Школьные прописи в СССР выполняли не только учебную, но и идеологическую функцию, рассказывая детям о Родине и мире, Ленине и коммунизме. Но именно они помогали миллионам советских детей выработать красивый почерк, который сохранялся на всю жизнь.
В школах СССР красоте почерка на уроках каллиграфии уделяли особое внимание. Замдиректора Омского музея просвещения Александр Жидченко рассказывает о содержании советских прописей и обучении чистописанию в Советском Союзе.
Ну, казалось бы, что может быть проще, чем простой карандаш? Между тем, эта простота лишь кажущаяся. У простого карандаша — совсем непростая история.
Вот о ней-то я и попросил рассказать своих друзей из Омского музея просвещения и был очень рад, что они помогли создать небольшой видеосюжет об этом замечательном предмете.
Надеюсь, что вам тоже будет интересно узнать некоторые любопытные обстоятельства, предшествующие изобретению простого карандаша, а также проследить его не такую уж простую судьбу вплоть до нашего времени.
Каллиграфия и чистописание — это школьные «близнецы-братья». Они представляли собой один и тот же учебный предмет. Только до революции он назывался каллиграфией, а в советское время — чистописанием.
Экскурсовод Омского музея просвещения рассказывает о дореволюционных традициях чистописания в СССР, и как красивый почерк постепенно исчезал из советской школы.
В наше время под каллиграфией обычно понимают высокое искусство художников-каллиграфов выводить самыми замечательными и изысканными шрифтами изощрённые и утончённые письмена и изображения. Об этих уникальных произведениях говорят сегодня искусствоведы, они украшают собой залы музеев и выставок.
Но для нескольких поколений советских людей каллиграфией назывался тот великолепный школьный почерк, который вырабатывался ещё в начальной школе на уроках чистописания, и который можно было с гордостью показывать своим детям и внукам.
Вот эту вторую каллиграфию, которой раньше обладали миллионы, мы и потеряли.
Своими яркими впечатлениями о чудесах, свидетелем которых стал ваш покорный слуга в самом начале 1992-го года, я не мог не поделиться с друзьями. Больше всех темой гипноза заинтересовался Костя. Это был тот самый парень с истфака, с которым мы практически в одно время со скандалом вышли из комсомола и в прямом эфире критиковали советскую власть.* К этому времени он уже успел покреститься в баптистской церкви, счастливо женился и более других был расположен к восприятию всего, связанного с какими-то потусторонними и невидимыми силами.
Когда Константин в очередной раз забрёл в гости с январского мороза, чтобы погреться горячим чаем с малиновым вареньем — пива по идейным соображениям он не пил, — я рассказал ему о семинаре Бородаева. И о том, как тот учил входить в особое состояние и набирать энергию. И как вводил в гипнотический транс или каталепсию. И как чувствовал, в каком месте у человека болит, и мог снять эту боль. И как движениями рук «заряжал» стулья в классе, после чего севшие на них люди моментально засыпали. И о прочих, никогда не виданных мною ранее, волшебных явлениях.
Впрочем, почти всё время, пока я говорил, с костиного лица не сходило скептическое выражение. В нескольких местах моего рассказа он иронически улыбался или недоверчиво хмыкал. И только когда я завёл разговор о духовной стороне гипноза, Константин заметно оживился:
— Да этот Бородаев сам не знает, какой силой это делает! Наверняка через него действуют какие-то бесы.
И вдруг, расширив и без того круглые глаза, предложил:
— Знаешь, что? А покажи-ка ты мне своего старичка. Хотя бы раз в жизни хочу посмотреть на живого чёрта!
Не скажу, что я был удивлён такой просьбой — скорее, озадачен. Объясню, почему. Насколько я знал, евангельские христиане в общем и, в частности, баптисты безоговорочно доверяют Библии. Баптист — это что-то типа христианского юриста. Для баптиста Библия — это истина в последней инстанции, непререкаемое Слово Божье. Для него она больше, чем для самого правоверного правоведа Конституция и все кодексы. Это документальное основание, фундамент, на котором держится здание христианской веры. Почему я сейчас напоминаю об этом? Потому что именно в Библии содержится запрет на общение с колдунами, ведьмами, ворожеями, гадалками и прочими «чёрными сталкерами» — проводниками нечистой силы. И все подобные занятия названы там ни больше, ни меньше, как «мерзостью в глазах Божьих». Знал ли об этом Костя? Знал прекрасно, и даже сам просвещал моё дремучее невежество, периодически подсовывая христианские книжки о вреде оккультизма.
С другой стороны, свои мозги другому не вставишь: у каждого человека своя голова на плечах. И если ты разумеешь, дружище, что связываться с чертовщиной опасно, но всё же суёшь свою башку в пекло — это твои проблемы и твоя личная ответственность перед Всевышним. Впрочем, ещё Достоевский заметил, что у русских людей, в отличие от других народов, есть особая черта характера. Русские любят доходить до самого края жизни и заглядывать в какую-нибудь соблазнительную и смертельную пропасть, чтобы потом в ужасе отпрянуть от дьявольской бездны и сломя голову бежать назад — к Богу.
Короче говоря, поскольку никаких юридических обязательств на меня это не накладывало, я согласился помочь со знакомством. Тем более что повод для этого представлялся на другой же день. Нужно было отвезти Михал Михалычу окончательный вариант устава созданной им организации, который я взялся написать. Следующим вечером я поехал к Бородаеву домой, но уже не один, а вдвоём со своим чертовски любознательным приятелем.
Поскольку стоять на автобусной остановке и ехать нужно было долго, я посоветовал ему тепло одеться. Как известно, сибиряк — это не тот, кто не мёрзнет, а тот, кто тепло одевается. Поэтому на Косте была толстая дублёнка из лохматой овцы, валенки до колен и шапка с какими-то жёсткими волосами, торчащими во все стороны. Как выразился сам гордый обладатель последнего предмета, «из меха испуганной норки». В общем, видок у нашего паренька был, что надо: идеально подошёл бы для современной украинской карикатуры на тему «клятых москалей» и «ватников».
Хозяин встретил нас на пороге своей квартиры, по обыкновению, в видавшем виды спортивном костюме и с гостеприимной улыбкой.
— Здравствуйте! Проходите, пожалуйста.
— Спасибо, Михал Михалыч. Мы раздеваться не будем. Зашли к вам буквально на пару минут, только отдать устав. Вот, возьмите, он уже готов.
Взяв документ и наскоро перелистав его, Бородаев просиял ещё больше.
— Спасибо, Виктор. Вы меня очень выручили. Кстати, как вам семинар — понравился?
— Не то слово, Михал Михалыч! Всё очень интересно, узнал о гипнозе много нового. Кстати, вот мой товарищ, Константин. Он тоже очень заинтересовался вашими способностями.
Снявший свою косматую шапку и стоявший в коридоре немного впереди меня, Костя всё это время смотрел только на Бородаева. Вдруг он выпалил с явно несоответствующей первому знакомству интонацией забияки:
— Вы извините, Михаил Михайлович, но Виктор вчера рассказал мне о таких вещах, что просто трудно в них поверить. А вы могли бы прямо сейчас показать какой-нибудь свой фокус-покус? А то как-то не верится…
Скорее всего, Бородаев почувствовал в костиных словах что-то задиристое. Может быть, даже неуважение к себе со стороны нового гостя. Сердечная улыбка на лице доброго дедушки сменилась выражением некоторой досады. Он шевельнул густыми бровями и посмотрел на моего товарища сосредоточенно и серьёзно. Аккуратно положил устав на тумбочку. Потом начал говорить, делая значительные паузы:
— Не верится?.. Фокус-покус, говорите?.. Отчего же не показать?.. Обязательно покажу… Скажите, Константин, вы женаты?
— Да, недавно женился, - не сразу и почему-то оглянувшись на меня, ответил несколько удивлённый этим вопросом, Костя. Видимо, не понимал странного хода мысли чуднóго дедули.
А я почему-то перевёл взгляд на его замечательные валенки и вспомнил, что он и на своей свадьбе в баптистском Доме молитвы был именно в них: в таком виде и проходил всё торжество. Наверное, день тогда был тоже морозный. Впрочем, я отвлёкся, а беседа новых знакомых тем временем продолжалась.
— Прекрасно, прекрасно… Жену любите?.. Всё у вас хорошо в семейной жизни?.. – неторопливо продолжал спрашивать Бородаев с металлической ноткой в голосе.
— Да, спасибо, всё нормально, - ответил мой приятель, всё ещё недоумевая.
— Это славно, - в глазах у старичка зажглись весёлые огоньки. — А как вам такой фокус-покус, Константин? Придёте вы сегодня домой, ляжете ночью спать со своей молодой красивой женой. И тут — какой пассаж! — у вас ничего с ней не получится?..
Некоторое время Костя стоял, словно не понимая, о чём вообще идёт речь. А когда до него дошёл смысл слов гипнотизёра — лицо парня обиженно вытянулось, а цвет физиономии стал стремительно меняться: с морозно-розового на ядовито-бледное.
- Ой, Михаил Михайлович, кажется, вы меня не так поняли…
Бородаев с пафосом заложил руки за спину:
— Да нет, Константин, я вас очень хорошо понял. Вы хотели, чтобы я продемонстрировал вам фокус — я его показал. И уже сегодня вы легко сможете убедиться, что я зря слов на ветер не бросаю. Ещё раз повторю: когда вы ляжете с женой, у вас ничего не получится. Такой вот фокус-покус!
Костина фигура несколько сжалась, а голос приобрёл жалобный оттенок:
— Ну, Михаил Михайлович, я не думал, что вы именно ЭТО сделаете…
Бородаев, напротив, говорил уже очень жёстко и непреклонно:
— Зато вы своими глазами увидите, что всё так и будет.
Костя повернулся ко мне с умоляющими глазами и самым несчастным видом, какой я у него когда-либо видел:
— Вить, ну я не знаю… Хоть ты попроси, что ли… Меня ж моя Галя убьёт!..
Видя, что шутка зашла слишком далеко, я вступился за друга, неосторожно рискнувшего семейным счастьем:
— Михал Михалыч, ну простите вы Константина, отмените этот фокус. Действительно ведь, семья может разрушиться…
Пока шёл весь этот странный разговор, гипнотизёр медленно ходил по коридору взад-вперёд, по-прежнему держа руки за спиной. Наконец, остановился и, глядя в глаза Кости, произнёс так же неспешно:
— Ну хорошо... Если Виктор об этом просит, фокус-покус отменяется… Возвращайтесь домой спокойно, Константин… Всё у вас будет нормально, как и прежде.
Несколько сумбурно поблагодарив опасного старика, нахлобучив свою дикую шапку и быстренько попрощавшись, Костя пулей выскочил за дверь. Через минуту от Бородаева вышел и я.
Всю дорогу, пока мы ехали в автобусе, мой незадачливый приятель стонал и охал, ещё раз переживая сегодняшнее приключение:
— Это же надо было — так вляпаться! Ведь чувствовал, что добром не кончится, а всё равно поехал. Неужели он правда может такую пакость сотворить, бес этот?.. Не дай Бог, из-за него стану импотентом!.. Надо будет сегодня же дома хорошо-хорошо помолиться и сразу же проверить…
Весь в расстроенных чувствах, горемыка вывалился из автобуса на своей остановке, а я поехал домой. Поужинал, посмотрел очередную порцию вранья по зомбоящику и совсем было собрался принять горизонтальное положение — часы показывали одиннадцать вечера, — как вдруг зазвонил телефон. Кто бы это мог быть так поздно?
— Аллё, Витя? — в трубке звучал праздничный костин голос. — Я только что проверил — на всякий случай. Не смог сатанюга нам навредить: вот какая сила есть в молитве! Представляешь, у меня всё получилось!..
Включив воображение, я представил семейное счастье в нескромных подробностях и порадовался за друга — дело ведь вполне могло обернуться самым минорным образом. Лёг спать со спокойным сердцем. Нужно было хорошо выспаться: завтра на пивзаводе мне предстоял обычный рабочий день. **
__________________
* О том, как мы познакомились с Костей в 1989-м году, читайте в рассказе «Прямой эфир»
https://pikabu.ru/story/pryamoy_yefir_6151320
** Как я попал на пивзавод — это другая история: «Пиво в эпоху перемен»
Сначала несколько затянутое, но не очень большое вступление, дальше дело пойдёт повеселей.
Что означало словосочетание «возврат долгов» в контексте «лихих девяностых»? В голове сразу же возникал собирательный образ задолжавшего своим соотечественникам нерадивого «коммерса», который внезапно обнаруживал себя в странной обстановке и в самом жалком виде. Например, в березнячке, ползающим на коленях около свежевырытой ямы и молящим бессердечных кредиторов о пощаде. Или, скажем, на незнакомом пустыре, в окружении огорчённых его безответственным поведением короткостриженных ребят, крепко сжимающих в руках бейсбольные биты. Наконец, лежащим у себя дома на диване, но в противоестественной позиции — с задранной рубашкой и утюгом на животе, или же напротив — со спущенными брюками и паяльником в самом укромном уголке тела. Как правило, после таких ярких встреч сумма долга быстро возвращалась пострадавшим. Часто с хорошими процентами — за беспокойство привлечённых к процессу серьёзных людей.
Какое отношение эти пугающие картинки имели ко мне — некогда юристу «Империала» и «Инкомбанка», а ныне индивидуальному предпринимателю? Да самое прямое, ведь практически все девяностые я занимался возвратом долгов! Естественно, делал это только легально и на правовой основе, с полным пакетом необходимых документов — в том числе, с нотариальной доверенностью от моих уважаемых клиентов-кредиторов. В мою задачу входило вежливое и деликатное общение с неаккуратными бизнесменами, после которого они без принуждения и лучше всего — без вмешательства правоохранительных и судебных органов — совершали требуемый возврат. Обычно после наших задушевных бесед многие расставались с деньгами легко и без стонов, исключительно в добровольном порядке. Может быть, потому что в их воображении рисовалась одна или несколько тех безрадостных картин, с которых я начал этот рассказ? Право, не знаю…
Итак, зима 1999 года, вечер. Только что закончился семейный ужин. В комнате мы вместе с женой плюс две наших кошки. Татьяна читает, лёжа на диване, я сижу за письменным столом и печатаю на компьютере что-то типа претензии.
Кошки уже устали драться и разошлись по разным углам. Более опытная Настя развалилась у батареи и принялась зализывать боевые раны. Молодая и любопытная Мила пошла нюхать мои кальсоны, висящие на двери. Видимо, полагала, что это занятие должно её как-то успокоить. Кошка вставала на задние лапы, упираясь передними в полуоткрытую дверь, и изо всех сил старалась дотянуться носом до вожделенного предмета мужского туалета.
Звонит телефон: клиенты часто звонили мне по вечерам — и старые, и новые. Объявление о юридических услугах я давал в разных городских газетах, естественно, с указанием контактного номера.
— Алло, здравствуйте.
— Добрый вечер.
— Я по объявлению о возврате долгов. Я туда попал?
— Да, всё правильно, вы не ошиблись…
И тут, прямо во время нашей деловой беседы, со стороны двери послышался странный звук. Нет, странный — это очень мягко сказано: звучание было просто нечеловеческим, каким-то инфернальным. Оказывается, наша Мила, упираясь левой передней лапой, умудрилась правую засунуть в щель между косяком и дверью. И чем больше она давила одной лапой, и чем больше дверь закрывалась — тем сильней и больней дверью зажимало лапу вторую. Каким был тот звук, который издавало несчастное животное в ходе этого самоистязания? На что он был похож?
Ну вот попробуйте пропеть «О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о» самым-самым своим низким голосом, как будто вы — это не вы, а оперный певец, поющий арию Мефистофеля. Пойте тихо, но свирепо, и даже с некоторым рычанием, как будто вы в самом деле хотите погубить весь мир. А теперь представьте, что в процессе пения Мефистофелю со всей дури ударили ногой в пах. Голос изумлённого певца за пять секунд от низкого звука проскакивает по всем нотам, сменяясь самым тонким и писклявым воплем. Причём если в начале этой демонической арии басом поётся «О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о», то в конце произведения надо петь педерастическим фальцетом пронзительное и высокое «А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а», уводя крещендо в жёсткое фортиссимо. Вот это и было тем потрясающим звучанием, которое несколько отвлекло меня от разговора по телефону и заставило немедленно повернуться в сторону двери.
Между тем, моя драгоценная половина, взволнованная сложившейся ситуацией и отбросив книжку в сторону, резко рванулась на помощь к любимой кошечке. Ринулась Танюша вперёд то ли стрелой, то ли ракетой. И тоже не молча, а с пронзительным криком: «Твою-ю-ю-ю-ю ма-а-а-а-а-а-а-ать!..».
Если вы помните, в это время у нас с будущим клиентом только-только завязался душевный разговор на тему возврата долгов. И успели мы с ним пообщаться ровно до той моей фразы, что он не ошибся номером. Видимо, ему на том конце провода тоже было хорошо всё слышно — и ужасный нечеловеческий рёв, и душераздирающий женский крик. И мне думается, он твёрдо убедился, что попал куда надо. В том смысле, что понял: серьёзные люди заняты важным делом — вытягивают из должника кишки. Потому что замолчал. Слышно было только, как он там полминуты взволнованно дышал, а потом извиняющимся тоном сказал с некоторым дрожанием в голосе:
— Вы извините, пожалуйста. Я, наверное, не совсем вовремя… Давайте я вам завтра утром перезвоню.
— Да-да, будьте добры, перезвоните завтра…
На следующий день мы заключили с новым клиентом договор об оказании юридических услуг по возврату долгов. Думаю, он был очень доволен, что позвонил по адресу.
Занятия по гипнозу Михаил Михайлович проводил в одном из классов казахской школы. В начале 1990-х многие заведения сдавали свои кабинеты, подсобки, склады и гаражи всем желающим: лишь бы деньги за аренду платили. Куда в те годы подевался весь национальный школьный контингент — одному Аллаху известно: уроки на втором этаже школы вёл один наш Бородаев.
Жаждущих всучить небескорыстному просветителю свою кровную наличность — в обмен на странные квитанции и неведомые духовные блага — набралось человек тридцать. Пустых парт не осталось, везде сидели кто во что одетые люди с тетрадками, блокнотами и записными книжками. Публика со всего Петропавловска сюда притопала самая пёстрая — и по социальному статусу, и по психотипам. Большинство — лучшая половина человечества, но имелось и с пяток мужчин. Младше тридцати был, наверное, один я, остальные выглядели более солидно, в среднем лет так на сорок с хвостиком.
Думаю, не стоит детально описывать, что говорил наш наставник во вступительном слове. Не то чтобы я этого совсем не помнил — предусмотрительно я прихватил с собой тетрадку с ручкой и, как старательный студент, подробно конспектировал — это отличный способ для долговременного запоминания. Но если приводить здесь все-все-все подробности, то получится толстенный роман. Так что для экономии своего и вашего времени ограничусь кратким субъективным пересказом — и только.
Целый час жизнерадостный старичок посвятил тому, что можно, а что нельзя делать начинающему гипнотизёру. К неудовольствию присутствующих, «нельзя» было гораздо больше, чем «можно». Слухи и мифы о гипнозе, как о волшебной палочке, с которой можно творить любые чудеса, Михал Михалычем были немилосердно высмеяны. В его понимании гипноз являлся всего лишь одним из инструментов для решения вполне конкретных задач. Начиная от боевых, спортивных, медицинских — и заканчивая бытовыми. Этим невидимым инструментом можно было и помочь, и навредить себе и другим, если пользоваться им неразумно. Особо Бородаев предостерёг собравшихся от нарушения закона и посулил посвятить этой теме отдельное практическое занятие «Цыганский гипноз», за что ему похлопали в ладоши. Далее Михал Михалыч популярно описал некоторые гипнотические техники, но пару маленьких «изюминок» оставил на самый конец.
Оказывается, чаще всего гипноз и внушение — это не какие-то сакральные или технологические процессы, а вещи вполне себе практические и житейские. В обычной жизни люди постоянно что-то друг другу внушают, гипнотизируют один другого, посредством слов проникая на подсознательный уровень. Но обычно так хорошо, и по таким мелочам и пустякам, что делают это незаметно, даже для себя самих.
Есть и сознательное воздействие на массы людей. Радио и телевидение способны внушать людям те цели и ценности, которые в данный момент выгодны правящим группам. Гипнотизировать могут как люди, так и транслируемые образы, картинки или звуки. Поэтому Бородаев посоветовал пользоваться «средствами массовой дезинформации» как можно меньше и осторожнее. После передач задавать себе очень простые, но важные вопросы: «Кто заказчик этой передачи, кому она выгодна? Что мне хотели сейчас внушить? Принесут ли эти идеи мне и моей семье пользу или вред?».
Собственно, только после такой продолжительной теоретической части мы и перешли к практике: стали учиться погружать себя в особое состояние, помогающее внушению. «Это — самый первый шаг в наших занятиях, — объяснял Михал Михалыч. — Когда вы им хорошо овладеете, то сможете помогать своему организму самостоятельно справляться с более или менее серьёзными недугами. Сначала вы заметите внешние изменения: у вас лучше и быстрее станут залечиваться раны, вы будете легче переносить боль. Позже будут налаживаться и более сложные внутренние процессы. Наконец, это состояние позволит вам оказывать на других людей гипнотическое воздействие — то, ради чего вы сюда пришли».
И вот целый класс взрослых людей начал выполнять странные упражнения — вводить самих себя в транс. Под счёт «раз» нужно было до мурашек почувствовать такую лёгкость в ногах, как будто они ничего не весят и отрываются от пола. «Два» — вместе с ногами лёгкими должны стать бёдра и живот. «Три» — чувство невесомости идёт вверх и доходит до груди. «Четыре» — в руках тоже почувствовать мурашки и воздушность. «Пять» — голова лёгкая, как и всё тело в целом.
Надо сказать, этой вводной премудростью я овладел быстро, до конца урока. По желанию научился её «включать» и ощущать, что я или поднимаюсь к небу, или проваливаюсь вниз, или лечу в любую сторону. Научился её и «выключать», чтобы чувствовать себя, как всегда. Но не все были такими счастливчиками: добрая половина только кряхтела, пыхтела, шептала и сопела, но у них ничего не выходило. Впрочем, Михал Михалыч всех успокоил, сказав: «У кого сразу не получилось — не волнуйтесь. Мы будем выполнять такие упражнения в начале каждого занятия, и постепенно все из вас этому научатся». «А когда гипнотизировать-то начнём?», — спросил самый нетерпеливый из мужчин. Учитель понимающе заулыбался: «Всему своё время, господа, всему своё время. Сначала надо овладеть азами, а уже потом двигаться вперёд. Это принцип дидактики: от простого — к сложному. Шаг за шагом будем идти вместе. Не торопите события и как можно лучше овладейте начальными умениями!».
После этих слов Бородаева наш первый урок и завершился. Ощущения после него были двойственными. Вроде бы, ничего такого особо необычного я не увидел и не ощутил. Ну подумаешь: по телу мурашки стали бегать в приказном порядке, да появилось чувство лёгкости — обязательно для этого нужно идти к гипнотизёру, что ли? С другой стороны, было бы занятно посмотреть, что же будет дальше.
«Ну, как там — тебе понравилось?» — спросила мама, когда я был уже дома. «В принципе, можно послушать». «Вот и хорошо, походи, послушай доброго человека. Всё лучше, чем эту брехню по телику смотреть». «Это да, — согласился я. — И тут гипноз, и там гипноз. Лучше уж с добрым человеком пообщаться: Михал Михалыч плохому не научит».
«Мастер и Маргарита» — шедевр русской литературы советского времени, «закатный роман» Михаила Булгакова. «Дописать, прежде чем умереть!» — было начертано им на рукописи произведения. Как известно, на «Мастера» ушло двенадцать лет, автор работал над его текстом до последних дней жизни.
Немногие близкие друзья писателя, которым довелось присутствовать на авторском чтении романа, «слушали почему-то закоченев, всё их испугало». Все прекрасно понимали, что это вещь, которую в эпоху разгула воинствующего атеизма опубликовать было немыслимо. Исключительная сила и глубина произведения, сочетающего в себе, казалось бы, несочетаемое — описание прибытия в Москву сатаны — Воланда, трагической участи Мастера и Иешуа Га-Ноцри с искромётностью юмора и фантастическими образами Азазелло, Бегемота и Коровьева — придала жизнь и дыхание оригинальной философской концепции писателя. Необъяснимое для материалистического мышления тонкое проникновение гениального художника в тёмные стороны советской действительности наравне со скрытыми духовными сферами вызывало у первых читателей книги не столько восхищение его талантом, сколько ужас от беспощадной жестокости государства, в котором правил свой страшный бал сам сатана.
Хорошо помню собственное впечатление от романа Булгакова, прочитанного мною в июне 1984-го года в Москве благодаря любезности моего друга — французского паренька Лорана, купившего мне дефицитного «Мастера» в валютной «Берёзке» и смело критиковавшего советскую власть за атеизм и войну в Афганистане. Это может показаться нелепым, но почему-то в то время первым моим желанием было проверить слова моего французского друга: подобно Маргарите стать невидимым, взмыть в небо, пролететь над Кремлём, заглянуть в окно тогдашнего генерального секретаря ЦК КПСС Черненко и увидеть собственными глазами, действительно ли тот ест чёрную икру и говорит при этом: «О, мой глупый народ, он так любит меня!».
Однако самым замечательным и необъяснимым было ещё одно желание: мне неудержимо захотелось… прочитать Библию! Несмотря на то, что я знал о существовании Библии только как о книге, которую читают тёмные и невежественные верующие, никогда до того момента у меня не возникало такого жгучего желания её прочитать, чтобы узнать о Христе. Именно тогда, летом 1984-го, я понял, что буду добиваться этой цели, чего бы это мне не стоило. В отличие от первого желания, неисполнимость которого мной вполне понималось, желание читать Библию было твёрдым и осознанным. И — самое удивительное — я точно знал, что оно непременно исполнится.
Позже, уже став христианином, от многих верующих — в том числе, служителей церкви — я слышал то же самое: одной из главных книг, способствующих проявлению интереса к Библии, к личности Христа был роман Булгакова «Мастер и Маргарита». Невероятная нелогичность и странность того, что описывающая демоническую советскую действительность книга, которая имела варианты названий «Копыто консультанта», «Он появился», «Чёрный маг» или «Сатана», в конечном итоге приводила людей к Богу, как мне кажется, не поддаётся никакому разумному или рационалистическому объяснению.
Да, можно рассуждать о том, что русскому человеку, по мысли Достоевского, непременно нужно дойти до края бездны, заглянуть туда, ужаснуться и потом в молитве просить у Бога прощения. Да, можно размышлять о пути «от противного»: чтобы идти к Богу, нужно оттолкнуться от диавола. Можно найти огромное количество библейских параллелей в тексте романа, можно сравнивать художественные образы и философию Булгакова с реалиями Священного Писания, можно тщательно исследовать биографию автора и многочисленные литературные источники, которыми он пользовался, но, пожалуй, так и не удастся открыть великой тайны: как этой книге удаётся реально приводить своего читателя к Слову Божьему.
В результате размышления над этим вопросом я пришёл к выводу, не претендующему, впрочем, на серьёзное богословское обоснование, что наряду с шестью доказательствами бытия Божьего — историческим, космологическим, телеологическим, онтологическим, логическим и нравственным — «доказательством Канта», а также описанным у Булгакова седьмым «доказательством Воланда» — по-видимому, существует ещё одно, восьмое доказательство: художественное. Его суть заключается в мистическом, иррациональном, разумно необъяснимом понимании бытия Божьего и существовании истинного Слова Божьего через произведения искусства, посредством которых художник каким-то непостижимым образом передаёт читателю, слушателю, зрителю информацию об истинной духовной реальности. При этом сам способ передачи — вид искусства, жанр произведения — особой роли не играет, главное — это талант самого художника, его творческий гений, способность художественными средствами пробудить поиск Бога и задать верное направление этого поиска.
