Korobotchka

"Джордж Сорос основал на своей родине замечательный университет – Центрально-Европейский Университет в городе Будапеште. Обучение на английском языке, дипломы признаются в Штатах. Цель – привитие сообразительным восточно-европейским студентам западных ценностей.
По какому принципу отбирали жертв – до сих пор так и не поняла. Лично меня стипендия Сороса в буквальном смысле спасла от бедности. 130 долларов показались целым богатством. Ребята из Средней Азии и Кавказских республик ухитрялись даже посылать ее часть домой родителям.
Про учебу тема отдельная и тоже анекдотичная, но лучше про язык расскажу. Народ собрался в университете разношерстный. И дети послов, и «из народа». Точное число национальностей мне неизвестно.
Ненависть к русским была феноменальная, но не среди профессуры, а среди студентов. Виноваты во всем русские, советские варвары, СССР – исчадие зла. Нет, прямо хамить запрещала внутренняя политика, но было холодное неприятие и отчуждение. Русские оказывались как бы в вакууме и были «лично виноваты во всех бесчинствах режима».
Одно «но»: европейские собратья по учебе в большинстве своем не блестяще (хотя уж точно лучше меня) владели англицкой речью, а русский язык учили в школе. Студенты из стран СНГ все, естественно, прекрасно говорили на русском. Но… вначале «никто не понимал язык агрессоров».
Вы когда-нибудь слышали разговор хохла с москалем на английском? Это ж надо пережить… с хохлами мы практически сразу перешли на русский. Прибалты… их подвел алкоголь. Выпив, они без акцента начинали вопить на все общежитие песни Раймонда Паулса и композиции времен СССР. Но все упрямо говорили, что поют пьяные русские… Самым адекватным был народ из Средней Азии. Они не выпендривались и не насиловали с нами свой английский.
По вечерам не отрицающее понимание русского языка студенческое меньшинство начало собираться в общей комнате общаги и травить анекдоты. Привлеченные веселухой, стали подтягиваться… искренне и действительно не понимающие русского языка иностранцы, объясняющие свое присутствие так: «Хоть смех послушаем». Потом стали играть в «Мафию» на языке, выбираемом по принципу: «Чтоб поняли».
Согласитесь, странно вечером ржать как кони над русскими анекдотами, а утром делать вид, что не понимаете русского языка.
В университете стали появляться люди с учебниками: «Survival Russian». Потом дрогнула профессура. Преподаватель венгерского языка как-то при всеобщем адеквате, устав от нашего тупизма, возопил на русском: «Ну, ты же не говоришь по-русски: «В эта доме»? Ты говоришь: «В этом доме»! Ну почему на венгерском должно быть по-другому?» И, обернувшись к офонаревшим ирландцам, на русском спросил: «Поняли»?
Преподаватель конституционного права прокололся на знании русского, когда засмеялся над рассказанным при нем на перемене анекдотом. Как выяснилось к концу года, только редкие лохи хотя бы не понимали по-русски. Лед тронулся, и вне учебных аудиторий воцарился Великий и Могучий.
Полагаю, что у организаторов проекта появилось чувство, что их кто-то где-то кинул, а вот где – непонятно. Мы честно зубрили всю ту, простите за правду, хрень, что нам вдалбливали. Усвоили принцип: если профессор из Европы, и ты не знаешь точно ответ – не пиши ничего, а если из Америки – напиши хоть что-нибудь и похвали Америку.
В общем, те, у кого в начале учебного года был хороший английский, к концу года катастрофически испортили свой акцент, но все поголовно резко повысили уровень русского языка, а некоторые его даже и выучили.
Перестали русским в этом университете давать стипендии. Переключились на Африку.
Хотя недавно профессор написал мне, что они опять хотели бы видеть у себя студентов из России… только русские уже давно переключились на другие университеты.
Сорос – гениальный человек. Сотням студентов из стран СНГ он во многом устроил жизнь. Знаете, в чем его секрет? Он ИСКРЕННЕ заблуждается."

В конце 1930-х фюрер понял, что довольно скоро придется долго и нудно бомбить Лондон. У немецкой авиации с этим были свои проблемы, обошедшиеся им впоследствии в тысячи сбитых самолетов. А о ракетах "Фау" еще мало кто тогда задумывался. Поэтому остановились на дальнобойных пушках. Задел опять-таки имелся – в 1918 крупповская пушка «Колоссаль» (а не «Большая Берта», как думают некоторые) обстреливала Париж со 130-километровой дистанции. За прошедшие с тех пор два десятилетия произошла революция в износостойкости сталей и сплавов. Фюрер имел все основания надеяться на успех нового проекта – стрельбу полутонными снарядами 310-го калибра за 250 км. Википедия лаконично сообщает, что этот проект не вышел из стадии опытов. Самое забавное осталось за рамками этой абсолютно точной информации. Почти весь путь снаряд летел в практически безвоздушном пространстве, на высотах до 100 км. При испытаниях германские инженеры столкнулись с теми же проблемами, что и при спуске космических аппаратов с орбиты. При входе в плотные слои атмосферы снаряд разогревался докрасна и взрывался. Разница была только в том, что металлическая чушка со взрывчаткой падала гораздо быстрее, чем воздушная капсула с космонавтом, и разогревалась гораздо сильнее. До появления нормальных теплоизолянтов оставалась еще одна, уже химическая, революция, времени на которую у немецких инженеров уже не было. Им оставалось просто наращивать толщину снаряда. Но металл отлично проводит тепло. К тому же, чем толще становилась оболочка, тем быстрее падал снаряд и тем сильнее разогревался. Но германский интеллект в сочетании с железной волей фюрера, позволил-таки решить и эту проблему в пропорции 400 кг стали на 100 кг взрывчатки. Снаряд наконец стал достигать земной поверхности и оставлять на ней внушительную воронку, разбрасывая далеко вокруг раскаленные куски металла. Все бы ничего, но проект оказался настолько затратным, что на заключительные испытания решил посмотреть сам фюрер, причем не выезжая далеко из своей ставки в районе Винницы. Разработчики этому только обрадовались – можно было запустить снаряд из района Варшавы по вращению Земли, а не против, как при обстреле Лондона, и этим впарить своему вождю лишние сорок километров отчетной дальности полета. Для приземления снаряда было выбрано бескрайнее необитаемое болото в окрестностях ставки. В один прекрасный вечер фюрер впился очами в цейсовские мощные окуляры, отмахиваясь попутно от наседающих комаров. Его терпение было вознаграждено – высоко в темном небе вдруг зажглась яркая рукотворная звезда превосходства германской техники. Раскаленный огромный снаряд проездом из космоса на пяти скоростях звука вонзился в земную твердь. Но этого он не понял – вместо тверди была сплошная болотная жижа. Снаряд легко пропахал метров 70 и наконец догадался взорваться. Все осколки остались глубоко под поверхностью болота. Что же касается взрывчатки, громадный объем раскаленных газов немедленно принялся искать выхода наружу через только что проделанное снарядом длинное узкое мокрое отверстие. Результатом был самый протяжный, громкий и тоскливый пук из всех, что слышала эта планета. Звук его разнесся за многие километры вокруг, включая наблюдательный пункт фюрера. Над местом падения супероружия тут же сомкнулась проклятая трясина. Фюрер часто бывал экстравагантным, но он не любил быть смешным. Новое оружие должно было произвести мощнейший психологический эффект на жителей Лондона, а болот в окрестностях британской столицы было достаточно. Звуки тяжкого пердежа из болотных трясин только подняли бы настроение противника. Это было бы покруче, чем вой собаки Баскервилей. Испытания нового оружия на этом закончились.