В сети набирает обороты скандальный разговор главы еврейской организации ADL, утекший ещё в прошлом году, в ней Джонатан Гринблат рассказывает что у них огромная проблема с Тик-ток и зумерами (рождённые после 1996 года), более старое поколение (бумеры и миллениалы) верило и поддерживало Израиль, но зумеры не поддерживают и не верят. В разговоре говорится что это не борьба "правых или левых" по политическим взглядам людей, а касается всего молодого поколения. Он заявил что главная цель сейчас для ADL это следующее молодое поколение и нужно направить все ресурсы чтобы у них были правильные мозги, а современных зумеров он назвал полезными идиотами ХАМАСа.
Не так давно Илон Маск обвинял еврейскую организацию ADL в ненависти к белым, после чего его обвинили в поддержке антисемитских теорий заговора. Также не так давно ADL отчитались о рекордах антисемитизма в США. А Нетаньяху сравнил студенческие кампусы США с "нацистскими 30-годами". Глава ADL Гринблат, бывший чиновник команды Обамы
Прошу прощения за долгую публикацию второй части. Я отправил в публикацию ещё давно, но она успешно опубликовалась прямо в нигде, а в поддержке Пикабу мне сказали, что я всё выдумываю, у них проблем нет - в общем, она сгорела. Заодно я с удивлением узнал, что эти посты - по местным алгоритмам это NSFW, а то что тега нет так это клевая фича. Теперь мне надо жить с этим.
В первой части было подробно рассказано, как «новые левые» в США в 1960-1970-х заменили собой «старых» коммунистических левых. Теперь пришло время главного блюда – их идейных наследников, которые стали сегодня мейнстримом и в соответствии с чьими теоретическими изысканиями создаётся значительная часть массовой культуры. Охватить весь спектр проявления этой повестки в рамках статьи просто невозможно. Вместо этого постараемся понять, как она стала вообще возможна и зачем она нужна сегодня, когда Советского Союза давно нет и революция США не грозит.
Разбираемся на чём строится так называемая мейнстримная «левая» идеология в США сегодня и к чему она пришла на практике.
Левые в США после краха СССР
Капитализм вообще и США в частности после краха СССР добыли свою значимую победу – идеологическую. Она состояла в повсеместном признании «необратимости» произошедших перемен. Неолиберализм 1980-х установил в обществе свою идейную гегемонию, с которой смирились даже многие политические группы и течения, яростно и искренне капитализм критикующие. А вот «новые левые» ничего не потеряли, поскольку они изначально исходили из безальтернативности капиталистического общества. И вот их прогноз на глазах сбылся.
Ещё в 1970-х левое движение потеряло свой бунтарский задор, а после краха СССР произошло превращение левых интеллектуалов и политических деятелей в органическую часть неолиберального проекта с маргинализацией всех остальных, не пожелавших в этот проект вписаться. Речь идёт о разного рода «рыночных социалистах» или «демократических социалистах», которые, как вы правильно догадались, размышляли о том, как можно совместить рыночную экономику и социализм.
Известный американский социал-демократ и не состоявшийся кандидат в президенты
В качестве образцовой они выдвигали модель «шведского социализма». На этой мечте «жить как в Швеции» уже в 2010-х спекулировал Берни Сандерс, обещая своим избирателям доступную медицину и образование. Хоть для Америки обещания таких благ выглядели очень радикально, но по европейским меркам это был никакой не социализм, а достаточно сильная социал-демократия. Компартия США сама ушла на умеренные социал-демократические позиции с похожей программой.
Однако ведущую роль в новом либеральном порядке США заняли не они, а бывшие «новые левые» (к этому моменту уже совсем не новые), которые предложили взамен несбыточной революции в результате политической классовой борьбы бесконечное состязание «меньшинств», претендующих на доступ к ресурсам, которые продолжит контролировать прежним правящим классом. Эту политическую линию полностью подчинила себе Демократическая партия, создав массу увлекательных поводов бодаться в СМИ и интернете с консервативными республиканцами. При этом они прекрасно договаривались по более существенным вопросам социальной и внешней политики.
Миллиардер Илон Маск, несмотря на позиционирование себя как либерала, "вынужден" поддерживать правых республиканцев против "сумасшедших" левых демократов
Французский философ Ги Дебор еще в 1960-е годы писал о превращении демократии в «общество спектакля», ссылаясь на растущую мощь телевидения и выветривание содержания из публичных дискуссий. Но то, что было красивой гиперболой в 1960-х стало описанием реальных процессов уже в 1990-е. Не в последнюю очередь потому, что правящая верхушка сумела успешно интегрировать в свою систему бывших лидеров протеста, интеллектуалов, а зачастую и массовые политические партии левого толка, лишив общественные движения практических перспектив.
В такой ситуации даже протесты стали принимать ритуальный характер, зачастую преследуя единственную цель «выпуска пара». Демонстрации и митинги, как и гневные статьи в прессе, по сути, превращаются в дополнительный метод легитимации принимаемых элитой решений, поскольку организаторы подобных акций не ставят перед собой задачи практически блокировать критикуемый ими процесс, а лишь выражают к нему «отношение», что сути происходящего никак не меняет.
Антивоенный митинг в Сан-Франциско, 1991
В протестах против вторжения в Ирак в 2003 году приняли участие от шести до десяти миллионов человек в шестидесяти странах. Митинги в Сан-Франциско собрали до 200.000 человек. Демонстрации в Лос-Анджелесе и Сиэтле собрали по 50 000 человек, а в Нью-Йорке и вовсе были запрещены.
Масштабные митинги не привели ровным счётом ни к чему, хотя все ожидали, что правительства хотя бы из вежливости обратят на них внимание. Ведь во время войны во Вьетнаме это работало, а теперь вдруг перестало. Пройдя по улицам с плакатами, толпы недовольного народа просто расходились по домам, а организаторы шествия из числа интеллектуалов, политиков и профсоюзных лидеров возвращались в свои офисы или шли и дальше заседать в парламенте.
Так что теперь интеллектуалы и активисты были озабочены не политической борьбой, а наиболее эффективной адаптацией к текущей «неолиберальной» реальности. Внешне это выглядело, как продвижение радикальных левых бунтарей на влиятельные посты в массмедиа, на университетские кафедры государственные экспертные организации и даже в Пентагон. Гляньте на один из недавних агитационных роликов армии США, снятый в соответствии со всеми канонами «повестки». При Рейгане такой фигни не было.
Одной из самых ярких анти-коммунистических левых фигур сегодня является Ноам Хомский – известный американский публицист, который всегда готов осудить американский капитализм и империализм, но добавит, что советский социализм не сильно лучше. Естественно, у него нет никаких проблем как с трудоустройством, так и с распространением своих взглядов. Хотя он открыто считает довольно нелепой идею лево-либералов о существовании «науки белых мужчин» и сравнивает её с «еврейской физикой» и многое в американской политической жизни критикует по делу.
В политическую систему интегрировались даже такие в прошлом радикалы, как «Чёрные пантеры». Сегодня они известны довольно бесполезным активизмом и митингами за всё хорошее.
Хрестоматийным примером «адаптации» является Анджела Дэвис. Когда в 1970 году она только начала преподавать в Калифорнийском университете, то тут же по распоряжению губернатора Рональда Рейгана была уволена за членство в Компартии, а вскоре была арестована по фальшивому обвинению в убийстве. Но прошли годы и теперь это всего лишь очередной лево-либеральный профессор всеобщей истории и доктор философии из Калифорнийского университета. Никто её не трогает, но и она сама не рвётся в бой и не критикует пришедшее ей на смену революционное поколение, потому что они вместе по сути занимаются одним и тем же.
Теперь эта уже лево-либеральная интеллектуальная элита обеспечивала свои политические позиции не через поддержку со стороны масс, а через признание со стороны вполне капиталистических элит. Теперь они вместе со своими покровителями стояли над массами, не считая необходимым хотя бы интересоваться их мнением. Уверенность в том, что «непопулярные реформы» являются «объективно необходимыми» и должны проводиться независимо от того, что думает о них население, стала для них общим местом. Поэтому когда дело доходило до принятия каких-то важных решений, "непримиримые" противники в лице правительства и его критикующих левых забывали дрязги и объясняли обывателю, что иначе никак - а после возвращались к войне за несущественные вопросы.
Пассивное же присутствие левых в неолиберальной системе образования, науке и СМИ сформировало определенную логику и культуру поведения, враждебную теперь прежде всего к «неправильным» низовым попыткам американцев защитить свои классовые интересы. Господствующая среди них идеологии культивировала идею «различий» вместо принципа общности ради достижения общих интересов только усугубляла проблему.
Вам бизнес и правительство навязывают конкуренцию с мигрантами на рынке труда? Это всё несущественно и попросту недостойно того, чтобы задумываться о какой-либо стратегии, направленной на разрешение этой проблемы. Более того, проблема присутствует лишь в сознании необразованных рабочих. Следовательно, для ее решения достаточно распространения в обществе правильных лозунгов, публичного осуждения расизма и ксенофобии. А как при этом складываются реальные отношения рабочих, принадлежащих к разным этническим или религиозным общностям, не имеет никакого значения.
На все эти изыскания с лицом Вилли Вонки с известного мема смотрели левые из других стран. «Ужасно наблюдать, как лидеры левых не желают считаться со страхами и тревогами рабочих людей, именно тех, кто непосредственно связан с производством. В странах Запада давно уже существует свой собственный третий мир, и это отнюдь не только люди других рас, но и множество обнищавших белых», — писал индийский марксист Дайан Джайатиллека.
Сексуальная контрреволюция и обратный расизм
Подобная интеграция интеллектуалов с одной стороны, и локальные уступки правительства (ведь никто не будет слушать городских сумасшедших, которые бестолку требуют что-то в течение десятилетий) с другой, привели к тому, что «радикальный дискурс» (феминизм, культ меньшинств, однополые браки и т.п.) превратился в обязательную часть официальной идеологии и продвигался на государственном уровне. Хотя вопросы вроде официальной регистрации брака для однополых пар на фоне других проблем интересовали в лучшем случае 1-2% жителей любой страны.
Как видим, по данным Gallup за 2022 год, ЛГБТ-проблематика не входит даже в топ-10 проблем, которые беспокоят американцев. Но из массовой культуры можно сделать вывод, что всё ровно наоборот
Они были искусственно превращены в главные темы для общенационального (а порой и международного) обсуждения и политических баталий — именно потому, что непосредственного отношения к реальным проблемам большинства они не имели.Например, разрешение трансгендерам служить в армии обсуждали громче всего, хотя решения требовали более насущные вопросы вроде массового ПТСР у ветеранов.
Дело в том, что основные идеи были унаследованы ещё из 1970-х годов у классиков «новых левых» и значительно усилены на одном конкретном направлении. Жизнь объявлена тождественной наслаждению, причём не всякому, а именно чувственному и физическому. Сексуальная революция преодолела традиционное ограничение сексуальных отношений взаимоотношениями между противоположными полами, но пошла дальше и отменила ограничения на однополые связи и отвергала необходимость половых различий вообще. Самое безобидное — это стиль «уни-секс» в одежде, но довольно быстро всё пришло к выставлению половой самоидентификации выше биологического пола.
Публицист и политик Анатолий Луначарский прозорливо писал более ста лет назад: «Пол имеет самое прямое отношение к жизни. Аскетическое отрицание пола, с бульварным шиком выраженное недавно умершим Мендесом в афоризме: «Пол — это порок», есть признак самоубийственного упадка жизни, и, конечно, безмерно выше стоит обратное утверждение Фейербаха: «Бесполость есть величайшее уродство». А раз пол и половые признаки имеют самое непосредственное отношение к развитию жизни, то они неминуемо должны занять важное место и в биологической красоте человека».
Можно сказать, что лево-либералы символически взяли на вооружение лозунг бунтующих студентов 1960-х «Запрещается запрещать» и применили его к сексуальной жизни и половой идентичности. «Запрещается запрещать» взрослому мужчине считать себя маленькой девочкой. «Запрещается запрещать» биологическому мужчине считать себя трансгендерным оленем и т.д. Хотя бы в вопросах секса можешь себя почувствовать свободным, если с остальным не складывается.
В обществе, где царит социальное неравенство и наследственная бедность, сексуальные отношения эта одна из последних сфер жизни, которая не огорожена и не зарегулирована высокими ценами, ипотечными ставками и дорогим образованием. Но и тут всё непросто. Несмотря на с каждым годом всё громче формируемое массовой культурой отношение к сексу (песни, популярные видеоклипы и фильмы, развитие приложений для знакомств и даже быстрого секса), всё больше исследований говорят однозначно - средний американский подросток (да и не только подросток) всё реже и реже занимается сексом. Да и сексуальное удовлетворение доступно часто не напрямую, а посредством разного рода порнографии, которая должна становиться всё более изощрённой, чтобы продолжать удовлетворять пресытившегося зрителя.
На графике видно, как число девственников резко выросло после кризиса 2008 года
По последним данным, бедному американцу понадобится 5 поколений упорного труда, чтобы перебраться хотя бы в «средний класс».Но так как реальные проблемы социального неравенства такие вот «левые» принципиально не стремятся решать, то взамен мы получаем одержимость вопросами сексуальных отношений, идентичности и их репрезентации в культуре, а не демонстрацией реальной жизни молодых людей.
И вот свежая новость с другого края, показывающая, что это всё таки не однонаправленный процесс и одержимость вопросами секса начинает утомлять. Калифорнийский университет провел исследование, согласно которому «зумеры» (от 10 до 24 лет.) хотят видеть меньше секса в кино и на телевидении и больше видеть на экране жизнь, похожую на свою собственную. 47,5% респондентов, что «секс не нужен для сюжета большинства фильмов», а 51,5% хотели бы видеть больше сюжетов, ориентированных на платонические отношения.
Постоянно выносимые в медиапространство эти проблемы рано или поздно приобретали ранее не присущее им значение, становясь основой для реального разделения общества.Идеология политкорректности убивала саму идею социального прогресса, понимаемого как достижение общих целей (борьба с бедностью, недоступной медициной, бездомностью т.д.). Вся политика политкорректности не просто воспроизводила всевозможные барьеры, но и прославляла их, делая источником всё новых претензий или поиска привилегий. Хотя возможно это так и было изначально запланировано.
ЛГБТ повестка в школах
Сегодня это также выражается и во внедрении всяких гендерных теории в систему школьного образования (если верить New York Post, 6000 школ скрывают гендерную самоидентификацию ребёнка от родителей) вместо увеличения зарплат учителям и ремонта школ. Теперь выдаются научные степени по «gender studies» в университетах. Причём как показал эксперимент австралийских учёных, самые авторитетные журналы готовы публиковать любую наукообразную чушь, если выводы «правильные» соотносятся с политической конъюнктурой. В научном сообществе антропологов договорились уже до отрицания самого существования разных рас.
Вам наверняка интересно, как во всём этом оказалась виновна «токсичная маскулинность» и «белые мужчины». Дело в том, что американские трудящиеся не были вовлечены в новомодный политкорректный дискурс продвинутого среднего класса и интеллектуалов, вместо этого желая решения своих насущных материальных проблем. Тогда «белые мужчины» стали образом, воплощавшим в себе все консервативные и патриархальные ценности, против которых эти «левые» якобы восставали.
Всем этим «белым мужчинам» после 1991 года оказалось некуда податься со своими насущными проблемами. Исчезло не только коммунистическое движение, но и мощные профсоюзы. В конце концов само государство уже не шло на компромиссы с рабочими. К их услугам остались только патентованные самими неолиберальными медиа и политическими партиями «борцы против системы», которые сами являются её частью, нередко — самой коррумпированной и бессовестной. Из недавнего можно вспомнить основательницу движения BLM, которая в ходе борьбы с расизмом купила себе дом в приличном районе Лос-Анджелеса за $1.4 миллиона.
"Убежденная марксистка", соучредитель движения BLM Патрисса Куллорс
Это был такой американский вариант борьбы с восставшим хамом: "Эти белые мужики что-то ноют про низкие зарплаты и высокие цены, но совершенно не хотят думать о высоком. Наверное, потому что они сексисты и расисты!". На практике примерно половину этих «белых мужчин» составляют женщины, а никак не меньше трети из них — представители совершенно других, небелых рас.
Логика объединения ради общих задач и целей в рамках этого дискурса трактовалась как попытка «белых мужчин» подчинить себе и дискриминировать меньшинства с их специальными, особыми, частными интересами. Для государства и крупного бизнеса цель поддержки такой политики состоит вовсе не в защите меньшинств, а в фрагментации рабочих на меньшинства, которые будут бороться между собой за крохи с барского стола и обязательно будут воспринимать топ-менеджеров корпораций в качестве посредников, а не классовых противников.
В этом очень легко убедиться, если просто взглянуть как корпорации типа Amazonблагосклонно относятся к «дайвёрсити» и «инклюзивити» и начинают скрипеть зубами и шипеть, как только они начинают собираться в профсоюзы и требовать повышения зарплаты для всех, безотносительно сексуальной ориентации. Вот тут вся толерантность тут же заканчивается, а улыбчивые эффективные менеджеры типа Бобби Котика сбрасывают маски.
Всё это настолько на поверхности, что изыскивать какие-то самые яркие примеры даже не нужно – настолько их много. В рамках корпоративного мира все эти «прогрессивные» активисты просто имитируют общественное мнения, на которое можно всегда сослаться и заткнуть рты неугодным под благовидным предлогом. Если вы гадали почему это корпорации бегут извиняться перед активистами после первого же писка в Твиттере, то это потому, что сами корпорации типа Amazon и финансируют этих активистов (ну или других таких же) через различные фонды или даже напрямую.
Одиозные и скандальные активистки, борющиеся против классического представления женщин в видеоиграх, Анита Саркисян и Зои Квин выступают в ООН (!).
Наверняка вы заметили, что у всей это идеологии политкорректности нет никакой даже декларируемой конечной цели. Нет такого положения дел, которое активистами было бы признанно достаточным. Нет ничего удивительного, что и конвенциональная красивая женская внешность была объявлена формой угнетения женщин со стороны патриархата, который навязывает искусственные стандарты красоты и с которыми нужно срочно бороться. Как подметила в 2013 году Анита Саркисян: «Когда вы начинаете изучать всё это, оказывается, что везде есть расизм, все является гомофобией, и вы должны просто найти и указать на них».
Лучше всего этот поиск сексизма с отрицанием стандартов женской красоты видно через призму массовой культуры. Американское кино все мы смотрим, а в игры играем тоже в массе своей американские. Достаточно взглянуть на подбор актёров в сериалах типа Ведьмак или Кольца власти, где на роли по сюжету очень красивых женщин подбирают актрис с крайне специфической внешностью.
Не нужно быть американцем, чтобы постоянно наблюдать за изгибами мысли и открытым снобизмом так называемой «левой» интеллигенции. А на любую критику всегда будет примерно один ответ: «ты просто расист и сексист, так что не способен понять наш великий замысел». Это всё настолько распространено, что каждый сам без проблем вспомнит ещё пару примеров. В Blizzard вообще занимались видеоигровой евгеникой, создавая персонажей, исходя из его принадлежности к тем или иным меньшинствам. А авторы World of Warcraftрешили оленей-геев женить (вы не хотите знать подробности).
Наглядная демонстрация того, как внешность героев «Ведьмака» отразили авторы игры и сериала
Вы находитесь здесь…
Идеология политкорректности, трактующая общество как совокупность меньшинств, нуждающихся в защите своих специфических прав, очень быстро превратились в новую ортодоксию, причём даже более агрессивную, чем прежняя консервативная.
Меньшинства в этой логике могут плодиться быстрее, чем грибы в дождливый день и формироваться по совершенно любому признаку. Даже любители пива при таком подходе могут раздробиться на любителей тёмного нефильтрованного и светлого. Вопрос нескольких часов, когда выясниться что одни угнетают других и нужно защищать их права. Защищать до тех пор, пока ситуация не перевернётся и так по новой.
Поскольку всё это принципиально игнорировало классовые различия внутри всех этих гендерных, расовых, религиозных и прочих меньшинств, то в итоге всегда выделялось привилегированное меньшинство внутри меньшинства, которое и присваивало себе все плоды «позитивной дискриминации». Ну невозможно серьёзно говорить, что женщину топ-менеджера с зарплатой в пару миллионов патриархат эксплуатирует точно также, как и мексиканскую посудомойку в Макдональдсе.
Однако интеграция лево-либеральной идеологии во все сферы жизни вовсе не значила роста политического или даже идеологического влияния таких «левых». Произошло скорее обратное. В глазах населения различие между левыми и правыми свелось к тонким культурным нюансам, совершенно не значимым и не интересным на практике, и казалось бы ситуация пришла в некое равновесие.Но вот наступили 2020-е - и внезапно всё это очень сильно утомило тех, кто и должен это всё оплачивать.
В 2021 году модный брэнд нижнего женского белья Victoria`s Secret объявил, что отказывается от своих «ангелов» — топ-моделей. Больше никаких девушек с объёмными локонами и трехметровыми крыльями, фееричных шоу, блестками и бесконечными количеством стройных и загорелых ног. Слишком долго бренд продвигал фантазию мужчин, а не реальных женщин, говорил один руководителей Эд Разек.
1/2
Модели Victoria’s Secret в 2015 году и после изменения политики
Согласно официальному пресс релизу, на смену «ангелам» пришла политика VS Collective, в рамках которой продвижением бренда и белья займутся: футболистка Меган Рапино, представительница лыжного фристайла Эйлин Гу, трансгендерная модель Валентина Сампайо, модель и беженка из Южного Судана Адут Акеч и модели «плюс сайз», как принято говорить. Всё потому, что новое поколение видело в старой политике проявление сексизма и просто пошлости.
Прошло всего два года и на фоне стремительного падения продаж в Victoria`s Secret отказалась от «бодипозитивных» моделей. Репортер Business of Fashion Кэтлин Чен рассказала, что этот шаг получил «положительные отзывы в Интернете, но так и не привел к росту продаж». Видимо что-то пошло не так с пониманием поколения и тем, что ему надо. В Victoria’s Secret заявили, что её новая политика не имеет ничего общего прежней инклюзивностью.
«Реальность такова, что мы все знаем результаты деятельности компании, и поэтому должно делать что-то, что не планировалось. Суровая реальность такова, что самый важный аспект работы, которую нам пришлось проделать в 2023 году, а именно укрепление ядра компании, находится не там, где нам нужно», — заявил генеральный директор Мартин Уотерс.
Уже анекдотично выглядят попыткиBlizzard добавлять героям Diablo 4 костюмы из БДСМ-порно на фоне всё ухудшающихся финансовых показателей игры. В 2023 году в крупнейших корпорациях прошли увольнения директоров по разнообразию. В конце июня – начала июля подали в отставку или были уволены сразу 5 директоров по инклюзивности разных голливудских компаний.
Актриса Холли Бейли в свежем прочтении "Русалочки"
Disney на фоне нескольких кассовых провалов, включая крайне инклюзивную «Русалочку», рассталась с Латондрой Ньютон — директором по инклюзивности и разнообразию, проработавшей на студию шесть лет. Warner Bros. Discovery уволила Карен Холн с аналогичной должности. Неделей ранее Netflixпокинула Верна Майерс, занимавшая такую же должность. Хоть по вышеописанным причинам корпорации до последнего цеплялись за всю эту повесточку, но на из-за финансовых потерь даже тут пришлось уступить.
Можно уверенно говорить, что в последние пару лет маятник качнулся в обратную сторону. Совсем недавно Верховный суд США принял историческое решение о запрете "позитивной дискриминации". Также он выступил в поддержку веб-дизайнера из Колорадо Лори Смит, которая из-за своих христианских убеждений отказалась обслуживать гей-свадьбы. Судьи признали за ней право вести частную дискриминацию представителей ЛГБТ. В 2018 году активисты пытались засудить пекаря в том же Колорадо, отказавшегося готовить торт на свадьбу для гомосексуальной пары. Теперь, видимо, не судьба. Чувствуя изменения общественного мнения, власти, как и полвека до этого, готовы идти на уступки в сфере культуры, рассчитывая, что граждане готовы этим и ограничиться. Тем более американские власти привыкли не складывать все яйца в одну корзину. По таким второстепенным вопросом как ЛГБТ всегда есть куда отступить. Просто надоевших всем толерантных левых заменят например консервативные правые, которые будут заниматься тем же самым, но с другим знаком.
Заключение
Резюмируя, возьмём для примера проблему ожирения в США. По подсчётам Министерства труда США американцы с доходами выше $50.000 в год в свободное время гораздо больше играют в теннис, футбол или занимаются йогой. ЦКЗ, основываясь на своих исследованиях 2013–2016 годов, отмечало, что половина взрослых пытались сбросить вес в течении года. И чем богаче были американцы, тем проще им было это сделать.
Чем беднее люди, тем чаще свободное время они проводят за пассивными занятиями, вроде просмотра телевизора
Через это постепенно сформировался новый товарный рынок. Бодипозитив в маркетинговых кампаниях разных брендов связан с тем, что и толстым людям тоже надо продавать одежду и нижнее бельё. Ну а какой дурак в рекламе будет отказываться от образа довольного и счастливого потребителя. Вот бренды и накручивают вокруг простой цели продать товар целую политику инклюзивности, тезисы для продвижения которой щедро поставляют лево-либеральные идеологи.
Однако всё это является нормой, пока не переходит разумные границы. Но границы тяжело не перейти, когда дело идёт о деньгах. Как справедливо заметил врач Макс Пембертон: «В последние несколько лет произошло что-то странное. Ожирение из описания телосложения превратилось в идентичность. Быть толстым – это сегодня выбор, который нужно защищать и уважать. А предположение, что ожирение однозначно вредно – это уже “фэтшейминг”». Но мейнстримные американские «левые» никогда не будут продвигать эту тему. Для них всё крутится вокруг самоидентификации. Таким образом, корпорации и левые в этом вопросе выступают заодно, поддерживая и помогая друг другу - одни наживаются на товарах для толстых, и поддерживают других, убеждающих всех, что это самоидентификация, что приводит к росту проблемы ожирения, а значит объема наживы. Самовызывающийся цикл, в котором в полном соответствии с классикой, "убытки будут национализированы" - то есть, с проблемой ухудшения здоровья нации будет потом разбираться государство, расходуя налоги граждан.
Нашумевшие обложки известного журнала, объясняющие что ожирение это вовсе не требующая внимания болезнь, а сознательная самоидентификация
Помимо вышеперечисленного есть ещё один сакральный смысл навязывания новых терминов и всего дискурса под благородным предлогом «борьбы за равенство». Любой человек, решивший описать язвы общества в рамках этого дискурса просто не сможет этого сделать, не оскорбив сразу несколько меньшинств. А на низком старте уже будет несколько активистов, у которых работа такая – оскорбляться несколько раз в день. Главное, что любые выводы, сделанные через призму угнетения меньшинств, никак не угрожают всей социально-политической системе, а только укрепляют её, подсовывая ложные недостижимые цели. И такие "борцы" с капитализмом, неравенством, угнетением, эксплуатацией и прочее прочее - нравятся очень многим, и особенно тем, кто всё вышеперечисленное проводит.
Вашему вниманию представлена обширная статья из двух частей на тему истории и эволюции левых взглядов в США. После прочтения вам станет чуть более понятно, почему левые в США такие странные, откуда появилась повесточка, какая была идеологическая база под 100000 гендеров, откуда же черт побери взялся Зигмунд Фрейд в фильме "Оппенгеймер" (к слову, неправильно), правильно ли брить подмышки или же их лучше красить в синий цвет, и в конце концов, слушая некоторые актуальные новости из США -
В первой части разберёмся с чего всё начиналось и как от маккартизма всё пришло к сексуальной революции 1960-х.
«Красная паника» и маккартизм
У США долгая история борьбы с левым и коммунистическим движением. Первая «красная паника» случилась в 1917 году после Октябрьской социалистической революции в России. Но ещё до неё в связи с вступлением США в войну в 1917 году был принят закон «О шпионаже», который запрещал агитировать против вступления в армию под страхом 10 лет тюрьмы. А уже 16 мая 1918 года президент Вудро Вильсон подписал антииммигрантский закон «О подстрекательстве к мятежу», запрещавший оскорбления правительства и армии в военное время.
В 1919—1920 годах ряд штатов принял законы о запрете оправданий насилия ради социальных изменений. Тогда же проходят массовые облавы, аресты, и депортации всех выявленных неблагонадёжных граждан из числа анархистов и социалистов. Эти мероприятия стали известны как «рейды Палмера» по имени генерального прокурора США Александра Палмера. Рейды он санкционировал в нарушение конституции США.
На фоне этих событий, в результате слияния Социалистической партии Америки и Рабочей партии США, в 1919 году была создана Коммунистическая партия США. Одним из её основателем был писатель Джон Рид, прославившийся своей книгой «Десять дней, которые потрясли мир» (1919) о революции в России, которую он наблюдал своими глазами. До середины 1930-х годов Компартия США находилась скорее в статусе незапрещённой, чем полноценно разрешённой. Её члены постоянно сталкивались с репрессиями со стороны полиции и ФБР.
Коммунистическая партия США в 1930-х
Не смотря на свой шаткий легальный статус, Компартия США доминировала в рабочем движении с начала 1920-х, а также была самой крупной и влиятельной партией коммунистического толка в Штатах. Как говорил актер, драматург и сценарист Альберт Хэккет: «Майер создал больше коммунистов, чем Карл Маркс, и больше демократов, чем кто-либо в мире».
В 1939 году Компартия находилась на пике популярности, в ней состояло около 100 тысяч человек и благодаря союзным отношениям СССР и США могла действовать полностью открыто в годы Второй Мировой войны. В Нью-Йорке, по словам Джона Берри, правой руки великого режиссёра Орсона Уэллса, работавшего в театре «Меркурий», «состоять в компартии считалось хорошим тоном, компартия была партией элиты». Нью-Йорк был самым «красным» городом страны.
Но с началом Холодной войны всё изменилось. Ещё не закончился Нюрнбергский процесс над нацистскими преступниками, а коммунисты из главных союзников превратились в угрозу №1. Началось второе пришествие «красной паники», символом которой стал сенатор Джозеф Маккарти. Многие знают, что каток чисток прокатился по Голливуду и его богеме, среди которой к 1940-м сценаристы и режиссёры через одного сочувствовала коммунистам или вовсе носили партбилет в кармане.
Так как в американскую Компартию массово вступали интеллектуалы и высококвалифицированная рабочие это накладывало свою специфику. Как вспоминала коммунистка Джессика Митфорд: «в те дни… партия выглядела странной смесью открытости и секретности». В отличие от российских большевиков, в партию принимали всех подряд, не особо заботясь о конспирации и проверках кандидатов. Учёный Фрэнк Оппенгеймер (брат Роберта Оппенгеймера — создателя атомной бомбы) сдал в химчистку пиджак со своим партбилетом №56385 в кармане и не подумал, что это проблема. Хотя ФБР собирало досье на всех коммунистов и составляло списки всех радикальных оппозиционеров, которые, в случае введения в стране чрезвычайного положения, подлежали немедленному аресту. Естественно, в случае чего такая партия не могла уйти на нелегальное положение и затаиться тоже было нельзя.
Митинг в поддержку голливудских сценаристов, обвинённых в связях с коммунистами. На переднем плане в центре стоят Далтон Трамбо, Лестер Коул и другие члены "Голливудской десятки"
Чистки Голливуда от коммунистов были только вершиной айсберга и, по понятным причинам, самой медийной его вершиной. Чисткам, причём более болезненным, подверглись все сферы американского общества, в том числе научная. В 1950-е получить ярлык коммуниста в США – это было всё равно что жить с непогашенной судимостью. Многие государственные служащие были лишены работы или арестованы за одну только связь с коммунистами.
По Закону Хэмфри–Батлера 1954 года членам Коммунистической партии запрещалось состоять на федеральной службе, работать на военных заводах, выезжать за границу, выдвигаться кандидатами на федеральных выборах и многое другое. Естественно, коммунисты не допускались в систему школьного и высшего образования. Иностранным коммунистам был запрещён въезд в США.
Это было неплохо показано в фильме «Оппенгеймер» (2023) и ещё лучше отражено в книге Кая Бёрда и Мартина Шервина, на которой и основан фильм. Сам Оппенгеймер коммунистом не был, а после войны демонстрировал свою полную лояльность правительству США, но и его по касательной задело чистками в научных кругах. В 1946 году за ним была установлена слежка, а решение о выдаче секретного допуска отцу американской атомной бомбы повис в воздухе на полгода из-за его связей с коммунистами, когда СССР был союзником. В итоге на основании этих обвинений Оппенгеймера всё равно выкинули из атомного проекта и карьера его закончилась.
Если в 1945 году Компартия США насчитывала примерно 80.000 членов, то уже к 1958 году в ней осталось 3000 активных членов. Хотя стоит отметить, что кроме американских властей удар по американским коммунистам и их поддержке американской интеллигенцией нанёс Хрущёв со своим докладом о «культе личности» Сталина, расколовшим мировое коммунистическое движение. И именно в этот раскол хлынули альтернативные левые, до этого бывшие маргиналами вне узкой научной среды.
Рождение «новых левых» и их идеология
После устроенных гонений Коммунистическая партия не была запрещена, но и вполне разрешённой её назвать было нельзя. Состоять в ней было в лучшем случае опасно для карьеры. Кроме частичного официального поражения в правах, коммунисты постоянно подвергались слежке со стороны спецслужб, запугиваниям и арестам. Всё это вовсе не помогало им набирать сторонников, не боящихся в этом признаться.
В тоже самое время в США набирал популярность западно-европейский неомарксизм, наиболее известный в виде Франкфуртской школы. Наверняка вы слышали такие имена, как Теодор Адорно, Герберт Маркузе, Эрих Фромм – это и есть «франкфуртцы». С самого начала они противопоставили себя советскому социализму и, естественно, американским и европейским коммунистам. Возникла школа в Германии в 1920-х, но после прихода к власти Гитлера они разъехались кто куда, в том числе в США.
Фромм, Маркузе и другие неомарксисты и идеологи «новых левых»
Адорно, Маркузе, Фромм, а также Жан-Поль Сартр и другие крупные интеллектуалы очень метко разоблачали язвы капитализма с левых позиций, чем завоёвывали симпатии либеральных американских студентов. Но, в отличие от ортодоксальных коммунистов, они утверждали, что современное американское и западно-европейское общество настолько изменилось, что пролетариат уже не является революционным классом и социалистическая революция невозможна. Всех их вместе назвали «новые левые» и именно их на свои знамёна подняла американо-европейская молодёжь.
Поначалу в движении «новых левых» многих привлекал антиимпериализм, борьба против войны во Вьетнаме, борьба за равноправие чёрных в США, за свободу слова в университетах, в конце концов. Отдельно поражала эксцентричность и карнавальная форма протестов, и пренебрежение к традиционным патриархальным ценностям старшего поколения. Как подмечал их идеолог Маркузе, они «соединяли баррикады и танцплощадку».
На политическую арену «новые левые» вышли не сами, а их вытолкнула мощная волна демократического движения в середине 1960-х. В это время сплетались три потока: международная борьба за мир и против войны во Вьетнаме, поддержка революций в странах «третьего мира» и массовые выступления за гражданские права в самих Соединенных Штатах. «Новые левые» не были здесь ведущей силой.
Молодёжный протест против войны во Вьетнаме
Во всё это были вовлечены очень разные люди, включая Компартию США, которая одновременно с молодёжью в 1950-х боролась за гражданские права чернокожих (у которых были и свои независимые даже в идейном плане политические партии и движения). А в 1960-х против войны во Вьетнаме и за равноправие женщин тоже выступали разные социальные группы и движения. Так что и это записывать исключительно на баланс «новых левых» сторонников никак не выйдет.
Одновременно с этими событиями на Кубе в январе 1966 года был проведён «Конгресс трех континентов», создавший из революционных движений 82 стран «Организацию солидарности стран Азии, Африки и Латинской Америки», которую поддерживала Коммунистическая партия США. Не менее половины из этих движений уже вели или готовили вооруженную борьбу. Французский революционер Пьер Гольдман, воевавший вместе с партизанами в Венесуэле, после возращения во Францию в 1969 году, о майском бунте 1968 года сказал, как отрезал: «Мастурбация, онанизм, кастрация». Если бы он тогда оказался не в Париже, а в Сан-Франциско, то сказал бы тоже самое.
Президент США Линдон Джонсон, всегда с подозрением относившийся к любой неучтённой и несанкционированной активности, после начала массовых протестов приказал ЦРУ проверить «новых левых» и особенно бунтующих студентов на предмет связи с коммунистами. Но быстро выяснилось, что молодёжь негативно относится к «неандертальскому руководству большинства коммунистических партий, в том числе компартии США».
Знаменитый журнал, в котором и был введён термин «Новые левые» на основании анализа идеологии «франкфуртцев» и активизма их последователей
Если попробовать в двух словах описать их идеологию, то это будет попытка «синтезировать» Маркса и Фрейда или как говорила молодёжь из среды «новых левых» — скрестить социально-политическую и «сексуальную» революции. Причём за образец брались идеи молодого Маркса, который делал акцент на отчуждение человека в процессе капиталистического развития, а не на эксплуатации, как делал уже зрелый Маркс. На этой стезе больше других преуспел Герберт Маркузе, став буквально гуру протестующих студентов конца 1960-х со своими книгами «Эрос и цивилизация» и «Одномерный человек».
Этот манёвр сближал эти идеи с фрейдизмом, который делал похожие акценты. Исходя из фрейдовского принципа удовольствия — удовлетворяются все инстинкты, что приводит к контролю над личностью. В борьбе с природой и социальной средой (капитализмом) человек подавляет инстинкты, руководствуясь принципом реальности, изменяет их. То есть принцип удовольствия подчиняется принципу реальности, что подчиняет человека обществу (как говорили «новые левые», «фашизоидным» правительствам). И вы уже наверняка догадываетесь куда здесь ветер дует.
Если отчуждение – это плохо, то истинный неотчуждённый человек – это тот, кто не сдерживает ни одного из своих порывов, не даёт ему сублимироваться. Это тот, у кого нет никакой дистанции между внутренним импульсом и действием, внутренним импульсом и внешним актом. Рассуждение – это очень простое и – в рамках некоторых, заранее принятых за истинные, посылок – вполне логичное. В политическом плане это значило, что бунт сам по себе – это и есть уже «высшая ценность», нечто самодостаточное.
Вот эта вот эклектичность новой левой мысли стала её визитной карточкой. Но то, что было не столько заметно обывателю в 1960-е, спустя полвека стало предметом для бесконечных мемов, шуток, а также упрёков в «двоемыслии» и лицемерии. Смысл всего этого теоретического симбиоза в том, что каждая из этих идеологий разрешает то, что запрещает противоположная, и запрещает то, что последняя разрешает.
Кризис «новых левых» и сексуальная революция
У «революционеров» 1960-х не было не только никакой позитивной политической программы, но и даже идейной однородности. Одним из самых популярных лозунгов было абстрактное: «Запрещается запрещать», а не «Землю крестьянам». Даже «Make Love Not War / Занимайтесь любовью, а не войной» от хиппи выглядело куда конкретнее. Союз «новых левых» с другими демократическими движениями был сугубо ситуативный, так что не удивительно, что уже к началу 1970-х их движение вошло в полосу кризиса и пришло к распаду.
Протест против ношения бюстгальтеров в Сан-Франциско в 1969 году
Примечательно, что чем меньшего удавалось достичь «новым левым» в реальной политической борьбе против своих правительств, тем с большей яростью они выступали против современной культуры. И вот на поприще культурного нигилизма «фашизоидные» правительства, и их полиция позволяли «новым левым» намного больше, чем в политике. Культуру власть предержащие могли без особого сожаления принести в жертву «новым левым», если политическая система оставалась нетронутой.
Всё ещё один из крупнейших идеологов «новых левых» Герберт Маркузе писал в 1973 году: «Невыносимо неодолимое единство противоположностей в мире: удовольствия и ужаса, спокойствия и жестокости, удовлетворения и разрушения, красоты и уродства. Непристойный симбиоз… эротической игры моря и грохочущей индустрии смерти на его берегах, полета белых птиц и серых военных самолетов, молчания ночи и порочных выхлопов мотоциклов». Несмотря на экономический кризис, «новые левые» чувствовали себя как рыба в воде, так как фундаментом их идеологии была нерушимость политической и экономической системы капитализма (по крайней мере на тот момент).
Как раз тогда и оформилось «общество потребления», как это хлёстко назвал Бодрийяр. Наступала эпоха постмодернизма – теперь никаких больше революций, а прогресс – это иллюзия. Но одну революцию «новые левые» всё же успели совершить или вернее сказать активно поучаствовать на одном из флангов. Ещё 11 октября 1967 газета The Guardian признала: «бог знает, что такое сексуальная революция, но она стала свершившимся фактом».
Справедливости ради нужно отметить, что американское общество начала 1960-х было очень в плохом смысле традиционным. В кино всё ещё действовал Кодекс Хейса, который регламентировал длительность поцелуя и допустимую длину юбок на экране. Во многих штатах были запрещены межрасовые сексуальные отношения. Так что не удивительно, что во главу угла «новыми левыми» была поставлена сексуальная революция и «уничтожение» вот такой вот пуританской культуры. Хотя полиция бдила, и однажды лидера и вокалиста группы The Doors Джима Моррисона уволокла прямо со сцены за имитацию мастурбации.
Сам термин «сексуальная революция» вводит в заблуждение. Правильнее говорить о «половой революции» в том смысле, что подразумевалось радикальное изменение половых ролей в обществе. Уничтожалось половое неравноправие как частный случай неравноправия социального. На острие этой борьбы были далеко не только «новые левые», причём как внизу, так и со стороны американской богемы и университетских интеллектуалов.
Известный журналист Том Вулф, совершавший свою маленькую революцию в журналистике, вместе с зажиточной белой Америкой, воспевал также подруг «Черных пантер»: «Они прекрасны. Острые, как бритвы…, стройные, гибкие, в плотно прилегающих к телу брюках, с прическами «йоруба», смахивающими на тюрбаны. Кажется, будто они сошли со страниц Vogue. На самом-то деле Vogue позаимствовал эти прически у негритянок». В 1968 году Роб Рансийак выставил в галерее Templeton ретро-порнофото, положив начало легализации порно и признанию его типа искусством.
Ещё свободная Анджела Дэвис
Сексуальный гедонизм стал лишь побочным следствием половой революции, за который некоторые «новые левые» и ухватились в своей идеологии. В богемных кругах ни однополые практики, ни «порнография» никого давно уже не впечатляли. Но зато для богемы это было ценно тем, что под их гедонистические устремления подводилась полноценная идеологическая база.
Благодаря «новым левым» не только женщины рассматривались как субъекты классовой, религиозной и расовой эксплуатации, но и внезапно сексуальные меньшинства. В этом было их особое новаторство, которое пришлось по вкусу вовсе не основной массе народа, а тому самому буржуазному обществу, против которого они вроде как восставали.
Знаковой фигурой этой новой эпохи 1970-х и 1980-х стал богемный фотограф Роберт Мэпплторп. Он родился в 1946 году в семье ревностных католиков из среднего класса. В 16 лет он поступил в Институт Пратта в Бруклине, где изучал живопись и скульптуру. Тогда же Мэпплторп познакомился с будущей поэтессой и панк-певицей Патти Смит, с которой у него завязался роман. Роберт и Патти жили в легендарном отеле «Челси» — любимом месте творческой богемы Нью-Йорка, среди которой были Боб Дилан, Джимми Хендрикс, Джек Керуак и многие другие.
Мэпплторп работал со знаменитым художником Энди Уорхолом, а в объективе его камеры побывали крупнейшие американские знаменитости (музыканты и певицы, светские львицы и кинозвезды), но и самые отъявленные маргиналы из закрытых клубов. Очень быстро, ещё на заре своей карьеры, он начал экспериментировать с порно и БДСМ-эстетикой. Тогда он воровал порно-журналы, вырезки из которых становились материалом для коллажей.
Роберт Мэпплторп, «Арнольд Шварценеггер», 1987 год.
В 1977 году была устроена двойная выставка работ Мэпплторпа совершенно разной направленности: в Holly Solomon Gallery демонстрировали идеальные снимки цветов, а на «Кухне» были представлены работы с жесткими садомазо-сценами гей-секса. Роберт Мэпплторп утверждал: «Мужской член и, например, цветок — равноизящны. Есть люди, которые не могут это признать. Для меня это очевидно».
Мэпплторп никогда не скрывал свою гомосексуальность, и это исчерпывающе отразилось в его творчестве. Его многочисленные фотографии сексуальной раскрепощенности между мужчинами сыграли важную роль в популяризации ЛГБТ и БДСМ-культуры в США. В 1986 году у него диагностировали ВИЧ. Как только об этом диагнозе стало известно его работы мгновенно взлетели в цене. В 1988 году Музей Уитни в Нью-Йорке организовал выставку его работ. А восемь месяцев спустя в возрасте 42 лет Роберт Мэпплторп умер от СПИДа.
Роберт Мэпплторп, «Джо», 1977 год.
Вот эти вот инсталяции на тему гомосексуального БДСМ-порно и были, в том числе, тем самым преодолением, «репрессивной» буржуазной культуры, не позволявшей таким талантам самовыражаться в полной мере. Наконец-то победа. Хотя подобным всё не ограничивалось и была масса более конвенциональных произведений (это видно на примере самого Мэпплторпа). Однако все эти «плевки в лицо буржуазии» активно покупались, а затем демонстрировались в художественных галереях и концертных залах, вывешивались в приёмных и вестибюлях крупных корпораций, в квартирах миллионеров и миллиардеров. «Новые левые» не заметили, что продолжают ломиться в открытые двери.
Как оказалось, новое искусство не настолько радикально противостояло «буржуазной цивилизации», насколько это казалось его идеологам. Сам Маркузе писал: «Дикий бунт искусства недолго был шоком» и вскоре он был «абсорбирован рынком». Иронично, что всё это происходило под лозунгами о необходимости «растворить искусство в политике».
Очень важно отметить, что Герберт Маркузе – это вовсе не какой-то серый кардинал, который долгие годы направлял бунтующих студентов. Он, как и другие «франкфуртцы», был объявлен студентами своим идейным лидером, не спрашивая его самого и не обращая на его разногласия с другими «новыми левыми» интеллектуалами. Впоследствии тому же Маркузе приходилось постоянно балансировать между «да» и «нет», отвечая на вопросы со стороны протестной молодёжи. И чем туманнее были его ответы по вопросам «анти-искусства», тем сильнее ухудшались отношения интеллектуала с его последователями.
Отвоевав у консерваторов, размахивающих Кодексом Хейса, свою долю свободы от пуританства в кино, на телевидении и на публике с левых позиций, новый средний класс Америки успокоился и начал обживать новое творческое пространство. Тогда же в 1970-е произошла фактическая легализация порнографии не только де-факто на экранах, но и в умах. Знаменитая «Глубокая глотка» (1972), снятая Джерардом Дамиано за $22.000, по данным ФБР, заработала $600 миллионов (официальная цифра - 45 млн.долларов).
Протесты против показа в кинотеатрах «Глубокой глотки»
Вы, наверное, думаете каким образом могло произойти это самое освоение новомодным левым дискурсом старой массовой культурой, которой владели крупные корпорации и издательства. Дело в том, что «новые левые» бунтующие студенты были представителями зажиточного среднего класса, для которых как раз и были открыты пути в кино, литературу и музыку.
Для американской власти и правящего класса это было совершенно приемлемая канализация энергии. И уж точно они не хотели повторения первой половины XX века, когда даже на сверхсекретный атомный проект нельзя было подобрать учёных, чтобы те не оказались коммунистами и не слили секретные данные советской разведке. Сексуальную революцию даже консерваторы типа Рейгана готовы были терпеть, главное, чтобы она не переросла в революцию социалистическую.
«Новые левые» даже в годы своей наибольшей популярности не предлагали решения, а когда в 1970-е грянул экономический кризис из всего многообразия социальных проблем они, в полном соответствии со своей идеологией, в качестве основного фронта для себя определили борьбу за права самые разных меньшинств, включая сексуальных.
«Энергия эта поддаётся любой «утилизации», потому что для самих её носителей отрицание – всё, цель же этого отрицания – «ничто». Так что будет несложно «канализировать» эту энергию по любому руслу. Вот тогда-то новые левые экстремисты, одушевлённые ныне пафосом борьбы против всех и всяких форм угнетения личности в капиталистическом обществе, могут, ненароком, оказаться виновниками появления ещё одной из его вариаций», – писал российский и советский философ Ю. Н. Давыдов в далёком 1972 году по поводу всего этого.
Уже в 1969 году в США начали возникать организации по борьбе за права гомосексуалистов и многие основатели этих организаций были выходцами из «новых левых» левом радикализме больше. Это, как и движение «новых левых», было явлением международным: в США и Великобритании возник Gay Liberation Front (Фронт освобождения геев) состоявший преимущественно из «левых». Аналогичные организации возникли во Франции, Германии (только в ФРГ, а не в ГДР), Италии и Голландии.
Очередной митинг в поддержку геев и лесбиянок в 1985 году
Многие из основателей и видных на тот момент лидеров этого движения были выходцами из среды «новых левых» или были под влиянием их идей. Вам ничего не скажет имя Мартин Доберман, но в 1960-х он начинал как левый антивоенный активист, а в 1970-е занялся защитой прав геев и лесбиянок, а также продвижением исследований по этой тематики в научной среде. Похожая биография у активистки Брэнды Говард (от левого антивоенного активизма к защите ЛГБТ). Ещё один защитник ЛГБТ Дэннис Альтман признавался, что на свою деятельность его вдохновила книга Маркузе «Эрос и цивилизация».
Тут уже не важно, что обо всём этом активизме думал сам Маркузе. Главное, что он был одним из тех, кто предложил идеологическую матрицу, пользуясь которой, можно прийти к построению своих философских концепций о десятках гендеров. Он как теоретик далеко не всегда соглашался с практикой и интерпретацией своих идей, но было уже поздно. В 1970-е уже активисты обвиняли Маркузе в недостаточной радикальности.
А что делала Коммунистическая партия США?
На всех этих поворотах внешней политики Советского Союза Компартия США шла вместе со старшим союзником, пока всё не докатилось до Перестройки. Вот её Компартия США поддерживать уже отказалась и из союзника СССР стала его критиком, за что в 1989 году перестала получать финансовую поддержку. Но было уже поздно. После крушения СССР и социалистического лагеря, Компартия США из, хотя бы на словах, революционной партии трансформировалась в реформистскую и более умеренную.
Справедливости ради стоит сказать, что были и объективные причины упадка коммунистической партии. С 1970-х начинается упадок американской промышленности, а сами заводу переводятся в Китай и другие страны с дешёвой рабочей силы. Это подрывало переговорные позиции профсоюзов и рабочих, где коммунисты традиционно находили свою социальную опору.
Забастовка авиадиспетчеров в США в 1981 году
А в 1980-х правительство Рейгана нанесло уже прямой удар по профсоюзам, отказавшись идти на условия бастовавших авиадиспетчеров, которые Компартия в меру сил поддерживала. Рональд Рейган в 1981 году одним росчерком пера уволил 11.300 диспетчеров, показав, что правила изменились и больше на уступки рабочим капитализм идти не намерен. Ну а тут уже и коммунисты, оказавшиеся в ловушке «мирного сосуществования» социализма и капитализма, не могли предложить радикальную программу политической борьбы, когда прежние методы экономической борьбы уже не работали.
Пока за коммунистическую деятельность людей ждали увольнения, тюрьмы, постоянная слежка и даже убийства (убийство Фрэда Хэмптона, например), в тоже время власти предлагают легальное окно: можно бичевать капитализм, рассказывать о революции (главное, чтобы не социалистической) и при этом преподавать в университетах, ездить с лекциями по стране и публиковать свои работы огромными тиражами в лучших изданиях. Главное не ставить под сомнения основы капитализма, желательно ещё объявив их непреодолимой силой.
Заключение
Молодой конгрессмен Нэнси Пелоси на митинге в поддержку геев и лесбиянок, 1987
К 1970-м годам в том числе благодаря «новым левым» в культуре США произошли наконец те необратимые изменения, которые давно вызревали в «обществе потребления» и трактовалось его апологетами, как «общество вседозволенности». Знаменитый американский психолог и эксперт по маркетингу Эрнест Дихтер в ещё 1956 году подчёркивал, что «главным в продвижении общества всеобщего благоденствия является демонстрация того, что гедонистический подход к жизни вовсе не является аморальным».
Само это «общество потребления» и не стало таким раем «вседозволенности» (поскольку «дозволялись» в нем только вполне определенные вещи). Американский социолог Роберт Мёртон пишет в своей статье 1966 года: «Некогда стереотип «каждый посыльный может стать президентом» более или менее согласовывался с фактами. Теперь классовая структура стала более жесткой» (это он довольно мягко выразился). А вот культура теперь очень напоминала этот рай: в ней и в самом деле «дозволялось» — и дозволялось вполне официально — делать все, что угодно, в ней не было ничего недозволенного… кроме разве одного: в ней запрещалось утверждать любую альтернативу текущей социально-политической системе.
Под, давлением «молодежного бунта» (возглавляемого совсем не молодыми теоретиками «перманентное отрицание» было наконец легализовано. Не смотря на всю свою респектабельность и авторитет в западных научных кругах, уже в фундаментальных философских и социологических концепциях Маркузе, Фромма и других были сформулированы все идеи, которые сегодня позволяют находить десятки разных «гендеров».
Продолжаем знакомиться с книгой Майкла Хадсона "Судьба цивилизации".
Обратимся теперь к внешней политике. Основной целью американской дипломатии является создание клиентуры из местных клептократий. Одним из ключевых инструментов для этого стал доллар. Доллар является мировой валютой, и этим пользуется его эмитент. Миллиарды, что печатаются для поддержки армии и гражданской экономики в конце концов оседают на счетах иностранных центробанков. Тем не остаётся ничего другого, кроме как покупать на них американские же казначейские обязательства. Ведь им не продадут за них какую-нибудь ведущую американскую компанию. Странам ОПЕК так и было сказано: можете входить в акционеры, но только миноритариями. Китайцам не продают айтишные активы, например. Финансовое доминирование ставит Штаты в особое положение. Когда какая-нибудь страна начинает испытывать проблемы с платёжным балансом, её прессуют МВФ и прочие кредиторы. Но США – не какая-нибудь страна. Они не позволяют никому диктовать себе условия.
Американское мировое финансовое господство стало развиваться после Первой мировой, когда европейцы оказались в долгах перед США. Рузвельт не дал им расплатиться своим экспортом в рамках своей политики America first – Америка прежде всего. Зачем – чтобы дать им снова вооружиться и опять угрожать миру новой войной? Эта война всё равно случилась. И Штаты использовали её для упрочнения своего господства. В 1944-45 годах началось поглощение зон английского фунта и французского франка. Своих союзников они принудили открыть рынки для американских экспортёров и инвесторов.
Первой послевоенной целью стало замещение фунта долларом в качестве ведущей валюты и основы глобальной финансовой системы. С тех пор власть кредитора остаётся их главным рычагом. После открытия рынков с протекционизмом европейских колониальных империй было покончено. Сырьё из колоний стало доступно всем новичкам, первым из которых были Соединённые Штаты. Секретом успеха в этом деле был договор о ленд-лизе 1941 года, в котором получение помощи было увязано с отменой торговых барьеров Британской империи. Совершенно по-грабительски – кошелёк или жизнь. Потом война окончилась, оставив Британию с горой долгов. Кто перезанял? Американцы. О следующем вопросе вы догадываетесь, наверное. Что они за это потребовали? Сдачу английского фунта и торговых преференций. Теперь уже Британия не могла расплатиться по долгам своим же колониям своей же продукцией. И упаси боже заниматься протекционизмом и продвижением самодостаточности. Берёшь деньги у МВФ – подписывайся под свободой торговли. По условиям займа фунт запрещалось девальвировать до 1949 года, что сделало его переоцененным, британский экспорт – дорогим, а торговый баланс – отрицательным. В комплекте с запретом тратить валютные резервы фунтовой зоны на товары Британской империи это привело к превращению фунта стерлингов в спутник доллара. До того было наоборот.
Сдавшись на милость гегемона, Британия присоединилась к нему в выработке новых правил мировой торговли, предложенных остальной Европе. Прогнувшись под них, Европа тоже стала навязывать новый порядок остальному миру. Послевоенный разрушенный мир открылся для американского экспорта. Бреттон-Вудская система заработала. Кейнс пытался продвинуть некую общую валюту под названием банкор, но ему быстро отказали. В принципе, европейцам было некуда деваться. Американцы предложили неограниченную конвертацию доллара в золото, которого не было у Европы, но было в США. На момент конца войны там скопилось 59% всех мировых резервов.
Но был в системе один изъян. Дело во внешних амбициях Штатов. Война в Корее, потом Вьетнам – всё это дорогостоящие вещи. Они потянули торговый баланс США в минус. Автор винит в этом исключительно войны, но на самом деле европейцы смогли отстроить свою промышленность и сократить американский импорт, а в самих США, начиная с шестидесятых, ощутимую долю госбюджета стала съедать социалка. Ну да ладно. По факту нарастающий дефицит вредил американской экономике. В 1968 году демократы проиграли Никсону, который вышел на выборы с планом окончания войны. Однако его советник Генри Киссинджер уговорил вместо этого вбомбить вьетнамцев за стол переговоров путём расширения бомбёжек на Лаос и Камбоджу. Результатом стало не окончание войны, а конвертация Францией, ФРГ и другими странами своего положительного торгового сальдо в золото.
На самом деле система не могла работать без торгового дефицита. Дело в том, что мировая экономика росла, и чтобы не было дефляции, расти должна и денежная масса мировой валюты – доллара. Для решения этого парадокса американские дипломаты реанимировали идею Кейнса, что привело к созданию SDR. Однако партнёры воспротивились использованию их для финансирования американских военных расходов. В конце концов стало ясно, что дни золотого стандарта с 35 долларами за унцию сочтены. Американцы отвязали доллар от золота, и он стал дешеветь вместе с резервами европейских стран. Джон Конналли, быковавший в те годы на переговорах, заявил:
Это наш доллар, но ваши проблемы.
Куда вложить обесценивающиеся доллары? Центробанкам не положено вкладываться в акции и недвижимость. Но можно покупать иностранные облигации. Вместо золота, торговый профицит стали конвертировать в американские трежеря. Они были вынуждены так делать, потому что иначе их валюты бы продолжали дорожать вместе с экспортом. А своего экспортёра обижать нехорошо. Добровольно-принудительно вкладываться в американские облигации стали и страны ОПЕК, ответившие учетверением цены своей нефти на учетверение американского зерна. Автор лично принимал участие в переговорах с арабами, на которых тем было сказано, что Штаты согласятся с дорогой нефтью лишь при условии «переработки» излишков долларов в их казначейские облигации. Так им удалось утрясти ситуацию со своими кредиторами. С должниками (развивающимися странами) разговор был другой: платите или экономьте, распродавайте свою собственность и девальвируйте валюту. Раньше подобные условия выставлялись военными завоевателями. Сегодня это в порядке вещей для завоевателей финансовых.
В наши дни хронической экономии подвергаются уже страны еврозоны. Если они будут продолжать ограничивать свою денежную эмиссию, то США будут продолжать наращивать военные расходы за счёт всего мира. Спайка почти всей Европы в НАТО ставит её в фарватер американской политики.
Есть ещё одна возможность – альтернативный валютный блок. Жаль, что автор не развивает эту тему, как следует. Эффективно сопротивляться долларовой гегемонии можно лишь так. Россия, Китай и некоторые другие страны уже занимаются дедолларизацией и продвигают золото, что является первым шагом. Странам Третьего мира автор советует избегать разрушения своих экономик кредиторами. Это должно стать новым принципом международного права. На кону – государственный суверенитет и Вестфальская система. Надо дать отпор грабителям и их девизу «кошелёк или жизнь». Сами Штаты отвергают многополярный порядок, зацикливая всё на себе. Они отказываются вступать в международные организации, в которых не имеют права вето. Во время встречи с китайской делегацией на Аляске 18 марта 2021 года госсекретарь Блинкен назвал санкции, вмешательства в чужие выборы и поддержку диктаторов, олигархий и клептократий сутью новой мировой политики «основанной на правилах». Я вижу, им нравятся такие правила: в наши дела не лезьте, а вот в ваши мы влезем как «исключительная нация».
Со странами, которые рассматривают деньги и землю общественным достоянием, Соединённые Штаты вступают в борьбу. Макиавелли рассматривал способы, которыми обходятся с побеждёнными. Можно разрушить. Можно поселиться там самому. А можно позволить побеждённым жить по своим законам и снимать с них дань, установив олигархию, которая будет сохранять дружественные отношения. Сегодня – всё по его заветам. Ливию и Ирак разрушили. Но это дорогое удовольствие. Дешевле задушить санкциями, как Кубу, Иран или Венесуэлу. Но успех при этом далеко не гарантирован. Второй вариант, оккупация, тоже используется. Достаточно вспомнить о 750 военных базах, разбросанных по миру, а также о скупленной инфраструктуре, земле, банках и публичных объектах. Но излюбленным является третий вариант: правление через клиентскую олигархию. Очень наглядно получилось это в отношении к странам бывшего СССР. Бжезинский выразился достаточно красноречиво:
Три великие обязанности имперской геостратегии заключаются в предотвращении сговора между вассалами и сохранении их зависимости от общей безопасности, сохранении покорности подчинённых и обеспечении их защиты и недопущении объединения варваров.
В Советском Союзе деньги и кредит были в руках государства. Государство кредитовало постройку заводов и фабрик, нормировало рабочий день и предоставляло отпуск и образование. Крупнейшие предприятия, типа АвтоВАЗа, представляли собой государства в миниатюре. Чего в Советском Союзе не было – это обратной связи рынка или возможностей для инновации (которых получил Китай после реформ). Советские руководители осознали необходимость рынка, но не знали, насколько цены, доходы и распределение богатства могут быть искажены рентоориентированным поведением. Самое позитивное советское достижение – отмена ренты и процента – не нашло признания. В результате Советы согласились на шоковую терапию и грабительскую приватизацию. Свобода рынка стала свободой для ориентированных на США рантье, а альтернативой централизованному планированию стал поиск ренты клептократами. Узкая прослойка олигархов захватила контроль над государственным достоянием.
Это потом Чубайс признался, что приватизация была не экономическим процессом. Кстати, процесс запустили ровно 31 год назад.
Всё это было заведомо спланировано стратегами холодной войны. Они знали, что чем уже эта прослойка - тем более они чувствуют себя гражданами мира, а не гражданами своей страны, и тем быстрее сплавят свои капиталы за рубеж и продадут акции иностранцам. Результатом «грабитизации» стало возникновение новой аристократии, снимающей ренту. Захапавший ресурсы олигарх мог получить за них высокую цену, лишь продав их за границу, поскольку местные сбережения съела инфляция. Потому он был вынужден полагаться на американские финансовые учреждения. Российское правительство могло выручить больше денег от приватизации, продавая акции по частям, как это делается при IPO. Но его американские советники не собирались отнимать у американских же покупателей их барыши и потому настаивали продавать всё и сразу. То есть по заниженной цене. Трагедия Советов была в неспособности их лидеров представить себе альтернативу жестокой реструктуризации по западным рецептам.
Эти рецепты, кстати, были оглашены заранее. 19 декабря 1990 года МВФ, Мировой Банк, ОЭСР и ЕБРР выпустили совместный доклад о советской экономике, который явился Версальским договором для Советского Союза. Этот Хьюстонский доклад описывал социал-демократию как неудачную попытку построения справедливого общества:
Примеров успешной современной экономики с централизованным планированием нет.
В реальности экономика рантье успешна лишь для класса хищников наверху. Только смешанная экономика способна предотвратить экономическую поляризацию. Но авторы доклада, ничтоже сумняшеся, задекларировали, что не знают никакого пути постепенных реформ. Только шоковая терапия. Только ваучерная приватизация. И никакого ценового регулирования.
Остальное – история: стёршая сбережения, пенсии и пособия гиперинфляция, плоское налогообложение с минимумом налогов на собственность, разрушенные хозяйственные связи, остановившиеся фабрики и заводы. В бывшем Втором мире ударными темпами построили корпоративное государство рантье.
Если бы постсоветские правительства озаботились правильным налоговым режимом изъятия ренты, всё сложилось бы иначе. А получилось – как получилось. Горбачёв принял советы от Запада, чтобы избавиться от военных расходов холодной войны и получить дивиденды с мира. Он распустил Варшавский договор и дал объединиться Германиям, полагаясь на обещание Буша и Бейкера не расширять НАТО на восток. Наивный! С момента появления США разрыв договоров было фамильной чертой администраций этой страны, начиная с десятков договоров с индейцами и заканчивая современной иранской сделкой. Прикрываясь словами о защите демократии, стратеги холодной войны, оставшиеся у руля в Штатах, потребовали отставки Евгения Примакова в качестве условия для предоставления займов МВФ. Когда Путин закончил ельцинскую раздачу слонов для западного инвестора, из олигарха Ходорковского сделали героя демократии. Сегодня Россия под санкциями, но нет худа без добра: развивается своё производство, замещающее импорт.
Америка не теряет надежды подчинить Китай, подобно тому, как она победила Россию. Китай приняли в ВТО в надежде на «демократию». Этим словом на деле описывают финансовое завоевание. Условия были суровы, особенно касательно патентов и интеллектуальной собственности. Но Китай сумел настоять на выдаче технологий в случае производства на территории страны. Предполагалось и проникновение американской финансовой отрасли на китайский рынок, которое бы позволило завладеть торговыми прибылями. Но Китай сохранил контроль над промышленными инвестициями и оставил деньги и долг в руках государства. Они не стали играть по чужим правилам.
Реальный конфликт сегодня – правительственный контроль денег и кредита. Китай избегает использования своей инфраструктуры для извлечения ренты, что является правилом на Западе. Он наращивает производительность труда старым проверенным способом: инвестициями в образование, здравоохранение, транспорт и другую инфраструктуру. И он не отказался от централизованного планирования. Потому что любая экономика нуждается в планировании. Кто планирует, тот делает это в своих интересах, потому если нужно благосостояние всего общества, этим должно заниматься государство.
Сегодняшнее экономическое давление Соединённых Штатов на Китай и Россию заставляет их защищаться путём дедолларизации и стремления к самодостаточности. Это грозит положить конец стандарту долларовых облигаций и закрыть кран финансирования расходов Пентагона. Задача у Путина сложнее: необходимо обеспечить инвестиции в национальных интересах. При концентрации национального богатства в столь немногих руках эта задача становится слишком тяжёлой. Может быть, потребуется ещё одна революция, чтобы создать систему регулирования для достижения благосостояния широких слоёв общества.
Автор набросал программу из 11 пунктов для противостояния неолиберальной повестке дня мировых рантье. Для этого нужно:
• - национализировать естественные монополии, • - оставить базовую инфраструктуру в руках государства, • - обеспечить национальную самодостаточность в деньгах и кредите, • - защищать трудящихся и потребителей, • - контролировать капитал, • - облагать налогами незаработанный доход, • - установить прогрессивное налогообложение, • - установить земельный налог в зависимости от рыночной стоимости земли, • - использовать прибыль для вещественных капиталовложений, • - обеспечить продовольственную безопасность, • - контролировать движения капитала.
Существенным элементом этого плана является государственный контроль в финансах и кредите. Здесь не обойтись без понятия национального суверенитета. Но нужен ли он мировому гегемону? Явно нет. От страны, регулярно выходящей из разного рода международных договоров, трудно ожидать нового Вестфальского мира с защитой государств от требований иностранных кредиторов. Их цель – превосходство американского глобального капитализма. Они не стесняются писать это в своих планах. В таких условиях национальная свобода остальных стран требует ухода из долларовой зоны. Нужен новый старт, и многие это осознают, что автор иллюстрирует длинной цитатой из Лаврова.
Многие думают, что подобный национализм – шаг назад. Но этот шаг – единственная альтернатива сопротивления во Второй холодной войне, проиграть которую – значит поставить у себя компрадорскую диктатуру. До коллективного мирового правительства в наше время – как до Луны. Хадсон предлагает странам, желающим реальной независимости, блокироваться в систему двусторонних торговых платежей посредством создания регионального банка, который бы выпустил свою валюту, подобную кейнсову банкору. Расширяющийся кредит позволил бы достичь того, чего не достигли страны еврозоны с их разделением Север-Юг. Смогут ли страны достичь успеха в необходимых реформах – зависит от их способности создать финансовые институты, свободные от доллара.
Снова и снова знакомлюсь я с событиями тех лет из книг разных авторов, и снова и снова узнаю что-то для себя. Следует признать, что изложение Хадсона – одно из самых удачных, хоть и неполное. Я бы добавил, что поистине мировой валютой доллар стал во многом благодаря возникновению рынков капитала за пределами США. Банки стали ссужать друг другу не в нацвалюте места пребывания, а в третьей валюте – евродолларе. И первым был лондонский филиал советского Народного банка.
Упрёки в навязывании экономии, когда нечем платить по счетам, не новы и традиционны для левого автора. Но единственной альтернативой этому является девальвация валюты и нарастающая инфляция. А что есть инфляция, как не обесценивание вкладов населения? Так что рано или поздно приходится жить по средствам, а по долгам расплачиваться потерей благосостояния. Вопрос лишь в том, как распределить эту потерю.
Рецепт успеха Китая автор видит в инвестициях в инфраструктуру, образование, здравоохранение и тому подобное. Я уже писал на этот счёт и повторюсь: эти инвестиции не повышают автоматически производительность труда. Африканские и азиатские страны набрали кучу долгов у того же Китая, который строит им дороги, электростанции и порты. Что-то не слышно об их оглушительном успехе. Наоборот, Китай требует назад свои деньги, банкротя своих должников. Инвестиции – дело рискованное. Они могут быть убыточными, и это мы видели множество раз.
План из одиннадцати пунктов вызывает уважение. Но не только уважение, но и скептицизм: удастся ли экономике сработать при этом в плюс? Да, делёж национального продукта будет более справедлив. Но как бы не пострадало производство, обложенное налогами. Исторически социал-демократы у власти с одной стороны вызывали бегство капиталов, а с другой – не отличались бюджетной дисциплиной. Хадсон в этом смысле не очень щепетилен: не хватает денег – напечатаем. Нечем платить долги – пускай их нам простят. Ну-ну…
Формулированием цели достижения независимости от доллара автор попал в самый нерв. Война на Украине значительно ускорила этот процесс, и сегодня Китай, Россия и другие страны пытаются строить новую систему взаиморасчётов. Эта работа ведётся, но серьёзные успехи – пока впереди. Хочется верить, что у них получится.
Отрывок из документального фильма Мэтта Уолша: "Кто такая Женщина?"
Я бы поблагодарил вас, но вы пытались не дать мне высказаться. И все же я здесь. Вы даёте 60 секунд, поэтому перейдём к делу.
Вы издеваетесь над детьми! Пользуетесь впечатлительными детьми и втягиваете их в ваш идеологический культ.
Культ, который строится на фанатичных идеях, главная из которых - то, что мальчики - это девочки, а девочки - это мальчики.
Внушая школьникам эту чушь, заставляя маленьких девочек делить раздевалки с мальчиками, вы отнимаете у детей безопасность и приватность, и нечто более фундаментальное - правду.
Если образование не основано на правде, то оно бессмысленное.
Даже хуже, оно отравляет. Вы отравляете. Вы насильники.
Я понимаю, почему вы затыкаете нас. Вы знаете, что ваши идеи абсурдны.
Вы затыкаете оппозицию, потому что вам нечего сказать.
Вы можете лишь прятаться под своими кроватями, как маленькие жалкие трусы, надеясь, что мы замолчи и уйдем. Но этого не будет.
Я вам обещаю.. Спасибо за ваше время, и мы с вами еще поговорим очень скоро.
Посмодернистские практики захлёстывают образование не только в Штатах (где ученики по-брэдберевски выкидывают книги), но добрались и до Германии. Вряд ли остался университет, в котором не изучали бы gender studies и не было бы своего штатного отдела по вопросам представленности и многообразия. На первый взгляд, главная забота специальных сотрудников состоит в том, чтобы следить за соблюдением равных возможностей на высшее образования для всех: женщин, иммигрантов и различных меньшинств. Благородная цель — не возразишь.
Однако в действительности распространение получает идея о том, что университет (как, к слову, и парламент) должен стать «зеркалом общества». Пропорционально отражать весь демографический состав населения. И подобно тому, как во многих сферах вводятся женские квоты, на повестке дня стоит вопрос о необходимости введения университетских квот для представителей каждого из меньшинств. Но рискуют попрощаться сторонники этой идеи не с пресловутой «институциональной дискриминацией» и «европейским колониализмом», а с принципом меритократии.
Сторонники разнообразия (не только в университетах) часто предполагают, что любой состав руководящей элиты, не соответствующий демографическому составу населения в целом, является результатом той или иной формы дискриминации. Забывается или намеренно игнорируется факт, что в культурно неоднородном обществе, которое современные левые разного калибра считают примером par excellence и в котором меньшинства вольны избирать любой образ жизни, есть, конечно, и разные предпочтения в отношении вариантов карьеры.
Это крайне иллюстративно доказывает Скандинавия, которая раньше других уничтожила всякие институциональные преграды для женщин, но тем чаще они стали выбирать профессии и дисциплины в университетах, отличные от выбора мужчин. То же справедливо и для разных этнических групп: взгляните, насколько гиперпредставлены азиаты в лучших американских вузах, особенно на технических направлениях. В общем, таков ordo naturalis. При наличии выбора свободные люди выберут, сюрприз, разные образы жизни и сценарии счастья.
Но ныне тенденция обратная, потому что ведущие университеты пытаются директивно регулировать «правильную» долю в количестве студентов, что, конечно, спорно как морально, так и юридически. Однако равные возможности не означают, что разные группы людей, как бы они ни определялись, в конечном счете одинаково успешны. Такой результат может быть достигнут только посредством ручного контроля, который больше не принимает во внимание личные заслуги и индивидуальные склонности. Представьте, какой ущерб такая революция нанесет ключевым для нашей цивилизации областям: если, например, врачей или физиков будут отбирать не по способностям, а по цвету кожи и полу!
Именно такое будущее уготовили нам левые. И первые результаты, глубокий раскол общества, мы уже наблюдаем в США. Это специальные семинары, призванные разрушить «бессознательные предубеждения», это «критическая расовая теория», которая обвиняет всех белых людей в том, что они от рождения расисты, и первородный грех которых в лучшем случае можно смыть постоянным покаянием. Это и каталогизация мимических сигналов, якобы являющихся «актом микроагрессии» или «символом белого превосходства», это и самодеятельная практика по цензуре библиотечных книг и, наконец, снос памятников неугодным историческим личностям.
Иначе говоря, трайбализация общества — переход к клановому мышлению и коллективизму. С учётом новой политики идентичности выгоднее быть частью «угнетенной группы» (и взращивать эту «угнетенность» для дальнейших преференций), а не развивать индивидуальные компетенции.