Dicsy

Теперь понятно откуда у бурлаков были силища таскать баржи по Волге!

А если серьезно, то убогость знаний просто ужасает.

Спасибо, министерство образования!

Говорят мужчины не плачут. Неправда, плачут и плачут навзрыд.

Через наш полк прошло много ребят. Многие получали ранения. Их увозили в госпиталь и с ними, может быть, когда нибудь и встретимся. Некоторые были убиты при боевых операциях. С ними прощались торжественно. На полковом, приспущенном знамени траурная лента. Перед строем наш командир говорил речь, хотя это было запрещено и могли очень строго наказать. Но командир никого не боялся, говоря, что хуже уже некуда, а ребят нужно достойно провести в последний путь: ведь кроме нас и их родных о них никто никогда и не вспомнит.

Это были тяжёлые минуты для всех: и новобранцев, которые пороха не нюхали, и старослужащих, которые не первый раз стоят в таком строю, и офицеров, которые чувствовали вину, что не уберегли пацанов, и командира, на плечах которого лежала ответственность за нас всех. Нам всем было тяжело, горько, и обидно. Мы понимали, что с этими ребятами, с которыми столько пережили, делили сухарь, патрон, смеялись, огорчались - мы уже никогда не встретимся. Не знаю, где командир брал слова, чтобы утешить, но это у него как-то получалось, хоть горечь потери оставалась.

А время тикало, жизнь двигалась вперёд, и служба проходила, хоть и не мимо, а с нами, но шла.

И вот, к нам залетел "Воробушек" . Вообще-то непонятно, как это "чудо" попало в наш боевой полк, где ребята под два метра ростом и весом около центнера. А тут руб пятьдесят семь высоты, полтинник веса, детская наивность и никакой боевой подготовки. Но мы его все сразу приняли в свою команду и полюбили: кто как младшего брата, а кто постарше - как сына. Понимая то, что этот "Воробушек" (фамилия у него Горобець, что в переводе с украинского - Воробей) залетел не в тот двор, мы все заботились о нём с особым вниманием. На кухне ему старались подсунуть что нибудь вкусненькое, а сестрички с санчасти всё время тыкали витаминки. И все оберегали как могли. А, уж понимая, то, что этот "цыплёнок" вообще не сведущь в женских вопросах, постоянно подтрунивали над ним на эту тему. Он же, на все наши шутки подобного рода, отвечал одинаково багровея, как наше полковое знамя, и всегда по-украински: "Да я знав про цэ. Тилькы нэ хотив казать." А мы понимали его и без перевода.

Прошло три месяца. С появлением "Воробушка" в нашем полку выяснилась ещё одна особенность: мало того, что он всех нас как-то по-особому сплотил, сблизил, сроднил и без того дружную команду, но за последние три месяца не было ни одного "груза 200"! Даже тяжёлых ранений не было, только лёгкие царапины. В тех условиях, в которох мы находились, невольно задумаешься над мистикой. И мы - боевые ребята! - поверили, что "Воробушек" - наш талисман, и ещё с большей заботой опекали его.

Не знаю, понимал ли он, что к нему относились по особому, а главное - почему именно так относятся, но я никогда не замечал за ним, чтобы он возносился. Он ответственно выполнял все свои обязанности - главным образом по штабу полка. И ни на шаг не отходил от своего друга - здоровенного хлопца, москвича Сафронова, который и взял полное шефство над нашим "Воробушком".

Как-то раз, нам пришлось отойти на вторые позиции. На наш взгляд без каких либо оснований, но начальству виднее, а приказ есть приказ, и мы подчинились. Боевых действий, как таковых, не было, только вражеские стрелки иногда беспокоили. И мы, эти чуть более двухсот метров, преодолели где ползком, где короткими перебежками, без каких либо потерь и быстро. Но, по привычке, когда все уже были на второй линии, командир взвода капитан Элисошвили - красавЕц грузин! - начал перекличку. Все были без повреждений, то есть - без ранений. Но двоих не досчитались. Ещё раз проверили. Так и есть. Не было Сафронова со своим подопечным, они то, как раз, и принесли со штаба приказ об отступлении.

Капитан сразу же прильнул к полевому перископу и начал осматривать местность. Мы все замерли в ожидании. Наконец капитан оторвался от перископа и, глядя на нас, отрицательно покачал головой. Пойти и осмотреть всё, поискать ребят - это была первая мысль, - но мы сами так поступить не могли: приказа нет, а, что местность простреливалась - это нас мало беспокоило; но нарушить приказ в боевой ситуации - трибунал. А капитан, связавшись с базой и доложив им обстановку, сказал нам, что сейчас "вертушки" накроют огневые позиции врага и мы пойдём на поиски друзей.

Эти пятнадцать минут для нас были долгими сутками. Но мы ждали. Нетерпеливо, но ждали.

- Эй, хлопці, поможіть! - послышался слабый голос из-за бруствера

Этот голос с украинским говором мы никогда и ни с кем не перепутаем.

- "Воробушек"! - Обрадовались мы.

Мы начали тащить его в окоп, но он был на диво тяжёл и неуклюж.

Со всей своей силы, своими, по-детски маленькими ручёнками, "Воробушек" тащил за собой плащь-палатку, на которой неподвижной горой лежал без сознания Сафронов.

- Коля! Отпусти! Мы уже взяли его.

- Ага. Хорошо. Добрэ. Хорошо. - Путая украинские и русские слова ответил Николай Горобец.

У Сафронова были простреленны обе ноги, но забинтованы и много крови он не потерял. И ранение в грудь, заклеенное лейкопластырем.

- Коля, это ты его забинтовал?

- Ага. Обработав и забинтовав, как учили. - Опять, путая слова, ответил Коля.

- И сколько ты его тащиш?

- От самого окопу. Там его стрельнули.

Как он смог сделать такое? Где взялись силы у этого мальчугана со Львова? Более двухсот метров тащить неподвижное тело, которое в двое тяжелее и больше твоего!?.

И тут мы обратили внимание, что на щеках Коли были следы от слёз. Он там плакал от отчаяния и бессилия. Но всё равно тащил своего друга, понимая, что оставив его здесь, - это обречь его на верную смерть. Ногти обломаны и кровоточат. И он плакал и тащил. От боли, от безисходности плакал и стиснув зубы тащил. Тащил и плакал. И, вот, всё-таки, победил!

Я думаю, что нашему "Воробушку" силы дала наша братская, боевая дружба! Для этой дружбы нет национальностей и вероисповеданий. Нет частей света и предрассудка. Есть только верность и братская любовь. И больше ничего!

- Сержант Ахметов, отведи "Воробушка", то есть, ефрейтора Горобец в санчасть! - Дал приказ капитан.

Чеченец подошёл к Коле

- Ну, што, джигит, пошли? Молодец! Настоящий герой! Не бросил брата, спас!

- Ага. - Ответил тот. От усталости больше ничего и не мог.

Выстрел мы услышали позже. А вначале увидели, как пуля каким-то чудом нашла путь в бруствере, и, пробив грудь "Воробушка" впилась в заднюю стенку окопа. Коля рухнул замертво.

- Эй, дорогой! Ты што падаешь? - крикнул Ахметов, подымая хлопца.

И тут он понял, что случилось непоправимое и заорал:

- Ну, почему? Почему так? Я такой большой, и в меня не попал, а он такой маленький, и в него попал? Лучше бы в меня попал, я бы выдержал!

... На траурном построении полк, как всегда, стоял тихо. Но только сейчас никто не стеснялся вытирать слёзы, а может это следы от дождя, моросившего? - даже небо плакало!. Наш железный командир, непоколебимый батя-полковник, Герой Советского Союза говорил слова, часто сглатывая подкатывающий к горлу комок горечи и сожаления за всех ребят, сложивших свои головы в этой дурацкой, никому не нужной бойне в чужой и далёкой стране...

Сафронов выжил. Ему даже ноги спасли. И он был искренне и сердечно благодарен своему другу, что вытащил его. И с нетерпением ожидал встречи со своим спасителем и родным человеком.

Потом он узнал, что "Воробушка" убили...

Как вы думаете, мужчины плачут?

© БорисГейлерлейб

А мне тоже из "сбербанка" звонили.

- То се ларисниколавна осуществляли ли вы перевод в Нальчик на имя Хуйкина Васильвасилича.

- Осуществляла, - бодро отвечаю. - Сейчас перепроверю. Секунду. Ну. Да. Два перевода Хуйкину. Один на сто десять тысяч рублей. Второй на сорок три тысячи пятьдесят копеек. Точно так.

- Эээ - замялся. - Вы только что осуществили бла бла бла... - продолжает по скрипту, но нервничает.

- Ну да. Хуйкину... Папа это мой. Хуйкин. Он там квартиру купил в Нальчике в ипотеку через вас. И машину. Ну так себе машина, конечно. Лада-калина. Мог бы и получше купить, ну ему лады нравятся. А чего там случилось опять с ним?

Чувак замялся... Но собрался опять и по третьему кругу.

- Вы такая-то такая-то?

- ТАк точно.

- Вы только что осуществляли....

- Ну да! Говорю же два перевода. Один такой. Другой сякой. Хуйкин - папа мой родной. Он правда от нас с мамой и братишкой ушел, когда мне пять было, но мы в хороших отношениях и я ему помогаю. Квартиру вот в Нальчике купила ему, машину. Ладу. Синюю. Он неплохой так-то. Пить бросил недавно. А что он там натворил что-то опять? Недоплатил. Или сроки продолбал?

Чувак совсем как-то замялся. Ну, трудно ему. Но голос так поднял, заговорил важно, грубо, быстро.

- Вы понимаете, что Хуйкин в розыске за убийство и вас, как соучастницу бла бла бла...

- Ой. Да не в розыске он! Вы больше его слушайте. Строит из себя ... Он последний раз по двадцатой как отсидел в двухтысячном что ли, так и выдумывает что он крутой уголовник. Вы, пожалуйста, его не слушайте, сразу мне звоните. Так что там? Надо что-то заплатить еще? Так я ему сейчас докину, он заплатит.

- Гражданин Хуйкин совершил тяжкое... - голос у человечка был грустный. Ему тоже хотелось фантазии как у меня.

- О! Я знаю! - не унималась я. - Это у него был прошлый платеж за ладу просрочен. Точно! Блин. И наверное пеня набежала. Да старый он уже просто. Но добрый. Очень хороший человек. Но если не напомнить, забывает вовремя в банк зайти. Вы не переживайте, сейчас я все решу. Там же рублей семьдесят накапало? Или больше?

- Вам надо немедленно, - голос был такой грустный грустный. Чуваку хотелось квартиру в Нальчике, синюю ладу, дочь в Москве, которая платит за папу его расходы... любви. Котика серенького.

- Да. Я уже оделась и бегу в ближайшее отделение сбербанка. Спасибо за оперативность. Дай бог здоровья...

Где то в Матросской тишине воцарилась тишина.

©Ляля Брынза

Виталя прижимался носом к стеклу и пытался разглядеть сквозь дождевые змейки улицу. Окна детского дома с одной стороны выходили на проспект и именно эта сторона Виталина любимая. Здесь хозяйничала жизнь — шумная, суетливая... недоступная. Он уже большой — ему шесть. Бросаться к каждой женщине с криком "мама!", перестал год назад. В душе ещё теплился огонёк надежды, и он его сознательно не тушил. Ведь, в таком случае, не останется ничего — горстка пепла, которую быстро раздует хулиганистый ветер. А Виталя мечтал семью. И ради этой мечты он жил.

— Сегодня идём в цирк, — грустно произнесла рыжая Леночка, забираясь на подоконник к Витале.

Он молча подвинулся. Леночка не любила ходить в общественные места.

— Все с родителями, счастливые, нарядные, — картавила она, смешно выпятив нижнюю губку. — На нас смотрят, как на детдомовцев...

— Так мы же и есть детдомовцы, — недоумевал Виталя.

Он, в отличие от Леночки, любил ходить туда, где отдыхали семейные (так они их звали). Ему нравилось наблюдать за ними и представлять себя на их месте. Поэтому он всегда ждал этих "вылазок»; в такие дни он обретал семью...

— Построились, — скомандовала Таисия Львовна. — У гардероба не толкаться!

Виталя в последний раз вдохнул запах цирка и поймал на себе презрительный взгляд полного мальчика, который держал в руках облако сахарной ваты. Виталя улыбнулся ему, обладатель облака показал язык и отвернулся.

Дети толпились у гардероба, шумно обсуждая представление. Только Виталя стоял чуть в стороне и представлял, как идет за руку с мамой, вместо вон той кудрявой девочки.

— А клоун тебе понравился? — спрашивает мама.

— Мне больше медведи понравились! — отвечает Виталя, чуть заметно шевеля губами.

— Мне показалось, что они какие-то грустные.

— Они же в неволе, мамочка! Думаешь, им нравится, на мотоцикле гонять? — смеётся Виталя. — Им бы сейчас в лес, домой. — Лицо мальчика стало серьёзным. — А их специально ловят, отбирают у мам и дрессируют?

— Нет, что ты, солнышко. Они уже рождаются в неволе. Эти медвежата и не знают про лес. Для них цирк — дом родной. Хочешь сфотографироваться с мишкой? Пошли скорее...

Виталя, как завороженный пошёл туда, где медведь в красной рубахе раскрывал свои объятия всем желающим. Можно было даже забраться на блестящий чёрный мотоцикл и сфотографироваться на нем. Виталя даже рот приоткрыл, представляя, как его ладошки обнимают широкую спину медведя и он мчит с ним на мотоцикле, а мама смеется, наблюдая за ними.

— Держись крепче, не упади! — кричит она.

А Виталя машет ей рукой...

— Чего рот раззявил? Стоишь тут, как неприкаянный!

Толчок в спину и Виталя пролетел вперёд, упав на коленки. Худая женщина в пестрой кофте тянула упирающуюся девочку к медведям на фотосессию.

— Ма-ам, — пищала та. — Я не хочу! Они воняют!

— Ничего, потерпишь. Зато, знаешь, какая фотка будет! Тебе все обзавидуются! Поставишь себе на аву... Да, пропусти ты!

Это она снова Витале, теперь он ей попался под ноги, когда пытался встать.

— Ма-ам, а чего у него рукава короткие?

— Это интернатовский. Эльза, не подходи близко, может у него вши!

Нет у меня никаких вшей! Хотел сказать Виталя, но промолчал, потому что слезы, которые всегда непрошенные, покатились из глаз, хоть он и зажмурился сильно - пресильно, чтобы не пустить их.

— Павлик, ну, где же ты был, милый! Я тебя ищу, ищу...

Ласковые руки подняли его и нос Витали уткнулся во что-то пушистое, ласковое и ароматное. Он даже задохнулся от ощущения счастья и любви. Осторожно открыл один глаз и увидел сначала голубой свитер, а потом улыбающееся лицо с конопушками на носу и задорные голубые глаза, которые смотрели на него.

— Ты что плачешь, родной? Кто тебя обидел? — спросила женщина и подмигнула ему.

— Ма-ам, он не интернатовский, — снова захныкала девчонка. — Почему тогда у него рукава короткие?!

Витале вдруг стало стыдно за свою кофту, которая ему уже давно мала. Стыдно перед этой доброй голубой женщиной. Вот она сейчас увидит, что он такой нелепый и перестанет обнимать его. Но та только крепче прижала Виталю к себе.

А худая пестрая дама с недоумением разглядывала стильную женщину в голубом, обнимающую бедно одетого мальчика.

— Это новый стиль, от Бэрберри, вы не знали? — вдруг пропела голубая женщина, взглянув на пеструю. — Укороченные брюки и рукава, сейчас весь Париж так ходит.

И, не обращая внимания на вытаращенные глаза пестрой, повернулась к Витале.

— Павлик, сынок, ты вату будешь?

И перед глазами Витали появилось белое облако.

"Наверное, она меня перепутала с каким-то Павликом! - испуганно подумал он. - Надо сказать, что я не Павлик!" Но ощущение счастья и семьи было такое всепоглощающее, что Виталя боялся признаться этой волшебной женщине, что никакой он не Павлик, что она ошиблась…

А потом его сфотографировали с медведем, оттерли сладкие пальцы влажной салфеткой и проводили к автобусу, где он получил нагоняй от Таисии Львовны. Но голубая женщина что-то тихо ей сказала, и та перестала ругаться. А Виталя что есть силы прижался носом к стеклу и пытался запомнить образ женщины. Теперь он будет представлять маму такой. И теперь он знает, как пахнет мама.

Дождь частил, не переставая, уже неделю. Виталя хотел забраться на свое любимое окно, но Леночка сказала, что к нему пришли.

— Там тебя мама ждет! — шептала Леночка, семеня за Виталей.

Голубая женщина стояла в коридоре. Увидев его, присела на корточки и раскрыла руки. Ноги сами понесли и Виталя уткнулся носом в мокрый плащ.

— Пойдем домой? — спросила она и Виталя кивнул.

А потом прижался и, замирая от страха, в самое ухо, смело прошептал:

— Только я не Павлик...

Автор Алиса Атрейдас

В прошлом году ведущий американский канал NBC сделал опрос на улицах Нью-Йорка.

Они часто проводят такие акции, чтобы узнать отношение граждан к той или иной проблеме, осведомленность по какому-либо вопросу.

– Как бы вы поступили, если бы узнали, что в вашем окружении есть

гомо сапиенс?

Ответы в разных вариациях звучали так:

– Среди моих знакомых таких нет! – 2 раза

– Я бы перестал с ними общаться и запретил своей семье. – 4 раза

– Мне все равно, они тоже имеют право на жизнь. – 3 раза.

И только один человек дал ответ:

– В моем окружении все такие. Это человек разумный, на данный момент, самый развитый в процессе эволюции вид гоминид.

Потом еще добавил про антропологию, про древо происхождения человека, вспомнил питекантропов, неандертальцев, кроманьонцев, сказал, что гомо сапиенс появился около 40 тысяч лет назад, в начале верхнего палеолита.

Пораженные журналисты спросили, откуда он это знает, наверное, ученый?

Мужик ответил:

– Из биологии за 9-ый класс. Нет, я не ученый, бассейнами занимаюсь.

И по-русски в камеру добавил:

– Спасибо, Елизавета Петровна, за науку! Всем нашим привет!!!