточка, джинсы, ботинки. И модная бейсболка местной хоккейной команды с буквой S на козырьке. Бейсболку он подарил Никите два года назад. Сам хоккей маленькому мальчику не понравился. «Кричат все кругом, громко», — сказал он.

— Дедушка, — осторожно спросил Никита, — а ты и вправду умер? И теперь на кладбище лежишь?

Костя вздрогнул. Очнулся от воспоминаний.

— С чего это ты решил, что я умер? — спросил внезапно охрипшим голосом.

Никита пробежался взглядом вдоль могил. Глянул на Константина.

— Мама сказала, что ты умер, — ответил мальчик.

— Я сильно похож на мёртвого? — усмехнулся Костя.

— Нет, — улыбнулся Никита, — у мёртвых усы не растут.

— Сбрею, — пообещал Костя, — а мама пошутила. Живой я.

И тут же откуда-то раздался знакомый женский голос: «Никииииита».

— Иду, — не отводя от деда взгляд, через плечо крикнул Никита, — иду уже.

— Иди, — сказал Костя, — маме нельзя волноваться.

— А ты сюда ещё придёшь? — спросил Никита.

— Нет, я завтра в Питер улетаю, — ответил Костя, — если и приеду обратно, то не скоро.

— А я тебя увижу ещё? — Никита стал серьёзным, улыбка растаяла.

— Конечно, увидишь, — ответил Костя, — вот вырастешь и найдёшь меня.

Никита кивнул. Развернулся и побежал обратно. К маме.

— Ты куда пропал? — спросила она его.

— Меня дяденька попросил ведро принести, — ответил он, показав рукой на меня.

Я стоял рядом, опираясь рукой на массивную трость из белого дерева.

— Нога болит, — ответил я, — вот и попросил вашего мальчика за ведром сбегать. Мусор-то надо куда-то сгребать.

Мама Никиты повернулась ко мне. Серое платье, синяя куртка. Зелёные кроссовки. Чуть наметившийся животик.

— Мы мусор в пакеты складываем и потом в контейнер выкидываем, — сказала она.

— Я тоже так сделаю, — ответил я и поковылял в противоположный конец кладбища, старательно припадая на левую ногу.

— Там нет ведра, куда вы меня послали, — крикнул мне в спину мальчик.

— А что там есть? — спросил я его, на секунду остановившись.

— А ничего, — ответил Никита и побежал вслед за мамой.

Ну а я похромал к своей припаркованной у входа машине.

На следующий день я приехал в квартиру. Поднялся.

Константин был уже собран. Усы с его лица исчезли. Лицо было гладко побрито. Чемодан лежал на пуфике в прихожей.

— Вовремя, — поприветствовал он меня, — только что позвонили. Такси у подъезда.

— Я провожу, — отозвался я, — помочь с багажом?

— Не надо, я сам, — ответил Костя.

Мы вышли из квартиры. Зашли в лифт.

— Удалось внука увидеть? — спросил я.

— Не только увидеть, но и поговорить, — задумчиво улыбнулся Константин.

— И как? — задал я очередной вопрос. — Успокоилась твоя душа?

Лифт приехал на первый этаж. Двери открылись. Мы вышли в коридор дома.

— Ты знаешь, — задумчиво ответил Костя, — я так думаю, что успокоилась. Ребёнок жив и здоров. Одет, обут. И всё у него хорошо. Сестрёнку вот ждёт. К школе готовится.

— Но с тобой же не видится, — не выдержав, ляпнул я.

— Не видится, — согласился Константин, — но в этом ничего страшного тоже нет. Вырастет. Захочет встретиться, найдёт меня.

— Это точно, — согласился я, — через Интернет кого угодно можно найти.

Мы пересекли внутренний дворик резиденции. Вышли на улицу.

Возле дома нас ждала жёлтая «Шкода».

— Спасибо за гостеприимство, — сказал Костя.

— Пожалуйста, — ответил я, — приезжай ещё.

— Обязательно, — ответил Костя. — Прага и Питер — мои самые любимые города.

Он сел в машину и уехал.

В аэропорт.

Вадим Фёдоров

http://vadimfedorov.eu/?page_id=13

Из книги Ангел 006 ( http://www.angel006.ru )

— Ангел мой, а на что мы будем жить? — как-то вечером спросила меня Леночка.

Мы уже второй месяц обитали в Праге. Наслаждаясь друг другом и нашей небольшой, но уютной квартиркой.

— Как на что? — удивился я. — У меня хорошее выходное пособие. И у тебя тоже. Неплохая сумма получилась. Никогда не думал, что когда прекращаешь спасать чьи-то семьи и души, тебе за это так хорошо платят.

— Я серьёзно, — поморщилась Леночка, — деньги, они имеют свойство заканчиваться. Да и делом надо заниматься. Я же вижу, что тебе на месте не сидится.

— Не сидится, — согласился я. — Любовь — штука хорошая. Но для мужчины, кроме любви, надо много всего разного. Покорять вершины, народы, делать мир прекраснее.

— Кстати, — нахмурилась Леночка, — у меня подруга в отделе кадров работает. Я с ней до сих пор переписываюсь. Она мне тут на днях статистику по бывшим ангелам скинула. Очень интересные цифры.

— И какие, если не секрет? — заинтересовался я.

— Не секрет, — сказала Леночка, — 62 процента после увольнения идут в таксисты, 24 процента — в органы здравоохранения, 12 процентов вообще отходят от дел, и остальные 2 процента — это прочее.

Я помолчал, переваривая информацию.

— В таксисты? — спросила Леночка. — Убер сейчас набирает новых водителей.

— У меня слишком дорогая машина для такси, — проворчал я, — лучше в прочее подамся.

— А это куда? — вновь спросила Леночка.

— Да купим себе квартиру и будем сдавать, — ответил я, — уж где, а в Праге это самый надёжный вид заработка. У меня как раз на днях это самое выходное пособие на счёт упало. На двушку в новостройке хватит.

— А в чём работа-то? — подумав, вновь спросила Леночка. — Сдал квартиру — и раз в месяц получай за это деньги.

— А давай мы посуточно будем сдавать, — предложил я, — загруженность будет не раз в месяц, а каждый день. Ну или через день. Как народ заселяться будет. Прага, он же туристический город.

Леночка помолчала.

— Давай, — сказала, — начнём с одной квартиры. Если получится, ещё прикупим. Мне тоже выходное пособие положено.

Сказано — сделано.

Я обзвонил и посетил всех пражских девелоперов. Просмотрел десяток новостроек. И, наконец-то, остановился на двухкомнатной квартире в резиденции Гарден Тауэр.

— Не подходит, — заявила Леночка, когда я ей показал планы квартиры и договор резервации.

— Что именно не подходит? — спросил я.

— Этаж не подходит, — объяснила мне Леночка, — население боится цифры 13. А эта квартира на 13 этаже.

— Предрассудки, — заявил я, — населению мы не скажем, какой этаж. А квартиру назовём как-нибудь симпатично. Например, жилище Шестого ангела. Планировка там идеальная. А вид из окна — закачаешься.

И я отвёз Леночку в квартиру. Показал планировку и замечательный вид из окна.

— Надо брать, — сказала Леночка, — действительно, жилище ангела.

И мы купили эту двушку.

Ещё месяц ушёл на оформление, установку кухни, покупку мебели.

Я зарегестрировался на booking.com и на airbnb.ru. Сделал отличные фотографии.

Но первые клиенты пришли не с сайтов. А от знакомой, которая занималась тем же самым. Сдавала квартиры на короткий срок в этой же резиденции. Звали её Алёна.

— Шестой, — сказала она, — у меня накладка. Приезжают гости, а все квартиры сданы. Твоя укомплектована?

— Почти, — ответил я, — когда приезжают? И кто такие?

— Семейная пара с России твоего возраста, — ответила Алёна, — на несколько дней. Через неделю приедут.

— Через неделю готово всё будет, — ответил я, — примем в лучшем виде.

На том и порешили.

В заранее обговорённое время я встретил эту пару на рецепции и отвёл к себе в квартиру. Мужа звали Александр. Жену Наталья.

Оба среднего роста. Он черноволосый, с сединой. Подтянутый. Она с короткими светлыми волосами, чуть полноватая.

Заселились. Немного поговорили. Оказалось, что они уже не первый раз в Праге. Последний раз были тут чуть меньше месяца назад.

Я отдал ключи и распрощался. До следующей недели.

Но получилось так, что я встретился с ними раньше. На следующий день.

Забежал в центре в какую-то кафешку перекусить. Заказал сок с бутербродами. Сел.

Слышу, за спиной говорят на русском. И голоса знакомые. Мужской и женский.

— А вдруг глаза будут не мои? — женский голос. — Или нос. Не как у тебя и у меня, а с горбинкой. Или рыжий. А у меня в роду рыжих никогда не было. У тебя были в роду рыжие?

— Не было рыжих, — устало ответил мужской голос, — всё будет хорошо. Не переживай.

Я повернулся. За соседним столом сидели Александр и Наташа.

— Здравствуйте, — сказал я. — Прага — город маленький. Вы извините, что я вас подслушал. Что-то случилось? Может, помощь нужна?

— Подсаживайтесь к нам, — предложил Александр, — вместе перекусим.

— Да, пожалуйста, — сказала Наташа, подвигая ко мне свободный стул.

Я пересел.

— Так о чём спор? — спросил я, слопав бутерброд. — И чем вам не нравятся рыжие?

Саша быстро взглянул на Наташу. Взгляд у него был уставший.

— Рассказывай, чего уж там, — Наташа махнула рукой, — может, и правда, человек советом поможет. А то я уже и не знаю, что делать.

И Саша рассказал.

Познакомились они несколько лет назад. У обоих были в прошлом браки, дети. У Александра даже внучка.

Поженились. Стали жить вместе. Любя и оберегая друг друга. Как могут любить два человека, знающие, как бывает хрупко счастье с любимым человеком.

Мысль о совместном ребёнке пришла в голову одновременно. Долго говорили на эту тему. Читали статьи в Интернете. В 45 лет забеременеть можно. Но очень тяжело. Естественным путём практически невозможно.

Поэтому они собрали информацию всё в том же Интернете. И выяснили, что лучшие репродукционные центры находятся в Израиле, Белоруссии и Чехии.

Наташа сразу сказала, что где угодно, но только не в Белоруссии. На все приводимые мужем аргументы отвечала одно и то же — не доверяю, это бывший Союз.

Израиль не подошёл по другой причине. Слишком дорого.

Остановились на Чехии.

Приехали первый раз. Заключили контракт. Сдали анализы. После консультации с доктором решили, что яйцеклетки возьмут у донора, так как дочери или подходящей по возрасту у Наташи родственницы не было.

По заданным параметрам врач подобрала им три кандидатуры. Главным параметром была группа крови.

Выбрали одну из девушек.

Брюнетка, 24 года, 170 сантиметров рост, 63 кило вес.

Всё. Больше никаких данных. Донорство в Чехии анонимное.

Наташа и донор начали принимать лекарства. Наташа в России, донор в Праге.

Через три дня должна будет состояться операция. У донора заберут созревшие яйцеклетки. Обработают их спермой Александра и одну из них подсадят Наташе. Остальные заморозят.

И тут у Наташи, то ли от влияния постоянно принимаемых гормонов, то ли от обилия информации, то ли ещё от чего, сдали нервы. Ей стало казаться, что запланированный ребёнок будет похож на кого угодно, но только не на них с Александром.

Муж пытался её переубедить, взывал к логике, ссылался на репутацию клиники. Всё без толку.

Наташа договорилась до того, что будущий ребёнок может родиться темнокожим.

— А что, — глядя в сторону и сжав губы, цедила Наташа, — вдруг эта донор негритянка? Нам же только на словах сказали, что она белая. И волосы у неё могут быть крашеные. А вдруг она рыжая на самом деле?

— Всё гормоны проклятые. — сказал мне Саша. — Вначале она комплексовала по поводу того, что из-за этих гормонов растолстела. Сейчас вот новый бзик. Я уж и не знаю, что делать. Хоть отказывайся от операции.

— А вы ещё с кем-то на эту тему беседовали? — спросил я несчастных супругов. — С врачом говорили? С родственниками?

— С врачом говорили, просили фотку показать донора, — кивнул Саша, — но она отказалась. Анонимность. А родственники не в курсе, зачем мы в Прагу мотаемся. Не надо им это знать. Вы единственный, кому мы это всё рассказали.

— А почему мне? — удивился я.

Александр замялся.

— Наверное, эффект случайного попутчика, — наконец-то сказал он, — мы вас не знаем. А лицо у вас располагающее. И вряд ли мы с вами больше увидимся. Да и местный вы. Может, что подскажете?

Я задумался.

— Может, и подскажу, — казал я наконец, — что за клиника-то? Как называется?

— «Гинем», — сказала Наташа.

— Так, так, так, — заинтересовался я, — а адрес какой у них?

— На Праге 8, Лидчицка улица, дом не помню, — отрапортовал Саша.

Я откинулся на спинку стула, загадочно улыбаясь. Достал телефон. Набрал номер.

— Аллё, Влад? Привет, — сказал я в трубку, — ты мне сто крон должен. Можно я к тебе подъеду за долгом? Заодно поговорим об одном деле.

— Привет, — ответил Влад, — приезжай, я дома. Только не сто крон, а двадцать. И не я тебе, а ты мне должен.

Но Саша и Наташа ответа Влада не слышали. Телефон я слишком плотно прижимал к уху, чтобы моего знакомого не было слышно. Затем я взял и сфоткал Наташу на всё тот же свой телефон.

— Это зачем? — удивилась она.

— Влад работает в фирме «Гинем» системным администратором, — пояснил я, — и у него есть доступ к базе данных. Я съезжу к нему и узнаю о вашем доноре всё, что нужно.

— Не может быть, — прошептала Наташа.

— Сколько это стоит? — в свою очередь спросил Саша.

— Нисколько не стоит, — ответил я, — а насчёт не может быть… Прага — город маленький. Тут все друг друга знают.

— Мы отблагодарим, — сказал Саша, — не сомневайтесь.

— Ещё раз об этом заикнётесь, и я ничего делать не буду, — парировал я.

— Хорошо, — кивнул Саша, — а когда вы всё узнаете?

— Думаю, завтра вечером всё будет известно, — сказал я, — сейчас съезжу к нашему айтишному гению и всё узнаю.

И я поехал.

К Владу.

Но Влад не был гением системного программирования. Влад был фотографом. И, как каждый приличный фотограф, он в совершенстве владел фотошопом.

Я показал ему фотографию Наташи.

— Сможешь сделать эту женщину моложе лет на 20? — спросил я. — Есть же специальные программы.

— Легко, — ответил Влад, перекидывая фотографию с моего телефона на свой компьютер, — заходи через неделю, будет тебе чудо омоложения.

— Не выпендривайся, — попросил я Влада, — мне сегодня надо. Чтобы была намного моложе. Лет так 20. И чтобы в другой одежде, и фон сзади другой.

— А что мне за это будет? — спросил Влад, стуча по клавишам.

— Я верну тебе твои 20 крон, — великодушно предложил я Владу.

Тот хмыкнул, кивнул головой и принялся колдовать над фотографией Наташи.

— Долго? — спросил я его.

— Минут 40, — ответил тот, — можешь пока погулять.

Я кивнул и отправился погулять. Купил себе и Владу кофе в «Чибо». Круассаны. Всё это притащил к Владу домой.

Тот уже заканчивал.

С экрана на меня смотрела сильно помолодевшая Наташа в очень откровенном купальнике на фоне Ниагарского водопада.

— Стоп, — сказал я, — водопад убрать. Девушку одеть.

Влад поворчал. Но получив в руки кофе и круассан, принялся исправлять свою работу.

Через 10 минут вместо купальника на девушке красовался симпатичный сарафан в горошек. А вместо водопада Влад поставил какие-то кусты и деревья.

— Так нормально? — спросил он.

— Отлично, — похвалил я его, — вот твои 20 крон. Скинь мне, пожалуйста, фотку на телефон.

— А кто это? — поинтересовался Влад, пересылая мне фотографию.

— Меньше знаешь — крепче спишь, — ответил я.

Мы допили кофе, и я отправился домой.

С Наташей и Сашей я встретился на следующий день. Зашёл к ним на тринадцатый этаж.

— Ну что? — с порога спросила меня Наташа. — Удалось что-нибудь узнать?

— Конечно, — ответил я, проходя в комнату, — всё про вашего донора узнал. Всё в порядке.

Я сел на диван и вынул свой телефон.

— Вот она, наша красавица, — сказал я.

Наташа выхватила у меня телефон и впилась взглядом в экран. Саша осторожно заглянул через её плечо.

— Симпатичная, — констатировал он, — и на тебя похожа.

— Отличница, красавица, — отозвался я с дивана, — учит языки. В том числе русский. Папа преподаёт в Карловом университете, мама играет в пражской филармонии.

— Худая она какая-то, — протянула Наташа.

— Бегом занимается, — отозвался я, — полумарафон и марафон. Очень спортивная девочка.

— На тебя похожа, — опять сказал Саша.

— Что-то есть, — согласилась Наташа, — а из-за чего она стала донором? Деньги нужны?

— Нет, — ответил я, — как правило, с деньгами у доноров всё в порядке. Это гражданская позиция такая. Помочь другим.

— А как её зовут? — спросила Наташа.

— Это я не могу сказать, — ответил я.

— Мы вам точно ничего не должны? — спросил Александр.

— За проживание вы мне уже заплатили, — поморщился я, — буду благодарен, если вы рекомендуете мою квартиру другим путешественникам в Прагу.

— Конечно, порекомендуем, — сказала Наташа, с неохотой отдавая мне телефон.

— Спасибо, — искренне ответил я.

Мы ещё посидели. Поболтали о погоде и о предстоящей операции. Наташа заметно успокоилась.

Я встал. Собрался домой. Александр вызвался меня проводить.

Мы спустились вниз на лифте. Вышли в атриум.

— Спасибо, — ещё раз сказал Александр, — вы нам очень помогли. Вселили уверенность.

— Женщины — существа эмоциональные, — ответил я, — наша задача — пускать эмоции в нужное русло. Тогда будет всё хорошо.

— Я думаю, эмоции сейчас в нужном русле, — улыбнулся Саша, — очень хорошая девочка, наш донор.

— Всё у вас будет хорошо, — повторил я, — всё получится. Вы мне весточку пошлите, когда Наташа родит.

— Обязательно, — ответил Александр, — пошлём. И на крестины пригласим.

Он улыбнулся. Развернулся и пошёл к Наташе. Лечить её страхи.

Съехали они через две недели.

И пропали.

Ни письма, ни сообщения.

Лишь спустя 9 месяцев я получил СМСку с незнакомого российского номера.

«Девочка. 3400, 50. Копия Саши. Спасибо.»

— От кого СМСка? — спросила Леночка.

— От знакомых, у нас в квартире останавливались, — ответил я, — ребёнок у них родился. Девочка.

Ой, как здорово, — обрадовалась Леночка, — молодцы. Дети — это хорошо. А ты любишь детей, ангел мой?

— Люблю, — ответил я, — а что?

— Да так, — ответила Леночка, — просто спросила. С нынешней медициной, которая творит чудеса, всё возможно.

— Это точно, — поддакнул я.

— Пойду бельё сниму, — сказала Леночка и вышла на балкон.

А я остался в комнате размышлять.

О детях, о медицине, о правде и лжи.

Вадим Фёдоров

http://vadimfedorov.eu/?page_id=13

http://mirotino.com/?p=13

Когда я был маленький, наша семья часто переезжала с места на место. И не потому что это была семья военного. Нет. Сугубо гражданские люди. Но переезжали часто. Вначале, когда мне было 3 годика, снялись с места и переехали на Ставрополье.

На Ставрополье прожили почти 10 лет. Родители как многодетные получили 4-комнатную квартиру. У них была хорошая высокооплачиваемая работа. Я с братом ходил в музыкальную школу. У нас были друзья. Устоявшийся круг общения.

Я до сих пор не понимаю, для чего было уезжать из этого круга. Как и не понимаю, для чего было уезжать из Алма-Аты, где я родился. Какая-то неведомая сила гнала моих родителей. Причём новое место жительства почему-то всегда было хуже предыдущего.

Когда я вырос, я задавал этот вопрос про смену места жительства. И ни разу не получил внятного ответа. Точнее, ответы были, но это было похоже на отговорки.

— Почему мы уехали из Алма-Аты?

— Потому что ты часто болел, сынок. Там плохой климат.

— Почему мы уехали со Ставрополья?

— Потому что там зимы без снега, сынок. Без снега. Дождливые и грустные.

А где у нас снег? Правильно. В Тульской области зимой много снега. Именно туда мы и поехали.

Точнее, вначале туда отправился отчим. Он каким-то образом узнал, что в Заокском районе есть деревня Миротино. И что там есть вакансия на должность заведующего котельной, на которую он и устроился. Справил все необходимые бумаги и вернулся за семьёй — за женой и шестью сыновьями. Я был неродным. Старшим. Остальных мама рожала ему раз в два года по младенцу мужского пола.

Отчим приехал, рассказал о прекрасной русской зиме, и мы принялись собирать вещи. Мне шёл 13-й год. А на дворе была предолимпийская зима восьмидесятого года. Февраль.

Но переезд не прошёл гладко. Что-то не сложилось. То ли кто-то из младших заболел, то ли у отчима на работе с увольнением сложились проблемы и его обязали отрабатывать положенные два месяца. Но первыми в заснеженную тульскую деревню поехали я, мама и мой брат Вася. Васе на тот момент было 3 или 4 года.

Ехали мы долго. Вначале до Москвы на поезде. Пейзаж за окном менялся, как и рассказывали родители, с осенней хляби на заснеженные поля.

Из Москвы до станции Пахомово мы ехали на электричке. Три часа. В электричке было холодно и постоянно откуда-то дуло.

На станции до конечного пункта мы добирались на машине с брезентовым верхом. Это была местная разновидность рейсового автобуса. В нём было ещё холоднее. Но не дуло.

Приехали в деревню. Выгрузились. Снега действительно было много. Он искрился на солнце и скрипел под ногами.

Зашли в местный сельсовет, где выяснилось, что жильё для нас готово. Но оно холодное. Надо протопить. И вообще, дров напилить и наколоть.

Чтобы мы не мёрзли на улице, нас отвели к соседям погреться.

Вышли из сельсовета. Прошлись по деревне, по единственной улице, расчищенной от снега трактором. Наш дом оказался крайним. Около него суетился какой-то мужичок с брёвнами и бензопилой.

Меня с Васей завели в предпоследний дом. Мать сняла с нас верхнюю одежду и куда-то убежала.

Мы с братом вошли в большую комнату. Посередине комнаты стоял стол. В углу гудела печка, потрескивая горящими дровами. В комнате было грязно и воняло. По углам короткими перебежками сновали тараканы.

Кроме нас в комнате обнаружилось ещё четверо детей от года до семи лет роду. Все они были одинаковыми: большие удлинённые черепа, глаза навыкате, короткие ноги и руки. И все были лысыми. Самый младший ползал по брошенному на пол одеялу в углу комнаты. Остальные возводили вокруг этого одеяла укрепления из подушек и стульев, чтобы малый не уполз из своего угла.

Дети с интересом уставились на нас.

— Вы кто такие? — спросил старший из них.

— Мы новенькие, — пояснил я, — соседи ваши.

Старший хмыкнул и витиевато выругался. Матом.

Это произвело на меня впечатление. Мат я слышал за свою жизнь пару раз от старших ребят во дворе. А тут вдруг пацан младше меня в два раза использовал ненормативную лексику как будто само собой разумеющееся.

— А мы Росляковы, — поковырявшись в носу, сказал старший. — Девки наши в школе. Мамка на ферме. Меня Вовка зовут.

— А отец где? — зачем-то спросил я.

— Отец тоже на ферме, — ответил Вовка и опять залез пальцем в нос.

В это время один из мальцов подошёл к ведру, стоявшему около входа, снял штаны и пописал туда. Судя по звуку, ведро было наполовину полным. Запахло смрадом. Судя по всему, в ведро ходили не только по-маленькому.

— А туалет у вас где? — спросил я.

— На улице, но там холодно, — ответил Вовка и добавил: — Будете с нами играть? В тюрьму.

— Спасибо, — вежливо ответил я, — я не хочу.

Вася тоже отказался играть. Судя по всему, он просто-напросто испугался лысых яйцеголовых, похожих на инопланетян.

Мы сели с ним около стола и стали ждать маму.

— А почему вы лысые? — спросил я спустя час.

Молчать надоело. Мы согрелись. Да и запах из помойного ведра был уже не такой ужасный.

— У нас вши были, — сказал Вовка, — вот нас мамка и постригла. А потом ещё и побрила.

— А вши это что? — спросил его мой брат.

— Это такие букашки, — ответил Вовка, — они в волосах от грязи заводятся.

— Очень интересно, — сказал Вася. — А что другие твои братья не разговаривают?

— Не умеют ещё, — авторитетно сказал Вовка, — маленькие.

И добавил пару матерных слов, характеризующих его братьев.

— Понятно, — сказал мой 4-летний Вася и замолчал.

Мама пришла за нами, когда на улице уже стемнело и в дом Росляковых вернулись три старшие сестры с такими же лысыми вытянутыми головами.

— Пошли домой, — сказала она нам, — там тепло уже. Дров напилили.

Мы сказали семье Росляковых «до свидания» и перешли в соседний дом, где нам предстояло жить.

Мама сразу же уложила нас спать. Кровати не было. Было два спальных мешка и чья-то шкура. То ли оленя, то ли коровы. В один из мешков залезла мама. В другой я с братом. Уснули все сразу, утомлённые длинным днём и холодом.

Проснулись поздно.

Мать растопила печь. Накормила нас. Сходила в местный магазин, принесла два пакета продуктов.

— Сынок, — сказала она, — мне надо уехать. За остальными. Через два дня мы вернёмся. Я попросила дядю Серёжу, который дрова нам попилил, чтобы он за вами присмотрел. Ты уже взрослый. Проследи за Васей. Хорошо?

— Хорошо, — сказал я. — А когда ты вернёшься?

— Я же сказала, через два дня, — ответила мама. — Правда, тут здорово?

— А туалет тут тоже во дворе? — спросил я.

— Во дворе, — кивнула мать, — но вы можете ведро поставить в комнате и в него ходить. А потом выплеснуть. Обещают морозы.

— Мама, а зачем мы сюда переехали? — спросил я. — У нас же была квартира. И туалет в квартире. И дети там не ругаются. И друзья у меня там остались.

— Заведёшь тут себе новых друзей, — сказала мама.

Она поцеловала нас и уехала. А мы с Васей остались.

Днём я топил печку и смотрел в окно. За окном было солнце и много снега. В стороне от нашего дома строители что-то сооружали. Наверное, ещё один дом.

Вечером мы легли спать. Теперь у нас у каждого был свой спальный мешок.

Вася попросил рассказать сказку. Я рассказал. Про девочку Машу и трёх медведей. Вася слушал мою сказку, слушал и уснул. За ним уснул и я.

Проснулись мы ранним утром от холода. Дрова прогорели, печка затухла.

По дому гулял ветер. Дом был сборно-щитовой. И построили его, судя по всему, недавно. Везде дуло.

Я вышел во двор. Рядом с входной дверью был прибит термометр. Показывал он минус 26 градусов.

Я схватил охапку дров и забежал в дом. Затем ножом состругал с одного полена мелких щепок, побросал их в печку, положил газету, сверху добавил тонких поленьев.

Поджечь дрова и растопить печку мне удалось только с третьего раза, когда вся имевшаяся в доме газета уже была использована, а в коробке осталась только одна спичка.

Вася всё это время сидел в спальном мешке и следил за моими действиями.

— Нельзя, чтобы печка гасла, — сказал он.

— Молодец, соображаешь, — похвалил я его.

Постепенно комната наполнилась теплом. Вася вылез из мешка и принялся помогать мне готовить есть.

Из еды у нас были макароны, три буханки хлеба и стеклянная банка зелёного горошка. Были ещё банки с тушёнкой. Но мама забыла оставить нам консервный нож.

Мы поели хлеба. Я попытался сварить макароны. Получилось не очень, поэтому мы их отложили на потом.

Весь день сидели с братом и смотрели в окно, жуя хлеб.

За окном был снег. И рабочие. Было уже точно видно, что они строят дом по соседству с нами. Рабочие постоянно матерились. Я за всю предыдущую жизнь не слышал столько мата.

Вечером рабочие ушли. И у нас закончились дрова.

Обещанный дядя Серёжа не пришёл. Вообще никто не пришёл. Всем было наплевать, что в крайнем доме живут два ребёнка. Или просто никто не знал про нас, а дядя Серёжа забыл? Не знаю.

Закинув в печку последнее полено, я оделся. Натянул шапку поглубже и вышел на улицу. Было холодно. Очень и очень холодно. Холоднее, чем днём. В мои ботинки сразу же набился снег.

Переваливаясь через сугробы, я пробрался к строительной площадке. Там лежали плиты, доски и бруски, из которых возводился дом.

Я выбрал длинные деревянные рейки и потащил парочку из них в сторону своего дома. Протащил пару десятков метров и понял, что не осилю такую ношу.

Бросил один брусок, второй дотащил до дома. Вернулся за вторым. Сделал ещё несколько ходок.

Чувствуя, что замерзаю, ввалился в дом, волоча за собой один из брусков.

Вася встретил меня с заплаканными глазами.

— Я думал, что ты замёрз, — сказал мне брат.

— Я тоже думал, — сказал я, стараясь разжать окоченевшие пальцы.

— А я в сумке чай нашёл, — обрадовал меня Вася. — Начал вещи собирать в поход, чтобы за тобой идти. И пачку чая нашёл.

— Молодец, — похвалил я брата.

В печи догорало последнее полено.

Топора у меня не было. Пилы тоже. Пила и топор были у далёкого дяди Серёжи.

Тогда я положил брусок на порог и прыгнул на него. Брусок сломался. Я отломил кусок бруска и засунул его в печь.

Опять прыжок. Треск. Кусок бруска как раз по размерам для печи.

Наломав таким образом дров, я с братом попил чай и лёг спать.

Ночью я периодически вставал и подбрасывал в печь парочку-другую брусков, из которых должны были строить дом рядом с нашим.

Утром мы встали, поели хлеб, попили чай, пожевали окаменевшие макароны.

Я сходил во двор в туалет. Но туалет был занесён всё тем же снегом. Пришлось помочиться рядом. Вася составил мне компанию. Мочиться в ведро он отказался из солидарности.

Термометр показывал всё те же минус двадцать пять.

— Это много? — спросил брат.

— Очень, — ответил я. — Разве сам не чувствуешь?

— Чувствую, — сказал Вася и поспешил в дом.

Остаток дня мы сидели у окна, слушая мат рабочих и изредка подбрасывая в печку бруски.

Ночью я опять отправился за топливом. Натаскал брусков с запасом, чтобы не экономить. Затем ломал их, прыгая со всего размаха на эти самые бруски.

Родители с остальными братьями приехали на пятый день. То ли билетов на поезд не было, то ли ещё что-то.

К этому времени мы съели весь хлеб и все макароны.

Моя правая нога от постоянного долбления по сворованным брускам с соседней стройки распухла и болела.

Странно, но строители так и не хватились этих брусков.

— Ну как вы тут? — спросила мама.

— Вадик мне каждую ночь сказки рассказывал, — похвастался брат, — и каждый раз новые.

— Молодцы какие, — обрадовалась мама. — Вот ногой ты зря дерево ломал. Может трещина в кости образоваться.

— А мне нечем было дрова рубить, — попробовал оправдаться я.

— Надо было дядю Серёжу попросить, — возразила мама, — он бы напилил и нарубил.

— Дяди Серёжи не было, — сказал я, — а спичка у нас оставалась одна.

— К соседям бы сходили, — махнула рукой мама, — двадцать метров идти-то всего.

— У них вши, — сказал Вася, — и они писают в ведро. А мы не такие.

Я промолчал.

В конце концов, всё обошлось же. Да и нога после йодистых сеток перестала болеть, и опухоль прошла.

Спустя несколько дней, когда быт постепенно начал налаживаться, я спросил маму:

— Зачем мы сюда приехали?

— Тут настоящая зима, — как заклинание, начала повторять мама, — снег вон какой. Настоящие морозы. Не то что там, где мы жили.

— И до Москвы всего 150 километров, — поддакнул ей отчим.

Когда я вырос, я понял, что он был обыкновенным подкаблучником, который делает только то, что хочет его прекрасная половина. И оправдывает её и свои поступки, не задумываясь. Это очень удобно было — свалить всё на зиму и близость Москвы.

Так этот вопрос и остался открытым. Никто мне на него не ответил.

А я… Я постепенно привык к местным нравам и вездесущему мату. Завёл приятелей в школе. Дёргал девчонок за косы. Потихоньку рос. Обычным мальчишкой.

Когда окончил 8 классов, то уехал учиться. В город. И больше не возвращался.

Родители же до сих пор живут в этой деревне. Они уже старенькие.

А у меня при сильных морозах иногда болит правая нога.

Это как напоминание о тех пяти днях, когда я с братом сидел в занесённом снегом сборно-щитовом доме.

Сидел и рассказывал ему сказки.

Вначале те, которые читал в книгах.

А потом стал придумывать свои.

Вадим Фёдоров

http://vadimfedorov.eu/?page_id=13

День рождения. ( рассказ из книги 17 )

http://mirotino.com/?p=1

Было это давно. За год или два до московской Олимпиады. Родители переехали со Ставрополья в Тульскую область. Вдруг. Неожиданно и быстро.

Я попрощался со своими друзьями, двумя Славками. Получил от них в подарок набор открыток о космосе. И отбыл вместе с семьёй к новому месту жительства. Богородицкий район. Недалеко от Куликова поля. Посёлок Румянцево.

Именно в этом посёлке и располагалась школа, в которую ходили дети как с самого Румянцева, так и с окрестных деревень.

Новенькому всегда сложно. Сложно вписаться в уже существующий коллектив, занять своё место в классе. Да и к тому же роста я, мягко говоря, был невысокого. Метр с кепкой.

Поэтому мне сразу же наваляли. В первый же день. Ну как наваляли. Кто-то толкнул, кто-то подставил подножку. Я и грохнулся. Встал. Отряхнулся. Кто толкнул, непонятно. Ну да ладно.

В классе я старался быть ниже травы, тише воды. Присматривался. Присматривались и ко мне.

За три месяца, проведённых в новой школе, случилось несколько стычек с одноклассниками. Без драки, но неприятных. Друзей у меня не было. Так что заступиться за меня, если что, тоже было некому.

А в начале декабря у нашей старосты класса Танечки Макаровой случился день рождения. И не простой, а особенный. Жила Таня с родителями не в посёлке, как остальные дети, а на небольшом хуторе на опушке леса. Отец Тани работал егерем. И жильё у него было поближе к работе. Громадный деревянный дом. Рядом ряд сараев. И огромные сосны, полукругом обступившие всё это хозяйство.

Родители Тани пригласили весь класс к себе в дом. Наготовили еды, накупили напитков. И уехали к знакомым, предоставив молодёжи развлекаться в своё удовольствие. С условием — никакого алкоголя и табака.

Для 12-летних подростков это было настоящее событие. Одни, без взрослых. С ума сойти.

Свой день рождения я не любил.

И виноваты в этом были родители. Когда мне должно было исполниться 10 лет, они решили отметить это событие. Позвали гостей. Взрослых. 10 человек. И несколько детей, которых я до этого знать не знал.

Взрослые спросили у родителей: «Чем увлекается мальчик?» «Читать любит, — ответили родители, — лучшим подарком для него будет книга».

А с книгами в то далёкое социалистическое время была напряжёнка. Мало их было в продаже. Но кое-что было.

Я с нетерпением дождался своего дня рождения. Мама накрыла стол. Отец подарил ей цветы. Потом они торжественно вручили мне прямоугольный свёрток, в котором оказалась книжка Станюковича «Беспокойный адмирал».

Я поблагодарил родителей и принялся было разглядывать книгу. Но в прихожей зазвонил звонок. Пришли первые гости. Я отложил книгу и пошёл в прихожую встречать гостей.

Гости, здоровенный дядька и его маленькая жена, пришли с ребёнком, пятилетним пацаном, который сразу же нашёл общий язык с моими младшими братьями и ушёл играть с ними в соседнюю комнату.

Здоровенный дядька сунул мне в руки книжку. Знакомая обложка. Станюкович, «Беспокойный адмирал».

Я аккуратно положил две одинаковые книжки к себе на письменный стол и пошёл встречать очередных гостей.

Кто-то приходил парами. Кто-то приводил с собой детей. Но дети были или старше меня, или намного младше. Общаться мне было не с кем.

Затем гости сели за стол. За взрослый стол, где были закуски и спиртные напитки. А нас, детишек, посадили за стол поменьше, с тортом и чаем.

Попили, поели.

Взрослые вели оживлённые разговоры, говоря всё громче и громче. Дети помладше переместились в детскую играть в свои малышовые игры. Те, кто постарше, ушли на улицу.

Я остался один за своим письменным столом, на котором стояла стопка одинаковых книжек. 11 «Беспокойных адмиралов» Станюковича.

С тех пор я свои дни рождения не люблю. Неуютно я себя чувствую. Зато чужие праздники мне всегда нравились. Подарил подарок и развлекайся в своё удовольствие.

А тут не просто день рождения. А день рождения без взрослых. И с танцами.

Родители Танечки к празднику подготовились основательно: нарубили салатов, сделали селёдку под шубой, привезли из города два ящика шипучки. Всё приготовили, расставили, разложили, приняли гостей, пересчитали всех нас и уехали до вечера к родственникам.

Собрался практически весь класс. Человек 25. Девочки были в нарядных платьях, мальчики в новеньких сорочках и свитерах. Смотрелись мы совсем по-другому, чем в школе.

Каждый подарил имениннице подарок. Я принёс один из экземпляров «Беспокойного адмирала». Это была предпоследняя книга, которая у меня осталась в наличии. Девять экземпляров я уже довольно успешно подарил своим сверстникам на их дни рождения. Сам я, кстати, эту книгу так и не прочитал. И, наверное, так никогда и не прочитаю.

— Желаю тебе здоровья и быть умной девочкой, — сказал я Тане и протянул ей подарок.

— Спасибо, — ответила одноклассница и спросила: — Интересная книга?

— Очень, — честно соврал я, — зачитаешься.

Таня кивнула, поблагодарила меня и пригласила в дом.

Из прихожей я попал в большую комнату, где вдоль стенки стояло несколько столов, уставленных тарелками с едой. Столы тянулись в другую комнату поменьше. Как-то так получилось, что в меньшей комнате обосновались мальчишки. Была ещё одна комната в доме, которую оккупировали девчонки. Они устроили там раздевалку.

Большая часть большой комнаты была пустой. В углу стоял журнальный столик с проигрывателем и кипа пластинок: Як Йола, Алла Пугачёва, София Ротару. Иностранные исполнители были представлены Карелом Готтом и Анной Герман.

Расселись за столами. Перекусили.

Разбились на группы. Точнее говоря, на две группы. По гендерному признаку.

Девчонки крутились около проигрывателя. Мы, сильная половина класса, столпились в маленькой комнате. Делая вид, что ещё не все салаты попробовали и что нам надо о чём-то срочно поговорить.

Кто-то поставил пластинку «Когда цвели сады». Дом наполнился музыкой и пронзительным женским сопрано, от которого побежали мурашки по коже.

Наступило время танцев. И кому-то надо было сделать первый шаг — пригласить одну из девочек.

— Ну что? Кто первый пойдёт? — вдруг подал голос самый хулиганистый из класса, Арик Мартиросян. — Кто самый смелый?

Народ промолчал. Смелых не оказалось.

— Именинницу не приглашать, — вдруг хриплым голосом продолжил Мартиросян, — я её сам приглашу. А кто пригласит, ноги сломаю.

И почему-то покраснел.

— Вот и приглашай, — посоветовал ему один из одноклассников.

— Потом, — глядя куда-то в сторону, сказал Арик, — надо сначала разогреться.

Но разогреться не получалось. Все трусили, поглядывая на стайку наших девчонок, толкающихся и хихикающих у противоположной стены. Девчонки стреляли по нашей оробевшей толпе глазками и о чём-то шушукались, ожидая, когда хоть кого-то из них пригласят на танец.

Но желающих первым пересечь импровизированный танцпол и пригласить на танец девочку среди сильной половины класса не было.

Вместо Герман зазвучала Пугачёва. Пауза затягивалась. Неприлично затягивалась.

И тут я решился.

— Кто из девчонок танцевать умеет? — спросил я, нарочито медленно вытирая руки о льняную салфетку.

Все посмотрели на меня.

— Ленку Ковальчук на бальные танцы родители в Богородицк возят, — сказал кто-то, — раз в неделю.

Ленка стояла с краю от основной кучки девчонок и о чём-то говорила со своей подругой Верой.

Я встал, отряхнул с себя невидимые пылинки и пошёл в сторону Ленки.

Музыка смолкла. Кто-то лихорадочно менял пластинку, чтобы поставить медленный танец.

Я пересёк комнату на негнущихся ногах. Подошёл к Ленке.

Глаза у неё расширились. Лицо пошло красными пятнами.

— Лена, разрешите пригласить вас на танец, — неожиданно громко и звонко сказал я.

Ленка сглотнула. Криво улыбнулась.

— Я не танцую, — вдруг так же звонко выдала мне в ответ и захлопала своими ресницами.

Рядом кто-то охнул. В мужской половине кто-то вполголоса выругался.

Я топтался перед Ленкой, как дурак, и не знал, что делать. По спине тёк пот. Горло пересохло. Внезапно захотелось в туалет.

Наконец, я глубоко вздохнул. Что-то промычал про следующий раз и направился в сторону прихожей.

Там я схватил чью-то тёплую куртку и вывалился во двор. Следом за мной вышли два брата-близнеца, Вовка и Юрка. На дворе лежал утоптанный снег. Было морозно. Вечерело.

— Вот она тебя отшила, — сказал Юрка и похлопал меня по плечу.

— Не переживай, — поддержал брата Вовка.

— А где тут туалет? — спросил я их.

— В доме, — ответил Юрка. — Но если поссать, то за углом можно, у сараев. Пошли с нами.

И мы втроём пошли вдоль стены за дом по утоптанному снегу.

Между домом и сараями стояла громадная сосна. Её основание было засыпано снегом. К этому сугробу мы и подошли.

Подошли, расстегнули свои штаны и не спеша помочились, растапливая горячей мочой холодный снег причудливыми узорами. Я попробовал нарисовать на сугробе сердце, но хватило меня только на половину картинки.

Вдруг за углом раздался голос нашей старосты класса, Ларисы Коротких.

— Где Вадик? — спросила она у кого-то.

— С близнецами за угол пошёл, — ответили ей.

Мы резко прекратили наши художества и принялись застёгивать брюки. Вовка с Юркой справились мгновенно. А вот у меня заело молнию, в которую попала рубашка.

Я дёрнул молнию раз, другой. Отвернулся к сугробу. Запахнулся курткой. Предстать перед девчонкой с расстёгнутой ширинкой было бы очередным унижением после отказа потанцевать.

За спиной раздались чьи-то шаги.

— Вадик, — услышал я голос Ларисы, — ты что тут? Ты не переживай.

— Я не переживаю, — пробурчал я, стараясь сильнее закутаться в куртку.

— А что вы тогда тут делаете? — задала очередной вопрос Лариса.

— За белками наблюдаем, — вдруг отозвался Юрка, — они тут территорию метят. А мы следим за их поведением. Вон сугроб видишь? Пометили его весь.

И мы все посмотрели на сугроб. Сугроб и действительно был весь в жёлтых дырках. Видимо, до меня с близнецами его уже кто-то посещал.

— Это белки сделали? — спросила Лариса.

— Ну не мы же, — отозвался Юрка. — У них сейчас самое время, для того чтобы территорию метить.

— Да при чём тут белки? — вдруг рассердилась Лариса. — Что вы мне голову морочите? Я насчёт танцев. Мы тут с девочками поговорили с Ковальчук. Она не это хотела сказать. Она растерялась.

— И чё? — спросил я, глядя на сугроб.

— Возвращайся, вот чего, — сказала Лариса. — Она тебя сама пригласит. Не бойся.

— А я и не боюсь, — сказал я, по-прежнему разглядывая сугроб.

В расстёгнутую ширинку задувало. Становилось холодно.

— Между прочим, белки переносят бешенство, — вдруг продолжил свою зоологическую тему Юрка, — очень опасная болезнь.

— Да ну вас, — проворчала Лариса. — Вадик, ждём тебя в доме.

Сзади захрустел снег. Я оглянулся. Лариса скрылась за углом.

Я посражался с заевшей молнией ещё с полминуты и всё-таки застегнул её.

Продрогшие, мы зашли в дом. Скинули куртки, протиснулись в мужскую комнату. Мне пододвинули стул. Кто-то протянул бутылку «Колокольчика».

Я налил шипучий лимонад в стакан и принялся его смаковать. Пузырящийся напиток приятно освежал горло.

Рядом сидели и стояли мои одноклассники и чего-то ждали. Девчонок нигде не было видно. Они все собрались в своей комнате, откуда доносился гул голосов.

— Может, они её там бьют? — вдруг спросил Мартиросян.

— Кого? — удивился я.

— Балерину твою, — сказал кто-то.

Ребята рассмеялись.

В этот момент вдруг открылась дверь из девчачьей раздевалки. Наши девчонки вышли оттуда с серьёзными лицами и опять сгрудились возле проигрывателя. Последней вышла Лена Ковальчук и направилась прямиком к нашему столу. Ребята расступились перед ней. Она подошла ко мне, сидящему на стуле. Глаза у неё и правда были заплаканы.

Все замолчали.

Лена улыбнулась мне.

— Вадик, можно пригласить тебя на танец? — спросила она и замолчала в ожидании ответа.

Остальные смотрели на нас и тоже молчали.

Я заглянул в пустой стакан. Глядя куда-то в сторону, взял новую бутылку «Колокольчика», стоявшую на столе. Открыл её, наполнил стакан, выпил до середины.

Все молчали. Было слышно, как пузырьки газа лопаются на стенках стакана и у меня в горле.

Я перевёл взгляд на Лену. Она стояла и хлопала своими ресницами.

— Не видишь, что ли, я занят, — небрежно бросил я ей.

Класс выдохнул. Одновременно все.

Лена всхлипнула. Закрыла лицо руками и убежала куда-то.

— Красавчик, — заорал вдруг один из близнецов, — мужи-и-и-ик.

— Танцуют все, — вдруг рявкнул Арик Мартиросян и ринулся в большую комнату.

За ним устремились остальные пацаны. Танцевать.

Началось веселье.

Лишь где-то плакала несчастная Ленка.

К ней навсегда приклеилась эта кличка — Балерина.

А я сидел за столом и пил лимонад. И глупо улыбался.

Коллектив принял меня в свои ряды.

Вадим Фёдоров

http://vadimfedorov.eu/?page_id=13

Карабула ( рассказ из сборника 17 )

Володе, или, как его ласково называла мама, Вовочке, шёл шестой год, когда его семья переехала в посёлок Карабула.

Семья — это мама, папа, брат Женька и сам Вова.

А Карабула — это село, состоящее из двух улиц в тайге, в Красноярском крае. Рядом протекала небольшая речка с тем же названием. Народ в посёлке работал в основном на железнодорожной станции и на лесозаготовке. Один магазин.

Володе понравилось само название. Карабула. Что-то таинственное и загадочное.

Хотя сам посёлок из себя ничего особенного не представлял: ряд деревянных домов, сразу за ними тайга.

В тайге росли высокие деревья и красивые громадные мухоморы.

И ещё муравьиные домики, сложенные маленькими насекомыми из веточек и еловых иголок. Можно было взять стебелёк. Обслюнявить его и засунуть в самую гущу муравейника. Через несколько минут вытащить его. Стряхнуть особенно смелых мурашек и полакомиться муравьиной кислотой, оставшейся на стебельке.

Но походы к муравьям быстро закончились. Внезапно выпал снег, который спрятал и мухоморы, и муравейники, и тропинки, ведущие в лес.

Вова и Женя целыми днями сидели дома. Детского сада в селе не было. Родители с утра до вечера были на работе.

Вова оставался в доме за старшего. Следил, чтобы Женька не уполз из огороженного для него угла куда-нибудь. В обед кормил его и себя тем, что утром приготовила мама. В остальное время Вовочка готовился к школе, в которую он собирался отправиться в следующем году.

— Я не могу всю жизнь быть нянькой для младшего брата, — заявил он как-то родителям, — мне образование надо получить.

— Может, как все, в семь лет пойдёшь? — попробовала возразить мама.

— Нет, — не согласился Вова, — два года ждать я не буду. Я и так уже читать умею. Осталось с арифметикой разобраться, и можно поступать в школу.

Читать Володю научила бабушка, с которой они жили до отъезда в Сибирь в Алма-Ате.

Читал Вова всё подряд. В основном газеты «Правда» и «Известия», которые выписывали родители. Читал он их вслух и с выражением. Единственным Вовкиным слушателем был его брат Женя.

Именно ему Вова читал какую-нибудь передовицу о том, что президентом Египта избран Анвар Садат. Женька слушал брата внимательно.

— А теперь кубики строить, — заявлял он, когда статья была дочитана до последней буквы.

— Тут ещё про Китай важные новости, — говорил Володя, перелистывая газету, — к ним делегация США приезжает.

— Вначале кубики, а потом Китай, — упрямствовал Женька.

— Хорошо, — соглашался Вовка, — но потом будем читать про Китай. А ещё потом обед будем есть.

И они принимались строить разные домики из деревянных кубиков, которых в доме было полным-полно. Отец мальчиков работал на местной пилораме мастером.

В один из таких дней, как раз между кубиками и обедом, в дверь дома кто-то постучал.

Вовка встал. Глянул на часы, висевшие на стене. Большая и маленькая стрелки соединились на цифре два.

— Рановато для родителей, — сказал он.

Но прошёл в прихожую. Накинул на себя пальто. Кряхтя, повернул ключ в замке. Открыл дверь.

На пороге стоял мужик. В телогрейке, в валенках и стёганых штанах.

Шапки на голове у мужика не было. Хотя на улице было морозно. Снег искрился своей декабрьской белизной.

— Здравствуйте, — поздоровался Володя.

— Добрый день, — ответил мужик.

Он потоптался. Затем присел. Видимо, для того, чтобы было удобно разговаривать с Вовкой.

— Кто старший в доме? — спросил мужик.

Лицо у него было помятым и небритым. Глаза с красными прожилками. И пахло от мужика не очень приятно.

— Я старший, — подумав, ответил Вова.

— Молодец, — похвалил его мужик и добавил: — А родители на работе? Деньги зарабатывают?

— На работе, — кивнул Вовка, — зарабатывают.

— Молодцы, — мужик улыбнулся, — правильно делают.

Зубы у него были как на подбор, ровные и белые. Вот только пахло изо рта у него скверно.

— А ты хочешь денег заработать? — спросил он у Володи.

— Я ещё маленький, я только читать умею, — ответил тот, закутываясь в пальто.

— Деньги в любом возрасте можно зарабатывать, — мужик поднял вверх указательный палец, — в любом возрасте. Главное, было бы желание и возможности. У тебя есть желание?

— Не знаю, — ответил Вова, — деньгами у нас мама занимается.

— А папа у вас есть? — заинтересовался мужик.

— Есть, — ответил Вова, — но он просто работает. А деньги все маме отдаёт.

— Вот, — мужик поднял вверх указательный палец, — и тебе надо заработать денег и отдать маме. Она очень обрадуется.

— Правда? — спросил Вова.

— Правда, — ответил мужик, — для этого надо что-то продать ненужное. То, что приносит вред здоровью. У твоей мамы одеколон или духи есть? Чем она на себя брызгает?

— Есть, — ответил Вова, — и у папы есть. Он, когда побреется, на себя брызгает. На лицо.

— Неси всё, — сказал мужик, — и быстрее, а то я замёрз уже. Я тебе за одеколон очень много денег дам. Твоя мама обрадуется.

— Хорошо, — сказал Вова и захлопнул дверь.

Он прошёл в родительскую спальню, по пути проверив младшего брата. Тот возился со своими кубиками.

В спальне Вова открыл комод. Достал оттуда два флакона маминых духов. На одном было написано «Красная заря». На другом какие-то иностранные буквы.

Папин флакон он нашёл в ванной комнате. На нём было написано «Лосьон Огуречный».

Вовочка сгрёб все три пузырька и отнёс их на крыльцо.

Мужик, увидев то, что принёс Вова, очень обрадовался.

— Ты молодец, — сказал он, рассовывая флаконы по карманам, — твоя мама будет гордиться тобой. Ты настоящий мужчина, который умеет зарабатывать. Надежда и опора ты. Для всей семьи.

— Деньги давайте, — Вова требовательно протянул руку.

— Конечно-конечно, — засуетился мужик.

Он вынул из внутреннего кармана телогрейки горсть монет и протянул Вове.

— Пересчитай, — велел мужик.

На монетах были цифры и надписи — копейки, копеек, копейка.

Вова перебрал монеты в руке. 5 копеек, 2 копейки. Сколько всего у него было в руке денег, он не знал.

— Маловато, — вдруг хрипло сказал он, — надо больше. Я вам три пузырька дал.

— Молодец, — опять похвалил Володю мужик, — тебе палец в рот не клади. Умеешь торговаться. Держи ещё.

И, порывшись в штанах, мужик вручил Вове ещё 2 копейки.

— Теперь нормально? — спросил мужик.

— Теперь нормально, — кивнул Вова, — и палец не надо мне в рот ложить. Я не маленький.

Мужик ничего не ответил. Он вдруг пригнулся. Воровато оглянулся. И всё так же пригнувшись посеменил к калитке.

А Вова вернулся в дом.

Он аккуратно разложил на кухонном столе полученные от странного мужика деньги и принялся ждать родителей.

Ему хотелось, чтобы мама пришла как можно скорее. И он бы отдал ей заработанные деньги, и она бы его похвалила.

Но минуты тянулись медленно. Так же медленно, как падавшие за окном снежинки.

Вова покормил младшего брата, построил с ним пирамиду из кубиков, почитал сказки.

Потом они долго смотрели в окно на снежинки и на игравших за забором в снежки взрослых ребят.

Стемнело.

Родители пришли домой вместе.

Отец затащил в дом ящик со звеневшими в нём бутылками. Сразу же отнёс его в кладовку.

Мама, раздевшись, принялась выкладывать на кухне продукты из авоськи.

— А это что за деньги тут лежат? — спросила она, увидев аккуратно сложенные на краю стола монетки.

— Да так, заработал немного, — скромно сказал Вова, сидя на табуретке и болтая ногами.

— Интересно, интересно, — выходя из кладовки в кухню, сказал папа, — и как это ты заработал деньги, не выходя из дома?

Мама отложила продукты в сторону и с интересом уставилась на Вову. Тот всё с тем же невозмутимым видом сидел и болтал ногой. Хотя внутри него всё звенело от возбуждения и от предчувствия похвалы. Сейчас. Сейчас все удивятся, какой он умный и самостоятельный. И похвалят за пополнение семейного бюджета.

— Одеколон наш продал, — сказал Вова, — он и так бы скоро закончился. А денег за него много дали.

И он показал на кучку монет, лежащих на краю стола. После того, как мама выложила на стол продукты, эта кучка уже не казалась такой большой.

В кухне вдруг стало тихо. Родители замерли, глядя на своего предприимчивого сына. Вова скромно сидел на табурете и ждал похвалы.

Первой очнулась мама. Она ойкнула и бросилась в спальню.

Послышался звук отодвигаемых ящиков.

Папа замер посередине комнаты, прислушиваясь к тому, что творится в спальне.

— «Красная заря», — сказала мама, входя в кухню, — бог с ней. Хотя и жалко. Но духи от тёти Шуры. Из Америки. Ты их тоже отдал?

В глазах у мамы стояли слёзы. Лицо её некрасиво кривилось. Голос дрожал.

— И ещё огуречный лосьон, — тихо сказал Вова.

Папа крякнул. Мама заплакала, сев на соседнюю табуретку.

Пришедший на кухню Женя тоже на всякий случай заплакал.

Папа сунул младшему сыну в рот пустышку. Погладил по голове всхлипывающую жену. Сгрёб со стола монеты, пересчитал.

— Двадцать три копейки, — сказал он, — лосьон и то больше стоит. Не говоря уже про твои духи.

— Это не просто духи, это американские духи, — всхлипнула мама, — они бесценны. Их ни у кого нет.

— Это точно, — кивнул папа, — во всей Сибири таких духов не найдёшь. Очень хороший запах. Был.

— Коля, ну сделай что-нибудь, — взмолилась мама.

— А что я сделаю? — отец развёл руки в сторону. — Лосьон и твои духи уже давно выпиты. Да и с кого спрашивать? Вова, как дяденька выглядел, который тебе деньги дал? Во что он был одет?

— В телогрейку, — сказал Вовочка, — и в валенках.

— А лицо у него какое было? — спросила мама.

— Обыкновенное лицо, доброе, — ответил Вова, — от него пахло нехорошо только.

— Нашего Володю арифметике надо научить, — задумчиво сказал папа, — чтобы он знал, сколько чего стоит.

— Больше ничего никому не продавай, — сказала мама Володе, — никому ничего. Обещай мне.

— Обещаю, — сказал Вова и сам чуть не заплакал.

Всё вышло не так, как он думал. Вместо похвалы он получил мамины слёзы.

А мама ещё не раз в течение этого короткого вечера плакала, вспоминая свои духи. Больше всего она жалела американские. Хотя флакончик там был совсем маленький и духов была только половина, в отличие от почти полной «Красной зари».

Утром родители собрались на работу. Закрыли дом на ключ и ушли.

Вова с Женей остались одни.

Володя почитал брату газеты, поиграл в кубики с братом. Они вместе посмотрели в окно.

Снегопад усилился. Ветра почти не было. И снежинки падали вниз не спеша, словно давая полюбоваться собой двум детишкам за окном.

— Красиво, — сказал Вова, — на Новый год похоже. На Новый год мандарины и лимонад дают.

— Лимонад хочу, — отозвался стоявший рядом на табуретке Женя.

До окна он не доставал, поэтому Вова подложил ему на табурет свёрнутое одеяло.

— Нет у нас лимонада, — ответил брату Вова.

— Есть, — возразил Женька.

— Нету, — сказал Вова.

— Есть, — упрямо повторил Женька, — папа вчера принёс. В кладовке лежит.

Вова слез с табуретки. Стащил на всякий случай с соседней табуретки брата. Чтобы тот не упал, не дай бог.

Вместе они прошли на кухню. Дверь в кладовку была не заперта.

В небольшой комнатке с самодельными стеллажами было темно и вкусно пахло. В углу стоял пластмассовый ящик, в котором аккуратными рядами блестели металлическими пробками двадцать бутылок.

Вова подошёл к ящику, выудил из него одну из бутылок, вернулся в кухню.

На этикетке что-то было написано. Но не по-русски.

— Лимонад, — сказал Женя, показывая на бутылку, — хочу лимонад.

Володя порылся в кухонном ящике. Нашёл открывашку с деревянной ручкой. Аккуратно снял пробку с бутылки. Взял чистую кружку и налил туда шипучий напиток.

Иностранный лимонад сильно пенился.

Женька взял кружку и сделал глоток. Лицо его сморщилось.

— Он не сладкий, — сказал Женя, — он испортился.

— Лимонад не может портиться, — ответил Вова и забрал у брата кружку. Отхлебнул от неё.

Лимонад действительно был несладким. Горьковатым. Но приятным на вкус.

Вова залпом выпил всё, что было налито в кружке.

— Вкусно, — сказал он брату.

— Я не буду, — ответил Женька, — я пойду кубики строить.

Вова проводил брата в комнату, вернулся на кухню, допил то, что осталось в бутылке.

Напиток был странным. Раньше он такое не пил.

Лимонад был несладким, но вкусным. Приятно освежал горло. И от него было весело.

Вова сходил ещё за одной бутылкой в кладовку.

Открыл.

Когда пил, захотелось в туалет. Сходил. На обратном пути на кухню споткнулся и чуть не расквасил себе лоб о дверной косяк.

Комната перед глазами медленно плыла. Это было интересно и смешно.

Когда родители вернулись вечером домой, то в прихожей их встретил Женька.

— Я есть хочу, — заявил он.

— А Вова тебя почему не покормил? — спросила мама, стряхивая с пальто снег.

— Он спит, — ответил Женька, — на вашей кровати спит.

— На нашей кровати спать нельзя, — строго сказал отец, — у вас свои кровати есть.

Он прошёл в спальню, где на кровати под одеялом, но в одежде валялся Вова. Пахло в спальне мочой.

Папа откинул одеяло. Под Вовой на белой простыне расплылось огромное жёлтое пятно.

— Коля, иди сюда быстрее, — позвала папу из кухни мама.

Отец опустил одеяло обратно. Наклонился над сыном.

Тот спал. Дыхание было ровным и спокойным. На лбу блестели капельки пота. К запаху мочи добавился запах пива.

Папа обернулся. В дверях стояла растерянная мама.

— Чехословацкое пиво, — сказала она. — Женя говорит, что его Вовочка выпил. Там девять пустых бутылок.

— Он описался, — ответил папа, — вся наша кровать промокла.

— Коля, сделай что-нибудь, — закричала мама, — он же может умереть. Он же ребёнок ещё.

Папа сгрёб мирно спящего Вову и отнёс его в корыто. В корыте с него стянули дурно пахнущую одежду и налили тёплой воды. Вымыли.

Потом мама развела раствор марганцовки, и Вове сделали промывание желудка.

При промывании Вова скулил и плакал. За компанию с ним ревел мешающийся под ногами Женька.

Наконец-то Вову вытерли насухо, завернули в большое банное полотенце, напоили тёплым и сладким чаем.

— У меня голова болит, — сказал Вова, прихлёбывая горячий чай, — и пить хочется.

— Ещё бы не болела, — сказала мама, — почти пять литров пива выпить. Мне его из областного центра по знакомству привезли на Новый год. А он взял и половину выпил. И кровать нашу всю зассал.

— Я думал, что это лимонад, — попытался оправдаться Вова, — мне так Женька сказал.

— Это не лимонад, — подал голос папа, — это для взрослых напиток. Вот поэтому-то у тебя голова и болит. Надеюсь, что ты его больше не будешь никогда пить. Или будешь?

— Вот чуть-чуть полегчает, и могу ещё выпить, — слабым голосом сказал Вова. — Очень мне оно понравилось, ваше пиво. Лучше лимонада.

Этот ответ Вовы почему-то очень развеселил папу.

А маму, наоборот, разозлил.

Она отправила детей спать. А потом ещё долго что-то выговаривала мужу.

Спать они легли на полу, на старом дырявом матрасе. На кровати спать не было никакой возможности. Вовка промочил её насквозь. Этот матрас потом сох неделю на холодной веранде, но так до конца и не высох.

— Я так больше не могу, — сказала мама папе, когда они улеглись на полу. — Эти два бандита завтра нам дом сожгут. Или ещё что-то сделают. Детьми надо заниматься.

— Да, надо, — поддакнул папа, засыпая. — И Вовке, кроме арифметики, надо бы ещё иностранные языки выучить. Он способный.

— Тебе смешно, — рассердилась мама и ткнула папу в бок, — а они завтра дом сожгут.

— Да не сожгут, — ответил тот, поворачиваясь набок, — я все спички спрятал. А детьми да, надо заниматься.

И захрапел.

Мама повздыхала на своей стороне матраса, повздыхала и тоже уснула.

Из Карабулы они уехали весной 72-го года. К бабушке.

Та была на пенсии и всегда могла присмотреть за двумя сорванцами.

Вадим Фёдоров

http://vadimfedorov.eu/?page_id=13

Посвящаю Мусе

С утра меня не покидало ощущение, что что-то вокруг меня происходит. Какое-то движение.

Вроде бы, всё как обычно. Воскресное утро. Привет от соседа, когда выносил мусор. Рекламные листовки в почтовом ящике. Слепящее солнце. И обещанная службой погоды вечерняя гроза.

Всё как обычно. Но не совсем. А что именно не совсем, я не мог понять.

Вынес мусор. Постоял у подъезда. Поднялся. Позавтракал.

Не спеша собрался. Вышел из дома.

Небо было голубое-голубое. Почти бирюзового цвета.

Вот на это-то необычное небо я и загляделся. И, подходя к остановке, не посмотрел по сторонам. Шагнул на рельсы, запрокинув голову.

Раздался пронзительный треск сигнала. У трамваев это не гудок, а именно противный треск.

Я очнулся. Повернул голову. И увидел, как на меня накатывается красный трамвай. Мой любимый девятый номер.

Я резко остановился. Подпрыгнул на месте. И рванулся обратно, понимая, что уже не успеваю. Что это красное железное чудовище сейчас сомнёт меня, ломая кости и разрывая мышцы.

Девятка задела меня, мазанув по ноге и отбросив на остановку. Не на рельсы.

Я упал и заскользил по спасительному бетону к ограждению, глядя на проносящийся мимо вагон.

«Девятка - это перевёрнутая шестёрка», - успел подумать я. Всё происшедшее заняло какие-то доли секунды. Но мозг работал, как в замедленной съёмке, замечая и отмечая всякие мелочи и пустяки, на которые в обычной жизни не обращаешь внимания.

В следующий момент я со всей дури врезался головой в железную скамейку, стоящую на остановке.

Мне показалось, что мой череп взорвался от боли и рассыпался на громадное количество осколков. Я потерял сознание.

Очнулся в каком-то коридоре. Я сидел на стуле. Голова ещё болела, но совсем немного.

Коридор был белый и длинный и заканчивался метров через десять поворотом. В одну и в другую сторону. У одной из стен стоял стул. Обычный канцелярский стул, с железными ножками и сидушкой из потёртого кожзама. На стуле сидел я. Напротив меня была дверь. Единственная на весь коридор. И тоже белая.

- Шестой, войдите, - раздался из-за этой двери знакомый голос.

Я встал, ойкнув от боли. Левое бедро, которое зацепил трамвай, болело.

Прихрамывая, я подошёл к двери. Открыл её. Шагнул внутрь.

Небольшая комната без окон. Кушетка. Вдоль стен шкафы. Серые, со стеклянными дверцами. За дверцами ряды папок.

Посередине комнаты канцелярский стол. Перед столом такой же канцелярский стул. За столом сидит женщина. Белый халат. Белая шапочка на голове. Референт М. Собственной персоной.

Я шагнул к стулу, сел на него.

- Здравствуй, - выдохнул хрипло, - я соскучился.

Выглядела Референт М так же, как и во время нашей последней встречи. Красиво и недоступно.

- Здравствуй, мой Ангел, - сказала она и покраснела.

- Значит, ты теперь тут работаешь, - сказал я и обвёл взглядом комнату, - на приёмке. И меня сюда при помощи трамвая приволокла. А если бы он меня напополам разрезал?

- Никого никто не разрезал и не разрежет, - торопливо сказала Референт М, - ты ударился головой. Сейчас тебя везут в больницу. Через час ты очнёшься.

- И вернусь обратно? - спросил я.

- И вернёшься обратно, - кивнула она грустно.

- И всё это ради одного часа? - удивился я. - Зачем?

Референт М наклонила голову.

- Я люблю тебя, Шестой, - сказала она и заплакала. - Я скучала. Я не могу без тебя.

- Женщина всегда остаётся женщиной, - тяжело вздохнул я, - всё на эмоциях. Сначала сделает, не подумав о последствиях, а там хоть трава не расти.

- Я тебе хоть немножечко нравлюсь? - спросила она меня сквозь рыдания.

- Нравишься, очень, - сказал я, - если бы не твои змейки вместо волос, я тебе давно бы в любви признался. А так опасаюсь.

Референт М подняла на меня глаза. Они блестели от слёз.

- А я ради нашего свидания постриглась, - заявила она, - я без змей сегодня.

И она сорвала с головы докторскую шапочку. Под которой оказалась абсолютно лысая голова. Блестящая под светом ламп.

Отсутствие волос ничуть не портило Референта М. Наоборот. Она была прекрасна. А без змей ещё и более доступна.

Я протянул руку через стол. Дотронулся до её руки. Кожа у неё была тёплой и сухой.

- И что же мы теперь делать будем? - спросил я. - Наверняка Главному настучат, если уже не настучали.

- Я не знаю, - растерянно протянула Референт М, - я тебя сюда доставила. Ты и думай, что дальше. Ты же мужчина.

Я рассмеялся. Боль в ноге прошла. Да и голова уже не болела. Стало легко и свободно. Я встал. Поднялась и Референт М.

- Надо сделать так, чтобы нас отсюда выгнали, - весело сказал я.

- Это как? - спросила Референт М.

- Как Адама и Еву выгнали, - продолжил я.

- Съесть яблоко? - удивилась Референт М.

- Нет, - я обогнул стол и вплотную подошёл к женщине в белом халате, - про яблоко - это версия для общественности. На самом деле их выгнали за то, что они вступили в сексуальный контакт. За секс их выгнали, за любовь.

Референт М посмотрела мне в глаза и покраснела. Совсем как ребёнок.

- А у тебя много баб было без меня? - спросила тихо.

- Ни одной, как узнал о твоём существовании, - честно соврал я, глядя в её глаза.

Я отстранил её. Кряхтя, пододвинул стол к двери. Он, на удивление, оказался очень тяжёлым.

Смёл лежащие на столе бумаги. Взял Референта М за руку. Подвёл к столу, посадил на краешек.

- Как тебя зовут? - спросил я. - А то всё Референт М да Референт М. Что скрывается за М?

- Мне мифы Древней Греции нравятся, - ответила Референт М, - вот я и выбрала себе образ. Зовут меня Мегера. Отсюда и змейки. Да Главный не одобрил и имя сократил. Но змеек оставил. Это было так круто. Сильная и независимая женщина, которую все боятся.

Я расстегнул верхнюю пуговицу на её халате, потом следующую. Лифчик она не носила. И под халатом было женское тело. Грудь второго размера, небольшой животик, родинка чуть выше пупка.

- Имя мы тебе поменяем, - сказал я и поцеловал её.

Она ответила на поцелуй, подавшись ко мне всем телом.

- Хочешь, будешь Марией или Моникой? - прошептал я ей на ухо, расстёгивая последние пуговицы на халате.

- Я хочу быть Еленой Прекрасной, - прошептала она мне в ответ, - в задницу всех этих змей и независимость. Я хочу быть с тобой. Только с тобой.

В дверь тихо постучали. Тихо, но властно.

Референт М соскочила со стола. Запахнула халатик. Спряталась за меня.

Дверь открылась. На пороге стоял Главный. Нас разделял дурацкий стол, который я подвинул к двери. Та, как оказалось, открывалась в обратную сторону – в коридор.

- Отодвинуть? - спросил я его.

- Аха, - кивнул Главный, - будь добр. Я смотрю, тебе силы некуда девать. Вот ты мебеля и двигаешь.

Я, поднатужившись, отодвинул стол от двери, чувствуя себя идиотом.

Главный вошёл, заложив руки за спину. Покосился на разбросанные по полу бумаги. Но ничего не сказал. Подошёл к одному из шкафов, порылся там. Нацепил на нос модные очки. Вытащил какой-то листок из папки. Долго читал его.

Мы с Референтом М стояли, боясь вздохнуть.

Наконец, Главный окончил чтение. Сдвинул очки на кончик носа. Подошёл к нам.

- Вот так: воспитываешь, учишь, готовишь кадры, - сказал горько, - а они раз - и бросают всё ради какого-то сиюминутного чувства.

Мы с Референтом М благоразумно промолчали.

- Вы понимаете, что теперь будете простыми смертными? - всё так же строго спросил он нас.

- Да, - ответил я, стараясь не смотреть в глаза Главному.

- Да, - пискнула из-за моего плеча Референт М.

- Хотя самого факта грехопадения не было, - Главный лукаво взглянул на меня, - можно отделаться выговором и продолжить службу. Ты, Шестой, поди соскучился по работе?

Я сглотнул.

- Если честно, - сказал я, помолчав перед этим пару мгновений, - мне надоело чужие судьбы решать и разгребать чужие косяки. Мне бы свою жизнь устроить.

- И мне, - раздалось сзади.

- Ну-ну, - Главный насупился, - каждый раз одно и то же. Пошли за мной, молодожёны.

Он развернулся и вышел в коридор. Мы с Референтом М поспешили за ним, держась за руки. Она на ходу застегнула халат, натянула на голову белую шапочку.

За ближайшим поворотом нас ждала инвалидная коляска.

- Садись, - приказал мне Главный.

Я послушно сел.

- Вези его на рентген, а потом домой можете идти, - приказал он Референту М, - приказ об увольнении я вам сброшу на мейл.

- Спасибо, - сказали мы одновременно.

- Пожалуйста, - буркнул Главный и, не попрощавшись, развернулся и ушёл обратно.

А моя любимая покатила меня по коридору. За очередным поворотом оказалась дверь с красной лампочкой. За дверью обещанный рентген кабинет.

Там меня положили на стол и просветили.

- С головой всё в порядке, - сказал бородатый мужик в зелёном халате, - гематом и трещин нет. Вот со спиной проблемы.

- А что там? - всполошилась Референт М.

- Крылья там, - почесав бороду, сказал мужик, - надо бы ампутировать.

- Я тебе ща самому кое-что ампутирую, - вдруг зашипела Референт М, - так ампутирую, что писать только сидя будешь.

Мне на мгновенье показалось, что шапочка у моей возлюбленной зашевелилась, как несколько лет назад в Москве.

- Да я-то что? - бородач попятился. - Моё дело просветить. А что отрезать - это вам решать, доктор.

И он спрятался в своей комнатёнке. От греха подальше.

А Референт М посадила меня обратно в кресло и выкатила из рентген кабинета.

Только попали мы не в прежний коридор. А в другой. В коридор настоящей больницы.

Я доехал до выхода. Слез с инвалидного кресла. Потянулся.

- У тебя дома хлеб есть? - спросила меня Референт М.

- Нету, - ответил я.

- По дороге купим, - сказала она и взяла меня под руку, - по дороге же будет продуктовый магазин?

- Будет, - кивнул я, - даже два.

- И мяса надо купить, - продолжила Референт М, - телятины. Я тебе котлет наделаю. Ты любишь котлеты?

- Обожаю котлеты из телятины, - сглотнул я.

- Тогда пошли, - Референт М улыбнулась и прижалась на мгновенье щекой к моему плечу, - и вещи мне надо будет какие-нибудь купить. А то я в этом ужасном халате.

- Купим, - пообещал я, - всё у нас будет. Но сначала телятина. Я что-то сильно проголодался после нашего совместного увольнения.

И мы пошли вниз по улице. Обнявшись.

- Ангел мой, - через каждые сто шагов повторяла Референт М.

- Твой, Леночка, твой, - отзывался я и глупо улыбался.

Где-то вдалеке громыхало. Приближалась обещанная утром гроза. Мы шли домой.

Вадим Фёдоров

http://vadimfedorov.eu/?page_id=13