Жду новый пост

Серия «Хромой человек. Рассказ»

Хромой человек. Часть 1.

Хромой человек. Часть 2.

Вопреки ожиданиям, Хромой человек не оставил её в покое. День за днём она гасла вместе с тем, как продвигался портрет. Рисование не сделало её свободной, оно надело на девушку цепь и ошейник, вытягивая из художницы силы бороться. В конце концов, пурпурное одеяло застелило её глаза, и она видела затворничество единственным выходом к спасению, ведь за порогом квартиры девушка будет чувствовать себя ещё более неуютно. Тени внушили ей этот страх. Больше всего на свете Олеся боялась обернуться и увидеть на улице его. Хромой человек может мяукать как кошка, это она знала наверняка. Девушка дёрнулась, вспоминая видение последней недели, когда она пошла в магазин и обернулась на мяуканье. Комок тошноты подступил к горлу. Всего на секунду ей показалось, что человек сидит на корточках и поедает кота. Пакет с продуктами упал на тротуар. Но это видение было обманом, игрой теней. На самом деле она видела мужчину, подкармливающего бездомное животное. С тех пор Олеся не могла отделаться от постоянного чувства усталости и страха, сопровождавшего её каждый день наяву и во снах.

«Пора остановиться», — подумала девушка, собрав остатки воли в кулак. Прошло два года, она исхудала и совсем потеряла нить, соединяющую её с внешним миром. Провалы в памяти — частые гости — выстригали красивыми серебряными ножницами её тёплые воспоминания. Портрет был почти закончен. Мать пропала больше месяца назад, а она и не заметила, как это произошло. «В этом нет смысла, — жуткая боль ударила в висок, и, сама от себя не ожидая, произнесла Олеся. — Пора признать, что это не моё. Я не художница, я просто училась много лет в художке, потому что мама так сказала. И в архитектурный я пошла ради корочки». Печаль навалилась на Олесю необъяснимой силой, обволакивая и сгибая пополам. Девушка бросила кисти на стол, и, сняв фартук, рухнула на кровать неподалёку без сил. Как назло, раздался стук в дверь, и незнакомый женский приятный голос позвал её к столу. «Ничего не хочу. Просто оставьте меня в покое. Пожалуйста», — ответила она едва слышно, переворачиваясь набок, и посмотрела в стену перед собой. Олеся знала, это не её мама, это тени звали её, имитируя человеческий голос.

После двух лет работы над портретом Олеся была чудовищно опустошена, сил не было даже на то, чтобы оттереть засохшую краску с пальцев, не то чтобы начать вновь бороться с тенями, и девушка уставилась на свои руки. Она чувствовала, как внутри неё назревает необъяснимое желание кричать, словно кто-то дёргал за ниточки её души вновь и вновь. Она опять проиграла. «Что мне делать? Кем я хочу быть? Куда мне пойти работать? Зачем я это рисую? Как давно я это рисую? Кто я? Я ничего не хочу. Просто оставьте меня в покое», — зажмурив карие глаза, Олеся тихонько заплакала от жгучей боли в груди. Тень накрыла её лицо. И словно что-то внутри неё служило щемящим напоминанием: «Ты никто, ты ничего не стоишь, ты никому не нужна, лучше бы тебя не было». Тени кружили над её головой, шептали, имитировали голоса близких и знакомых. Сгустки мрака копошились в её длинных волосах, лезли к ушам, нашёптывая горькие проклятья её уязвимой души. С приходом этих видений она начала задумываться над тем, не сходит ли с ума по-настоящему. Поджав ноги к себе, Олеся продолжила еле слышно плакать. Голоса внутри её головы возникали сами собой, доставая из глубины её сердца самые болезненные воспоминания, а разрушенная уверенность в себе служила идеальным проектором. Так перед ней крутились кадр за кадром ужасные воспоминания из детства, когда она, будучи маленькой девочкой, показывала свои рисунки вечно равнодушному отцу.

«Да, красиво. Иди, покажи маме», — ответил отец, не смотря на неё. От этого воспоминания Олесе было больнее всего, ведь на следующий день он ушёл из дома и не вернулся обратно. Художница села на диване и сцепила дрожащие пальцы между собой. «Ну и пусть. Пусть я не самая талантливая, но зато я очень стараюсь», — утешала она себя.

«Ты можешь быть аккуратнее? Рисунок грязный!» — строгий голос преподавателя громом прозвучал над её головой, и Олеся согнулась, уткнувшись лбом в собственные колени. Чёрная тень скользила по ковру у дивана, на котором сидела девушка. Вокруг девушки было бездонное чёрное море теней. Они копошились, кружили вне её взора, умело скрывая своё присутствие, но с каждой новой слезой очертания пятен становились всё явнее. Это были маленькие собаки.

«Ты непутёвая, ты всё делаешь плохо! Ты всё делаешь неправильно! Тебе ничего нельзя доверить! Тупица! Бестолочь! Никчёмная!» — прошептала девушка дрожащим голосом и вцепилась пальцами в свои волосы. Боль накрыла ладонью её рот. Олеся, рыдая, вскочила на ноги и выбежала из комнаты, не замечая, как тени поднялись вверх и, стремительно прилипнув к потолку, последовали за ней.

Закрываясь изнутри, Олеся сбивчиво дышала, пытаясь сдержать очередной порыв слёз. Она держала в себе всё слишком много и слишком долго, но не могла допустить, чтобы эта боль разорвала её на куски. Никто, кроме повисших на потолке за ней теней, не знал, что она уже разорвана. Чёрные, как смоль, сгустки, напоминали коконы бабочек, с множеством раскрытых голодных собачьих глаз. Они питались её страданиями, её одиночеством в полной изоляции. Хромой человек не спит, он денно и нощно стоит рядом с выходом из своей темницы. Олеся взяла ножницы и, смотрясь в зеркало, отрезала прядь своих длинных русых волос.

«Уродина сумасшедшая», — проговорила она, продолжая в слезах отрезать прядь за прядью, пока, наконец, не отрезала большую часть. Ей было неприятно, но она не могла остановиться. Ей хотелось измениться. Ей хотелось снова ощутить себя живой. Олеся, не без труда справившись с порывом отрезать ещё пару сантиметров, всмотрелась в человека в отражении перед собой. И с удивлением обнаружила, что находится в ванной не одна. Тёмный силуэт позади напугал её, и она закричала. Свет в на пару секунд заморгал, и девушка поранила своё ухо ножницами.

« Чёрт!» — зажав рану рукой, проговорила Олеся. Но капля крови попала в раковину, наполненную волосами и чем-то чёрным. Увидев смолянистое плотное пятно, Олеся прикоснулась к нему пальцем — и тут же отдёрнула руку. Чёрное пятнышко впитало в себя каплю крови и опустилось на дно, где под волосами художница не смогла его разглядеть. Свет в ванной вновь погас, и девушка открыла глаза, взглянув в своё отражение. От неожиданности Олеся охнула и, отпрянув от зеркала, стукнулась о стоящую позади стиральную машину. Она не узнавала себя с короткими волосами, словно какой-то глупый мальчишка напялил на себя её кофту и стоял с ножницами, сжатыми в руке.

«Кто ты?» — спросила она у отражения, но оно в ответ только покачало головой из стороны в сторону. Отражение из зеркала указало ножницами вниз, и девушка посмотрела под свои ноги. Она стояла по щиколотку в чёрной маслянистой жидкости и не могла пошевелиться. Это было наяву, совершенно точно наяву. От страха она закричала: «Мама! Иди сюда! Скорее! Мне нужна твоя помощь! Мама, ну где же ты! Мамочка!» — ответом художнице была тишина. Последний крик о помощи остался во рту Олеси, оседая на дне горла, не давая ни единому хрипу вырваться из её глотки. Немая и беззащитная, она забилась, стоя на месте, и попыталась высвободить ноги. Чем отчаяннее она желала вылезти из чёрной пучины, тем сильнее в неё проваливалась. Цепляясь за раковину руками, она попыталась дотронуться до зеркала, но острая боль пронзила Олесю, и девушка почувствовала, как падает вниз, утопая в густой воде.

Чёрная маслянистая жидкость окружила её и девушка поняла, что находится в бочке. В панике Олеся забила руками и ногами, но подступающая к горлу чёрная смоль только усиливала испуг девушки. Когда резкий запах краски ударил в нос, она с ужасом осознала, что вот-вот захлебнётся, и набрала побольше воздуха в лёгкие. Раскрыть глаза в густеющей массе вокруг себя Олеся не могла. Слепо ощупывала пространство вокруг, девушка понимала, что единственный выход — это пытаться открыть крышку над головой.

Попытавшись сгруппироваться, она нашла небольшое углубление в левой стенке бочки и смогла поменять местами положение своего тела. Уперевшись ногами в крышку, она била изо всех сил, стремясь высвободиться, но это не помогало. Кислород стремительно заканчивался, и неподдельный ужас вынудил художницу брыкаться, подобно дикому зверю в мешке, в попытке хоть как-то разбить кокон вокруг себя. Неловким движением локтя Олеся обнаружила что-то напоминающее резьбу. Не теряя секунды на раздумья, она схватила пальцами крышку изнутри и начала крутить её по часовой стрелке. В абсолютной тьме она не знала, правильно ли поступает, но поджимаемая нехваткой воздуха, продолжила царапать и двигать крышку, пока, наконец, вся бочка, накренившись, не упала с громким грохотом на бок.

Выползая из обломков бочки, отплевываясь и крича, пытаясь убрать смоль с глаз и волос, Олеся обнаружила, что всё это время вела борьбу с обычной банкой доверху наполненной чёрной тушью.

«Что за чёрт?! Что за ужас тут твориться?! Мама!» — закричала она, вскакивая на ноги и падая на скользком полу. Болезненное приземление на локоть отрезвило девушку. Она села на месте, застыв в недоумении.

«Помоги мне… помоги мне…» — Олеся обернулась на едва различимый стон, но в приступе тошноты отвернулась, закрывая рот ладонью, проглатывая рвотный позыв. Секунды хватило, чтобы запечатлеть этот образ перед глазами. Тонкая рука, торчащая из железной советской точилки, и извороченное в мясо тело, в котором ещё теплится жизнь, стеная и плача просило Олесю о помощи. Но помогать было уже некому, вернее, нечему. Бывший карандашик, очевидно, одного с Олесей возраста, так и не дождавшись спасения, испустил дух в холодном панцире.

Тускло и застенчиво с полок на обездвиженную страхом Олесю смотрели куклы — бывшие люди, облитые воском. Они потеряли возможность просить и кричать. Но оставалось загадкой: есть ли в стеклянных бездушных глазах понимание того, что происходит. Сама же Олеся оказалась на огромном письменном столе, как в сказке про Джека и бобовый стебель. Она была очень маленькой по сравнению вещами владельца этого странного кабинета.

Хромому человеку это место служило кладовой с игрушками. Те, кто попадал сюда, становились его хобби на некоторое время. Первое, что привлекало взгляд, был потолок, обрамленный трансцендентным золотом, гладко выкрашенный в голубой цвет с нарисованными белыми облаками. Он оставлял ощущение безжизненной пустоты этого места. Искоса ещё живые игрушки наблюдали за колотящейся в страхе девушкой в краске. Оставленные на произвол судьбы иссохшие тела служили предметами декора, поражающими искусностью и жестокостью воплощения. Неподалеку от Олеси лежала раскрытая книга. Встав на ноги, девушка подошла к ней и, подпрыгнув, смогла заглянуть в неё, но, к сожалению, прочесть что-либо было невозможно: ровный почерк сливался в поток однообразных волн и редких точек с запятыми. Всматриваться в записи, подпрыгивая, девушка не хотела — коварство утонченных мыслей этого существа волновало её в последнюю очередь. Свет от камина и тусклых свечей, зажженных то тут, то там, создавал в комнате интенсивную и опасную игру теней. Прячась за банкой с тушью и пером для письма, Олеся пыталась перевести дух, но все её мысли были заняты вопросами: «Что сейчас происходит? Во сне она или наяву?» Внезапно проплывшая по голубому потолку тень в форме гончей собаки с озлобленным оскалом заставила её сесть на корточки и попытаться скрыться за своим хлипким укрытием.

«Думай! Думай! Что делать? Что делать?» — постоянное ощущение чего-то присутствия постепенно выводило художницу из себя. Она боялась обернуться, чтобы проверить, не скрылись ли опасная гончая в её собственной тени.

Мастерская Хромого человека была огромной, такой, что конца и края не углядеть. Набравшись храбрости, Олеся убрала волосы со лба и выглянула из-за своего укрытия. Ужасная какофония деталей обрушилась на неё, когда она взглянула на это место «незамутненным взглядом».

Комната сверху донизу наполненная банками, в которых ещё кричали и вопили живые люди, с полками, где в мешках грудами были навалены маленькие ботинки и туфли, располагались ниже всех. Те, кому не посчастливилось стать игрушкой, странным и необъяснимым образом застряли частично в стенах. Зачем? Ответ не заставил себя долго ждать. Олеся увидела, как одна из теней собак, таясь и медленно извилисто двигаясь, подобно змее, подкрадывается к парню в стене и проглатывает его целиком. Без криков или лишних звуков, он будто бы просочилась в стену. Рычание теней отвлекло девушку от винтажных картин со сценами охоты на чёрных стенах, они, как молчаливые свидетели, покрылись пылью, стыдливо пряча яркость своих изображений от чужого взгляда. Но были иные картины. Маленькие портреты разных людей плиткой умещались сбоку от камина. Художница не могла понять, зачем Хромому человеку собирать такую коллекцию.

На столе, где очутилась Олеся, мастер изготавливал кукол — забавных с его точки зрения существ, — служивших одной целью: выпрыгивать из коробки при нажатии кнопки. Меньше всего повезло бедолагам на шахматной доске возле камина. Хромой человек полностью переоборудовал тело каждого из них под фигуры для игры. Ужасная картина страданий, развивающаяся внизу, заставила Олесю только сильнее сжаться от страха. Она попыталась закричать. Но в ответ ей доносились такие же отчаянные редкие крики из разных концов комнаты. Вытирая глаза от слёз руками, художница обратила внимание на настенные часы. К циферблатам были привязаны молодые высокие люди. Один из парней, увидев её сверху, закричал изо всех сил: «Пожалуйста, убей меня!». Но Олеся закрыла уши руками, согнувшись пополам от страха. Она была бессильна кому-то помочь, она даже не знала, как помочь самой себе. К ужасу для Олеси, вокруг неё не было никого, кто мог бы помочь. И хотя кто-то был ещё жив и мог кричать, привлекая к себе внимание, большинство людей лежали замертво, напоминая иссохшие овощи или поломанные старые деревянные игрушки. Поплакав ещё немного, девушка поняла что, краска на ней засохла и превратила её одежду в неудобный кусок смятой тряпки.

«Дверь, где дверь?» — осенило девушку. Она вновь выглянула из-за своего укрытия, но, как бы не старалась, не могла найти выход. «Я смогу спрятаться, а когда найду дверь, проползу под щелью между полом», — соорудив нехитрый план, подумала она и снова сжалась от нового выкрика с другого конца комнаты. Тени съели очередного человека. Пытаясь отогреть замёрзшие пальцы, Олеся ждала, когда явится хозяин комнаты, чтобы проследить за ним.

Хромой человек вошёл в комнату, через потолок спускаясь по теням, как по ступеням. Его тяжелые шаги заставляли содрогаться Олесю, одновременно разрушая её план. Без чувства сожаления Хромой человек наступил на лежащего на полу мальчика, ранее служившего ему подставкой под ноги, — тот с хрустом рассыпался в песок. Подтаскивая за собой ногу, Хромой человек направился к книжному шкафу, стоящему возле стола, и взял в свою шестипалую вывернутую наизнанку руку небольшую книгу. Он не обращал внимания на Олесю, хотя прекрасно видел её дрожащее тело. Художница, трясясь от испуга и закрывая рот руками, смотрела в лицо ужасающему ожившему портрету. Вопреки её самым смелым ожиданиям выглядел он не так, как она его себе представляла и рисовала. Из мучителя, поедавшего животных на улицах, стоящего над её кроватью монстра, он явился уставшим и безразличным великаном. Осмотрев чёрными лужами глаз свои очаровательные живые фигурки, служившими развлечением для его абсурдной жестокосердной игры, монстр медленно опустился в кресло возле камина и вальяжно погладил рукой плывущую и извивающуюся тень, как хозяин, пришедший с работы к уже сытым животным. Тень лишь плотоядно рычала ему в ответ.

Пламя тускло освещало пространство. С приходом хозяина сторожевые собаки взлетали с пола под самый потолок, и затем, как чёрные капли краски, стекали, струились и прыгали, как футбольные мячи, изрядно забавляя своего владельца. Хромой человек, поймал один из таких шаров и бросил в стену. Со свистом тень разбилась о неё и начала переливаться лазурным светом, освещая бездыханных кукол, привязанных за ноги и руки к книжным полкам.

Олеся сидела не шелохнувшись, смотря на его вытянутое лицо, но, неожиданно для неё, возникшая из-за спины чёрная тень подхватила девушку в воздух, и та, закричав, пролетела над столом прямо в руки хозяина теней. Великан посмотрел на бьющуюся и царапающуюся в его руках фигурку, именуемую в мире по ту сторону завесы «Олесей». Она была очень бойкая, хотя и слабая. Накрыв лицо девушки большим пальцем, без лишних слов, не давая ничего произнести тщетно сопротивляющейся в его сжатом кулаке человеческой игрушке, он без усилий оторвал её голову, сломав худую шею так, как обычно отрывают головку спички от деревяшки, с хрустом. Круглая стриженая голова упала на пол, отскочив от его ботинка. А безжизненное тело обмякло, не шевелясь. Поднявшись с кресла, Хромой человек перевернул тело художницы вверх ногами. Алая кровь стекла в красивый вытянутый бутылёк. Монстр издал довольный смешок, следя чёрными лужами глаз за превосходным оттенком алого цвета, полученного из этого маленького тельца. Годы терзаний не прошли даром, и вот в его палитре, состоящей исключительно из красных цветов, появился ещё один изумительный оттенок. Он будет беречь его для написания пейзажа с розами.

Хромой человек стучит в жёлтую дверь. Он не спит. Он денно нощно ищет новый экземпляр в коллекцию.

Монстры тоже занимаются творчеством.

Автор: Полина Барышева.

Хромой человек. Часть 1.

На утро поза, в которой был придуманный ей персонаж, необъяснимым образом изменилась. Хромой человек словно стоял у самого края полотна, готовый шагнуть из картины навстречу своему создателю. Скрыть свой испуг девушка не смогла, рисунок пугал её так, как никогда. Окровавленный большой рот с белоснежными острыми зубами, бездонная необузданная чернота глаз заставляли её отворачиваться от нарисованного портрета. «В этом должен быть смысл, — подумала Олеся. — Я просто зациклилась на нём, вот и всё. Надо перестать его рисовать, и он отстанет».

Мистические образы никогда не были темой её искусства. И теперь, когда она видела его в отражениях, она не могла доверять своей фантазии, даже собственному уму. Ей хотелось понять природу нарисованного ей героя, разобрать его на части, изучить каждый его кусочек. Попробовать услышать, как он разговаривает, как ходит, как реагируют на него другие люди — только так она могла понять, как с ним можно бороться. Но узнать это она не могла. В каком-то смысле, рисовать то, что не существует, всегда сложнее уже существующих животных, птиц или людей. А узнать слабости того, кого не существует, так же сложно, как придумать то, чего раньше не было придумано. Ужасный круг этой идеи замыкался в размышлениях Олеси, как поедающий сам себя уроборос, но она продолжала искать. И, наконец, нашла. В старых книгах и любимых комиксах старшего брата, оставленных после его отъезда, она увидела поразительно много существ, похожих на человека, изображённого на её портрете.
Разнообразие форм и цветов в комиксах интриговали, но, будучи любительницей пейзажей и скетчей, Олеся не могла понять, отчего вдруг она смогла придумать такое пугающее существо, изгнавшее её на краешек между творчеством и безумием, оставив балансировать в темноте занавешенных окон.

Хромой человек на рисунке худой и сутулый, с неестественно вывернутой ногой, одетый в красное длинное пальто, в широкополой чёрной потрёпанной шляпе, с висящими спутанными волосами и негаснущей зловещей широкой улыбкой на застывшем мёртвом лице. Он пришёл из её кошмара, медленно подтаскивая левую ногу за собой, волоча её по полу тяжёлым якорем. Его злая тёмная воля опережала неповоротливое громоздкое тело, но художница отчетливо понимала: бежать по кругу от него бесполезно. В конце концов, он настигнет её во сне или когда она будет уязвимее всего. Оставшись один на один, им придётся вступить в схватку за её душу, а, возможно, и жизнь. Но Олеся приняла твёрдое решение сопротивляться образу до самого конца, пока у неё будут силы.

Их долгое и мучительное для художницы противостояние начиналось сразу же с заходом солнца и продолжалось на протяжении всей ночи. Стоило ей сомкнуть ресницы, как стая чёрных теней в форме озлобленных гончих псов хватала её зубами за ноги и руки, унося её разум в калейдоскоп ужасающих картинок. Все потаённые фобии, будь то пауки или боязнь высоты, оживали перед ней, будто кто-то играючи открыл книгу, где записаны все тайные переживания, и просто переворачивал листы, читая вслух тревожащие сердце описания, превращая их в осязаемые пытки для одной единственной девушки.
Наутро после шокирующих снов Олеся в поту сидела часами в интернете, выискивая способы избавиться от навязчивых кошмарных видений. Она приобрела ловец снов в магическом магазине, но тот не помогал — только беспомощно висел под потолком комнаты, прицепленный к люстре, раскачиваясь из стороны в сторону, смеша лающие и празднующие триумф собачьи тени, выжидающие, когда она ляжет спать вновь.

Не отчаиваясь после очередной сложной ночи, девушка сходила на приём ко врачу. Ей выписали снотворное, но лекарство сыграло на руку её мучителю: ей стало сложнее просыпаться по своему желанию, и пытки кошмарами протекали дольше положенного, раскрывая своё ужасное изобилие. Не сдаваясь и на сей раз, Олеся попыталась спать с перерывами, заводила по два будильника на ночь, но это всё равно не дало желаемого результата. Вместо отдыха она получала вспышки из кровавых образов, как фейерверки за закрытыми веками. Они были мучительнее продолжительных сновидений, возникая и растворяясь перед звонком спасительного таймера, как бы издеваясь над ней и показывая своё и без того осязаемое превосходство.

Хромой человек оказался сильнее, наслав на неё своих собак. Он незримо вышагивал долгие недели в её комнате, пока Олеся мучилась, воюя с тенями в собственных грёзах. Иногда он смотрел на неё, не двигаясь, а в других случаях просто от скуки переворачивал все ранее написанные портреты вверх ногами. Он забавлялся как мог. И лишь в дни, когда Олеся сознательно не спала, вмешивался, отчего девушка постоянно ворочалась и просыпалась от дремоты, чувствуя, как кто-то будит её, трогая за плечо.

Хромой человек не нуждался во сне. Он подбирал ключ к жёлтой двери. И когда, наконец, дверь была открыта, откровенно рассмеялся над девушкой. В видениях он пытался заманить её в странную большую коробку. Когда это не удавалось, изощрённо убивал других людей на её глазах, разминая тела в огромных руках, как податливые куски глины, заставляя несчастную просыпаться посреди ночи с очередным душераздирающим криком. Бороться с тем, кто проникает в сновидения, было невыносимо. Сны, наполненные жестокостью, в конечном итоге не пугали её, но истощали, заставляли плакать день напролёт и умолять прекратить парад жестокости, который она не заслужила ни единым поступком в своей жизни.

Он победил. Художница поняла это, проснувшись в очередной раз ото сна в горьких слезах без крика, терзающего израненное воплями горло. Она лежала на спине, вглядываясь покрасневшими измученными глазами в белый чистый потолок без единого намёка на её ночных гостей. Было раннее утро, застеленное покрывалом абсолютной тишины. Только ленивое сопение чайника на плите говорило о том, что где-то за дверью её мама на кухне готовит завтрак, прежде чем уйти из дома на работу. «Мама. Когда мы в последний раз говорили?» — Олеся перевернулась на другой бок, смотря в стену, занавешенную страшными холстами с тем самым лицом, мучавшим её каждую ночь. Но ничего не пугало её, она смотрела сквозь щели между холстами и видела, как что-то мелкое, размером с крысу, двигается позади мольберта, и шкафа, и стола. Незваные гости, проклятыми очертаниями, мелкими брызгами краски, не покидали её даже днём. Она подозревала, что они прячутся внутри банок с красками или среди перевёрнутых цветочных горшков: «Они здесь, они наблюдают». Но не это, разъедая, ширило дыру в её сердце. Сейчас Олесе требовалась помощь, но получить её было не от кого. Но она продолжала искать. В сломанных кистях, в письмах из института с угрозами в отчислении, в равнодушных запыленных рамках с фотографиями. Ей отчаянно хотелось протянуть руку и почувствовать поддержку хотя бы в чём-нибудь, в любой мелочи. Олеся и не подозревала, что её могли спасти простые мягкие игрушки, или книги, или попросту голос отца на диктофоне. Ладонь девушки оставалась пустой, когда она пыталась нащупать любую спасительную вещь, связывающую её с реальным миром. Словно кто-то или что-то специально переставлял все вещи в комнате каждую ночь. Но всегда, закрыв глаза дольше, чем на минуту, в ослабленной руке Олеси оказывалась вложена кисточка для рисования с уже заботливо набранной густой красной краской. «Работа должна продолжаться», — такое послание носили тени, вкладывая в руки художницы кисти, пользуясь её дневной дремотой, как удачным моментом.

Сползая с кровати на четвереньки, Олеся помотала головой. Вся тяжесть бессонных ночей, обезвоживание, голод и одиночество сломили её. Она начала рисовать вновь. Сдёрнув пододеяльник со своей кровати, художница разрезала его и натянула на сколоченный из брусов подрамник. Взяла степлер и закрепила, извела последнюю банку грунта. Увлечённая созданием нового холста, Олеся не слышала, как к ней постучалась мать. То ли от желания не втягивать её во всё это, то ли ведомая тенями, девушка лишь крикнула что-то грубое в сторону двери и снова села за своё ремесло. Картина была огромной. Она задумала что-то колоссальное, чтобы, наконец, уважить своего мучителя. Потратив два дня, девушка избавилась от старых рисунков и вынесла всё из своей комнаты, кроме кровати, стола, стула и нового холста. Новое поле её боя было масштабным, но Олеся больше не вынесет ни ночи со своими видениями наедине. Если удастся закончить портрет во всю стену, то тогда, как ей кажется, она больше не услышит, как он поедает чужую плоть или скрипит острыми зубами в темноте за её спиной. Эти тени перестанут теряться в занавесках, и она, наконец, сможет смотреть в отражения на поверхности кружек и настольных ламп. Олеся жаждала остаться в зеркале одна и без страха увидеть его: медленно приближающееся к ней хромающее тело с протянутой искаженной рукой. «Хочешь портрет? Получишь», — процедила художница сквозь зубы.

Приняв своё поражение с достоинством, девушка начала рисовать в ночной темноте при свете настольной лампы. Чем ближе она подбиралась к реальному гротеску образа посещавшего её во сне человека, тем сильнее она уставала, теряя почву под ногами. Девушка знала наверняка — он смотрел на неё каждый раз, когда она набирает краску на кисть и пытается прорисовать линии на худом угловатом лице. Но остановиться Олеся уже не могла. Её рука сама вела кисть за собой, то взмахивая резко, как мечом, то втаптывая мелкие мазки на поверхности холста, то размывая водой краску. Она, как зачарованная, рисовала всю ночь и уснула под утро безмятежным тихим сном без сновидений.

...Продолжение следует.

Автор рассказа: Полина Барышева.

Хромой человек представляется только так, потому как он сам уже позабыл своё собственное имя. Он не спит, лишь денно и нощно стоит напротив жёлтой двери в молчаливом ожидании. Его темница без замков находится в невзрачном пятиэтажном доме среди бритых наголо стволов тополей и берёз. Его соседи — семьи с детьми, одинокие старики и студенты, бродячие кошки и тараканы, роящиеся в посудных шкафах в поисках оставленных крошек хлеба. В потёмках подъездных, среди мигающих ламп, его исхудавшие голодные слуги таятся по углам, потолкам и ступеням в поисках оставленного без присмотра в коляске ребёнка или зазевавшегося бездомного пьянчуги, решившего отоспаться на бетонном полу. Тени собак струятся меж оконных рам, заглядывают в форточки, протискиваются в щели, оставляя за собой ощущение скользкого кусачего сквозняка.

Редкий случай, когда Хромой человек остаётся без лакомства. Излюбленная пища, обычно, идёт к нему сама. Ослабленные и потерянные, они залезают в ванную со сжатым лезвием в руке, чтобы потеряться в лабиринте его теней, утонув в пурпурном одеяле предсмертных грёз. Найдя такую жертву в ожесточённом сопротивлении сну, его псы без промедления затаскивают ещё дышащего человека на дно, где он неминуемо пропадает навсегда, обречённый сталкиваться вновь и вновь с ужасающим фактом бессилия собственной воли.

Тонкий покров отделяет вымысел от жизни, и этот случай не исключение. Олеся, как ей казалось, придумала Хромого человека сама, полгода назад увидев его в бредовом сне. Он стоял на мосту, не обращая на неё внимания, в окружении своих теней, закутанный в их обожании и громком лае, как в плаще. Сон был настолько живым, что Олеся ощущала под босыми ногами сырость и грязь, врезающиеся в кожу ветки и шишки, падающие на голову холодные капли дождя. Видение терялось, мутнело, сменялось другими более странными снами. Словно тропа под ногами сама требовала от девушки только одного: «Беги. Спасайся, пока можешь». За чертой материальности есть тот, кто защищает нас от этих странных эфемерных диких призраков. Кто-то берёт за руку и пытается вывести заблудившуюся душу обратно. Но жёлтая дверь распахнулась позади девушки, приглашая войти, и упрямство заставило Олесю вернуться к своему видению на мосту той же тропой, какой она пыталась от его уйти.

Когда, наконец, она вышла к незнакомцу из-за дерева и смогла увидеть своими глазами чёрные лужи его мёртвых глаз, то сразу проснулась, крича в своей постели во всё горло. Но страх коварен тем, что будит в душах любопытство. Вопреки всему, увиденный образ взбудоражил её, по особому тонко и глубоко напугал. Он проник в её сознание и заставил сердце биться сильнее. Ей отчаянно хотелось поделиться своим видением с другими, но никто никогда не слушал Олесю, и у неё самой не было слов, чтобы описать этот морок так детально, как может только взгляд. Проведя неделю в мучительных раздумьях, в пятницу распутывая заколтунившийся локон волос, Олеся поняла — она не безоружна. В её шкафу пылится, насмехаясь, давно заброшенный мольберт с множеством кистей. Найдя его и освободив от упаковки, она чувствовала триумф над своей немотой. Изобразительное искусство красноречиво. Она знала, что во что бы то ни стало напишет свой лучший портрет. Кого бы она не увидела на границе снов, девушка знала, что обязана его нарисовать.

С тех пор странный пугающий облик художница переписывала несколько раз. Его вид давался ей через силу. Она пропадала за своей кропотливой работой над портретом по несколько часов в день, забывая о голоде или домашних делах. Кисти и краски — её личное оружие и голос в этом мире — коварно предали её. Хромой человек никогда не получался на портрете, он только множил руками художницы испорченные холсты и выброшенные на ветер деньги на краску, кисти и подрамники. Любой другой творец на её месте уже давно бы оставил эту идею, но только не Олеся: она была одной из тех, кто любил всё доделывать до конца. Но даже упорству девушки постепенно приходил конец под безжалостным осознанием недосягаемости совершенства собственной работы. Это разъедало её изнутри, и вновь берясь за кисти, она ощущала их тяжёлыми, как свинцовые путы на своих руках. Олеся боролась за каждый сантиметр холста, искренне не понимая, почему у неё ничего не выходит раз за разом.

«Это никуда не годится! В моём сне он выглядел намного лучше!» — вскрикнула девушка и с ожесточением опустила кисточку в стакан с водой, размешивая по кругу чёрную краску. Поднявшись со стула, она отошла от картины и посмотрела на неё «незамутнённым взглядом», как ей советовала мать. Но вместо того, чтобы трезво оценить работу, Олеся видела в ней колоссальные изъяны, щиплющие насмотренный глаз художника. Увлечённая своей работой, она не видела очевидных вещей. Неестественные некрасивые цвета не были результатом ошибки, сама палитра изменялась и темнела, стоило ей нанести краску на холст. Полотно жадно впитывало всю яркость и само меняло себя, исправляло, а местами уродовало, подшучивая над одержимой девчушкой, винящей в некрасивом изображении только себя.

Олеся была так охвачена своей работой, что не замечала, как сама становилась серой и безжизненной. Её прежде весёлое лицо побледнело, на пухлых губах появились неровные трещины, а кожа на руках зудела и шелушилась, отчего художница часто царапала себя отросшими ногтями, не замечая оставленных розовых полос под своей одеждой. Холст требовательно жаждал её внимания и, вместе с тем, не отдавал ничего взамен, как холодная и чёрная земляная яма. Рисунок существовал в её комнате на фоне других работ сокрытой ловушкой, попади в которую не выбраться целиком. За попытку отвлечься от рисунка, художнице преподносился жестокий подарок в виде шума в ушах и постоянного чувства жажды, утолить которую она могла, только попробовав сделать ещё один мазок кистью.

Так продолжалось достаточно долго, чтобы неудачные, испорченные эскизы закрыли собой все остальные работы Олеси от пола до потолка. А в углах комнат выросли зловонные кучи нестиранного белья вперемешку с остатками лапши быстрого приготовления. Капкан захлопнулся, и девушка совершенно забыла о друзьях, социальных сетях, оставшись в звенящем безумном одиночестве один на один с палитрой в руках. Остановить её было некому. Мать никогда ранее не заходила в комнату дочери, а сама художница называла своё поведение «творческим процессом» и агрессивно реагировала на любые попытки пробраться в её обитель. Обеспокоенная родительница не смогла проникнуть к ней и тогда, когда Олеся завесила, помимо штор, все окна в своей комнате массивными махровыми покрывалами, изолируя себя от всякого солнечного света. Сгустившиеся вокруг неё тени победоносно роились зловещим ульем на потолке над её головой и свободно галопом проносились под ногами девушки, скребя когтями по линолеуму и, иногда, задевая её тапочки или края пижамы. Но хозяйка комнаты их не видела, только ощущала сквозняк. Пока в один из дней стакан с водой не упал на пол. Так, впервые за долгие месяцы, художница впервые взглянула в своё отражение в мутном стекле. И в нём она была не одна, кто-то стоял позади. Эта случайность помогла ей выйти из транса и оглянуться вокруг. «Это не моя комната», — подумала Олеся, но, порывшись несколько секунд в своих воспоминаниях, как в ворохе сухих листьев, осознала горькую правду.

«Этот рисунок сводит меня с ума», — проговорила она шёпотом, сгорбившись от тяжести навалившегося на неё страха, сжимая кисточки в руках, как охапку спасительного хвороста в светлый зимний жестокий день. В таком положении девушка дошла до заваленного набросками и рисунками зеркала и, расчистив его, посмотрела в запятнанное отпечатками пальцев отражение. Да, он стоит позади неё. Сделав вид, что ничего не происходит, она закрыла зеркало, как было, и, не переодеваясь, легла в кровать, укрывшись одеялом с головой, при этом не выпуская грязные кисти из сомкнутых дрожащих рук. Долго притворяясь спящей, она провела всю ночь в попытке вспомнить, какой сейчас идёт месяц или какой день недели. И когда она начала рисовать портрет? Что она ела вчера или сегодня? Во что была одета мама? Где их домашний кот? Был ли у неё кот вообще? Потерявшись в вопросах без ответа, она старалась нечасто дышать, чтобы они те, кто следят за ней, ничего не заподозрили. Интуиция подсказывала Олесе, что за ней наблюдают.

Он наблюдает за ней.

Продолжение следует... И будет опубликовано быстрее, если пост наберёт 100 рейтинга :)

Автор рассказа: Барышева Полина.