Bladerunner42

Однажды я получил важный урок.

Расчётно-сметный отдел состоял из трёх человек. Сметчица Женя, сметчица Настя и их начальник Сергей Трофимович Етишкин. Втроем они размещались в крошечном кабинете, площадью в двенадцать квадратных метров. Два из которых Сергей Трофимович занимал сам по себе.

Ему было под шестьдесят и внешностью и манерами он больше всего был похож на слишком рано проснувшего по весне медведя.

Как и в случае с медведем - встреч с Сергеем Трофимовичем следовало избегать, а общение сводить к минимуму. Етишкин мало интересовался эмоциональным комфортом собеседника, был прямолинеен и называл вещи своими именами. При других обстоятельствах от него, скорее всего, уже давно бы избавились, если бы не одно весомое “но”. Он был действительно крутым сметчиком. Получить от него подписанную смету это было всё равно, что получить путёвку в жизнь. Дальше что угодно могло пойти не так, но в правильности его расчётов можно было не сомневаться.

К сожалению, такая точность достигалась благодаря невероятной дотошности Етишкина к любой, даже самой незначительной детали. Получив исходные данные, он первым делом задавал менеджеру миллион каверзных вопросов. Не получив удовлетворительного ответа (а ответы, с его точки зрения, не были удовлетворительными никогда) он затевал обстоятельный и едкий монолог. Начинался он всегда с текущего вопроса. Но минут через 20 мог каким-то загадочным образом перейти, скажем, на взгляды Сергея Трофимовича на внешнюю политику Северной Кореи.

Слушать его было нелегко. Особенно потому, что он обладал поставленным в военном училище командным голосом и был немного туговат на ухо. Вести с ним диалог было всё равно, что разговаривать с работающей турбиной самолета - тяжёло и совершенно бессмысленно.

В общем, я очень хорошо подумал, прежде чем идти в кабинет сметного отдела. Но клиент требовал у меня итоговую стоимость работ и всё никак не отставал. Так что я глубоко вздохнул и отправился в обитель Етишкина. Выяснять, что там с моей сметой.

Стояла холодная зима. Окна кабинета были плотно закрыты. Крошечное пространство было прогрето батареями и частично - обширным телом Сергея Трофимовича - до состояния тропической жары.

В комнате пахло. Чем-то специфическим, смутно знакомым и крайне неприятным. Я посмотрел на сметчицу Женю. Она сидела с пунцовыми щеками и старательно печатала что-то на клавиатуре, не глядя в монитор. Я посмотрел на Настю. Она, с еще более пунцовыми щеками, внимательно изучала лежащий перед ней чистый лист бумаги. Обе старались не дышать. Тогда я перевел взгляд на Сергея Трофимовича.

Он беззаботно уплетал жёлтого полосатика, отравившего атмосферу вокруг. И не обращал на пунцовых подчиненных ни малейшего внимания.

- А! Здравствуй-здравствуй! Дорогой! Хорошо, что ты ко мне зашёл! - громогласно поздоровался Етишкин. От чего мебель в комнате завибрировала, а растительность на моём лице заколыхалась от колебаний воздуха. Я с тоской подумал о том, какое химическое средство поможет мне избавиться от запаха полосатика в бороде. Тут явно требовалось что-то для промышленных нужд.

- Ну что мой хороший?! За сметой пришёл?! - продолжал реветь Сергей Трофимович. - А ты не торопись! Присядь!

Тут у него в груди что-то заклокотало и он мощно откашлялся. У меня зазвенело в ушах.

- Нет, спасибо. - Отчетливо слыша, каким неубедительным и писклявым звучит мой обычный баритон, ответил я. - Я тут пожалуй пост…

- А скажи мне! Пожалуйста! Мой дорогой! Был ли ты на объекте?! И осматривал ли ты его самостоятельно?!

На объекте я был. И осматривал его собственными глазами. Но вопрос явно был с подвохом. Я всё же утвердительно кивнул, стараясь сообразить куда дует ветер этой беседы.

Ветер изо рта Етишкина между тем продолжал дуть в лицо сметчице Жене. Беспощадно портя ей причёску и выдувая слёзы из её огромных голубых глаз.

- Тогда ответь мне! Пожалуйста! Как так вышло! Что у тебя в техническом задании! Прописано два километра асфальтовых дорог! А очистку от снега для них ты указываешь один! Один! - Сергей Трофимович поднял средний палец. - Раз в месяц! Как такое! Скажи мне! Может быть?!

Для внятного ответа нужно было перебрать в голове данные по пяти имеющимся у меня в работе объектам. Мне надо было выиграть время. Поэтому я начал было с уклончивого:

- Дело в том, что я думаю…

- Вооот! - Обрадованно перебил меня Етишкин. - Вот оно! “Я думаю”! Давай-ка я тебе сейчас расскажу в чём разница! Между “я знаю” и “я думаю, что я знаю”! И поверь! Тебе это очень пригодится по жизни!

Сергей Трофимович явно поймал волну. И остановить его теперь было всё равно, что пытаться остановить поезд на полном ходу. Судя по мученическим лицам Жени и Насти, они этот урок слушали далеко не в первый раз.

- Вот представь! Сидишь ты с другом, скажем, - Етишкин поверх очков с сомнением осмотрел мою бороду, кожаный браслет на запястье и футболку с надписью “Avada Kedavra, bitch”, - ну скажем, в баре! Разговариваешь о том о сём! И тут он тебя спрашивает: “А сколько у тебя на руке волос?”! Ты задумываешься и говоришь: “Наверное полторы тысячи штук”! Ну допустим! Ну для примера!

К этому моменту я начал догадываться, почему люди ломаются на допросах. Догадка была в том, что в комнату для допросов наверняка кладут жёлтого полосатика. Етишкин, между тем, продолжал рокотать на весь этаж:

- И тут! Представь! Рядом с тобой возникает двухметровый амбал! И говорит: “Таааак. За свои слова надо отвечать. Сколько ты сказал? Полторы тысячи? Ну давай считать”! Прижимает твою руку к столу мёртвой хваткой! И начинает из твоей руки волосы по одному выдергивать!

Я подумал, что по сравнению с моим текущим положением это был бы не самый худший способ провести время. Но вслух ничего не сказал. Етишкин явно был недалеко от развязки.

- И вот! Доходит он до тысяча пятисотого волоска! Показывает тебе на оставшиеся! И говорит: “Так. Ты неправду сказал. Что будем делать? Как будешь за вранье отвечать?”!

Етишкин выдержал театральную паузу.

- Я это тебе всё рассказываю! К тому, что данные должны быть точными! Чтобы ни один заказчик нас потом условиями контракта в долги не загнал! Понимаешь?!

Я кивнул.

- Так что иди, мой дорогой, и уточни информацию по асфальту!

Я поднялся и шагнул к двери, всё ещё пытаясь выудить в памяти ситуацию с асфальтом на объекте.

- Ах да! - остановил меня у порога голос Етишкина. - И по ёлкам декоративным тут тоже данных недостаточно!

У меня на объекте не было никаких ёлок.

- У меня на объекте не было никаких ёлок. - Незамедлил сообщить я.

- Как это - не было? - Внезапно упавшим голосом спросил Сергей Трофимович. - Стоп. А. Это я не твой объект смотрю. Вот по твоему объекту, подписанная.

Он не глядя протянул мне листок со сметой. Я благоговейно взял его в руки. И снова отошёл к порогу.

- А с ёлками тогда чья же хрень тут у меня лежит... - Угрюмо бормотал Етишкин, копаясь в почте.

- А с ёлками - это Савельева объект. - Подсказал я.

Сергей Трофимович замер и сердито засопел.

- Знаю, - наконец процедил он, хмуро глядя в монитор.

- Или - думаете, что знаете? - Не удержался я и пока Етишкин поворачивал голову в мою сторону, поспешил исчезнуть из кабинета.

Однажды я просто слушал.

Был самый конец ноября. По всем приметам вот-вот должен был выпасть снег, но всё никак не выпадал.

Поздним вечером мы с Лидой отправились на окраину Васильевского острова - нанести краткий визит вежливости её родственникам. Было холодно, темно и ветрено. Мы молча шли безлюдными улицами. Ледяной ветер трепал её волосы и пытался стянуть с моей шеи шарф.

- Ты молчишь с тех пор, как мы вышли из метро. Всё в порядке? - задал я, наконец мучавший меня всю дорогу вопрос. Мы подошли к нужной многоэтажке. Ветер жалобно выл где-то в углах домов. Лида поежилась в пальто.

- Да… Наверное... Не знаю. Это из-за дяди с тётей. Они хорошие, но живут друг с другом как-то на автопилоте что ли. Иногда ощущение, что они друг друга даже не слушают, а просто говорят заученные реплики. Я их не осуждаю. Просто как подумаю, что буду такой же когда-нибудь - тоскливо становится.

К подъезду вело высокое крыльцо. Мы поднялись по ступенькам. Лида положила ладонь на ручку двери. Потом повернулась ко мне.

- Ты если хочешь курить, то лучше кури сейчас. У тёти нельзя. Походы на лестницу она тоже не одобряет.

Я послушно кивнул. Закурил, облокотился на перила крыльца и уставился на детскую площадку во дворе, размышляя над лидиными словами. Она встала рядом.

- Как ты думаешь - что это там такое? - Лида кивнула на площадку.

Я присмотрелся. По площадке сложными пируэтами кружило что-то белое, широкое и очень длинное. Огромная полоса - то ли бумаги, то ли полиэтилена. Скорее всего - чей-то строительный мусор. Беспокойный ветер заставлял ленту то взмывать высоко в воздух, то припадать к самой земле, то закручиваться в воронку.

Я пожал плечами, всё ещё подбирая нужные слова для ответа.

- Я вот думаю, что это детёныш снежного дракона. - неожиданно сказала Лида. Я вопросительно посмотрел на неё.

- Там, наверху, за облаками живёт снежная мама-дракон. - Пояснила она. - У неё очень любопытный детёныш. Он всё время смотрел из-за облаков, как дети играют на этой площадке. И хотел тоже поиграть с ними. Но мама-дракон его не пускала. Потому что он совсем несмышлёныш и мог легко заблудиться. Тогда он тайком сбежал. Но попал сюда невовремя, когда дети уже разошлись по домам. И теперь ему бедному и поиграть не с кем и дорогу домой не найти. Слышишь как он плачет?

Я прислушался. В завывании ноябрьского ветра и правда можно было различить тонкий и жалобный писк.

Белая лента, действительно издалека похожая на длинного маленького дракона, продолжала беспокойно кружиться над площадкой.

- Если пойдёт снег - значит мама-дракон пришла за своим ребёнком. Снежные драконы не могут вот так запросто появляться посреди улицы, знаешь ли. Им приходится маскироваться снегопадом. - Добавила Лида.

Я во все глаза смотрел на девушку, которая из куска строительного мусора и сквозняка на ходу сочинила сказку со своими законами и персонажами. На кончике языка у меня вертелись те самые, важные слова. Но интуитивно я понимал, что сейчас для них не время и не место.

Лида посмотрела на меня и улыбнулась.

- У тебя сверкают глаза. А ещё очень глупый и счастливый вид. Знаешь, что я хочу тебе сказать?

Я покачал головой.

Она подошла ко мне вплотную, взяла из моей руки дымящийся окурок и бросила его в урну. Потом прижалась своей щекой к моей и прошептала мне в ухо:

- Пойдем скорее внутрь. А то я попу себе уже отморозила…

И, не дожидаясь меня, нырнула за дверь.

Я постоял еще секунду, размышляя о том, что эта девушка никогда не перестанет меня удивлять. Потом поднял голову к тёмному небу, с которого уже начала сыпаться снежная крошка, и негромко сказал:

- Он тут. Во дворе. Ты уж найди его, пожалуйста.

Я сидел на скамейке посреди платформы железнодорожной станции в глубоком Подмосковье. До электрички оставалось еще сорок минут и я старательно убивал время, копаясь в телефоне.

Краем глаза я заметил какое-то движение и переключил внимание на него.

По платформе бодро маршировал голубь-идиот.

О том, что это именно голубь, а не голубка говорил его лихой и восторженный вид. А идиота в нем выдавал огромный кусок жевательной резинки, гордо красовавшийся на его макушке, сбоку. Самого голубя наличие постороннего предмета, прилипшего к голове, ничуть не смущало. Напротив, казалось он этим даже немного бравирует. Он гордо вышагивал по платформе бессмысленные петли и восьмерки.

Всего птиц на платформе было трое. Кроме разгуливающего голубя-кретина там неподвижно сидела упитанная голубка. И был еще один голубь - на вид вполне нормальный. Он время от времени делал неуверенные попытки подойти к голубке. Но на полпути каждый раз передумывал и резко разворачивался обратно.

Так продолжалось некоторое время. Затем, голубь-идиот в какой-то момент набрел на голубку. Он пару раз оценивающе обошел ее кругом. А потом, не тратя времени понапрасну, принялся ее топтать. Нормальный голубь посмотрел на это несколько секунд, издал какой-то звук, эквивалентный птичьему ругательству и улетел.

Не то, чтобы во всем этом было что-то для меня новое. Но вот в птичьем исполнении я посмотрел эту классическую любовную историю впервые.

Автор здесь

Была вторая половина рабочего дня.

Я вернулся из магазина, зашел в кабинет, где располагался наш отдел и принялся стряхивать снег с пальто.

- Нааасть, - капризным голосом протянула моя коллега Ирина, - у тебя есть чего-нибудь вкусненькое пожевать?

- Нет, - лениво ответила Настя, покопавшись в недрах своего стола. - Банан есть. Яблоко. Будешь?

- Нет. - Надула губы Ирина. - Я вкусного и вредного хочу.

К тому времени я успел повесить пальто на общую вешалку и поставить на стол для совещаний принесенный из магазина пакет.

- Коллеги, - обратился я в окружающее пространство. - Если кто-нибудь хочет чаю с зефиркой, то зефирки лежат на столе.

Отдел тут же оживился. Люди потянулись к столу. Зашкворчала кофеварка. Мне несколько раз сказали “спасибо”. А Ирина даже приобняла и ласково назвала кормильцем.

- Ммм. С черничкой. Вкусненький. - Сказал мой сосед по рабочему столу Сергей, после того как разлил по по нашим с ним кружкам свежесваренный кофе и откусил хороший кусок зефира. - Ответь пожалуйста на один вопрос. Мне просто интересно. Ты уже полгода где-то раз или два в неделю покупаешь на всех вкусняшки. При том, что больше так никто не делает. В чем тут главный смысл?

Я подумал, откусил кусочек печенья и запил его кофе.

- Я просто пытаюсь проверить одну теорию.

- Что за теория?

- Теория немотивированного добра.

- Полагаю, пока я не попрошу рассказать суть твоей теории - ты сам этого не сделаешь?

- Нет.

- Из тебя лишнего слова клещами не вытянешь. Ты не очень-то приятный собеседник. Ты в курсе?

- Да.

- Ладно, - тяжело вздохнув и потерев переносицу, сказал Сергей. - В чем суть твоей теории?

- Вот представь ситуацию. Ты рано утром приходишь на работу. А на проходной бабка-уборщица злобно шипит на тебя за то, что ты наследил на мытом полу. Обижаться на это глупо, но настроение подпорчено. Ты приходишь на работу и едко комментируешь косяк офис-менеджера, хотя в любой другой день даже не обратил бы на него внимания. Та срывается на ком-то еще. И так это передается от человека к человеку. Немотивированное зло. Ни у кого нет обьективных причин так себя вести, и тем не менее это происходит. Как вспышка вируса.

- Понятно, - кивнул Сергей, - но зефир-то тут при чем?

- Я верю, что немотивированное зло нельзя остановить. Но можно уравновесить немотивированным добром. Вот ты только что получил зефирку. Ты за нее никому ничего не должен и не обязан. С тобой безо всяких на то причин произошло что-то хорошее. Возможно это сподвигнет тебя на такой же бескорыстный жест. И если это распространится дальше, то возможно плохое и хорошее окажется в точке равновесия и на какое-то время наш мир станет неплохим местом.

В отделе стало тихо. Сергей задумчиво вглядывался в пучины кофейной кружки. Я хрустел печеньем.

- Ну, - наконец сказал Сергей, - в этом есть здравое зерно. Идея неплохая. Спасибо тебе.

- А еще, - добавил я, отправляя в мусорную корзину пакетик из-под печенья, - пока весь отдел отвлекается на акционный зефир - я могу спокойно есть свои любимые медовые печеньки с орешками и ни с кем не делиться.

Сезон второй, выпуск двенадцатый.

Однажды я увидел вселенную.

Дело было так. Посреди жаркого июльского дня мы с Валерой стояли возле кассы Дома кино на Караванной улице и глубокомысленно спорили о преимуществах и недостатках европейского арт-хауса.

Наумничавшись друг перед другом вдоволь, мы купили пива и уселись на скамейку возле расположенного на Манежной площади фонтана.

Прохлада, которой веяло от воды, приятно освежала. Теплое пиво - наоборот. Видимо этот баланс ощущений настроил Валеру на сентиментальный лад.

- Тебе-то хорошо, - грустно изрек он, глядя в пространство перед собой. - У тебя с Лидой нормальные постоянные отношения. Вы вместе. А у меня - не пойми что постоянно… Знаешь, хочется ведь встретить родственную душу. Кого-то, кто был бы по-настоящему моим человеком. Ту самую. Единственную. Понимаешь?

Я понимал и собрался было посоветовать ему перестать крутить краткосрочные романы с актрисами, раз уж ему так приспичило найти настоящую любовь. Я даже открыл для этой цели рот, но тут обратил внимание на окружающую обстановку.

Крошечное облачко, на совершенно чистом до этого небе, прикрыло собой солнце и все вокруг стало серым. Галдящие возле фонтана дети вдруг притихли. И даже машины замедлили ход. Наступило напряженное затишье и я вдруг подумал, что так бывает, когда с людьми начинает говорить Вселенная.

И я не ошибся. Вселенная шла по направлению к нам сложными зигзагами, прихрамывая. Она имела облик элегантно и дорого одетой женщины лет пятидесяти. Общее приятное впечатление смазывалось тем, что одну из туфель на высоких шпильках она где-то потеряла, что обьясняло хромоту.

Но еще больше впечатление портило то, что женщина была пьяна. Что обьясняло сложную траекторию ее перемещений. При этом, она слегка покачивалась и вела сама с собой какой-то важный спор.

Мы смотрели на то, как она приближается молча. Не ропща и не сопротивляясь судьбе.

Поравнявшись с нашей скамейкой, женщина остановилась. Устремила на Валеру прояснившийся взгляд. Осмотрела его с головы до ног. И вдруг отчетливо и громко сказала:

- И вот чтобы ты знал. Я. Тебе. Никогда. Не достанусь.

Взгляд ее снова затуманился. И бормочя себе под нос какие-то невразумительные аргументы, женщина захромала дальше.

Мы долго провожали ее взглядом.

Наконец, я прокашлялся и сказал:

- Не знаю, как у тебя, Валерий Александрович, а у меня сейчас вопросов больше чем ответов…

Валера, продолжая смотреть вслед загадочной даме ответил:

- Дурак ты. - И мечтательно подняв глаза к ставшему снова безоблачным небу, добавил:

- В женщине должна быть загадка.