Зима 1942 год. Пленные немцы
Немецкие солдаты, сдавшиеся в плен на Северо-Западном фронте. 1942 год.
Автор: Тимофей Мельник.
Немецкие солдаты, сдавшиеся в плен на Северо-Западном фронте. 1942 год.
Автор: Тимофей Мельник.
Искал тут на днях инфу про штурм Зайцевой горы весной 1942 (кратко можно почитать тут:
Зайцева гора: самая кровавая высота Великой Отечественной войны В этом посте есть ряд ошибок, но в целом представление о штурме он даёт.) И наткнулся на переписку Жукова с Болдиным, частный, конечно, случай большой войны, но уж больно интересный на мой взгляд
Обратите внимание на момент с обмундированием 69сд, насколько быстро и как мог решить вопрос командующий фронтом
Запись переговоров главнокомандующего войсками Западного стратегического направления с командующим 50-й армией 15 апреля 1942 года:
«У аппарата ЖУКОВ.
Генерал-лейтенант БОЛДИН у аппарата.
ЖУКОВ. Здравствуйте, доложите, что у вас происходит, почему получилась заминка?
БОЛДИН. Тов. главком, дополнительно к моему боевому донесению, докладываю:
в 13.00 14.4.42 г. противник (пехота с танками) перешел в наступление на выс. 269, 8 с трех направлений:
– из Фомино-2-е;
– из Тычек;
– от Екатериновка.
Одновременно открыл по частям, занимающим выс. 269, 8, сильный артиллерийский, минометный огонь. Наша пехота под воздействием танков и артиллерийско-минометного огня была потеснена на юго-западные скаты этой высоты, где весь день сдерживала наступление противника, не дав прорваться противнику на Фомино-1-е.
В 16.00 14.4.42 г. противник (пехота с танками) перешел в контратаку на Зайцеву Гору, контратака велась с трех направлений:
– из района Калугово;
– из района Нов. Аскерово и Стар. Аскерово.
Из Фомино-2-е танки противника контратаковали Фомино-1-е. По докладу командира дивизии, который находился непосредственно у Зайцева Гора, пехоты противника наступало до двух полков. Во время контратаки танков было два налета пикирующих бомбардировщиков на Зайцева Гора, группами 3–5 самолетов, которые сделали по несколько заходов на Зайцева Гора.
Части 173-й сд под сильным воздействием артиллерийско-минометного огня, бомбардировки авиации, от двух направлений на выс. 245, 5 отошли на ее южные скаты. В данное время в районе Зайцева Гора идет бой. Командир дивизии имеет задачу ночным боем снова овладеть Зайцева Гора и восстановить положение.
290-я сд ведет бой в лесу юго-зап. отм. 223,3.
336-я сд – оставив заслон у безым. хутора, что 1 км югозап. Фомино-1-е, воспользовалась продвижением 290-й сд наступает на выс. 229, 8.
116-я и 385-я сд за 14.4.42 г. продвижений не имели, были остановлены артиллерийско-минометно-пулеметным огнем на южн. опушке леса, что сев. Гореловский, Малиновский, а 385-я сд – южн. окраина Малиновский и вост. окраина Прасоловка.
146-я и 298-я сд, 11-я и 108-я тбр приводят себя в порядок и готовятся к удару на Фомино-2-е и Тычек.
58-я сд без одного сп сосредоточилась в лесах юго-зап. Зимницы, имея задачей развивать успех 298-й и 290-й сд ударом на Екатериновка, Александровка.
Противник в течение всего дня 14.4 подбрасывал резервы за счет 331-й пд, с юго-запада – за счет 10-й мотодивизии и 260-й пд с сев. вост. Подтверждение – имеются пленные.
Тов. главком, у меня продолжает оставаться острым положение с подвозом боеприпасов, горючим и продфуража. Дороги пришли в такое состояние, что для колесного автотранспорта стали почти непроезжими. Мною приняты…
ЖУКОВ. А для вас что, это новость, вы не ожидали, что дороги испортятся?
БОЛДИН. Решительные меры по восстановлению дорог по вашему приказу, член Военного Совета тов. Сорокин находится на дорогах, но принятые меры достаточного эффекта не дают, так как в полосе действий армии бездорожье, имеющиеся грунтовые, проселочные дороги не пригодны.
Связь с Беловым и Казанкиным шифром имею, знаю, где они вели бои к исходу дня 14.4.42 г. Вот те вопросы, т. главком, по которым дополнительно к моему боевому донесению считал необходимым вам доложить.
ЖУКОВ. С пленными вы разговаривали?
БОЛДИН. Нет, не разговаривал, а показания пленных мне докладывал начальник разведывательного отдела и командир 173-й сд.
ЖУКОВ. Что пленные показывали о 260-й дивизии, где, по их словам, дивизия находится и что показали пленные 10 и 331?
БОЛДИН. Докладываю: первое – по 10-й мотодивизии имею приказ, по которому они наступали на Фомино-1
14.4.42 г.
ЖУКОВ. По которому две роты выгнали вас из Фомино-1, мне известно. Меня интересует показание пленного 260.
БОЛДИН. Пленные 331-й пд, захваченные в лесу зап. Фомино-1-е, показали, что им было приказано наступать в середине дня 13.4, но наши части упредили их наступление.
2. В районе Зайцева Гора были подбиты две машины с пехотой, которые шли с сев. – востока на Зайцева Гора. Взят один пленный с этих машин, который показал, что они ехали из-под Юхнова в Зайцева Гора.
ЖУКОВ. Сколько противника наступало на выс. 269, 8 и сколько обороняло ее? Где были Ваши танки в это время, что делали артиллерия и минометы?
БОЛДИН. На выс. 269, 8 вел бой находившийся там полк 298-й сд. Противник, по докладу т. Захарова, из Фомино-2-е на выс. 269, 8 наступал силой до двух батальонов пехоты и 7–8 танков. Наши танки в это время находились на сев. окраине Фомино-1-е. Наша артиллерия и минометы вели огонь мало, ввиду ограниченного количества боеприпасов.
ЖУКОВ. Где же были 298-я и 290-я сд, когда ваш полк сталкивали с выс., или так же, как и танковая бригада, стояли, поджавши руки и безучастно наблюдали? Непонятная тактика и больше чем странная. Отвечайте.
БОЛДИН. 290-я сд в это время вела бой в лесу югозап. отметки 223,3; 298-я сд – один полк вел бой на юговост. выс. 269, 8, второй полк вел бой в районе отметки 223,3, то есть на юго-зап. скатах высоты 269,8, и третий полк выдвигался во втором эшелоне в направлении выс. 269, 8. По докладу командира 298-й сд полк, который занимал эту высоту, решением командира полка под сильным воздействием артиллерийско-минометного огня был отведен на юго-зап. скаты. выс. 269, 8.
ЖУКОВ. А вы? Вы где были?
БОЛДИН. Я потребовал, когда узнал об этом, от командира дивизии и от тов. Захарова решительными действиями 298-й, 146-й сд, 108-й и 11-й тбр восстановить положение и продолжать выполнять задачу.
ЖУКОВ. Почему у вас безнаказанно творятся такие преступления и вы не привлекаете виновных к ответственности?
БОЛДИН. Я приказал виновника оставления выс. 269, 8 расстрелять.
ЖУКОВ. Когда приказали?
БОЛДИН. Приказал тогда, когда мне стало известно о том факте, приказ отдал тов. Захарову.
ЖУКОВ. Пусть Захаров донесет исполнение лично мне. Вас я лично очень внимательно инструктировал о тактике действий, о руководстве частями, о требовательности и быстроте расправы с паникерами и не выполняющими боевых приказов, видимо, не все вами понято, так как я не вижу точного выполнения, в частности, из 15 соединений, которые вы имеете, у вас на сегодняшний день и вчерашний день активно дрались только три дивизии, а 10 действовали пассивно, оборонялись. Из 13 стрелковых дерутся только пять, остальные стоят на месте. Танковые бригады сегодня бездействовали, что же это за тактика, не понимаю.
Противник вас гонит с 7 танками, вы имеете 100 танков, то есть в 14 раз больше, что же это за тактика такая. Вы, видимо, читали доклад командира 10-й мотодивизии, как он одним полком все время отбивал наступление ваших семи дивизий. Такое поведение только дискредитирует Красную армию. Как же вы можете мириться с подобными фактами, дискредитирующими Красную армию? Вы все время жаловались на отсутствие танков, сейчас у вас в десятки раз их больше, чем у противника, но результаты все те же. Дискредитация Красной армии не понятна, почему вы узнаете об отходах тогда, когда это уже свершилось, значит, вы не руководите боем, не организовано у вас управление, нет у вас своих глаз на передовых позициях, а это значит, армия действует без руля и без ветрил. Я требую под вашу главную ответственность занятия: Зайцева Гора, Фомино-2-е, Тычек, Екатериновка, Бельская, Липовая роща. Я требую заставить 116-ю и 385-ю сд немедленно занять Малиновский и выйти в назначенные районы. Я требую для усиления удара завтра же ввести 58-ю сд. Танковые бригады – 11-ю и 108-ю держать с пехотой на шоссе, 112-ю бросить на помощь левому флангу; к левому флангу подтягивать 69-ю. Устройство тыла немедленно перекантовать на Барятинскую, откуда и производить подачу войскам. В неподготовленности дорог виноваты только вы. Проблагодушествовали, а сейчас пожинайте свои плоды. Шесть тракторов, что мы могли найти и оторвать временно от других частей, вам послано, больше у меня помочь вам нечем. Устраивайте тыл на Барятинскую. Прикажите 69-й, ее правому крылу приступить к энергичным, активным действиям, чтобы не дать противнику маневрировать своими резервами. Противник имеет четыре дивизии и ими маневрирует против ваших 15 соединений так, как ему хочется. Он играет с вами как кошка с мышкой. Почему вы не учитесь и не учите командиров искусству тактики у врага. Имейте в виду, что это не зазорно, наши предки всегда учились у врагов, а затем били их, своих учителей, а вы, видимо, не хотите позаимствовать у врага хорошие и полезные примеры. Рядовые люди обязаны всегда впитывать в себя все новинки и учить своих подчиненных. Поэтому у вас ничего не получается. Короче говоря, вы должны строго помнить наш последний уговор, я о нем докладывал, считаю, что я мягковато поступил, но я уверил, что если еще случится, то будет выдано в квадрате. Сейчас же передайте мои требования всем кому следует и организовывайте исполнение указаний. Тыл перекантовывать на Барятинскую, распоряжение нами дано, дорогу стлать фашинами, другой дороги для вас сейчас не сделаем. Как с продовольствием в войсках?
БОЛДИН. С продовольствием в войсках плохо. Вопрос исключительно упирается в подвоз со станции снабжения.
ЖУКОВ. С Барятинской сможете подавать. От Барятинской рядом. Какие у вас могут быть затруднения?
БОЛДИН. Приняты меры, чтобы брать с Барятинская.
Тов. Главком, к какому вопросу относится последний ваш вопрос, прошу уточнить?
ЖУКОВ. С доставкой с Барятинской.
БОЛДИН. Главные затруднения с поставкой – это раскисли все дороги. Станция Барятинская немного ближе, сокращает путь по вопросу обеспечения меня боеприпасами, горючим и продфуражем.
ЖУКОВ. Стелите дорогу фашинами, хворостом, прочим твердым материалом, завтра мне особым донесением донесите, что именно сделано во исполнение моего указания. До свидания.
БОЛДИН. Докладываю дополнительно:
– 58-я сд до сего времени не подтянула в район действий свой артполк. Мною приняты меры, как можно быстрее его подтянуть.
– 69-я сд, как я вам докладывал своими донесениями, и на сегодняшний день не готова. Обуви кожаной до сего времени не получила, тот, кто отправлял эту дивизию на фронт, отнесся крайне халатно, я бы сказал – преступно, в таком состоянии отправлять дивизию на фронт нельзя. В район, который имеете в виду для 69-й сд, она основными силами уже вышла.
– 112-я тбр задачу от меня имеет наступать в направлении, как вы требуете.
Дивизии правого крыла – 325, 344 и 413-я сд – от меня получили приказ, в соответствии с вашими указаниями, действовать – наступать, и они 13, 14-го действовали, сегодня будут продолжать действовать. Все вопросы и ваше указание мною поняты, немедленно приступаю к их выполнению. Болдин.
ЖУКОВ. Исполняйте приказ и действуйте как следует. До свидания»
20 апреля у Болдина состоялся очередной неприятный разговор с Г.К. Жуковым.
«Запись переговоров Главнокомандующего войсками Западного стратегического направления с командующим 50-й армией 20 апреля 1942 г.
У аппарата ЖУКОВ. Здравствуйте, тов. Болдин.
У аппарата БОЛДИН. Здравствуйте, тов. главком.
ЖУКОВ. 112-я бригада у вас дерется на левом фланге и есть сведения, что она ворвалась в Гореловский, а 108-я и 11-я второй день бой не ведут, почему они не помогают ни 112-й бригаде, ни пехоте?
БОЛДИН. Докладываю. В 108-й танковой бригаде на
19.4 ни одного исправного танка КВ не было. 8 танков КВ находятся в парке, 2 из них ремонтируются, а к 6 танкам нужны запасные части; танки Т-34 исправных было только 2, 10 танков в парке, из них 2 ремонтируются, для 8 нужны запчасти. 11-я танковая бригада на 19.4 имела исправных танков КВ – 2, Т-34 – 5, Т-60 —16, в парке КВ – 9, из них 5 ремонтируются, Т-34 – в парке 10, из них 3 ремонтируются. Большая часть танков 108-й и 11-й танковой бригад бездействуют по технической неисправности. В 108-й танковой бригаде исправных имеется Т-60 – 12 штук.
112-я танковая бригада 19.4 тремя танками врывалась в Гореловский, но пехотным минометным, пулеметным огнем, а главным образом авиацией была отрезана от танков 112-й бригады и в Гореловский не ворвалась. 18.4 четыре танка 112-й бригады врывались в Малиновский, но пехота так же, как и 19.4, была отрезана от танков заградительным минометным и пулеметным огнем, бомбардировкой и штурмовкой авиации противника.
Ввод в действие 108-й и 11-й танковых бригад в направлении Фомино-2-е без сильного массирования артогня по северо-восточным скатам выс. 269, 8 и по южной окраине Фомино-2-е не представляется возможным, так как при выдвижении наших танков с Фомино-1-е в направлении Фомино-2-е противник открывает сильный артогонь и с южной окраины Фомино-2-е и с северо-восточных скатов выс. 269, 8, а главным образом беспрерывная бомбежка и штурмовка самолетами наносит большие потери танкам и пехоте.
Перекантовывать 11-ю и 108-ю танковые бригады в район Гореловский и Малиновский считаю нецелесообразным, так как в этом районе действие для танков весьма ограниченно, потому что танки могут проходить в этом районе только по одной дороге из Марьино на Гореловский и на Малиновский. Стеснен маневр для танков в этом районе разливом воды и торфяными болотами.
Привожу 11-ю и 108-ю танковую бригаду в порядок и готовлю продолжение удара в направлении Фомино-2-е, но на подготовку потребуется 3–4 дня. Мне нужно подвезти снаряды и мины на огневые позиции и продовольствие для войск в Барятинское.
С открытием станции снабжения Барятинское, положение с подвозом боеприпасов и продфуража стало немного улучшаться.
Противник тормозит нам подвоз по жел. дороге на ст. Барятинская. Авиация бомбит станцию и перегоны на отдельных участках.
Тов. главком, прошу учесть, дело с дорогами очень плохо и с каждым днем ухудшается. Дружное таяние снега; незначительные ручьи, лощины, низменности превратились в непроходимые места для транспорта всех видов, а на ровной местности сплошная грязь.
Днем 19.4 наблюдалась подброска пехоты противника с юго-запада и выгружалась с машин в районе Бельская, частично направляясь в район Малиновский, Гореловский.
В 22.00 19.4 противник повел наступление из Фомино-2-е на выс. 269, 8. Контратака к 02.00 20.4 отбита. Вот те вопросы, которые я считаю необходимым доложить вам.
ЖУКОВ. Мне многое непонятно с того, что вы мне говорите.
Во-первых, первый раз слышу, что 11-я, 108-я тбр растрепаны, это, кажется, будет по счету пять или шесть растрепанных бригад. Вы были обязаны, согласно приказу, производить тщательное расследование о каждом погибшем танке или выбывшем из строя и немедленно доносить факт, достойный сожаления, невыполнение приказа. Вынужден буду назначить следствие. Вы все время доносили о том, что выс. 269, 8 находится в ваших руках, а сейчас докладываете, что северо-восточные скаты в руках противника. Не пойму я вас, почему вам понадобилось вести танки на артиллерийский огонь. Непонятно, можно было танки подвести по юго-западным скатам. Но дело, видимо, не в том, где их вести, а главное, вести вам нечего, все растрепали. Если так легкомысленно будут бросаться танки, как до сих пор вы бросаете на нерасстроенную систему огня, ничего у вас не выйдет. Непонятно мне, для чего у вас врываются танки наподобие: ворвались в Гореловский, ворвались в Малиновский, а пехота оказывается отбита организованной системой огня. Азбучная истина обязывает: прежде чем бросить танки, нужно подавить систему огня, а тогда только бросать танки. А у вас делается наоборот. Вам об этом неоднократно давалось указание, но, видимо, до сих пор эти элементарные истины не поняты и танки продолжают гибнуть без всякой пользы. Бросание танков без подавления системы огня противника я считаю АВАНТЮРОЙ. Виновников гибели танков, танкистов, безусловно, надо судить. В отношении паники от авиации противника, могу только предложить одно, пресекать эту панику в корне. Никакой массовой гибели от бомбометания на протяжении всей войны не было и нет сейчас. Все это выдумывается для оправдания невыполнения приказа, для оправдания потерь, которые получились при панике в Фомино-1-е, о чем нас информировал Быстров, и массовых потерь от плохой организации боя, массовых потерь, от той вакханалии и беспорядка, который существует и творится в армии. Ваша авиация сейчас бездействует, об этом вы пишете в донесениях, но не отчитываетесь в невыполнении приказа, о подготовке аэродрома. А ведь был приказ, обязывающий Военный совет подготовить армейский аэродром, но вы этого приказа не выполнили, авиация ваша не летает сейчас. Могу только предложить вам выполнить приказ о быстрейшем введении в строй аэродрома. Истребительной авиации фронтовой я больше 20–25 самолето-вылетов вам дать не могу, и то они над полем боя, как показал опыт, могут быть не более 20–25 минут. Значит, прежде всего, я обязываю вас организовать настоящую зенитную оборону, средствами самих войск, твердой рукой бороться с паникерами и распространителями панических слухов, по существу агитирующих за немецкую авиацию, и навести в этой части полный порядок, чтобы войска стойко встречали авиацию и не разбегались бы, как об этом свидетельствует в донесении Быстров и о чем вы, к сожалению, до сих пор не донесли. В том, что случилось у вас Фомино-1-е, вы обязаны были без утайки правдиво донести.
Вы сейчас докладываете, что противник подбрасывает резервы. Что же, об этом я вас предупреждал неоднократно и лично и в документах. А вы как считали, противник будет мух ловить? Нет, ловить мух он не будет. Каждую вашу проволочку во времени он использует для маневра и постарается вас обыграть, а обыграть вас ему труда не составит потому, что ваши войска стоят на месте, не маневрируют огнем сами, стоят на месте, не двигаются, а такого противника бить не трудно. Если вы в течение двух ближайших дней не разобьете противника в районе действия ударной группы, противник подготовит вам большую неприятность, я бы сказал даже, крупную неприятность, от которой и вам, и нам придется краснеть, и отсюда делайте свои выводы и расчеты. Где сейчас находится Захаров, как он показывает свои способности?
БОЛДИН. Тов. Захаров находится на наблюдательном пункте в районе Зимницы. С моего НП, где находится тов. Захаров, организовано непосредственное управление войсками и боем правого крыла ударной группировки армии. Вместе с т. Захаровым находится начальник артиллерии армии и т. Мартынов. Они все втроем мне помогают управлять войсками и боем правого крыла ударной группировки армии. Тов. Захаров держит себя хорошо.
ЖУКОВ. Армией командовать может?
БОЛДИН. На вопрос, может ли командовать армией, в данное время ответ пока дать затрудняюсь, так как мало еще его изучил.
ЖУКОВ. Приведена ли в порядок 69-я?
БОЛДИН. 69-я для ввода в бой еще не готова. При вашей помощи за трое суток можно будет привести ее в боеготовность. До сего времени нет полностью кожаной обуви и не подошел колесный обоз. По вашему приказанию за две ночи самолетами подбросили около 4000 пар обуви. Командование к отправлению на фронт дивизии отнеслось безобразно, отправило дивизию небоеспособную.
ЖУКОВ. Я слышал это уже не раз, не повторяйте. Вы создали какие-то опергруппы, т. е. создали промежуточные станции. Это есть скрытый обход приказа наркома по ликвидации корпусов.
БОЛДИН. Тов. главком, докладываю: никакой оперативной группы я не создавал. Я возложил на т. Гетмана увязку взаимодействия пехоты с танками 116-й и 385-й сд с 112-й танковой бригадой. Тов. Гетман является из этих трех командиров самым сильным по подготовке и практической работе. В моей телеграмме т. Антонову я неудачно выразился.
ЖУКОВ. А как же ваша телеграмма Антонову о том, что Гетман командует опергруппой? Ваша телеграмма на имя Антонова прямо говорит, что Гетман командует опергруппой в составе трех соединений. Ну, тогда мне говорить больше нечего. Гетмана немедленно откомандируйте на более важную работу, не задерживая, ибо для нас каждая минута дорога.
БОЛДИН. Сегодня ваш приказ об откомандировании т. Гетмана будет выполнен.
ЖУКОВ. Хорошо, в заключение я хочу вас последний раз предупредить о самом важном. Вы должны противника разбить и прочно закрепиться на шоссе не позже исхода 21-го.
Вечером 22-го будет уже поздно. Все. Сегодня вы потратьте день на тщательную организацию боя. До свидания.
БОЛДИН. До свидания, тов. главком»
Г.К. Жуков в битве под Москвой: Сборник документов / Под. ред. Золотарева В.А.; сост. Гуров А.А. и др. М.: Мосгосархив, 1994. 212 с.
Взято из ВК.
78 лет назад – 24 мая 1942 года – в ходе Второй битвы за Харьков, была предпринята попытка пробить снаружи «гуманитарный коридор» к трём советским армиям, окруженным в так называемом Барвенковском «котле».
Это мероприятие в лучшую сторону отличает данный «котёл» от предыдущих, которые, как правило, деблокировать было некому и нечем.
Вы что-нибудь слышали о попытках деблокады гарнизона Брестской крепости?
Или – Минского, Могилевского, Уманского, Киевского и Вяземского невероятных «котлов»?
Или Севастополя, где окруженным приходилось пить морскую воду, добавляя туда сахар, потому что другой не было. Нет её и сейчас, если верить сообщениям некоторых изданий.
Или Харьковский «котёл» другой, год спустя – марта 1943 года, о котором не написано нигде и ничего, потому что ДВА котла под Харьковом с разницей в один год – это перебор даже для наших, совершенно гиблых краёв.
Кое-где попытки деблокады, безусловно, имели место быть (мы к ним потом вернёмся), но сейчас я хочу сказать, что они, если и были, то гораздо менее известны и менее успешны, по сравнению с аналогичными операциями противника.
Ну, о действиях немцев в Демянском или Ржевском "котлах", наверное, слышали не все, зато снят целый художественный фильм («Горячий снег») о деблокирующей операции «Виттенгервиттер» (Зимняя гроза), когда Манштейн безуспешно пытался пробить коридор к армии Паулюса в так называемый Сталинградский «котёл». Или, операция «Ванда» (само по себе название у нас неизвестно) – это уже фильм «Если враг не сдаётся…», о немцах в Корсунь-Шевченковском «котле». Не помню, как в фильме, но в реальности там деблокирующий удар «снаружи» был отбит людьми генерала Ватутина, вставшими на пути немецких танкистов. Однако противник смог вырваться из котла ударом «изнутри», через позиции людей генерала Конева, стоявших на внутреннем оцеплении.
Наиболее масштабным был успешный прорыв немецкой 1-й танковой армии из Каменец-Подольского «котла» весною 1944 года: его снаружи деблокировала дивизия СС «Фрундсберг», пробив коридор в районе Бучача (50 км южнее Тернополя), при активном встречном участии окруженных, прорвавшихся через заслоны людей маршала Жукова (он тогда временно заменял раненного Ватутина). И, наконец, там же и тогда же была очень мощная попытка деблокады Тернопольского гарнизона, силами танковой дивизии СС «Гогенштауффен», но мы успели раньше уничтожить этот гарнизон (вместе с включающим его городом Тернополем), чем они его деблокировали.
Это я перечислил наиболее известные «котлы» на нашей территории, не рассматривая Европу (чего стоит одна только неудачная деблокада Будапешта немцами). Ещё к нам в «актив» можно записать успешную деблокаду Ленинградского «котла», хотя в данном случае этот термин не применяется. Войска Ленинградского фронта были окружены вокруг города Ленинград, и деблокировать их (и город) пытались очень много и долго, и в конечном счёте успешно, и даже известны красивые названия некоторых операций из этой серии: «Полярная звезда» и «Северное сияние». Здесь слово «котёл» не используют из соображений пропаганды, хотя имел место быть именно он. Поэтому Ленинградский фронт защищал прежде всего самого себя от плена и уничтожения, а заодно и оказавшийся рядом город, который невозможно было сдать отдельно от фронта. И это единственный «котёл», который успешно продержался столько, сколько надо, и был в конце концов деблокирован.
Под Харьковом в мае 1942-го ситуация была в чём-то похожая. Хотя в окружение попали целых три армии, но можно сказать и «всего три армии», тогда как командование фронта и ещё несколько армий остались снаружи, сохранили боеспособность и управляемость. Войска в «котле» не были сразу брошены на произвол: до тех пор, пока они не были полностью уничтожены противником, их пытались снабжать по воздуху и даже деблокировать. По масштабам и исполнению – не «Виттенгервиттер» конечно, а, к сожалению, скорее Тернополь: окруженные погибли ранее, чем их удалось деблокировать.
И прежде всего потому, что по своей сути операция по разблокированию скорее напоминала, как любит говаривать один мой коллега, «Имитацию Бурной Деятельности» со стороны некоторых прославленных полководцев. А военная прокуратура в таких случаях заводит новую папку, и на обложке после слов «Дело №_», пишет:
«ст. 58-1-б (Измена со стороны военного персонала)».
Но им звонит Хрущёв и рекомендует отпустить его людей. И дело об имитации деблокирования закончилось, даже не начавшись.
Итак, в «котле» было три наших армии, на самом деле 5. Это важно для понимания причин и результатов происходящего: сотни тысяч солдат и офицеров погибли в окружении потому, что с десяток генералов не могли определиться между собой: кто и чем будет заниматься.
Три армии, попавшие в окружение полностью и погибшие там, возглавлялись генералами Городнянским, Бобкиным и Подласом. Эти три армии находились в полу-окружении в самом начале операции: пройдя в 80-километровый «коридор» между Славянском и Балаклеей (удержанными противником), они ушли далеко на запад, до Краснограда. Противнику оставалось только замкнуть окружение, встречными ударами от Славянска на Балаклею.
Предвидя это, советское командование втянуло в «котёл» ещё две армии – генералов Москаленко и Харитонова, которые стояли перед Балаклеей и Славянском соответственно, пытаясь не допустить смыкания флангов «котла». Однако удар немцев от Славянска на Балаклею был настолько сильный, что армия Харитонова (первая попавшая под него утром 17 мая 1942 года), была сразу же разгромлена, а её остатки отступили на восток, за реку Северский Донец.
Точно так же пропустила немецкий удар, позволив противнику замкнуть «котёл» к 22 мая, и стоявшая севернее 38-я армия генерала Москаленко. Её специфика была в том, что она занимала очень широкую полосу, растянувшись от Балаклеи до Чугуева и ещё дальше на север. Поэтому в описываемых здесь событиях участвовали только две дивизии левого фланга данной армии возле Балаклеи, тогда как остальные дивизии стояли в районе Чугуева и севернее. Соответственно, только эти две дивизии и были разгромлены. Лично Москаленко в «котёл» не попал, предусмотрительно разместив свой штаб подальше на восток – километров 30 от линии фронта.
Начавшись 17 мая, немецкое наступление от Славянска на Балаклею завершилось 22 мая полным окружением трёх армий – и только тогда маршал Тимошенко осознал весь масштаб происходящего. До этой даты советские войска в «котле» продолжали, как ни в чём не бывало, выполнять прежние боевые задачи, т.е. наступать дальше на запад – на Харьков и Красноград.
С 22 мая ситуация изменилась на 180 градусов, и Тимошенко принял ряд решений. В частности, три окруженные армии получили приказ разворачиваться и пробиваться обратно на восток в определенном порядке. А командующий 38-й армией генерал Москаленко, как стоявший «снаружи» котла, получил задачу организовать тот самый деблокирующий удар навстречу окруженным, о котором мы говорили вначале.
Как же Москаленко решил эту задачу? Есть такая, управленческая матрица Эйзенхауэра, суть которой в следующем. Руководитель, ежедневно решающий весьма широкий круг вопросов, оптимизирует свою работу, распределив задачи по их степени важности и срочности. Задачи «не важные и не срочные» отправляются, условно говоря, в мусорную корзину (если они потом снова всплывут как важные или срочные – тогда и посмотрим). Дела «важные, но не срочные», руководитель откладывает «на потом», и обязательно к ним вернётся, когда они станут срочными. Только то, что «срочное и важное» - делай сам сейчас. А «срочное, но не важное» - делегируй, т.е. спихни на кого-нибудь другого.
Дело о спасении трёх окруженных армий (нескольких сотен тысяч солдат и офицеров, которым грозила верная гибель), генерал Москаленко определил как «срочное, но не важное», и поручил этим заниматься своему заместителю. То есть, конечно, свечку никто не держал, но так и сказано в официальной военно-исторической литературе: «… Поручил заниматься этим вопросом своему заместителю генералу Шерстюку».
Была создана «оперативная группа генерала Шерстюка», в которую вошла 242-я стрелковая дивизия, 114-я танковая бригада, части усиления и обеспечения. Ее задача заключалась в том, чтобы, переправившись через Северский Донец в районе села Савинцы (15 км юго-восточнее Балаклеи), во взаимодействии с 3-й и 15-й танковыми бригадами, которые должны были к ней присоединиться из фронтового резерва, пробить «гуманитарный коридор» в районе Чепеля (12 км южнее Балаклеи), где встретить и вывести окруженных из «котла».
О последующих событиях сам генерал Москаленко рассказывал в мемуарах так:
«… В середине дня приезжаю в штаб группы генерала Шерстюка … Тот немедленно приступает к выполнению задачи. Группа успешно переправляется через реку в указанном месте. На противоположном берегу вбирает в себя остатки 64-й танковой бригады из 23-го танкового корпуса и другие части [к этому времени 23-й танковый корпус, в начале операции наступавший на Харьков, уже был развёрнут по приказу Тимошенко в противоположном направлении и пробивал «коридор» на восток изнутри]. Стремительной атакой Группа овладевает Чепелем.
Начало хорошее. Но дальше все идет из рук вон плохо. Резервы фронта (3-я и 15-я танковые бригады) не выходят к назначенному времени в район Савинцев. Сравнительно слабой по составу группе генерала Шерстюка не удается одними лишь собственными силами преодолеть сопротивление двух вражеских дивизий – 14-й танковой и 384-й пехотной. Эти дивизии были повернуты фронтом на восток с целью ликвидировать плацдарм наших войск в районе Шуровка – Чепель и отбросить группу генерала Шерстюка за Северский Донец. Их атаки были отражены, но и наступление деблокирующей группы 38-й армии под командованием генерала Шерстюка успеха не имело.
В результате задача по разгрому танковой группировки противника и восстановлению коммуникаций наших войск не выполнена. Не имея возможности развить удачно начатое наступление, группа генерала Шерстюка занимает оборону поперек излучины Северского Донца … ».
Этот посыл сводится к тому, что «две бригады из своего резерва Тимошенко вовремя не дал, а без танков там делать нечего». Как видим, даже назначенный через месяц, вместе с незаменимым Шерстюком, командовать новой, 1-й танковой армией (потому что свою 38-ю они благополучно добили в ходе отступления из Харьковской области в Сталинградскую), генерал Москаленко даже к моменту написание мемуаров так и не понял:
- что танки (в любом количестве) без пехотной поддержки = деньги на ветер, они задачу выполнить не смогут, зато погибнут очень быстро, как и без поддержки артиллерии,
- и что благодаря таким стратегам, как Тухачевский, в советской пехоте отсутствовали штатные транспортные средства для передвижения в бою, типа «бронетранспортер», поэтому поддерживать танки нашей пехоте было не на чем, и точно так же у нас не было САУ, т.е. самоходной артиллерии,
- ну и совсем уж ни к чему говорить, что на танках не было раций, в лучшем случае танкист мог общаться сигнальными флажками (как на флоте), высунувшись из люка по пояс. Может, кто-то из читателей застал те времена, когда не было мобильных телефонов и, расставаясь с человеком утром, вы в лучшем случае могли договориться: где и когда встретитесь вечером, и это уже нельзя было изменить в течение дня. Так и с танкистами зачастую расставались утром, выписав им билет в один конец.
Две «голые» танковые бригады, которые Москаленко якобы не дали «бросить в бой», всё равно были бы уничтожены немцами точно так же, как два танковых корпуса под Прохоровкой летом 1943-го (в одном корпусе 4 бригады), как пять мехкорпусов под Бродами в июне 1941-го (один тогдашний мехкорпус = два танковых под Прохоровкой).
И точно так же, как пехота не могла сопровождать танки, так и наши танки не могли сопровождать пехоту, вынужденно отрываясь и действуя отдельно от неё. Потому это было характерное для того периода, ничем не обеспеченное наступление «больших масс пехоты с винтовками наперевес», прямо под немецкие пулеметы, с минимальной танковой, воздушной и артиллерийской поддержкой.
А что представляла собою система обороны противника? Разумеется, немецкие высокомобильные войска, едва завершив окружение, не успели выкопать глубокие окопы и блиндажи, возвести железобетонные укрепления как на Зееловских высотах. Они просто расположили свою, по тем временам практически «Ядерную Триаду» (танки + бронетранспортеры + САУ) в линию, образовав систему бронированных огневых точек, способных к тому же быстро менять месторасположение, и оборудованных рациями радиусом действия 3 километра (а на командирских машинах стояли и более мощные рации) – и вызывать по рациям точечную поддержку с воздуха.
Словом, у генерала Шерстюка не было шансов изначально, его просто поставили, чтобы отчитаться в Москву о принятых мерах, и не испортить репутацию кому-то из великих полководцев. Этот человек всю войну так и проходил в должности «заместитель командующего армией», каждый раз у людей с говорящими фамилиями: Москаленко (38-я армия, затем 1-я танковая), Трофименко (27 армия) и Жмаченко (40-я). Кроме одного периода, который характеризует его лучше тысячи слов: «… с июня 1943 года по февраль 1944 года состоял в распоряжении Г. К. Жукова…». То есть это – командный игрок.
При Жукове он был, получается, с Курской Битвы и до того момента, как раненый генерал Ватутин убыл в госпиталь, а маршал Жуков временно занял его место командующего фронтом. Видимо, там для генерала Шерстюка не нашлось должности при Жукове, и он вернулся на привычную, заместительскую работу. (До Жукова он был всё время у Москаленко, после – у Трофименко, в конце войны у Жмаченко).
Вот как охарактеризовал его один из руководителей Второй битвы за Харьков, генерал Баграмян (в начале войны Шерстюк ещё командовал 45-й дивизией, прежде чем перейти к Москаленко в замы):
«…Командир 45-й стрелковой дивизии опытный и хладнокровный генерал-майор Г. И. Шерстюк, экономя снаряды и патроны, приказывал подпускать фашистские цепи как можно ближе, расстреливать их в упор, а затем поднимал бойцов в штыки. Противник нес большие потери, но заметного продвижения не добился …».
Как видим, Баграмян продвигает пропагандистское клише о том, что фашисты наступали, построившись в «цепи», как в кинофильме «Чапаев», и не считает «заметным» их продвижение от Львова до Сталинграда, именно в полосе, которую на начало войны обороняла 45-я дивизия.
Сайт Википедия, приводя этот пассаж о том, как Шерстюк остановил врага на границе, всё-таки поправляет Баграмяна, сразу после данной цитаты приводя слова:
«Тем не менее (!), 45-я стрелковая дивизия с боями отходила к Коростени…», а там и под Харьковом, как видим, оказался генерал Шерстюк, затем и под Сталинградом.
Ещё более развернутую характеристику даёт С.П.Иванов, начальник штаба в армии Москаленко, затем на фронте Ватутина (о нём я недавно рассказывал):
«… Гавриил Игнатьевич Шерстюк очень располагал к себе. Он умел без нажима мобилизовать любой воинский коллектив на выполнение самого сложного и ответственного задания. Никогда не забуду, как весь он, до рыжеватой щетинки на бритой голове, светился доброжелательностью, разъясняя наилучший путь решения той или иной трудной задачи. Генерал Шерстюк мало бывал на КП. Максимум времени он проводил в войсках, помогая командирам дивизий готовить свои части к новым боям, ибо был уверен, что вскоре мы вновь получим приказ на наступление …».
Очевидно, генерал Иванов, как начальник штаба армии, непосредственно прорабатывавший деблокирующую операцию группы Шерстюка, не был ознакомлен с её ходом и результатами.
В свою очередь, маршал Тимошенко отлично умел парировать нападки, подобные Москаленковским («не дал Шерстюку две бригады»), куда там нынешним офисным «зубрам». В своём докладе на имя Сталина, по итогам Второй битвы за Харьков, Тимошенко и примкнувшие к нему Хрущёв с Баграмяном, так трактовали причины неудач группы генерала Шерстюка:
«… Оставалась еще возможность прорвать кольцо окружения на чепельском направлении, даже теми силами, которые были выделены в этот период в районе Савинцы (242-я стрелковая дивизия и две танковые бригады, одна из них неполнокровная). Противник, растянув свою 14-ю танковую дивизию и 60-ю мотодивизию на широком фронте, 22-го мая имел слабую плотность в районе Чепель – Гусаровка. Но организация этого удара была проведена крайне неудовлетворительно со стороны командования 38-й армии [т.е. Москаленко и С.П.Иванова], которому этот удар был поручен.
Выделенная группа генерала Шерстюка не имела никаких средств управления, и, по существу, эту группу составлял в единственном числе генерал Шерстюк. Только позднее для него, и то после неоднократных настойчивых требований [Тимошенко, Хрущёва, Баграмяна], командование 38-й армии [т.е. Москаленко и С.П.Иванов] выделило несколько штабных командиров. Кроме того, командование и штаб 242-й стрелковой дивизии оказались совершенно несостоятельными к проведению порученной операции. Введенная в бой с хода 242-я дивизия оставила половину своего оперативного отделения штаба и тылы за 30–40 км от линии фронта и в первые дни операции оказалась без надлежащего управления, боеприпасов и питания.
Приходилось принимать ряд мер по розыску и доставке в войска боеприпасов случайными транспортами 6-й армии (генерала Городнянского) в районе Савинцев.
В результате всех принятых мер удалось лишь занять относительно крепко оборону частями 242-й дивизии, 64-й и 114-й танковых бригад по линии высот восточнее Червоная Гусаровка – Гусаровка – Волобуевка и в районе Чепель – Ветровка. Оперативная группа генерала Шерстюка в том виде была неспособна, и требовалось время для детальной организации намеченного наступления».
А вот как генерал Шерстюк докладывал промежуточные итоги операции своему начальнику, генералу Москаленко:
«… Наступление начинали 26 мая два раза, и после принятия решительных мер успехов не имею.
Предусмотренное приказом наступление в 8:00 (26 мая) началось в 9:00 по причине неподготовленности штаба 242-й дивизии к управлению войсками и, как основное, отсутствие связи с частями танкового корпуса – кроме делегатов [т.е. офицеров связи, фактически – гонцов, бегущих с пакетом за пазухой, как во времена Полтавской битвы].
Второе наступление готовилось в ночь с выездом меня, командира и начальника штаба танкового корпуса. Наступление по приказу предусматривалось в 16:00 (26 мая) и точно началось в 16:05.
С подходом 15, 3 и 64-й танковых бригад [то есть 15-я и 3-я всё-таки подтянулись из фронтового резерва Тимошенко], а за ними и пехоты к Червоной Гусаровке наступающие были атакованы вражеской авиацией, в результате чего пехота, неся потери, прижималась к земле, а танки отходили в исходное положение. Кроме авиации, танки и пехота были встречены огнем танков, минометным, пулеметным огнем из Червоной Гусаровки и артиллерийским огнем из Балаклеи.
К 18:00 танки перешли в атаку вторично, но также были отбиты, пехоту поднять не сумели. На протяжении всего дня авиация противника беспрерывно бомбила и обстреливала боевые порядки. В результате атак танков в строю осталось в 15-й (бригаде) – 17, в 3-й – 25, в 64-й – 19 и в 114-й – 10 [штатный состав бригады – 44 танка]. Узел Червоная Гусаровка сильно укреплен и особенно в противотанковом отношении. Овладение Червоной Гусаровкой готовлю ночной атакой.
Прорыв кольца окружения и оказание помощи в выходе окруженных решил провести в 4–5 часов утра 27 мая, а именно: 3-ю и 64-ю танковые бригады, под общим командованием командира 64-й подполковника Постникова (командира и штаба 3-й танковой бригады до сих пор нет – не прибыли) направить для прорыва кольца окружения в направлениях: высота 156,2, юго-восточнее Червоной Гусаровки, высота 116,8, что севернее Гусаровки, высота 153,2 севернее Шевелевки, где встретить окруженных…».
Однако данные меры были уже запоздалыми; к этому времени, пока группа Шерстюка вела бои в районе Чепеля, с запада начали подтягиваться немногочисленные идущие на прорыв наши части. Так, к утру 27 мая в район западнее Лозовеньки вышла 266-я стрелковая дивизия под командованием полковника Таванцева, в наибольшей мере сохранившая боеспособность. В ночь на 28 мая ее части, составившие ядро ударной группы, прорвали кольцо окружения и к утру 28 мая вышли в район Волковенково – Волобуевка. С ними вместе вышли войска, находившиеся у Лозовеньки. В ночь на 29 мая ударом с тыла при содействии группы генерала Шерстюка они прорвали оборону противника, проходившую по правому берегу Северского Донца, и достигли расположения 38-й армии в районе Чепеля. Задача Шерстюка и прибывшего туда же Москаленко свелась к встрече и приёму войск, вышедших из окружения.
Всего вышло таким образом 22 тысячи бойцов и командиров. Сама по себе – внушительная цифра, но все причастные к этому лица (в том числе и Москаленко, и Хрущёв) подчёркивают в своих мемуарах, что это просто слёзы (около 5%) на фоне той массы войск, что осталась в «котле». Навсегда.
На фото: генерал Шерстюк.
Интерактивная карта боевых действий доступна по ссылке:
78 лет назад – 23 мая 1942 года – в ходе Второй битвы за Харьков, немецкие войска замкнули кольцо окружения вокруг трёх советских армий в так называемом Барвенковском «котле», и приступили к их планомерному уничтожению.
Почему такое могло произойти? И если поставить вопрос шире: почему вообще происходили эти ужасные «котлы» в первой половине войны? Впрочем, они происходили и зимой 1945-го в Восточной Пруссии, и в мае 1945-го на подступах к Дрездену, но наиболее известные и масштабные – всё-таки у нас на территории Украины, и Харьковский (Барвенковский) один из них.
Почему вообще немцы летом 1941-го и летом 1942-го с такой лёгкостью прорывали нашу оборону, атаковали на большую глубину, брали сотни тысяч солдат в плен и шли дальше, на тысячи километров? Почему нельзя было остановить их наступление ранее чем на Волге и Кавказе?
Это один из центральных вопросов военной истории, ему посвящен большой массив информации, к сожалению – совершенно неудовлетворительный. Чем только не объясняют пропагандисты феномен успешного немецкого наступления:
- внезапностью нападения (хотя, историк А.Исаев так и озаглавил свою книгу, где описаны события по март 1943 года включительно: «Когда внезапности уже не было», зато немцы по-прежнему успешно наступали и сотворяли «котлы»);
- предвоенными сталинскими репрессиями, отчего армия потеряла лучших командиров, а на смену им пришли неграмотные и неопытные (хотя все они были минимум после Военной академии имени Фрунзе и, как я показывал ранее, воевали с фашистами с 1936 года);
- нежеланием советских солдат воевать за коммунистов, за колхозы, совхозы, лесхозы, рыбхозы и за ГУЛАГ (которое почему-то внезапно проявляло себя именно в момент немецкой атаки);
- предательством советских генералов (которых за войну погибло, если не ошибаюсь, 546 человек),
- хотя встречаются и не лишенные оригинальности версии, например: немецкого нападения не было вообще, это Красная Армия взбунтовалась и пошла против коммунистов, и только под Москвой и Сталинградом её удалось остановить силами воинских частей, которые остались верными Сталину. Немцы (по этой версии) выполняли лишь вспомогательную функцию, будучи союзником взбунтовавшейся Красной Армии в её борьбе против власти коммунистов.
Как видите, нам словно хотят бы в очередной раз показать: правду вы никогда не узнаете, вот вам вывалена куча версий, как в зеконд-хэнде, ковыряйтесь сколько хотите.
На самом деле, война есть прежде всего противостояние оружия. Что толку, если соберутся честные люди, во главе с честным и грамотным генералом, и пойдут с палками на пулемёты – как я писал ранее в статье «Действия в наступлении». Теперь самое время поговорить о действиях в обороне.
В свою очередь, оборона предполагает наступление немецкое. Мы все видели в кино, что оно из себя представляло в понимании режиссеров, вдохновленных «Чапаевым» (это ещё ладно), и военных консультантов подобного творчества, фамилии которых приводятся в титрах – именно оттуда я с детства узнал, что бывают «генерал-полковники» и «генерал-лейтенанты», а более низкие звания к консультированию, видимо, не привлекались.
В кино это выглядит так: ползут несколько танков с крестами перепаханным полем, а за ними, путаясь в полах шинелей, плотными цепями идёт немецкая пехота, от бедра сдавая из автоматов с километровой дистанции. Наши почему-то не выдерживают и всё время отходят (до Сталинграда).
Пропагандисты дают простое пояснение: у немцев были танки!
Это ведь так страшно, когда на тебя едет танк, особенно если ты советский колхозник, в жизни не видевший трактора (и в армии тоже ничего подобного ранее не видевший). Сотни вагонов нашей литературы, как сказал бы Солженицын, посвящены анализу проявлений «танкобоязни», и редкое описание боевых действий обходится без панического крика «Танки!», после которого трусы бегут и сдаются в плен, а смелые герои бросаются под танк со связками гранат – но немцы-то всё равно доезжают до Сталинграда.
Причём втирается эта нелепица не только генерал-полковниками, а гораздо выше. Сам великий маршал Жуков, в своих выступлениях на публику придавал этим несчастным танкам определяющее значение. Чего стоит его пассаж, высказанный при обсуждении плана Курской Битвы:
«… Лучше будет, если мы измотаем противника на нашей обороне, выбьем его Т А Н К И, а затем, введя свежие резервы, переходом в общее наступление окончательно добьём основную группу противника…».
То есть опять всё в танки упирается.
Не отстаёт от него и Резун-Суворов, который выдаёт себя за бывшего танкиста, и тут же демонстрирует, что понимает в танках не больше, чем издававший эти шедевры П.М. Быстров (директор издательства «Яуза»), но тут я лучше не буду продолжать, и так сказал достаточно.
Так и пошло: рассказывая о сражениях, считается хорошим тоном привести цифры: у Пети было 100 танков и миллион человек, а у Васи было 200 танков и миллион человек, значит Вася был изначально сильнее. Но победил почему-то Петя, и далее называются причины, изложенные выше: нежелание воевать за мифический ГУЛАГ, предательство генералов и отсутствие радиостанций в танках у проигравшей стороны.
Ещё приводят количество самолётов и пушек, миномётов и пулемётов, реже: винтовок и автоматов (и почти никогда у них не получается миллион автоматов на миллион человек, словно кто-то был с палкой просто), и даже грузовиков, как будто грузовики участвуют в боевых действиях.
За кадром почти всегда остаётся только одно немецкое оружие, и нетрудно догадаться – именно оно и имело решающее значение. По танкам, самолётам, миномётам и прочему у нас был с немцами как минимум паритет, либо вклад тех же самолётов не был определяющим (роль авиации сильно преувеличена пропагандистами, но лучше об этом в другой раз).
Что касается конкретно танков, то мы по этому показателю в начале войны превосходили немцев по количеству в несколько раз и по качеству на одно поколение. Если бы исход сражений определяли танки, то война бы закончилась к вечеру 22 июня 1941 года, нашей победой.
Ранее я неоднократно рассказывал о нашем настоящем, незаслуженно забытом Оружии Победы – пушках прямого боя ЗиС-3, не буду повторяться. Упоминал и о том, что у немцев было своё Оружие Победы (если допустить, что они побеждали в первый год войны, и порою не только в первый) – великий пулемёт МГ-42, хотя сначала был его, не менее достойный предшественник МГ-34. Но это только половина дела, потому что пулемёт без средств его доставки – лишь оборонительное оружие, но не наступательное. Это только Сильвестр Сталлоне (в кино) может ходить в атаку с пулемётом наперевес.
Напомню, что Оружием Победы может считаться только то, что было у победителей и отсутствовало у побежденных, за счёт чего последние и стали побеждёнными (вот как мы под Харьковом в 42-м, или как немцы в 45-м). Танк или самолёт не могут считаться Оружием Победы потому, что у сторон был как минимум паритет по этим видам оружия. Зачастую проигравший даже обладал преимуществом, но, как сказал бы Гоголь: «Ну что, сынку, помогли тебе твои танки?».
Начну с того, что на войне есть непреложное правило: никогда не сдавайся в плен танкистам. Дело в том, что танк не оборудован дополнительными местами для перевозки пленных. Что могут танкисты? Тянуть за собой караван невольников, скажем 20 человек волоком по земле, примотав каждого проволокой по очереди? Или раздавить гусеницами, экономя патроны? Или всё-таки перестрелять из пулемёта, экономя бензин? Как это якобы сделал в Богэ под Мальмеди отряд хорошо известного харьковчанам полковника СС Иоахима Пайпера из «Лейбштандарта».
Словом, танкисты не имеют абсолютно никакого отношения к тем стотысячным колоннам пленных в Харьковском и других «котлах», что вы видите на архивных фото. У танковых войск свои задачи: они поддерживают пехоту огнём и броней, прорывают рубеж обороны противника, атакуют огневые точки и узлы сопротивления. Но они не воюют с одиночным пехотинцем, сидящим в окопе с винтовкой и двумя гранатами, да хотя бы и с десятью пехотинцами в траншее, если только там нет пулемёта. Никто не будет, имея боезапас 40 снарядов, вести дуэль с пехотинцем из танкового орудия и даже пулемёта: слишком жирно.
Людей берут в плен не танкисты. И, понятно что не лётчики, и даже не артиллеристы. Людей берёт в плен обычная пехота, но вот тут совершенно непонятно: за счёт чего это не наша пехота взяла в плен ихнюю, а наоборот?
Чем немецкая пехота лучше нашей? Тем, что рядом едут немецкие же танки, поддерживают её? Но ведь и в СССР были танки – а где же тогда километровые колонны немецких пленных летом 41-го? Видимо, дело всё-таки не только и не столько в танках.
Далее. Скорость танка и пешехода не одинаковы. Либо наступающий немецкий танк будет ехать медленно, со скоростью идущей пехоты и рядом с пехотой, но ведь тогда и наши в обороне успеют убежать или что-то придумать, но только не дожидаться и сдаться в плен. Немцы ведь не из-за угла внезапно выходят и просят закурить, они (как в кино) полчаса идут к тебе перепаханным полем. В таких условиях очень странно, если кто-то будет сидеть и ждать их, подняв руки.
Может, немецкая пехота залезала на танки сверху, как часто наши делают в кино, а иногда и немцы? Но ведь тогда её так же легко перестрелять, как если бы они просто шли пешком. Их бы просто посдувало с танка случайными пулями, минами, осколками и всем, что летает на поле боя. И просто бы свалились с танка при сильной тряске на ухабах, уронили бы оружие под гусеницы. Нет, ехать на танке – не вариант.
Может, ехали на грузовике следом за танком? Уже ближе к разгадке, но только если это не обычный грузовик, а защищенный бронёй, иначе пехота в грузовике погибнет точно так же, как и в предыдущих случаях. И кроме брони, грузовик должен иметь повышенную проходимость, не уступая танку.
И вот она, разгадка тайны успешного немецкого наступления и полного бессилия нашей обороны в первые годы войны. Обычный (для современного читателя) бронетранспортер, который вы видите на фото к статье. По сути – грузовик, обшитый листами брони, и поставленный на гусеницы. А ещё там рация и 1-2 пулемёта (сначала МГ-34, потом и МГ-42). В нём сидит отделение пехотинцев (10 десантников + 2 члена экипажа: водитель и командир, которому совсем не в труд пострелять из пулемёта, поддерживая десантников после высадки). Осталось закинуть ещё ящик патронов и ящик гранат – и вот в таком виде ехать за танком на советские позиции, на скорости 40 км/час (а по шоссе 53 км/ч, как у нашего «Т-34»).
Называется всё это «Ганомаг» (сокращение от «Ганноверский машиностроительный завод», который их делал). Кроме больших, для десантирования отделения, были маленькие – для полу-отделения: тот же пулемёт и 2 члена экипажа + 4 десантника, но более быстроходные.
Толщина брони «Ганомага» такая же, как у лёгкого танка: можно подбить из пушки, причём практически любого калибра, но выдерживает обстрел из винтовки и пулемёта, как и мины с осколками.
Теперь представьте себе состояние советского солдата, который вопреки басням пропагандистов не боится немногочисленных немецких танков, потому что понимает (в отличие от Резуна и Жукова), что они-то не по его душу. Но за танками едут, со скоростью 40 км/ч, защищенные броней, 12 автоматчиков с пулемётом. И очень хорошо, если у тебя на дне окопа завалялась лишняя пушка и к ней боекомплект. Но чаще бывает, как бодренько втирал пехотинцу полковник Твардовский:
«Даже сетовать неловко
При такой, чудак, судьбе:
У тебя в руках винтовка!
Две гранаты при тебе …»
И всё. А их 12 человек с пулемётом, и твои пули их не берут, это всё равно что стрелять по танку. 40 кмч – это 600 метров в минуту, то есть разделяющее вас расстояние в полтора километра они проедут за две минуты, ты даже не сможешь трусливо убежать. Они подъедут к тебе, наставят пулемёт, и если не убьют сразу – то выпрыгнут и ты уже, такой, в окружении 10 автоматчиков: умереть геройски либо сдаться в плен (на практике это решалось, скажем, 50 на 50). И даже если вас набилась в окопы целая рота – 100 человек – с пулемётами, то результат будет тот же самый (если только у вас нет пушки): они подъедут на двух-трёх Ганомагах, в упор перестреляют сопротивлявшихся, а остальных построят в колонну и погонят в тыл, не сводя с прицелов пулемёта.
Противостоять вот этому мы научились только тогда, как наши пехотные подразделения были насыщены пушками ЗиС-3, которая с километровой дистанции превращала Ганомаг в груду металла первым же выстрелом. Но это уже 1943 год, и Твардовский, очнувшись, продолжает, не обходя острые углы Харькова-1942:
«… У тебя – в тылу ль, на фланге
(сам не знаешь, как силён!)
Бронебойки, пушки, танки,
Ты, брат, это батальон.
Полк. Дивизия. А хочешь –
Фронт. Россия. Наконец,
Я скажу тебе короче
И понятней: ты – Боец.
Ты в строю, прошу усвоить.
А быть может, год назад,
Ты бы здесь изведал, воин,
То, что наш изведал брат:
Ноги б с горя не носили!
Где свои, где чьи края,
Где тот фронт и где Россия,
По какой рубеж своя?
И однажды ночью поздно,
От дороги в стороне,
Укрывался б ты в колхозной,
В поле брошенной копне…»
Именно так и выглядело немецкое наступление и, соответственно, наша оборона. При отсутствии серьёзной артиллерийской поддержки (по причинам, изложенным в предыдущих публикациях), при недостаточной поддержке нашими танками (немцы, как известно, на участке прорыва имели в 6,5 раз больше танков, чем в противостоявшей им 9-й армии генерала Харитонова), по всей Харьковской области сновали неуязвимые Ганомаги, молотили из пулемётов направо и налево, а кого считали нужным взять в плен – указывали путь к местам сбора пленных, отмеченным белыми флажками.
Никто особо не спрашивал – хочешь ли ты воевать за Сталина и за ГУЛАГ (таких спрашивали уже потом, набирая среди пленных во власовскую армию), и ни при чём тут предатели-генералы: даже не будь предателями, чем они могли помочь в данной ситуации?
Все эти нелепые причины, озвученные выше, по которым якобы, сотни тысяч вооруженных мужчин сдавались в плен малочисленному противнику, озвучиваются пропагандистами с одной целью: скрыть запрограммированную неготовность Красной Армии к войне, а вернее – к заранее запланированному её разгрому.
Всё дело в том, что в Красной Армии в начале войны не было, с одной стороны, артиллерии для борьбы с бронетехникой (об этом много написал Главный артиллерийский конструктор Василий Грабин в книге «Оружие Победы», не будем повторять).
От безысходности, применяли даже совсем экзотические способы борьбы с немецкой бронетехникой. Не подумайте, что я хвастаюсь, но именно у нас в Харьковской области, 18 мая 1942 года, в бою за Барвенково фашисты впервые столкнулись с новым «оружием», которым был оснащен 8-й отдельный отряд 9-й армии, а именно с собаками – истребителями танков, специально обученными уничтожать бронированные машины с помощью заряда взрывчатки.
«Особенно успешно действовал взвод сержанта Зубко, подорвавший семь вражеских танков».
Итог: на фото к статье, слева вверху – собаки из этого отряда, попавшие в плен в Барвенковском «котле», вместе со своими проводниками. Посчитайте, сколько стоит кормить и учить собаку хотя бы 1 год, чтобы попытаться с её помощью уничтожить танк.
С другой стороны, у нас не было и своих бронетранспортеров!
«На бумаге» всё было как у немцев, а по количеству даже больше: советский механизированный корпус включал две танковые дивизии и одну моторизованную. Но если с танками был порядок (несмотря на стенания всяких Резунов о якобы неукомплектованности танковых частей, отсутствии горючего, запчастей и прочей ерунды; Резун такой же танкист, как я папуас), а вот бронетранспортеры в СССР не разрабатывались и не производились – ну вот точно так же, как сейчас в России не разрабатывают и не производят мобильные телефоны. Немецкая пехота «на колёсах», защищена броней, с рацией и пулемётом, а наша ходила пешком и катала на тележке станковый пулемёт Максим весом в 60 кг, тут и Сталлоне не потянет.
При таких раскладах мы заведомо не могли ни наступать, ни обороняться, а вот только пойти и сдаться в плен. Или погибнуть геройски, при этом ни разу не выполнив боевую задачу по удержанию определенного рубежа.
Вот это – сознательное ослабление армии перед войной, тупо отсутствие в ней такого же оружия, которым обладает враг – это и есть тайна, скрываемая пропагандой. Вернёмся, например, к фразе Жукова, который до войны был начальником Генерального Штаба СССР. Он и перед Курской Битвой, летом 1943 года, ездил по ушам этими танками:
«…выбьем его танки, а затем …»,
Я расскажу, что будет затем. Допустим, ты «выбьешь ему танки», и внезапно будут точно также выбиты танки твои собственные. Остаётся: твоя голая и босая пехота против налитых пивом немецких автоматчиков, с хохотом гоняющихся за ней на бронетранспортерах. Ремейк лета 1941-го – вот что собирался устроить Жуков, загоняя миллионы солдат в готовый Курский «котёл».
К счастью, на Курской Дуге наши пехотные части уже были насыщены великими орудиями ЗиС-3, и перестреляли все эти ганомаги как курей в тире. И потом погнали назад до самого Берлина, хотя пик производства «ганомагов» пришелся на 1944 год. Если брать только большие, 12-местные, то в 1944-45 годах немецкая промышленность выпустила их 8,8 тысяч штук, тогда как за период с 1939 (год начала производства) по 1943 год всего 6,5 тысяч. И что, как сказал бы Гоголь, «помогли тебе теперь твои Ганомаги?».
На фото: Ганомаг 12-местный, слева вверху наши пленные собаки-истребители танков со своими проводниками.
78 лет назад – 22 мая 1942 года – сомкнулось кольцо окружения вокруг группировки советских войск, оказавшейся в так называемом Барвенковском «котле». В этот день передовые подразделения немецкой 1-й танковой армии генерала Клейста, наносившие удар из Славянска на север, соединились в районе Балаклеи с частями 6-й армии генерала Паулюса, наступавшими им навстречу. В течение недели, попавшие в окружение советские войска были уничтожены либо пленены, и лишь небольшая их часть смогла вырваться из «котла», бросив технику и вооружение.
При расследовании причин данной катастрофы, военная прокуратура СССР пыталась сделать виновным генерала Харитонова, командовавшего 9-й армией, на которую и пришелся этот немецкий удар. Но в прокуратуру позвонили «сверху» и приказали отпустить Харитонова как невиновного.
Тем более невиновным был признан его непосредственный начальник – командующий Южным фронтом генерал Малиновский, этот всегда был выше всех подозрений благодаря своим высоким покровителям. Как, например, в случае с Новочеркасским расстрелом 1962 года: хотя Малиновский тогда был Министром обороны СССР, но он вроде как ни при чём, называют только фамилии генералов Матвея Шапошникова (который отказался стрелять в народ) и Иссы Плиева (который согласился). А над ними вроде как стоял чуть ли не Хрущёв непосредственно, без промежуточного звена в лице министра обороны (?). Википедия сообщает: «… Главная военная прокуратура Российской Федерации в 1992 году возбудила по факту новочеркасского расстрела уголовное дело против Хрущёва, Козлова, Микояна и ещё восьми человек, которое было прекращено в связи со смертью фигурантов…». Не уточняя, входил ли Малиновский в число «восьми офицеров».
Кстати, это тот самый Исса Плиев, выдающийся полководец-кавалерист, большую часть войны прошедший в непосредственном подчинении у Малиновского. В дни описываемой здесь Второй битвы за Харьков он командовал 5-м кавалерийским корпусом Южного фронта. В предыдущих публикациях я отмечал, что этим корпусом командовал генерал Гречко (кстати, в 1967-м сменивший Малиновского на должности Министра обороны), но только до апреля 1942 года. После Барвенковско-Лозовской операции, Малиновский отправил Гречко на повышение (командовать 12-й армией), а на его место поставил Плиева. Но речь сейчас не о них.
Если пока отвлечься от персоналий, то основным юридическим лицом, проводившим Харьковскую операцию в мае 1942 года, был Юго-Западный фронт под командованием триумвирата: Тимошенко (командующий фронтом) – Хрущёв (комиссар фронта, т.е. представитель Коммунистической партии, с правом голоса при принятии военных решений) – Баграмян (начальник штаба фронта).
Что касается соседнего, Южного фронта (командующий – Малиновский, комиссар – Ларин, начальник штаба – Антонов, о последнем мы говорили в предыдущей публикации и здесь повторяться не будем), то его роль была второстепенной. Миссия Южного фронта состояла в освобождении Донбасса; он пытался это сделать в январе 1942 года в ходе Барвенковско-Лозовской операции, наносил удар в обход Донбасса через Харьковскую область на Днепропетровск, но смог лишь вклиниться в оборону противника на 100 километров, овладеть райцентрами Изюм, Барвенково и Лозовая, а дальнейшее продвижение было остановлено сильным сопротивлением противника.
Теперь, в мае 1942-го, Юго-Западный фронт имел задачу развивать удар на Днепропетровск и, параллельно, освободить Харьков, а Южный фронт, удерживая занимаемые позиции, его прикрывал от возможного флангового контрудара немцев со стороны Донбасса на Харьков.
И вот здесь, как легко догадаться, была проблема, связанная с организацией взаимодействия двух соседних фронтов. Поскольку эта проблема не была решена, что и привело в конечном счёте к военной катастрофе под Харьковом, есть смысл остановиться на ней подробнее.
Дело в том, что недобитые в ходе 1917 года русские дворяне, зашифровавшиеся под коммунистов, и постепенно прибиравшие к своим рукам власть в стране и в армии, были в первую очередь мастерами подковерных интриг и всяческих закулисных дел, составляющих суть политической борьбы. Это были их основные сильные качества. Что касается таких сложных вещей, как организация производства, инвестиционной, научной и изобретательской деятельности, и командование крупными воинскими соединениями, то для этого требовались несколько иные качества, помимо острых локтей и цепких зубов. Тут нужен более высокий уровень образования и вообще управленческой школы, который складывается веками и лишь в определенных условиях.
Именно по этой причине – недостаточная способность к управлению крупными воинскими соединениями – у нас был другой принцип комплектования Вооруженных Сил. Если сравнивать с Германией, то немецкая дивизия была по численности в 1,5 раза больше нашей, а одна немецкая армия была почти как десяток наших армий. В 1941-м Украину завоевали три немецкие армии (Клейста, Паулюса и Манштейна), а в 43-м её освобождали 5 советских фронтов (Рокоссовского, Ватутина, Конева, Толбухина и непотопляемого Малиновского), в каждом фронте было до десятка общевойсковых армий, и плюс 4 танковые армии на всю Украину (Катукова, Лелюшенко, Ротмистрова и Кравченко).
Но если на уровне «армия и дивизия» расхождения были непринципиальны (просто всегда нужно помнить, что 2 немецкие дивизии = 3 наших, и когда Виктор Астафьев презрительно пишет «за одной немецкой армией гонялись два наших фронта», на самом деле немцев там было даже БОЛЬШЕ), то на более высоком уровне у нас была самая настоящая беда. У немцев все войска, действовавшие, скажем, на территории Украины, объединялись в группу армий «Юг» под единым руководством фельдмаршала (Рунштедта, фон Бока, того же Манштейна), который командовал ею как одним соединением, точно так же как командует дивизией какой-нибудь генерал-майор. Понятно, что у фельдмаршала были опыт, образование и способности повыше, чем у генерал-майора.
У нас, просто не было за всю войну человека, который был бы способен командовать, скажем, всеми советскими войсками на территории Украины. Половинкой – ещё туда-сюда, но лучше 1/3 или 1/5 частью – отсюда и упомянутые 5 советских фронтов, а в 1941-42 это были два фронта плюс отдельная Приморская армия (Одесса и Крым). Неоднократно делались попытки такого человека поставить, но все они кончались провалом, и в итоге Сталин и Генеральный штаб из Москвы управляли несколькими крупными советскими соединениями, бегавшими по всей Украине без какой-либо связи и взаимодействия друг с другом.
И вот как раз в мае 1942 года была предпринята последняя попытка такого человека поставить, который бы сосредоточил в своих руках единое управление боевыми действиями хотя бы на территории Харьковской области. Сделали это так: командующего Юго-Западным фронтом маршала Тимошенко назначили, по совместительству, главным по Украине, подчинив ему «в нагрузку» и Южный фронт генерала Малиновского.
Это примерно как если бы директору ХТЗ подчинили заодно и соседний «Электротяжмаш», на том основании – что Министерству машиностроения удобнее работать с одним человеком, а не с двумя. Понятно, что полностью погруженный в свою работу, «болеющий душой за свой завод», директор ХТЗ вникал бы в проблемы «Электротяжмаша» лишь по мере свободного времени, вынужденно «полностью доверяя» местным управленческим кадрам. А те бы и рады имитировать бурную деятельность перед новым начальником, которому они по барабану, и который в их работе понимает гораздо меньше, чем раньше понимали в Министерстве.
Именно это и произошло в ходе Второй битвы за Харьков в мае 1942 года, и привело к военной катастрофе, после чего (как сказано выше) попытки поставить «умного человека» на Украину или, скажем, Белоруссию больше не делались: каждый из 15-ти советских фронтов воевал сам по себе, а в Москве сидел один «умный человек» на всю страну, которому эти 15 командующих фронтами и подчинялись.
И Хрущёв, и Баграмян в своих воспоминаниях единогласно утверждают (Тимошенко отказался делиться воспоминаниями, но тоже высказывал подобные мысли), что им дали как общественную нагрузку – шефство над Южным фронтом генерала Малиновского, однако тут бы разобраться со своим Юго-Западным. Поэтому фактически Малиновский был предоставлен сам себе.
Генерал Малиновский был ярким опровержением тезиса пропагандистов о том, что якобы «Сталин перед войной репрессировал опытных и грамотных командиров, а на их место пришли неопытные и неграмотные». Бесполезно пытаться охватить довоенный опыт Малиновского в одной публикации, я лишь напомню читателю один момент. Сайт Википедия, рассказывая об обороне Могилева советскими войсками в 1941 году, приводит зачем-то фразу, абсолютно непонятную поколению Пепси:
«… Советское командование придавало большое значение удержанию Могилёва. Телеграмма гласила:
«Герасименко. Могилёв под руководством Бакунина сделать Мадридом…».
При чём тут Мадрид? Тогда ещё не было Сталинградской битвы, а символом длительной и упорной обороны, был город Мадрид, как центральный эпизод Гражданской войны в Испании 1936-1939 гг.
«Вежливые люди» обороняли Мадрид три с половиной года! Там были Малиновский, там был Воронов (Главный Маршал артиллерии СССР), танкист Кривошеин (что потом в Бресте с Гудерианом «командовал совместным парадом»), и другие полководцы Великой Отечественной войны, так феерически слившие потом Советский Союз летом 1941-го, а после войны в почёте и уважении порою пережившие Брежнева.
Кстати, в мае 1942-го Брежнев тоже был у Малиновского: комиссаром в 18-й армии Южного фронта, и вообще как Исса Плиев, долго воевал под Малиновским. В «котёл» тогда Брежнев не попал, его 18-ю армию Малиновский поставил на противоположном фланге – возле Ростова-на-Дону.
Словом, опыт Малиновскому было просто некуда девать, даже и без Испании: он до 1919 года воевал во французском Иностранном Легионе (1-я марокканская дивизия). Википедия отмечает: «… По опубликованным данным, Малиновский был единственным крупным советским сухопутным военачальником Великой Отечественной, который свободно разговаривал на нескольких европейских языках. Особенно хорошо владел французским и испанским…».
И здесь не может не встать вопрос о его социальном происхождении, то есть о внутренней позиции по отношению к тем сотням тысяч ребят из народа, которых он подставлял под немецкие стволы. Как и у всех коммунистических боссов, его биография подчищена, вроде как он самый настоящий пролетарий, в доску «свой» для рабочих и крестьян. Читаем, однако, Википедию:
«…Существует также версия, что отец — Яков Иванович Бунин, одесский полицмейстер, из потомственных дворян Тамбовской губернии, полковник, вышедший в отставку генерал-майором и умерший в 1902 году…».
Разумеется, тут же Википедия открещивается от этой версии, мол – она основана лишь на словах первой жены Малиновского, которую тот бросил, сожительствуя на фронте с одной из подчиненных, как это было принято в среде советских полководцев.
Однако «бьют не по паспорту, а по физиономии»: биографию можно почистить, но генетика даст о себе знать, как мы увидим ниже. Сам Малиновский утверждает, что он человек простой, чуть ли не на помойке себя нашёл: «… я родился … в городе Одессе, отца своего не знаю, в моей метрике было написано „незаконнорождённый“».
Но сразу после этих слов, Википедия, вроде бы уже отбросившая версию про папу-генерала, потомственного дворянина и начальника Одесской полиции, как ни в чём не бывало продолжает:
«… После смерти Якова (т.е. вышеупомянутого Якова Ивановича Бунина, умершего в 1902 году), мать Малиновского вернулась в родные места и служила экономкой в имении графа Гейдена, где познакомилась со своим будущим мужем Сергеем Залесным, работавшим лакеем».
Хотя, насколько я знаю, экономка и лакей – это как сейчас менеджер и уборщица, т.е. очень странная связь с точки зрения социального положения. Юный Малиновский не принял отчима-лакея и сбежал из дома. Дальше Википедия пишет: «… через два года Родиона Малиновского забрали в Одессу другая сестра его матери Елена Николаевна и её муж Михаил Александрович, который определил Родиона в галантерейный магазин купца Припускова мальчиком на побегушках. Во время работы в магазине Родион начал самостоятельно учить французский язык».
Итак, некто Михаил Александрович (муж сестры матери Малиновского) имел достаточно полномочий, чтобы указывать купцу Припускову – кого брать на работу в свой магазин. Но с какого перепугу «мальчик на побегушках» начал учить французский язык. Может, он с детства готовил себя к службе в Иностранном легионе? Или к встрече со своей будущей женой – учительницей французского языка (! в революционной России), с которой они поженились в Иркутске в 1925 году? Не с него ли написан "Доктор Жеваго"?
Далее везде. Дети его, понятно, стали не грузчиками, а один сын – кандидат технических наук, другой – преподаватель музыки. От второй (фронтовой) жены – дочь, кандидат филологических наук, выдающийся советский специалист по Испании (кто бы мог подумать).
После Харьковской катастрофы мая 1942 года, Южный фронт Малиновского отступал на восток, и вопреки приказу Сталина сдал город Ростов-на-Дону. Сталин в ответ разразился знаменитым приказом № 227 «Ни шагу назад», снял Малиновского с должности, а Южный фронт расформировал. Назначенный с понижением на должность командующего армией, Малиновский отличился в ходе немецкой операции «Виттенгервиттер» (Зимняя гроза), сорвав попытку Манштейна деблокировать армию Паулюса из так называемого Сталинградского «котла». За это назначил Малиновского опять командовать воссозданным Южным фронтом, до конца войны уже.
Возвращаемся к катастрофической Харьковской операции 1942 года. Малиновского, как вы поняли, сообщники-дворяне отмазали от ответственности. Более того. Руководителя той операции, Маршала Тимошенко, вскоре сняли с должности, и с 1943 года он был, в общем-то, никем, как и маршал Жуков: не командовал ничем конкретно, а только ездил в командировки как «личный представитель Сталина», потому что сам Сталин никуда не ездил, а некоторые вопросы всё же надо было решать «не по телефону».
И внезапно, как пишет Википедия:
«10 сентября 1944 года, по представлению Семёна Тимошенко на имя Сталина, генералу Малиновскому было присвоено воинское звание Маршал Советского Союза».
То есть никаких разногласий между Тимошенко и Малиновским после Харькова не осталось, и почему-то именно Тимошенко за него хлопотал, а не кто другой.
Но гораздо более тесные завязки у Малиновского были с Хрущёвым. Само за себя говорит то, что в 1957 году Хрущёв выгнал Жукова со всех должностей, а вместо него Министром обороны поставил Малиновского.
Википедия с придыханием отмечает:
«Генерал Тюленев свидетельствовал: «Особой антипатией за свою прямоту пользовался у Берии генерал Малиновский…».
В понимании редакторов Википедии, маршал Берия был кровавый палач, а те кто против него – смелые и хорошие люди. Ладно, допустим, но тут важно то, что главным врагом Берии, как известно, был Хрущёв, и опять-таки вывод: Малиновский был человеком Хрущёва.
Впрочем, благодарный Малиновский во время заговора 1964 года отказался защищать Хрущёва военной силой, что и привело к отставке последнего. И Хрущёва (бывшего начальником Малиновского в «харьковский» период), сменил Брежнев – тогда же бывший подчиненным Малиновского.
Нельзя не вспомнить и историю с вышеупомянутым генералом Лариным, комиссаром Южного фронта в дни Харьковской катастрофы, и «лучшим другом Малиновского».
В биографии у Ларина сказано нейтральное «родился в семье служащего». Но «служащий», это не классовое сословие и не социальная характеристика. Ну подумайте сами: приехал мужик из деревни и устроился на работу «служащим»? В Российской Империи – никогда в жизни, только рабочим или дворником, а для служащего надо образование, которое было только у дворян. «Служащий» в царской России, как и инженер, офицер, врач – только дворянин.
Так вот, через полгода после Харьковской катастрофы, в декабре 42-го, генерал Ларин вдруг по непонятным причинам пустил себе пулю в висок, оставив совершенно нелепую предсмертную записку.
Историк А. Исаев приводит текст записки, где упоминается Родион Малиновский:
«Я при чём. Прошу не трогать мою семью. Родион умный человек. Да здравствует Ленин».
Якобы это очень не понравилось Сталину, и он хотел очень сильно прижать Малиновского, однако Хрущёв перед Сталиным выгородил Малиновского, «поручился за него, чем спас от неминуемой гибели».
Вот такие дружные ребята собрались у нас под Харьковом в мае 1942 года. Как говорится, сам погибай – а товарища выручай. Имена товарищей известны.
Из подчиненных Малиновскому армий Южного фронта, в Харьковской операции мая 1942 года участвовали две: 57-я генерала Подласа и 9-я генерала Харитонова. Выжившие офицеры в своих мемуарах утверждают: генерал Подлас предвидел возможный немецкий удар и готовился к его отражению, а Харитонов пребывал в благодушном состоянии: «немцы не нападут, перебежчикам и разведке не верить, к обороне не готовиться, на провокации не поддаваться». И не иначе как часть зловещего плана видна из того, что из рядом стоявших (спиной к Харькову, лицом к Донбассу) двух наших армий, немцы нанесли удар именно по той, что была не готова. А не по Подласу, который был готов.
Никита Хрущёв в своих воспоминаниях сказал про Подласа так:
«Это был очень интересный человек и с интересной судьбой. Его жизнь сложилась трагично… Во время Хасанских событий он находился на Дальнем Востоке и действовал там против японцев. Ему не повезло: приехал туда Мехлис, и Мехлису он не понравился: тот посчитал его предателем и изменником. Его сняли с должности и посадили в тюрьму. Выпустили его, когда началась война. ... когда он представился и назвал свою фамилию, я спросил, кто он по национальности? Дело в том, что фамилией недостаточно была выражена его национальность. «Я украинец из Брянской области», – отвечает. … Он очень организованный человек: куда его ни посылали, он всегда толково разбирался в деле и произвел очень хорошее впечатление. В результате его назначили командующим 57-й армией».
И поставили поглубже в «котёл».
В своих мемуарах генерал Лященко (сначала его 106-я дивизия была в составе армии Подласа, а в апреле 42-го передана в армию Харитонова) утверждает, что Подлас ему сказал на прощание следующее:
«… Не нравится мне, что за последнее время, не знаю с чьего легкого словца, пошла молва о том, что, мол, немцев мы уже разгромили под Ростовом, Москвой и т. д. Теперь шапками забросаем врага. Не дай себе утвердиться в этой мысли. Фашисты еще сильны. И воспользуются малейшим просчетом… Дороги вот-вот начнут подсыхать, как бы фашисты не двинулись в новое наступление. По сведениям разведки, они усиленно начали подготовку техники в тылах. Не дай противнику застать себя врасплох …».
То же самое пишет бывший начальник разведки 57-й армии А.Д. Синяев:
«… В Славянск мы перебросили двух своих разведчиков – девушку Саша, и подростка Ваню. ... Дня за три до начала наступления Клейста они вернулись. Саша доложила, что немцы сосредоточили в районе города много войск, особенно танков. Из подслушанного разговора немецких офицеров она узнала, что наступление намечается на 18 мая. Ваня сообщил примерно то же самое, правда, даты он не знал, но подтвердил: готовятся к наступлению.
Я немедленно доложил Подласу. Командарм был очень озабочен и сказал, что надо сейчас же предупредить командиров дивизий – возможен удар противника на Александровку и к Северскому Донцу. А на следующий день приехал начальник штаба фронта генерал Антонов и комиссар Крайнюков. Вызвали меня. Комиссар спросил: «Откуда у вас, подполковник, сведения, что немцы готовятся наступать?» Я объяснил. Он не поверил: «Это выдумка. Такие «данные» сеют в войсках панику. Я расцениваю их как трусость». И тут же предложил Подласу снять меня с должности.
Подлас возразил: «А я полностью согласен с Синяевым и его выводами. И доклад его совершенно правильный».
Тут Антонов, который за все время разговора не проронил ни слова, обратился ко мне: «Все, товарищ Синяев, вы можете идти».
Вышел я, разумеется, с тяжелым настроением. О чем был разговор в мое отсутствие – не знаю, до следующего утра с командармом встречаться не пришлось, ну а утром немцы ударили по 9-й армии …».
Что же касается генерала Харитонова, то ему удалось дважды войти в одну реку. Как сказано выше, его потом сняли в должности и собирались судить за то, что в «котле» погибла 57-я армия Подласа и, внимание, 6-я армия Городнянского. Но потом чудесным образом оправдали и выпустили, и назначили командовать новой армией, как вы думаете с каким номером?
Правильно, с номером «6», как у погибшей по его вине армии Городнянского. Она была сформирована заново (набрали новую армию и присвоили ей номер «6») – её-то и возглавил Харитонов.
Не правда ли, такой выбор номера армии для Харитонова напоминает историю из романа «Мастер и Маргарита», где женщина задушила ребёнка носовым платком – и ей потом всю жизнь каждое утро приносили этот платок.
Прошло много месяцев, и уже в феврале следующего, 1943 года, 6-я армия генерала Харитонова снова наступает в тех же самых местах! Она идёт на запад по границе Харьковской и Донецкой областей, проходит между Славянском и Балаклеей, освобождает Изюм, Барвенково, Лозовую, затем Красноград и подходит к Павлограду. В этот момент противник наносит удар с юга, от Днепропетровска и Донбасса – на Харьков, громит 6-ю армию и прорывается через её боевые порядки в Харьковскую область. Разгромленные остатки 6-й армии генерала Харитонова ретируются обратно на восток – за спасительный Северский Донец, а немцы 15 марта снова захватывают Харьков и заодно Белгород.
Но если в 1943 году, 6-я армия Харитонова подверглась контрудару противника с фланга, растянувшись в ходе наступления, т.е. в неудобном для обороны положении, то в мае 1942 года 9-я армия Харитонова стояла лицом к противнику, имея задачу прикрывать Харьков.
Уже упомянутый выше генерал Лященко вспоминает в мемуарах, как бойцы и командиры, пробиравшиеся через линию фронта из вражеского окружения, сообщали, что в Славянске и других городах противник срочно ремонтирует танки, их боевыми машинами забиты цеха недействующих заводов.
Когда он доложил об этом командующему 9-й армией Харитонову, тот заявил, что в ближайшее время немецкие войска не способны к наступлению – у них недостаточно сил для активных действий. А что касается «окруженцев», то их сведения, мол, надо брать под сомнение: не исключено, что кое-кто заслан немцами. Начальник штаба 9-й армии, генерал Корженевич заверил Лященко, что активных действий немецких войск не предвидится, а перемещение отдельных вражеских частей всего лишь демонстрация. Вечером 15 мая разведчики обнаружили прибытие в село Андреевку до полка пехоты. Этому тоже было объяснение: «Немцы сменяют войска. Лучшие части тянут на участок, где наступают наши армии. Против нас – потрепанные».
Не достучавшись ни до командующего 9-й армией (Харитонова), ни до начальника штаба (Корженевича), Лященко обратился в тот же день к комиссару этой армии, Константину Крайнюкову. О нём я уже рассказывал ранее: это человек Хрущёва и Москаленко, по их заданию предположительно стрелявший в спину генералу Ватутину и ранивший его 29 февраля 1944 года.
Но Крайнюков успокоил его: «Фашистам сейчас не до этого. Скажу по секрету, в прорыв вот-вот будут введены танковые корпуса» (имеется в виду описанный мною ранее запланированный бросок на Харьков 21-го и 23-го танковых корпусов из 6-й армии Городнянского, сорванный генералом Москаленко).
Но бесконечно игнорировать сведения о сосредоточении против 9-й армии группировки Клейста было нельзя, и, как сказано в литературе, «Харитонов обратился к Тимошенко.
«В Славянске, говоришь, концентрируется Клейст? – врастяжку произнес маршал Тимошенко. – Думаю, не до прорыва фашистам будет, когда мы ударим (очевидно, маршал имел в виду тот же не состоявшийся своевременно ввод в прорыв танковых корпусов). Занимайтесь делом. Или боитесь, товарищ Харитонов? С каких это пор вы стали робким?».
Следствием такого отношения к работе со стороны лиц, за это получающих зарплату, явилась в том числе технико-тактическая неготовность армии Харитонова к оборонительным действиям.
Обороняясь в достаточно широкой полосе, 9-я армия не имела второго эшелона. Ее оборона носила очаговый характер, была слабо подготовлена в инженерном отношении. Отсутствовали вторые эшелоны и в дивизиях. Глубина тактической зоны обороны не превышала 4–5 км. Это было прямым нарушением директивных указаний Верховного Главнокомандования фронтам и армиям юго-западного направления, требовавших развития полевых укреплений в обороне на глубину до 10–12 км.
Командование Южного фронта так характеризовало инженерное оборудование обороны 9-й армии:
«В дивизиях в основном были созданы окопы полного профиля с ходами сообщения и блиндажи с легкими перекрытиями, приступили к строительству дзотов. Противопехотные и противотанковые препятствия имелись в очень ограниченном количестве. Работы по приспособлению к обороне населенных пунктов были развернуты мало. Особенно плохо обстояло дело с созданием глубины обороны дивизионных полос.
Это зависело, с одной стороны, от неполной укомплектованности частей и от недостатка взрывчатых веществ, противопехотных и противотанковых мин, колючей проволоки, которые начали поступать в Инженерное управление фронта из центра только после начала наступления противника.
При ограниченных активных противотанковых средствах и слабо развитых противотанковых препятствиях в условиях местности, почти всюду доступной для танков, оборона армии не могла противостоять массовой атаке танков противника и не была упругой, так как дивизии по своей малочисленности не могли построить свои силы на достаточную глубину».
В ночь на 17-е мая 1942 года, генерал Харитонов прибыл на вспомогательный пункт управления 9-й армии, развернувшийся в селе Долгенькое. В этот момент войска Клейста, завершив перегруппировку, уже вышли в исходное положение для наступления. На участке прорыва шириной 40 км немцами были сосредоточены 3-й моторизованный корпус (14-я танковая дивизия и боевая группа Барба, 60-я моторизованная, 1-я горно-стрелковая, 100-я венгерская и 20-я румынская пехотная дивизии), 44-й армейский корпус (16-я танковая, 68, 389, 384-я пехотные и 97-я мотопехотная дивизии), 52-й армейский корпус (легкопехотная, два полка 257-й пехотной дивизии и 500-й штрафной батальон). Против 9-й армии Харитонова изготовились для удара 11 немецких дивизий и до 360 танков.
Ударом такой силы, на рассвете 18 мая, 9-я армия была буквально сметена, словно куча сухих листьев ураганом 5-й категории. Парадокс в том, что, хотя она не попала в «котёл», но понесла такие же потери, как и уничтоженные «в котле» армии Подласа, Городнянского и Бобкина: некоторая часть тех армий смогла пробиться из окружения и отойти за Северский Донец вместе с остатками 9-й армии Харитонова.
Именно колоссальное превосходство противника в силах потом стало формальным обстоятельством, по которому Харитонова оправдали, мол: против такой силищи он ничего не мог сделать, а значит – его вины в военной катастрофе нет.
«… К полудню 18 мая Харитонов со своим штабом переехал на основной командный пункт в Каменку, откуда возможность руководить войсками была весьма ограничена… Вскоре командующий армией и штаб перебрались в район Песков (на левом берегу Северского Донца)…».
Организация связи была такова, что штаб Южного фронта (Малиновский, Антонов, Ларин) узнал об ударе противника по Харитонову лишь во второй половине дня, когда враг уже завершал прорыв тактической зоны обороны. А к исходу дня, когда о случившемся стало известно штабу Тимошенко, Хрущёва, Баграмяна, немецкие соединения уже прорвались в оперативную глубину и вступили в бой с резервами 9-й армии и Южного фронта.
Командующий фронтом Малиновский, узнав о прорыве, передал из фронтового резерва в подчинение 9-й армии 5-й кавалерийский корпус генерала Иссы Плиева. Одновременно он приказал перебросить автотранспортом и по железной дороге из района Лисичанска и тоже подчинить Харитонову 296-ю стрелковую дивизию и 3-ю отдельную танковую бригаду. Но этого было слишком мало, а главное – время было упущено.
Утром 18 мая противник возобновил наступление на север из районов Барвенково и Долгенького. К 10 часам он овладел южной частью города Изюм, вынудив соединения 9-й армии, которые в течение всего дня вели упорные оборонительные бои с целью не позволить врагу форсировать Северский Донец, отойти. На другой день остатки 9-й армии перебрались на восточный берег и закрепились на нем.
В приказе маршала Тимошенко от 18 мая 1942 года было сказано:
«…Вместо того чтобы использовать имеющиеся резервы, не допустить распространения танков противника к переправам на р. Сев. Донец и организовать взаимодействие дивизий первого эшелона для ликвидации прорыва, командующий 9-й армией генерал-майор Харитонов бросил на произвол судьбы свои войска и трусливо сбежал в Изюм. Благодаря этому уже к полудню 18 мая противник вышел на южный берег реки Северский Донец …
Командующий Южным фронтом генерал-лейтенант Малиновский и его штаб не проявили достаточной энергии и решительности для быстрого восстановления утерянного управления и до сего времени руководство боевыми действиями доверяется обанкротившемуся в бою генерал-майору Харитонову.
Приказываю:
1. За потерю управления войсками и трусливое поведение в бою отстранить генерал-майора Харитонова от командования армией и предать его суду Военного трибунала…».
А дальше вы знаете, и ещё я не упомянул среди адвокатов Харитонова такого зубра, как начальник Генерального штаба, маршал Василевский (из дворян сословия священнослужителей), который сказал в своих мемуарах:
«… После неудачной Харьковско-Барвенковской операции, проводившейся в мае 1942 года, генерал-майор Харитонов, командовавший тогда 9-й армией Южного фронта, был отстранен от обязанностей и по настоянию командования Юго-Западного направления привлечен к судебной ответственности. Подробно зная всю историю этой операции и истинные причины ее неудач, я доложил Сталину, что вина Харитонова в данном случае является относительной, и просил не только не отдавать его под суд, а как хорошего военачальника назначить командующим войсками армии» (то есть той самой «6-й»).
78 лет назад – 21 мая 1942 года – продолжалась Вторая битва за Харьков, одна из крупнейших военных катастроф в нашей истории. Несколько советских армий были окружены и уничтожены в гигантском «котле» на юге Харьковской области. Одной из главных причин этой трагедии считается то обстоятельство, что советские войска не смогли взять город Славянск, как и расположенный в 85 км севернее райцентр Балаклея. Они были вынуждены пройти в узкий «коридор» между этими городами, и ушли далеко на запад, практически до границы Харьковской области с соседними Полтавской и Днепропетровской. Тем временем, противник встречными ударами из Балаклеи и Славянска «захлопнул котёл» у них за спиной.
Ранее я рассказывал о причинах, по которым мы не смогли взять Балаклею. Напомню, главная причина – это отсутствие у нас в то время артиллерии крупных калибров, иначе бы все эти райцентры мы просто снесли, как сносили в 45-м европейские столицы. Но весною 42-го упор делался на штурм немецких позиций «атаками больших масс пехоты», которые раз за разом ложились перед немецкими пулемётами. Танковая поддержка была незначительной, усиление со стороны других родов войск практически отсутствовало.
Славянск в этой истории был даже более значимым, чем Балаклея. Именно в Славянске собиралась и готовилась к удару наиболее мощная немецкая группировка, которая через несколько суток достигла Балаклеи. Можно сравнить Славянскую группировку немцев с «молотом», а Балаклейскую – с наковальней, в которую этот молот впечатался 22-го мая 1942 года.
Как и в случае с Балаклеей, история с безуспешным штурмом Славянска, на самом деле, выходит за рамки «Второй битвы за Харьков», которую традиционно датируют как «с 12 мая по 29 мая» (от начала последнего советского наступления – до гибели наступающих войск в «котле»). Именно «последнего» наступления, потому что ранее были ещё, ещё и ещё: они не прекращались с 1941 года. Так вот, с Балаклеей и Славянском всё было решено ещё зимой, а не в мае 42-го.
Всё началось ещё с Ростовской наступательной операции советских войск (осень 1941-го). История эта очень интересная и незаслуженно забытая. Как известно, немцы вторглись в СССР 22-го июня 1941 года, и всё лето успешно наступали, но к середине осени стали пробуксовывать, достигнув определенных рубежей. На севере – условно говоря, под Ленинградом. В центре – под Москвой. На юге же путь немецких войск оборвался в Ростове-на-Дону, и это сражение остаётся как бы в тени Битвы за Москву, хотя началось раньше и закончилось раньше: под Ростовом советское контрнаступление 2-го декабря уже остановилось, под Москвой 5-го декабря только началось.
А остановилось оно потому, что упёрлось в оборонительный рубеж «Миус-фронт», выстроенный немцами километрах в 70 западнее Ростова по высокому берегу реки Миус (одной из его «жемчужин» была знаменитая Саур-Могила). Прорвать этот рубеж мы не смогли ни в 41-м, ни в 42-м, ни в феврале-марте 1943-го. Саур-Могила взята советскими войсками лишь 31 августа 1943 года.
Но это мы немножко забежали вперёд, а тогда, уже в начале 1942-го, стало ясно, что со стороны Ростова на Донбасс не зайти. Единственный вариант – это обходить Миус-фронт с севера (на юге он упирается в Азовское море в районе Таганрога), по смежной границе Харьковской и Донецкой областей. Оптимально – между Балаклеей и Артёмовском (ныне Бахмут), где у противника было слабое место в обороне, поскольку там проходил стык двух немецких армий (6-й и 17-й).
Так родился план наступательной операции, которую потом назовут «Барвенковско-Лозовская», потому что в результате её удалось овладеть только райцентрами Барвенково и Лозовая. Хотя замысел был куда как более грандиозным. Предполагалось, что войска Южного фронта (под командованием генерала Малиновского) силами 57-й и 37-й армий нанесут главный удар на Павлоград, Днепропетровск, Запорожье, а 12-я армия – вспомогательный удар на Дзержинск (ныне Торецк) через Славянск. В результате войска Южного фронта зайдут в тыл «донбасской» группировке немцев, обороняющейся на Миус-фронте, прижмут её к Азовскому морю и уничтожат. Ещё две армии, 18-я и 56-я, оставались прикрывать ростовское направление, т.е. перед Миус-фронтом, как и стояли с декабря 41-го.
Одновременно переходил в наступление и соседний, Юго-Западный фронт генерала Костенко, силами двух своих армий: 6-я армия наносила удар на Красноград, а 38-я – через Чугуев на Харьков, с целью освободить последний.
Общее руководство данной операцией осуществлял маршал Тимошенко, которому были подчинены оба фронта (Малиновского и Костенко), и в резерве у него находилась 9-я армия генерала Харитонова, которую предполагалось использовать там, где будет достигнут наибольший успех. А в конечном счёте роль 9-й армии Харитонова получилась, к сожалению, наиболее трагической во всей этой истории.
Итак, операция началась 18 января 1942 года. Лучше всего развивалось наступление в полосе 57-й армии Южного фронта, которая стартовала с рубежа Каменка – Студенок, и за 4 дня прорвала полосу обороны противника, продвинувшись на 23 километра. К вечеру 21 января, 57-я армия вышла на линию: Великая Камышеваха – Базалеевка – Морозовка – Маяки – Райгородок. Эта линия проходит к северу от Славянска: так, Великая Камышеваха лежит в 55 км северо-западнее Славянска, а Райгородок – в 10 километрах северо-восточнее Славянска.
Медленнее развивалось наступление в полосе 37-й армии. Ей удалось нанести серьезное поражение 295-й и 76-й немецким пехотным дивизиям и сковать резервы противника в районе Краматорска, однако особого продвижения она не имела.
12-я армия, имея незначительный боевой состав, наступала на вспомогательном направлении, южнее 37-й армии. В период с 18 по 21 января она безуспешно пыталась прорвать сильную оборону противника и развить наступление в направлении на Дзержинск (ныне Торецк). Ей удалось добиться лишь небольших успехов, сковать противостоящие соединения противника, а также его ближайшие резервы, расположенные в районах Горловки и Орджоникидзе.
Таким образом, к вечеру 21 января только на участке 57-й армии были созданы условия для ввода в прорыв мобильных соединений: 1-го и 5-го кавалерийских корпусов. 5-й кавкорпус генерала Гречко (того самого, будущего министра обороны СССР при Брежневе) в составе 34, 60 и 79-й кавалерийских дивизий и 132-й танковой бригады, получил задачу с утра 22 января войти в прорыв в общем направлении на Малую Камышеваху и Барвенково, овладеть ими и прорваться в глубокий тыл противника, противостоявшего южным соседям, т.е. 37-й и 12-й армиям. 1-й кавкорпус генерал-майора Ф.А. Пархоменко в составе 35, 36 и 68-й кавалерийских дивизий и 15-й танковой бригады должен был войти в прорыв в общем направлении на Долгенькое, Василевку и далее, на юго-восток, для удара во фланг «славянской» группировки немецких войск.
К моменту ввода в прорыв кавалерийских корпусов, три правофланговые дивизии 57-й армии (341, 351 и 255-я), что наступали на стыке с 6-й армией в центре будущего «котла», выбили противника с занимаемых рубежей и продолжили наступление. На всем остальном участке фронта, соединения 57-й армии встретили ожесточенное сопротивление противника, прочно закрепившегося на позициях Славянского укрепленного района. Линия фронта, достигавшая в исходном положении 58 км, увеличилась почти вдвое. Все дивизии армии были введены в сражение, резервов не оставалось.
Уже в этот момент было совершенно очевидно, что немецкое командование намеренно ослабило данный конкретный участок, заманивая нас в окружение, и при этом оказывая твёрдое сопротивление на краях «котла». Без взаимной координации таких действий со участием предателей в высшем советском руководстве, это было бы невозможно. Мы сами втягивались в распахнутый «котёл», как бы случайно поставив свою самую сильную группировку именно там, где у противника оказались наименее устойчивые подразделения.
Войдя в прорыв 22 января, соединения 5-го кавалерийского корпуса генерала Гречко уже во второй половине дня вышли на ближние подступы к Барвенково – это райцентр в 45 километрах западнее Славянска, по имени которого потом и назовут «котёл»: Барвенковский.
Кровопролитные бои на улицах этого населенного пункта продолжались до конца дня 23 января.
Поздно вечером штаб Южного фронта получил донесение от генерала Гречко: «…В итоге двухдневных боев корпус во взаимодействии со стрелковыми и танковыми частями к исходу 23 января овладел важным узлом сопротивления, неприятельской тыловой базой армейского значения, узлом шоссейных и железных дорог г. Барвенково». Салютов в Москве при взятии городов тогда ещё не давали (первый прозвучал лишь 5 августа 1943 года за Орёл и Белгород, второй был за Харьков кстати).
Однако радость от взятия Барвенково слегка омрачалась, как сказал бы классик, наличием неподавленного очага сопротивления противника в районе Славянска. Находясь на смежных флангах 57-й и 37-й армий, он ограничивал возможности перерастания тактического успеха в оперативный. Вопрос о ликвидации этого очага встал еще и потому, что, находясь на фланге дивизий 57-й армии, он создавал угрозу их коммуникациям и связывал левофланговые дивизии этой армии и дивизии правого фланга 37-й армии.
Принимая все это во внимание, маршал Тимошенко наконец принял решение (поистине, роковое) по поводу использования 9-й армии генерала Харитонова, находившейся в резерве. Утром 24 января эта армия была передана в подчинение Южного фронта. Командовавшему этим фронтом генералу Малиновскому было приказано: усилить «девятку» двумя стрелковыми дивизиями, танковой бригадой и артиллерийскими частями, и поставить перед Славянском, в стык 37-й и 57-й армий.
Как мы помним, перед началом операции Харитонову сказали, что его армия будет введена в сражение там, где обозначится наибольший успех, и он готовил армию именно к этому. Но теперь последовало распоряжение – захватить неприступный Славянск, который 37-я армия штурмовала уже шестые сутки.
Этот город лежит на возвышенности, склоны которой покрыты лесом, и словно бы самой природой подготовлен к длительной обороне. Современному читателю даже не нужно ничего объяснять: достаточно напомнить, как некто Игорь Иванович Стрелков с группой реконструкторов и с криками «За поребрик!», в 2014 году несколько месяцев успешно удерживал этот город в противостоянии с регулярной европейской армией, усиленной бронетехникой и авиацией – чего не было у нас в 42-м, когда город удерживала другая европейская армия.
Генерал Харитонов понимал, что без тяжёлой артиллерии здесь делать нечего. Но её не было – по причинам, которые я излагал в предыдущих публикациях. Оставалось действовать хитростью. Вызвав командира 51-й стрелковой дивизии генерал-майора Ф.Г. Филиппова, командующий 9 армией Харитонов поставил ему задачу создать из добровольцев сводный отряд и ночью по узкой лесной лощине, покрытой глубоким снегом, просочиться в Славянск.
С рассветом группа бойцов вышла на окраину Славянска и, с ходу уничтожив боевое охранение противника, заняла несколько домов. Однако вовремя нарастить успех не удалось. Исчез фактор внезапности. Все пришлось начинать сначала.
Прорыв проходил тяжело и по многим другим причинам. Прежде всего – поспешная его организация, слабое огневое подавление противника. Оказывали влияние и сложные условия местности. Лёгкие танки «Т-60» с большим трудом преодолевали глубокий снежный покров, часто останавливались и быстро выходили из строя. Из-за разбушевавшейся метели задерживался подвоз боеприпасов и горючего. Авиация также не смогла оказать эффективной поддержки наземным войскам.
Продвинувшись на глубину 5–7 км и овладев пригородами Славянска, соединения 9-й армии вынуждены были отражать контрудар подошедшей из Донецка 100-й пехотной дивизии противника, усиленной танками. Бои приняли затяжной характер. 31-го января 1942 года генерал Харитонов получил приказ прекратить атаки на Славянск и закрепиться на достигнутом рубеже.
А тем временем остальные армии продолжали втягиваться в «котёл»! Одна из дивизий 57-й армии – 270-я под командованием полковника З.Ю. Кутлина (к маю он станет генералом и погибнет в «котле» вместе со своей дивизией) с утра 26 января начала штурмовать райцентр Лозовую – крупный железнодорожный узел, в 100 километрах западнее Славянска. Окруженный немецкий гарнизон Лозовой (298-я и 68-я пехотные дивизии) ожесточенно сопротивлялся, но к 7 часам утра 27-го января Лозовая, а также Панютино, Екатериновка, и их окрестности были полностью очищены от противника.
Успешно действовал 5-й кавалерийский корпус генерала Гречко. Достигнув к исходу 28 января рубежа Сергеевки, он «навис» над жизненно важными для немецких войск железнодорожными линиями Покровск – Павлоград и Покровск – Чаплино (в те годы Покровск назывался Красноармейск). Однако остальные соединения, которые должны были взаимодействовать с 5-м кавкорпусом, в эти дни не добились успеха, несмотря на приложенные усилия в наступлении.
31-го января 1942 года операция, получившая название Барвенково-Лозовской, была остановлена. На совещании, состоявшемся в первых числах февраля, ее итоги подвел маршал Тимошенко. Отметив достигнутые успехи, он остановился на просчётах, из-за чего план операции не был выполнен в полном объеме.
Один из главных просчетов был допущен, по словам маршала Тимошенко, в отношении ввода в сражение 9-й армии. Ее, вероятно, нужно было использовать в полосе 57-й армии для развития наступления и достижения решительного успеха, а не на стыке 57-й и 37-й армий перед Славянском ...
На этом, собственно, борьба за Славянск закончилась. Которая, на самом деле, была не за Славянск, а нечто большее. В результате вот этого успешного январского наступления, две наши армии оказались «зажаты» между Славянском и Балаклеей, и было очевидно: их отсечение и уничтожение противником – это лишь вопрос ближайшего будущего.
Это был пример ситуации, когда любой дальнейший ход приводил к ухудшению положения советских войск, а именно – двух армий (6-й и 57-й, оказавшихся в Барвенковском «котле»). Самое лучшее было бы – взять Славянск и Балаклею, в зародыше устранив угрозу окружения вследствие удара из этих городов.
Если же принять, что овладение этими городами в данных условиях невозможно, то какие ещё могли быть варианты? Элементарное решение, часто применяемое на практике: отвести войска обратно на восток, сдать Лозовую и Барвенково, выпрямить линию фронта, потерять территорию ради сохранения своих войск. Но ряд авторитетных авторов по данной тематике утверждают, что это была бы плохая идея: противник, обнаружив начавшийся отход наших войск, тут же начал бы преследование и удары вдогонку, нанеся отходящим войскам чувствительные потери. Хотя вряд ли они были больше, чем те, что потом получились в реальности, когда во второй половине мая войска попытались уже не просто отходить на восток, а прорываться с боями из окружения.
Поэтому единственным компромиссом было бы в той ситуации: укреплять наши позиции между Славянском и Балаклеей, особенно эту 9-ю армию генерала Харитонова, чтобы парировать возможный прорыв противника из Славянска в Балаклею через её боевые порядки.
Однако этого не было сделано, и более того: по инициативе генерала Харитонова, 9-я армия напрочь забыла о построении обороны, а проводила частную наступательную операцию по овладению селом Маяки, где размещался мощный опорный пункт противника. Оно расположено на правом берегу реки Северский Донец, в 6 км от автодороги Харьков — Ростов-на-Дону и в 15 км от Славянска, на высоком холме – отсюда и его название: в старину здесь зажигали сигнальный костёр (маяк).
Как мы знаем, наступление советских войск в рамках Второй битвы за Харьков началось 12-го мая. Но несколькими днями раньше, 7 мая, 9-я армия генерала Харитонова с разрешения штаба Южного фронта, приступила к частной наступательной операции по овладению селом Маяки. Генерал Харитонов привлек к нему две стрелковые дивизии и танковую бригаду.
Ставка делалась на внезапность, но достичь ее не удалось. Необходимо было форсировать Северский Донец, и эта задача оказалась сложнее, чем предполагал Харитонов. Тогда он решил овладеть Маяками в ночное время.
В ночь на 10 мая специально подготовленные в каждом стрелковом полку отряды без артиллерийской подготовки, выслав вперед разведку, начали форсирование. Наметился первый успех – подразделения захватили небольшие плацдармы. С рассветом завязался огневой бой.
По приказу Харитонова два артиллерийских полка поддержали огнем передовые подразделения. В воздух поднялась армейская авиация. Под ее прикрытием на западный берег переправились главные силы пехоты. Они с боем продвигались к лесничеству, где противник располагал хорошо подготовленной в инженерном отношении системой сооружений, траншей, ходов сообщения и огневых точек.
На следующий день переправился 5-й кавалерийский корпус генерала Гречко, приданный Харитонову на усиление из резерва фронта. Он попытался обойти Маяки по лесным дорогам с севера, чтобы совместно со стрелковыми частями атаковать этот узел обороны. Но противник упорно сопротивлялся, и бои приняли затяжной характер.
В своих мемуарах, один з руководителей Второй битвы за Харьков, Никита Хрущёв вспоминал: «… Мы понимали, что проведению такой операции грозит опасность, так как противник имеет, с одной стороны, довольно глубокие на нашем фланге вклинения, достаточно беспокоящие, потому что могут быть использованы для ударов во фланг нашим наступающим войскам. С другой стороны, имелась вражеская группировка, которая находилась в селах у Славянска. Немцы очень упорно держались за эти пункты. Нами тут предпринимались неоднократные усилия освободить центр узла обороны – село Маяки или же прощупать противника, но все попытки оканчивались безрезультатно: мы теряли войска, но не могли продвинуться и ликвидировать немецкие укрепления. Там какая-то речонка впадала в Северский Донец, на южном ее берегу имелся выступ, где сосредоточились силы противника. Мы опасались этого участка… Явная неопытность наших командующих сказалась и в том, что, хотя мы не могли взять этот вражеский плацдарм, было все же решено начать наступление, пренебрегая возможностью флангового удара противника. Мы считали, что, когда ударим на запад и окружим Харьков, данный участок просто потеряет свое значение и падет сам собою в результате продвижения наших войск на главном направлении. Как потом показала жизнь, это оказалось роковой недооценкой значения вражеского плацдарма».
Итак, с 7 по 15 мая, 9-я армия генерала Харитонова, на которую формально была возложена задача прочно прикрыть от ударов противника с юга самое опасное направление для наступавших на Харьков войск, проводила частную операцию по овладению районом Маяков.
Для этого были привлечены почти все силы, включенные в резерва этой армии – стрелковая дивизия, две танковые бригады. Втянутыми в сражение за Маяки оказались и основные силы 5-го кавалерийского корпуса Гречко, составлявшего уже резерв Южного фронта (две кавалерийские дивизии, одна танковая бригада), то есть те соединения, которые предназначались для парирования возможного прорыва противником обороны 9-й армии на барвенковском направлении.
Начальник штаба Юго-Западного направления, генерал Баграмян в своих мемуарах утверждает, что он первый понял опасные последствия действий в направлении на Маяки, доложил об этом Тимошенко и Хрущёву, и просил их отдать распоряжение Харитонову о прекращении операции, возвращении всех войск резерва Южного фронта в район Барвенково. Однако, Тимошенко и Хрущев решили, что, поскольку операция уже ведется и, по всей вероятности, притягивает к району действий оперативные резервы противника, вряд ли целесообразно ее прекращать, тем более что, судя по донесениям командования и штаба Южного фронта, они не видели признаков угрозы со стороны противника на барвенковском направлении. Баграмяну было предложено выяснить, каково истинное положение дел в районе Маяков и также ближайшие планы командования и штаба Южного фронта.
Заместитель Баграмяна генерал-майор Л.В. Ветошников связался по прямому проводу с начальником штаба Южного фронта Алексеем Антоновым, чтобы выяснить сложившуюся в районе Маяков обстановку.
Это тот самый генерал Антонов, что потом будет начальником Оперативного управления Генерального штаба СССР, о котором Википедия говорит так:
«… Прославился как талантливый штабной офицер. Участвовал в разработке практически всех значимых операций советских войск в Великой Отечественной войне с декабря 1942 года …».
После указанной даты, т.е. с 1943 года, когда вы читаете что-то вроде «Генеральный штаб разработал … доложил Сталину то-то и то-то», всегда имеется в виду что это Антонов и Сталин всю ночь сидели вдвоём в прокуренном кабинете и рисовали стрелки на карте. Формально начальником Генштаба был маршал Василевский, но он гораздо больше времени проводил в командировках (скажем, в ходе Курской Битвы он был возле генерала Ватутина на Воронежском фронте, там же кстати и с Прохоровкой намудрил – тоже он), тогда как его заместитель Антонов всё время сидел в Москве, и минимум полдня – уже в кабинете Сталина. А в 45-м, когда убили Черняховского и на его место поставили Василевского, то Антонов стал начальником Генштаба уже официально.
В остальном, Антонов – дворянин, его отец и дед были офицерами Русской Императорской армии (в России только дворянин мог быть офицером). Но отец был ещё и обижен на «старую» власть: он пытался пойти на повышение и поступить в Академию Генерального штаба, его готовы были взять – но с условием: его жена, т.е. мать нашего будущего генерала Антонова, полячка-католичка, должна перейти в православную веру. Семья Антоновых это условие не приняла, поэтому карьерный рост его остановился на звании «капитан». Сына своего Алексея он воспитал соответственно, тот закончил Павловское военное училище (это тот Павловск, что под Ленинградом, типа Царского Села и Петергофа, но совершенно не такой, неповторимый и изумительный – мне жаль туристов, что пропустили это место). Потом Алексей служил в Лейб-Гвардии (это что-то вроде нашей версии немецкого «Лейбштандарт АГ СС»), ну а там революция и переход на сторону «красных». И вот – Маяки, как ступенька на пути в Генштаб СССР.
Итак, генерал Антонов ответил Ветошникову, что из-за возрастающего сопротивления противника 9-я армия не достигла успеха под Маяками, но решение продолжать наступление на Маяки не отменено, так как командование Южного фронта считает этот населенный пункт очень важным объектом, а решение овладеть им является в сложившейся обстановке целесообразным. Ослабление же резервов в районе Барвенково произведено с разрешения командующего войсками фронта генерала Малиновского.
Далее генерал Ветошников сообщил Антонову: «…Товарищ Баграмян просил передать Вам его мнение, что, не будут ли являться действия у Маяков лишь истощением своих сил, учитывая в то же время в перспективе возможную активизацию противника. Товарища Баграмяна сейчас особенно беспокоит возможный контрудар противника на барвенковском и славянском направлениях. А отсюда, не целесообразнее ли будет лучше сохранить свои силы и подготовиться для отражения этого возможного контрудара. Каково ваше мнение по этому вопросу?»
Антонов ответил: «Я считаю, что если в течение сегодняшнего дня и ночи удастся овладеть районом лесничества, то это даст нам возможность выйти из леса на высоты южнее Маяков и отрезать их от Славянска, что в дальнейшем позволит полностью ликвидировать гарнизон, находящийся в Маяках, для нас это было бы очень важно. Если дело с лесничеством быстро разрешить не удастся, то придется все это предприятие прекратить. Таким образом, решение этого вопроса прошу отложить до завтрашнего утра».
15-го мая Антонов доложил, что боевые действия в течение второй половины дня 14 мая и ночи на 15 мая положительных результатов не дали. Сломить сопротивление противника в Маяках не удалось. В то же время, по его мнению, перед фронтом 9-й армии противник особой активности не проявляет. Он проинформировал также, что для усиления района Барвенково 34-я кавалерийская дивизия 5-го кавалерийского корпуса ночью выведена в район Никополь – Васильевка – Григоровка».
Помимо больших потерь в личном составе, наступление на Маяки «съело» и львиную долю бронетехники, закрепленной за 9-й армией. При штате танковой бригады в 44 машины, всего лишь 8 танков остались в строю у 15-й танковой бригады, которая несколько дней вела бои на подступах к селу Маяки. Более укомплектованной (хотя тоже имевшей потери в людях и технике в боях за те же Маяки) была 121-я бригада, располагавшая 34 танками, из них – три тяжелых КВ и 8 «тридцатьчетверок».
Когда же наконец нашей разведкой было отмечено передвижение частей противника перед фронтом 9-й армии в восточном направлении, генерал Антонов сразу же сделал телеграфный запрос в 9-ю армию о положении в районе Маяков и о том, как ведет себя противник перед армией. Ему доложили, что «попытка усиленного стрелкового батальона, выделенного от 51-й дивизии, овладеть лесничеством не удалась – препятствует сильный заградительный огонь минометов противника. Только на опушке леса у лесничества немцы выпустили до трех тысяч мин. Из-за плохих условий наблюдения обнаружить вражеские огневые позиции и подавить их никак не получается. Утром 17 мая, используя все виды разведки, намечено выявить-таки места минометных батарей, подавить их и снова атаковать лесничество…».
Но утром 17-го мая противник нанёс сокрушительный удар из Славянска на Балаклею, и уже наша 9-я армия в районе Маяков держалась не менее стойко, чем ранее немцы. Вот что пишет историк П. Карель о боях одного из немецких пехотных подразделений, действовавшего 17 мая в районе села Маяки: «…Рота лейтенанта Тойбера из 466-го пехотного полка атаковала русские позиции на опушке леса. Над головами солдат ревели моторы пикировщиков, обрушивших бомбы на выявленные опорные пункты, блиндажи и огневые позиции. Между боевыми порядками взводов двигались самоходные зенитные установки, заменившие недостающие танки. Прямой наводкой они расстреливали советские очаги сопротивления…
Первая хорошо оборудованная позиция русских была разрушена бомбами и снарядами. Но, несмотря на это, уцелевший после артподготовки противник оказал ожесточенное сопротивление. Батальон русских, на позиции которого ворвался наш 466-й пехотный полк, сражался до последнего человека. 450 мертвых русских – яркое свидетельство ожесточенности борьбы. Очень медленно пробивался полк сквозь густой кустарник, минные поля, лесные завалы… Русские вели огонь из пулеметов, карабинов, ружейных гранатометов. Рота не могла продвинуться ни на шаг вперед. Тойбер через офицера-корректировщика вызвал артиллерийский огонь, но русская артиллерия в свою очередь поставила заградительный огонь.
Наконец, солдаты ворвались в русские окопы. В этот момент их накрыл артиллерийский налет, и, не имея возможности поднять головы, на дне окопов распластались рядом – и немцы, и русские… Преодолев окопы, немцы в тылу захватили русскую полевую кухню с уже приготовленным завтраком, задержались около нее, и тут над ними на малой высоте сделал вираж русский двукрылый самолет, открыл огонь из бортового пулемета. Ответным огнем «ночная машина» (легкий учебный самолет «У-2») была подбита и приземлилась в двухстах метрах от расположения роты.
Первый взвод бросился к самолету, но экипаж отстреливался из пулемета. Когда у него кончились патроны, летчик и его спутник выбрались из машины. На окрик «Руки вверх!» оба выхватили пистолеты. «Ложись!» – крикнул командир взвода. Но оба летчика уже не помышляли об обороне, а лишь о том, чтобы не попасть в плен. Они застрелились. Вторым из погибших оказалась девушка со знаками различия младшего лейтенанта …».
Несмотря на массовый героизм советских солдат и офицеров (памятник которым сейчас стоит в центре Маяков над братской могилой, см. фото, и ещё один в 1 км на север от села Маяки в сторону Святогорска, по правой стороне дороги), силы уже были слишком неравны, и сдержать немецкий удар, родившийся в районе Славянска, 9-й армии генерала Харитонова не удалось. Был разыгран самый худший из возможных сценариев – окружение и уничтожение крупной группировки советских войск, оказавшейся в Барвенковском «котле».
Интерактивная карта боевых действий:
Тогда этот вызов для вас! Мы зашифровали звездных капитанов команд нового юмористического шоу, ваша задача — угадать, кто возглавил каждую из них.
Переходите по ссылке и проверьте свою юмористическую интуицию!